Даниил Данковский, Бакалавр

День первый

Участники:

Даниил Данковский, Бакалавр

Пётр Стаматин, архитектор

Андрей Стаматин, архитектор

Мария Каина

Виктория Ольгимская младшая, Капелла

Станислав (Стах) Рубин, прозектор

Виктор Каин

Георгий Каин, Судья

Владислав Ольгимский младший, Харон

Ласка, смотрительница кладбища

Ева Ян, хозяйка «Омута»

Клара, Самозванка

Марк Бессмертник, режиссер

Катерина Сабурова, Хозяйка Земли

Александр Сабуров, Комендант

Артемий Бурах, Гаруспик

Юлия Люричева, хозяйка «Невода»

Владислав Ольгимский старший, Большой Влад, Боос

Хиннарэ Чешвел, степняк

Тая Тычик, Мать-настоятельница

Спичка, беспризорник

Григорий Филин, Гриф

Нина Каина, Алая Хозяйка   Глава 1, в которой Бакалавр прибывает с Город и приходит в дом к Петру и Андрею Стаматиным. Похмельный Петр бредит…

Глава 1, в которой Бакалавр прибывает с Город и приходит в дом к Петру и Андрею Стаматиным. Похмельный Петр бредит Ниной и Многогранником, Андрей проводит ликбез и вызывается проводить Данковского к особняку Каиных.

Станция

Даниил Данковский, бакалавр медицинских наук, почтенный человек и уважаемый учёный, широко известная в узких кругах фигура, жрал пыль возле гигантской железнодорожной станции. Вид её непрезентабельный и гнетущий являл собой неблагоприятное первое впечатление об этом местечке. Абсолютная архаичность наблюдалась и в поезде, в котором столичный доктор прибыл в эту провинцию. Выспаться в поезде ему не удалось, и под глазами светила науки уже предательски наливались цветом тёмные круги.

Сойдя с поезда, Данковский сверился с присланной ему неделей раньше бумагой: район Кожвенный, север Земли. Что такое Земля, бакалавр понятия не имел, однако здраво рассудил, что дорогу лучше спросить у местных, нежели...

Даниил бросил взгляд на мрачного степняка, управлявшего поездом. Было в нём что-то отталкивающее и...

"...нечеловеческое"- подсказал сам себе бакалавр. И вправду, что-то химерическое было в этом мрачном шофёре.

Но химеры Данковского не увлекали. Более всего его интересовал сейчас приём, который в общем-то было бы неплохо ему оказать.

подняв воротник плаща, Даниил покрепче сжал саквояж и двинулся в сторону города.

Студия Стаматиных

«По городу ходят странные слухи... Симон Каин мертв? Или Исидор Бурах? Я никак не могу понять, кто же из них умер?... Мне кажется, они сговорились против меня и хотят окончательно запутать бедного Петра...»

- Да, брат, непонятно... - произнес он, упершись тяжелым взглядом в статую, единственную, которую не успел пока продать - Лицо Духа. - Говорят, что Исидора убили... говорят, его сынок постарался, так он уже в городе, получается, да? Нет, погоди... не убили его... я ничего не слышал... - Петр протер глаза и снова уставился на свое творение, однако не помогло: вся комната плыла перед глазами, словно убаюкивая архитектора. - Слышал...? О чем я хотел спросить... ах да, слышал, гости явились в город, брат? Не только сынишка Бураха.

Петр не ждал ответа от статуи, просто продолжал монотонно рассказывать ей о новостях в Городе. В Столице сплетни текли медленным течением, зато здесь, даже дети с Многогранника узнавали новости буквально через час после происшествия. Глубинка, Степь, здесь к подобным новостям относятся с особенным трепетом.

- Помнится, когда мы с братом приехали, здесь такую бучу подняли... Чуть ли не государственные преступники с Город прибыли. Нет, про брата - оно-то и так, но меня тоже к этому приплели, - с тоской протянул Стаматин, неловким движением заправляя волосы за ухо. Они постоянно лезут в глаза - это дико неприятно и пробирает до мозга костей. «И все-таки, брат, добрые здесь люди, искренние. Особенно дети, что бегают по городу. Только я чего-то не могу понять... почему они бежали из Многогранника?» Петр пододвинулся на стуле к столу, и опустил на него голову. Прикосновение к щеке отполированной деревянной поверхности было очень приятным, немного холодящим и бодрящим. Но не для Стаматина, который только недавно опустошил бутылку твирина и его сильно клонило в сон. «Покой... покой...» Глаза сами собой закрываются, отпуская разум на волю, душа улетает в путешествие по этому милому городку, изучая все, что происходит вокруг. Так и расползаются слухи - во снах. Вот женщина рассказывает соседке о шабнак-адыр, которая пришла из степи, чтобы утопить Город в крови, смешно. А вот и гость из Столицы. Девочка... Дикий степняк... Их так много, но в то же время они одни. Бедные люди... почему-то. Щегол, дикарь и беспризорница? Интересная компания. Так о них будут отзываться по всему Городу.

Петр сквозь дрему усмехнулся и снова открыл глаза.

- Нельзя спать в такой ответственный день, брат, - снова бросил он статуе и поднялся на ноги.

Город с первого взгляда произвёл впечатление если не отрицательное, то вязкое в своём неуловимом липком духе. Стилистика домов не вписывалась ни во что, что мог припомнить из своих скудных познаний об архитектуре Данковский. Путь его пролегал через несколько больших улиц, через небольшую речку, и теперь - в плотно застроенный район, не слишком примечательный даже издали.

Поминутно сверяясь с дикой в своей примитивности картой и поймав пару беззаботных детишек, "тем не менее имеющих нечто суровое в самом своём виде, будто на лицах отпечатался след степного происхождения" Даниил без труда нашёл нужное направление, хотя плотность застройки несколько раз его смутила и чуть было не завела в тупики.

Нужный дом не казался роскошным или аккуратным, не в пример рядом стоявшему за деревянным забором особняку. Напротив, указывали на некую незавершённость леса и причудливо установленная на них лестница, уводящая прямо в небеса, кажется.

"Что, впрочем, неудивительно. Братья эти когда-то были архитекторами. Кто знает, что они сотворили с собственным домом?"

Данковский свернул карту и бережно убрал её в карман, к письму почтенного Бураха. Дорога позади была неблизкая, от станции пришлось идти своим ходом почти час, и Данковский, признаться, надеялся на кратковременный хотя бы отдых.

Бакалавр тронул дверную ручку, с опаской ступив к двери под леса. Он пожелал постучаться, однако дверь оказалась не заперта. Открыв её вовнутрь, Данковский не без удивления заглянул вовнутрь, прикрыл за собой, начал подниматься по бросившейся в глаза винтовой лестнице, которая была единственным путём куда бы то ни было.

"Любят они лестницы, смотри-ка..."

Подъём был крутым и узким. первая площадка встретила бакалавра запертой дверью и предложением подниматься дальше.

-Эй!- как можно деликатнее крикнул он наверх, не найдя лучшего позывного.

"Может, я всё же ошибся домом?.."

- Э, брат, ты это слышал? - рассеянно протянул Петр, оборачиваясь. Позади никого не было, что не удивительно: редкий гость посещает дом Петра. Но голос доносился точно не с улицы, а откуда-то сзади... Но никого не было, что за чертовщина! - Брат? - чуть громче позвал он, словно бы и не ожидая увидеть на пороге Андрея Стаматина. - Дух? Ты вернулась? Почему голос такой... грубый? Я знаю, ты здесь, Дух, я слышал тебя...

Допив для храбрости плескавшийся на дне бутылки твирин, Петр протер глаза и уставился в потолок, будто разгадка этой жуткой "тайны" кроется в потрескавшейся штукатурке. Да, дом гениального архитектора выглядел хуже некуда, особенно изнутри: пыльный пол, грязные каменные стены, на которых еще местами наблюдались оборванные куски красных обоев. А мебель вообще была в дефиците: кроме широкого стола, заваленного чертежами и эскизами («...и бутылками твирина...»), и запыленной ванны, не было больше никаких обыкновенных человеческих удобств. Вообще, это все подвергало сомнению причастность хозяина дома к искусству.

В комнате витал неприятный резкий запах, от одного этого "аромата" уже хотелось бежать на край света, но Петр поклонялся твирину, он давно привык к этому дурману, что однажды вскружил ему голову.

- Нет, брат, не дух это, не дух совсем... Нет, правда. Вообще не дух, - пожимает плечами Петр и возвращается в свой укромный угол, из которого архитектора выбил чей-то настойчивый зов. Навязчивый, как люди Браги, что рыщут по ночам в Городе. Однажды Петру "посчастливилось" напороться на них, что ж, после того, как Петр за кружкой твиринового экстракта рассказал об этом брату им "посчастливилось" напороться на Андрея. Хороший все-таки у него брат. - Да, было дело... Больше не буду ходить по Дубильщикам ночью, обещаю, брат, - голос его слышен даже на первом этаже, только вот с кем обитатель этого странного дома говорит? В помещении никого нет ведь...

"Господи, уж куда нелётная принесла! Что за место?"

Бакалавр был почти уже уверен, что попал не туда, однако просто так уйти ему уже не позволяли приличия и этика. Данковский слышал сверху невнятное бормотание, разговор будто какого-то тихого безумца с самим собой. Отдельных слов было не разобрать, так бывает с людьми, которые не стремятся быть услышанными, а говорят для себя. "Внутрь себя. Самому себе,"- уточнил Данковский, поднимаясь наверх.

-Больше не буду ходить по Дубильщикам ночью, обещаю, брат...- сообщил голос, отчего-то теперь кажущийся отдалённо знакомым. Гортанный, чуть гнусавый, надтреснутый.

"Да ну!"

Комната оказалась просторной, но полной затхлого запаха (каких-то трав или настоев, вероятно, но спиртное угадывалось в этом сонме безошибочно, хотя и не сразу).

Было здесь нечто такое, что человека здравомыслящего повергало в смятение: фантасмагорические чертежи и зарисовки по всем стенам, а то и вовсе на полу, невероятное количество бутылок "явно не с виноградным соком" и неприглядного вида чугунная ванна прямо посреди помещения.

Сам человек, говоривший из угла, выглядел плачевно, но в чертах лица Данковский живо узнал одного из братьев. Уж что-что, а рожи их у него на всю жизнь в памяти впечатались. Даниил шагнул ближе к нему, тут же задев носком ботинка сиротливо катавшуюся по полу бутыль.

-Ты ли это... Пётр?

"Сказал наугад. Молодец, Данила."

Близнецов он нередко путал. Но из двоих Стаматиных только Петра он мог представить в таком фантастически загашенном состоянии и нелепой обстановке. Был ли он, интересно, способен сейчас хоть немного посмотреть по сторонам и приметить своего бывшего приятеля?

Данковского в городе не ждали. Его единственными знакомыми здесь были беглые архитекторы, и оставалось только молиться, чтобы они не выставили явившегося к ним на порог с вещами доктора.

"И чтобы у него хватило ума и памяти меня узнать."

Кто назвал по имени несчастного Петра? Тот же самый голос, что чудился ему несколькими мгновениями ранее. Петр медленно повернулся к гостю лицом, он внимательно всматривался в лицо мужчины, стоявшего буквально в нескольких от самого Петра. Лицо расплывалось, поэтому было трудно уловить знакомые черты. Но голос действительно был знаком.

- Пётр... да, это мое имя. Назовешь меня Андреем - тоже не ошибешься, - протянул Петр, прищуриваясь, чтобы разглядеть лицо своего нежданного гостя. - Выпей со мной, брат, - Петр передвигался по комнате медленно и неловко. Да и вообще он был неуклюжим, в отличие от своего брата, который с грацией в пьяном виде описывал круги по столу с ножами в руках.

Стаматин принялся разливать твирин по стеклянным кружкам невообразимой формы - они представляли из себя нечто кривое и изогнутое - даже не удосужившись спросить имени столичного гостя (знает имя Петра - значит, человек хороший). То, что мужчина прибыл из столицы, было ясно по его выговору, манере речи, да и поведению. Сам Пётр уже давно избавился от столичных манер, стал обыкновенным провинциалом.

- Да, выпей со мной, брат, выпей за Город, за Башню, брат, - голос сиплый и монотонный, да и, судя по интонации, хозяин был еще и не совсем трезв. Взглянув на две кружки, Пётр нахмурился. И вот тут проявилась их семейная ловкость рук: Стаматин подхватил падающую со стола опустевшую бутылку и, не проронив ни капли, вылил твирин из одной кружки обратно в родной сосуд. Вторую же он поставил на стол перед Бакалавром. - Слышно что на улицах, брат? Говорят, гости в Город едут, так? Слухи быстро ползут, они как тысячи гадких ящериц, как черви они проникают в сознание, заставляя мозг шевелиться. Кстати, мозг шевелится? Он ведь живой, так?... что-то я не понимаю.

Архитектор опустился на единственный стул, будто бы напрочь забыв о гостеприимстве, глотнул живительного эфира из бутыли и вдруг встрепенулся. Он уставился абсолютно ничего не понимающим взглядом на Данковского.

- Ты кто, брат?

-Выпью за твоё остроумие,- отодвинув в сторону от греха подальше предложенный ему напиток, Данковский склонился, пытаясь разглядеть в полумраке лицо Петра "или то, во что оно превратилось".

Рожи эти не в силах изменить ничто - не родилось ещё верзилы, который так поломает Стаматиным челюсти, что их почившая давным-давно мама бы не узнала. Однако черты архитектора исказились будто сами собой: по лику явно угадывались следы давнего и беспробудного запоя. "Да не водкой палёной, а дрянью какой-то, какую только здесь и варят..."

Данковский читал когда-то давно у древнего фантаста о людях, в чьём облике безошибочно читался так называемый "инсмутский вид", по названию городка, где они жили. Что-то подобное случилось, видимо, и со Стаматиным: что-то в новом нём выдавало сходство с теми детишками, которых бакалавр встречал по дороге. Жаль только, названия этого места он так и не удосужился спросить, иначе бы живо окрестил своё открытие как-нибудь похоже.

Пётр нёс почти бессвязную ерунду, и бакалавр мог думать уже только о том, как бы выведать у него, где найти брата. Он и к спиртному всегда был выносливей, и помнил Даниилово лицо куда как лучше.

Неожиданным стал резкий вопрос Петра, будто протрезвевшего от одного глотка из горла:

-Ты кто, брат?

"У него даже, кажется, взгляд прояснился."

-Что, совсем не узнаёшь моего лица?- озабоченно осведомился доктор, ставя саквояж на пол рядом с собой и опираясь ладонями на коленки. Машинально отметив расширенные зрачки, бакалавр уставился Стаматину в глаза, заставляя сделать то же самое,- Столица, университет, помнишь ещё? Даниил Данковский, с медицинского. Гость я тот, о котором, верно, говорят. "Хотя о намерении приехать я только Исидору и сообщил. А впрочем, мало ли, кому этот пенёк уже успел обо мне рассказать?.."

Осень выдалась хмурая и жаркая одновременно. Воздух был пропитан запахами павших листьев, сыростью, да травами, что пробирались из степи в город, захватывая любое свободное от мощеных улиц пространство, но к запахам можно было привыкнуть ровно также, как и к дурманящей твири, что теперь, казалось, росла возле каждого дома. "Богатый урожай будет," - отметил про себя Андрей, когда, прихватив бутылочку особо приятной на вкус настойки, запер кабак и спустился к реке. Тихое журчание Жилки успокаивало, а прохладный воздух - рассеивал туман в голове.

Нырнув под строительные леса, Стаматин дернул дверь их с Петром дома. Скрипнули петли, отозвалась тихим гудением лестница - будто приветствуя нечастого гостя; сверху что-то неразборчиво бубнил брат, видимо, вновь разговаривая со своими Духами. "Надо бы его предупредить, чтобы дверь запирал." - В который раз напоминал себе Андрей, поднимаясь на третий этаж - в студию-мастерскую Петра. И непонятно было, кого он собирался защищать закрытыми дверьми - любимого брата и их имущество от тех грабителей, что еще не прослышали о том, где живут Стаматины или же самого Петра - от окружающего мира? В любом случае, на душе было гораздо спокойнее, когда Андрей точно знал, где и в каком состоянии находится его брат. Вспомнишь о неприятности - она тут как тут: родной голос сменился чужим, хотя и смутно знакомым. Взлетев по оставшимся ступеням, даже не обратив на этот раз внимания на страшненькое незаконченное изваяние то ли Нины, то ли Марии Каиной, Андрей был готов тут же напасть на неизвестного, что вторгся в их владения, но, приметив вычурный длинный плащ, заслышав имя посетителя - широко улыбнулся.

- Ба, какие неожиданные гости! - по-дружески хлопнул он по плечу скрючившегося бакалавра. - Даниил! Тихий омут с чертями!

Также не отличившись особой вежливостью, Андрей отобрал у Петра пустую бутылку и присоединил ее к прочей стеклянной таре. Хитро подмигнув брату, старший явил на свет новую настойку, часть которой тут же перекочевала в одну из витиеватых кружек.

- Как там в столице? Как ты сам? И что вообще позабыл в этом забытом всеми богами месте? - Свалив в кучу заметки и наброски Петра, - "Разберется потом, не маленький,"- Андрей уселся прямо на крепкий стол возле брата, с жадным интересом готовый внимать любым новостям от столичного гостя.

Петр будто бы и не заметил, что его незваный гость отказался от выпивки, быть может, он это приметит, когда поймет, что на столе остался недопитый твирин. Кстати, стоило бы еще заказать его в ближайшем кабаке (да, да, именно в Андреевском), а то бутыли заметно опустошаются. Как говорится, не по дням, а по часам.

- Столица... университет... Даниил... Данковский? Медицинский... - протянул Петр, пытаясь понять, о чем же таком толкует данный гражданин. Они, наверное, знакомы. - Хорошо, будешь Даниилом, брат. Как скажешь называть, так и буду, - простодушно пожав плечами, Стаматин протер один глаз. Тут он понял, что гость пытается заглянуть ему в лицо, отчего Петру стало не по себе, и он поспешно отвел взгляд, даже повернулся к Бакалавру спиной. Петр сел на стул лицом к спинке, низко опустил голову, ссутулился и вздохнул. - Ты тот, что продавал мне холсты? Так ты вроде помер... брат убил.

Петр икнул, содрогнувшись всем телом. Он неуверенным движением потер свой чуть крючковатый нос и вдруг встал, едва не зацепившись ногой за ножку стула. К счастью, Стаматин устоял на ногах: пропитым людям нередко везет. Петр задумчиво обвел взглядом свою халупу и тяжело вздохнул. Родные стены...

- Так, брат... ты пришел навестить Петра, я так тронут, - даже выговор у Стаматина стал более провинциальным, если раньше он произносил все слова четко, то теперь проглатывал окончания, а иногда (даже часто) вообще забывал завершить свою длинную и немного занудную реплику. - Выпьем еще, брат. Я ждал именно тебя.

«Редкий гость посещает этот дом... даже поговорить не с кем за бутылкой твирина...»

Удивительно было наблюдать за тем, как Петр держится на ногах, казалось, одно лишнее движение, сквозняк или еще что похуже - и Петр распластается на полу. Но нет, извините. Когда на третий этаж стремительно ворвался Андрей, Петр промычал какое-то тихое "брат..." и с ничего не понимающим видом стал наблюдать, как старший (хоть и на пару минут, но старший!) из близнецов вырвал у него бутылку и стал готовить...

Лучше бы он поесть приготовил, сказали бы обыватели, но для Петра новые настрои из дурманящей твири были манной небесной. Он потянул руку за этой самой кружкой, которую держал в руке Андрей, даже не обращая внимания на то, как обошлись с его эскизами.

- Пришел, брат, пришел. Видишь, Даниил? Брат вернулся.

Несколько быстрых и лёгких шагов сзади привлекли внимание Данковского, но не хватило реакции, и доктор не успел обернуться на них, слишком увлекшись зрительным истязанием Петра, которому такое внимание вряд ли доставляло много удовольствия. Хотя визит Даниила его, похоже, расшевелил.

А вот на тяжёлую руку на плече, как и на вечно бодрый навязчивый голос Данковский откликнулся сразу - чуть колени не подогнулись под такой искренней дружеской силой. Удержался бакалавр на ногах, да и и кивнул-таки приветственно возникшему стремительно и стихийно Андрею. Тот, в отличие от брата, изменился едва ли. Может, прибавилось мускулов да нескольких то ли шрамов, то ли рубцов на лице, о происхождении которых не догадывался только ленивый.

-Твоими молитвами, Андрей, Столица стоит, и я живу,- пробормотал наполовину под нос себе Даниил, косясь на пальцы старшего Стаматина, соединённые меж собой занятной весьма конструкцией. Полетели в сторону бумаги, и Андрей уже разливал очередную текуче-горючую субстанцию, не особенно заботясь о том, чтоб не перемешать её с той, что ещё бултыхалась на дне стаканов, и готовился слушать что угодно от нежданного гостя.

"Нет, а вот этот здесь пропадает. Здесь ему не развернуться..."

-Работа, работа привела... Искал одного человека, да и вспомнил, что оставили вы адресок, отчаливая из Столицы, когда за вами собак спустили... А теперь вот и на меня те псы поглядывают.

Данковский перевёл взгляд на Петра, не слишком потревоженного фактом прихода брата. Его вообще волновала только кружка замысловатой формы в его руках. Вместе они являли просто восхитительную картину. Что-то из раннего Гигера.

Сравнения Даниила показались Андрею презабавными. И ведь действительно - вовремя братья уехали, вовремя согласились последовать за Ниной - а то не ровен час, сгнили бы в каменных мешках под зорким взглядом Инквизиторов.

- Значит, ты в каком-то роде тоже беглец, - кивнул Андрей, отвлекаясь от гостя и переводя внимание на Петра, чьи руки уже готовы были цепко схватиться за стакан. Петр выглядел бледным и нездоровым. Как обычно. И как обычно не было смысла вытаскивать его на ночные посиделки в кабаке - все же не та компания требовалась брату, не эта интеллигенция, которую прошибало на поэтический лад только под действием твирина. Отдав, однако, младшему настойку и не забыв в знак поддержки сжать его плечо, Андрей снова повернулся к Данковскому.

- Нечего тут делать, Даниил. Место сухое, сонное, того и гляди - застрянешь и не выберешься. Садись, - на всякий случай Андрей соизволил немного подвинуться на оккупированном столе, чтобы столичный щеголь смог примостить туда не только свои телеса, но и нехитрый багаж. - А кого искал-то? Я тут многих знаю, может, смогу подсказать. А если не я, то Петр подсобит, так?

"Хотя нет, определенно надо брата вытащить к себе, - решился Андрей, внимательно всмотревшись в темные круги под глазами близнеца, - Развеется, с людьми пообщается, на Марию поглядит, если та соизволит явиться. Как-никак, дочь и мать похожи, а Нина всегда его вдохновляла."

Приезд Данковского наверняка уже не был ни для кого секретом - в этом чудном провинциальном городишке любая весть распространялась с ужасающей скоростью. И ведь когда кто успевал передавать? Не дети ли, чьи глаза за всем уследят, а ноги - везде пронесут? Сам Андрей уже представлял, как бакалавр выходит из их дома, как оборачиваются ему вслед и шушукаются местные - считая, что тот не слышит и не замечает. Это в свое время раздражало самого Андрея, но он привык, как привыкал практически ко всему. Оставалась только тупое недовольство, что вяло трепыхалось где-то на задворках сознания.

- А где остановиться планировал? - осенило, наконец, Стаматина. Гостиницы тут не было и в помине, судя по вещам, собирался Даниил в спешке, судя по тому, что забрался к Петру - не уточнял заранее, где кого из Стаматиных можно найти, чего уж говорить о том безымянном, на встречу с которым так спешил Данковский...

Петр не обращал ни малейшего внимания на разговор двух своих посетителей, его яро интересовал настой, что держал в руках теперь уже сам младший брат. Голова сходила с ума, гудела, а Стаматин искренне считал, что очередной твириновый настой поможет справиться с дикой болью и сумасшедшим стуком в висках. Петр снова приземлился на стул, да-да, тот самый единственный стул, снова напрочь позабыв о том, что у него люди в гостях. В последнее время у него часто бывали провалы в памяти... или нет? Хотя, не важно.

Брат дружески сжал его плечо, и Петр на мгновение почувствовал прилив сил. Хоть на мгновение, но пьяная пелена "сползла" с его глаз, дав возможность Стаматину трезво (в кой-то веки) оценить ситуацию.

- Ты его знаешь, брат? - растягивая слова, произнес архитектор. - Говорит, гость он, говорит что-то про университет, брат... я не помню, брат, честно, не помню.

Петр смотрел на брата виноватым взглядом, будто бы оправдывался, но тут его взгляд снова упал на кружку с плескавшейся в ней зеленоватой пахучей жидкостью, и Петр отвлекся от разговора вновь. Тонкие пальцы с выпирающими костяшками крепко обхватили кружку и поднесли ее к слегка подрагивающим губам конченного алкоголика. Но нет, Петр пил твирин не жадно, делая огромные глотки, а медленно, вытягивая из кружки по капле (все-таки из Столицы он, как ни крути, даже пить приходится культурно. Хоть как-то). Но Петр имел свои мотивы: в последнее время Андрей не так часто поставлял ему твирин, приходилось так своеобразно экономить, растягивать, так сказать, удовольствие.

Петр задумчиво выкорябывал на столе ногтем какой-то рисунок. Но самом деле, даже с виду красивый и аккуратный дубовый стол вблизи выглядел более чем плачевно: весь в рубцах, залитый местами твирином, кое-где липкий...

- Эх, брат... тяжелый твирин... черный, брат. Черный, - говорил ли это он Андрею или же просто бормотал себе под нос - неясно, но настой он с удовольствием допивал из кружки. Услышав свое имя из уст Андрея, Петр встрепенулся, - что, брат? Звал меня?

"Намеренно он брата, что ли, спаивает? Вон, у того глаза как у наркомана в ломке. Погляди, как он в этот стакан смотрит. Будто господа бога на дне увидел..."

Чувство чего-то дурного бакалавра не покидало с того самого момента, как он переступил порог этого дома. Он помнил разительно других Стаматиных: блистательных и ярких; сумасшедших и отчаянных, но великолепных в своём безумии и прекрасных в грехе. Он помнил, что худые черти в их глазах во всём своём безрассудстве оказывались на головы выше столичных снобов и интеллигентов. Братья были объектами тайных вздохов девочек из хороших семей и благопристойных дам в годах. А сейчас было гадко даже представить, какие девки окружают близнецов.

Они прекратились ни много ни мало - в запойного алкоголика и конченного уголовника. Не взглянешь без тоски и сожаления.

"А скоро, Данила, и ты превратишься в посмешище, если позволишь себе просто так бежать."

-Я, может, и согласился бы с тобой, Андрей,- проговорил Данковский, не сводя глаз с Петра, упоённо, с каким-то благоговением глотавшего отраву,- Да только городишко этот - мой последний шанс. Я ищу здесь человека, который может вернуть доброе имя мне и моим единомышленникам... Одним фактом своего существования.

Даниил счёл лишним садиться на стол, однако приглашение старшего Стаматина принял и опёрся на столешницу поясницей, что всё же принесло некое облегчение затёкшей напряжённой спине. "Стоит ли ему говорить? На смех же поднимет... А что, если и впрямь укажет нужную сторону?"

-Мне писал Исидор Бурах, однако я не знаю, где его искать, да и не горю особенным желанием встретиться с ним. Я здесь ради Симона Каина.

Бакалавр ошибся, он сказал "Симона" с ударением на "о". В Столице отчего-то было распространено такое имя, у него был знакомый профессор СимОн СимОнович, так, по крайней мере, тот величал сам себя. Лингвистические нормы требовали обратного, однако языковые познания Данковского не были достаточными, чтобы знать это.

Что же должно было навалиться на молодого медика, чтобы его спасение пряталось в столь неприглядном месте? Хотя, насколько помнилось Андрею, Данковский всегда отличался несколько.. радикальными суждениями и взглядами. Как знать, может, и его умозаключения не пришлись по нраву тем, кто сидит повыше.

- Медицинский, Пётр. Помнишь - просторное здание, тебе колонны очень нравились? Мы же с Даниилом после одной весьма бурной ночи сдружились - вместе в подворотне какой-то прятались, дабы служаки не нашли, да не упекли на день за решетку.

Беспомощность брата больно кольнула сердце. А ведь поначалу, пока была жива Нина, пока строился Многогранник - все было просто замечательно. А после эпидемии все рухнуло. Страшное время, недоброе - оно и унесло за собой частичку доверия братьев друг к другу; оба в какой-то момент замкнулись в своем мире, не пустив к себе другого, упустили момент, когда следовало поддержать и успокоить. Оставалось лишь надеяться, что однажды все образуется - ведь время так и не смогло разделить Стаматиных окончательно.

- Каины! - в голос Андрея закрались нотки удивления и воодушевления. Эта семья реформаторов и творцов снова дала о себе знать. Яркие и сильные, Каины наверняка смогли бы вывести город на берегах Горхона на новый уровень развития, если только не оставит свою тоску Виктор, если Мария обретет всю свою силу Хозяйки... Интересно, знал ли Даниил об этой силе - невообразимой, воодушевляющей, нереальной, которой обладали лишь несколько женщин, чудесным образом оказавшиеся в одном городе? Наверняка нет. Острому уму ученого вряд ли удастся принять сам факт существования таких возможностей. Хотя, если он приехал встретиться с Симоном (ох, как сильно резануло слух позабытое звучание), то наверняка встретится и с Марией... Поморщившись и машинально вполголоса поправив ударение Данковского, Андрей продолжил:

- Знаем мы это семейство. Весьма... своеобразные они. Как и некоторые другие... Впрочем, сам увидишь, чего я рассказываю-то? Мы же уехали вслед за Ниной Каиной. Нет, не спрашивай о ней. Симон нам очень помог - позволил воплотить Башню... О, видел бы ты эту Башню, Даниил! Это одно из самых прекрасных наших творений!

Воодушевленный, Андрей махнул рукой в сторону предполагаемого месторасположения Многогранника, чьи чертежи, макеты и наброски до сих пор украшали стены мастерской. Будто свежий воздух ворвался в комнату, развеяв застоявшийся твириновый дух. И когда первая волна возбуждения прошла, Андрей обнаружил, что уже не сидит, а стоит позади брата, крепко сжимая его плечи - словно готовясь к тому, что их обоих вот-вот начнут расспрашивать, что они снова вот-вот поймают за хвост воображение и мечты Петра и начнут творить. Вскинув руки в примирительном жесте, послав Петру лукавую ухмылку, Стаматин вернулся к столу - но на этот раз для того, чтобы набросать примерный план той части города, по которой следовало пройти Данковскому.

- Люди здесь о тебе наверняка прослышали, но на всякий случай - старайся не разговаривать ни с кем на этом берегу реки - мало ли на кого наткнешься, если заблудишься - спросишь первого встречного о дороге к Горнам. Горны - так называются владения Каиных. Я о них, правда, давно не слышал, только Мария приходит иногда... В общем, сам полюбуешься.

Исчерканный уверенными карандашными линиями листок, на обратной стороне которого красовался очередной рисунок Петра, упорхнул к Даниилу. Как бы не упивались Стаматины, таланта своего они не растеряли даже здесь, в провинции.

- Колонны... да, брат, колонны я помню. Они были прекрасны. Из белого мрамора... я помню, как хотел их править, сделать резными, тогда они не были бы такими скучными... Да, колонны я помню.

Петр не отрывал взгляда от кружки, но, похоже, начинал вспоминать тот медицинский университет, главное здание которого произвело на будущего архитектора невообразимое впечатление. Помнится, он часто замирал у входа, терзая взглядом огромные часы, что висели над дверями (они давно не работали, но были замечательным украшением здания), а брат силком утаскивал его на занятия. Петр с детства был впечатлительным.

Петр старался не встревать в разговор старых приятелей, вернее, он просто сидел, отстранившись ото всех, но услышав заветное имя, Стаматин выронил из рук кружку. Она разбилась вдребезги, но архитектора это заботило в последнюю очередь.

- Ниной Каиной, брат? Где Нина? - беспокойство и сильное волнение читалось в его взгляде, он поднял голову, глядя то на столичного гостя, то на родного брата, который имел неосторожность упомянуть при брате женщину, которую он любил всем сердцем и которая его вдохновляла, которую боготворил, которая стала для него наваждением. - Она в Башне, брат? - Андрей знал, на что давить: при одном упоминании Башни в глазах младшего брата загорелся настолько яркий огонь, что, казалось, он пламя может поглотить весь этот провинциальный городишко.

Андрей крепко сжимал пальцами худые плечи Петра, вместе они представляли собой необычную и странную картину: два ярых фанатика, два сумасшедших деятеля, которых преследуют, как минимум, в четырех странах. А когда один - конченный пьяница, а другой - убийца и местный "наркобарон"... ну, сами понимаете, ничего хорошего из знакомства с ними у вас не выйдет. Разве что уйдете в полном непонимании происходящего.

- Башня... она прекрасна... но я не понимаю. Я не понимаю, что в ней происходит. Я знаю, в ней что-то есть, но что... Почему дети оккупировали ее? Почему эти чертовы жалкие дети находятся там? Что в Многограннике? - произнося эти слова, Петр смотрел прямо на приезжего Бакалавра, общался именно к нему, будто бы столичный гость мог разъяснить ему, что же таилось в их Холодной Башне, которая сломала все законы природы. Абсолютно все! И это было их достижением!

Андрей, словно ужаленный, сорвался и, чуть не прыгая, принялся с энтузиазмом жестикулировать и почти задыхаясь затараторил, стоило Данковскому произнести фамилию "Каин".

"Удачно спросил",- машинально отметил Данковский, наблюдая за хаотическими перемещениями воодушевившегося Стаматина. Теперь он по крайней мере был уверен, что, реши завести дружбу с этим славным семейством, он мог надеяться на поддержку и понимание архитекторов. Бакалавр уже дал себе установку не ссориться без острой нужды с близнецами. Да и при необходимости ругаться с ними не стоило однозначно.

Отклик был впечатляющим: Андрей уже вдохновенно чиркал по какой-то бумаге, спешно и сбивчиво инструктируя Данковского по технике безопасности. Встрепенувшийся Пётр даже говорить стал чётче и понятней, услышав о некоей Нине.

"Да, с этой семьёй у них отношения особые."

Приняв импровизированную схему, что всучил ему как небесный дар Андрей, Даниил окинул её быстрым взглядом, приблизительно сопоставив с той, что он успел приобрести ранее.

-Да вы никак нашли себе покровителей?- решил всё же уточнить доктор,- Разрешают вам строить? Целую башню позволили возвести?

Вот тут Данковский мог искренне порадоваться за близнецов. Те только и страдали, что от непонимания, Даниил даже слышал, что именно из-за своих проектов они вынуждены были бежать с глаз цивилизованных людей домой. Точно он не знал, однако допускал, что это было истинной правдой.

"Лишь бы себе и людям дурного не делали..."- по крайней мере, бакалавр смутно представлял себе, как можно архитектурой натворить дел. Цензура - да, значила много, и богохульство в смелом искусстве можно было заподозрить, но всё остальное... Нет, звучало неубедительно.

- Нет больше Нины, брат. - с толикой тоски ответил Андрей брату. Дурманящий туман, в котором путался разум Петра, все же не заменил ему воспоминания, не отнял ощущение времени, хотя, если послушать младшего, так и не казалось... Многогранник сейчас чем-то напоминал Андрею улей, а в роли королевы в нем засел Каспар; одно утешало - тот тоже из семейства Каиных, авось и не развалит Башню. Но то, что сейчас происходило внутри - было неожиданным, необычным; каким-то волшебным образом детское воображение сплелось с реальностью - и творение Стаматиных заиграло новыми красками. Это несколько раздражало.

- Разрешают... - воспоминание о первой Вспышке снова тенью скользнуло по лицу Андрея, возвращая его на землю, вырывая из прошлого в их с Петром настоящее, в нынешние времена. - Только после смерти Нины все будто потухли, Даниил. Представляешь, какой силы была женщина? Удивительная, хотя порой жутковатая. Что-то демоническое в ней точно сидело, не к ночи сказано будет. Так, выпей, брат.

Отпихнув носком ботинка крупный осколок, Андрей полез за иным стаканом, почище и попрочнее, влил в него еще какой-то настой - также пахнущий травами, однако от которого не несло твирью и спиртом. "Потерпи, Петр. Мне сейчас нужна твоя голова в хоть чуть-чуть ясном состоянии." Цель была опасной, и старший Стаматин полностью отдавал себе в этом отчет. Рецепт, по которому было приготовлено сегодняшнее снадобье, он выменял около месяца назад и уже опробован в деле: конечно, Андрей степняком не был и его настои нельзя было назвать идеальными, но они хотя бы сохраняли свою первоначальную цель. Конкретно этот - собирал внимание, позволяя человеку сосредоточиться на каком-то действии или мысли; выпитый Петром черный твирин, по расчетам его брата, не позволил бы ему протрезветь окончательно. "А иначе я и сам не знаю, что делать..."

- Только вот неспокойно что-то у Каиных. Мария, слышал, у себя сидит и на всех огрызается, что с остальными происходит - ума не приложу. - В эту часть города новости приползали с запозданием и порой - с весьма искаженным первоначальным смыслом. Но на этот раз речь шла о тех, кто по-своему был дорог Стаматиным, братьям стоило разобраться самим, а не выслушивать очередной слух, сидя на крыльце своего дома. Да и, как-никак, появлялся повод навестить Петра.

- Хм, может, мы к тебе присоединимся тогда уж? А, Данковский? Покажем тебе заодно местные красоты, на певичку поглядишь, на театр полюбуешься...

Решение было спонтанным, но ведь их гость-Бакалавр и сам намеревался как можно скорее пробраться к Каиным? Интересно, как Пётр воспримет эту новость? Да и вообще - как он? Эксперименты братьев с травами уже давно приняли мирный характер - не то что раньше, когда, окрыленные большей доступностью и относительной дешевизной трав, они смешивали, настаивали их безо всякой системы и порядка. Но раз они не отравились тогда, то и сейчас все должно пройти нормально - судьба любит смелых...

Петр в поднял взгляд на Андрея, он смотрел в его глаза внимательно и настороженно, будто бы совсем не верил в слова своего брата. Стаматин сжал пальцами край стола, зрачки заметно расширились: типичный признак того, что организм борется с алкоголем.

- Как же так, брат? Нина... она должна была жить вечно. Она мне обещала. Обещала, брат.

Петр взял из рук Андрея странный настой, доверчиво полагая, что брат желает облегчить ему головную боль при помощи этого живительного отвара. Вернее, не этого, а твиринового. Так или иначе, Петр принял из рук своего старшего брата (младшему было неприятно это признавать) сосуд и стал пить. Вкус иной... в висках пульсирует кровь, руки судорожно подрагивают. Петр от греха подальше решил поставить кружку на стол, чтобы не разбить еще одну.

- Ты видел Многогранник, брат? - обратился едва ли протрезвевший Петр к столичному гостю. Однако взгляд стал более осмысленным, более опасным, более... странным. - Ты должен посетить его. Должен. Он прекрасен. Это то самое великое, то самое необыкновенное, что вообще может быть на свете. Правда, брат?

Петр снова поморщился, приложил пальцы к вискам. Он откинул голову назад, уперевшись макушкой в живот Андрея.

- Истинность - вот суть красоты и совершенства, брат. Это так... это так... - Петр продолжал бормотать что-то невнятное себе под нос, уткнувшись затылком в своего брата. Он сидел в таком положении, как ни в чем не бывало.

"Нет, в неудачный момент ты приехал, Данила. Пораньше бы узнать об этом месте, да застать бы живьём эту Нину... Хотя, он не упомянул, как давно она умерла."

Рассказ на бакалавра произвёл впечатление. Чтобы Андрей так уважительно, тем паче - с благоговейным трепетом о ком-то говорил что-то да значило. К тому же, о женщине. Стаматин сказал немного, но Даниилу хватило и этого. А уж полу-пьяный лепет Петра, заметно оживившегося от одного этого имени, усилил ощущение в разы.

"Хорошую компанию выбирать они всегда умели, несмотря на то, что сами таковой являлись едва ли."

Предложение Андрея показалось весьма и весьма кстати. В сопровождении Стаматиных у Данковского было больше шансов встретить благоприятный приём у Каиных, да и резко падала вероятность заблудиться в городе.

- Я был бы весьма признателен. С певичками, я думаю, можно и повременить, а вот дорогу я с вашей помощью найду быстрее.

"Да и грабить меня в вашем обществе никто не полезет."- мысленно прибавил Даниил.

- И Многогранник этот ваш покажете. Раз уж вы так высоко о нём отзываетесь... "Хотя, помнится, каждый новый рисунок в своё время заявляли как непревзойдённый шедевр."

В одном Данковский не соврал. Его действительно интересовало то, что могли натворить Стаматины, встретившие поощрение со стороны местных авторитетов и не ограниченные цензурой. Ознакомление с ним вполне вписывалось в культурную программу, однако первым и важнейшим пунктом стоял всё-таки Симон.

- Только не доставим ли мы Каиным беспокойство? Не хотелось бы отвлекать их, хотя мне это жизненно необходимо...

- Так и быть, сегодня обойдемся без театра, - с легкостью согласился Андрей, пожал плечами. Полезший бодаться Петр невольно вызывал улыбку; поймав взгляд брата, Андрей перехватил его руку за запястье и легонько сжал пальцы. "Так надо, брат. Потерпи." Кожа у Петра была прохладной и будто бы до безумия тонкой - как бумага для эскизных набросков, которую сам Андрей то и дело рвал заточенными карандашами. Интересно, а если вонзиться ногтями, потянуть на себя - разойдется ли бледная кожа, потечет ли яркими струйками теплая кровь - их общая кровь? Фыркнув, старший Стаматин отпустил Петра, не спеша, однако, отстраняться и лишать того опоры. А эскизную бумагу он всегда недолюбливал...

Последний вопрос Даниила заставил архитектора призадуматься: действительно, будут ли рады Виктор и Георгий, увидев даже не Данковского, а Андрея - живое напоминание о внучке и жене - на пороге своего дома? Мария - скорее всего будет не против поговорить, поделиться тревогами и последними новостями; будущая Хозяйка также благоволила к творцам, пусть даже таким непутевым, как Стаматины.

- Не доставим, - наконец ответил мужчина, осторожно отходя от скривившегося брата и многозначительно кивая ему на лестницу, там, на нижних этажах, должны были оставаться продукты, а позавтракать брат наверняка не удосужился. - К отцам семейства, уж прости, пойдешь сам, а вот к младшей - Марии - я зайду с тобой. Заодно и познакомитесь...

Рука Андрея перехватила руку Петра, сильные пальцы сжали его запястье, отчего младшего Стаматина заметно перекосило: брат нередко не рассчитывал силу во время рукопожатий или даже дружеских хлопков по спине, но Петр терпел, мужественно выдерживал тяжелую руку Андрея. Хотя да, иногда Петра выводила из себя такая невнимательность старшего. Впрочеми пока Петр в запое, его мало волнуют подобные казусы.

Потеряв опору в виде живота Андрея, голова откинулась назад, похоже гости уже расходились, даже брат куда-то спешно засобирался. Как Андрей взглядом напомнил ему о том, что неплохо было бы Петру позавтракать, младший не заметил. Вернее, заметил, но не уделил этому достаточно внимания, чтобы спуститься и поесть.

- Передай Ни... Марии... хотя нет, не надо. И покажи ему Башню, брат. Да, Башню покажи, - Петр не стал провожать до двери своих гостей, авось и сами дойдут, не сломаются. А вот Стаматин мог, поэтому и не стал рисковать. Только за Андреем и столичным доктором Даниилом успела закрыться дверь, как непризнанный нигде, кроме этого города, архитектор полез в свои залежи за очередной бутылкой. К счастью, брат пока не прознал про этот огромный склад твирина (самого разного!), который расположился в полу под расшатанными досками. Андрей уже несколько раз пытался забить их в пол по-человечески, но, слава богу, Петр, защищая от поползновения свои запасы, всегда успевал отвлечь брата от этой варварской затеи. Так или иначе, Петр с характерным звуком откупорил бутылку твирина и прильнул к горлу. Ощущения описывать бесполезно: те, кто ни разу не пробовал абсент, не поймут то состояние эйфории, в котором пребывал в такие моменты запойный архитектор.

Петр медленным движением отодвинул занавеску, выглянув в окно: Андрей как раз приближался к Жилке и что-то рассказывал столичному доктору про реку. "Не утонуть, ни искупаться..." Правду говорят - у близнецов мысли одинаковые. Стаматин отвернулся от окна и поставил бутылку на стол. Нина с укором смотрела на него с противоположного конца комнаты.

- Нина... - тихо прошептал он. - Серо как-то... да...

Сунув в руки Данковского его багаж, Андрей повел его прочь из дома. Привычно махнул по коварной лестнице, распахнул дверь, прогнав с порога отъевшуюся соседскую кошку, вдохнул полной грудью пропитанный травами воздух - и чуть не закашлялся, когда дух твири ударил по обонянию. Определенно, тяжелая осень...

- Ну что, Даниил, давай я устрою тебе экскурсию. Вот это - Жилка, речка мелкая и препротивная, ни утонуть, ни искупаться. Там дальше есть еще один мост, кстати. Здесь живут Сабуровы - еще одна местная аристократия, но к ним я тебя не поведу - дикое семейство, Даниил, особенно женушка... - так, комментируя все на своем пути и периодически расспрашивая старого знакомца о его жизни, Андрей и провел бакалавра медицинских наук до Площади, где гордо высился великолепный Собор. С тоской взглянув в сторону "Омута", где наверняка сейчас коротала день за очередным романом его сердечная зазноба, Стаматин отворил кованые ворота перед домом Марии.

 

Глава 2, в которой Андрей знакомит Бакалавра с Марией Каиной, Мария сообщает о смерти Симона, а Данковский получает от Марии список Приближенных

«Горны»

Прогулка по уже проснувшемуся, но не пришедшему ещё отчего-то в оживлённое состояние городу заметно приобрела ярких красок благодаря рассказу милостиво согласившегося сопроводить бакалавра к Каиным Андрея. Говорил он довольно быстро, но ни разу не запнулся и не задумался. Он снабжал свою экскурсию множеством самых разных подробностей, часто упоминал названия, кажущиеся несуразными не привыкшему уху. Кажется, он назвал и несколько имён, попутно внёс кое-какую ясность в представления Даниила об устройстве города в целом.

Несмотря на кажущееся благополучие, всё же с первого взгляда было видно, что местечко это - глубочайшая провинция. В целом все дома придерживались одного манера кладки и одного стиля, хотя и незначительно разнились по этажности и устройству. Всего можно было насчитать около пяти типов постройки, исключая крупные особняки, один из которых они видели сразу после выхода из дома братьев, другой - издали в районе между Глоткой и Жилкой. "Нет, дикие всё же названия. И кому пришло в голову такими жуткими словами каналы именовать?"

Название особняка, куда вёл Данковского Стаматин, вполне вписывалось в ряд тех, что он уже услышал - Горны. Но звучало как-то... Аристократичней, что ли. Да и не особняк это вовсе был, а целый ансамбль архитектурный из трёх приблизительно одинаковых строений, обращённых в шахматном порядке в разные стороны. Мужчины стояли почти у входа в то здание, что стояло особняком от двух других. По нему была видна изящность проектировки, да и вообще на этом, третьем куске земли, формировавшем город, всё отличалось несколько иной эстетикой, чем в прочих жилых кварталах: на севере промелькнуло причудливое каменное ограждение, такое же, какое обрамляло эту группу, а прямо впереди показывались из тумана шпили какого-то крупного здания - ратуши, вероятно, или чего-то такого.

- И чей дом этот?- поинтересовался Данковский, закончив рассматривать архитектуру, в которой всё равно понимал ровно столько, чтобы считать себя образованным человеком, и взглянул на стоящего рядом Андрея. С такого близкого расстояния очень явственно ощущалась разница в росте и комплекции, потому пришлось даже голову задрать.

- Собственно, здесь Каины и живут, - хмыкнул каким-то своим воспоминаниям Андрей. Металл на воротах уже не выглядел особенно свежим, регулярные дожди, влажный ветер с реки и время уже проели кое-где ржавые язвы, ослабили петли - вон как протяжно и визгливо они застонали. Всегда как-то неудобно было возвращаться в это место. Казалось, вот-вот выйдет во внутренний двор Нина, улыбнется старому знакомому... Но нет больше огненноокой Хозяйки, "Горны" также погрузились в тишину - лишь Симон то и дело отдавал какие-то распоряжения, да Мария, словно птенец, иногда покидала свою келью.

- Справа, вон в том корпусе, живут Симон с Георгием, старшие представители этого семейства, слева - Виктор, муж Нины. - Стаматин на секунду умолк, вспоминая... Столица, первая встреча с Ниной - такой прекрасной, такой... завораживающей. Иногда даже казалось - а если бы не вовремя брошенное этой женщиной слово ободрения, то довели бы братья до ума свои творения, не пропали бы - каждый в своем болоте? Но довольно...

- А здесь - Мария, дочка Виктора. Вот мы с Петром говорим тебе: "Нина, Нина", а ты ведь ее даже не знаешь. Но поглядишь на Марию - и все поймешь, она - практически полная копия матери. - взлетев по ступенькам, Андрей вздохнул и уверенно постучал в тяжелую деревянную дверь. "Только бы ты дома была, глупая девочка." - очень уж не хотелось Андрею встречаться со старшими Каинами. Симон был еще ничего, но вот Виктор одно время точно не одобрял дружбу своей жены и "безумцев-архитекторов". То ли ревность, то ли еще что... В любом случае, даже если это были лишь домыслы Андрея, последний не горел особым желанием видеть постную рожу кого-либо иного из Каиных.

Плотная дверь не пропускала звуков, но чувствовалось - за ней есть движение, что весьма обрадовало старшего Стаматина, готового уже в худших традициях жанра бросить своего друга на пороге незнакомого дома в незнакомом городе. Но уж сильно хотелось узнать, что же такого у Каиных случилось, что аж шепотки по городу поползли...

- Гости, Мария! Открывай!

Что творилось в доме… Симон ушел в свои покои и больше оттуда не вернулся. Дядя был стар, но полон сил, никто не верил, что он когда-нибудь умрет. Никто даже думать не смел об этом. Симон погиб во внутренних покоях, а отец говорит, что это убийство. Да и Георгий утверждает то же самое. Нет, никто не мог убить Симона.

Мария была, по меньшей мере, напугана страшным утренним известием, она едва не лишилась чувств прямо на глазах у родного отца, когда после крепкого сна явилась к нему в дом, чтобы проведать.

Знакомый хрипловатый мужской голос окликнул ее. «Андрей!» - чуть было не воскликнула девушка, резко разворачиваясь к закрытой двери. Вот именно, что закрытой. Надо было впустить своего старого знакомого и давнего друга. Мария поспешила к двери, как можно быстрее отодвигая засов.

- Андрей, я…

Дверь распахнулась, но вместо привычного одинокого Андрея на пороге стояли двое: Стаматин и неизвестный мужчина в змеином плаще. «Как в сегодняшнем сне…» Мария с минуту пребывала в полном замешательстве, но потом гордо выпрямилась, расставив изящные ручки по бокам, и обворожительно улыбнулась неизвестному гостю. Взгляд полный кокетства был устремлен мимо Стаматина, кажется, она даже забыла, что еще пару дней назад в кабаке с ума сходила по этому мужчине. Сейчас ее заинтересовал другой… кхм… экземпляр.

- Здравствуйте, - произнесла она, пропуская в дом гостей. – Андрей, кого ты привел? Я его видела сегодня ночью, сразу после… - госпожа Каина осеклась, слегка нахмурив тонкие брови и устремив взгляд в пол. – Я чувствовала ночью, что кто-то явится.

«Обычным предчувствием это назвать нельзя, скорее… как мама…» - мысленно рассуждала девушка, слегка приподнимая взгляд к потолку.

Отчего-то Андрей с неким пренебрежением "или всё-таки затаённым страхом" отзывался о мужчинах дома Каиных. Показательно было и то, что он наотрез отказался следовать за бакалавром к кому бы то ни было из них. А вот визит к Марии, племяннице Симона, был как раз его инициативой. К тому же, его достаточно вольный возглас "Гости, Мария!" косвенно указал на их достаточно если не близкие, то вполне неформальные отношения.

Им открыли быстро, дверь распахнулась практически настежь. И все приветливые и вежливые слова, которые вертелись на языке Даниила, застряли в глотке.

На пороге стояла молодая женщина. Кажется, ей было около двадцати, а, возможно, и того меньше. И она... Чёрт, она была прекрасна. Чуть встревоженная, с выражением лёгкой озабоченности на лице, со слегка приоткрытыми чувственными губами - особенно. Она была прекрасна той роскошной, дикой красотой, какой не встретишь в Столице, хоть с псами ищи.

То, как быстро девушка, несомненно, являвшаяся Марией "судя по восторженным отзывам о её матери и последнему замечанию" собралась, ни за что не желая показывать растерянность, и ослепительно улыбнулась, приветствуя незнакомого человека, только усилило впечатление.

Воспользовавшись приглашением войти, пропустив всё же от большого воспитания Андрея вперёд, бакалавр оказался ближе к девушке и получил возможность почувствовать странный запах её духов, "будто травяной". Удовлетворяя интерес Марии к его персоне, представился, кивнув:

- Даниил Данковский, к Вашим услугам...

Фраза получилась оборванной, по логике вещей за представлением должно было следовать обращение, однако как здесь было принято называть женщин, Данковский не знал.

"Госпожа? Мисс?.. Гражданка?"

Стало неловко, однако в общем это была заминка не слишком страшная. Даниилу показалось по какой-то причине, что Мария вполне могла бы обратить внимание на его смущение и рассмеяться, "по крайней мере, я бы не удивился."

Неумышленно пропустив мимо ушей упоминание о том, что он якобы явился девице во сне, Данковский взглянул на Стаматина, ища у него поддержки. Начать беседу с Каиной он сумел бы лучше бакалавра.

Андрею оставалось лишь лукаво улыбнуться, приметив изменения в тоне и поведении девушки. Проскользнули даже нотки облегчения - наконец-то юная Каина нашла себе более доступный объект для воздыхания; интересно, заметил ли Даниил, - нельзя было не заметить! - ведь не было у Марии, по собственным ощущениям Андрея, той самой женской чувственности, что околдовывает, привязывает к себе если не навсегда, то надолго, еще не было. Такая сила была у Евы, но у будущей Хозяйки - и не должно, у нее свой путь... Кстати о Хозяйках...

- Тебе снова снятся вещие сны? - негромко обратился он к девушке, хмурясь и будто ненароком отыскав бакалавра взглядом. Медик вряд ли признает существование подобного дара, даже будет насмехаться, мол, совсем погрязли в этих ваших мистических суевериях, но как можно сомневаться - ведь вот оно, чудо, живет и дышит, ходит по земле совсем рядом!

Пройдя вслед за Марией в спальню, Андрей уже по привычке удобно уселся на кровать, спихнув с насиженного места маленькую подушку. Здесь, похоже, так ничего и не изменилось, разве что Каспар вновь сбежал из своей детской комнаты в Многогранник. Ох уж эти дети - и ведь выгнать жалко, и держать их там внутри - не дело.

- А нам так хотелось сделать наш визит внезапным, - театрально вздохнул мужчина, в следующую секунду возвращаясь к привычному своему тону. - Но мы, собственно, не с праздным интересом явились. Шепчутся люди на улицах, Мария, сами ничего не знают, а потому домысливают. У вас все в порядке? И Симон у себя? Даниил хотел с ним встретиться.

Будто горечью запахло в воздухе, осело на обветренных губах, защипало за глаза. Недаром девушка выглядела такой.. потерянной, когда только-только отворила дверь. Искала ли поддержки? Хотела ли рассказать что-то, да вот незнакомец помешал? Конечно ответит, но уже не в той форме, не так, как было бы понятно им двоим.

Мария продолжала уверенно улыбаться, пытаясь скрыть за этой улыбкой свой усталый и напряженный вид, улыбка смогла произвести на неизвестного гостя впечатление – Марии не нужно было обладать особенным чутьем, чтобы увидеть, как расширились глаза этого мрачного молодого человека. Мужчина приблизился, а девушка кокетливо взглянула на него, но что-то в ее взгляде выдавало взрослую и умную женщину, а не типичную красивую дурочку.

- ...Мария, - закончила за гостя девушка. – Зови меня Марией, Даниил, - такой резкий переход на «ты» должен был произвести еще более сильное впечатление на мужчину. Мария, как и ее дорогая мать, умела пленять таких, как Даниил, но сейчас она была напугана, что тщательно скрывала за горделивой походкой и уверенным (хоть и чуть дрожащим) голосом. Пропустив мужчин в дом, она проводила их в небольшую спальню. Чуть томный взгляд был прикован к Даниилу, таинственная улыбка, вся ее женственность и стать принадлежала ему.

Вопрос о снах был ожидаемым, но девица не знала, как отвечать на него в присутствии господина Данкоского:

- Ночью, Андрей... Я почувствовала что-то сильное, что идет в город. А потом... Потом я видела этого молодого человека, Даниила. И еще две тени. Они шли в город.

Мария, стремясь отвлечь гостей от своих ночных видений, позвала служанку – девушку блеклую и непримечательную, особенно на фоне Марии – и обратилась к гостям:

- Чего желаете? Чай, кофе? Или может быть, твирин? – произнесла она, лукаво прищурившись. Каина села на кровать, расправив юбку определенно прекрасного платья. И снова улыбка, подаренная сразу двум мужчинам – ей не привыкать, день ото дня к ней являются прекрасные юноши, и они обсуждают с Марией будущее, которое она пророчествует утопистам. – Итак, по какому поводу вы пришли ко мне в гости? Даниил, ты же не местный? Откуда же приехал? Ведь из Столицы? Я знаю, что из Столицы... Где изволил остановиться?

«Это он... я знаю, что он тот, кого я видела во сне... наш спаситель. Что-то грядет...»

Вопрос Андрея насчет Симона заставил улыбку исчезнуть с лица Марии, а саму девушку вспомнить все подробности сегодняшней ночи... Тяжелый вещий сон, судороги, дурное предчувствие. Визит к отцу. Озабоченное лицо папы... обморок.

- У нас... Симон... – Мария вдруг потеряла нить мыслей, которые крутились у нее в голове, тонкие брови изогнулись, девушка сосредоточенно облизала губы и тяжело вздохнула. – Симона нет, - наконец произнесла Каина, набирая в грудь побольше воздуха. – Он... В покоях... он... Симона убили, - наконец, произнесла она, кусая нижнюю губу.

- Мария,- повторил Данковский,- Хорошо.

Вольготно расположившись на кровати, Андрей продолжил разговор с Каиной в непринуждённом, чуть фамильярном тоне. Данковский счёл его поведение допустимым, не заметив неодобрения со стороны Марии, да и уверенность, с которой уселся архитектор. Сам он однако воздержался от лишних телодвижений, вслушиваясь теперь в каждое слово разговора мужчины и женщины. И чем дальше, тем меньше он понимал, о чём они ведут речь.

"Сны? Вещие? Она что, серьёзно?"

Больше всего это походило опять же на что-то местное. Настолько местное, что приезжему человеку было невероятно трудно уловить даже иронию, "которой, вероятно, они сейчас пользуются, если только им не изменяет здравый смысл", или изысканную метафору.

Даниил коротко кивнул на вопрос Марии о Столице, на который она сама же ответила в скорости, и тихо ответил:

- Пока нигде не успел, но это не важно...- когда девушка выразила скорее формальный интерес о его приюте в этом городе.

Всё это время она с каким-то снисходительным интересом разглядывала его, умудряясь почти не мигая смотреть в глаза, будто бы что-то искала там на дне. И улыбалась так благородно, загадочно, "как колдунья. Уж не очаровывает ли она меня?"- подумал бы бакалавр всерьёз, если бы не заметил, как вырывается наружу тщательно скрываемая доселе тревога в Марии, та самая, которую он заподозрил, едва увидев Марию в дверях. Она будто скрывала что-то, что при гостях говорить было неудобно, а держать в секрете - вовсе невозможно. И она всё же заговорила, набрав в грудь воздух, как перед погружением в воду.

Несколько её сбивчивых осторожных высказываний, и Данковский почувствовал себя будто ударенным пыльным мешком по голове.

"Убит."

- Ты шутишь, верно?!- обретя способность вновь мыслить, Даниил невольно подался к женщине, прижимая к груди сжатый кулак,- Брось это, что случилось с Симоном?..

"Она, вероятно, ошибается..."- крутилось в мыслях, однако сердце уже почувствовало неладное и заклокотало в груди.

Поначалу все это походило на плохую, но еще не самую ужасную постановку - вот недоговаривает что-то представительница младшего поколения Каиных, мнется на месте Данковский, готовый, похоже, тут же распрощаться со своими собеседниками и не слышать больше того бреда, что они несут; но не так-то просто сбежать от старых и новых знакомств, а уж сколько их впереди - только богам и известно... Но как все же интересно было наблюдать за Марией, выискивающей в темной фигуре Данковского какие-то свои зацепки, знакомые черты, образ из сна - да что угодно! Кто их, Хозяек, разберет, что у них в головах творится. Интересно, выложит она ему все свои предчувствия и видения как есть, или же подготовит, мягко подведет к осознанию того, что не все в мире - чистая наука и не все подчиняется логике?

А вот последующие вести уж точно вылились ушатом ледяной воды на обоих посетителей. Андрей подскочил на ноги, сделал шаг навстречу Марии, невольно сжимая и разжимая кулаки, заглядывая девушке в лицо, пытаясь поймать ее взгляд.

- Как... Когда?! - Немыслимо! Симон - этот забавный старикан, этот великий человек - и мертв? Ха! Глупость какая, не может такого быть, не могло случиться. - Он же... Душа города, не меньше! У кого вообще на него рука подняться могла? Его даже грифовы подхалимы уважали, сами скорее друг дружку перебили.

Опустились плечи, Андрей сник, внезапно весьма заинтересовавшись узором на ковре под ногами. "Невозможно, просто невозможно..." Он дал им с Петром площадку для строительства, одобрял каждый шаг, помог найти людей, покровительствовал после смерти Нины. Сколько ему было тогда? Видимо, очень много, но жизни в Симоне, казалось, на десяток человек хватит с излишком. И чтобы он - да стал чьей-то жертвой? Да это сколько наглости надо было иметь, насколько гнилую душонку, чтобы совершить подобное?

Гнев утихал. Ему на смену постепенно приходила та горечь, что недавно была словно разлита в воздухе - только теперь въелась в кожу, проникла в кровь, осела в груди плотным комом.

- Мария, можно... повидать Георгия? Или Виктора? - последнее имя далось охрипшему голосу архитектора с трудом. Да и зачем ему было нужно видеть страших Каинов? "Убедиться, что это правда." - неумолимо отвечал внутренний голос. Глупо было сомневаться в словах девушки, да и на такие темы не шутят, но только неистребимое упрямство и недоверие толкало к весьма глупым поступкам. Вот только интересно, отчего так это сообщение задело Данковского?

Мария с мужеством выдержала возмущение своих гостей, хотя что-то в ее взгляде изменилось, она стала более серьезной, на лице, наконец, проявилась та усталость, что девушка тщательно скрывала за маской безрассудности. Круги под глазами стали казаться еще темнее, губы пересохли от волнения, а тонкие хрупкие пальцы нервно сжали юбку платья.

- Симона убили этой ночью, - стараясь не повышать голоса, произнесла Мария. – Дядя хочет найти убийцу, но отец не верит в то, что это сделал человек. Ты знаешь, Андрей, Симон вел себя так странно перед смертью... Сразу после встречи с Исидором он заперся во Внутренних покоях и приказал всем домочадцам в течение недели не есть мяса и не пить воды. А ты, Даниил, стал предвестником гибели, - тон Марии значительно изменился. Она неверно истолковала сон, и только сейчас ей пришло озарение: Даниил не спаситель, но он сможет спасти. – Ты, Даниил, возьмешь нас всех за горло... – даже из голоса пропала та женственность и кокетство. В нем звучала сталь. Мария встала с кровати, расправила юбку и выпрямилась. Одного роста с бакалавром, она все равно будто смотрела на него сверху вниз.

Подбородок чуть опущен, глаза смотрят из-под тонких изящных бровей, губы уверенно изгибаются, с них слетают слова, которые должен был произнести взрослый и состоявшийся мужчина, а не молодая красивая девушка:

- Сегодняшняя смерть – первая, но не последняя. Симон открыл счет драгоценных жертв. Скоро их число умножится...

Мария замолчала. И только вопрос Андрея вывел ее из этой тишины:

- Георгий сейчас не хочет ни с кем говорить. Бессмысленно взывать к его разуму. Бедный дядя, он не станет вас слушать и не пустит даже на порог. А отец... Отец у себя. Он должен был уже вернуться домой.

«Если что-то его не задержало. Пусть они расспрашивают его, а меня оставят в покое. Только вот...»

- Даниил! – окликнула гостя Мария. – Я не умею просить, но должна это сделать – коленопреклоненно молить тебя об этом. Я не умею. Я привыкла повелевать, но ты должен считать это моей просьбой. Я молю тебя сохранить жизнь нескольким людям, если их судьбы пересекутся с твоей. Я знаю, что перед смертью каждого из них будет момент, когда ты сможешь вмешаться. Сделай это. Спаси эти души...

Шелестя полами платья, Мария приблизилась к прикроватному столику и начеркала на листе бумаги имена и фамилии, после чего вернулась к Даниилу и передала свернутый несколько раз листок прямо ему в руки... и, наклонившись к его уху, прошептала:

- Никому.

«Никому не показывай...»

Хмурясь, будто только что увидел что-то мерзкое, бакалавр помотал головой и отступил, перенося вес на оставшуюся позади ногу. Это походило на дешёвый фарс, на плохо поставленную комедию положений.

И они оба были её участниками.

Что Андрей, будто ужаленный подскочивший от известия о смерти старшего Каина, что эта девушка, которая, кажется, была не вполне в своём уме.

"Они что, так развлекаются? Проклятье, я не верю ни единому слову!"

- Погоди, погоди!- перебивая Марию, ставшую, словно заклинание, твердить (шутка ли!) что-то связанное с ним, Данковский приложил пальцы к виску, затем резко отводя их в сторону,- Как это случилось? О чём ты вообще говоришь - зачем не есть мяса и не пить воды, что за внутренний покой такой? При чём здесь вообще я?! Какое, к чёрту, предвестие смерти?

"Они здесь все сумасшедшие. Что за глупости?.."

Чутьё однако подсказывало недоброе. Данковский просто не мог допустить, чтобы кто-то так жестоко смеялся над ним. Даже эта... Мария. Нет, она не была той, кто стал бы лгать о смерти своего дяди.

- И почему ты так уверенно говоришь, что это не последняя смерть?- тише и суше спросил Даниил, убедившись, что женщина его слушает.

"Мне кажется, мне только чудится, или она обвиняет меня? Да что она вообще о себе возомнила, кукла безмозглая?.."

Кукла оказалась строптива и тут же показала зубки, сообщая, что просить не умеет, но для него делает одолжение. В руки к бакалавру упорхнул надушенный листок бумаги, с выведенным аккуратной женской рукой списком из семи имён и фамилий. Удостоверившись, что Мария записала себя любимую, свою семейку и, как ни странно, архитекторов Стаматиных, Данковский успел шикнуть в ухо, пока Каина не отстранилась:

- Ты надменная девица,- затем он уже громче добавил,- Почему именно они? И зачем сохранять их жизнь?

"И причём тут, опять же, я?!"

- Похоже, Симон заранее просил соблюсти траур. Я не знаю, как это случилось, я не видела этого. Отец сказал, что никто не мог пройти во Внутренний Покой. Ты со временем все поймешь, Бакалавр Данковский.

«Он мне не верит – его проблемы, немного времени потребуется, чтобы он осознал, как был неправ. Но даже мне становится рядом с ним страшно...»

Мария устало прикрыла глаза, но завершить разговор не удалось: новые непонимания, новые вопросы. Даниил был крайне любопытен и цеплялся за каждое слово, за каждую пророненную фразу. Вскоре он поймет, как эта способность может спасти ему жизнь. Сама Мария не знала, почему она была так уверена, что это не последняя жертва, но чутье, ее особенная интуиция, доставшаяся от покойной матери, твердила девушке именно эти скорбные слова.

В любом случае, Мария отвечала уже тоном более резким и даже немножко оскорбленным:

- Почему ты так уверенно говоришь, что тебя зовут Даниил? Ты ведь просто это знаешь и все, - лицо ее выглядело очень серьезным. Казалось, что сейчас она состарилась лет на десять, превратив себя не в кокетливую девицу, а в серьезную зрелую женщину. – Я чувствую, что что-то явится к нам из самой глубины, с самых нижних пластов Земли. Из далекой степи кто-то идет сюда. Многие считают, что это Шабнак-адыр. Да, степной дух. Человек не мог убить Симона, я даже начинаю верить в то, что шабнак действительно идет сюда.

В этот момент Мария с какой-то надеждой взглянула на Андрея, взгляд ее был долгим, многозначительным, но все же она перевела свой чудный взор на Даниила. Передав записку Бакалавру, она услышала о себе очень лестное мнение, но решила все-таки на него не реагировать, хотя брови чуть сдвинулись к переносице, она едва поморщила носик в недовольной гримасе.

- Эти люди нужны мне. Они спасут нас, но потом. Сейчас твоя задача – спасти их. Поверь мне, они должны жить. Я знаю, что только ты сможешь изменить их судьбы.

Мария проводила Андрея благодарным взглядом, а затем и Даниила полным сомнений взором.

Андрей верил предсказаниям и видениям Марии. А куда тут было деваться, если реальный опыт подтверждал то, что отвергал разум? Если Симон ушел во Внутренний Покой - то наверняка общаться с Ниной... Неужели он заранее знал, что умрет? И какой же должна была стать эта смерть, если требовались подобные приготовления? Чудно.

- Даниил! Все откроется, но в свое время, - поморщился Стаматин, пытаясь углядеть в окне признаки надвигающегося дождя. Серое небо не позволяло сделать даже этого, впрочем, стекло оставалось чистым, а значит в ближайшем будущем проходить насквозь промокшим не грозило никому.

- Пойдем, Виктор наверняка знает поболее о Симоне. Мария, держись. - зацепив старого друга за рукав, Андрей потянул Бакалавра к выходу, стремясь поскорее покинуть домик Марии. Ее слова в определенном смысле пугали и уж точно - заставляли задуматься. Симон не единственный, кто умрет? Нет, в этом городе, как и в тысячах других, смерть являлась для людей самым обычным завершением жизненного пути, однако если уж будущая Хозяйка и человек, что стал бы Хозяйкой, родись он в другом теле, сочли важным упомянуть об этом горьком событии - то следовало прислушаться. Сомнения Данковского и его полное непонимание ситуации начинали немного раздражать, Андрей еле сдержался, чтобы не выволочь его за собой насильно, однако понимание того, что объять столь много алогичной информации достаточно сложно, сдерживало неблагородный порыв. Как только за спинами посетителей захлопнулась дверь, Андрей отпустил Данковского.

- Власть имущие порой говорят странные вещи, Даниил. Особенно здесь, в этом городе. - Завернув во внутренний дворик, старший из Стаматиных повел медика на встречу с другим представителем Каиных, неловкость, вызванная поспешным бегством от Марии продержалась недолго, до первого же пучка пожухлой травы под ногами. - Тебе еще придется наслушаться всякого, по сравнению с чем домыслы и пророчества покажутся складной песенкой, сам проходил уже через это, знаю о чем говорю.

Конечно, самому Андрею и Петру было легче - у них в голове изначально жила мысль о чуде, именно том чуде, что не выразить словами, мысль, не воплощенная в словах и образах, у них была Нина и ее видения, был Симон. А у Даниила - не было ничего, не считать же его медицинские заигрывания с жизнью человеческой - чудом. И вот - еще один дом, так похожий на предыдущий, в точности повторяющий соседний, также обращенный на сторону площади и Собора. Отсюда можно было уже разглядеть очертания творения Стаматиных - величественный Многогранник. На губах Андрея невольно расцвела умиротворенная улыбка. "Мы сделали это, мы поймали свое чудо. Эх, брат..."

- Не пойду я с тобой к Виктору. Как освободишься - загляни в "Омут" - это особняк возле моста, ниже по улице. Постараюсь уговорить Еву впустить тебя, не на скамейке же тебе ночевать. Удачи, Данковский! - в последний раз похлопав бакалавра по плечу, Андрей развернулся и бодро зашагал по указанному им же адресу. Интересно, знала ли Ева о последних тревожных новостях?..

Только и оставалось, что пожалеть о своём мерзком снобском воспитании, обрывая себя, чтоб не раскрыть без стука дверь, у которой покинул Данковского старший Стаматин и с порога осведомиться у любого, кто за нею окажется, какого, собственно, чёрта.

Даниил, не ответив архитектору ничего от греха подальше, проводил Андрея взглядом, пока тот не скрылся за каменной стеной забора, и с минуту ещё не двигался, размышляя.

Только сейчас его начинало окутывать чувство недоброе и непонятное. Происходящее перестало походить на спектакль и превратилось в сильно искажённую, как через призму пропущенную и в кривом зеркале отражённую действительность. И Андрей, так спокойно отнёсшийся ко всем несуразным, полубезумным словам, произнесённым Марией, уже не казался таким разумным человеком, но пока он был всё же единственным, кто мог внести хоть какую-то ясность. "Что и отказался благополучно сделать." В глубине души Даниил, возможно, и соглашался с тем, что к столь непривычному для гостей из Столицы "и иных цивилизованных мест" порядку вещей стоило ещё привыкнуть, но прогибаться под них и сливаться с ними, вот как братья, простите, слишком.

Даниил вытащил из кармана наспех свёрнутый листок. Рукой Марии были выведены имена её родственников, близнецов и ещё два - женское и мужское. "Кто же эти люди? Зачем мне о них вообще знать? Что там эта девица говорила - я возьму их всех за горло? Глупые и злые слова..."- Данковский покачал головой и убрал список обратно. Бумажка эта только забивала мысли ненужными сведениями, столь щедро сыплющиеся сейчас на голову бакалавру.

Вот куда бежать и что делать? Про себя Даниил решил, что непременно навестит Исидора: тот наверняка бы смог пролить свет на обстоятельства внезапной смерти Симона. По крайней мере Данковский считал, что они в общем неплохо знали друг друга, и старик Бурах мог поведать нечто дельное.

Но - после, после. Сейчас на пути его стоял младший брат Симона, и оставалось только надеяться, что он окажется хоть отдалённо нормальным. Ещё не стоило выкидывать из головы визит в некий Омут... Вздохнув, Данковский громко постучал в дверь три раза.

Глава 3, в которой Станислав Рубин и Бакалавр устраивают консилиум в доме Виктора Каина, который проясняет обстоятельства смерти Симона. Виктор рассказывает об их визите Георгию Каину, а Судья пишет письмо Харону.

Дом Рубина

Станислав открыл глаза. Тяжело было вспомнить, о чем был сон, даже сразу же после пробуждения. Запомнились только серые стены и доктор, который смог поставить его на ноги в военном госпитале: по пояс голый и со скальпелем в руке, которую он зачем-то отвел за спину. «Ну и муть!»

Сильно болела голова – то ли от дурманивших частиц твири, носящихся в воздухе, то ли приключения из прошлого опять давали о себе знать. «Нет, всё-таки твирь. В этом году и так её небывалый урожай, но сегодня этот терпкий запах буквально таки бьет со всего размаху в нос и голову». Рубин встал, аккуратно заправил кровать, помахал руками и ногами, разминая затекшие за ночь мышцы, умылся холодной водой, оделся и вышел на улицу

На день было запланировано много дел, на которые потребуется потратить много сил. «Надо хорошенько подкрепиться», - пробурчал он себе под нос, захлопывая входную дверь за спиной, и двинул по направлению к продуктовой лавке. Солнце, в последнее время радовавшее Степь своим теплом не пропуская ни дня, сегодня пряталось за громоздкую тяжелую тучу, из которой сменяя друг друга с интервалом в несколько минут падали на землю различной степени паршивости (то мелкие – как слегка потяжелевший туман, то крупные – «дождь стеной») водяные осадки. «Вероятно, это из-за дождя твирь так сильно дурманит. Или может дождь из-за твири? Или вообще - это два следствия какой-то другой причины?! Да, кто ж её поймет то, эту степную погоду...»

Дернув ручку входной двери продуктовой лавки, Стах удивленно хмыкнул. «Вроде время давно уже подошло, а лавка всё закрыта». Оглядевшись по сторонам, Рубин заметил невдалеке пацана, похожего на одного из тех сорванцов, что не против пошнырять не только по лавкам, но и по Складам в поисках опасных развлечений, и, сделав несколько шагов по направлению к нему, окликнул: «Эй, малец! Где хозяин лавки не знаешь?». Спокойно повернув голову и посмотрев на него так, как будто это Рубин был на тридцать лет моложе и в два с небольшим раза ниже, а не наоборот, пацан ответил: «Слыхал тут три минуты назад толпа пробежала? Нет? Так вот лавочник за ними следом и сиганул». «Что же такого могло случиться, что даже этот меркантильный человечек оставил свой пост?»

-А что случилось то?, - понимая, что ничего хорошего ни сильный запах твири в воздухе, ни тон пацана не предвещают, спросил Рубин.

-Ну ты вообще, похоже, ничего не знаешь!- возмутился пацан, - старый Симон то того... кончился вообщем!.

-В смысле «кончился»? – на долю секунды растерялся Стах. Ну-ка быстро беги за Исидором, а я туда, – указав рукой на Горны, Рубин уверенным и быстрым шагом пошел к дому Симона.

-Вот сам и беги. А у меня дела поважнее сейчас есть, - услышал он уже в спину.

«Какие могут быть дела важнее этого? Наглец! Хотя... впрочем... дети же», - Рубин свернул после моста направо.

Подходя к дому Симона, он уже издалека увидел испуганные лица и услышал хор взволнованных голосов. «Однако, неспроста сегодня этот дождь, неспроста...»

«Горны»

Уверенно проталкиваясь через толпу (чему, кстати говоря, очень способствовали широкие плечи и немалый рост), Рубин попутно думал о том, под каким предлогом явится в дом к Симону в случае, если малец ему наврал или просто что-то перепутал, и эта толпа собралась здесь с другой целью, ведь Стах считал эти события более вероятными, чем смерть Симона: он в понимании прозектора был так же вечен, как и сам Город на границе со Степью.

К Симону просто так в гости не ходили, этот вечно занятой человек вообще недолюбливал праздные беседы, но пару раз Станиславу удалось-таки поговорить с ним на отвлеченные околофилосовские темы, после которых Рубин был, во-первых, поражен гибкостью и остротой мысли главы семьи Каиных, а во-вторых - долго не мог уснуть в ночь после разговора: ворочался и все пытался осознать полученную информацию до конца, собирая по кусочкам, как мозаику, логичную общую картину. «Хм, все время выходило, что один кусочек либо лишний, либо не вписывается в этот рисунок мироустройства... Может, это из-за наличия в мозаике обыденного бытия элементов мистики? Только у Симона то… полная картинка получалась и без лишних деталей… Куда уж мне до него…»

«Зайду справиться о здоровье, и, если что, по-быстрому убегу по делам», - решил Стах. Рубин дернул ручку дубовой двери. Дверь оказалась закрыта. «Вот это уже интересно!» - двери в этом городе закрывались очень редко и поводы для этого были особые.

Потоптавшись в нерешительности на лестнице с полминуты, Станислав решил было спросить что да как у людей, толпившихся рядом. Но потом, еще секунд десять подумав, отказался от этой затеи. «Да что они могут знать», – пробурчал он, - «сейчас только слухов, как репьев, понацепляю». Кроме того, эти темные люди Стаха за своего так и не приняли (да и он их не всегда понимал), поэтому могли ничего не сказать, а терять время Рубину сейчас отчего-то не хотелось.

«Придется идти к Виктору». Виктор не был врагом, как не был и другом. С одной стороны, он мог когда-то при желании контролировать Кровавую Нину, что не могло не вызывать восхищения, с другой – и в его характере и манерах и в характере его жены присутствовал тот самый легкий столичный налет дурной элитарности, который всегда плохо переносил Стах. «Дружбы нет, есть взаимоуважение», - не признавать пользу для Города дел Виктора Рубин не мог.

Постучав в дверь – а в дом к Виктору, в отличие от Симона, Станислав предпочитал входить по приглашению хозяина – Рубин ещё раз посмотрел на дом Симона. «Какие-то одинаковые слишком дома у братьев. А хозяева настолько разные, насколько похожи дома».

Смерть Симона расколола хрупкую гармонию в семье Каиных. Мария вот-вот должна была стать Хозяйкой, все надеялись, что Симон сможет огородить ее от всех бед, как вдруг... И смерть его была странной. Во внутреннем покое, куда не мог пробраться ни один убийца! «Георгий будто сошел с ума, он сам знает, что простой человек не может убить Симона, тем более во внутренних покоях. Но он все равно ищет убийцу...»

Мария не смогла удержать свое сознание, она упала без чувств, когда услышала эту кошмарную новость. Виктор был не просто растерян... он был раздавлен, потому что все, к чему они так готовились, рушилось в один миг. Сначала Нина (по телу проходит дрожь, пальцы невольно сжимаются, а брови изгибаются в печальной гримасе), теперь Симон... Виктор чувствовал и свою скорую кончину. Георгий был силен, но и он иссякал. Вся надежда на Марию, но и она не могла сейчас пережить то, что свалилось на голову Каиных.

- Теперь она отдыхает, она не должна так напрягаться, - произнес Виктор, обращаясь к пустоте... или же к портрету, что висел в коридоре? Каин только что отнес несчастную дочь в ее покои, оставил в кровати, сейчас она, должно быть, спала крепким сном. – Бедная девочка.

«Я бы послал за Рубиным. Сегодня он не сможет подойти к телу, но завтра... он должен осмотреть его, иначе мы не сможем быть уверенными в том, что этот убийца – не человек... Георгий хочет, чтобы я послал за Рубиным...»

Виктор снял свой старый серый плащ и накинул его на вешалку, прошел мимо портрета своей покойной жены, окинув его усталым взглядом, прямиком в свой кабинет. Вид у него был вымотанный и недовольный. Виктор корил себя за то, что до сих пор не написал этому врачу, что дело очень (!) срочное, что нужно явится в «Горны» как можно скорее. Виктор опустил на свой стул и закрыл лицо руками. «Кто же нам теперь поможет... Нины нет, Виктории тоже, только Катерина, но... нет, это определенно не вариант».

Стук в дверь раздался неожиданно, Виктор уже собирался достать бумагу, чтобы начеркать приглашение, но этот стук его отвлек. Дверь открыла тихая девушка-служанка, она же и пропустила в дом. Виктор по привычке поднялся из-за стола, встречая неожиданного гостя.

- Рубин? – в голосе прозвучала нотка удивления. – Вы пришли... – Виктор не знал, как подобрать нужные слова. – Вас пригласил Георгий?

Дверь в дом Каина открыла миловидная служанка, которую немногие в этом Городе могли себе позволить, и, со словами «Прошу вас, мастер Рубин, господин Каин вас давно ожидает», жестом указала на кабинет Виктора.«Ожидает?», - успел удивиться Стах, пока открывал дверь.

Виктор, как всегда сидел за своим столом, но, увидев Рубина, встал, показывая, что готов к важному разговору. «Здравствуйте, Виктор», -не удержался Рубин, заменив простой кивок головы на несколько более теплое приветствие: Каин всем своим видом просил, чтобы ему пожелали здоровья, усталость отпечаталась у него на лице. Кроме того, Рубин уловил во взгляде некоторую потерянность, которую можно было бы даже принять за недовольство, если бы не то событие, о котором, как уже начинал догадываться Станислав, сейчас ему предстояло узнать.

«Нет, у Георгия закрыта дверь…», - быстро проговорил Рубин, - «Виктор… что с Симоном?». В тишине, повисшей в воздухе, раздался громкий стук в дверь.

Плачевное состояние семьи Каиных должно оставаться в секрете, если это вообще возможно. Виктор несколько мгновений размышлял, как поведать Рубину страшную новость, но Стах первым начал этот серьезный разговор.

Только Виктор хотел было открыть рот, как снова раздался стук в дверь. Служанка мигом открыла дверь, пропуская неизвестного гостя вперед. Она попросила Бакалавра представиться, а затем, после того как получила ответ, и подождать, когда Виктор позовет его.

- Пускай войдет, - Виктор тяжело вздохнул. Недаром Мария ночью видела незваных гостей. – Симон убит, господин Рубин. Убит этой ночью во Внутреннем Покое, и мы хотим, чтобы вы осмотрели тело. Проходите, господин Данковский. Я наслышан о вас от нашего общего друга Исидора Бураха. Он говорил, что вы умнейший человек, что вы боретесь со Смертью. Это правда?

«Нам бы ваша помощь в этой борьбе не помешала...» Виктор рассматривал приезжего гостя внимательным взглядом, будто бы оценивая достоверность этих сведений.

- Так или иначе, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь в любом деле. Итак, Рубин, вернемся к Симону. Я думаю, основателю «Танатики» будет интересно... – Виктор изо всех сил старался держаться спокойно. – Перед смертью к Симону приходил Исидор Бурах, и они очень долго говорили о чем-то, после чего Симон вышел из кабинета на удивление бледным и напряженным. После этого он направился во Внутренний Покой.

Виктор выглядел спокойным и адекватным человеком, в его словах не было ничего такого необычного, что указывало бы на какое-нибудь психическое расстройство. Обыкновенный аристократ, семьянин, правда, дочка у него не кто-то, а будущая Алая Хозяйка.

Убедившись, что хоть здесь он гость не незваный и отметив про себя, что разговоры о его персоне Исидор всё же затевал, Даниил приветственно склонил голову, встретившись взглядом с высоченным мужчиной, чьи рост и комплекция вместили бы в себя парочку Данковских, по фамилии, если он правильно расслышал, Рубин. Сообразив, что Виктор как раз рассказывает ему об обстоятельствах гибели старшего брата, бакалавр предпочёл выслушать не перебивая, попутно выуживая из его слов какие-то факты.

"Внутренним покоем", о котором что-то там говорила ещё Мария они, вероятно, именовали некое помещение, по скромным доводам Даниила, способное служить местом религиозного значения. По крайней мере, отец и дочь произносили это название так, будто его следовало писать с заглавной литеры. Лёгкое недоумение вызвало и упоминание о визите Бураха точно перед смертью старшего Каина. По какому же делу такому важному, интересно, он заглядывал в час, как оказалось, фатальный?

"Слишком много вопросов. Слишком похоже на чей-то заговор."

- Отчасти,- ответил Данковский на единственный вопрос Виктора в свой адрес, и добавил спустя секунду промедления,- Пытаюсь.

Но именно сейчас это и ставилось под сомнение.

"Всегда ставил своей задачей отвращать смерть, а не воскрешать мертвецов. Выходит, с полем работ вышла ошибочка..."

Не хватало, конечно, чтоб его попросили поднять Симона в виде ходячего трупа. В практике бакалавра уже случались подобные комедии, когда безутешные родственники неназванных почивших молили его взять на себя роль Христа. Виктор выглядел разумным мужчиной, чего о его дочери, правда, сказать можно было едва ли.

Сам Данковский воспринял всё, что сказал Каин, достаточно спокойно, однако он понял, что Рубин слышит столь печальные вести впервые. И доктор решил помалкивать, пока не дадут слова.

Ну, вот и сложилось все в единую мозаику. Этот непонятно откуда взявшийся дождь посреди сухого лета, этот сбивающий с ног запах твири в воздухе, эти странные взгляды из толпы – с примесью животного страха, этот взгляд Виктора – он как будто сразу постарел на несколько лет – все, наконец, сформировало целостную картину в голове Рубина. Рухнул тот столб, та огромная колонна, что поддерживала жизнь людей вдалеке от центра цивилизации, исчезла та точка опоры и отсчета, благодаря которой существовала возможность одновременно придерживать Степь и Город, не давая им поглотить друг друга, и находить правильные способы выхода из часто возникающих между ними сложных конфликтных ситуаций, сохраняя приемлемый баланс сил. Отныне положение в Городе описывалось фразой «неустойчивое состояние равновесия» - «как шарик на вершине высокой горы. Вот сейчас он недвижим, но стоит чуть задеть его с любой из сторон - и он мигом покатится по крутому склону, все набирая и набирая скорость».

Рот Рубина непроизвольно приоткрылся, даже военная выдержка - приходилось часто слышать о поражениях и победах и видеть их последствия - не помогла ему воспринять известие без эмоций, несмотря на то, что он уже почти был готов к нему. В течение последующих пяти секунд он таки собрался, тем более, что в комнате уже появился третий собеседник – ростом чуть пониже Виктора, «щупловат немного, в руке саквояж большой, плащ кожаный модный, ботинки такие забавные на высокой подошве – словом, птица столичная. Эх… И взгляд ещё острый, человека умственной профессии выдает. Да и учитель с ним знаком». Рубин кивнул столичному гостю в ответ и продолжил слушать. И вправду, гостем оказался небезызвестный Данковский - основатель лаборатории, название которой в свое время некоторые журналы не побоялись поместить на первую страницу.

«Интересно, что привело его сюда?». Честно сказать, он бы даже пообщался на эту тему с бакалавром, если бы их встреча сложилась при других обстоятельствах.

«Виктор… Но как?.. впрочем… соболезную… вы можете рассчитывать на мою помощь – я могу приступить немедленно. Но что… или кто явился причиной смерти Симона?», - явно это был не простой человек, но Рубин для начала решил промолчать об этом, - «возможно, учитель может что-то знать об этом, неплохо бы его увидеть в самые короткие сроки». «Бакалавр, вне зависимости от целей вашего пребывания здесь, я настоятельно рекомендую вам познакомится с Исидором Бурахом – известная личность у нас, и как раз – по вашей специальности. Хотя, насколько я понимаю, вы к нему и приехали?»

Как и предполагал Виктор, Рубин не показал шока и замешательства, хотя его ноздри всё же раздулись, а глаза расширились. Сказалась неслыханная выдержка этого мужественного человека, что не означало бесстрастия. И действительно, легче было представить, что небеса упали на землю, чем смерть человека, казалось, сравнимого почти что с богом. По правде сказать, и сам Каин всё ещё воспринимал это как дурной туманный сон, но переть против фактов он не мог, и решил просто пережить это, как пережил смерть Нины, что тоже, кстати, казалось когда-то совершенно невозможным. В сравнении с тем, что произошло тогда, - гибель брата казалась если не пустяком, то хоть не трагедией.

Как бы то ни было, реальность сильно треснула по ушам всю семью. Им всем пришлось сейчас резко спуститься с небес на землю, и заняться насущным. Виктора это даже самую малость радовало: он начинал думать, что все его близкие скоро оторвут ноги от поверхности и взмоют в такие невообразимые дали, что не поймаешь. "Не было бы счастья, да несчастье помогло. И что здесь что - ещё вопрос."

Бакалавр и бровью не повёл. Очевидно, весть о смерти Симона долетела до него раньше, чем он успел добраться до Виктора. Логично было предположить, что Даниил побывал в доме Георгия или Марии. Последнее едва ли можно было назвать счастливым случаем, но осведомлению бы точно послужило. Тем лучше, двоих потрясённых Каин бы сейчас не вынес.

- Спасибо, мастер Рубин, признателен вам за сочувствие, а за готовность помочь - в особенности. От всей своей семьи я прошу вас, Станислав, и вас, господин Данковский, пролить свет на обстоятельства гибели брата. Вы двое и Исидор - единственные, кто может это сделать.

"Посмотрим заодно, что за птица этот Бакалавр. Очень неприятно, конечно, с ним вышло, но исправить что-то уже нельзя..."

- Не сочтите это за дерзость, но ведь у вас, кажется, свой интерес? Жаль, что вы прибыли так поздно, но винить некого. Знайте, что к встрече с вами брат готовился. Вы сослужите добрую службу себе и нам, приняв участие в расследовании. И, быть может, вы найдёте ответы на свои вопросы,- закончил Виктор, взглянув на Рубина, как бы давая понять, что сам не меньше хотел бы знать причины гибели Симона. Не хотелось просить об услугах, но в нынешних условиях просто опускались руки. Врачей и просто здравомыслящих людей в Городе было поискать...

"Однако. Не означает ли это, что они и сами не знают, отчего умер Симон? Вот уж не было печали..."- нахмурился бакалавр. Ничуть не удивительно, что такой старый человек внезапно скончался, куда как подозрительней виделось удивление всеобщее по этому поводу.

"Быть может, все просто привыкли, что он жив, и жизнь его уже казалась вечной? Люди просто не привыкли к иному? Ох, Данила, чует моё сердце, что не всё так просто объясняется."

На удивление быстро в присутствии Виктора у Данковского успокоились расшалившиеся нервы и пришли разумные мысли. Было бы кощунством говорить о них вслух - всё же бакалавр чтил чужие семейные ценности и не хотел бы вносить свои грубые лепты в траур Каиных. Но Симон всё же не сват ему и не брат, и Даниил ехал не к человеку. Он ехал к явлению, и, вероятно, осмотр тела покойника помог бы ему понять причины долголетия старика. Жаль только, что миф о его бессмертии самоустранился... "Но не зря же Виктор сказал "убит". Если гибель наступила насильственно, это ничего не меняет."

На самом деле меняло. Меняло всё, но Даниил упорно не допускал таких мыслей.

Известие о том, что второй собеседник Виктора, как видно, человек решительный и деловой - врач, несколько воодушевило. Как-никак, чужой опыт, мнение и свидетельство со стороны всегда были ценны.

- Не к нему, но по его приглашению,- уточнил Данковский,- Прибыл я к Симону, о котором Бурах изволил упоминать в переписке. В свете сложившихся обстоятельств я непременно посещу Исидора...

"...и уши старикану надеру."

Помощь... О какой помощи мог просить Виктор? Об осмотре тела? Можно было попробовать, вне зависимости от успеха это принесло бы много пользы... Попросив помощи Рубина. Каков, интересно, был его медицинский профиль?

- Нас объединяет общая трагедия,- доктор чуть развёл руками, совсем немного,- Убийство Симона Каина - это убийство Бакалавра Данковского. Вы можете рассчитывать на моё содействие. Но для этого должны рассказать мне всё, что знаете.

«Работать с Данковским? Ну да, это будет любопытно». Некоторые язвительно называли его «ученым обывателем», подчеркивая невысокое звание в научной среде, некоторые считали, что чтобы победить смерть - саму смерть, как явление, а не различные причины, её вызывающие – знаний консервативной классической науки недостаточно, а то и вообще они не требуются, но факт оставался фактом – бакалавр был широко известной в узких кругах личностью. «Интересно все же, что же он есть, этот Даниил?»

«Виктор, так все же, когда я могу приступить к осмотру тела? Я слышал, что в вашей семье не все просто с этим», - эти «мистические» Каины всегда имели своё мнение на проблему смерти, поэтому Рубин решил убедиться, что дело можно начать делать сейчас, - «бакалавр, мне будет интересно работать с вами, тем более, мне кажется, что очень скоро без вашей помощи будет просто не обойтись. Вижу, что вы уже наслышаны о смерти Симона, раз так спокойно говорите о своей» «Ну да, столичный отпечаток дает о себе знать – напыщенность в речи имеется», - отметил про себя Стах, - «посмотрим, каков ты в деле».

«И все же что могло убить старого мистика? По глазам вижу, не хочет Виктор отвечать на этот вопрос в прямую, говорит, чтобы сами посмотрели. Боится что ли чего? Да, похоже, но своими опасениями делиться не спешит. Нет, гадать не люблю, надо срочно Бураха повидать. Да и Каин говорит, что учитель последний Симона видел. Уж кто-кто, а Исидор то загадками говорить не любит – с ходу все прояснит».

«Виктор, вы за Бурахом, случайно, не посылали? И мне и, как вижу, почтеннейшему бакалавру он сейчас нужен», - подвел итог знакомства Стах.

Виктор кивнул, не без радости отмечая согласие как Данковского, так и Рубина на содействие. Препираться сейчас, оправдываться перед ними и торговаться он не собирался - не тот случай, когда допустимы бы были варианты.

- Разумеется, всё, что вы хотите знать, я поведаю. При условии, что буду знать об этом сам.

Осложнялось тем, что Каин был осведомлён немногим лучше, чем его гости. И дать чёткие показания новоявленным детективам мог с большой натяжкой...

- Рано утром Симона нашли слуги. Его тело было... скручено и изуродовано, на лице застыли следы мучения. Он умер в состоянии Внутреннего Покоя. Вам, Рубин, это может что-то объяснить, вы с учителем наверняка касались этой темы. Обстоятельство отягчающее, поскольку неясно, как мог проникнуть в него убийца, если он, конечно, существует.

"Вот только как объяснить это столичному гостю? Такую специфику он едва ли поймёт, хорошо, если слушать хотя бы станет..."

Виктор чувствовал себя несколько неловко, говоря об этом. Вряд ли именно он должен был поведать массам об обстоятельствах смерти брата, но чувствовал, что кроме него это сделать никто не сможет. Мария напугана и удручена, к тому же, она снабдит рассказ своими доводами и домыслами, коих знать многим не следовало.

"Хотя кажется, что господин Данковский успел побывать именно у неё."

- Лучше просвятить вас мог бы Георгий...- осторожно продолжил вдовец,- Но... Он невменяем. Его рассудок затуманен гневом, и он готов обвинить кого угодно в гибели Симона. Это его прихотью является соблюсти древний обычай - не перемещать и не трогать тело сутки. Он даже посмотреть на него вряд ли позволит...

Виктор бы с радостью нарушил обычай. Он придерживался того, что мертвецам не место среди живых, хотя нечто более древнее, нежели здравый ум, и подсказывало из глубин подсознания - это поверье родилось и соблюдалось не зря.

- Мы и вправду посылали за Исидором, однако вам, Станислав, должно быть виднее, где его можно найти: мастера не оказалось дома, и тогда я отправил за вами. Вы же пришли раньше, чем гонец успел добраться до вас... И пожалуй лучше, что весть вы получили от меня.

Медленно, но верно неприятная ситуация прояснялась. Несмотря на то, что вся эта история отчаянно стала походить на головоломку, кусочки которой только предстояло начать собирать по разным местам, некоторые детали уже немного стыковались друг с другом.

Сам того не желая, Виктор с каждым своим словом пробуждал в Данииле азарт исследователя. Это была уже не проверка на прочность, это был почти ничем не прикрытый вызов. И Данковский собирался принять бой, кто бы на него не вызывал.

"Если этот убийца посмел таким образом помешать моим планам, то он явно зашёл слишком далеко, убрав такого мощного ферзя ради неудачи... играющей пешки."

- Имел сомнительное удовольствие узнать немногим раньше вас, коллега Рубин, и был крайне этим известием опечален,- только совсем слепой не заметил бы в глазах доктора недоброго и неспокойного огня. Озлобленность придала ему сил, доверие Виктора - уверенности.

"Если же убийца перешёл мне дорогу ненароком, он всё равно пожалеет об этом. Те, кому гибель Симона принесла горе, встанут на ножи, но решающий удар всё равно останется за мной."

Мозг начинал работать в усиленном режиме. Абстрактный Внутренний покой, о котором упоминала Мария, прозвучал и в речи её отца, однако Виктор употребил куда более изысканное и точное выражение: "состояние Внутреннего покоя". То есть, возможно, некая форма медитативной концентрации... А расслабленного человека куда легче застать врасплох и прикончить.

Изуродованное тело... Что ж, это неудивительно. Наверняка такого непростого мужчину, как Симон Каин, и убивать следовало изощрённым образом. Если не сказать - нечеловеческим.

- Я полагаю, это всё? Не слишком исчерпывающе... Хорошо, сутки - это не так много, Виктор, и, если требуют того религиозные убеждения, переждать их - не проблема. Верно, коллега?- обратился Даниил к Рубину,- Я думаю, за это время необходимо опросить тех, кто общался с почившим в последнее время. Жаль, что Исидор так не вовремя отлучился... Ещё два дня назад, исходя из его письма, он был дома и никуда не собирался,- самозабвенно заговорил бакалавр, рассуждая на ходу,- А к тому времени, как мы сумеем собрать необходимые сведения и составить картину преступления, можно будет приступить к осмотру тела, я полагаю.

"Если же никакого убийцы нет... и это хорошо разыгранный фарс... То рано или поздно станут видны нитки, за которые меня дёргают, и тогда начнётся настоящая игра."

Теперь он вцепился в предложенную ему задачку накрепко, о, да. Если кто-то захотел бы отодрать Даниила от её решения, ему пришлось бы для начала вырвать Данковскому зубы, а уж потом вытащить их из тела бессмертного.

«Так вот оно как получается...» Симон умер во Внутреннем Покое, а это был ещё один аргумент в пользу того, что он не был убит простым человеком. «По крайней мере, этот человек равен Симону по силе, раз в Покой пролезть смог, а таковых я у нас ни разу не встречал. Может, конечно, Симон то убийцу сам впустил, только вот можно ли туда вообще впустить – неясно. И зря Виктор считает, что я хорошо понимаю, что этот Внутренний Покой из себя представляет... Слишком сложно это все. А вот старый Бурах - понимает и, наверно, у него уже есть определенные подозрения, кто виноват в случившемся. Нечего здесь больше время терять, все вроде выяснили».

«В таком случае, раз мы все решили, с вашего позволения я откланяюсь - попробую поискать Исидора Бураха, он должен отчасти прояснить текущие события. Виктор, мои знания и мои руки к вашим услугам, дайте мне знать, когда я понадоблюсь. Бакалавр, был рад знакомству!» – Рубин даже бы раскланялся, если бы умел. Подождав ещё пару секунд, продумывая маршрут, Стах бросил: «Всего доброго, господа», - и вышел на улицу.

«Ну что же... навестим старого учителя...»

Приятно удивили, но ввергли тем самым в лёгкое смятение те решительность и самоотверженность, что продемонстрировали оба его визитёра. Не сказать, чтобы это было так уж удивительно: оба они имели свои причины расстраиваться новостям о гибели Симона, однако Виктор прежде никогда не сталкивался с необходимостью сочувствовать чужим трагедиям, и едва ли понимал лекарей. Особенно столичного:

"Ишь, как заговорил. Аналитик в нём умирает. Свести бы его с умницей Люричевой: вот уж тандем выйдет, каких свет не видывал..."

- Вижу, вы всерьёз решили заняться этим, Даниил. Что ж, я буду благодарен, но теперь действительно больше ничем не могу вам помочь. Могла бы пролить свет на что-то моя дочь, но вы, кажется, уже познакомились с ней. Поэтому задерживать вас не смею...

"Не задерживайте и вы меня."

- До свидания, Рубин. Буду ждать вестей от вас,- на прощание кивнул Каин Станиславу. Втайне он надеялся, что новости не окажутся неожиданными, и что Исидор действительно просто отлучился. Не нравились Виктору обстоятельства его исчезновения...

"Итак, расходимся. Прекрасно."

- До встречи, коллега Рубин. Смею просить вас сообщить об обстоятельствах, которые удастся выяснить, и обещаю в свою очередь то же самое.

Данковский кивнул на прощание Стаху, и, дождавшись, когда слуга закроет за ним дверь, обратился к Виктору:

- Жаль, что наше знакомство не состоялось при более приятных обстоятельствах. Я не хотел бы, чтобы досадную смерть вашего брата как-то связывали с моим приездом. По крайней мере, пока...

"До предъявления неопровержимых доказательств в пользу этой версии, которая пока кажется мне самой безболезненной... И легко объяснимой." Ещё она внушительно тешила самолюбие, но уж этого Даниил не признал бы и перед Властями.

Поклонившись младшему Каину и попрощавшись с ним, Данковский вышел из здания и остановился на ступенях, обдумывая свои дальнейшие действия и анализируя уже минувшие события.

Виктор произвёл впечатление человека измождённого и совершенно не желающего заниматься ерундой. Похвальное стремление, что сказать, да только странным выглядела его будто непреходящая усталость (возникала мысль, что таковая является его обычным состоянием духа). Помимо всего прочего, бакалавр редко находил приятным общение с родственниками покойников, и по крайней мере на принятое здесь время траура он принял решение не беспокоить это семейство.

Рубин же... Что ж, работать с ним в паре было бы неплохо, особенно в свете его статуса ученика Исидора. Кажется, он мужик волевой и толковый, бояться и юлить не станет. Да и вообще по всему он походил на военного, а уж их Данковский уважал безмерно.

Небо над головой было бледно-голубым, было ощущение, что с часу на час начнётся дождь. Бакалавр поднял воротник и неспешно спустился с крыльца, выходя на улицу со стороны, противоположной той, с которой он зашёл в ансамбль Горнов. Впереди открылся вид на удивительной красоты собор с башенными часами. По правую руку тонуло в тумане некое причудливое сооружение, едва заметное вдалеке. Ни то, ни другое рассматривать не было времени, да и не хотелось. А вот слева расположилась чуть более привычная застройка из каменных домов. Именно туда и направился доктор - поблагодарить Андрея, его сопроводившего, и осведомиться, нельзя ли временно у него же остановиться.

"Вот и разошлись гости дорогие..."- едва за столичным доктором закрылась дверь, Виктор позволил себе расслабить спину, избавив её от необходимости держаться натянутой, как струна, и напряжённой, как сжатая пружина. Мужчина опустился на стул и, поставив на тяжёлую столешницу локти, устало потёр глаза: он не выспался.

Виктор думал иногда, что и сам не лишён некоего сверхъестественного пророческого дара, коим обладали его жена и дочь. Не зря же вчерашний вечер никак не хотел отпускать его сознание от себя, и будто какая злая мара забрала напрочь всяческий сон. Не напрасно младший Каин очнулся, как ударенный по плечам кнутом, ото сна, который не смог вспомнить, когда ненароком задремал прямо на рабочем месте... Такова уж была природа местных жителей: толковать всяческие чувства в угоду своим желаниям и приписывать случайности неведомым промыслам духов.

Но всё же Виктор даже сейчас не захотел подчиниться декадентским настроениям мрачных мистиков и объяснил своё странное состояние обыкновенной интуицией, которой может похвастаться каждый второй человек из любого круга, и вовсе необязательно ему для этого быть супругом покойной Хозяйки и отцом будущей.

Простое предчувствие, естественное для человека, в семье которого случается потеря.

"Браво, Симон. Склоняюсь пред твоим телом, брат..."- невесело думал Виктор, растирая покрасневшие уже веки.

"Ты даже уйти не смог просто так... Загорелся, взлетел, оставил после себя дымные следы и... нет, не потух. Взорвался, опалив всё, до чего смогли достать твои искры... Чёрт бы тебя взял."

Виктор отнял руки от лица, раскрыл глаза и медленно, с какой-то невыразимой тоской взглянул вверх и чуть вправо, туда, где с умелого и тонкого портрета на него чуть укоризненно смотрела Нина.

- Ты уж встреть его там гостеприимно, и врежь старику побольнее...- вслух произнёс мужчина, обращаясь к картине, не слишком-то иронизируя. Он всегда держался мнения, что Каины не должны разлучаться - хоть на том, хоть на этом свете.

Хотя чего бояться за мертвецов? Уж они точно не пропадут, следовало справиться за живых. Виктор подавил в зачатке желание проведать дочь, особенно сейчас, когда она уже оправилась от шока и наверняка строила свои планы и предположения, выслушивать и анализировать которые Каин бы сейчас всё равно не стал. Он не желал бы видеть Марию хоть до вечера: странные и противоречивые чувства вызывала она в отце, когда становилась то похожей на мать как две капли воды, то превращаясь в её кривое и злое отражение. И кем она была сегодня, падая без чувств на руки отца, - трудно сказать.

А вот порыв пойти к Георгию на проверку здравым смыслом оказался благороден и благодарен. И впрямь, Виктор сегодня не видел брата, вести о его состоянии принесли взволнованные и напуганные слуги. Быть может, Каин даже зря отпустил докторов, посоветовав им не тревожить сейчас Судью...

Как бы то ни было, а держать траур полагалось вместе. И, если уж совсем откровенно, Виктор сильно беспокоился за Георгия. Они же были одной семьёй.

Сдвинул локтем в сторону кучу бумаг, дабы не оставлять в своё отсутствие беспорядок, мужчина ещё раз с силой потёр веки, но утешил себя тем, что кому-то сейчас куда хуже, чем ему. И, чтобы как-то скрасить общее горе, с незначительным промедлением пустился в не такой уж далёкий путь.

Георгий Каин откинулся на спинку кресла и, тяжело дыша, положил руку на сердце. "Сердце... Такое чувство, что я просто не переживу сегодняшний день...", пронеслось у него в голове, но Судья не был склонен подолгу предаваться столь пессимистичным чувствам, поэтому открыл верхний ящик письменного стола, за которым сидел, достал из-под стопки бумаги небольшой аптечный пузырек из темного стекла, дрожащей рукой сорвал с него отскочившую на стол крышку, отправил в рот сразу три или четыре таблетки и запил их глотком уже остывшего кофе из стоявшей на столе чашки.

- Инна! - из гостинной донесся отдающий гулом в пустом помещении звук шагов, и в дверном проёме появилась всё ещё бледная горничная, которой было поручено приглядывать сегодня за Судьей, который после всего произошедшего, казалось, балансировал на вершине тонкой скалы, по одну сторону которой бурлила река безумия, а по другую темнела пропасть скорой смерти, - Принеси ещё кофию, будь так добра.

- Вам же нельзя, Судья, - укоряюще посмотрела на него горничная, попутно беспокойным взглядом цепляя рукоять револьвера, торчавшую из-под бумаг в выдвинутом ящике, - "Как бы он чего глупого не сделал... Впрочем, нет, не из таких Георгий, он скорее без особых раздумий застрелит любого, кого заподозрит в смерти брата, чем позволит ему уйти неотомщенным..."

Наверное, что-то такое отразилось в её глазах, потому что Судья проследил направление взгляда Инны и недовольно хмыкнул.

- Рад, что ты это понимаешь, - горничная на секунду даже усомнилась, действительно ли он выражал своё мнение про кофе или же отвечал на её невысказанные мысли, - А теперь принеси ещё чашечку, прошу тебя. Чувствую я, что сегодня будут гости, причем отнюдь немало...

Что-то в голосе Судьи заставило Инну коротко поклониться, забрать чашку и удалиться за "кофием", в то время как сам Каин вернулся к тому занятию, которым он был занят до очередной вспышки боли, а именно - к написанию письма. Георгий выглядел столь же собранным, сколь и обычно, и, казалось, даже перенесенное им потрясение неспособно было заставить его руку с зажатой в ней перьевой ручкой дрожать при написании столь ответственного письма. Часть уже написанного и высохшего текста была прикрыта толстым томиком Ларошфуко, как будто бы Каин прятал написанное даже от самого себя, испытывая то ли стыд, то ли страх. В любом случае, прочитать это на лице Судьи было попросту невозможно, поэтому всё, что мог бы увидеть заглянувший через его плечо нежданный посетитель, был следующий текст:

"...между тем, уверен, что случившееся никак не повлияет на жизнь нашего Города. Нет, буду искренним, я так надеюсь. Мне остается только надеяться, ведь быть в чем-то уверенным у меня просто не осталось сил. Я знаю, что не вправе просить о чем-то подобном, но всё же - поговорите с отцом. Боюсь, что вы - единственный, кого он будет слушать. Да, мы, Каины, ослабели от понесенной травмы, потеряли власть над городом, но если остальные семьи теперь слетятся на нас, как вороны на падаль, то, независимо от исхода, пострадают абсолютно все, и победившие, и пораженные, и зрители, и безучастные. Я не привык унижаться, но теперь я низменно прошу вас. Не ради себя, не ради Николая и Марии, не ради наших денег или власти - ради города. Я искренне надеюсь на ваше благоразумие и не хочу прибегать к крайним мерам для достижения своей цели. Я хотел бы просить чего-то подобного и у Сабуровых, но, боюсь, Александр тем более не захочет меня слушать, поэтому, не желая усугубить ситуацию, пишу только вам. Пусть каждый занимается своим делом, как и было всегда. Dixi.

С почтением, Судья."

Георгий вздохнул и отложил перо в сторону, ожидая, пока чернила окончательно просохнут. Спустя минуту к нему спустилась Инна с чашкой кофе, поставила её на стол и вежливо встала рядом с Каиным:

- Чего-нибудь ещё, Судья?

- Да... - задумчиво ответил тот, протягивая ей сложенный вдвое листок бумаги с написанным письмом, - Найди конверт и проследи, чтобы это как можно быстрее попало в руки Ольгимского-младшего. Напрямую, без всяких посредников. Как только отнесешь, возвращайся обратно, можешь ещё понадобиться здесь. Всё ясно?

- Конечно, Судья, - Инна кивнула и удалилась, оставив Георгия в одиночестве, которое он предпочел скрасить случайно взятой из стоящей на столе стопки книгой.

Навстречу из обиталища старшего брата выпорхнула худенькая и маленькая, "в чём только душа там держится?.." горничная Инна, едва не столкнувшись лбом с неторопливо поднимающимся по ступеням Виктором. Поймав девушку за плечи, чтобы та с перепугу не упала прямо здесь, благо, общение с непоколебимым, непреклонным Георгием способствовало развитию нервной истерии у дамочек, младший Каин помог Инне преодолеть оставшуюся ступень без приключений, а сам взялся за дверь. Впрочем, Виктор не отказал себе в порыве проводить девушку взглядом. Та, кутаясь в свою сиротскую шалочку, последовала куда-то вниз по улице. Невольно покоробил её почти несчастный вид и лицо страдальческое: о да, вот оно, олицетворение семейства Каиных. Изысканность и стать во всём, чтоб её... Надо думать, Судья отправил по какому поручению. "Лишь бы, право слово, не надумал с её помощью оповещать страждущих о трагедии..."

Нет, таковое было не в характере Георгия, но сегодня Виктор ждал от него чего угодно.

Дверь поддалась не так легко, как хотелось бы: как во всём ансамбле "Горнов", она была тяжёлой и добротно сделанной, посаженной на крепкие петли. Но не запиралась: традиция Города соблюдалась, и в дни траура дом был открыт для посещений всеми, кто сочтёт нужным. Простолюдины трактовали обычай по-своему: раскрывали настежь все окна и двери, когда было нечего терять. Воров ли приглашали, или жалость так стремились вызвать - непонятно. Правящие семьи да их окружение ("аристократы же!") поступали изящней: говорили, снимая замки, что выпускают горе наружу. Тоже, знаете ли, от большого ума... Не дайте нам, мол, захлебнуться в своей же желчи.

Никогда обиталище старших братьев не было приветливым. Мальчишкой Виктор даже побаивался ближайшего к Горхону строения, ровно как и его обитателей. Дом не был недружелюбным или неуютным, напротив... Но всегда казался неприступным и колоссальным, мощным, громадным. Это чувство не покидало мужчину и поныне: войдя и прикрыв за собой дверь от сквозняка, Виктор привычно обошёл расположившееся у входа растение, как раз сейчас занявшегося кроваво-алыми цветами, с почтительного расстояния косясь на него. Оно разрослось гигантским деревом, и на своём рабочем месте Виктор держал похожее, во много раз меньше, которое на самом деле являлось мелким отростком этого жалкой пародией на оригинал.

"Мелким отростком этого и жалкой пародией на оригинал!"- сам себя передразнил вдовец и прошёл дальше. Миновав пустующую сейчас гостиную с разожжённым камином, Виктор оказался там, где и ожидал увидеть Георгия: в его кабинете, сидящим за столом.

Здесь сильно пахло кофе. По-видимому, дымящаяся на столе возле Георгия кружка являлась отнюдь не первой. Хозяин же дома с видом крайней сосредоточенности смотрел в книгу, и Виктор готов был поклясться, что Судья читает раз на двадцатый одну и ту же строчку.

Рука сама собой легла на косяк дверного проёма. Никуда не делось с тех времён, когда у них обоих было меньше морщин, чувство превосходства близнецов над собой и ощущение собственной глупости и мелочности.

- Как ты чувствуешь себя, брат?- выдавил наконец из себя неуклюжий и неуместный вопрос Виктор, обращая на себя внимание. Может, он и напрасно смущался, но, как не отучили в юности чураться старших, так и осталось. Кого уж винить...

Георгий же сперва даже и не услышал звука повторно отворившейся двери и звука шагов, явно не принадлежащих Инне. Его сознание в этот момент, стремясь временно забыть о случившейся трагедии, было полностью поглощено чтением, но, стоит признаться, Сирано де Бержерак теперь действительно воспринимался с трудом. "Я бы не стал нарушать вашего покоя," гласили строки, которые Каин упрямо повторял про себя раз за разом в тщетной надежде связать слова в наделенные явным смыслом предложения, "...если бы я не думал, что человек, обладающий такой тайной силой совершить столь длинный путь в полдня, должен также обладать способностью не уставать". Извинения вице-герцога Монманьи казались излишне сложными для понимания, поэтому Георгий зажмурился, давая глазам отдохнуть, и, сняв пенсне, положил его в внутренний карман мантии, когда в кабинет вошёл Виктор.

- Благодарю, уже лучше, - со свойственным ему бесстрастием в голосе ответил Каин-старший, явно давая понять брату, что обсуждаться сейчас должно не его самочувствие, а дела насущные и куда более важные. - Надеюсь, что и ты смог достойно перенести нашу потерю.

На самом деле, о самом Судье нельзя было сказать так. Под напускными собранностью и целенаправленностью, могущими обмануть почти кого угодно, проглядывала нанесенная этой ночью рана, которую Георгий, казалось, боялся разбередить упоминаниями Симона или его смерти. Пожалуй, если бы Виктор завел сейчас разговор об убийце, то Судью мог бы хватить сердечный удар от обуревавших его эмоций, но всё же он мог скрыть свои слабости точно так же, как делал эту всю свою сознательную жизнь.

- Ты был сегодня у Марии, Виктор? Боюсь, что она могла особенно тяжело отреагировать на... - голос Георгия на секунду дрогнул. - ...случившееся? В то же время, конечно, она единственный человек в нашей семье, который имеет сейчас на это право. Нам с тобой, мой дорогой брат, нельзя предаваться долгой и тяжкой скорби. Что с Исидором, за ним уже послали? Что с поиском убийцы, быть может, у тебя есть какие-нибудь предположения?

"Впрочем, какие, черт побери, здесь вообще могут быть предположения?" грустно подумал Судья, "Кто вообще мог оказаться способен на такое? Если он и существует, этот невидимый убийца, то найти его будет почти невозможно. Но если я его отыщу, то..."

"Главное - держать лицо. Главное - не поддаться и не сломаться."

Кто из них двоих так думал на самом деле, Виктор затруднялся даже предполагать: это могли быть мысли как Георгия, честь свою и правоту превыше всего ставящего, так и его собственные, поскольку младший Каин небезосновательно и несомненно считал себя последним, кто ещё был способен на реальную оценку ситуации. А может, это внушил им обоим Симон. Не зря же вдовец так и чувствовал за своей спиной его неупокоенный дух... Ещё не упоминалось, что мысли у Каиных тоже зачастую общие?

Поэтому Виктор знал, что его старший брат сейчас находится в том состоянии, что только дай искру - он загорится безо всякого масла и утащит за собой добрую половину города, ставшую невольной жертвой его правосудия. Георгий, хоть и разделял современные взгляды, далёкие от неслыханных охот на ведьм и шабнаков, но головы стал бы сечь безо всякой пощады, узнай он что противоречивое об обстоятельствах... случившегося.

- Давай не будем пороть горячку,- как можно спокойней произнёс Виктор, проходя в комнату и нехотя отпуская косяк - хоть какую-то точку опоры,- Оставь умозаключения ненадолго, мы не одиноки в своём горе. Нашлись люди, согласившиеся помочь нам, Георгий. Я только что отпустил гостей, и пришёл рассказать тебе о их визите.

Пропустив так неприятный и болезненный вопрос о дочери, на который ответа не знал и знать не хотел, Виктор приблизился к Судье, остановившись в нескольких шагах от него.

"Хотя, конечно, разговор с тобой, дорогой брат, впечатлил бы господ докторов куда больше..."

- Один из них - мастер Рубин, лучший ученик Исидора, которого ты, разумеется, помнишь. Бурах представлял его тебе весной, это я хорошо помню, к тому же, он был приятелем...- Каин чуть замялся, но быстро преодолел смятение,- Симона... Самого Исидора дома нет, но Станислав вызвался как можно скорее его найти. Он скорбит вместе с нами и согласен и оказать помощь в установлении причины... гибели.

"Боже, Виктор, что ты мнёшься, как школьник? Смерть Нины пережили, и Симона переживём..."

На самом деле, разумеется, все понимали, что Каины потеряли теперь уже ровно всех, на ком держались. Что там Георгий, вечно остававшийся в тени своего близнеца, что Мария - недобрая наследница трона Хозяйки, а Виктор... да кто такой Виктор вообще? Реальная власть осталась, кажется, только у Каспара, но что может в одиночку десятилетний мальчишка?

- Второй же - тот, чей приезд предсказала Мария. По горькому стечению обстоятельств как раз сегодня из Столицы прибыл бакалавр Данковский, желавший встречи с покойным. Кажется, на эту поездку он возлагал большие надежды, но теперь... Теперь он объединён горем с нашей семьёй, и в его интересах помочь нам с поиском убийцы.

"Есть, есть кому побеспокоиться о поимке этого неведомого убийцы кроме нас, дорогой брат..."

- Станислав Рубин? Бакалавр Данковский? Ну что ж... - Георгий взял себя в руки и загнал плохие мысли как можно дальше в темные закоулки сознания, возвращая себе привычную чистоту рассудка, - Не знаю, как насчет Рубина, здесь я бы скорее положился на почтенного Исидора, чем на любого из его учеников, но вот Данковский действительно может нам помочь. Человек, столь многое переживший в Столице ради достижения собственной цели и теперь приехавший ради неё же сюда, может оказаться достаточно настойчивым, чтобы достигнуть успеха. При следующей вашей встрече попроси его заглянуть ко мне, нам, несомненно, есть, о чем поговорить… Виктор, я же надеюсь, ты ясно дал им понять, что осматривать тело брата в течении этих суток недопустимо?

Последние слова были скорее намеком, чем вопросом, на который действительно требовался ответ. Несмотря на всё своё горе (а, может быть, именно по его вине), Георгий не намерен был ни на йоту отступать от семейных традиций, передававшихся из поколения в поколение. «Мертвые живут в своих живых», как любил говорить Симон, «а самим живым, чтобы оставаться таковыми, следует чтить своих мертвецов». Фраза, которая могла бы показаться любому другому человеку пустым суеверием, для Каиных (по крайней мере, для Георгия и Симона)всегда была непререкаемой догмой. Если уж бессмертный погиб, то его посмертие должно быть именно таким, какой он хотел бы его видеть.

«И, несомненно, его смерть должна быть не напрасной», мрачно подумал Судья, бросая мимолетный взгляд на висящий над столом портрет Нины, «А ты, Виктор, что-то темнишь. Рад бы выдать им Симона хоть сейчас, лишь бы закончить со всем этим поскорее. В чем-то я тебя даже понимаю, но…»

"Он считает, что я совсем не верю в то, что завещал нам Симон. Что ж... Отчасти он и прав, но ставить крест на мне ещё рано."

Виктор чуть нахмурился, поднял руку к подбородку и слегка потёр его.

- Исидор доверяет Стаху как самому себе, и я тоже ему верю,- зачем-то сообщил он. Возможно, это была слабая попытка перебороть параноидальные настроения Георгия. Младший Каин и на себе чувствовал несколько настороженное настроение брата, но мириться с ним не хотел ни на минуту. Сегодня он был как никогда неуместен, и вставать на мечи сразу со всем городом Виктор не желал и близким своим позволять не собирался.

- Рубин нам ещё сослужит добрую службу.

"К тому же, я отчего-то чувствую, что свою роль в истории нашей семьи он ещё сыграет. Недаром Симон приблизил его к себе... Он ничего не делал зря. Тем более - случайно."

- А этот Даниил... Я знал его только по рассказу Симона и той статье из столичной газеты. Прыткий юноша... Он уже, кажется, что-то себе начал надумывать. Я передам, что ты им интересовался.

"Хотя, конечно, придётся сделать популярную вводную к вашей встрече."

Невзирая на нахлынувшее сумасшествие, Георгий в одном был абсолютно прав: ни к чему было, по крайней мере, раньше времени, выносить сор из избы. Сомнительные слухи были последним, что хотел услышать о себе дом Каиных. Доброе имя - последнее, на что можно было рассчитывать теперь. Но на одной памяти и былых заслугах далеко не уедешь, на первых порах, конечно, туда-сюда, а вот дальше...

"А вот дальше видно будет, когда придёт время."

- Я оповестил их о том, что в течение суток покойный будет предоставлен сам себе, и они безусловно согласились соблюсти траур. Можешь не беспокоиться, брат.

"Беспокойство, я думаю, оно не покинет меня, пока я не узнаю причину смерти брата. И почему он дал эти указания насчёт воды и мяса? Такое чувство, что он знал о своей смерти заранее. И эти ночные гости, что случилось в степи? Что заставило Исидора явиться к нему ночью, не дождавшись утра?".

- Напомню Виктор, никто пока мы сами не разберёмся, никто не должен знать подробностей этого события..

Георгий знал, что город чутко следит за тем, что сейчас происходит и любая просочившаяся информация тут же обрастёт суеверными сплетнями и враками.

- Ты в курсе, что все считают смерть Симона убийством?

"Пока нет исчерпывающей информации, пусть лучше думают именно так". - Подумал Георгий, нельзя допустить в городе паники.

- Не нужно опровергать эти слухи, уж лучше так. Пока мы не узнаем правду. Пусть все думают, что Симон убит.

В душе Георгия таился большой страх, который он тщательно старался не выдать. Ведь может случиться так, что Исидор принёс из степи дурные вести и возможно... возможно не только вести, но и убийцу. Убийцу страшного и беспощадного, и если это так-то нужно как можно скорее найти Исидора и выяснить о чём они беседовали.

- Виктор, нам необходимо найти Исидора как можно скорее и расспросить его о разговоре с Симоном. Пока тело находится во внутреннем покое, мы должны обезопаситься и выяснить, что убило брата.

"Вот как... Я искренне считал, что и Георгий считает случившееся убийством. Выходит, у него есть другое объяснение происходящему... Что ж, быть может, он расскажет мне о своих измышлениях позже... Они ведь вполне могут оказаться ошибочными, и он сам это знает... Потому и не спешит с выводами, наверное."

- Да, конечно, брат. Ты...

Тут Виктор снова замялся. Успокаивать старшего брата не стоило, да брат и был предельно спокоен. На первый, не слишком внимательный взгляд. Уж Виктору-то было известно, какая каша творится в голове Георгия, и желание начать его утешать и подбадривать было естественным.

"Хотя, конечно, ответ на все мои слова поддержки мне уже известен. "О чём ты говоришь, Виктор? Это тебе нужна сейчас помощь, не успокаивай меня вместо себя..." И он прав будет, кажется."

- Причины смерти давай оставим докторам... А общественность в чём-то убеждать бессмысленно. Даже официальное заявление нашего дома не остановит слухов. По большому счёту все сетуют на шабнак-адыр... Не знаю насчёт убийства, но слышал, что пожирательницу волос уже ловят. Я боюсь, что женщин в скорости начнут тащить к пустырю Костного столба без разбору... И очень может быть, мы ничего не сможем поделать.

"Вот Сабуров сможет. Но его методы... Нет, нельзя доводить до такого."

Виктор позволил себе всё же сойти с места, где последние минуты стоял как вкопанный. Каины редко позволяли себе лишние телодвижения, были скупы на проявление чувств и старались не поддаваться лишним страстям... Вот разве что Нина... Но и та была не урождённая Каина.

- Будь уверен, брат, убийца не останется безнаказанным... Чем бы он ни был.

Виктор опустил ладонь на плечо Георгия быстрым жестом, чуть сжал его, но не посмел задерживаться больше и пускаться в сантименты. Главное - судья почувствовал его участие, и будет. Наговориться и отдать дань уважения Симону добрыми словами они ещё успеют. Сейчас главное совсем, совсем не это.

Проводив Виктора, Георгий побрёл к камину и сел в кресло. На улице был сильный ветер. Он приносил тяжёлый степной воздух, который угнетал дыхание и сердце болело. Выпитый кофе, стресс и твирь делали своё дело. Достав из кармана халата флакон валокордина, судья подошёл к столу, и накапал лекарство в рюмку, разбавив его водой из серебряного кувшина. Он явно нехотя выпил его и направился к постели. Спать не хотелось, к тому же вой собак действовал на нервы.

"Завтра предстоит тяжёлый день". Подумал судья и сомкнул глаза...

Глава 4, в которой Капелла узнает о смерти Симона, предчувствие ведет ее по следам Бакалавра, а Петр Стаматин рисует ее портрет.

«Сгусток»

Была темнота.

Много чернильной, густой, осязаемой темноты.

Виктория пропускала её между пальцами, гладила, словно шерсть любимого пса. Ей нравились такие сны. Сны, в которых ничего не случалось. Сны, в которых был только безграничный покой. Сны, в которых понимание, что ты спишь, ничуть не мешает.

Тьма струилась вокруг, обвивалась гладкими, до ощущения атласа, щупальцами, завивалась фантазийными причудливыми узорами...

И что-то было не так. В ощущение тишины и спокойствия примешивалась тревога. Звенящая на самом краю сознания, тягучая долгая нота.

"Что-то не в порядке, - подумала Капелла и так и проснулась с этой мыслью. - Что-то не в порядке"

Уголок подушки проступал перед глазами словно нехотя. Из щели между занавесями сочился солнечный свет.

"Утро"

Сна не было уже ни в одном глазу, словно бы и не спала вовсе, а просто открыла и закрыла глаза.

Виктория села в постели, спустила ноги на пол. Зудящее беспокойство не оставляло её, подначивало "Скорее, вставай! Скорее!"

-Что-то случилось, - произнесла она, словно пробуя слова на вкус, и тотчас же поняла - правда. Что-то и правда пришло ночью, надвинулось на Город, словно тень. Обычный человек задавил бы глупое волнение в зародыше, но Капелла привыкла доверять предчувствиям.

Поднялась, раздвинула занавеси, пропуская в комнату свет неяркого уже, по-осеннему стылого, солнца. На минуту задержалась у окна, вглядываясь в знакомую до малейших черт улицу. Рыжие листья на мостовой, выцветшее прохладное небо. На вид ничего необычного. Но только на вид.

Босиком прошла к шкафу, распахнула тяжелые дверцы. Привычная одежда чуть ли не упала с вешалки прямо в руки.

Предчувствие торопило, предчувствие звало. Такое бывало и раньше, но настолько сильно и явственно - никогда.

Капелла вывернулась из ночной рубашки, даже не задумываясь, какой глупой показалась бы её спешка человеку со стороны. Задумалась, застегивая пуговицы на кофте, глядя словно вовнутрь себя - "Зло? Нет. Добро? Нет. Что-то меняется? Да. Что-то грядет? Да. Нужно спешить? Да". Вопросов "Что грядет" и "Куда спешить" она не задавала. Это было бесполезно, чутье безошибочно давало понять только "да" и "нет". Похоже было, когда по-настоящему отчаянно звал на помощь кто-то из детей. Когда, отравившись порошочком, чуть не умерла маленькая Пташка. Когда кто-то из воров отмахнулся от Черного из Двудушников так, что чуть не вышиб весь дух. Тогда её тоже подбрасывало на кровати, на стуле, во время обеда или за книгой. И тоже надо было бежать - не задумываясь до начала бега, не позволяя себе не успеть... Да, сил почти не было. Но чутье на беду было преотличное и оно било во все колокола.

Капелла накинула на шею шарф, привычно завязала шнурки на ботинках особым узлом и вышла за дверь, сунув за пазуху только бутылку воды. Мимоходом удивилась про себя тому, что ещё десять минут назад лежала в постели и видела такой привычный сон про темноту. Сейчас все было похоже на лихорадку.

Первая же прохожая девчонка была ею остановлена - поймана за рукав ловкими привычными пальцами.

-Что случилось?

И девочка ответила, совсем не удивившись выражению лица будущей Хозяйки и её странному вопросу - ведь весь Город с самого утра был словно вывернут наизнанку:

- Симон умер.

Капелла аккуратно разжала пальцы, сжатые на чужом рукаве, медленно опустила руку. Мир её отчетливо крякнул и дал трещину.

Симон был вечен и на этом стояло мироздание. Сколько бы отец не называл всё это "бреднями", сколько бы недоверчивого сарказма не источали враги Каиных... Симон был вечен, как сам Город, и не мог умереть.

Капелла аккуратно извлекла из-за пазухи бутылку, машинально отвинтила крышку и сделала глоток. Вода холодным водопадом прокатилась куда-то в желудок, отрезвляя, прогоняя изо рта разом воцарившуюся там сухость. Симон был вечен и это знали все. Но теперь Город полон слухами о смерти - ведь если бы это было не так, не ответила бы первая же девочка на вопрос именно так.

Отступившая было тревога снова толкнулась в сердце.

"Это не все новости? - спросила Капелла у самой себя и ответ пришел сразу же - Нет."

Это не всё, волнение гонит вперед... Виктория подергала себя за прядку волос, словно бы прислушиваясь, и быстро зашагала к мостику через Жилку.

Предчувствие ясно подсказывало - туда. Именно там прошло то что-то, одно из сегодняшних новостей...

Чужое шло от Станции к Кожевенникам, потом куда-то ещё, но слушать след дальше не получалось и Капелла шла искать.

"Что-то начинается, что-то меняется, Город волнуется. К худо ли? к добру? Узнаем"

Студия Стаматиных

Путь по следу - путь незапоминающийся. Когда не ты идешь, а тебя ведет, не до того, чтобы запоминать, как шуршали листья под ногами, как под ботинок попалась пустая бутылка - "Чья? Ведь тара всегда в цене" - как кто-то мимолетно знакомый взмахнул рукой, но так и не дождался ничего, кроме вежливой улыбки и кивка на ходу...

Капелла шла быстро, неотступная тревога, которую невозможно было перелить в слова, не отпускала её. "Горячо? Холодно? В этот переулок? В тот?.." Что-то происходило - прямо сейчас, где-то в Городе, в переплетении улиц, в живых жилах мира, и она не успевала даже узнать, что именно.

А именно знание - самая важная вещь в мире.

Когда ты знаешь, ты можешь составить план. Решить, что делать и стоит ли вмешиваться. Когда ты не знаешь, ты мешаешься под ногами и ничего не можешь решить за себя сам, отдавая это право другим людям...

Мимо Стержня, вдоль Жилки...

"Студия архитектора?"

Капелла остановилась на крыльце, нерешительно коснулась дубовой двери. Чутье явственно вопило - "сюда!". Чуждое если не здесь, то точно было здесь, а значит, есть шанс что-нибудь узнать.

Но с другой стороны, являться в чужой дом без приглашения, начинать расспросы было неловко и Капелла, смирив бунтующее волнение, прислонилась к стене. Прикрыла глаза.

...О Стаматиных, что о Петре, что об Андрее отец всегда отзывался зло и неприязненно. Впрочем, он отзывался так почти обо всех и Виктория к нему, конечно, прислушивалась. Как послушная дочь.

Андрея отец, морщась, называл "висельником" и "прощелыгой". Петра - "пьяницей" и иногда каким-то странным словом, которое Капелла никак не могла запомнить и, соответственно, выяснить его значение.

Сама же Виктория Петру скорее симпатизировала - она любила лестницы в небо, особенно сидеть на верхней площадке и смотреть на рассвет, смешано относилась к Многограннику - с одной стороны, он отнимал у Города детей, давал им иллюзию жизни, но с другой - был просто очень красив - и ей всегда немножко жаль было архитектора - вечно осунувшегося и полупьяного, с тоскливым зеленым безумием в глазах. По крайней мере, так ей все виделось из её далека - редких встреч на улицах, например.

Андрея же...

Тревожный спазм опять сжал сердце и Капелла открыла глаза. Следовало, следовало зайти и спросить, иначе и незачем было затевать весь этот марш по Городу. К тому же некоторую застенчивость, неизвестно куда уходящую корнями, постановлено было вытравливать.

Лестница спиралью завилась под ногами, и вот Капелла уже слегка неуверенно шагнула в двери второго этажа...

И чуть не отшатнулась от статуи с размытым лицом.

"Дерево? Камень? Глаза, как живые..."

Мгновенный стыд за собственную трусость, тонкие пальцы касаются лица статуи, оглаживают мертвенно-бледную щеку. О застенчивости позабыто, да и стремление постучать куда-то делось.

"Кто это, интересно. Красивая..."

Сердце снова толкнулось тревожной болью, и Капелла словно вынырнула из мгновенного забытья. Опустила руку. Чуть улыбнулась.

И прошла дальше, в комнату.

Пахло твирином. Это прежде всего задело Викторию, заставило вспомнить о тех редких днях, когда отец позволял себе выпить. Он тогда становился раздражителен ещё больше, чем всегда. Они ещё ссорились с младшим Владом... "С братом, - поправила себя Капелла и взгляд её скользнул по помещению дальше - по разбросанным листам с набросками, по большой белой ванне, по развешанным по стенам чертежам... И штабелям пустых бутылок, конечно же.

-Здравствуйте, - и голос прозвучал вполне себе спокойно, как и хотелось.

Осталось только нашарить взглядом хозяина дома.

- Простишь меня, Нина? Почему ты смотришь на меня с такой обидой?...

Петр молча опустился на деревянный стул, слегка придерживая рукой свою больную безвольную голову. Перед глазами плясали зеленые огоньки, а вторая рука чисто автоматически потянулась к резной кружке. Пальцы сомкнулись на ручке и притянули сосуд поближе к Петру. Одного взгляда на дно тары было недостаточно, чтобы понять, что твирина нет. Еще раз посмотрел, второй, третий... а потом и вовсе забыл, что хотел сделать. Петр не мог бесконечно держать руками свою тяжелую голову, поэтому она постепенно (... очень медленно) скатывалась на стол. А черти устроили пляски у него в мозгу, поэтому бедная голова не переставала ныть и гудеть.

«От, дурак... дурак дураком...» - корил себя Петр в очередной раз, что довел себя до такого плачевного состояния. Не надо было сегодня так быстро лакать твирин, вывернет же. А он нынче в цене, нельзя разбазаривать, тем более так халатно. «Ох, голова моя, головушка...»

- Бра-а-ат? - позвал Петр, едва приподнимая голову. - Я знаю, ты рядом. Подойди поближе, я тебя не вижу, - но нет, дом был пуст, а у Стаматина снова начались эти странные, но весьма увлекательные галлюцинации. Черти пляшут тарантеллу, а Петру отдувайся за все последствия. Пожалуй, просто тихо и спокойно можно "покалякать" что-нибудь на обрывке бумаги, на второй части которого брат рисовал примерную схему города для столичного гостя. Все, теперь к нему привяжется "столичный гость".

А где карта-то? Видимо, доктор приезжий забрал. Бумага в дефиците, а на утреннем поезде ему не привезли ватман. Еще месяц экономить и рисовать на стенах - невыносимо. Но, что ж, придется. Петр достает из-за уха тупой обгрызанный карандаш, начинает водить грифелем по бумаге. Галлюцинации продолжаются: сквозняк сдувает с листа рисунок, Петр нажимает сильнее. чтобы графит впился в бумагу навеки, но и это не помогает. Птица, нарисованная этим архитектором улетает вместе со сквозняком куда-то на пол, Петр рисует на бумаге ее снова, черный ворон взмывает с листа и пропадает в воздухе. А когда галлюцинации прошли, Стаматин обнаружил, что все эти тысячи нарисованных птиц вернулись в свои гнезда, то бишь на бумагу. Непонятное скопление враных превращалось в нечто страшное и пугающее, поэтому Петр скомкал листок и бросил в небольшой коридор, который находился между статуей Нины и лестницей. В тот же момент в помещение вошла девочка, этот комок упал как раз ей в ноги. Девочка рыжая, конопатая, хотя Петр все равно через твириновую пелену ничего не видел.

- Сегодня все навещают Петра, - не удосужившись поздороваться, протянул Петр. Он медленно поднимался со стула, сжимая пальцами край стола, опираясь на него обеими руками. Архитектор сильно раскачивался из стороны в сторону, но при этом пока стоял на ногах.

Архитектора она увидела неожиданно - он словно сливался с полумраком собственного жилища, до поры до времени прятался в темноте от незваной гостьи. Спутанные волосы, укрывшие плечи, движущаяся рука, с силой жмущая на карандаш. Тихий, захлебывающийся голос, бормочущий что-то невнятное.

"Так мог бы говорить утопленник - подумала Капелла и сама себе удивилась. Обычно ассоциации её хотя бы казались логичными.

Она переступила с ноги на ногу, поняв, что приветствие осталось неуслышанным. Замялась. Она всегда стеснялась повторять по два раза, в детстве, если её не слышали с первого раза - молча краснела и отворачивалась. Отец ещё всегда не одобрял эту привычку, учил, что людям нужно все повторять и не по два, а по десять раз.

Наверное, он был прав.

Стеснение её прервалось просто - архитектор скомкал листок бумаги на котором рисовал, легким, слегка плывущим движением послал его через всю комнату. Капелла по привычке отшатнулась на полшага назад - она терпеть не могла, когда в неё что-то кидали, потому что никогда не умела поймать. Машинально подобрала бумажку - погоды она бы не сделала, на полу таких было в избытке, но Виктория привыкла к чистоте. Развернула лист на ладони, разгладила. Провела кончиками пальцев по нарисованным птицам - тощим, черным и угрюмым. Видно было, что карандаш вдавливали в бумагу сильнее, чем нужно, на обратной стороне листа выступали выпуклые двойники птиц.

"Красивые... Вороны или кто-то другой?"

В птицах Капелла понимала мало.

Подняла глаза от рисунка, непонимающе сморгнула, успев услышать только конец фразы. За ней это водилось - задумавшись, она иногда теряла ощущение действительности, не отвечала на слова, отслеживала движения безо всякого интереса. Кажется, это всё-таки было не приветствие...

Архитектор поднялся. Ухватился за стол - его явно пошатывало.

У Капеллы дрогнули пальцы - столкнулись два желания - отступить ещё на шаг и шагнуть ближе, помочь удержать равновесие.

"Можно бы испугаться, - подумала она мимолетом. Мысль была глупой, проходной, она точно знала, что ничего плохого ей не желают. Да и человек, не наделенным таким даром, тоже не испугался бы - слишком несфокусированный взгляд, слишком пьяные, нечеткие движения.

-Красиво, - сказала она, приподняв руку с зажатым рисунком. Повторять уже прозвучавшее "Здравствуйте" не хотелось, спрашивать о том, кто был тут совсем недавно было неловко, по крайней мере сразу, потому Капелла решила все-таки позволить себе слабость небольшого разговора.

Тревога в сердце билась всё так же часто, но виски не ломило - а ведь это был первый прзнак того, что она начинает опаздывать.

"Время, волшебное время..."

-Для чего вы его выкинули?..

Протерев одной рукой глаза (вторая так и продолжала удерживать край стола, чтобы тот не ускакал прочь, ну и поддерживала полупьяный организм в равновесии), Петр, наконец, обратил внимание на то, что с ним кто-то разговаривает. Девочка стояла напротив неадекватного и очень невменяемого архитектора и не решалась приблизиться к нему, почему? Этого Стаматин не понимал и понимать не хотел. Нет, серьезно. Не хотел.

- Знаешь… хотя нет, не знаешь… ты сильная, я чувствую. Даже когда ты далеко, я чувствую тебя… - тихо протянул Петр, словно повторяя движения своей гостьи, то бишь переминаясь на одном месте, неловко теребя собственные пальцы. Петр продолжал бормотать что-то бессмысленное, непонятное, да и взгляда на девочку не поднимал. Он все равно не видел бы ее, если не протрезвеет. Черти продолжают уверенно колошматить ложками по внутреннему колоколу Петра, приводя того в такое состояние, что лучше следить за ним внимательнее. Петр ощущал, будто земля уходит у него из-под ног, его снова качает… из стороны в сторону, из стороны в сторону. Вот, наконец, его колени подкашиваются, Петр вот-вот упадет навзничь на пол, но рука крепкая! Она удерживает безвольное тело архитектора и медленно сажает его на стул.

- Ты ж вроде Ольгимская… ко мне с другого берега явилась? Или это мама? Мама Ольгимских? Как ее… Виктория… Нет, Нина должна вернуться.

Произнося эти слова, Петр снова оторвал свою… филейную часть от стула и поспешил к статуе Нины, что так часто пугала его посетителей. «Само совершенство, богиня, само совершенство…» Он коснулся холодного материала ладонью и будто обжегся: он в ужасе смотрел на свою руку, которая привела в движение камень… Нина повернула свой взгляд к нему.

Естественно, что это все было очередной галлюцинацией Петра и ничем больше. Петр слегка отшатнулся от своего творения, при этом чуть было не рухнул на пол. В очередной раз не рассчитав расстояние от статуи до стены, он стукнулся головой о низкий дверной косяк, потер и без того больную голову и вернулся к столу, по пути уронив-таки себя на грубый ковер, прямо возле ванной. Ну, и конечно же, приложился головой о край.

- М-мы, у-у-урат, упа-а-али… - нараспев произнес Стаматин и стал подниматься. Алкоголику даже удар по голове особо тупым предметом нипочем.

Разговор ощутимо не задался - они просто не слышали друг друга, запертые в разных измерениях безумия. Не слышали и не могли услышать. Капелла сглотнула, поняв, что ничего не добьется, кроме невнятного бормотания. Аккуратно сложила рисунок. Убрала его в карман. Ей почему-то казалось, что архитектор не был бы против, если бы был в состоянии понять хоть что-нибудь, а ей черные угловатые птицы чем-то неизъяснимо понравились. Захотелось найти им место в своем доме - над столом, скажем. Чем не место для черных воронов?

Архитектор - Капелла упорно не думала о нем по имени, она вообще избегала имен, не любила их - бормотал что-то невнятное, неуютно топтался на месте. Пошатнулся - резко, словно собираясь упасть. Пальцы снова дрогнули - "Бежать? Поддержать?" - качнулся вутри постыдный страх. Не перед чужой силой - не было ведь её ни на йоту - перед потерей контроля. Беспамятством. Твириновой зеленью, плеснувшейся в чужих глазах.

Она с трудом удержала взрослого мужчину, подперла плечом, аккуратно усаживая на стул. Ей не так уж часто приходилось общаться с жертвами «зеленого змия», действия были интуитивны. И страх потихоньку успокаивался, притупляемый чутьем - "Безопасно. Что бы ни случилось для меня - безопасно". И тут же, вспышкой - "Для меня? А для него?". Предчувствие тактично смолкло. Оно редко отвечало на вопросы о тех, кто лично к Капелле не имел отношения.

В бормотании архитектора прорезалось имя Виктории, затем Нины и Капелла напряженно вслушалась. "При чем тут..."

Архитектор поднялся, нетвердо и шатко. Прошел через всю комнату, коснулся лица статуи, так удивившей девочку, когда она входила. Лицо его исказила болезненная испуганная гримаса. Он шарахнулся, приложился головой о притолоку, потом метнулся к столу...

Капелла прикрыла лицо рукой. "Два удара по голове за последнюю минуту - он вообще сумеет подняться?"

И тут ударило видением - прошлого ли, будущего, или вообще никогда не случавшегося...

"Кураж. Пьяный кураж и лихость, топот каблуков по твердой столешнице, смех, аплодисменты, нечеткий шатающийся танец, взлеты, падения, зелень, заливающая бар, сигаретный дым под потолком, скомканные чертежи под ногами, блеснувшее лезвие, кривящиеся губы, танцор на столе подпрыгивает в немыслимом кульбите, мужчина с черными строгими глазами приподнимается со своего места, окурки на полу, жмущиеся к посетителям полуголые девушки, смех, аплодисменты..."

Вздохнула, машинально потянулась к бутылке. Шорох открываемой крышки - глоток - щелчок закрытия, бутылка снова на месте.

"Взрослая бы поняла все, увидела бы, как картинки в книге. Или нет..."

Сжала голову раскаленным обручем чужая боль. Капелла, всегда восприимчивая после видений, поморщилась, представив, какого архитектору, которому, собственно, и принадлежало чувство.

"Ещё бы, столько выпить и столько биться головой. И брат его хорош. Как его одного, такого, бросать?.."

Боль постепенно сходила на нет, всплеск острой восприимчивости кончался. Стало жаль архитектора - у неё-то уже всё почти прошло, а ему до следующего утра так маяться, если не дольше.

"Интересно, смогу я, как мама? Забрать в себя..."

Вообще Хозяйкам ближе был мир видений и чувств, эмпатии и телепатии, как это называли в умных книгах. Капелла иногда читала их, надеясь разобраться в собственных ощущениях и силах. Но все же боль тоже призрачна, если суметь... Мама умела - это Капелла помнила точно. Когда у неё, тогда ещё совсем маленькой, болел живот или разбитая коленка, мама садилась рядом, поглаживала больное место и боль постепенно уходила. Сама Капелла тоже умела так, но самую капельку, только если правильно думать и если боли совсем чуть-чуть, на донышке.

Но попробовать всё же стоило.

"Ведь и информация нужна"

Она аккуратно опустилась на колени рядом с Петром - короткая юбка не располагала к сидению на корточках, да и не просидишь на них долго - смерила взглядом край ванны - не удариться бы самой.

Сосредоточилась. Изо всех сил пожелала суметь оттянуть боль в себя. Вздохнула.

"Смех. Аплодисменты. Топот каблуков"

Видение прошуршало совсем близко, словно бы смеялись за стеной. Это было хорошо - значит, она уже достаточно собрана, достаточно близка к тому тонкому миру, в котором прошлое и будущее суть одно.

Протянула руку, касаясь спутанных волос пациента - "Какой неприятное слово. Тянет трупами". Ладонь охватил жар и Капелла приподняла уголки губ, обозначая улыбку. Получалось. Жар был неприятный, проникающий, постепенно растекался от кончиков пальцев к запястью, оттуда - к локтю...

-Ничего. Ничего. Пройдет. Всё пройдет...

Да, когда ноги подкашиваются, в первую очередь думаешь, как бы упасть без вреда для здоровья, а лучше – вообще не падать. Но когда Петр походил на всю эту бессмысленную кукольную толпу, он становился таким скучным и нудным… так что при падении он думал, как бы не разбить бутылку в правом кармане своего плаща. Именно пытаясь спасти драгоценный твирин, он вывернулся так, что затылком приложился о край ванной. Зато бутылка была спасена, в том-то и счастье.

Удар был глухим, внутри он отдавался колокольным перезвоном, отчего голова болела только сильнее. Над ним нависла чья-то тень, но Петр не в силах был разодрать внезапно закрывшиеся глаза, так что приходилось довольствоваться видом из-под опущенных ресниц. Тяжелые мысли делают и голову словно чугунной…

Горячее прикосновение, или снова галлюцинация? И этот нежный шепот. Петр узнавал эти слова, только вот чьи они? А глаза отказывались открываться (предатели!), не позволяя увидеть обладательницу столь притягательного и чарующего голоса. Но (о, чудо!) боль покинула его пропитую голову, уступая место прозрению. Руки тоже знакомые… только вот чьи, вспомнить-то не удается!

Петр уже просто не хочет открывать глаза, все равно весь мир вокруг плывет, ни черта не видно. Так что лежать и получать удовольствие. Получать удовольствие и лежать. Петр тянется рукой куда-то в сторону, предположительно туда, где находилась та самая злополучная статуя. И снова отдергивает руку, словно в панике. Да, будто Нина объята страшным адским пламенем.

Вот оно… он ухватил воспоминание.

Жуткая головная боль, Нина шагает к Многограннику, чтобы оценить усыпальницу для сверхчеловека. Для Симона Каина. Но она и не подозревает, что усыпальница будет занята другой Душой. Петр, окутанный твириновым духом, с упоением наблюдал за тем, как Нина разворачивается к нему, затем Петр помнит бездну и тихий спокойный голос: «Ничего. Ничего. Пройдет. Всё пройдет...»

- Нина? – Петр распахивает глаза и не видит перед собой никого, кроме Алой Хозяйки, разрушительная сила которой ломала все законы. И Петр был ее верным орудием в этой войне с обыденностью. – Многогранник… он… он стоит? Стоит же, да? – паника звучала в его голосе, он больно сжимал запястья юного дарования в лице Виктории-младшей, смотрел ей в глаза своим несчастным и безумным взглядом, но видел только отражение своих воспоминаний. Он видел Нину Каин…

Боль в руках пульсировала, вызывала желание потрясти ладонями, а лучше всего - окунуть их в прохладную воду.

"Руки не голова. Пройдет..."

Тем более, что архитектору, кажется, становилось легче. Лицо его разгладилось, страдальчески искривленные губы чуть ли не сложились в слабую улыбку. Капелла испытала мгновенный прилив гордости - она очень хотела быстрее войти в силу, научиться использовать Дар по-настоящему - но тотчас укорила себя. Ничего экстраординарного она не сделала, всего лишь приняла на себя чуть больше, чем обычно. По крайней мере, так она сказала самой себе, чтобы не возгордится. Она давно уже привыкла к такому подходу, считала его полезным и обоснованным. И отец его одобрял. Говорил, что к похвале привыкаешь, привыкаешь к гордости, и когда повод исчезает - всё равно продолжаешь предаваться бессмысленному самолюбованию. Наверное, именно поэтому он старался не хвалить своих детей. Ну, или делать это как можно реже, когда им удавалось чуть ли не из шкуры вывернутся...

Архитектор пошевелился и Капелле на мгновение захотелось отодвинуться. И тотчас же она укорила себя, назвав трусихой. Это было всю жизнь - она плохо шла на контакт, не любила прикосновения и только матери позволяла гладить себя по голове, заключать в объятия. Даже руку для пожатия подавала неохотно. Казалось, что на самом деле Виктория Ольгимская-младшая застенчивая и замкнутая девочка. Вот только её так и тянуло к людям, тянуло чутьем истинной Хозяйки, и всю жизнь она так и боролась с собой. Надо признать, определенные успехи уже были...

Архитектор открыл глаза, удержал попытавшуюся было отстранится Капеллу за запястья. Боль отдалась в голове - мало того, что руки болели сами по себе, так ещё и Петр стиснул их слишком сильно.

"Синяки будут - отстраненно подумала Капелла, болезненно выдохнув сквозь сжатые зубы, и даже не сразу сообразила, что её назвали Ниной. Именем вечной маминой соперницы, которую она просто не могла ненавидеть. Не могла и не хотела.

А Петр уже шарил по её лицу невидящим взглядом, глаза у него были больные, с твириновой зеленью в зрачках. В голосе, когда он спросил про Многогранник, звучала настоящая паника.

-Да. Стоит, - ответила Капелла, сдерживая бездумный порыв тела дернуться, забиться. Тело - глупое, непослушное, страшащаяся любого дискомфорта - не могло смириться с пульсирующей на запястьях болью, которая словно браслетами билась под кожей.

"И ведь его же, не моя..."

- Стоит… там дети, - вдруг нахмурился Петр, после чего его брови изогнулись в печальной и жалобной гримасе. Жалкие, отвратительные дети оккупировали его дорогую Башню, которая предназначалась далеко не им. – Мерзкие детишки… - пробормотал он, ослабляя хватку и выпуская из пальцев запястья Виктории. Он снова стал укладываться на ковре: уж больно ему не хотелось подниматься, да и трудновато было бы удержаться после этого на ногах. Взгляд Петра уткнулся в деревянный потолок, он с таким увлечением рассматривал доски, что складывалось впечатление, что архитектор видит там истину. Но нет. Он видит там стаи мух, отвратительных и гадких мух, что жужжат без перерыва, не давая ему заснуть.

Мух не было. Очередная твириновая иллюзия не давала Стаматину и минуты покоя.

- Их нужно оттуда согнать, - наконец, подал голос Петр, решив-таки подняться на ноги. Первая попытка, вторая, третья. И вот, наконец, ему это удалось. Необыкновенное счастье… Продолжая раскачиваться из стороны в сторону, мужчина преодолел путь от грязной эмалированной ванны до своего рабочего стола. Легко и непринужденно приземлившись на край, он стал рыскать по столу в поисках какой-то важной бумажки, но глаза отказывались ему повиноваться. Зато они наткнулись на недопитую бутылку, на дне которой еще плескался твирин.

Петр уже хотел было опрокинуть последнюю рюмашку, но вдруг (внезапно так) осознал, что у него гости…

- Выпьешь со мной? – обратился он к Виктории, в упор не замечая ни то, что неожиданно из Нины она превратилась в юную девицу, ни ее возраст. – Башню надо хранить, да… она уникальна… Дети должны, нет, обязаны уйти, - уверенно, но в то же время тихо произнес Петр, выливая содержимое бутылки в стакан. – Бедные дети… они там играются… и как им не страшно на такой высоте? – бормотал Стаматин, он закрыл рукой лицо и тяжело вздохнул. Они играют внутри Святыни. Это то же самое, если бы они разрушили прекрасный Собор в Каменном дворе!

Чего не стоило делать никому в присутствии Капеллы - так это называть детей "жалкими" и "мерзкими". В ней сразу просыпался инстинкт защитницы, она становилась строга и серьезна, и сразу проникалась к собеседнику легкой неприязнью. Она вообще не очень любила, когда кто-то кого-то не терпел. Ей не нравились споры и драки, и если бы она могла - давно бы помирила всех враждующих. Да. Это было вшито в кровь и плоть, неприязнь к неприязни, жгучая ненависть к любой агрессии, и только разум - разум слишком взрослый и логичный для пятнадцатилетней девочки - как-то примирял её с окружающим, где все не терпели всех. Где Псиглавцы враждовали с Двудушниками, Двудушники со всем миром, бандиты с законопослушными горожанами, Хозяйки между собой... Где даже Петр, утонувший в своем мирке галлюцинаций, желал кого-то откуда-то "согнать".

От резкого замечания Капеллу удержали две вещи - во-первых, строгое воспитание отца, который не одобрял споров детей со взрослыми, во-вторых, собственная жалость к архитектору, у которого удалось забрать головную боль, но ничего не получилось сделать с опьянением. Поэтому она молча следила за его пермещениями и растирала запястья, не поднимаясь с пола. Пол, кстати, был грязный до ужаса и вызывал подсознательное желание взяться за швабру.

Архитектор, наконец, устроился на краю стола - с ушедшей головной болью у него, видимо, несколько сгладились проблемы с координацией. Потянулся к бутылке, загадочно мерцавшей зеленью. На мгновение замер, видимо то-то соображая...

Отец всегда клеймил пьянство, как самый страшный из пороков. Потому дети его в этом смысле были абсолютно зашорены, твирин даже и не нюхали и Капелла помнила, как брат впервые попробовал напиться. И как она потом прямо на месте училась лечить похмелье. Больше всего ей тогда помог холодный кефир, но и Дар сыграл некоторую роль... Небольшую, впрочем. Так, чуть-чуть оттянуть на себя... Отмывая потом руки в раковине - они горели, совсем, как сейчас - она твердо решила, что не будет пить. Никогда. Ни глотка. Даже пробовать не станет. Потому что пьяные вызывали у неё легких страх и жгучую стыдливую жалость. А она жалкой и потерявшей реальный мир не желала стать никогда.

-Нет, спасибо, - но, похоже, архитектор не больно-то и нуждался в ответе. Он вообще удивительно легко перескакивал с одного на другое и ответов не слушал.

-Они не уйдут, - Капелла задумалась. Ей самой очень нравился Многогранник - как воплощенное чудо, как замечательно красивая башня. Но с другой стороны - проклятая двойственность суждений! - она не одобряла Многогранник, как попытку удержать чудо в ладонях, сделать его обыденным и привычным. Да и дети, запертые в башне, были потеряны для Города, жили в собственных мечтах, и, вырастая, не умели почти ничего. Нет, Капелла прекрасно их понимала - она и сама наверняка поддалась бы искушению, если бы не долг и чутье, но это было жутко обидно, что будущее Города затворяется от него. - Если бы у вас было место, где воплощаются мечты - разве вы куда-нибудь из него ушли?..

"Ловушка - подумалось ей - Красивая клетка"

Ещё она подумала, что детей не заставишь вернуться в Город, если не разрушить Многогранник...

Но вслух она, конечно, этого не сказала.

Девочка отказалась, оно и к лучшему: Петр терпеливо вылакал остатки твирина, плескавшиеся на дне рюмки, и снова будто окосел. Глаза, как говорится, в кучу.

- Не-е-ет… - замотал головой архитектор, уставившись взглядом в раскрашенный чертеж Многогранника, висевший на стене. – Им нельзя уходить из Башни… Пускай играются бедные несчастные детишки. Бедные несчастные жалкие детишки... – Петр нервно теребил в пальцах многострадальный карандаш, а взгляд не отрывался от чертежа.

Виктория Ольгимская была слишком умной для своих лет, она вела себя как настоящий взрослый человек. Петр чувствовал себя рядом с ней совсем школьником. Также он чувствовал себя и возле брата, который всегда казался старше, чем есть на самом деле, из-за своего уверенного голоса и грозного вида.

- Я остался. Я и остался. Мне же здесь позволили строить... – голос взволнованно дрожит, он становится с каждым словом все громче. Да, словно лава поднималась по жерлу вулкана, вот-вот она выплеснется наружу, зальет собой все вокруг, все сожжет, все разрушит. – Строить то, что я хотел. То, за что меня всегда гнобили. То, за что мне не придется платить...

Врешь, Петр, придется, еще как придется, только ты еще об этом узнаешь, да и узнаешь не скоро, даже если тебе будет сама шабнак-адыр стучаться в дверь, ты ведь не откроешь. Ты просто не услышишь, как смерть скребется в твой дом. Она просто войдет в распахнутую дверь, не дождавшись ответа, и заберет тебя...

«Что? О чем я думаю... Шабнак-адыр, шабнак-адыр... Что за бред несешь, Петр!»

Петр медленно прошел в середину комнаты, где расположилась будущая Хозяйка, и со всего размаху плюхнулся в ванную. Снова, конечно, приложился головой, но теперь ему было тепло и уютно в этой эмалированной ванной, в которой в течение нескольких последних лет он спал. В голове опять трезвонили колокола, Петр раскинул руки в стороны («...чем больше ты раскрываешь объятия, тем проще тебя распять...») и снова уставился в потолок с какой-то неведомой блаженной улыбкой.

- Вот и приезжий гость уже не покинет Город... затянет... – едва слышно, но достаточно четко произнес Петр, опуская веки.

Похоже, пытаться что-то говорить было дело гиблым - архитектор разговаривал скорее сам с собой, чем с ней. Впрочем, в этом было даже что-то приятное. Можно было сидеть на полу, слушать и молчать. Да. Возможность молчать, пожалуй, была самой важной. Даже повторное обозначение "жалкие" в адрес детей, не пробудило в душе особенной ярости. Так, тупое раздражение. Да и говорил архитектор совсем не так, как говорят, желая оскорбить.

Капелла глотнула ещё воды - щелчок крышки - глоток - щелчок. Задумалась - архитектор противоречил сам себе, но смысл должен был быть. Желание, чтобы дети ушли из Башни - желание творца, оскорбленного за своё творение. А фраза, что им нельзя уходить?.. Бред пропитанного твирином разума или что-то ещё?

"Будет ли стоять Многогранник, если из него уйдут все?.."

Усевшись поудобнее, Капелла положила себе разобраться ближе к вечеру - когда будет время - и стала слушать дальше. Внезапно возвысившийся голос Петра встревожил её, вызывав острый приступ жалости - "Неужели только здесь его начали слушать?". Мелькнуло полувидение-полуфантазия - "Болото, слепые, заросшие тиной озерца, редкие кочки, неожиданно яркий цветок, хрип загнанного, захлебывающегося коня, паническое ржание, вспыхнувший огнем чертеж..."

"Слишком часто. Два за последний час..."

Щелчок - глоток - щелчок.

Да, собственно для этого Капелла и носила с собой бутылку - вода отлично возвращала в обыденный мир после видений, приводила в чувство. Пока она разбиралась с собственными предчувствиями, архитектор успел перевалиться за край ванны и блаженно растянуться на дне. Естественно, приложившись затылком ещё раз. Про себя Виктория протяжно застонала, предчувствуя грядущее Петру сотрясение мозга. "Три раза за десять минут. Как он ещё всё не отбил?"

"Стоп. Столичный гость?"

Тревога, отпустившая было сердце, забилась отчетливо и яростно. Да, несомненно - именно этот человек был второй новостью, о которой необходимо было знать.

-Столичный гость? - спросила она, аккуратно приподнимаясь и цепляясь за край ванны, чтобы видеть собеседника - Кто он?

Про себя она приготовилась к долгой осаде - нужно было задавить привычку не спрашивать по два раза одно и то же и повторять вопрос, пока Петр не ответит.

- Странный он какой-то... с братом знаком... а я вот его не помню, хоть убей, не помню! – негодующе всплеснул руками Петр, как-то странно озираясь по сторонам. – Брат его увел, да, он хочет его с Ниной познакомить. Даже под пытками не вспомню, как его зовут...

Со значительным опозданием пришла головная боль от удара о край ванны, Стаматин издал такой жалобный стон, что сердце сжималось. Петр невольно схватился за голову, приподнимаясь на одном локте, его лицо отображало необыкновенные муки и страдания, незнакомые человеку, не познавшему в жизни несчастий любви. Конечно, любовь сейчас была совершенно не причем, но все-таки доля правды в этом есть. Петр сжимает руками виски, упершись взглядом в пол, пытается о чем-то думать...

- Он хочет посмотреть Башню. Она ему понравится, и он будет ее любить... но детей нужно согнать! Им там не место. Они... они там оскверняют святыню! – Петр резко поднялся, покачнулся, спотыкнулся о выпирающую в полу доску и полетел вниз с характерным грохотом. Лицом он приложился прямо об эту самую доску, снова душераздирающий стон и даже всхлип. Плачет? Ага, как же. Только если твирином, который уже вместо крови течет в его жилах. Но нет, это всего лишь был нервный всхлип. Но как жалобно он звучал...

Петр не поднимался, он продолжал бесшумно лежать на полу. А не помер ли он от очередного удара? Кстати, что удивительно, на Петре не оставалось никаких синяков или ссадин. Просто... ну не оставались и все. Бутылка твирина, для надежности завернутая в несколько грязных тряпочек, вроде не разбилась, ну и слава небесам.

Пролежав на полу с минуту, Стаматин все-таки начал подниматься, он продолжал бубнить себе под нос, иногда обращал свой взгляд на свою гостью. Петр закрыл лицо руками, смахивая с него усталость, но бесполезно. Осунувшийся архитектор с припухшим лицом и красным носом выглядел весьма плачевно...

- Как тебя зовут-то, ты не сказала...

«Точно, вот что я хотел спросить, да забыл...»

Приготовления пропали впустую, и Капелла даже чуточку огорчилась - она ведь успела приготовить на языке повторный вопрос, взять себя в руки... А тут - какая обида! - это даже не понадобилось. Нехорошо было и то, что имени приезжего узнать не удалось. Ведь если знаешь имя - можно расспрашивать людей, а не пытаться найти человека по следам.

"Боги, как хлопотно. И что я ему скажу, если найду?"

"Когда" тут же поправило предчувствие. "Когда"

Творилось что-то странное и страшное, умер Симон - от чего, кстати, он умер? Она так и не успела об этом подумать - приехал кто-то из Города, и неоткуда было взять знание, увидеть полную картину вещей. Ведь наверняка было что-то ещё. Ещё смерть, ещё лишние люди, ещё что-то несущее беду. И это беспокоило. Вызывало желание выйти на улицу, сорваться на бег, сделать хоть что-то, предотвратить грядущее… К сожалению, такой силы, чтобы остановить будущее, не было ни у кого, да и архитектора оставлять было страшновато.

"В Многогранник? Он пойдет в Многогранник?.." Это было важно. Теперь не нужно было искать след, можно было идти прямо... Но Петр опять сказал что-то о детях, он опять противоречил себе, и Капелла не удержалась, спросила:

-Так оставаться им, или уходить? Я не понимаю...

Да, она не понимала. Не понимала и беспокоилась, и заодно думала, что если - когда - встретится со старшим Стаматиным - обязательно выскажет всё, что о нем думает. Мысли большей частью были нелицеприятны, местами даже чуточку нецензурны - той наивной детской нецензурностью, когда значение половины слов не понятно.

"Куда он смотрит? Рано или поздно, вернувшись, найдет просто тело с разбитой головой. Кстати, четвертый раз..."

Считать удары, пришедшиеся архитектору по голове, было очень печально. Хотелось снова коснуться спутанных волос, взять боль на себя - руки, кстати, с первого раза так и саднили. Ведь наверняка же она снова вернулась - такое тоскливо-сосредоточенное было у Петра лицо. Вообще, потребность жалеть и помогать была второй вещью, с которой Капелла неустанно боролась. Она давно уже уяснила, что часто на помощь откликаются ругательствами, а уж жалость не нужна особенно никому. Но как же ей иногда хотелось заняться благотворительностью…

-Виктория, - ответила она на вопрос об имени. Передернула плечами - она не очень любила свое имя, оно всегда ясно объявляло, чья она дочь. Подумала и добавила - Но если что, лучше называть Капеллой.

"Как будто бы он это запомнит"

- Они просто не должны были туда идти. Дети в усыпальнице... по меньшей мере, это странно... – Петр держался за голову, глаза медленно скосились к холодной бутылке. Стаматин почти сразу догадался, что можно приложить ее к больному месту, так и поступил. Ледяное стекло (ледяное по сравнению с петровским лбом) тут же приняло на себя весь похмельный жар, но, к сожалению, не головокружение. Петр умеет справляться и с этим, только сейчас он забыл, как он это обычно делает. Ну, плохая у него память, что поделаешь?

- Капелла... – повторил вслух Петр. – А-капелла... Да, как акапелла. Или церковь? – он у нее спрашивает? Или сам рассуждает, как проще запомнить ее (такое сложное!) имя. Петр снова начал движение: сегодня он просто был не в состоянии сидеть на месте спокойно. Он медленно пересекал комнату, раскачиваясь, облокачиваясь о стену, приближаясь к Виктории-младшей. Взгляд-прищур пытается разглядеть лицо гостьи, но это выходит как-то не очень. Петр приближается буквально вплотную и...

- Какие у тебя красивые глаза, - Петр взял ее лицо в свои руки и наклонился так, что их глаза были на одном уровне. Слишком близко. – Такие... голубые-голубые! И ясные... – можно противопоставить глаза Петра: мутно-зеленые с покрасневшим из-за лопнувших сосудов белком. – И кожа... веснушки... – Петр резко разворачивается к столу и спешит к нему, преодолевая множество препятствий: пол, пол, пол, стул, пол... Хватает карандаш и встает у стены, водит карандашом прямо по камню, несколько раз ломается грифель, но Стаматина это не останавливает: он его точит перочинным ножичком и продолжает рисовать. Вот на стене уже на серой стене черные черты лица, губы, нос, россыпь веснушек, а глаз еще нет. Петр неловким движением убирает волосы с лица (они то и дело норовят в рот залезть) и оборачивается к Капелле. Снова прищуривается и смотрит ей в глаза. Странный взгляд у Петра, пугающий, безумный, фанатичный. Но вот он снова отворачивается и рисует. На его стене скоро будет висеть юная Ольгимская, если, конечно, он не забудет вообще, кто это, и что она тут забыла, ну, на его стенке.

"Усыпальница?.. Но разве Многогранник - усыпальница?.."

Переспрашивать не стала - и так взгляд у Петра был туманный и страдальческий донельзя. Бутылку он приложил ко лбу, и Капелла даже порадовалась, что не стал пить. Она вообще разрывалась между двумя побуждениями - уйти из этого места, сходить к Многограннику или к брату за новостями - об этом, кстати, надо было подумать сразу, младший Влад всегда был удивительно осведомлен о происходящем в Городе. И, с другой стороны, хотелось остаться в студии. Слушать несвязный бред, молчать и стараться выловить в чужих словах хоть какой-то смысл. Ведь смысл есть во всем, а создатель Многогранника должен знать о нем больше всех. Кроме того, было банально страшно за Петра, и Капелла не очень представляла, как от него уходил брат. Привык, наверное, утонул в своих делах...

"Вот если бы он уснул..."

Тогда действительно можно было бы не так переживать, ведь спящие обычно гораздо менее беспокойный народ, чем бодрствующие.

Так Капелла и разрывалась между долгом и желанием, мимолетно удивляясь ассоциациям архитектора, и не сразу поняла, что идет он не мимо - к столу, скажем - а прямо к ней. Всколыхнулись все рефлексы - отступить, отстраниться, не дать прикоснуться к себе - но чутье и разум привычно успокоили их, как делали всегда. Да. Капелла не любила кого-то обижать и давно привыкла давить собственные побуждения. Разумеется, недовольство никуда не девалось, но хотя бы было скрытым.

Глаза у архитектора, оказывается, были зелеными, а не черными, как ей казалось всё это время. Покрасневшие, в тонких прожилках капилляров, и смотреть в них было зябко - мутно-зеленое твириновое безумие затягивало

"Зелень стекла, зелень твири, зелень трав, зелень в бокале, зелень в глазах, зелень в голове, зеленая краска, зеленое облачко, зеленые солнечные зайчики..."

Капелла моргнула, забыв о том, что хотела тронуть архитектору лоб, проверяя наличие жара - уж очень сухими и горячими у него были ладони. На автомате потянулась за бутылкой. Чем-то мертвенным веяло от видения, нехорошим. Хотя зайчики были красивые.

А Петр уже что-то вдохновенно чертил на стене, и Капелла с удивлением узнала себя. Веснушки, изгиб губ, челка...

"Ну вот. Зато теперь он точно запомнит, что я существую. Если, конечно, не примет за порождение галлюцинаций или снов"

Опустив карандаш, Петр сделал несколько шагов назад, уперевшись бедром в край стола. Он оценивающе рассматривает свое новое произведение. Пальцы слегка дрожат, карандаш падает к ногам, а Петр поворачивается к Виктории-младшей и растерянно хлопает глазами.

Нет, стало совсем плохо. Ноги не держат, а голова будто накачана свинцом. Стаматин опускается на стул рядом со столом и совершенно расслабляется: раскидывает руки в стороны, откидывается назад, вытягивает ноги. Тошнота подкатывает к горлу, но Петр уже профессионально подавляет ее.

Петр поднимает взгляд, смотрит мимо Капеллы, смотрит прямо на статую и о чем-то старательно пытается думать. «Я помню... тогда был совсем мелким заурядным мальчишкой... А ты, Нина, была в моем понимании уже настоящей женщиной. Да, ты умела пленять сердца... как я любил тебя, Нина. Ты даже представить себе не можешь, как я надоедал Андрею разговорами о тебе... я выглядел глупо со стороны, как считаешь? Нина... Нина-Нина-Нина, одна только Нина в голове. Ты тогда носила другую фамилию. Удивительно, что я помню все о тебе и забыл большую часть себя. Нина Лилич, это звучало дико, это имя волновало кровь. Шестнадцатилетний мальчишка не мог не влюбиться. А потом ты стала Ниной Каиной. Когда я узнал об этом, я закатил такой скандал... не тебе, а брату. Я, помнится, разбил тогда окно рукой. Она, кстати, до сих пор ноет. Андрей думал, что это все из-за моих неудач с проектом, но чушь! Бредовее ничего не могло быть, Нина! Знаешь, ты меня не покинула, ты дала мне шанс показать себя и свою преданность. И я... я доказал тебе, что готов ломать все! Все: законы, судьбы, жизни – только ради Алой Хозяйки. Ради Дикой Нины. Я считал, что бредовее ничего не могло быть? Ха... я ошибся. Я всю жизнь ошибался. Не было и секунды, чтобы я не заблуждался насчет окружающего мира. Мой мир лучше. И ты сейчас в моем мире, Нина. Осталось только освободить тебе больше места, освободить Башню, которая стала твоей усыпальницей, хотя... да, помнишь, Многогранник строился для Симона. Для его души. Так вот, перебьется! Только ты достойна стать его душой, Нина. Только тебя я буду беречь как зеницу ока. И даже сильнее...»

Сон же пришел незаметно, как и мысли Нине. Петр уже с минут пятнадцать лежал головой на столе, обнимая прохладный стеклянный сосуд, ранее наполненный живительным отваром из твири. А твирь цветет и пахнет, усыпляя несчастного Петра. И вот он спит. Спит тихо и спокойно. Не шевелится – лишь тихо дышит.

Капелла поднялась с пола - ноги немного затекли, а юбка наверняка испачкалась - слегка шатнулась, делая первый шаг. Лодыжки и ступни покалывало, но не сильно. Гораздо больше юную Ольгимскую беспокоила боль в руках - тянущая, от кончиков пальцев до локтя. Надо признаться, Капелла никогда ещё так не напрягалась и понятия не имела, когда боль должна пройти. Слегка неловко она всё-таки прошла к стене, ласково провела пальцами по наброску - угольно-черному на сером фоне. Надо сказать, получилось очень похоже и снова стало жалко, что гений, создавший Многогранник, неплохой художник и наверняка далеко не самый худший человек топит себя и свой дар в твирине.

"О боги, наверняка даже если на меня нападут воры в подворотне, я всё равно найду повод их пожалеть"

Ноги отпустило довольно быстро, но Капелла ещё долго стояла у стены, как завороженная. Дело было даже не в том, что перед ней было её собственное лицо. Дело было в том, что его создавали прямо при ней, буквально за пятнадцать минут. Ничего Капелла так не любила, как наблюдать за волшебством творения.

А когда она обернулась, недоумевая, почему за спиной царит такая тишина - Петр уже спал, положив голову на стол и обнимая пустую бутылку.

"Уснул. Вот так просто. Разве так бывает?.."

Теперь можно было уйти - Капелла даже обеспокоилась, не её ли мимолетная мысль про сон так подействовала - но она всё же задержалась. С тихой улыбкой, которую редко кому удавалось застать, перебрала в пальцах черные волосы непутевого архитектора, с легким напряжением потянула в себя боль, снова скопившеюся в его голове. Руки потихоньку снова начинали гореть, Капелла предчувствовала, что перенапряжется и будет плохо спать эту ночь... Но всё-таки одна только надежда, что когда архитектор проснется - у него не будет ничего болеть - с лихвой искупала все предчувствия.

Наконец, когда жар в ладонях сделался невыносимым, она отстранилась. С минуту обводила взглядом комнату - мусор и бутылки на полу, белую ванну, о которую Петр за одни полчаса приложился два раза, наброски на стенах - своё лицо, особенно, несчастного хозяина, спящего за столом...

И вышла, аккуратно прикрыв дверь, и пообещав себе обязательно зайти сюда ещё раз.

Архитектор ей, несмотря ни на что, понравился.

Глава 5, в которой Харон встречает в Степи странное существо, интересуется колодцем и просит у кладбищенской смотрительницы Ласки землекопов, а землекопы покидают его жилище в панике. В поисках слушателя Влад приходит в «Омут».

Степь

Путь Младшего Влада пролегал через степь. Он решил ещё раз пройтись по таинственным местам, раздвигая редкие заросли густой травы. Однажды в таких густых зарослях степного бурьяна было найдено Владом человеческое сердце. Тёплое ещё. Но пока пытались разобраться о его там появлении, пока пытались искать виновных, дабы наказать их, сердце исчезло. Очевидно вернулось к своему новому хозяину, который собирался его использовать по надобностям, что неизвестны городским жителям. Но Влад знал... Черви питают почву. Питают древнее тело той, кого издревле одонхе величают Мать Бодхо. Можно было перетрясти весь термитник, но лишь подняли бы шум. Искать виновных было бесполезно. Тем паче, Черви не особенно отличались на вид. Лишь на размер... Более столь страшных и странных находок Владу не попадалось никогда. Лишь безделушки, да монеты, что обронили дети.

Перебираясь через болото Младший Влад обдумывал последние предсказания Катерины Сабуровой, да ссору с отцом.

"Катерина что-то в последнее время как зациклилась. Кровь, кровь, реки крови, ангелы, демоны. Капелла и не хозяйка ещё совсем, но её обрывистые предсказания и то, пожалуй, дают больше информации. А комендантову жёнушку послушать, так и жить не хочется. Ну их. Пока черви относительно спокойны, вряд ли случится что-то плохое. Ещё бы они могли так же предвидеть плохие настроение моего отца. Ох, сколько же мы наговорили друг-другу. Ну, ничего. Капелла по прежнему с ним, а значит он скоро смягчится. Я надеюсь на это... "

Степь, повсюду, куда хватало взору, была укутана туманом. Это цвела Твирь. Её было так столь много, что все старожилы удивлялись этому. И беспокоились. Все. И черви, и мясники, и даже простые горожане поговаривали, что Твирь вылезает из земли на свет в таких количествах, лишь когда городу угрожают бедствия. Бедствия, которые прольют кровь и унесут жизни...

Внезапно, туман, нависший над степью чуть рассеялся. Будто бы от порыва ветра, едва уловимого, образовалась брешь, в которую ударил солнечный свет. И то, что проявилось в просвете повергло Влада в ужас. Его ноги были готовы пуститься бежать, но... Интерес. Интерес был огромен. Влад ещё никогда не видел столь странное существо. Коротки руки и ноги - будто обрубки. Вытянутая шея. Существо было ростом с ребёнка и. судя по всему, Влада не замечало. Он решил воспользоваться моментом и сделал шаг в сторону невиданного дитя степи. Но свет помер и, будто видение, существо исчезло. Влад прошёл вперёд несколько метром, но ничего.

- Будто земля приняла обратно...

"Будто ему ещё рано появляться на сцене бытия... Ох, я говорю, как Катерина или Марк. Надо пойти домой. В городе воздух посвежее. Кажется я надышался Твири. Вот, и голова болит. Так и умом тронуться недолго. Люди вот уже начинают вести себя странно. Ладно бы только Ласка- к ней все привыкли. Но вот от Евы странно слышать про Ангелов Смерти. Да и разговоров про внутренний покой стало больше, чем у Каинов".

Впереди замаячила станция. Она всегда пугала Младшего Влада, но в то же время она являлась хорошей преградой на пути ветров со степи. К тому же, за время проживания в городе, он привык видеть что-то в окно. Что-то отличное от пустых пространств. Пусть даже и окном было небольшое отверстие в заколоченном проёме.

Обходя станцию, Влад почувствовал на спине чей-то взгляд. Он обернулся, но лишь увидел, как в туман удаляется парочка головорезов Грифа - местного торговца и контрабандиста. Младшему Владу Гриф никогда не нравился, но отец был на короткой ноге с этим человеком, и это было очень кстати, ибо Влад жил не в самой оживлённой части города.

"Куда бы они не шли, они ушли мимо. Но здесь есть и кто-то ещё".

Добравшись таки до своего временного жилья, чей ветхости и аскетичности позавидовал бы и вагончик, где жила Мишка - девочка Сирота, которая имела шансы когда-либо встать на место Сабуровой, Влад сел на кровать. Перед глазами проплыл вновь образ степного существа.

- Да, определённо показалось.

Влад встал, пролистал последние записи в дневниках, и убрал их в безопасное место. Он так и не решился внести упоминание о случайной встрече в свои записи. Влад просто лёг на кровать и закрыл глаза, отгоняя странные образы. А вскоре к нему пришёл сон. Пустой и спокойный.

Где-то вдалеке выли собаки. И вой этот не предвещал чего-либо хорошего...

Жилище младшего Влада

Младший Влад спал. Во сне он уносился далеко в степи, а они преображались. Оживали. Становились будто бы из плоти. Пульсирующей, мягкой плоти. Тут и там из неё пробивались фонтаны тёплой крови, а из ран на свет показывалась Твирь. Бурая, рыжая, кровавая. Изредка, вместо твири, вытягивалась белая плеть, пробивался савьюр, распрямляя во внешнем мире широкие листья. Влад летел дальше, а степь пульсировала внизу...

*Тук-тук! Тук-тук!"

Вот из тумана показались сферы. Множество их.

*Тук-тук!*

И вот на одной из сфер Влад увидел маленькую девочку в розовом платье. Она держала в руках куклу и била её головой об

песочницу.

"Тук-тук!"

- Ты что делаешь?

...

Сон исчез. Младший Влад понял, что лежит на кровати. Что по-прежнему находится в своём ветхом жилище.

"Что за дивный сон. Страшный, но удивительный. Надо потом спросить у Капеллы, что бы это всё могло значить. Хотя... Это твириновый дурман мог так подействовать".

*Тук-тук!*

Остатки сна исчезли так же быстро, как отзвучал стук. Источник был где-то совсем рядом.

"Может кто-то стоит за дверью?".

Влад взглянул на циферблат часов. Они показывали пять утра.

"Вряд ли я кому-либо мог понадобиться в такое время. Если только отец кого прислал. Может и правда, что случилось. Я думаю, он не будет уговаривать меня вернуться. Человек умный - понимает, что я не собираюсь рвать связи и уходить к Грифу или не знаю... Жить в степи, замотанный в шкуры"

Вытащив из под кровати, на всякий случай (ибо бывало всякое) остро заточенный нож, Влад подошёл к двери.

"К слову, чего стучать? В этом городе редко запирают двери. Кто-то... не местный?".

Влад распахнул дверь и вышел в темноту. Тишину, разрезали лишь тончайшие звуки степи: невнятный гул, завывания ветра, шорох травы и будто бы чья-то песня, которая всё так же быстро стихла.

- Могли бы и подожд...

*Тук-тук!*

Влад, от неожиданности отшатнулся, и чуть не выпал из дома на улицу. Этот стук был навязчивее. Настойчивее, чем предыдущие. Более того, и сомнений в этом не оставалось, он шёл изнутри дома.

Влад запер дверь. Делал он это первый раз, не только за свою жизнь у степи, но и в принципе за свою жизнь в этом городе. Затем, он, незамедлительно, проверил местонахождение дневников, и убедившись, что они по прежнему целы и невредимы, прочесал каждый уголок дома. Благо, искать особенно и негде было, и Влад быстро пришёл к выводу - стук идёт из колодца.

Стоит отметить, что да. У Влада, прямо в центре дома, в полу был вырыт колодец. Кем и когда? - Влад Ольгимский не имел никакого понятия. Собственно, как и не догадывался о целях данных работ неизвестных копателей. Но факт оставался фактом - изнутри стучали. И Ольгимский бы с удовольствием залез внутрь и посмотрел, что же находится в этом колодце, но то ли он не был вырыт до конца, то ли был основательно завален грунтом и камнями.

Влад просто стоял и слушал. Стук не повторялся. Он попробовал вытащить пару камней, но особым успехом у него это не увенчалось.

"Нужны хоть какие-то инструменты. Да и те, кто всем этим занимается. Где же мне взять копателей? Гриф? У них сейчас какие-то дела с моим отцом... Думаю, лучше мне не лезть. Стаматин? Говорят, что он сейчас жестоко пьёт. Как никогда раньше. Да и с братом у него какие-то проблемы. Кто же ещё? Может быть, Ласка знает, где найти копателей. Кто-то же роет могилы на кладбище. Но сейчас ещё слишком рано... Мучает её сегодня бессонница или нет - я не знаю, по сему дождусь семи часов".

Влад соорудил себе простой завтрак. Есть особенно не хотелось... Теперь любопытство терзало его уже по двум пунктам. В памяти ещё была свежа степная встреча.

Наблюдая за тем, как сквозь щели его дом наполняется тусклым светом, Влад сел к столу. За трапезой он прислушивался. Но кто бы там ни подавал сигналы из под земли, он ушёл.

Убрав объедки, в семь часов и десять минут, Влад, прихватив нож вышел из дома. Он обогнул станцию через степь и направился к кладбищу по железнодорожным путям, что вели от станции к бойням.

Кладбище

Новый ботинок почему-то слегка тёр Ногу, но Влад таки добрался до Кладбища. Обитель мёртвых. Тишина и туман здесь были ещё гуще, сводя с ума намного сильнее, чем где-либо ещё в степи. Если не считать полу-легендарного источника... Влад подошёл к камням, что обросли белой плетью, цветущей и испускающей тонкий запах. Едва уловимый в общем твириновом фоне.

"Вот интересно, её уже можно собирать или нет? Раз она здесь, то либо одонхе ещё не нашли её, либо она ещё неготова. В общем-то, у них может быть множество причин".

Оставив камни, Влад вошёл на кладбище. Вдалеке была заметна разрытая могила. Судя по всему, злодеяние свершилось совсем недавно. Влад наклонился и осмотрел яму.

"Не слишком похоже, что это кто-то раскопал. Такое ощущение, что кто раскопал её... изнутри, а потом убрал за собой землю. Хм. Ну встречусь с Лаской, с ней и обсужу это всё. Погост - это, всё же, её, этой девочки, юрисдикция. Странная она. Но Капелла говорит, что Ласка очень хорошо разбирается в этом деле. В мёртвых... Что ж".

Влад подошёл к сторожке, открыл дверь и вошёл внутрь.

Ужасно зябко было в сторожке.

Мерзли у Ласки и ручки, и ножки...

И одеяло никак не спасает...

Девочкин разум где-то блуждает.

Снова сегодня вороны кричали,

Могилы новые все изучали.

Сахар склевали, изюм унесли...

Так и украли все, что смогли.

Кто-то там бродит в степи беспокойной,

Ночью и днем, по своей, по окольной.

Кто-то так стонет, что страшно дышать...

Ласке так трудно бывает поспать.

Сколько не ела она? Сутки иль больше?

День ото дня становится тоньше.

Но нет ни денег, нет и свободы.

Текут под землей только мертвые воды.

Шепчут соседи ей из-под земли:

Травы твири уж давно расцвели.

Что не пойдешь ты, венок не сплетешь?

И колыбельную нам не споешь?

Ласка боится, ужасно боится.

Что-то плохое в округе таится.

Тихо в преддверии разгрома...

Ей своего хватает дурдома.

Скрипнула дверь вдруг у ней за спиной.

Кто потревожил мертвых покой?

Испуганно девочка тут обернется...

Кажется ей, что сегодня проснется.

Кто это? Влад? Что забыл он здесь?

Ласке не люба ольгимская спесь.

Но все равно она улыбнется...

Зло над степью сильнее все вьется

Внутри оказалось меньше места, чем я думал.

"Неужели она живёт здесь? Это даже меньше моей развалюхи".

Влад отметил, что Ласка, несмотря на свою приветливую улыбку, смотрела... Ни то что бы недоверчиво. Скорее испытующе.

"Мы с ней никогда особенно не пересекались. Неужели мой отец ей чем-то досадил или вызвал неодобрение. В общем-то он мог. Скорее он, чем сестра. Тем более... Мать. Впрочем, с последней они и не могли быть знакомы, я думаю. В общепринятом понимании, точно".

- Здравствуй, Ласка. Как поживает твоё клабище? А я вот зашёл попросить об услуге. Небольшая сделка...так что ли. Ты не могла бы пообщаться с копателями, что бы они подошли ко мне. В домик, где я ныне квартирую. В тот с заколоченными окнами, что возле станции. Мне нужно... кое-что раскопать. Я в долгу не останусь.

Скромный сквозняк прополз по каменному полу, нырнув в дырки в ботинках. Ласка задумчиво смотрела в сторону, разглядывая спокойным взглядом трещины в стене, но на самом деле внутри она паниковала. Каждый человек, время от времени наносящий ей визиты, заставлял девочку вести себя более чем настороженно. Обычно дочка смотрителя кладбища ничего не боялась, ха, это было бы довольно странным... Ей - и бояться? Ну, господа, нет. Как бы пафосно не звучало, но страх Ласке был неведом. Вот только в свете последних событий...

Это был не страх. Возможно, это можно было бы сравнить с массовой истерией. Все кругом волновалось в последнее время, все кругом боялось. А Ласка знала это. Она боялась вместе со степью, вместе с мертвыми душами, вместе с каждым листочком. Ибо вся природа кругом что-то знала, что-то чувствовала. Каждый мертвец пел свою песню вместе с ветром о грядущих страшных событиях.

Взгляд девочки робко переполз со стены на куртку Ольгимского. Одна пуговичка оказалась очень занятной и Ласка принялась за ее тщательное изучение.

- Копать? Земля беспокойна сейчас, я бы на твоем месте не тревожила ее... - кроткий вздох, изучение взглядом следующей пуговицы. - Для чего тебе нужны могильщики? Скажи прямо.

Меня тревожит Ольгимский-младший. Я не чувствую от него добрых намерений...

Влад глубоко задумался. Он и сам едва понимал, для чего ему нужен этот колодец... Он просто знал, что это должно случиться.

"Да, она, всё же, более чем странная. Хотя, чему тут удивляться, Влад? Ты живёшь у степи, и сходишь с ума. А девочка общается только с мертвецами. Сказать или не говорить про стук из-под земли? Сказать или нет? Наверно, не стоит. Судя по всему, не всё так просто, как хотелось бы. Для тех, кто в нашем городе чувствует... иную сторону жизни. Земля была всегда чем-то особенным. Хотя, они и редко называют Мать Бодхо землёй. Но я всё же попытаюсь..."

- Видишь, Ласка, какое дело. Я когда поселился в своём нынешнем жилище, то обнаружил там колодец. Он вообщем-то уже вырыт, но, скорее всего, произошло обрушение. Колодец завален камнями и грунтом. Вот я и подумал, что неплохо бы его восстановить. Ну, если не получится, то и устранить вовсе. Последнее, конечно, только в крайнем случае. Я понимаю, что рытьё земли в нашем городе не особенно приветствуют, но... Мне кажется, в этом будет смысл. Кто бы не начал его делать до меня, он явно был не из города. По сему, в этом едва ли был злой умысел.

"Может, новую сторожку ей сделать, если согласится. Эта и сама больше похожа на склеп. Да и Ласка выглядит как не очень живой и здоровый человек. Твирин сделал свою работу... "

Ласка скользила рассеянным взглядом по одеянию Влада, все никак не решаясь глянуть ему в лицо. Ей всегда было непросто поднять глаза выше шеи собеседника. В чем проблема? Какой-то внутренний блок, который не давал девочке это сделать. Глаза - зеркало души. В них всегда можно увидеть слишком многое, а Ласкина головушка и без того была переполнена теми сведениями, которые простому человеку и не снились. Хотя, кто сказал, что в этом степном городе есть простые люди? Понятие простоты здесь не существовало, ровно как и его синонима - обыкновенности. Abyssus abyssum invocat.*

То, что говорил Ольгимский-младший, решительно не нравилось Ласке.

Колодец? Тем более, засыпанный? Нет злого умысла?

- Но, Влад... - девочка решила возражать, пусть даже была плохо знакома с этим человеком и не знала, чего от него ожидать. - Если все так, как ты говоришь, то я сильно сомневаюсь в правильности твоих намерений. Я слышала о колодце. По-моему, он не обрушился, его... специально засыпали.

Она помолчала, пальцами поглаживая пуговицу на груди. Ласке не хотелось пускать могильщиков - пусть те и были те еще добры молодцы - на возможную опасность. Все это попахивало нечистым делом, и девочке не нравилось, что ее в это вовлекают.

- Не думаешь ли ты, что у засыпавших его людей были на то причины?

"В каких облаках ты витаешь, Ласка? Что ты слышишь сейчас?"

Младший Влад ожидал ответа, и ответ едва ли порадовал его. В общем-то Ласка и не отказывалась, но всё ещё упрямилась. А время... время было дорого. Влад решил, что пока стоит попытать счастье, но уже прикидывал, где его ещё можно поискать.

"Интересно, ей не нравлюсь я или моя затея?"

- Ты думаешь, его засыпали? Но в нашем городе колодцы редко роют глубоко. Даже если вспомнить все степные убеждения - из обычного колодца вряд ли может прийти что-то страшное. Каины, в своё время, зарыли свой Многогранник намного глубже, и вот это может и, наверно, должно пугать. А здесь...лишь колодец.

"Надо что-то... Что бы сделал отец? Ммм..."

- Давай поступим так. Твои могильщики, на сколько я знаю, частично состоят из степняков. Они во всём этом разбираются лучше нас с тобой. Может быть, они прибудут в моё жилище, когда у них будет время, а потом, если они скажут, что дело плохо - затею оставим? Как тебе такое?

Девочка все теребила свою голубую пуговицу. Не комфортно ей было в компании каких-либо людей вообще, что поделаешь. Хотелось даже бросить спор, скорее сплавить Ольгимскому могильщиков и захлопнуть за ним дверь, чтобы больше никогда не впускать. Когда она уже приделает на дверь засов? Живет как в проходном дворе. Ни тебе личного пространства (в физическом мире; сама по себе Ласка была просто олицетворением зоны с табличкой: "частная территория"), ни уверенности в том, что в следующую минуту не ворвется какой-нибудь там мужик в окровавленной куртке и не потребует быстро закопать тело "упавшего с лестницы" друга.

Внезапная вспышка недовольства исчезла так же быстро, как и появилась. Девочка недоуменно тряхнула головой и снова посмотрела на подбородок младшего Влада. Какое ей дело до всего этого, в конце концов? Она не инквизитор, ее дело не спрашивать, а выполнять.

- Может быть, они прибудут в моё жилище, когда у них будет время, а потом, если они скажут, что дело плохо - затею оставим? Как тебе такое?

Хитрая лиса... совсем как его отец.

- Что ж, - Ласка резко перевела взгляд с намазолившего глаза Влада на покрытую трещинами стену. - Хорошо. Бери трех моих работников, надеюсь, тебе хватит. Они должны быть на территории кладбища, пройди вглубь, к западной стене.

Казалось, Ласка слишком легко сдалась, даже тон ее стал более легким и непринужденным. Она даже хотела посмотреть, что выйдет из затеи Ольгимского-младшего.

- Спасибо, Ласка. Если тебе будет что-то нужно, ты знаешь, где меня найти. Ольгимские не забывают того, что обещали.

"Как-то у отца это убедительнее получалось".

- Извини за беспокойство. Оставляю тебя в обществе твоих подопечных. Удачи.

Влад слегка задержался на выходе из сторожки, раздумывая...

"Не спросить ли у Ласки насчёт странного существа в степи, вдруг видела чего..."

Но желания заводить этот разговор как-то не возникло. Влад слегка кивнул, улыбнулся и вышел.

Девочка присела на край своей древней продавленной кровати, на которой когда-то умер отец. Визит Влада немного выбил ее из колеи: она была уверенна, что поступила не слишком правильно, дав ему в помощники своих работников. Не хотелось Ласке быть причастной к этим мутным делам, а засыпанный колодец уж точно не внушал девочке доверия.

Но это не ее дело. Правда же?...

Ласка стала рассеянно крутить пальцами уголок дырявого одеяла. Снова в голову стучались не прошенные мысли, тревоги и сомнения. Предчувствие чего-то засело в ней, не давая покоя. Да и не заслужила она еще этот самый покой. Ее дело помогать обретать покой другим (расценивайте как хотите), Ласка просто хотела немного облегчить страдания людей, хотя бы даже за финишной чертой. А мертвые уже нашептывают ей о том, что не за горами тот момент, когда ее саму будет кто-то провожать в последний путь.

Кладбище было столь ж тихим и спокойным, как и несколько минут назад. Ведь правда? Что могло измениться на кладбище. Но Влад догадывался, что Ласка видит погост несколько иным. Она видит. что всё не так одинаково, как это представляется другим. Так за этими мыслями Влад и сам заметил некоторые перемены. Кроме странной разрытой могилы, у стены он обнаружил двух здоровенных мясников, которых, скорее всего, за какие-то тяжкие заслуги выкинули из боен, одного из молодцов Грифа и какого-то старика, напоминающего рабочих с завода - серая куртка, мерзкий зеленоватый дымок от тлеющей самокрутки, руки, перемазанные мазутом.

"А может и кровью...".

Очевидно старик, очевидно, был за главного. Влад завёл с ним беседу, которая большей частью крутилась вокруг цены. Затем, когда они пришли таки к общей идее, Старик кивнул мясникам и тому третьему, а затем сказал, что бы Влад вёл их к месту, которое требует вмешательства. Влад кивнул и двинулся по направлению к своему жилищу. Могильщики топали за ним, побрякивая лопатами и какими-то ещё неведомыми инструментами.

"Что вообще может быть внизу? Вода, проход в бойни... Одна из тайн этого города, связанная например с Суок. Главное, случайно не откопать каких-нибудь проверяющих из столицы, хехе".

Вокруг дышала степь. Благоухая травами она усыпляла, как Влада, так и Одного из бывшего местного разбойника. Зато мясники чувствовали себя, как рыба в воде...

Процессия прошла мимо заводских строений...

"И ведь никто из них не знает, что находится в самом дальнем корпусе. А ведь скоро на это будет претендовать его сын... о, да"

...по железнодорожному мост, через склады и наконец вышла к Станции.

- Нам надо обогнуть станцию. Там я и живу.

Один из мясников что-то пробормотал. Была это человеческая речь, лишь искажённая, или это была сказано на иных языках - Влад не разобрал. Лишь пожал плечами и двинулся по направлению к дому

Ласка обхватила голову руками и согнулась пополам, ткнувшись носом в острые коленки. В голове звучал нестройный гул голосов. То ли обрывки воспоминаний, то ли реплики Влада, то ли их жалобы.

- Я все сделала, я все принесла, - неясно к чему раздалась в сторожке эта фраза, произнесенная хриплым слабым голосом. Иной раз и не ясно было: то ли она сама волонтер доброй воли, то ли неведомые силы заставляли девочку делать что-то в интересах загробного мира. Никто не знает. Даже она сама.

Приступ болтологии в голове Ласки оборвался так резко, что она испугалась. Подняла большие влажные глаза и уставилась на входную дверь. Их что-то спугнуло, вернее, кто-то, при чем... При чем он...

Девочка сглотнула, поднялась с кровати и, как во сне, двинулась к двери. Что-то важное начало происходить с этой минуты, что-то, от участия в котором ей не увернуться никак. А она бы хотела.

Жилище младшего Влада

Влад заметил, что ему дико приятно возвращаться в нору, где он жил.

"Этот дом похоже стал мне родным. Может быть, его отремонтировать?"

К слову, он заметил, что ему дико неприятно пускать внутрь не пойми кого. Но было безмерно глупо отказываться сейчас.

"В конце концов, сам захотел и согласился. Да и всё уже было оплачено".

Он указал копателям на колодец, объяснив всё тому, кто был более человеком. Тот в свою очередь кое-как растолковал всё мясникам. Жители степи в свою очередь переглнулись и принялись ворочать камни, подняв в воздух чёрные тучи пыли и засыпав пол песком, грунтом и обломками.

Влад открыл дверь, дабы степной ветер немного разрядил атмосферу. Пыли стало меньше, но тут Станция сослужила плохую службу. Ветер практически не проникал в задворок, где стоял дом Влада.

Наблюдая, как грифовский подручный засыпапает пол грунтом, Влад пил молоко из бутыля и думал.

"Что ж... А вдруг там что-то интересное? Может, этот колодец сослужит хорошую службу. Как знать?"

Копатели довольно-таки быстро справились с завалами. Ловко орудуя лопатами, криками и прочими инструментами, они освободили колодец от завалов, слой которых был намного толще, чем предполагал Младший Влад.

Перекусив того, что нашлось у Влада в запасах, могильщики вынесли грунт и камни из дома, свалив всё в степи, и углубились внутрь. Как сказал тот, что был человеком, это была личная инициатива мясников.

"А я же говорил Ласке, что всё будет нормально", - подумал Влад, разглядываю кучу земли, которая выросла возле его дома. "Интересно, что там внизу?"

Время шло... Из под земли доносились приглушённые разговоры. Бормотание мясников, вперемешку с человеческой речью, смешивались с какими-то шумами. Внезапно всё стихло, а после раздался вопль, отчасти напоминающий рёв быка, отчасти вой собаки.

- Какого?...

Не прошло и секунды, как из-под земли выскочили мясники, держав под руки своего напарника. Последний был без сознания.

- Что? Что произошло?

Но мясник только махал руками и что-то тараторил. Разобрать удалось только "Суок" и "Бодхо".

- Не понимаю...

Мясник лишь отмахнулся. Они с напарником подхватили третьего и вылетели в открытую дверь, едва не снеся её...

Влад проводил их взглядом.

"Знал бы, что так будет - не платил бы вперёд".

Он закрыл дверь, подошёл к колодцу и осторожно заглянул внутрь. Могильщики прокопались достаточно глубоко, судя по всему, освободив колодец полностью. Но вот на дне их что-то напугало так, что они побросали весь инструмент и ещё какие-то вещи. Там же валялась куртка грифовского разбойничка.

Идеальная чернота. Но в ней будто были красноватые отблески. Отнюдь не перманентные, будто стенки колодца наливались красным. Кроваво-красным.

Влад отошёл в сторону и сел на кровать. Он взял дневник и занёс новую запись. Он коротко обрисовал случившееся, сделал зарисовку колодца, закрыл дневник и убрал его в потайное место.

"Ну что ж. Наверно, есть, чем гордиться. В любом случае. Осталось узнать - чем именно".

У Влада довольно быстро возникло ощущение, смутное пока ещё, что он обязан поделиться с кем-то мыслью про колодец. Мыслями. Идеями! Может быть, даже кому-то показать его. Он поднялся с кровати, на которой просидел в раздумиях пару дюжин минут, нарезал несколько кругов вокруг колодца, порой заглядывая внутрь.

"Мне бы фонарик. Или визирь даже. А ведь это хороший повод, что бы с кем-то поговорить, и кого-то сюда притащить. Почему бы нет? Но с кем?"

Желание крепло с каждой минутой. Будто этого ждал сам колодец, который, как казалось Владу, издавал какие-то звуки. Будто пульсация шла из его недр. Влад прислушался.

*Тук-тук*

Перед глазами всплыла девочка, которая била куклу

*Тук-тук*

- Эй! Кто там?

И в ответ снова стук. Будто чей-то пульс.

А через секунду ему вторил чей-то голос. Говорил обладатель его на языке, что Владу был известен мало. Этот язык был родом из степей. А затем снова...

*Тук-тук*

Влад отшатнулся.

"Думай... Кому это вообще может быть интересно? Отец? Нет... рано ещё его трогать. Может и зашибить случайно. Капелла? Что-то подсказывает мне, что не вариант. Кто же-кто же? Ева! Давно я не общался с этим милейшим созданьем. Уж кто-кто, а она точно выслушает, особенно, если принести пару бутылей твирина. Может быть, дома будет и гость её столичный. Как же там сказали - Даниил. Бакалавр. Его это может заинтересовать. Наверно."

Влад решительными движениями распихал бутыли отменного твирина по карманам - в один карман тот, что настроен на чёрной твири, в другой - на бурой. Затем убрал дневник во внутренний карман и покинул своё жилище.

Стоило Владу покинуть дом, как пульс колодца прервался. Ни то звук на столько блокировался хлипкой дверью, ни то пульс стучал лишь для Ольгимского. Влад этого не знал. В этом он ещё только собирался разобраться и надеялся на успех.

Степь

Младший Влад выше в степь и посмотрел в туман. Тишина и спокойствие.

- Вот так всегда. В степи всё мирно, а люди нервничают.

Он дохнул полные лёгкие степного воздуха. Твирь, которая обычно затуманивала голову, сейчас взбодрила. Изменившийся оттенок её запаха сказал, что скоро возможно пойдёт дождь.

"Надеюсь, что он потерпит, пока я иду через болота. Можно конечно пойти через город, но мне вариант со степью больше нравится. Определённо"

Поправив одежду и проверив наличие твирина в карманах, Влад развернулся по направлению к болоту.

"Маршрут прост. Мимо червей к башне. А там и до Омута рукой подать".

Дождь застал Влада возле башни, что стояла к северу от палатки Червя, собирающего белую плеть и савьюр. Влад бы не против. "Главное, не попасть в дождь степи. Тем более на болоте".

- Створки...

Влад редко бывал в этом районе. Ольгимские никогда особенно не общались с Каинами, хоть некоторые и пророчили шутливо вероятный союз Капеллы и Хана. А раз не общались, то и район, где расположились особняки Каинов, не часто посещали.

"В любом случае, я здесь не за этим"

Младший Влад вошёл в город, обогнул ограждение Омута и уже собирался направиться к парадному входу, как боковым зрением заметил странное поведение детей. Влад знал, что у детей были свои тайны и поверия, которые порой давали фору и степным в плане своей странности. Но сейчас... Девочки и мальчики разных возрастов собирались кучками, что-то обсуждали, передавали друг-другу какие-то вещи.

"Очень интересно, что происходит. Но мне проще это выяснить у кого-то ещё... Дети не станут со мной общаться. Максимум захотят выменять мой нож".

Влад подошёл и повернул ручку двери. Поддалась.

"У нас у всех открыты двери. Но двери этого дома всегда и для всех"

Влад был внутри лишь один раз, и то лишь на пороге. Он теперь и не помнил уже, чего ради он сюда заходил. Искал кого-то что ли. Сейчас он впервые прошёл внутрь Омута.

"Омут завлёк меня, хех".

Еве было не чуждо чувство вкуса, правда от общего убранства очень отвлекало разбитое зеркало.

"Что ж... Быть может оно упало. Например, столичный гость случайно уронил, возвращаясь от Стаматина. А в остальном - красота. Правда, я не очень понимаю. зачем нужна кровать фактически в гостиной. Дом большой. Не меньше особняков Каинов. Ладно, это же Ева. Всё же она немного странная. До Ласки или Катерины ей далеко, но что есть, то есть. В любом случае - добрая душа".

- Ева, здравствуй. Ты дома?

"Где же она?"

Глава 6, в которой Ева Ян принимает в гостях Харона и Капеллу

«Омут»

Влад подошёл и повернул ручку двери. Поддалась.

"У нас у всех открыты двери. Но двери этого дома всегда и для всех"

Влад был внутри лишь один раз, и то лишь на пороге. Он теперь и не помнил уже, чего ради он сюда заходил. Искал кого-то что ли. Сейчас он впервые прошёл внутрь Омута.

"Омут завлёк меня, хех".

Еве было не чуждо чувство вкуса, правда от общего убранства очень отвлекало разбитое зеркало.

"Что ж... Быть может оно упало. Например, столичный гость случайно уронил, возвращаясь от Стаматина. А в остальном - красота. Правда, я не очень понимаю. зачем нужна кровать фактически в гостиной. Дом большой. Не меньше особняков Каинов. Ладно, это же Ева. Всё же она немного странная. До Ласки или Катерины ей далеко, но что есть, то есть. В любом случае - добрая душа".

- Ева, здравствуй. Ты дома?

"Где же она?"

Ева стояла перед мольбертом и ругала себя за нерасторопность. Пока она возилась с красками и своими странными идеями, свет ушёл и рисовать теперь не представлялось никакой возможности. В расстроенных чувствах девушка швырнула палитру на стол и схватила бутылку с твирином, успевшую опустеть уже на треть. Сделав большой глоток, Ева вздохнула, закрыла и снова открыла глаза и улыбнулась сама себе. Всё было не так уж плохо. Завтра можно будет продолжить, если встать пораньше. Утром свет всегда был особенным.

Ева не слышала, как кто-то вошёл в дом, поэтому слегка вздрогнула, услышав мужской голос. Так сразу определить личность зовущего она не смогла, но то, что это мужчина, было ясно без сомнений. Быстро подойдя к зеркалу, девушка поправила волосы руками, слегка скривила рот, оставшись недовольной собственным внешним видом, но всё же вышла в гостиную. Вытирая кисточки тряпкой, она приветливо улыбнулась.

- Влад! Какая приятная неожиданность. Чем обязана такому визиту? Ты редкий гость в моём доме.

- Здравствуй, Ева.

Младший Влад одним движением поставил на стол две бутылки твирина и улыбнулся.

"Приятно, что она рада меня видеть. Мы ведь не так много и общались. Забыл я совсем про неё. Что есть, то есть. А всё этот отцовский бизнес. Он спит и видит, как я приму его заводы да "проект" в обозримом будущем. Конечно, всё это приносит доход. Хороший доход. Да и полезная штука, ибо на этом всём окреп наш Город. Но времени... времени нет. Зато сейчас появилось".

- Да я что-то решил, что нужно иногда выбираться из своего домика и наводить справки о происходящем в городе. А то ко мне в последнее время поступает только степная информация. А город как-то в стороне остаётся. Да и у тебя, вроде как, гость важный квартирует - из Столицы, а я и не знаю про него ничего. Плюс ко всему... Я уже давно не имел честь перекинуться с тобой, Ева, парой фраз о том, о сём. Вот и заглянул.

"Сначала поболтаем о более пустых вещах, да стоит про Даниила выяснить. А уж потом расскажу про колодец и прочее... Лучше сделать так".

Младший Влад окинул Еву взглядом.

"Кажется, я не во время. Она явно была занята чем-то, что мало предполагало приход гостей. Ну да ладно- она всё равно мила".

Ольгимский снова слегка улыбнулся.

Увидев бутылки твирина, Ева улыбнулась ещё шире и отложила кисти в сторону. Да, ей легко было поднять настроение, но так что с того? У каждого свои слабости.

Открыв створки массивного шкафа, девушка достала немного ягод, орехов и несколько сухарей и два стакана. Поставила это всё на стол и жестом пригласила Влада присесть.

- Гость? Так он, видимо, до меня ещё не дошёл. Но это лишь дело времени. Ты-то знаешь, что лучшего приюта для гостя, чем мой дом, не найти? - Всё это девушка проговорила из соседней комнаты, в которой скинула с себя рабочую грязную рубашку и надела свою любимую блузку с вышивкой и короткими рукавами.

Вернувшись к Владу, она села за стол напротив него.

- А новости... да я знаю всё то же, что и ты. Расскажи лучше, как сам поживаешь?

"Вот как значит? До меня дошла не точная информация. Надо меньше осведомляться у Червей..."

Ева вышла из комнаты, а вернулась уже при полном параде. Влад, краем глаза оценив изменение в образе хозяйки Омута, разлил жидкость из первого бутыля по стаканам и сел.

"Однако, можно было взять два бурых. Фрукты, орехи... В этом даже есть что-то шикарное. Ева и правда любит гостей. Вот были бы все столь гостеприимны".

- Похоже, меня неверно осведомили. А что я? Как поругался с отцом, да по степям брожу. С Червями общаюсь. Они уже стали дружелюбнее ко мне. Ну и понятно, что мне не заполучить их особого доверия. Всё же я не из их ммм "племени". Таким, как я, мало чести. Зато самый молодой из собирателей намекнул, что при надобности может мне толкнуть очень знатную твирь в обмен на что-то редкое. Не удивительно, что остальные об нём недобро отзываются. Да вот, блуждая по степям, странное что-то видел... Будто такой шар с отростками, вроде рук и ног. И головой на длинной шее. Думаю - что бы это могло быть. А как твои дела? За встречу, кстати...

Влад поднял бокал

Успев заметить оценивающий взгляд Влада, Ева осталась довольна собой.

"Да, Влад, я вообще не понимаю, как можно верить Червям. Как с ними вообще общаться можно, если ничего, кроме отвращения и страха, они не вызывают..." Передёрнув плечами, девушка качнула головой и взяла стакан.

- Похоже, дорогой Влад, что твоя степная жизнь намного разнообразнее моей городской. В одиночестве я совсем загибаюсь, а выбираться в город сейчас нет совсем никакого желания. Вот и брожу из одного угла в другой, да к пруду изредка спускаюсь. Только что-то зачастил там кто-то в последнее время появляться. Песни поют, костры жгут...

"Шар с отростками? И головой на длинной шее? Не перебрал ли ты твирина, Влад, когда по степи гулять пошёл?"

- За встречу, - улыбаясь повторила девушка и протянула руку, чтобы чокнуться стаканами.

...Пересечь Город за полчаса - чего уж проще для ребенка. выросшего в нем, с детства изучившего все тайные проходы и переулки? Капелла знала, как сократить путь, как избежать ненужной встречи, как найти твирь прямо в черте Города и где укрыться, если вдруг пойдет дождь. Да. Даже обычно спокойная домоседка, она успела в совсем уж сопливом детстве изучить свой Город, словно собственную ладонь. Так было надо, ведь если собираешься становится одной из Хозяек - нужно знать свои владения до последнего закутка и забора.

Быстро остались за спиной Жилка и Глотка, Капелла сама удивлялась себе - ведь думала зайти к брату, узнать новости, но чутье словно схватило её за шкирку, увело и закружило. Для того, чтобы узнать, нужно было идти в районы Каиных - и она шла.

Прошла по торжественной строгой улице, на мгновение обернувшись, остановила взгляд на Многограннике. Башня вздымалась над Городом, прекрасная в своей инакости. Гд-то там жило, затворившись, будущее. Где-то там со своими был Хан.

"Усыпальница? Нет, разве это похоже.."

Но долго смотреть не получилось - тревога опять стукнулась, забилась, и Капелла поспешила вперед, гонимая необъяснимым нутряным знанием.

Свернула в черту "Омута", взбежала на крыльцо.

Да. Во второй раз вторгаться в чужой дом, к незнакомым людям, было гораздо легче. И пусть отец отзывался о Еве Ян - хозяйке дома - совсем уж нецензурно... Пусть.

Младшую Ольгимскую снова слегка знобило, как при лихорадке, рука, когда она потянулась постучать, отозвалась тупой болью.

"Конечно. Надорвалась. Ну, а как же иначе?"

Капелла постучалась - негромко, потому что костяшки горели огнем. Толкнула дверь... И неожиданно оказалась в полутемной прихожей. Или гостиной. Или... В общем, в сумрачном просторном помещении.

Пахло духами, красками и чем-то неуловимо женственным. Капелла вдохнула этот приятный, чуть пряный запах, переступила с ноги на ногу, и громко сказала:

-Здравствуйте.

Что она будет делать здесь - она ещё не представляла. Но если её так тащило сюда - значит, здесь что-то знают.

"Кто-то приходит на твой пруд и жгёт костры?.. Наверно грифовские безобразничают. Надо будет с этим разобраться"

Стаканы звякнули. Влад и Ева сделали по глотку мутной жидкости.

- Да, твирин хорош. Этот из запасов Грифа. Уж не знаю, кто конкретно занимался его изготовлением, но он мне нравится больше, чем тот, что у Стаматина. Ты кстати не подумай что плохого... Я сейчас говорил об странном существе. Тогда со мной была лишь бутылка воды, а не этого дьявола, что сейчас перед нами разлит. Единственное, я могу предположить, что я надышался этим туманом. Твирь ведь цветёт, как никогда... В любом случае, то нечто я больше не видел. Думал спросить у степняков, но пока не решился. Зато, появилось ещё нечто интересное.

Прямо в центре дома, где я поселился, есть колодец. Зачем он там - понятия не имею. Раньше он был завален грунтом и камнями. И вдруг... Кто-то начал стучать оттуда. Я удивился, ну и выпросил у Ласки троих копателей... Вообщем, они мне его разрыли, спустились туда, и тут произошло что-то из ряда вон. Сначала раздался крик, а потом они оттуда выбрались поспешно и... сбежали. Вернее сказать, сбежало двое. Третьего они унесли. Он сознание потерял. Копальшики были из бывших мясников, так я у них и ничего не смог вытрясти. Только руками махали, да глаза, что блюдца

Влад сделал ещё глоток, закусив долькой апельсина.

"Ну и я сидел и думал, что надо бы туда спуститься. Но у меня ни верёвки, ни фонаря или визиря какого... А пока я думал, из колодца стал доноситься стук. Как раньше. Только теперь стало совсем на пульс похоже. В нём темно, разглядеть что-то не вышло. Ну и я, как есть, всё оставил, и покинул дом.... Вот и вся история. "

"Однако шустро я ей всё выложил... Видимо, внешний вид её так действует. Умеет она расположить собеседника".

Историю Влада девушка слушала сначала просто внимательно, а потом широко раскрыв глаза и даже немного рот. Особенно ту часть, что про колодец внутри дома.

"Если бы я слышала странные стуки в собственном доме, да ещё и непонятного происхождения, я бы умерла со страху..."

- Что же могло напугать так мясников? Они ведь люди с закалёнными характерами, не девицы благородные... - Фраза прозвучала скорее как размышление вслух, чем вопрос, но девушка всё же подняла взгляд на собеседника в ожидании ответа. - А что случилось с третьим копателем? Почему он не мог идти сам?

Ева скорее машинально засунула в рот орех и стала его звонко грызть, есть ей сейчас не хотелось, но твирин был действительно хорош. Нельзя было позволить себе расслабиться слишком быстро. Не смотря на то, что Влад был весьма привлекательным мужчиной, она никогда не забывала об Андрее и его вспыльчивости.

- Что? Ты действительно хочешь спуститься туда сам? Ушам своим не верю, это просто безумие! Ещё и стуки эти...

Ева подскочила на месте, когда услышала тихий стук в собственную дверь.

- Суок тебя подери, кого там ещё притащило... - Рассказ Влада перепугал её не на шутку. Так, что она позабыла о собственном гостеприимстве.

Выйдя в гостиную, Ева увидела младшую Ольгимскую.

- Капелла? Проходи, что-то случилось?- Ева приобняла девочку за плечи и повела к столу.

В глубине дома горел свет, слышались приглушенные голоса. Больше, конечно, мужской - ровный и приятный, изредка прерываемый женским - высоким и чистым.

"С таким хорошо петь - прикинула про себя Капелла и тут до неё дошло, что мужской голос принадлежит её брату - Ну, спасибо. Хотела к брату - получай..."

Впрочем, долго слушать ей не дали - она не успела даже начать разбирать слова. Ева выпорхнула навстречу, красивая и воздушная, с легким румянцем на щеках, по своей извечной привычке приобняла младшую Ольгимскую за плечи - той привычно захотелось вывернуться и привычно же она подавила это желание. Улыбнулась, как могла приветливо.

-Ничего не случилось, Ева, - так забавно, Капелла чувствовала себя чуть ли не ровесницей хозяйке, хоть и была намного младше - Я просто ищу Влада.

И вот они уже вступили в круг света - младшая Ольгиская на мгновение задержала взгляд на бутылях зеленого стекла, на двух стаканах, на фруктах - и чуть заметно поморщилась. После получаса у Петра её мутило от одной мысли о выпивке. Нет, даже не столько мутило, сколько плескалось внутри недоумение - "Как это можно пить? Как добровольно можно приближать себя к безумию?". Ответ был один и он был прост - одни не думают, что переступят черту, отделяющую нормальность от сумасшествия, а другие хотят переступить её сознательно.

"Как архитектор"

"Похоже, Ева боится быстро захмелеть. Хаха, ну да и не за тем приходили. главное, что ей явно понравилась история. Она инетресна Еве. Она её напугала. Значит, не всё так бредово. Значит, в этом что-то есть."

- Вообще у мясников свои причины бояться. А того оглушило что-то. Или со страху сознание потерял. Он то был простым человеком. Хотя, тоже из грифовских, а значит не робкого десятка. Да, я думал сам спущусь, но теперь как-то... сомнения закрались

Внезапный стук слегка напугал Влада. Он едва не уронил бокал.

Ева выругалась и отправилась к двери. Хотя... не смотря на её слова, она была всё так же радостна и гостеприимна. Прям-таки... выпорхнула навстречу незванным гостям.

Затем из прихожей раздались переговоры

"Знакомый голос. Неужели?..."

Гость вошёл в комнату. Вернее гостья.

- Капелла? Рад тебя видеть, сестра.

Влад заметил, что Виктория слегка сморщила нос, при виде твирина. Он усмехнулся своим ботинкам, и вновь посмотрел на сестру.

"Да, уж такая она."

- Просто ищешь Влада? Ну, значит, ты пришла по адресу, моя дорогая. Похоже, что сегодня в моём доме - вечер встреч Ольгимских, - Ева улыбнулась и жестом пригласила Викторию садиться за стол.

Поглядев на девочку и на стол, она покачала головой, вспоминая, что Капелла отрицательно относится к спиртному. Ну, тут уж ничего не поделаешь... Придётся пить поменьше, а девочке немного потерпеть. К тому же Влад при сестре, наверное, и сам будет вести себя поскромнее в плане спиртного.

"И что же привело в мой дом двух этих представителей одной семьи? И он и она не часто ко мне заглядывают. Да это и понятно, репутация у меня не очень", - ухмыльнувшись собственным мыслям, Ева снова посмотрела на своих гостей.

- Виктория, ты, наверное, проголодалась? Может достать тебе чего-нибудь более питательного? Где-то у меня оставался хороший такой кусок вяленого мяса... - Последнюю фразу девушка произнесла, уже поднявшись и ища фонарь, чтобы спуститься в погреб. Там у неё были некоторые припасы провианта. Не слишком изысканного, может быть, но всё же пригодного для того, чтобы угощать гостей. Сама она ела редко, всё больше пила. Да, если и ела, то что-нибудь менее значительное, чем мясо. Питая огромную страсть к фруктам, она каждый раз с нетерпением ждала ежемесячный поезд, на котором дражайшая маменька передавала ей мандарины, апельсины и прочие экзотические изыски. Ну и немного денег, естественно. Фрукты чаще приходили уже испорченными, но иногда девушке везло.

- Да где же этот фонарь...

Кажется, её здесь не были так уж рады видеть, но Капелле сейчас было не до этого. Чутье подсказывало - нужно быть здесь и ждать. Что-то случиться совсем скоро. Что-то, что принесет знание, которого у неё пока нет.

Она кивнула брату - всегда была молчалива, и решила, что он не обидится и поймет и так. Присела за стол, с удовольствием выскользнув из евиного полуобъятия. Нет, не то, чтобы ей была неприятна Ева. Сам факт прикосновения был неприятен.

-Спасибо, - сказала она хозяйке дома и неожиданно почувствовала, что и вправду проголодалась. Наверное, виной тому было перенапряжение - обычно видений не бывало неделями, а уж упражняться с обезболиванием и подавно было не на ком. В обычные дни она и ела мало, обходясь без завтрака, ужиная стаканом молока... - Если тебе не трудно, конечно.

Но Еве, похоже, было не трудно. Она уже искала что-то, явно забытое, но очень нужное и Капелла про себя в который раз пожалела, что никогда не вырастет такой. Настолько гостеприимной и легкомысленной, приятной в общении и женственной до последней мелочи. Этого ей не попробовать никогда.

-Фонарь в прихожей, Ева, - подсказала она и покосилась на стол. Фрукты ей нравились, но в Городе были достаточно дефицитным товаром и Ева, насколько помнила Капелла, очень их любила.

"Нет уж, подождем мяса."

"Что-то сестра выглядит нездоровой. Спрашивать бесполезно... Это же, Капелла. Она никогда не расскажет что-то подобное. У неё от матери это. О, да. "

Пока Ева ходила фанарём и мясом, в комнате наступило некоторое неловкое молчание. Влад, всё же, надеялся, что, к приходу Евы, Сестра всё разговорится. А что это будет что-то интересное, он не сомневался. Он сомневался в том, что стоит рассказывать сестре про колодец и существо в степи.

"Хотя, раз она зашла сюда, то, видимо, и в её жизни творится какой-то хаос"

- Не трудно, конечно, о чём ты говоришь? Ты ешь пока всё, что на столе увидишь, если аппетит не боишься испортить, - Ева улыбнулась девочке и продолжила поиски.

"Хотя, наверное, нужно было сказать ей, чтобы сладкое оставила на десерт. Ну да ладно, я ей не мать, пусть ест, что хочет. Не мать... да уж...я вообще когда-нибудь стану матерью, интересно? Ой, даже думать не хочу."

- Да, точно, в прихожей. Спасибо, милая.

Ева действительно нашла фонарь в прихожей, но тот не включался. Да, мужская рука в этом доме не помешала бы. Следить за подобными вещами, вроде расшатавшихся шкафчиков и отсыревших стенах, Ева не умела. Постучав по фонарю другой рукой, Ева всё же заставила его загореться. Самый стандартный способ что-то починить - это постучать по нему кулаком или ладошкой. Пройдя к погребу, девушка отодвинула ковер с люка и дёрнула вверх за кольцо. Установив крышку люка так, чтобы она не захлопнулась, Ева посветила вниз и слегка поёжилась. История Влада про странности из-под земли её действительно напугала.

"Ладно, успокойся. Ты туда сто раз спускалась."

Вздохнув, Ева осторожно сделала шаг вниз по лестнице. Осторожно, ощупывая ногой каждую ступеньку и подсвечивая себе фонарем, девушка сама не заметила как оказалась внизу.

"Так, теперь нужно найти это мясо."

Это мясо нашлось довольно быстро, так как лежало на видном месте, завернутое в марлю в несколько слоёв. Ева поднялась обратно, закрыла люк и вернула ковёр на место. Выключив фонарь, девушка зашла обратно в комнату и положила мясо на стол.

Открыв шкаф, Ева достала две тарелки и поставила их перед Владом и Викторией. Отрезав от мяса несколько кусков, она наконец села на своё место и снова съела орех.

- Угощайтесь. Сначала еда, потом разговоры.

"Мне нечего рассказывать, мне не о чем спрашивать. Я просто знаю, что я должна сидеть здесь и ждать, пока придет то, чего я жду. Потом - посмотреть ему в глаза, увидеть в них беду и душу - и, поблагодарив, уйти. Всё"

Молчание, воцарившееся в комнате с уходом Евы, наверняка показалось бы стороннему человеку неуютным и натянутым. Даже скорее всего показалось бы. Но Капелла давно привыкла к такому и паузы заполняла для себя чутьем. Слабой эмпатией, почти не работающим предвидением. Детскими играми, умением слушать. Вот и сейчас она катала по столу орех - нужно было занять чем-то руки - и думала, что Ева явно опасается, спускаясь в подвал, и что опасаться ей нечего. Думала о том, что у брата явно что-то случилось - что-то, о чем промолчит при ней, но наверняка с радостью поговорил бы об этом с Евой. Да. Они с братом никогда не были особенно дружны - жили в разных мирах. Её предчувствия настораживали его, его настороженность не нравилась ей... Они, конечно, помогали друг другу - не чужие все же - но тайнами и просто интересным не делились уже очень давно.

"Выйти, что ли, на крылечке посидеть..."

Но как раз в этот момент вернулась Ева - и Виктория с благодарностью приняла у неё тарелку с мясом. Во-первых, теперь можно было молчать уже на полностью законных основаниях - кто же говорит с набитым ртом? - а во-вторых, при виде мяса голод пробудился с новой силой. Даже боль в руках отступила на второй план, а затем и на третий...

-Спасибо.

Мясо было на диво вкусным.

Влад попробовал чуть-чуть. После желудок подсказал ему, что явно придётся добавить чуть сверху.

Прожевав, Влад всё же глотнул твирина, и сказал

- Ох, Ева. Я не знаю, кто уже готовил это, да выбирал куски, но прям-таки безумно вкусно.

Затем он съел ещё кусочек. Подумал. Отрезал ещё один. покрутил на вилке и съел.

"Да, это отличное мясо. Но может надо что-то сказать?".

- Капелла, а как... дома дела?

Еве понравилось, с каким аппетитом гости ели её угощение. Всегда приятно, когда люди, пришедшие к тебе, остаются довольны твоим приёмом. Конечно, живи Ева в столице, стол был бы намного богаче, но здесь, в Городе, приходилось изворачиваться. Когда девочка поела, Ева придвинула тарелку с ягодами и фруктами к ней поближе. Всё-таки десерты никто не отменял даже здесь.

- Ох, Влад, спасибо. Да я уже и сама не помню, кто это готовил. Это мне в подарок оставили. В благодарность за... что-то, точно и не вспомнить, - слегка улыбнувшись, произнесла Ева.

Конечно, Капелла знала, что именно говорят о Еве, но всё же распространяться об этом самой не хотелось. Да и зачем?

Когда Влад спросил Капеллу о делах, Ева деликатно поднялась и пошла в другую комнату, чтобы принести девочке воды и чтобы не смущать родственников своим присутствием. Пусть поговорят между собой, свидетели им ни к чему.

Пока Ева разыскивала воду и стакан, она успела наткнуться взглядом на одну из картин, которую когда-то нарисовал её отец. Воспоминания о папе навевали грусть. Всё-таки, его она очень любила. Он всегда был таким весёлым, добродушным...

"Всё-таки отец был лучшим мужчиной в моей жизни. Он любил меня искренне и нежно, ничего не требуя взамен. Он всегда дарил мне именно то, о чём я мечтала. Рисовал меня и для меня. И даже когда сердился и наказывал меня, всё равно сам приходил мириться. Просто потому что долго сердиться на меня он не умел. Да... жаль, что всё так получилось... У него были свои недостатки, которые его и погубили... Но он был хорошим. Был моим папой... Ладно, чего это я? Не время пускаться в воспоминания. Что было, то прошло."

Вернувшись в комнату, Ева поставила стакан и бутылку с водой рядом с Викторией.

- Я подумала, что ты захочешь пить после мяса.

Мясо было великолепным и потому, наверное, кончилось слишком быстро. Капелла с некоторым сожалением доела последний кусок, отставила тарелку в сторону. После еды ощутимо прибавилось если не сил, то оптимизма. Почти перестали болеть руки, показалось, что всё ещё будет хорошо. Даже если будет плохо - всё равно будет хорошо. Да. Сытая Капелла всегда была оптимистична и более-менее дружелюбна, и потому не стала отмалчиваться на вопрос брата, честно задумалась.

Дома дела были, в принципе, как всегда. У неё, они, собственно, на взгляд взрослых никогда особенно не менялись. А у отца опять была какая-то история с Термитником - то ли убили там кого-то, то ли ещё что-то подобного толка...

-Дома в порядке, - сказала она, искренне не представляя, как можно ответить на вопрос "Как дела" что-то другое. Задумалась на мгновение - У отца что-то не ладиться, но я точно не знаю. Ты же понимаешь, он почти ничего не рассказывает.

Можно было добавить ещё о предчувствиях - по ним у отца были серьезные проблемы, но он должен был с ними справиться, но Капелла не стала. Вместо этого она всё-таки взяла со стола четвертинку яблока и неожиданно для себя самой, сказала:

-Симон умер. Ты знаешь?

И замолчала, сама себе удивленная.

От неожиданности Влад глотнул слишком много твирина и закашлялся.

"Вот так раз. ДА, я был прав. Если Капела заговорила, значит что-то интересное мы услышим"

- Симон? Симон Каин? Я слышал, как люди переговариваются здесь в Створках на этот счёт, но я решил, что это лишь слухи. Но как? Ему же уже столько лет... Все думали, что он, как минимум, бессмертен.

"Да я был в этом уверен. А что теперь? Троевластие съест Город без связующего мехнизма. Видимо, придётся заглянуть к отцу, сейчас не самое лучше время настанет для бытовых ссор".

- Черви поговаривают, что и старший Бурах умер... Это так?

" Симон умер...Что?Симон умер? Так это правда?"

-Я думала, это просто сплетни... Какая потеря... Я даже подумать не могла, что подобное может оказаться правдой. Это так печально.

Ева закрыла глаза и покачала головой. Верить в подобное не хотелось. Да и не получалось. Но, если уж, Капелла это говорит...Симон был человеком, которому Смерть была не страшна. По крайне мере все так думали. Ведь он жил уже долгие годы, гораздо дольше, чем отмерено обычному человеку. Ева всегда считала его кем-то вроде колдуна или может святого, но в любом случае он был Душой этого города. Всё держалось на нём, его авторитете...

"Что теперь будет? Кто встанет между семьями, претендующими на власть? Кто спасёт всех нас? Нет, этого не должно было случаться..."

- А что ты знаешь о госте, о котором судачат Черви, про которых сегодня говорил твой брат? Это тоже правда или только слухи?

"Они удивились. Они не верят слухам"

Слухам в Городе и правда верили редко, по крайней мере люди образованные и умные. Говорить ведь можно что угодно. Капелле в этом смысле было проще - она с детства привыкла слушать, о чем говорят прохожие, и не просто слушать - а понимать, где правда, где ложь. Не нашлось бы безумца, способного пошутить смертью старшего Каина. Не нашлось бы безумца, способного поверить в такой слух. Вечно чуткая на ложь, Капелла поверила только услышав. Другим было тяжелее. Другие никогда не знали, кому верить, кому нет.

"Отец обязательно перегрызется с Каиными и Сабуровыми. Мы ведь почти не в силе, Катерина уже почти потеряла её, Мария ещё не обрела, обо мне и речи не идет. Мы их не остановим." Через мгновение горечи - горечи, которую Капелла сдерживала всё это время - пришел ответ. "Их сдержат за нас. Пришедшая беда смирит всех".

Влад кашлял, Ева каалась испуганной...

"Исидор тоже мертв? Быть не может..."

-Я не знаю про старшего Бураха. Но мне кажется, что это правда. - "Беда ведь не ходит одна. А сейчас надвигается что-то совсем страшное, что-то, во что смерть Исидора вписывается прекрасно..."

"Змеиная кожа, внимательный взгляд, лакированные туфли, маленький саквояж, запах лекарств..."

Капелла глотнула воды, поставленной перед ней заботливой Евой. Её лихорадило. Губы стали сухими и горячими.

-Гость?.. Я знаю, что приезжий человек из Столицы был с братьями Стаматиными, а сейчас ушел к Многограннику с одним Андреем. Это я узнала у Петра. Ещё я знаю, что скоро он будет у тебя, Ева. Это я знаю, потому что знаю. А о нем ли говорил Влад...

Она чуть развела руками. Обычно Капелла старалась не предсказывать вслух - ведь многие не верили, что она что-то унаследовала от матери, а многие пугались - но сейчас ей было слишком нехорошо, чтобы молчать.

"Если умер Исидор, то, видимо, Артемий уже в городе. Уж не его ли ходила встречать вся та братия ночью? А если Бакалавра?"

- То есть со столичным гостем, вообщем-то, всё в порядке? Просто группа пьяниц и разбойников на днях ловила кого-то из столицы, приехавшего на поезде. Вроде как он от них мокрого места не оставил там, но и его помяли. Видимо не Бакалавр... кто-то ещё.

Влад полу высказал предположения, полу поразмышлял вслух. Ситуация становилась всё более и более пугающей, и она заставляла мозг Влада работать на износ. Но вместо мыслей шли степные существа и девочка с куклой.

"Кажется, я слишком обдышался твирью. Выпил я точно мало."

- Со Стаматиными? Ты с ними общалась сегодня, милая?

"Давно не видела братьев. Как там несчастный Пётр, интересно? Не расклеился ещё окончательно или уже успел... Будет скоро здесь, говоришь? Ну, конечно, Андрей может привести его только сюда. Не в кабаке же оставлять столичного гостя. Столичного... нужно будет расспросить его, как там сейчас... Жизнь кипит, наверняка, не то что здесь..."

- Что ж, значит, нужно, достать ещё пару тарелок и стаканов. Сегодня у меня собирается большая компания, - улыбаясь, Ева проделала всё, о чём только что сказала. Андрей уж точно не откажется выпить, а гость с дороги, наверняка, будет проголодавшимся.

"Наконец-то мой дом снова наполняется людьми. Это одиночество, уже ставшее почти привычным, отступит. Тем более в такое трудное, смутное? время..."

Пока Ева расставляла тарелки, она успела подумать ещё и о том, рада ли она будет увидеть Андрея. Когда-то она думала, что любит его.

"Возможно, что когда-то так и было... А что сейчас? Да нет, сейчас я его тоже люблю, только как-то иначе. Конечно, рада. С ним всё рано всегда как-то спокойнее."

"Ещё один человек? Две смерти, двое чужих. Так много на такой маленький Город, как наш..."

Капелла глотнула ещё воды, поморщилась. Слишком много событий, слишком много видений. Всего слишком много, и так будет ещё несколько дней. Дней, которые нужно будет работать на износ, пытаясь хоть что-то сделать...

"Боги, ну почему я? Мне всего пятнадцать, что я могу, пусть даже и с предчувствиями?"

Но между тем знала - может. Что-то точно может, если её не тянет затаиться и переждать.

"Один из гостей - доктор. Бакалавр, как сказал брат. Лекарства. Кожа змеи. Взгляд, как скальпель. Нужно будет заглянуть ему в глаза хоть на минуту, узнать, что он несет с собой в себе. Второй - безымянный, устроивший бойню на станции. Не Бакалавр, кто-то более сильный, более наглый и простой. Где ловить его - вообще не ясно..."

-Я видела только Петра сегодня, Ева, - помассировала виски, глубоко вдохнула, отвлекаясь от размышлений - Андрея не застала.

Проследила за действиями Евы. Две тарелки, два стакана. Воплощенное гостеприимство, любоваться которым можно очень долго.

"А ведь я даже не знаю, будет ли старший Стаматин здесь или отправит гостя одного. Если будет - то - молчать. Молчать и улыбаться"."

Влад следил за тем, как Ева упорно воплощает свое гостеприимство в жизнь.

"Кажется, она рада такой большой компании. Думаю, что ни я, ни Капелла не смогли бы быть искренне добрыми к такому количеству незваных гостей. Все Ольгимские такие... Мы любим всех, но не у себя дома. Мама конечно была не такая. Ну что мы и видим- на всех её не хватило. Хотя, какая разница. Люди и сейчас приносят еду, всякие мелочи и напитки к её склепу. Значит, ощущают что-то. Знаю я местный народ. В большинстве своём порыва благодарности для них было мало. Они всегда или боятся и делают, или чувствуют, как чья-то властная длань сделала для них лучше, и тогда благодарят в ответ. Нину ведь они тоже почитают и по сей день".

Влад съел пару долек апельсина. Слушая разговор Капеллы и Евы он улавливал, что скоро в доме появится и сам Бакалавр.

"Думаю, он-то должен знать и о Симоне, и о том, кто потрошит людей в степи, и о том, кто перерезал бандитов на станции, и о смерти Исидора. Просто так из Столицы сюда не ездят. Или проверка у них, или проблемы у нас. Ну, с проверяющими обычно отец разбирается быстро. Мясо, вино, твирин. Особенно бурый твирин. Ох, любят они его. Но сейчас, вроде как, проверок быть не должно. Значит, сие по нашим проблемам. Чудно!"

- Лишь бы не совсем пьян был гость столичный. Андрей, возможно, уже угостил его своими запасами.

- Ох, Влад, я надеюсь, что не успел. Не хотелось бы, чтобы гость начал знакомство с городом с кабака Стаматина. Место, конечно, живописное, но явно не из тех, которые нужно показывать в первую очередь, - Ева говорила полусерьёзно - полушутя.

Не зная, чем же себя ещё занять, девушка взяла стакан в руки и стала смотреть через него на свет, медленно поворачивая его перед глазами.

- А вот скажите, как вы думаете, что будет дальше? Вас не пугает эта неизвестность? Смерть Симона - это что-то невероятное, согласитесь... Меня это пугает.

Ожидая ответ, Ева поставила стакан на стол и посмотрела на своих гостей. Она была бы счастлива, если бы кто-нибудь жил в её доме постоянно. Чтобы она просыпалась специально пораньше и готовила завтрак не только для себя. Для себя одной и готовить-то не хочется, а вот для кого-то другого - это с удовольствием. Но пока что это было и оставалось мечтой. Но ведь лучше иметь хоть какие-то мечты, не правда ли?

Разговаривать не хотелось. Только наблюдать за Евой и братом, откусывать мелкие кусочки от яблока и молчать. Такое состояние бывало у Капеллы часто, когда среди дел выдавалась вдруг свободная минута. Она будто цепенела, видя что-то совсем свое, молчала, если в руки попадалась какая-нибудь еда - грызла её, не чувствуя вкуса.

"Это ненадолго, это не плохо, это просто есть".

Яблоко кончилось довольно быстро, хоть Капелла и старалась есть медленнее. Она умела ждать, но не любила. Любила или лихорадочно что-то делать - или спокойно заниматься своими - истинно своими - делами. Не долгом, не чутьем, а обычными, ни к чему не обязывающими, занятиями. Рисовать, скажем...

Рисовала она не то чтобы очень хорошо, но и не плохо. Задумалась, на мгновение, глядя куда-то сквозь Еву, о незаконченном рисунке, который оставила вчера, уйдя спать. На рисунке было закатное небо, точеные ветви дерева и должно было быть что-то ещё, но вчера она никак не могла придумать, что. Сейчас вдруг поняла - птичий остроклювый угрюмый силуэт, сгорбившийся в левом углу. Как на рисунке архитектора.

Услышав вопрос, встрепенулась. Взгляд стал фокусированным, прямым. На мгновение задумалась...

-Не нужно бояться, Ева, - улыбнулась, ей нравилось называть девушку по имени, словно подчеркивая что-то неясное - Незачем. Если что-то ещё случиться плохое - тогда можно будет и думать, как исправить. А сейчас незачем. Только себя изводить.

"Время идет, ждать всё скучнее... Ну, хоть навстречу иди!"

Младший Влад держал стакан в ладонях. Переливающая в нём мутная тягучая жидкость, рождала мимолётные образы. Некоторые были похожи просто на какие-то сферы, а некоторые напоминали быков. Влад тряхну головой...

"Быки. Проект Быков. Интересно, Отец всё ещё намерен отдать его мне?"

Повернувшись к Капелле, он уже намеревался задать это вопрос, но желание вдруг пропало, и Влад Ольгимский сделал вид, что лишь размял затекшую шею.

Ожидание длилось неимоверно долго... А так же, Влад заметил, что с каждой минутой увеличивается желание уже и не ждать никого. Но Капелла уходить не собиралась, и он решил, что ещё посидит.

Протерев пальцами глаза, Влад стал гипнотизировать яблоко, краем уха слушая, как сестра подбадривает Еву.

Виктория попыталась успокоить Еву и это вызвало у девушки улыбку. Она была благодарна девочке.

"Как всё-таки странно устроена жизнь... Казалось бы, наоборот всё должно быть. Я или Влад должны бы успокаивать Капеллу, а тут... Хотя о чём я говорю, я сама, кажется, больший ребёнок, чем Капелла. У неё есть то, чего мне никогда не хватало. Сила духа... В девочке она есть, а во мне ею никогда и не пахло."

разговоры, кажется, утомляли её нынешнюю компанию, и Ева поняла, почему они редко её навещали. Ева всегда была болтлива, она могла разговаривать долгое время обо всём сразу и ни о чём конкретно. Ева решила помолчать в этот раз. Вот только теперь она не знала, чем же занять себя и гостей. Сидеть вот так просто она не привыкла.

Глава 7, в которой Андрей Стаматин приходит в «Омут» и делится слухами.

«Омут»

Дорога от Каиных до особняка девушки по фамилии Ян занимал не так уж много времени. По пути Андрей успел уже пожалеть, что ноги не занесли его в какую-нибудь лавочку - хотелось побаловать возлюбленную безделушкой или хотя бы цветами, но увы - в этой части города ближайшим обменным пунктом была аптека, а Ева вряд ли обрадуется груде порошков да бинтиков, она же не эта параноидальная певичка Анна, что бегает еще и в кабак к самому Андрею - все узнает, не завалялось ли у него под барной стойкой какой настоечки целебной, у Червей найденной. "Забавная женщина эта Анна, - фыркнул про себя молодой мужчина, одергивая плащ и снимая прицепившийся к рукаву желтый листок. - Вот у нее точно после того карантина крышу снесло окончательно. Хотя оно и неудивительно. Страшная болезнь, страшная смерть..." Мысли о случившейся некогда вспышке Песочной Язвы сами по себе отдавали паникой, а потому Андрей постарался как можно скорее избавиться от них - не хватало ему еще и этих воспоминаний, плохих новостей хватало и без них. Недовольно покосившись на пруд, возле которого с какого-то перепугу остановились Червь и, судя по всему, рабочий с заводов, Стаматин постучал в дверь особняка. Показалось ли, или же незваные гости также неодобрительно покосились на архитектора? Впрочем, было за что, глупо отрицать. Главное, чтобы ничего не случилось с Евой, с его восхитительной, прелестной, светлой Евой.

"Мы просто сидим, молчим и переглядываемся. Ненавижу!"

Капелла машинально составила на столе башенку из яблок, покачала верхнее пальцем, вздохнула. Стук в дверь заставил её встрепенуться, поднять голову и даже растянуть губы в улыбке. Кто бы ни пришел - скуки станет меньше хотя бы на время. А если это Бакалавр - так и совсем хорошо. Познакомиться, угадать его направление, и можно снова срываться с места, искать следующего чужака...

Будь она взрослой - было бы в разы проще. Будь она взрослой - она точно знала бы, где искать, и скорее всего могла бы понять, что несут чужие люди просто так, не видя лица, не слыша дыхания. А сейчас Дар ещё был мал, и будущее, связанное с конкретным человеком виделось только при его непосредственном присутствии. Лучше всего - при прикосновении...

"Ещё года четыре, - привычно утешила сама себя Капелла - Всего лишь. Всего лишь"

Башенка из яблок окончательно развалилась, но Капелле было уже не до неё.

Размышления Евы были прерваны стуком в дверь. Девушка подскочила со своего места так, будто ждала этого стука, как минимум, полжизни.

- А вот и гости, - улыбаясь, проговорила девушка и направилась к двери.

Поправляя на ходу, одежду, Ева остановилась около зеркала и поправила волосы.

"Гость или Андрей? Или Андрей и гость? Хотя какая разница, главное, что это тягостное молчание будет прервано. Не привыкла сидеть вот так, ничего не делая и боясь слово произнести. Это я такая болтушка или они такие молчуны?"

Открыв дверь, девушка увидела Андрея, стоявшего на пороге. Обрадовалась. Чтобы она не говорила или не думала, она всё равно была ему рада. Даже очень.

- И с каких это пор ты стучишься? - Спросила она, расплываясь в улыбке и обнимая молодого человека, - Как же я рада тебя видеть. Ты про меня совсем забыл, - обиженно дуя губы, произнесла Ева и тут же рассмеялась.

Краем глаза она заметила странную парочку у пруда.

"Ах, опять эти здесь... повадились...что им тут твирь лучше растёт?"

- Проходи, не стой на пороге. У меня гости. Влад и Виктория Ольгимские. Младшие, - добавила девушка.

Влад успел заметить, что эмоции Евы менялись от положительных к абсолютно противоположным. И обратно.

"Очевидно, что он кого-то увидела на улице, кроме ныне пришедших. Неужели те странные гости у пруда? Надо бы потом посмотреть, кому там пруд понравился".

Но всё потом...Сейчас Влад хотел уже узреть гостя из столицы. Да и прервать неловкое молчание.

Он поднялся с места при виде гостя. Почему-то на пороге объявился только Андрей.

- Андрей, здравствуй. Рад видеть. Ты с нашим столичным гостем?

"Кстати, в бутылках ещё прилично осталось. Это очень кстати. Хм да... Вторая так и вообще не начата."

Жива, здорова и невредима. К счастью, не оправдались мрачные ожидания, не сбылись тревоги - уже за это следовало благодарить всех богов - степных или городских, не так уж и важно.

- Прости, Ева. Было много дел. - счастливо улыбаясь, Андрей крепко обнял девушку, прижал к себе, на мгновение отрывая от пола, поцеловал в уголок губ. Их встречи, теперь такие хаотичные, то частые, то редкие, каждый раз будто все сильнее волновали Андрея. Иногда он не мог вспомнить цвет глаз своей женщины - и спешил, спешил на встречу с ней в каждый свободный вечер. Иногда приходилось, правда, напоминать о себе лишь косвенно - дать денег мелкому ребятенку на улице, чтобы тот донес запечатанное письмо со вложенным туда рисунком или мелкую забавную безделушку, но что он запомнил наверняка - это теплоту ее кожи, мягкость волос, индивидуальный запах этой неповторимой девушки. Вот и сейчас Андрей невольно касался спины Евы, невесомо очерчивая линию позвоночника, гладил нежный участок за ухом, заглядывал в золотистые глаза, снова гадая, как это ей удается приворожить любого на своем пути.

Информация о посетителях его несколько удивила. Нет, он знал, конечно, что у Евы порой собирается определенная компания, но вот кого он там не ожидал увидеть - так это представителей одной из правящих семей.

- Ольгимские? И сын, и дочь? - на всякий случай вполголоса уточнил Андрей, закрывая за собой дверь и следуя за Евой в гостиную. Младшего Влада он знал - успел познакомиться, кажется, в очередном походе к Червям. Те, похоже, к городскому собирателю местного фольклора испытывали столько же любви, сколько и к архитектору-травнику. Протянул руку, закрепляя этот жест дружеской улыбкой, но все же больший интерес у Андрея вызывала младшая Ольгимская.

- Так вот ты какая, Капелла, королева детворы. - беззлобно ухмыльнувшись, Андрей чуть склонился и поймал взгляд девочки. "Глаза очень редко врут." - сказала ему когда-то Нина и, видимо, оказалась права. Виктория-младшая не была похожа на обычного ребенка, и это даже если не вспоминать о ее матери. Но все Хозяйки в чем-то были схожи, просто Капелла еще не вошла в полную силу. "Как и Мария..." Закончив беглое невербальное знакомство и еле сдержав порыв потрепать подростка по волосам, Андрей как ни в чем не бывало схватил одно из яблок, что кучкой валялись возле Виктории. - Вот и познакомились наконец-то. Ваш батюшка уж больно строго следит за тем, чтобы вы не видели света дневного.

Хотя, наверное, это было и к лучшему. Не стоит таким, как Капелла, водить дела с такими, как Андрей. Не то, чтобы архитектор был собой недоволен или испытывал какие-то особо острые угрызения совести от своих деяний, но понимал, что подобная компания не пойдет на пользу ни одной из сторон, уж слишком разные они были, и дело не только в возрасте. Вернувшись к Еве, Стаматин поймал ее ладонь и легонько сжал тонкие пальцы девушки.

- А я к вам с новостями, хорошими и не очень. Прибыл в город гость столичный, медицинским наукам обученный, Аннушке нашей на радость. - последние слова не стоило говорить, но как тут можно было удержаться, если вспомнить, как крадется, пытаясь соблюсти свое инкогнито, блондинистая певица? - Вот, Ева, хотел с тобой о нем поговорить. Можешь его у себя поселить, а? Я бы его у Петра оставил, мы ж с ним, с Данковским Данилом этим, со студенческой скамьи знакомы, но не будет ему жизни у моего брата, сама понимаешь. Он парень тихий, мешаться под ногами не будет.

"А еще похорошел от страданий и лишений, возмужал, зараза. Поэтому я к тебе частенько наведываться буду." Внезапно Андрей даже пожалел о своем решении. Может, стоило уговорить Каиных пустить столичного доктора к себе? С другой стороны, кто дал ему право сомневаться в Еве, раз и отношения у них достаточно вольные, хотя и не первый год длящиеся? Странная штука - жизнь.

- Сейчас он у Каиных, беседует с Виктором. И вот насчет Каиных... Симон умер. Точно. Наверняка. Но вот странной смертью - Мария говорит, - тут Андрей невольно скосил глаза на Викторию, хотел приметить, как та реагирует на свою почти что соперницу или товарку по тайным, Хозяйским, делам. - Мария говорит, что ушел Симон во Внутренний Покой - и там смерть его и настигла. Но никто во Внутренний Покой проникнуть не мог, вот в чем дело-то! Говорит, не первая это смерть, а лишь открывающая цепочку. Что-то мне это предсказание уж очень не по нутру пришлось...

Старший Стаматин оказался примерно таким, каким его и представляла Капелла. Полная противоположность брату, мягкие уверенные движения, улыбка, твердый взгляд таких же, как у Петра, зеленых глаз. Только войдя, он словно заполнил собой всё помещение, крепко пожал руку Владу, мимолетно поприветствовал саму Капеллу, сжал тонкие евины пальцы. Сразу стало гораздо более шумно и интересно, чем до этого. От старшего Стаматина прямо-таки пахло новостями, уверенностью в себе и других. И если не приглядываться, если не знать - можно было и не сообразить, что это - близнец того утопающего в твирине человека, с которым Капелла говорила меньше двух часов назад. Мгновенно к интересу примешалось легкое раздражение - старший архитектор производил впечатление человека сильного, волевого, яростного... Конечно, куда такому ещё и о родственниках думать. Потому взгляд она встретила не по обыкновению прямо и сфокусированно, не придавая глазам обычного выражения мечтательности и рассеяности.

-Так вот вы какой, Андрей Стаматин, старший брат Петра, - ответила она, постаравшись попасть в тон. Улыбнулась - Что же поделать, все отцы излишне беспокоятся за дочерей.

И тут же заняла руки яблоком, чтобы занять их вобще хоть чем-то.

"Новости подтверждаются. Хорошо - я точно знаю теперь. Плохо - новости не из приятных. Данковский Даниил, значит..."

Получив подтверждение первому своему знанию, Капелла машинально собрала пальцы на левой руке в кулак, оставив только указательный, словно собиралась считать.

"Значит, и правда, рано или поздно сюда придет. Хорошо"

Теперь к указательному пальцу приссоеденился средний.

"Симон мертв? Плохо, но уже ожидаемо"

Безымянный палец, третий.

"Для ровного счета не хватает только Исидора и второго чужого... Стоп. Что говорит Мария?"

Глаза у Капеллы мгновенно стали внимательными. Марии она верила, предчувствуя в ней ту же силу. Верила, и опасалась однажды стать ей соперницей, какой старшая Виктория была Нине. С одной стороны она боялась оказаться слабее, с другой стороны не хотела вообще никакой борьбы... Смешно, но именно так и было.

"Цепочка смертей? И второе звено - Исидор Бурах. И дальше будет только хуже. Интересно, получиться ли у Города сплотиться, или напротив, все будут грызть всех?"

Откусила от яблока, чтобы чуть отвлечься. Прикинула, что про Исидора спросят и без неё - наверняка Влад заинтересуется...

Яблоко отдавало горечью, хотя наверняка было сладким и спелым.

Андрей вёл себя в её доме как-то по-хозяйски. И это не злило девушку ни сколько, скорее вызывало удивление, почему он не переедет к ней на совсем? Но затем она представляла себе их "семейную" жизнь и прогоняла эти мысли куда подальше. Так было лучше, удобнее, правильнее. Никто из них не отличался особой верностью и рано или поздно кто-то один обязательно бы придушил второго. Ну, так... из ревности.

Почувствовав прикосновение Андрея на своей ладони, Ева сжала его руку в ответ. Неуверенность и страх исчезли. Рядом со Стаматиным она всегда чувствовала себя спокойно, защищённо. Как за каменной стеной. Ну или типа того...

- Садись, поешь, нормально. Видишь, мы тебя ждали. Правда, я думала, что ты сразу с гостем придёшь. Капелла про него рассказала. Она с Петром сегодня виделась. Как он, кстати? Я о нём вспоминала недавно, зайти хочу, проведать, - Ева усадила Андрея за стол, указывая на пустые тарелки и усаживаясь рядом.

-Ну, конечно, поселю. Спрашиваешь ещё? Я тут умираю со скуки. Будет хоть с кем поговорить.

И не только поговорить... и выпить можно будет... а то я последнее время слишком много пью одна, в компании всё же это как-то иначе выглядит. А если Даниил этот молодой да красивый... ну ладно, не будем торопиться.

- Да... значит, юная Хозяйка не ошиблась, - Ева посмотрела на Капеллу и грустно улыбнулась, - Симон мёртв... Цепочка смертей? - Ева поёжилась, она всегда боялась смерти и никогда не любила говорить на подобные темы. Слишком часто она вспоминала отца и его смерть. Слишком свежей была эта рана, которая никак не хотела заживать. - Это ужасно, кто будет следующим? Ненавижу все эти пророчества...

Никогда не был особенно в курсе любовных переплетений этого города. Скорее всего, Андрей не рассчитывал застать нас с сетрой здесь. Что ж.. Мы вряд ли ещё долго здесь пробудем.

Стакан с твирином оказался в руках Влада. Он сделал два больших глотка. Попав внутрь, жидкость обожгла горло и упала в желудок, распространив тепло и сонливость. Влад тряхнул головой и всё пришло в норму. Осталось лишь беспокойство. За отца. За город. За дальнейшую судьбу всех и себя любимого, безусловно.

"Значит, Симон мёртв. Что ж... Теперь я точно уверен. Отсюда я отправлюсь в Сгусток. Нужно поговорить с отцом. Но у меня всё равно есть вопросы, и либо Стаматин, либо Даниил знают ответы на них. Хотя бы на какие-то..."

- Андрей, а как умер Симон? Разве это вообще возможно? Если только Суок проткнула его своей сломанной ногой, или Бос Турох наступил сверху. Симон... все думали, что он бессмертен. И правда ли, что и Исидор тоже?... Если так, то город падёт в хаос.

К удивлению Андрея, новость о смерти Симона компания восприняла гораздо спокойнее, чем он ожидал. Было ли дело в том, что и у самой Капеллы были видения того же толка, что и у Марии, и она успела поделиться ими? Или дело было в чем-то ином?

Виктория Ольгимская оказалась чудесным ребенком, своим ответом весьма позабавившая архитектора в нынешнее хмурое во всех смыслах утро. Внутренний диалог, который вела сама с собой маленькая Хозяйка, казалось, можно прочитать по ее лицу и жестам. Но вот одна ее фраза...

- Вы уже и с Петром успели познакомиться, Капелла? - с некоторым удивлением поинтересовался Андрей. И действительно - презабавное обстоятельство, не ожидал старший из братьев, что младший водит такие знакомства. Ох уж эта Петрова скрытность! Сделав в уме пометку обязательно докопаться до брата относительно Ольгимской, мужчина вернулся к обсуждению самой основной теме сегодняшнего дня. Игнорировать предложение Евы он не стал, а потому, удобно устроившись на сте, откинувшись на крепкую деревянную спинку, он продолжил делиться мыслями и добытой информацией с собравшимися.

- Мне тоже, Ева, от таких пророчество не по себе, но на то они и размыты - вдруг не коснутся никого из нас? - улыбкой и взглядом поблагодарив девушку за ее гостеприимство к незнакомому до поры до времени бакалавру, Андрей машинально опустил маленькое яблоко к себе в карман и сложил пальцы в замок, нахмурил брови, пытаясь собрать воедино все доступные слухи, сплетни и факты.

- Ты же знаешь, Влад, я не очень-то верю в степной фольклор, мои посетители все чаще чертей зеленых, да фей в кустах примечают, чем бесформенную тьму и ужас, выкарабкавшийся из земли. Но мы с Петром строили Внутренние Покои, мы знаем, как они устроены - и я ручаюсь, что никто не мог туда проникнуть, да и вряд ли сами Каины впустили туда посторонних - да они бы сами под нож полезли скорее! - недовольно передернув плечами, Андрей отвел взгляд и уткнулся на свое отражение в зеркале. Оптимизма картина не прибавила. - Симон вошел туда живым - и не вышел больше. Это и страшно! И я понятия не имею, что происходит... А что там с Исидором? Неужто и он тоже?

Память подкинула картины - расплывчатые, рваные. Кажется, этот человек жил где-то в Земле, в том же районе, что и они с Петром? И, кажется, имел какое-то отношение к Укладу. Уклад Андрея привлекал мало, и видимо поэтому Исидор... Бурох или Бурах? - его не интересовал. Но... две смерти в один день?

- Помирать, так с музыкой, - вздохнул архитектор, оглядев бутыль твирина и щелкнув по ней пальцем. - Сегодня поминки в "Фактусе" будут, приходите, если что...

"И Петра с собой взять надо," - эта мысль, что крутилась в голове Андрея все утро, уже казалась не развлечением, а горечью. Не под таким предлогом хотел он увидеть брата, видит небо... Словно потерянный, мужчина зацепился взглядом за единственную свою свечку, свой ориентир - за Еву. И больше не сводил взгляд, изучая будто не только то, что снаружи, но и то, что внутри. Эта своеобразная медитация, как ни странно, помогала и не давала впасть в панику.

Капелла откусила от яблока ещё один кусочек, вгляделась в лицо старшего Стаматина. Что-то дрогнуло в нем, когда она произнесла имя младшего. Что-то глубоко запрятанное, наверняка почти неосознанное, но живое, бьющееся. И за это дрогнувшее она была готова если не простить, то хотя бы принять и перестать осуждать.

"Опять мешаюсь в чужие дела, опять осуждаю по интуиции, опять прощаю просто так... Здравомыслящему человеку расскажи - смеяться будет до колик."

-Успели, - младшая Ольгимская смотрела куда-то на стену за спиной Андрея, на губах у неё играла полумечтательная теплая улыбка - Ваш брат хороший человек. - и, не удержавшись, по вечному своему стремлению к полной откровенности - Берегите его.

"Вижу огонь, вижу тяжелое небо, вижу клюв маски... Ничего не разобрать, дым ест глаза. Горький, и огонь синий, бледно-синий, какого не бывает от дерева."

Встряхнулась, спрятав мгновенное замешательство за всё тем же яблоком, от которого можно было откусывать.

"Четыре. Нужно быть осторожнее в словах, за ними слишком часто следует это. Город лихорадит, и он говорит, как может. Шлет видения..."

Да. Отношения с собственным Городом у Капеллы были очень специфичные. Начать с того, что она всегда называла его Городом с большой буквы, выделяя это слово, и закончить тем, что считала его живым существом, имеющим душу и сердце. Уста Города - Хозяйки. Они же его душа. Сердце Города - Театр...

"Главное только папеньке так не сказать."

А разговор уже шел дальше, благо говорить было о чем. И услышав вопрос брата, Капелла чуть не рассмеялась - она знала, точно знала, что он не удержится и спросит.

"Влад, я тебя люблю за одну эту способность - задавать те вопросы, которые не задаю я, но на которые очень хочу знать ответы."

Четвертый палец, правда, так и остался не высвобожденным. Архитектор тоже ничего не знал о Исидоре.

"Так забавно - я, выходит, тут самая информированная. А ещё они бояться. Все бояться будущего"

Тревога и правда так и звенела в воздухе, лихорадка била светлое жилище Евы. И Капелла прекрасно понимала, почему. Она сама опасалась представлять, что будет теперь, когда нет ни Симона, ни взрослых Хозяек - не считать же Катерину, которой никто давно не верит! - когда что-то злое пришло в привычную жизнь. За таким представлением и осмыслением неизбежно последовала бы или истерика, или цепочка видений. Ни того, ни другого при чужих Капелле устраивать не хотелось.

"Вот возьму и приду вечером в кабак, поминать. Буду сидеть в углу, в тени, слушать, молчать. Всё лучше, чем сидеть дома и ждать, и бояться, и не иметь возможности отвлечься..."

Ева слушала, о чём говорят в комнате, но сама будто не понимала, о чём идёт речь. Мыслями она была сейчас глубоко в себе. Вся эта ситуация с Симоном выбила её из колеи. Сейчас она жалела, что все эти люди пришли в её дом и рассказали о случившемся. Возможно, что одиночество не такая уж и плохая вещь.

Ева и сама не заметила, как обхватила себя руками и будто не специально придвинулась ближе к Андрею. Пожалуй, что его присутствию она была рада. Девушка слушала спокойные голоса говоривших и немного успокаивалась. "Чего ты так паникуешь? Все умирают рано или поздно. Просто Симон умер поздно. Но как он мог умереть во Внутреннем Покое? Сам или ему кто-то помог? А если помог, то как он туда проник? Может Симон болел, а мы не знали... Столько вопросов и так мало ответов. И никто не знает, что случилось на самом деле..."

- Помирать, так с музыкой.

Услышав щелчок пальца по бутылке, Ева вздрогнула и очнулась, словно после гипноза.

- Поминки? Да, надо будет прийти... Прийти, - тихо проговорила Ева.

"Но сначала навестить Петра. Что за странное волнение? Сама не пойму. Но он такой несчастный... его всё время хочется обнять и утешить, словно ребёнка. А какой бы ты сама была, если бы пережила такую потерю?"

Ева встала и прошлась по комнате, чувствуя на себе взгляд Андрея. Она не могла усидеть на месте от волнения и переживаний. Подойдя к окну, она слегка отодвинула штору и увидела отблеск костра у пруда.

"Всё ещё здесь... и что им тут надо? Неужели мало других мест? Почему именно мой дом?"

Ей хотелось выйти и закричать на непрошенных гостей, но она сдержала себя. Зачем крик разводить?

"Кажется, Еве мы надоели. Скорей бы уж прибыл Гость Столичный, рассказал всё из первых уст, так сказать, а затем я отправлюсь в Сгусток. Только нужно глянуть, что там за гости. Если степные или грифовские, то авось найдём общий язык. Лишь бы вообще по-человечески говорили".

- Ещё и во внутреннем покое? Что-то вообще бред... Это должен быть кто-то очень сильный. Насколько я понимаю, во внутренний покой просто так не попасть. Будто и правда Суок...

Собственно, Андрей, я что про Исидора-то спрашиваю... Мимо моего дома прошла толпа с бритвами наголо. Они и кричали, что кто-то Бураха убил, да людей каких-то в степи разорвал. Только говорят нашли они виновника, да на свою голову. Живым мало кто ушёл. Я сначала решил, что они вот Даниилу решили лицо поправить. А теперь у меня есть подозрения, что в город явился сын его - Артемий. Правда, я сомневаюсь, что он кромсает людей попросту. Есть у меня две теории на этот счёт... Одна - полный бред. Вторая похожа на правду.

Влад отпил ещё немного из своего стакана.

- Ах, Ева, а что за гости на твоём пруду? Городские или кто ещё?

"Берегите его" - слова девочки эхом откликнулись в сознании архитектора, вызывая улыбку. Конечно, он будет его беречь, для чего же еще нужны старшие братья? Да, они могли не видеться неделями, но от этого семьей быть не переставали. Андрей каждый день, вне зависимости от своего состояния, чувствовал - еле заметно, - присутствие брата, знал, что он жив и что ему ничего не угрожает. По крайней мере, так было до сих пор.

Заметив, как его женщина пала духом, Стаматин все же поднялся со своего места и обнял ее со спины; поправил штору - не гляди, милая Ева, не тумань разум ненужными переживаниями, - ненавязчиво повернул их обоих лицом к прочим гостям девушки. Сообщение Влада было интересным, если можно так было назвать информацию о чьей-то смерти и походе, целью которого были явно не миротворчество. Впрочем, самосуд в этом городе хоть и был запрещен официально, но редко когда преследовался - не находилось ни свидетелей, ни самих виновных.

- Данковский сразу же, как с поезда снялся, к нам в дом пошел. Адрес я ему дал, хотя и очень давно. Мы с братом, кажется, только-только в город приехали тогда... - воспоминания о времени до первой вспышки остались в памяти яркими пятнами, теплом и светом согревающие душу. Да, было у братьев в прошлом пара темных пятен, да вот кто бы знал все в подробностях, кроме них самих? Только слухи остались, но кто поверит слухам?

- А вот о местном маньяке я еще не слышал, - с неподдельным интересом Андрей глядел на младшего Влад; тот мог рассказать нечто интересное, а если повезет - то и полезное. - Да... Семья Бурахов, если я правильно помню, тоже к Укладу какое-то отношение имеет? С чего ты взял, что вернулся этот Артемий? И для чего ему.. свое ремесло показывать?

Говорить при Еве и Капелле об убийствах казалось неправильным. Не то, чтобы Андрей принижал их аналитические способности и сомневался в прочих умственных способностях, но все же какие-то нормы морали в нем сохранились, и требовали оградить женщин и детей от неприятных и неаппетитных сцен. Скоро должен был прийти Даниил. Интересно, успеет ли он встретиться с Ольгимскими или же их знакомство отложится на неопределенный срок?

Разговор опять пошел на второй круг и Капелла с трудом подавила желание зевнуть в кулак и, скрестив руки на столе, пристроить на них голову. Новости были проверены уже дважды, отношение окружающих к ним было ясно, как день, и обсуждать становилось поросту нечего. Только молчать и ждать. Снова. Даже ещё одно яблоко уже не хотелось.

"А Город бьется, как в лихорадке, а я всё никак не могу хоть что-нибудь сделать. Только косвенные слухи, тревога... Слова, слова... Как же они иногда злят"

Встряхнулась, прогоняя ленивую сонливость. Попыталась вспомнить что-нибудь о Бурахах - отце и сыне. Получилось легко - Исидора она знала, как и все дети в Городе. Единственный хороший врач, прекрасный рассказчик, человек, к которому дети шли со своими бедами, один из немногих взрослых кому доверяли даже беспризорыши. Про сына получилось не так лихо - Капелла помнила только, что ей было лет пять, когда его - тогда шеснадцатилетнего мальчишку - провожали на поезд в Столицу. Кажется, он уезжал учиться... С тех пор от него приходили письма - Исидор всегда радовался, получая их, становился разговорчивее и приятней в общении - и ничего больше Капелла припомнить не смогла. Разве что взгляд - упрямый и открытый.

"Не он. Если Исидора что и убило - то точно не он. Незачем, да и не успел бы..."

Две маски были известны, но всё равно Капеллу не отпускало предчувствие, что и это ещё не всё.

"Для ровного счета должно быть три. Три власти. Три маски."

В душе опять назревало мучительное томление - идти куда-то, здесь всё, что можно, уже узнали, а ждать Бакалавра - медленнее выйдет...

Капелла поднялась - можно было бы сказать "решительно", но вышло бы слишком пафосно - оправила юбку. Улыбнулась, словно прося прощения - пришла, съела хозяйскую еду, и вот - уходит. Сказала, стремясь подстраховаться:

-Ева, если можешь - передай, пожалуйста, Бакалавру, чтобы зашел ко мне, когда будет идти мимо. Ненадолго, на десять минут, - "С ним я как-нибудь объяснюсь, а мимо идти он будет. Город мал, а я живу так удачно..." - А я пойду. До свидания.

"Вышло фальши-иво - укорила она себя, уже выскальзывая за дверь - Зато честно - тут же последовало утешение.

На улице ветер играл желтыми листьями.

- Что? Нет, Влад, я не знаю, кто эти двое. Видимо, им тут тоже нравится, - оборачиваясь к гостям, следуя за рукой Андрея, Ева уже улыбалась.

Кому какое дело, что ты там себе думаешь? Понервничаешь в одиночестве. Ничего с тобой не случится.

Вернувшись к столу, Ева села на своё место и похлопала по стулу, стоявшему рядом, приглашая Андрея. Капелла поднялась со своего места и засобиралась уходить. Отчего-то Ева не расстроилась. Наверное, понимала, что компания для Капеллы не самая подходящая. Взрослые люди, твирин... это не для неё.

- Я передам, конечно. До свидания, Капелла. Буду рада увидеть тебя снова.

Кого ты обманываешь? Она не придёт больше. Да и этот визит был скорее вынужденным, девочка искала брата. И внутреннее чутьё привело её к тебе. И это не удивительно. Ни один порядочный человек не пожелала бы такой подруги для своей дочери. Ха.

Не то, чтобы Еву это сильно расстраивало.

Когда дверь за Викторией закрылась, Ева как будто даже расслабилась. Она потянулась за своим стаканом, который так и не успел опустеть. Сделав глоток, она почувствовала себя намного лучше.

Влад наблюдал, как Капелла покинула "Омут". Скоро он и сам планировал последовать за ней.

"Ох, где же-где же, Даниил?"

Ольгимский осушил таки свой бокал, но не стал более подливать. У него ещё были дела, так что он решил держать разум в относительно чистоте. Покрутив в пальцах виноградину, Влад отправил её в рот.

"Хороший виноград. Здесь вообще тяжко с овощами и фруктами. Благо отец заказывает их из Столицы... Но не часто. Он как-то предпочитает мясо. Ну а кто его не любит? Хм... Значит, не слышал Андрей про степную резню".

- Дело вот в чём, Андрей. Сижу я дома, и слышу, как мимо станции идёт огромная толпа, вооружившаяся кто чем, и орёт. И орёт вещи... страшные. Мне явно удалось разобрать то, что они хотят поправить лицо убийце Исидора. И кого-то там ещё, кого, хотя и смешно сие звучит, разорвали где-то в степях. Я думаю, что если в город прибыл, Артемий Бурах, то едва ли он будет превращать людей в гору костей и мяса... Не те они люди - Бурахи. К его отцу все дети бегали, про свои проблемы рассказывать. И вряд ли это делал Даниил, который появился в городе где-то в то же время, как я понимаю. Есть у меня подозрение на особенно лихих грифовских молодцов, но опять же... зачем они пойдут в степь? Значит можно сделать вывод, по степи бродит что-то опасное и не совсем обычное. Кажется, я даже видел это нечто.

- Чудеса, Влад, рассказываешь. Нескладно только всё сегодня получается... И некстати. Одно тебе скажу: не Даниил это был, он сюда по каким-то своим делам прибыл, и резать никого не стал бы. А о грифовских удальцах лучше его самого расспросить: никто лучше него не ответит... Да и вообще - чего тут гадать?- Андрей чуть приподнял плечи, демонстрируя, что не знает и не привлекался,- Коли наверняка не знаем, так и говорить не о чем.

К чему впустую строить предположения? И так достаточно на душу населения крови пролилось и слухов разродилось.

Воспользоваться молчаливым приглашением Евы присесть не пришлось: затянувшийся разговор прервал стук в дверь, и Стаматин живо направился к порогу - перед кем тут стесняться? К тому же, он был практически уверен, кого увидит.

- Наконец-то. Я уж думал, ты забыл. Где тебя носило?- удостоверившись, что перед ним стоит Даниил, Андрей затащил посетителя в дом и, не закрывая дверь, подтолкнул его к столу.

- Вот он, наш бакалавр Данковский. Собственной персоной. Смотрите, но руками не трогайте. Ват твоя хозяйка - Ева прекрасная, её это обитель, приютит тебя и накормит. Рад бы вас познакомить, да бежать пора, и так засиделся. Простите и не поминайте лихом.

Ещё раз ткнув Данковского в спину, Стаматин улыбнулся из-за его плеча Еве, кивнул головой Владиславу, и быстро, без лишних слов, удалился.

Глава 8, в которой Бакалавр знакомится с Евой Ян, а Харон сообщает ему о смерти Исидора Бураха.

«Омут»

Вниз по улице располагался только один дом, подходящий под гордое звание "особняк". Им оказалось приятное, оригинальное строение, покрытое довольно светлой штукатуркой и умело отделанное камнем. Достаточно большая территория, к нему прилегающая, была окружена ненавязчивой железной изгородью, за которой скрылась причина своеобразного названия особняка - небольшое декоративное озерцо, выложенное гладкими крупными камнями. Подле него расположилось, переговариваясь каким-то невнятным бурчанием, двое людей: один простого и грубого вида, другой и вовсе замотанный в невразумительное тряпьё.

"Ещё пример представителей местной фауны..."- поморщившись, подумал Данковский, поднимаясь по округлому крыльцу, и громко и чётко постучал в дверь. По правде говоря, в этой части города ему понравилось: здесь было чисто, свободно, ухожено. Пожалуй, если бы пришлось выбирать, где останавливаться, он бы предпочёл именно этот район.

Ожидая, пока откроют, Даниил пытался отогнать любые мысли и догадки касательно Симона и разглядывал причудливую ковку на окнах. Несмотря на то, что время было дорого, и убийца, вполне вероятно, выбирался степью из поселения, гнать лошадей бакалавр не хотел. Пока уж Станислав доберётся до Исидора, там видно будет...

Услышав стук в дверь в очередной раз, Ева даже не удивилась. Все они ждали Даниила. И, наконец, дождались. Андрей, как почти полноправный хозяин, открыл дверь и провёл гостя в дом. Затем быстро что-то протараторил и скрылся в неизвестном направлении. Ева поднялась со своего места и направилась к Даниилу, широко улыбаясь и одновременно аккуратно оглядывая того со стороны. Сразу же отметив для себя привлекательность молодого человека, она инстинктивно выпрямилась и слегка качнула головой, отправляя непослушные волосы за спину.

- Мы Вас так ждали. Весь Город только и говорит о столичном докторе Данииле Данковском. Рада, что местом своего пристанища Вы выбрали именно мои скромные покои.

Ева пригласила Даниила к столу, а сама села напротив. Она посчитала, что Влад захочет пообщаться с бакалавром и не стала мешать. У неё ещё будет время на знакомство... К тому же можно было не терять времени даром и хорошенько рассмотреть мужчину. С каждой секундой, что она оглядывала каштановые волосы, тёмные глаза, прямые брови, она понимала, что всё больше и больше хочет попробовать их на вкус. Она никогда не могла остановиться и всегда хотела получить всё и сразу.

"А он красив... Странно, что Андрей не побоялся оставить его у меня. Наверняка будет заливать свою ревность твирином и очередной молоденькой танцовщицей. Ну и поделом. Сам виноват. Сам подпустил волка к несчастной овечке. Волка... или волчицу?"

Ева улыбнулась собственным мыслям и осушила свой стакан.

В "Омут", после ухода Стаматина, зашёл новый гость. Исходя из слов Андрея, Влад сделал вывод, что в доме наконец-то всеобщему взору предстал Бакалавр.

"И вот к нам пожаловал долгожданный Даниил. Он мне немного напоминает многочисленных проверяющих. Да и одет похоже. Вон какой плащ дорогущий! Но в его лице я вижу растерянность. Неподготовленность. Нет той решительности, что присуща столичным чиновникам. Ну так ведь он и всего лишь..врач. Хотя, если он связан со Всемогущими Властями, то он подобен длани закона. Ну да ладно. Врач - не инквизитор".

Влад встал и поприветствовал гостя.

- Здравствуйте, Даниил. Я Влад Ольгимский. Младший, разумеется. Сын того, кого называют Тяжёлым Владом. Наша семья, как правило, управляет финансовой стороной жизни в городе. А так же всеми... производствами.

...Сказал Ольгимский и протянул Бакалавру руку.

Давно вас жду, злоупотребляя гостеприимством Евы. Но... Я хотел задать пару вопросов.

- А...

Нет, когда-нибудь ему всё-таки ответят на ВСЕ вопросы, которые его интересуют. Пока же только множат их и предлагают варианты ответов. Из скорой и довольно сухой тарабарщины прямо в ухо, которой милостиво наградил Андрей, Даниил сумел понять, что вот этот особняк, собственно, ему и приглядели в качестве временного пристанища, а женщина, вслед за архитектором появившаяся в поле зрения, - владелица дома.

Растерянно обернувшись было вслед Стаматину ("Ты куда, золотая рыбка?.."), Данковский решил не задерживать его: архитектор сделал для гостя достаточно того, что могло бы окупиться простой благодарностью. "Ничего, предоставится случай -сочтёмся."

Чинных представлений удалось избежать, как и хотя бы поверхностного знакомства. Что ж, может, всё и к лучшему... Тем более, что здесь ему, кажется, были рады. По крайней мере девушка, открыто и гостеприимно поприветствовавшая его.

"Кто она, интересно?"- сразу же всплыл в голове участливый интерес,- "Что она здесь держит - пансион? Доходный дом какой-нибудь, или..."

Она, признаться, держалась несколько вольно, и её откровенная, чуть легкомысленная одежда позволяла во всей красе оценить прекрасное юное тело новой знакомой, но Данковский здраво рассудил, что не стоит неприкрыто разглядывать незнакомую женщину, "даже если она выглядит таким образом."

- Знал, что слава летит впереди человека, но не думал, что с такой скоростью. Безмерно благодарен за кров, хотя выбирал я едва ли, Ева...- произнёс бакалавр, поклонившись в знак приветствия доброй самаритянке.

Слетевшее с уст имя невольно отдалось в памяти странным спусковым крючком, и, только произнеся его, Даниил внезапно припомнил написанный аккуратной женской рукой на куске бумаги в его кармане список. При первой же возможности надо было проверить, та ли Ева стояла перед ним, к которой советовала присмотреться Мария...

Юная особа провела мужчину вглубь дома, оказавшегося под стать своей хозяйке: полным ненавязчивой роскоши, немного ненастоящим, игривым... Чего стоили только эти красные шторы и лежащие вокруг приземистого столика прямо на полу гобеленовые подушки. Вовремя отвлёк от не слишком приятных ассоциаций, неуместных в его положении, Даниила представившийся Владиславом молодой мужчина, возможно, немногим старше самого Данковского. Пожимая протянутую ему руку, бакалавр машинально кивнул на приветствие, вздёргивая брови.

"Наследник правящего семейства? Вот уж не было печали... Неужели я уже успел привлечь внимание всех разом власть придержащих?"

Внешний облик Ольгимского был не слишком презентабелен, возможно, даже простоват, и всё же что-то заставило Даниила помалкивать и не задавать вопросов, пока не даст тех ответов, которые от него хотели бы услышать.

- Не знаю, могу ли я помочь... Я к вашим услугам.

"В разумных пределах. Но у вас должен быть веский повод, чтобы ждать незнакомого человека в чужом доме... долго, в общем."

"Да, такой своего не упустит. Надо будет снабжать его необходимыми сведениями и... ключами к дверям и людям. Отец прислушается к моему такому мнению, я думаю. Но лучше не позволять ему через чур много"

Влад улыбнулся...

- Давайте сначала присядем

...И, не дожидаясь действий Даниила, сел.

- Я вот о чём. Мне стало известно, что Симон умер. Вы уже слышали? И если да, то что Вы думаете насчёт этого... случая. Ибо мне он кажется мало правдоподобным. Все думали, что Симон бессмертен.

"Спросить или нет об Исидоре? Вряд ли Даниил вообще знает, кто это. А вдруг слышал уже? Хм..."

- И вот ещё... Вы не знаете - кроме Вас ещё кто-то прибыл в город? Примерно в то же самое время...

"Ну, как-то так. Не стоит быстро заваливать его вопросами. Ещё будет время. Он ведь в городе ни так давно... Мог и правда не узнать обо всём. Тем паче, что у него было ни мало поводов удивляться".

Взглянув на хозяйку дома - не будет ли неприлично? - доктор сел напротив Владислава, приготовившись слушать расспросы с пристрастием. Собеседник поддерживал в общем нейтральный тон, но именно это и несколько зацепило Данковского: что-то показалось неестественным, будто Ольгимский сам знал ответы на все вопросы, и ожидал разве что подтверждения.

"Хотя не стоит сразу же настраивать его против себя. Иметь такого друга намного лучше, нежели врага."

- Я как раз только что говорил с братьями покойного... Признаться, я ещё даже не вполне оправился от шока. Я ведь прибыл сюда именно к нему, по приглашению Исидора Бураха. Наверное, он сможет пролить свет на что-либо, но к нему уже отправлен его ученик.

Удивительное дело, со сколькими новыми людьми приходилось сталкиваться в столь короткий промежуток времени. Благо, все они по-своему запоминались и были связаны с определёнными впечатлениями и отрывками пути, что только играло в пользу Даниила: круг связей сразу же следовало упрочнить и уточнить, дабы всегда быть уверенным в помощи, если таковая понадобится.

- Но я пока отказываюсь что-либо комментировать по факту его смерти,- поспешил добавить Даниил, чтобы не быть превратно понятым,- До осмотра тела и вскрытия невозможно судить о причинах гибели, и, даже если у меня есть предположения, я не стану их озвучивать, чтобы не пустить ложных слухов. Я надеюсь на ваше понимание: позвольте мне не делиться своими догадками "и не подставлять себя под удар в случае ошибки."

Данковский на секунду задумался, припоминая свою дорогу сюда. Он не мог точно сказать, сходил ли кто-то на станции вместе с ним, и кривить душой не желал.

- Я прибыл на поезде, и полагаю, что на нём вполне могли приехать люди, хотя я провёл всё время в одиночестве и не видел, чтобы кто-то передвигался по вагонам.

"По правде говоря, я вообще не уверен, что прибыл легально. Состав уже тронулся, когда я на него запрыгнул, и вагон, похоже, пустовал полностью... Может, его просто прицепили и не закрыли двери... Мда, а ведь я даже не задумывался об этом."

Даниил чуть нахмурился и сощурился, пытаясь пробиться сквозь непроницаемый доброжелательный взгляд Влада.

- Не сочтите за дерзость... Вы подозреваете меня... в убийстве?

Младший Влад внимательно выслушал Бакалавра. Он не узнал ничего нового, но теперь факты казались ему более цепкими, более крепко схватившимися друг за друга.

"Значит, всё это правда. Если уж Каины говорят... Но КАК? Что ж. Время покажет. Теперь надо идентифицировать того. Второго".

- Ну, в убийстве в этом городе теперь будут подозревать всех. Всё-таки это Симон, а не Червь какой-нибудь. Просто кого-то будут подозревать первостепенно, а кто-то будет заниматься своими делами за занавесом событий, но, быть может, всё же выйдет на сцену бытия и удивит публику. Хотя... Вот я никого не подозреваю. Это, всё же, не моё дело, и едва ли дело семьи Ольгимских. Пусть этим занимаются Каины и комендант Сабуров. Особенно последний, ибо это его первостепенная обязанность. Подозревать, разыскивать, наказывать. Уж лучше он, чем та толпа, которая прошла мимо моего дома в ночь Вашего приезда. Я, собственно, что и спрашиваю. Вместе с Вами, Даниил, в город прибыл кто-то ещё. И, судя по крикам толпа подозревала его в смерти...да-да, крепитесь... Исидора Бураха! Я говорю лишь то, что слышал. Более того, на приезжего свешали ещё какие-то таинственные степные смерти. Вроде как, несколько человек растерзали прямо-таки в кашу. Не знаю, нашла толпа того, или, обознавшись, устроила суд невиновному, но живыми оттуда они не ушли. Неизвестный защищался и избежал смерти. Едва ли это Вы. На Вас вон ни царапины... Но вы могли друг друга видеть.

Кажется, Данковского начал подводить слух, или же Владислав оговорился. Но Даниил вырвал из речи Ольгимского только одну фразу, которая сильно ударила по ушам.

- Простите, простите...- бакалавр помотал головой, перебивая собеседника на последних словах,- Я не ослышался? Смерти Исидора? Вы, верно, имели в виду...

"Нет. Это его "Крепитесь", и этот тон..."

- Вы, верно, шутите?..

Спина сама собой ссутулилась. Глаза будто погасли, пальцы, доселе сжимавшие ручку саквояжа стальной хваткой, расслабились. "Это такой дурной сон? Пожалуйста, кто-нибудь, разбудите меня. Пусть я снова окажусь в Столице..."

- Владислав, если хоть малая толика из того, что вы говорите - правда, то не хотите ли вы сказать, что мы находимся в самом сердце назревающей смуты? Как вы сказали - растерзали в кашу? Вам не кажется, что это слишком? Вы так спокойно говорите о... массовых убийствах, что я просто не могу относиться к этому серьёзно.

"Провинция провинцией, но какие-то границы должны быть. О-бя-за-ны. Невероятно, чтобы так расправлялись с..."

Некстати в голову постучалось навязчивое воспоминание о стихийном погроме лаборатории "Танатики", и внутренний голос призаткнулся.

"Нужно предупредить Станислава..."- было последней мыслью, на которую был способен разум. Сам факт ещё одной смерти отказывался улечься в голову... Хотя был не так уж несуразен, надо признать.

"Спокойно говорю? Были бы Вы, Даниил, когда тут происходила эпидемия песчанки. Хотя... может быть, на меня так действует проживание в изоляции. Как-то мне и правда все эти городские события немного... Хм... Но может быть события отнюдь не городские?"

- Что ж. Я едва ли могу что-то утверждать. Сейчас. Я пока знаю не больше вашего. О смерти Исидора мне известно, лишь из ночных криков в степи. Лично я не проверял. Ни его пульс, ни его кровяное давление. Это всё ещё нужно проверять. Народ тёмный, сами понимаете. Услышали "А", а дописали алфавит. К слову... у меня есть подозрения и на тот счёт, кто прибыл в город с Вами, Даниил. Да, есть.

Влад помолчал..

- А вот насчёт тех несчастных, которых посреди степи превратили в пюре... Тут, признаюсь - страшно. Есть у меня подозрения, что - это не толпа эта, и не разбойники местные, и не приезжий, что жертвой самосуда чуть ни пал. В степи что-то недоброе ходит. Понимайте как хотите... Я видел это... существо.

С каждой минутой вертикальная морщина на лбу светила столичной науки пролегала глубже. Он не слишком хорошо понимал, куда ведёт Ольгимский, но это направление ему решительно не нравилось.

- Я, Влад, теряю нить разговора. Вы пытаетесь меня запугать, что ли?

"Говорит недомолвками, темнит, манерничает... Чего он вообще хотел? Узнать, не видел ли я чего подозрительного? О да-а, браво."

- Если у вас есть ещё какие-то вопросы ко мне - задайте их, и не - как вы выразились? - не злоупотребляйте гостеприимством почтенной Евы,- Данковский посмотрел на слушавшую без особого интереса разговор двух мужчин хозяйку дома,- Боюсь, что я не понимаю, чем ещё могу вам помочь. Пока что, уж простите, я нахожу вашу речь очень странной.

"Нет, кое-что полезное он сообщил. Но манера изъясняться - боже, врагу не пожелаешь..."

Ладно. Покажется грубым - чёрт с ним, ему тоже не особенно нравится зверьком для разглядывания служить неизвестно кому.

Влад посмотрел на Бакалавра.

"Да, видимо, мне больше нечего у него выяснить. Столичный гость и сам, право, не знает, что и как. А теперь озадачен даже более".

Ольгимский откашлялся и продолжил.

- Что ж. Видимо, мне более нечего у Вас узнать. Самое время отправиться на поиски отца. А Вам бы, Даниил, я рекомендовал уточнить сведения насчёт Исидора. А заодно бы не плохо уточнить моменты с тем, который приехал с Вами вместе. Быть может, в нём кроется какой-то смысл. И, быть может, это сын Исидора - Артемий. Но это опять же вилами на воде... да-да. Кстати, в расследованиях насчёт Симона и всего остального Вам поможет Комендант Сабуров. Если найдёте с ним общий язык, то дверей перед Вами откроется больше. Как-то так.

Влад взял орех и, задумчиво, сгрыз его.

- Теперь, пожалуй, мне пора. Здесь на пруду парочка интересных мне гостей. Надеюсь, в моих силах - уболтать их, покинуть "Омут". Да, вот ещё что. Отец сейчас что-то вечно занят. А теперь, я думаю, будет ещё больше. Если что-то будет надо нужно, то обращайтесь лучше ко мне. Меня можно найти у меня дома - такое строение возле Станции. Либо...

Влад почесал небритую щёку

- Либо спросите у Капеллы. Сестра моя - Виктория. Она обычно находится в Сгустке. А в общем-то она тоже может Вам помочь. Вот теперь я точно ухожу. До свидания, Ева. И, думаю, до встречи, гн Данковский.

Младший Влад проследовал ко входной двери, затем проверил наличие ножа и покинул "Омут".

"Из уютного Омута, да в твириновый туман. Задал ты, Влад, загадку бедному Бакалавру. Ну так на то он и учёный из столицы, что бы загадки решать. А у меня сейчас загадка иного толка..."

На пруду Влад увидел Червя и кого-то типа мясника. Одонхе озирались по сторонам, и перебирали какие-то травы, разложенные на земле. Судя по ошмёткам в траве, Червь ни так давно отобедал куском сырого мяса. Владу порой рассказывали, в том числе и отец, что Черви бы ни побрезговали сожрать и человечины, но Влад как-то не верил в это. Хотя, чудесно знал, что одонхе используют кровь, дабы вскармливать твирь.

"Но что делают эти двое здесь? Не похоже, что бы сюда забрели их коровы, или здесь были заросли белой плети".

Червь выглядел агрессивными будто больным, и Влад принял решение поговорить с мясником. Но куда там... Мясник больше махал руками, мычал и пытался что-то рисовать на песке. Влад несколько раз спросил

- Что Вы здесь делаете?

И только раза с шестого-седьмого Червь, но не мясник хрипло выдал одно лишь слово - "Шабнак".

- В термитнике поселилась Шабнак? Или в бойнях?

Влад увидел, как мясник закивал при упоминании термитника.

- Хорошо. Проверим. Посмотрим.

Сказал Влад, подражая интонациям отца.

- А сейчас, если не сложно, покиньте пруд. Хозяйка нервничает. Вот вам пузырёк морфия, на случай чего. Если что-то будет нужно, то любой травник в степи знает, где я живу.

Влад посмотрел, как Червь и Мясник о чём-то усиленно совещаются. Затем Червь кивнул и развернувшись удалился. Его товарищ последовал за ним

"Пожалуй пора и мне..."

Даниил задумчиво пожевал губу, запоминая перечисленные Владиславом имена.

"Комендант Сабуров... Вероятно, именно он и должен поддерживать в городе порядок, и с него следует спрашивать о творящихся бесчинствах. Должны же здесь быть хоть какие-то органы правопорядка! Помимо, разумеется, народного суда, который, как видно, тут процветает..."

- Спасибо за совет, Влад. Думаю, я так и поступлю. Если что-то от меня понадобится, то вы знаете, где меня найти. Скорее всего, моим пристанищем станет на некоторое время "Омут", так?- Данковский снова мельком взглянул на Еву, ища своим словам подтверждения на всякий случай.

"Не знал, что у Исидора есть сын. Но мы в общем-то не касались в переписке личных тем, и чему я удивляюсь... Если он прибыл вместе со мной, то подозрение автоматически падает и на него. Ох, не хотелось бы прослыть замешанным в такой истории, особенно когда всплывает отцеубийство."

- До... встречи. Если потребуется, я вас разыщу.

"Капелла... Это прозвище такое? Странное, но почему-то мне оно кажется красивым. Веет от него... защитой, что ли, хотя не представляю себе, какой бы могла быть его сестра. Ладно."

Когда дверь за младшим Ольгимским закрылась, Даниил встал и, подойдя к Еве поближе, улыбнулся ей, склонив голову (хотя, кажется, он уже её поприветствовал). Только и делает сегодня, что кивки отвешивает.

- Простите, дорогая хозяйка, если я доставил вам беспокойство. Очень неудобно получилось, жаль, что пришлось вести такой разговор в вашем присутствии. Впрочем, оставим. Зовите меня Даниилом, хотя моё имя вам уже, кажется, известно.

Ева слушала разговор мужчин в пол-уха. Её угнетали рассуждения о смерти и убийствах. Она привыкла к размеренной и тихой жизни в Городе, мало насыщенной событиями и происшествиями. Она всегда знала, что если не уходить далеко в степь, не приближаться к Червям и не гулять по улицам ночью, то можно прожить долгую, почти счастливую, но невероятно скучную жизнь. Иногда она, конечно, скучала по развлечениям и шуму Столицы, но понимала, что Город завладел ею навсегда. Ведь, если ты Ему не нужен, он тебя не примет, но если уж ты успел стать частью Его, то освободиться не так просто...

Когда Влад засобирался уходить, Ева словно очнулась от собственных мыслей и проводила молодого человека обворожительной улыбкой.

- До свидания, Влад. Заходи как-нибудь ещё.

И приноси свой замечательный твирин... Давно не пила такой чудесной вещи.

Оставшись с Даниилом наедине, Ева впервые почувствовала себя несколько смущённой. Это было чем-то новым для неё. И она ещё не совсем понимала, что с ней происходит. Даниил стоял так близко и смотрел на неё сверху вниз. А Ева не могла оторваться от его глаз. Тёмные, загадочные, манящие, скрывающие что-то...

Что за чушь? Скрывающие что-то? Что с тобой происходит? Ладно, подумаем об этом потом...

- Не думайте, что доставили мне неприятности. Я всегда только рада гостям и новым лицам, - произнесла Ева, улыбаясь и вставая со стула, - Обычно у нас здесь всё тихо и мирно, так что я понимаю Ваше состояние, вызванное...произошедшим. Исидор был Вашим другом, не так ли? Сочувствую, если слова Влада подтвердятся... Но Вы, наверное, проголодались с дороги? Поешьте. И знайте наперёд: я не принимаю возражений, когда зову кого-то к столу. В нашем городе никак нельзя голодать, - полушутя-полусерьёзно договорила девушка.

Данковского немного удивил почти что товарищеский тон, которым говорила златовласая девушка: так, словно они уже много лет друг друга знали и были добрыми друзьями. Но язык не поворачивался назвать это фамильярностью, напротив - Ева делала это с какой-то изысканной небрежностью, свойственной девицам прогрессивным и не утратившим при этом некоего изящества.

"Как знать - вряд ли она здешняя..."

- Не скажу, чтобы мы были близкими друзьями... Я прибыл не с дружеским визитом, и внезапная гибель тех двоих, на кого возлагал большие надежды, рушит мои и без того смутные планы.- бакалавр тряхнул едва заметно головой, точно сбрасывая дурные мысли,- Впрочем, зачем я говорю это вам? Не берите в голову, Ева, ни к чему на вас ещё и мои проблемы выкладывать.

Даниил оглядел девушку внимательней, стараясь не слишком её изучать заинтересованными взглядами, заметил, наконец, блестящее на животе украшение, зацепился взором за браслет, надетый на босую ногу, и какой-то генетическая память заставила его слегка смутиться: он всё же не привык к тому, что женщины одевались так откровенно. Девушка, впрочем, себя держала ни разу не вульгарно.

Доктор негромко рассмеялся на её слова:

- Не сносить мне головы, если я откажусь! Но примите мои слова на веру: я не голоден, и не время сейчас для трапезы. Случившиеся смерти коснулись меня непосредственно, и сидеть на месте мне никак нельзя.

Ева ловко скрыла своё расстройство по поводу того, что Даниил не останется.

-Ну, что ж, Вы правы. У Вас теперь будет много дел... Давайте я покажу Вашу комнату, - Ева повела мужчину за собой на второй этаж. Поднимаясь по винтовой лестнице, Ева поглядывала на Даниила через плечо, стараясь делать это незаметно.

Нет, ну разве можно посылать мне такое искушение? И это после стольких недель одиночества... Как гром среди ясного неба... Ещё и сам его сюда приволок... Ну, Андрей...

- Вот, теперь это полностью Ваши владения. Кровать, стол, тумбочка, шкаф... В общем, располагайтесь. Я не буду Вам мешать, - с улыбкой на губах, Ева спустилась вниз и принялась убирать со стола.

Мысли в голове путались, сердце выпрыгивало из груди, а кровь, казалось, закипала в жилах...

Что же это такое? Что со мной?

Мир расплывался перед глазами, всё было каким-то ненастоящим, нарисованным... Она не заметила, как стакан выскользнул из её руки и упал. Он разбился на миллион осколков и Ева видела этот момент словно в замедленной съёмке. Девушка подняла голову, остановилась посреди комнаты и уставилась в одну точку.

Кажется, я влюбилась...

Стоило сказать об этом самой себе, как всё стало вдруг таким простым и ясным, что она снова улыбнулась и вернулась к уборке. Веник и совок помогли избавиться от стекла на полу. Девушка тихонько запела, чтобы не мешать гостю наверху.

А ведь я никогда не верила в любовь с первого взгляда... вот чудная...

«Хорошо. По крайней мере, у меня будет тихое место для работы...»

Второй этаж Омута был чудесен без преувеличения. Здесь можно было найти всё, чего мог бы пожелать уставший путник. Данковский счёл за большую удачу, что почти так сразу обрёл кров, стол и милую доброжелательную хозяйку. Он, конечно, был не привередлив, но оставаться в студии архитекторов Стаматиных не хотел - опять же, стеснять близнецов, да и отравиться алкогольными парами боялся.

Даниил, поблагодарив внимательную Еву, осмотрелся, обошёл кругом комнату, поставил саквояж на дубовую прикроватную тумбу, отодвинул кокетливую занавеску, выглядывая в окно, а под конец сел на кровать, затем и вовсе падая спиной назад.

Так. Дела обстоят очень уж скверно. Угораздило попасть в горячую точку, люди здесь тёмные и дикие, да и технологическим прогрессом обиженные. Похоже, наклёвываются волнения и беспорядки.

Даниил запустил руку в карман и вытянул из него все бумаги, которые там лежали. Оставил рядом с собой письмо покойного ныне Исидора, отложил не пробитый билет на поезд, развернул над головой карту. Единственная пометка, его же рукой сделанная, гласила «.P. et .A. Gemini», и посещать надписанный ею дом снова бакалавр желанием не горел. Вместо того, чтобы изучать бездумно устройство улиц, Даниил порылся в саквояже, вытаскивая из него перо и пузырёк чернил. Отыскав архитектурный ансамбль из трёх зданий, поочерёдно пометил их как «G.», «M.» и «V.», а место своей нынешней дислокации обозначил как «Eva». Просто для себя, так он запоминал лучше.

«Держать путь дальше, полагаю, стану к Сабурову... Это будет самым разумным решением, а затем надо непременно найти Рубина. Жаль, что мы с ним так несвоевременно разошлись - не пришлось бы отправлять его к учителю... Где вот только теперь его искать? Дождусь вестей до завтра. А дорогу к Александру спрошу у Евы...»

Только Даниил успел это подумать, как внизу зазвенело стекло. Видимо, девушка что-то разбила, и отчего-то беспокоить её больше, чем уже успел это сделать, доктор не пожелал.

Впрочем, скоро его хозяйка тихонько затянула какую-то лёгкую песню, и Данковский улыбнулся против воли, проглядывая исписанный Марией листок, где действительно значилось имя его благодетельницы.

«Чудесное всё-таки создание.»

Хотелось петь и танцевать. На душе было так легко, так светло, что Ева почти забыла о своих переживаниях, о том, что творилось в Городе.

Закончив убирать со стола посуду, она вымыла её и сейчас стояла, вытирая тщательно каждую тарелку. Это занятие успокаивало не хуже медитации. Ева сама не заметила, как стала петь громче. Покончив с посудой, она решила, что в такой прекрасный день можно раздвинуть шторы и распахнуть окна. Ветер ворвался в комнату и оживил её. Утренняя прохлада освежила Еву, выбив из неё твириновой дух.

Надо прекращать пить... по крайне мере, так рано...

Ева оглядела комнату и наткнулась взглядом на разбитое зеркало. Её передёрнуло и она накинула на него свой платок, который когда-то ей подарил Андрей.

И как это я раньше не замечала? Как оно вообще разбилось? Ужас какой...Надо будет его убрать куда-нибудь. Хотя нет, лучше выкинуть...

Ева убрала все стулья от стола и бросила на пол подушки. Ей всегда нравилось сидеть именно так, а стулья - это для гостей. Ей сейчас было до смерти интересно, чем занимался наверху Даниил. Она с трудом поборола желание поднять к нему и посмотреть.

Нельзя быть навязчивой. Он отличается от всех, кого ты знала раньше. С ним надо вести себя иначе. Да откуда ты знаешь, ты видишь его первый раз в жизни! Не знаю... я просто чувствую. У меня же нюх на подобное.

Ева привыкла общаться с собой именно так, в виде диалога. Хотя раздвоением личности явно не страдала.

Прямо сейчас хотелось уснуть и забыться прямо так, наполовину лёжа, сном где-нибудь до вечера. Порядком вымотала прогулка с Андреем, протянувшаяся практически через весь город, и впереди могла ожидать ещё не меньшая. Данковский позволил себе от силы на три или четыре минуты расслабиться, закрыв глаза.

В "Омуте" было тихо, тепло и спокойно, свет вокруг был мягкий и чуть рассеенный, ещё чуть-чуть, и не грех будет прикорнуть на час-другой-третий. Снизу слышалось приятное пение. Голос у Евы грудной, немного гнусавый, самую малость похож на детский, и вкрадчивый до невозможного. Она пела что-то простое и приятное, и Бакалавр едва и вправду не задремал.

Решив, что лёжа здесь аки покойник, ничего он не добьётся, мужчина рывком поднялся с кровати и вытряхнул из саквояжа тяжёлые книги, которые брать с собой в дорогу счёл лишней тратой сил. Несколько массивных томов отправилось на стол, один остался прямо возле небольшой гобеленовой подушки.

Даниил огляделся в поисках зеркала, и, не обнаружив оного, утешил себя тем, что вид столичного светила науки сейчас никакое зеркало в здравом уме передавать не станет. Ограничившись приглаживанием волос к макушке и аккуратной перевязкой шейного платка, бакалавр отправился вниз, где хлопотала его новая хозяйка по домашним делам.

- Ева...- как-то сдавленно окликнул он, помявшись у лестницы,- Я вынужден уйти сейчас, сами понимаете - так неожиданно тревожные вести принесли... Я постараюсь вернуться скорее, но для этого, пожалуйста... помогите мне.

Словно извиняясь, Даниил улыбнулся.

"Хотя с чего мне обещать вернуться? Ну да, да, книги в залог оставил..."

- Вы в городе ориентируетесь? Можете подсказать, как найти... определённых интересующих меня людей? Александр Сабуров, в частности, нужен. Он вроде бы один из правителей?

Стараясь как можно вежливей спрашивать, Данковский шагнул к Еве, ненавязчиво обмахиваясь сложенной картой, чтобы иметь возможность просить девушку отметить на ней точки назначения.

- А ещё не знаком ли вам человек по фамилии Бессмертник? Его имя встретилось мне мельком, и уж не знаю, сможет ли он мне помочь... Но возможностью пренебрегать не стану.

Ева обернулась на голос Даниила и прекратила петь. Смущённая улыбка промелькнула по её лицу.

- Не торопитесь. Делайте свои дела, дом закрытым не застанете. Помочь? Да, пожалуйста.

Ева сделала шаг навстречу Даниилу в одно с ним мгновение. Это заставило её смутиться ещё больше.

- Александр Сабуров живёт вместе со своей женой Катериной в "Стержне", это название особняка. Это в районе Дубильщиков. Путь неблизкий, - она открыла шкаф и снова достала сухари, завернула их в марлю и отдала Даниилу, - возражения не принимаются. Поверьте, Вы проголодаетесь. Если Андрей приводил Вас в свой кабак, то Вы должны были видеть дом Сабуровых. А вот Бессмертник - это личность легендарная, - тёплая улыбка расцвела на губах у Евы. - Это наш Маэстро, Вы его встретите в театре. Он у нас в Сердечнике, - свои слова Ева сопровождала лёгкими пометками на карте, чтобы Даниилу было проще всё запомнить.

Она сама долгое время не могла найти даже продуктовый магазин, поэтому часто досаждала Каиным, жившим ближе всех к ней. Тогда они и сдружились с Марией. Она ей нравилась, хотя и вызывала лёгкую ревность своей красотой. Ева привыкла считать самой красивой себя, но отрицать привлекательность Марии тоже не могла. Поэтому она решила, что будет самой красивой блондинкой. А Мария пусть будет самой красивой брюнеткой. Так будет честно.

- Ах да, - воскликнула Ева, - возьмите ещё бутулку воды. Она Вам тоже пригодится. Воздух у нас тяжёлый, особенно в это время года. Так что усталость будет более заметной, так что берите это всё с собой.

Ева легко и непринуждённо сориентировалась по карте, сразу же указав на нужные Даниилу здания.

Первое оказалось удивительно близко к дому Петра и Андрея, через тротуар буквально. В памяти вспыли слова старшего Стаматина, очень смутно проглядывающие сквозь мешанину мыслей: "Здесь живут Сабуровы - еще одна местная аристократия, но к ним я тебя не поведу - дикое семейство, Даниил, особенно женушка... "

"Ведь он же "Сабуровы сказал, или там было что-то похожее? Ну точно, раз и Ева говорит так..."

Данковский попытался представить себе, как будет пролегать сегодня его путь, молясь на то, что не придётся противостоять непредвиденным обстоятельствам. В любом случае, Стержень необходимо было посетить в первую очередь: самое неотложное, к тому же, идти туда пришлось бы долго. Очень долго, учитывая, что без сопровождения придётся задумываться о том, куда сворачивать.

"Театр подождёт. Культурная программа и так в мои планы не входила."

По крайней мере иллюзия цели была. Данковский не ждал у моря погоды, а пытался хоть что-то выяснить, пока его коллега тщетно искал мёртвого уже учителя, если верить Владиславу. Жутко неудобно вышло, как оказался и поспешный уход Андрея несвоевременен: могли бы отправиться к Сабурову вдвоём. Или в крайнем случае до его порога. У Стаматина, видимо, и с местными властями сложились сложные отношения... И почему Даниил не удивлялся?

- Вы необычайно добры, Ева! Как бы я выкрутился без вас?- Данковский, приняв у девушки свёрток с приятно пахнущими чем-то вроде ванильного сахара сухарями, совершенно искренне заулыбался, и, не подумав вначале, что за такую вольность ему могут и по лицу дать: не Столица всё-таки, поцеловал легко и невесомо тоненькую обтянутую длинной перчаткой ручку,- Если когда-нибудь вам понадобится моя помощь, только скажите - всё для вас сделаю!

Немного нужно человеку для того, чтобы перестать чувствовать себя одиноким. Вот как сейчас: простого внимания, которое оказала эта женщина просто в силу своей доброй натуры, хватило для того, чтобы улыбнуться и собраться с духом. Жаль, конечно, что они не встретились на пару лет пораньше, и в более приятной обстановке...

"Но что же - луч света в тёмном царстве лучше, чем вовсе ничего."

- Но мне и впрямь пора. До свидания, Ева. И спасибо ещё раз!- время было дорого. Откланявшись, Данковский покинул особняк и слегка задержался на пороге.

"А воздух и правда... Отвратный. Густой какой-то, пряный... Тьфу ты, лирика, понимаешь. Унылая пора, очей... как его?"

Дело за малым: поднять воротник, прокрутить в голове примерный путь, зашагать по мостовой через дворы.

Глава 9, в которой Клара появляется на Кладбище, знакомится с Катериной Сабуровой и Лаской. Катерина отправляет ее к Александру Сабурову. Марк Бессмертник наблюдает со стороны.

Кладбище

Кларе было холодно. Да, ее разбудили холод и боль. А еще страх... Ей что-то снилось.

"Умирающий человек, злодейка-сестра... Стоп! У меня есть сестра? Как холодно, боже мой, как холодно... Тело болит. Где я?"

Девочка открыла глаза, но не увидела ровным счетом ничего. Ничего, кроме...земли.

"Что же это? Земля?"

Самозванка приподнялась на локтях. И тут же затряслась всем телом. Уже не только от холода.

"Могила?"

Клара встала на ноги и не без труда выбралась из свежевырытой ямы. Земляные края осыпались и выскальзывали из-под пальцев. Острые мелкие камешки больно ранили руки и голые колени. Замерзшее тело не хотело слушаться. Но Клара выбралась.

Она находилась на кладбище.

"Я... Я что же... Умерла?" - возникла в голове судорожная мысль. Девочка осознала, что абсолютно ничего о себе не помнит.

"Клара... Кажется меня зовут Клара...

Голову дурманил запах твири, тело пронизывал ветер, хотелось оказаться в помещении, среди людей. Этого же стоило и бояться.

Самозванка увидела на краю кладбища небольшую сторожку и, надеясь на лучшее, медленными неверными шагами двинулась к ней. На огонек, так сказать.

Марк не спеша ходил между надгробий, ища что-то блуждающим взглядом и монотонно насвистывая под нос какую-то почти забытую мелодию. Если бы кому-нибудь довелось видеть его сейчас издали - вероятно, приняли бы за скитающегося бродягу, юродивого или заблудившегося. А может, воображение наблюдателя придало бы увиденному черты нечистой силы, кружившей над мёртвыми и тревожившей их покой в своих тёмных целях. Но театральных дел мастер всего лишь восполнял острый недостаток променадов на открытом воздухе. Обычно мало что могло вытянуть его из Театра - дома, храма и рабочего места. Но на этот раз причина была веская.

Отодвинув тростью полусухую степную поросль от очередной крысиной норы, Бессмертник плотнее закутался в накинутый на плечи старый, местами рваный балахон. Не вполне достаточно, чтобы оставаться инкогнито. Но ему и не надо было большего. Вне сцены он чувствовал себя неспокойно, словно отнятый у матери ребёнок. Теперь к этому прибавилось ещё и странное предчувствие. Обычно так приходило к нему вдохновение, и маэстро не хотел упускать шанс в тишине и одиночестве обдумать детали возможной новой постановки.

"Крысы. Юркие, мерзкие. Вот одна мелькнула в траве. Вот другая за ней. Что так всполошило вас, кладбищенский народец? Явно ведь не визит старого чудака Марка. Странно. Странно. Странно..."

Взгляд мужчины привлёк увядший тёмно-бордовый цветок на одной из могил. Тот наклонился за ним и повертел в пальцах неожиданную находку. Смятые сухие лепестки легко крошились и ломались. Обычно жители Города не приносили цветов своим почившим близким. Значит, о покойниках таким образом заботилась дочь смотрителя кладбища - о ней Марк был наслышан. Тихо усмехнувшись, он аккуратно вставил цветок в петлицу, пренебрегая суевериями о запрете забирать что-либо с территории мёртвых.

"Это не единственный подарок Степи за сегодня."

Вдали показался силуэт. Остановился у камней, а затем и у могил, рассматривая что-то. Что именно, Марк не видел, но случайного встречного узнал даже с такого расстояния. Долгое соседство с Ольгимскими научило безошибочно распознавать их характерные черты.

"...Странно. Что могло понадобиться здесь прохиндею-наследничку Ольгимских? Неужели Крысиный Пророк и ему нашептал о том, как взволновались злые духи Земли накануне появления себе подобного? Нет, конечно, нет... Ему не услышать мрачной вести, как ни велик был бы запретный интерес к степным тайнам. Помимо меня, об этом точно знает кто-то другой - но не Влад. И всё же, пожалуй, стоит задержаться здесь подольше."

Скрывшийся в сторожке Владислав совсем скоро вышел и направился к выходу, по пути уводя с собой группу людей - судя по всему, могильщиков.

"До чего колоритные! Ха. Их бы в мою труппу."

Затаившись позади сторожки и сделав вид, что тоже принадлежит к незавидной касте работников кладбища, Марк поправил пыльный балахон, скрывавший привычный вычурный костюм. Не заметили. Должно быть, действительно стоило зайти к Ласке и ненавязчиво расспросить юную смотрительницу о том да сём. Размышляя об этом, Бессмертник прислонился к холодному камню задней стены и полной грудью вдохнул терпкий от твири воздух. Новая идея Пантомимы о ближайшем будущем Города становилась всё чётче и, безусловно, интересней. Не зря, не зря всполошились крысы... не зря всё отчётливей слышались приближавшиеся к сторожке шаги.

Сырость утра проникала даже сквозь запертые двери и окна. В воздухе плыл тягучий, горький, дурманящий запах твири. Катерина прерывисто вдохнула и дотронулась пальцами до висков. Боль нарастала и нарастала, пульсируя с каждым вдохом. «Тихо-тихо, всё сейчас пройдет, главное потерпеть, смириться, еще чуть-чуть».

Туман опускался серой вуалью на широкую, безбрежную степь. Порывистый резкий ветер приятно охлаждал разгоряченную кожу. Катерина оперлась ладонью о шершавую, кладбищенскую стену и взглянула вперед. Что она здесь делает, что привело её с самого утра к этой юдоли скорби? Что она ищет здесь, что надеется найти? Боль снова накатила обжигающей, мрачной волной, как будто у Катерины были иглы в висках. Сила, приведшая её сюда, не утихала ни на миг, подталкивала в спину, шептала сотнями разных голосов. Катерине казалось, что сегодня случится, то чего она ждала, наверное, всю свою жизнь.

Она кивнула своим мыслям, поморщилась от резкой боли вызванной движением, и подошла к сторожке.

"Что-то сегодня зачастили посетители на кладбище. Какая ирония! А ведь госпожа смерть словно зовёт из-под земли... Крысы... да..."

Прислушавшись, Марк осторожно осмотрел пространство за стеной. К сторожке плыла чёрная тень, двигаясь неровно, с остановками, будто что-то незримо мешало ей по пути. Губы невольно скривились в язвительной ухмылке.

"Что ж, стоило догадаться сразу."

В тусклом мерцании фонаря и сонном утреннем мареве обстановка казалась даже в какой-то степени мистической. Уже не говоря о влиянии того, что вокруг было слегка пугающее своей печальной тишиной кладбище. Да, декорациям маэстро привык придавать большое значение - и на сцене, и в жизни.

"Интересно, настолько ли замутнён её взор, чтобы не узнать меня в этом тряпье? Впрочем... так часто мне приходится быть режиссёром, а не зрителем, что я уже, ей-богу, соскучился по скромной роли последнего."

Недобро и почти неслышно усмехнувшись, проведя рукой по камню высокой стены, Марк прошептал псевдо-колыбельную, популярную у юных циников со времён Первой Вспышки:

- С кладбища веет чумной ветерок,

Крыс созывает Крысиный Пророк,

Будут детишек пугать и кусать,

Будут тяжёлые сны насылать...

Выйдя из сторожки, девочка ожидала чего угодно, но не того, что увидела.

Люди! Слишком много людей! Нет, не таким людным должно быть кладбище. Эдак они всю тяжелую репутацию этому священному месту попортят, табунами прохаживаясь туда-сюда. Ну, а если серьезно, то девочка просто не ожидала таких гостей. Ласка застыла, наполовину спрятавшись за своей дверью и немигающими глазами уставилась на женщину перед ней. Длинные темные волосы, тяжелый, пронзительный взгляд некогда ясных, а теперь подернутой пленкой безумия глаз... Перед смотрительницей кладбища стояла никто иная, как последняя хозяйка Уклада. И что бы кто не говорил о ее сумасшествии, не забывал ее и не отворачивался, Ласка всегда помнила эту женщину и относилась к ней с порядочной долей уважения. Ее визит в скромную обитель девочки был неожиданностью такой сильной, что даже и не определить, приятной или не очень.

Ласка нервно сглотнула и все-таки "отделилась" от двери, окончательно выйдя за порог. Взгляд испуганных глаз наткнулся на еще одну гостью. Девочке показалось, что она потеряет сознание на месте же.

Она...

Рой голосов взметнулся в голове Ласки с такой внезапностью, что на мгновение даже заглушил все ее собственные эмоции. Девочку пронзил вихрь чужих ощущений, таких противоречивых, что и не описать. Здесь была надежда, здесь был испуг, здесь была безграничная вера. Они знали вторую гостью, и она явно была необычным человеком. Ее опасались в загробном мире, и когда Ласка поняла это, она едва удержалась от того, чтобы спрятаться в сторожке и забаррикадировать вход.

И, кроме того, на мгновение девочке показалось, что у ограды мелькнула подозрительно знакомая кудрявая голова. Но ее воображение и без того было потрясено, ему не хотелось дорисовывать детали и сообщать хозяйке, что она видела Марка Бессмертника.

Девочка вобрала побольше воздуха в легкие и шагнула навстречу женщинам. Нет, не стоило ей вести себя как испуганному кролику. Все хорошо будет.

- Приветствую вас.

Катерина попыталась улыбнуться Ласке, но боль не отступала, сдавливала виски железным обручем. Женщина сжала ладони, острые ногти впились в кожу.

- Здравствуй, Ласка. Как мертвые? – странный вопрос, но так у них повелось. Этот вопрос скорее был ритуальным, данью уважения. Ласка всегда нравилась Катерине, своей непостижимо глубокой любовью к жильцам этого кладбища, куда большей чем к городским жителям.

На ту, что стояла рядом с ней Катерина пыталась не смотреть. Само её присутствие, казалось, делает воздух тягучим, и дышать становилось неожиданно тяжело. Она чувствовала небывалую силу, которая исходила от девочки. Казалось, сама Земля восстала рядом с ней, приняв такой неожиданный облик. Которая из двух? Если это чудотворница, то мы спасены, а если это та – другая? Нет, об этом я узнаю позже. У меня к ней еще много вопросов.

Сейчас же Катерине просто хотелось уйти с резкого, пронизывающего ветра.

- Ласка, может, мы войдем внутрь?

Как оказалось, на кладбище было достаточно людно. Это обнадеживало и одновременно пугало, заставляло настораживаться, располагало быть готовой ко всему.

"Они... Как они на меня смотрят... Как будто ждут чего-то и... боятся, что дождутся. Неуютно...

Да, Кларе было неуютно, но это отнюдь не было странно.

Она видела перед собой, прямо на пути своего следования, бледную, худенькую и, казалось, испуганную девушку, кажется, не намного старше себя и, пусть измученную, но очень сильную женщину. Клара словно чувствовала их. И... Они ей нравились.

Самозванка приблизилась.

- Здравствуйте.

Собственный голос звучал тихо и хрипло. Дрожали руки, зубы отбивали дробь. А в глазах загорелась надежда.

"Вы же мне поможете? Правда?"

Катерина взглянула на девочку и легко ей кивнула.

Она, это она, иначе быть не может. Теперь впору облегченно вздохнуть.

- Давай, войдем внутрь. Там теплее. – Собственный голос оказался неожиданно хриплым. Она закусила губу и первой вошла в сторожку, придержав за собой тяжелую дверь

На мгновение Ласка застыла на пороге, судорожно хватаясь непослушными пальцами за ситцевую ткань рукавов. Девочка категорически не знала, что ей делать с такими гостями, ее взгляд метался с одной фигуры на другую. Голос разума говорил, что она должна впустить женщин в свой дом и выслушать их, то, зачем они пришли. Но инстинкт... он был в смятении так же. Ей не хотелось говорить с девушкой, стоящей рядом с Катериной. Ласка боялась ее.

Но правила хорошего тона (вспомним и о них) еще никогда не учили хозяев держать гостей на пороге.

- Ласка, может, мы войдем внутрь?

Девочка тут же кивнула и посторонилась, придерживая дверь и пропуская женщин. Когда мимо прошла девушка в шапке, Ласка опустила голову ниже и принялась старательно рассматривать носки своих башмаков. Вот она осталась одна на крылечке. Подняла голову и окинула взглядом поросшее бурьяном кладбище. Где-то у ворот еще слонялся Марк. Ласка прищурилась и несмело махнула ему рукой, удивляясь самой себе. И тут же юркнула в сторожку.

Клара не верила своим ушам. Ей позволяют войти? Ее приглашают? На лице девочки заиграла мягкая полуулыбка.

"Все не так плохо. Все хорошо." На душе будто бы становилось спокойнее.

Самозванка сделала несколько неуверенных шагов в сторону сторожки. "Да, действительно, можно войти..."

В движениях девочки прибавилось уверенности, но она все еще двигалась настороженно и озиралась по сторонам. Но это была всего лишь привычка. "Привычка ли?" И, в некоторых случаях очень полезная.

Клара вошла вслед за женщиной в сторожку и, мельком взглянув на пропускающую ее девушку, видимо юную смотрительницу кладбища, уловила в ее глазах смятение и что-то... "Что-то еще... Неужели страх?"

Странная троица скрылась в сторожке смотрительницы. Помедлив немного, Марк вышел из-за стены одиноко возвышавшегося строения и подошёл к ветхой двери. Звукоизоляция, как и следовало ожидать, была неважной.

"Подозрительно это. На территорию скорби в последнее время заходит больше посетителей, чем в храм искусства. И ладно, что не больше, чем в сомнительное заведение братца Стаматина - но что-то подсказывает мне, что и этот день не так далёк, как кажется."

Судя по скупости фраз, которые удавалось смутно уловить снаружи, в сторожке царило напряжение.

"Я здесь нежеланный гость. Надеюсь, моего присутствия не заметили... Но сам я видел и слышал достаточно."

Быстро и настороженно оглядевшись по сторонам, артист неслышной кошачьей поступью направился ко кладбищенским воротам. Те печально скрипнули под уверенной рукой и пропустили его в окраинную Степь, наполнявшуюся тем временем бледными лучами рассвета. По пустым ныне рельсам можно было обогнуть довольно большое пространство Города, не тратя лишние силы на плутание в закоулках кварталов.

Внутри слабо пахло ладаном и твириновой настойкой. Как будто воздух сам был проспиртован. Говорят, что Ласку поили твирином с детства, вспоминая бывшего смотрителя, Катерина не была удивлена. Ласка была чем-то похожа на него. Такая же бесплотная, бледная и хрупкая. Возле слабого огонька лампы порхал серый мотылек. Она взглянула на изваяния Хозяек, застывших в своем безмолвии и глубоко вдохнула. Казалось, даже в увековеченных скульптором в мраморе, в них все равно больше жизни, чем в ней самой.

Помогите мне, если слышите, то помогите.

Хозяйки если и услышали молитву, то не подали виду.

Катерина посмотрела на девочку. Большеглазая, уставшая, измученная. Совсем еще ребенок. Неужели это та, кого я ждала? Та, которая приходила во снах, которая спасет нас всех? Кажется, ей здесь совсем не место, на холодном, пронизывающем ветру.

- Откуда ты пришла девочка, назови себя? Что ты делаешь здесь в такое время? – Катерина впервые за все время посмотрела ей прямо в глаза.

Ласка тихо прикрыла за собой шаткую дверь и замерла возле нее, сверкая из полумрака глазами. Она впилась взглядом в двух гостий, пользуясь тем, что они пока на нее не смотрели. Одна из них была измученная духовно женщина, пока не старая, но уже и не юная девушка. У нее было уставшее лицо, тяжелые волосы черными волнами спадали на плечи, порой свешиваясь на лицо. А глаза, смотревшие исподлобья, сейчас испытующе изучали незнакомую девушку, в то время, как Ласка изучала их обоих. Она посмотрела на ту, что пришла с кладбища. О, Ласка знала. И в том, что человек выбрался из могилы, она не видела ничего хорошего, уж тем более, когда тот оказался там живым.

- Откуда ты пришла девочка, назови себя? Что ты делаешь здесь в такое время?

Ласка, все так же стараясь слишком не привлекать внимание к своей персоне, отделилась от двери и, касаясь пальцами стены, прошла до Катерины, остановившись немного позади нее.

Зайдя в сторожку, Самозванка бегло, но не без интереса, огляделась вокруг. Помещение было настолько маленьким, что становилось немного страшно за его обитательницу.

"Неужели она живет здесь?" - думала девочка, уставившись в потолок, - "Как странно..."

Из раздумий ее вырвал вопрос женщины, за которой она и вошла сюда.

"Она спрашивает откуда я и как здесь оказалась, правда?" - мысли судорожно вертелись в голове, но Самозванка абсолютно ничего не помнила.

Женщина смотрела Кларе прямо в глаза, и во взгляде ее таилась невиданная сила.

- Я... Я назовусь Кларой. Да, это мое имя. Но... Я не знаю откуда я и как сюда попала. Я не помню, кем я была и еще не до конца понимаю, кем я стала.

Девочка опустила глаза и пробормотала:

- Ваша очередь...

Клара. Вот, значит, как её зовут.

Она испугана, уставшая, но не забыла о собственном достоинстве. Удивительная девочка. Такая, как я себе и представляла, такая, как я боялась представить.

Катерина оглянулась на Ласку, ставшую немного сзади нее, как будто она искала защиты.

Если понадобится, я смогу защитить её. Если понадобится, я смогу защитить всех.

- Да, все верно. Я ждала тебя, Клара. – Собственный голос показался Катерине хриплым. Ей почему-то казалось, что эта странная девочка видит её насквозь, чувствует то же, что и она. – Я ждала тебя очень долго.

Сейчас мне кажется, что я ждала вечность.

- Я Катерина Сабурова, Хозяйка этого Города. Одна из них. Позже я расскажу тебе всё, а сейчас достаточно и того, что ты знаешь мое имя.

Я расскажу тебе о них, о нашем, о моем Городе, о себе и о том, что тебя ждет.

Катерина еще раз взглянула Кларе в глаза и поразилась, какой сильной она может стать, какой сильной станет.

- Ты знаешь, Клара, нам предстоит долгий разговор.

Ласка все стояла позади Хозяйки, наблюдая за развязавшимся разговором с жадностью и, как ни странно, опаской. Ни секунды не чувствовала девочка себя в безопасности, пока рядом находилась эта. Она ничуть не выглядела опасной. Обычному человеку в жизни не заподозрить в этой девушке что-то сверхъестественное: выглядела она чуть ли не заурядно, одета не броско, была растерянна и... будто немного не в себе. Словно что-то случилось с ее памятью и не может девушка вспомнить простых вещей.

Если это правда, тогда неудивительно, что она готова искать помощи у первых встречных. Она дрожит? Как жаль, что в моей сторожке ничуть не теплее, чем на улице...

Девушка представилась. Ласка опустила голову и мысленно повторила имя несколько раз. Вроде бы оно ни с чем не ассоциировалось, девочка даже не могла определенно сказать, слышала ли она о его обладательнице раньше или нет. Скорее всего, Ласка видела Клару впервые, но было чувство, что та - вовсе не пришелец из другого города. Она была как-то связана с Городом. Необъяснимо, но юная смотрительница кладбища знала, что стоящая перед Катериной девушка сыграет в истории их Города не последнюю роль.

Грядут перемены. Грядут великие перемены. И она - та, кто будет направлять их в ту или иную сторону. Неужели наша судьба будет зависеть от этого... человека?

В ласкину голову снова полезли сумбурные мысли. Ощущая тупую боль в висках, девочка прикрыла глаза, пропустив слова Хозяйки. От нее особых реплик не требовалось, но девочка все равно проговорила, стараясь улыбнуться Кларе.

- Меня зовут Ласка, - чуть ли не прошептала она хриплым голосом и тут же закашлялась. - Прости, я плохая хозяйка: мне нечем угостить тебя и стены моего дома не согревают...

Девочка вновь закашляла. В последнее время даже после такой непродолжительной речи она начинала бурно кашлять, хрипотцы в голосе лишь прибавлялось. Она с трудом подавила новый приступ и скромно улыбнулась.

"Так значит меня ждали? Я должна была догадаться, что все это не случайность. Не может быть случайностью."

- Катерина... - повторила вслух Клара, - Очень приятно.

"Долгий разговор? Что это значит?"

Девочка понимала, что ничего не понимает, но все же пыталась не выказывать слишком большого удивления. Да и не до того сейчас было. Клара знала, она должна что-то сделать, что-то очень важное.

- Я готова выслушать, все, что вы пожелаете мне открыть и ответить на любые вопросы, на которые я в силах дать ответ.

Самозванка на некоторое время задумалась, после чего добавила:

- Столько всего еще предстоит узнать...

Клара перевела взгляд на Ласку:

- Ласка? Красивое имя.

"Она меня боится. Милая девочка, хорошая, сразу видно. Но боится меня, я чувствую. Прости меня, если напугала."

Клара ободряюще улыбнулась в ответ на улыбку Ласки.

Катерина еще раз оглядела девочку с головы до ног. Она выглядела ослабшей и измученной.

- Ты не устала, Клара?

Она еще не готова узнать всё, что суждено, слишком мало она еще знает, чтобы ответить на мои вопросы.

- Иди ко мне домой, девочка. Там ты сможешь отдохнуть и согреться. Если я правильно догадалась, кто ты – мы все спасены. Кости говорят, что нам грозит опасность. – Катерина мысленно одернула себя, и так слишком много уже было сказано. Пока что Александр лучше сможет объяснить девочке её новую роль.

- Зайдешь к моему мужу, он скажет тебе, что делать дальше. Я приду позже, у нас с Лаской еще остались незаконченные дела.

Катерина на мгновение задумалась, и чуть сжала виски.

Найдет ли она дорогу, сможет дойти к Александру сама?

- Если ты – та, то доберёшься.

- Нет-нет, я почти совсем не устала,- соврала Клара.

Она всего лишь хотела составить о себе хорошее впечатление.

"Кости? Какие кости?"

Девочка была удивлена, она толком еще ничего не понимала, но предпочла пока ничего не спрашивать, а просто идти, куда скажут. Она еще успеет все узнать, ей обязательно расскажут, когда придет время.

А сейчас нужно было куда-то идти... Одной, в незнакомом городе искать дом Катерины.

- Я доберусь,- почему-то Клара была уверена, что у нее все получится.

"Так должно быть..."

Девочка развернулась и вышла из сторожки. Навтречу своей судьбе.

Когда за Кларой захлопнулась тяжёлая, скрипучая дверь сторожки Катерина облегченно вздохнула.

Как же болит голова, сейчас бы вернутся домой и отдохнуть, надеюсь, она доберется. Хотя, как ей не добраться, ведь она та самая.

В сторожке было так тихо, так умиротворяюще, что Катерине захотелось побыть там еще немного.

Холодный воздух сухо пахнул ладаном и почему-то миррой.

Остаться бы здесь навсегда, и не возвращаться назад, не идти по мощенным узким уличкам, не подниматься на каменное крыльцо.

Не говорить ни с кем, не раскрывать никаких тайн. Сегодняшний день должен быть слишком тяжелым, как же вынести его? Давно я не видела таких снов.

Катерина тихо попрощалась с Лаской и вышла из сторожки в сырое утро.

Глава 10, в которой Клара приходит к Александру Сабурову, а тот просит доказательств, что она - чудотворница

«Стержень»

Оказалось, что до дома Сабуровых не так уж и далеко идти, правда Клара все равно пару раз чуть было не заблудилась. Несколько раз девочке пришлось прятаться в окрестных дворах. Повсюду бегали люди, некоторые из них гонялись за женщинами, а некоторые попросту выглядели не самым дружелюбным образом.

Наконец, девочка добралась до места.

Самозванка тихо постучалась и, переждав несколько секунд вошла внутрь.

- Здравствуйте.

Катерина покинула "Стержень", чтобы встретить ту... вестницу? Ее не было уже достаточно долго, Александр начинал переживать, не случилось ли чего с его драгоценной женой. Он не сводил ожидающего взгляда с двери...

Девочка, вошедшая в "Стержень", была вся перемазана в земле, потрепана. Да и вообще, она выглядела плохо: худая, будто неделю не видела перед собой и куска хлеба, бледная. Ее можно было принять за очередную бродяжку, которых в Земле достаточно, но Александр нутром чувствовал, что это она...

- Здравствуй, - произнес он, медленно поднимаясь со своего кресла. Комендант не сводил с гостьи взгляда. Недоверие росло. - Ты и есть та, о которой говорила Катерина? - уверенный и пронзительный взгляд, изучающий девочку с головы до пят. - Как тебя зовут?

- Меня зовут Клара, - представилась девочка,- А вы... Муж Катерины, да?

Клара все еще была напугана и удивлена. Столько всего на нее в этот день должно свалиться и ни капли о прошлом. Кто она? Зачем здесь?

- Она говорила обо мне? Значит меня действительно ждали, так? - Самозванка слегка склонила голову набок и взглянула мужчине прямо в глаза.

"Сильный человек, сразу видно. Но... Кто-то здорово видно его достал... Подозрительный какой."

Через минуту девочка опустила глаза. Этот человек ей явно нравился. Оставалось только понравиться ему.

Клара постарается. Очень.

"Я смогу"

Александр чувствовал себя немного неуютно, глядя на эту юную гостью, посланную, по словам Катерины, им с небес на землю. Комендант был готов поверить в небесное происхождение Клары, но все было слишком сложно, поэтому Александр нуждался в проверке.

Сложив руки на груди, Сабуров смерил девочку внимательным взглядом, словом пытаюсь не упустить из виду ни одной детали. Измазанная в земле, в грязной потрепанной одежде, она больше напоминала сиротку, которых в Городе-на-Горхоне было очень и очень много, но далеко не святую.

- Катерина - моя жена. Мое имя Александр Сабуров, - его представительский тон периодически менялся на более мягкий, отцовский. Александр и сам не мог понять, что с ним происходит, но, когда эта девочка была рядом и смотрела ему в глаза, казалось, что никого на свете нет ближе и роднее, чем Клара. Сабуров был готов поверить в ее дар хоть сейчас, но долг вынуждал...

- Да. Катерина говорила о тебе, Клара. Задолго до твоего появления. Я привык верить своей жене, но сейчас обстоятельства вынуждают следовать не только зову сердца, - рассеянно оправдывался Александр, что было, по его натуре, ему не свойственно. - Люди говорят, что ты одарена силой. Это правда?

"Катерина не могла в тебе ошибиться. Я совершенно уверен в ее снах..." Как же не верить в то, что после столь долгих лет земля, наконец, подарила ему наследницу, ту, кому Катерина сможет передать свой дар Хозяйки.

Клара смотрела ему в глаза пристально, слишком внимательно... Александр не смел отвести взгляда. Что же с ним происходит? Отчего Клара вселяет и полное доверие, и праведный страх?

Клара неуверенно улыбнулась и без тени сомнений заявила:

- Я умею творить чудеса!

Сейчас у девочки был весьма одухотворенный вид. Можно было предположить, что она действительно святая. Дар - пожалуй, единственное, в чем Клара была абсолютно уверена.

Что-то надвигается, она знала. Она хотела всех спасти. Она могла.

"Я... Чудотворница."

- Не оправдывайтесь. Я все понимаю. Если потребуется, я докажу.

Клара на несколько секунд умолкла, будто прислушиваясь к собственным мыслям, после чего чуть более ласковым, чуть более вкрадчивым и спокойным голосом добавила:

- Все будет хорошо...

"Обещаю."

Теперь сомнений не было. Она остается. Она нужна этим людям, а они нужны ей.

Клара уже успела убедить его в правдивости своих слов, но долг есть долг, и Александр не вправе от него отступать, особенно в такое время. Исидор мертв, Симон тоже. Что ждет Город?

- Ночью произошло жестокое убийство. Убили практически единственного врача в Городе, Исидора Бураха. Подозрение пало на его сына, приехавшего ночью из Столицы. На станции его встретили люди, там Бурах устроил поножовщину. Я слышал от своих людей, что остался один живой. Ты должна до полуночи доказать, что ты чудотворница. Излечи человека, и тогда я безоговорочно поверю тебе, - наконец, завершил Сабуров, отведя взгляд от глаз Клары куда-то на стену. Так говорить было гораздо проще.

Мгновение Сабуров задумчиво молчал. "Все будет хорошо? Она так уверена в этом... бедная девочка, ей выпала трудная роль. Я думаю, она справится. Я верю..."

- Ты так уверена, что все образуется? Почему? - снова взгляд падает на девочку, снова ноги кажутся ватными, но Александр уверенно держится. "Она будет решать нашу судьбу".

Ласковый голос Клары немного успокоил коменданта, который уже успел извести себя бесконечными вопросами. На них не было ответов, и это пугало больше всего.

Письмо о смерти Исидора ожидало очередного перепрочтения в кармане пиджака. Александр был уверен, что в этом листе бумаги кроется разгадка. Огромный коготь, вонзившийся в грудь Бураха, следы копыт на пыльном полу. Степной дух? Чушь! За этим всем кроется политическое убийство. Исидор метил на высокое место в Укладе...

Что-то грядет... Приезд бакалавра из Столицы, о котором говорят все вокруг, сулил недоброе. Возвращение младшего (теперь уже единственного) Бураха уже имело последствия. А появление Клары... спасет город.

- Клара, - позвал Александр, снова подняв взгляд. - Если ты действительно чудотворница, после того, как ты докажешь свою силу, я дам тебе одно важное поручение.

Девочка глубоко задумалась, анализируя свои ощущения и порывы.

- Я просто знаю. Я не допущу обратного...

"Если, конечно, сестрица не справится лучше... Нет. Не смей думать об этом! Я смогу!"

Клара вздохнула. Что ж, работа такая... Только бы все получилось! Только бы вышло... Видимо, нужно было идти на Станцию. Ох, как устали ножки, как слипались веки, как хотелось перекусить... Ничего, это всегда успеется, а вот жизнь, которую нужно спасти ждать не будет, оглянуться не успеешь, как ускользнет, и дымкой просочится сквозь пальцы чья-то душа. Нужно было идти.

- Я докажу. Я выполню все, что вы скажете, - заверила Александра Клара.

"Поручение? А это уже интересно," - Самозванка едва заметно улыбнулась.

- Я пойду?- Клара сделала пару шагов в сторону двери.

- Ступай. Помни, я жду доказательств до полуночи, - произнес Александр, разворачиваясь спиной к девочке. Теперь стоило бы заняться Бурахами: смертью отца и приездом сына. Да и весть о смерти Симона Каина разлеталась по городу, будто пыль. Население могло бы поднять панику, а подобные проблемы лучше пресекать до их появления. Клара в этом поможет. "Если он на самом деле чудотворница", - тут же одернул себя комендант, бросая беглый взгляд через плечо на удаляющуюся гостью. – Стой, - окликнул ее Сабуров, оборачиваясь полностью. – Зайди к моей жене. Она с другой стороны особняка, вход со стороны Жилки. Я думаю, она захочет тебя видеть. После немедленно отправляйся выполнять мое поручение. Чем скорее ты вернешься, тем лучше же для тебя. Многие жители считают тебя посланницей ада, Шабнаком, если верить слухам. Чем раньше ты опровергнешь это, тем быстрее тебя примут в городе.

Александр, нервно переминаясь, смотрел на гостью, словно пытаясь понять, можно ли ей действительно доверять в полной мере.

- А теперь… да, теперь ступай. У меня еще много забот кроме тебя. Иди.

"Так вот оно значит что... И Катерина уже вернулась. Так быстро? Да..."

- Хорошо. Я отправляюсь. Ведь времени осталось мало... Нужно столько всего успеть...

Клара затопала в сторону двери, но, уже коснувшись было ручки, обернулась, и бросив последний взгляд на Александра, тихим и слабым, но таким уверенным голосом заявила:

- Я успею. Знайте, это не последняя наша встреча, Александр.

Открылась входная дверь, с улицы повеяло холодом, в котором Самозванка будто бы растворилась. Дверь со скрипом захлопнулась.

Глава 11, в которой Гаруспик приходит в себя на Станции и находит тайное убежище отца на Заводах. Текст частично утрачен.

Станция

Очнувшись от собственного хриплого кашля, Артемий с трудом сел и огляделся. Уже рассвело и накрапывала мелкая морось. Артемий любил дождь, он всегда придавал ему силы, да и воздух стал заметно свежее. Тем не менее твириновое марево глубоко успело пробраться в подсознание ослабшего телом Гаруспика, разбавляя реальность достаточно сочными галлюцинациями. Он слышал в голове убаюкивающий степной говор, произносимый знакомым голосом, но ничего не понимал. Это сводило его с ума.

Сняв перчатку, Артемий приложил 2 пальца к шее.

"Пульс быстрый и неритмичный, без медпомощи долго не протяну."

Потрогал рану на щеке.

"Царапина, уже затягивается коркой."

А вот рука продолжала понемногу кровоточить, окрашивая свитер в багряный цвет. Артемий осмотрел рану, тяжело вздохнул и откашлялся.

"Скверно, хотя бывало гораздо хуже."

Силы покидали его с каждым глотком воздуха. Артемий достал из котомки бутылку воды и сделал из неё 2 больших глотка. Стало немного полегче. Убрал бутылку обратно и достал из котомки армейский нож. Сразу же повесил его на пояс сзади.

"Нет, больше я эту ошибку не совершу."

Артемий ещё раз хрипло откашлялся.

"Пойти в таком состоянии в город было бы моей последней ошибкой. От сломанного носа на моей памяти ещё никто не умирал, и парниша сейчас скорее всего расписывает мои приметы во всех красках. Это скверно." Артемий жалел, что не добил его там на станции. Это убавило бы изрядное количество проблем.

"Лаборатория отца," - раздался шопот в голове.

"Да, лаборатория отца, верно."

Артемий попытался встать, не получилось. Затем ещё раз, снова бестолку.

"Поднимайся. А то так и сдохнешь на болоте на радость лягушкам," - приказал себе Бурах.

С пятой попытки подняться всё же удалось и Артемий, прихватив котомку с пожитками, отправляется через болото дальше на восток в сторону Заводов.

Убежище Бураха

Сон определённо пошёл на пользу. Артемий сел и огляделся. Он чувствовал себя отлично. Взяв нож с сундука, Артемий срезал повязку и внимательно осмотрел рану.

"Отлично, почти затянулась."

Рука не беспокоила, про щёку и ребро он даже и не вспомнил. Желудок настойчиво играл ему что-то из Моцарта.

"Надо бы еды в топку накидать," - дельно рассудил Бурах.

Нарезав пару кусков хлеба и треть ломтя вяленой говядины, Артемий устроил себе импровизированный завтрак.

"На еду лучше пока не налегать, неизвестно как дальше дела пойдут. Эту пожалуй удастся растянуть на пару дней."

Прикончив завтрак, Артемий сделал пару глотков из бутылки у кровати и выдохнул.

"Хух... Это будет вместо чая."

Сложив еду обратно в котомку, Артемий завязал её и бросил на кровать. Затем поднялся с кровати, вернул нож в ножны и стал разминать связки. Хорошенько размявшись, Артемий нацепил свой багрово-серый свитер и приступил к осмотру помещения. Первое, что бросилось в глаза - целый стеллаж, заствленный бутылками с настойкой. Бутылок было никак не меньше 30. Цвет варьировался от бурого до почти прозрачного. На каждой бутылке была прилеплена этикетка с буквенно-цифровым кодом. Все надписи были настолько разные, что как-то их классифицировать не получилось.

"Где-то в записях должна быть картотека."

Артемий сделал несколько шагов вперёд и подошёл к рабочему столу с записями. Записей было много и они были хаотично перемешаны.

"Для того, чтобы здесь разобраться уйдёт не менее трёх часов."

Рядом с записями стоял поддон с разнообразными инструментами и тот самый непонятный агрегат. Внимательно его осмотрев, Артемий пришёл к выводу, что это мясорубка с подсоединённой сверху воронкой. Судя по маслянистым разводам и харрактерному запаху в воронку заливалась твириновая настойка. По идее на выходе получалось что-то вроде бульона на основе того, что закладывалось в мясорубку.

"Даже знать не хочу зачем."

Дистиллятор вызвал у Артемия улыбку. Он совсем не изменился. 100 литровый бак был заполнен до краёв. Рядом с дистиллятором стояло 5 стеклянных бутылей, закрытых деревянными затычками, около 60 литров объёма каждая. Артемий открыл крышку и принюхался.

"Вода."

Рядом стояла пара чугунных тазов, ведро и несметное количество чистых стеклянных бутылок. Первым делом Артемий налил воды в таз и застирал окровавленный свитер. Пока он отмокал, Артемий вернулся изучить содержимое сундука. Однако сбоку висел замок.

"Хм... Запирать на замок сундук внутри закрытого помещения? Это не похоже на отца."

Отскоблив ножом пятна крови, Артемий выжал свитер и надел его на себя. Результат получился посредственным, но зато пятно крови теперь не выделялось на общем фоне. Нож вернулся в ножны.

"В приписке к письму сказано, что Большой Влад в любом случае введёт меня в курс происходящего. Тем не менее разумней будет сначала посетить его сына. В одном из писем отец писал, что Младший Влад рассорился с отцом и обосновался где-то около старого ритуального колодца, куда сливали бычью кровь задолго до появления станции. Будем надеяться, что Влад дома."

Артемий вернулся к кровати, взял котомку и завязал через плечо.

"Теперь надлежит действовать."

Гаруспик выключил свет и покинул лабораторию.

"Этот дом имел в виду отец?"

Гаруспик обошел неказистую сторожку вокруг и, обнаружив дверь, вежливо постучал.

"Да… Было бы, наверное, слишком самонадеянно полагать, будто меня тут кто-то ждет."

Но других строений возле станции не было. Бурах еще раз огляделся по сторонам, чтобы убедиться в своем предположении, затем толкнул дверь.

Дверь открылась, а за ней и в самом деле можно было разглядеть тот самый колодец, о котором вспоминал Артемий, направляясь к Младшему Владу. Вот только самого Младшего Влада в поле зрения не оказалось.

Сунув голову в дверь, Гаруспик удостоверился, что домишко пуст, и растерянно отступил на шаг. Он не видел причин, по которым стоило бы злоупотреблять гостеприимством отсутствующего хозяина. Кроме того, он не был уверен, что хозяин и человек, который был ему нужен, – одно лицо.

"В таком случае – Тяжелый Влад. Пройду через сквер."

И, заметив между маячившими на пригорке домами проход, Артемий направился к Жерлу.

Глава 12, в которой Капелла в компании Марка Бессмертника дожидается Гаруспика в Сквере, а потом передает ему список Приближенных. Текст частично утрачен.

Сквер

...Ветер играл желтыми листьями, устраивал из них смерчики и поземку, шуршал какие-то свои мелодии. Осень всегда приходила незаметно и всегда узнавалась одним днем. Вот и сегодня, основательно устав, истерзавшись и чувствуя себя совершенно потерянной, Капелла вдруг осознала "Осень". Ещё совсем немного времени - что такое на весах Города несколько месяцев - и придет зима, одеялом укутает землю... Мысли кружились изящным танцев слов, не неся особенной смысловой нагрузки. Так было проще не думать и не считать, тем более, что фактов до сих пор было исчезающе мало.

Листья шуршали под подошвами ботинок, старый сквер был просто усыпан желтыми и оранжевыми листами. Капелла нарочно поддевала их, и они взлетали красивыми яркими фейверками. С тихим шорохом укладывались обратно в живописном беспорядке. Странно, но тревога словно бы отступила, указующая нить - как в старом мифе про лабиринт Минотавра - опала и перестала дрожать под пальцами, видимо, позволяя остановку.

Домой идти не хотелось. Дома пусто, тихо и ничего уже не узнаешь, не найдешь Бураха, не выяснишь, отчего умер Симон... Дома только если сидеть на кровати и ждать, пока кто-нибудь из детей не забежит проведать и поделиться новостями. От одной мысли об этом Капелле становилось чуть ли не физически неприятно.

"Мечусь тут, как пойманная в клетку мышь. Узнаю крупица за крупицей новости беды, но зачем..."

Пришлось встряхнуться, стряхивая непрошенную меланхолию, и присесть на лавочку, изучая бледно-голубое небо. Нет, воистину, чего-то не хватало, какого-то одного кусочка - и Капелла никак не хотела признать, что без неё все найдут и сделают. Всё было бессмысленно. Всё было исполнено смысла. Капелла крутила в пальцах оранжевый лист и думала о том, что станет делать, если правящие семьи всё-таки сцепятся.

"В крайнем случае можно пойти к Марии. Мы не враги, и она тоже должна это чуять. Это, страшное, перед чем все наши распри - так, ерунда на два щелчка. А вот к Катерине не стоит. Всё равно ничего с ней уже не получится ни обсудить, ни объяснить..."

"И как бы Город вообще не рухнул до той поры, когда мы войдем в силу. Без Симона у него начнет теряться душа, а это совсем плохо..."

Лист в пальцах просвечивал на солнце и норовил выскользнуть в свободный полет.

Запах железа пустующих рельс, смешавшись с пряной горечью твиринового дурмана, напоминал запах крови. Маэстро слегка поморщился: Степь была ему не рада и давала об этом знать на всех уровнях ощущений. Слишком открытое пространство. Слишком светлое. Слишком природное, натуральное, живое... и вызывающее слишком много лишних воспоминаний и мыслей.

"По крайней мере, эта дорога доведёт меня в самое сердце Города, будучи минимально замеченным излишне любопытными."

За поворотом на входе в квартал показался смутно знакомый домишко с заложенными кирпичом окнами. "А всё-таки интересно, что понадобилось у Ласки Младшему Владу. Зайти, что ли... Только вот дома ли он сейчас? Вечно куда-то несёт этих Ольгимских. По причине и без."

Сквер встретил маэстро приветливой тишиной. Старый исполнительский балахон, наброшенный на плечи в целях конспирации, здесь начинал смотреться немного нелепо, но поутру вокруг было почти безлюдно. Да Марк и так никого не замечал. Город шептал ему что-то тихим ветром, вторил своим участившимся пульсом стуку трости о камни мостовой, трогал за плечо опадающими листьями... Город был чем-то встревожен и хотел поведать об этом, пока относительно ничто не мешало.

До Театра было рукой подать. Погода, тем не менее, располагала к продлению променада. Бессмертник чуть замедлил летящий шаг, позволив взгляду скользнуть по осенней красоте городского парка.

"В этом сезоне есть что-то возвышенное. Почти драматическое. Недаром к нему питают столь тёплые чувства многие поэты, художники и прочие бродячие декаденты вроде меня."

"Когда-нибудь я научусь рисовать по-настоящему. Тогда я буду проводить здесь дни и ночи, надеясь поймать осень в картину, а Город будет дышать мне в затылок, стараясь заглянуть через плечо..."

Лист всё-таки выскользнул из пальцев и, красиво кружась, поплыл к земле. Капелла проводила его взглядом и мягко потянулась, разминая спину до сладкого хруста позвонков. В тишине старого парка казалось, что сегодняшнее утро ей просто привиделось, что ничего не было, только простой осенний день... Впрочем, тишина довольно скоро разбилась - где-то, пока ещё не очень близко, цокала о мостовую трость. Капелла мгновенно насторожилась, повернула голову на звук. Она знала только одного человека, который ходил бы с тростью в Городе.

"Интересно, что могло выманить маэстро из Театра в такую рань? Он тоже что-то почувствовал, или у него просто дела?"

Через минуту она увидела и самого человека - высокий мужчина в небрежно накинутом на плечи исполнительском балахоне, медленно шел по аллее. Трость в его руке двигалась привычно легко, и было непонятно, зачем она вообще нужна - ипрессарио даже и не думал опираться на неё. Так, скорее рисовался по привычке... Ну, или это Капелле так казалось.

"Интересно, обратит он на меня внимание или пройдет мимо? И не его ли я тут жду?"

Меланхолично перевела взгляд на небо, глубоко вздохнула, засунув руки в карманы. Здороваться первой она не собиралась - было очень интересно, захочет маэстро поприветствовать её или нет.

Стук трости настойчиво бил по ушам.

Элегантным движением Марк сдёрнул с плеч накидку и повесил необременительную ношу на руку. Здесь в ней больше не оставалось необходимости. Да и утренняя осенняя прохлада была вполне сносной.

Сквер, однако, действительно не пустовал. Пройдя некоторое расстояние по узкой дорожке, Бессмертник заметил знакомый силуэт на одной из скамеек.

"Ах, какая встреча. Город, как всегда, не скупится на способы привлечения внимания."

Не сбавляя шаг, маэстро с гордым и отстранённым видом прошествовал мимо. Остановился в двух шагах после скамейки, будто о чём-то задумавшись. После чего, стараясь придать голосу медовую надменно-насмешливую нотку, бросил в сторону, обращаясь не то к Виктории, не то к ближайшему фонарному столбу:

- А осень в этом году особенно хороша. Затишье перед бурей.

Картинно-мечтательный вздох. Помедлив ещё немного - ему определённо нравилось выжидать реакцию - франт развернулся ещё на девяносто градусов. Трость поддела выроненный Капеллой листок и играючи откинула его ещё дальше.

- Верно я говорю?

С этими словами Марк наконец удостоил случайно (или неслучайно?) встретившуюся соседку взглядом. Если хитрый прищур искоса можно было посчитать таковым.

При первых же звуках голоса уголки капеллиных губ неудержимо поползли вверх. Во-первых, маэстро таки не выдержал - заговорил. А во-вторых - он был полностью в своем репертуаре - нарочито изящная маска скалилась своим вечным искусственным оскалом. После сумасшедшего утра стабильность - пусть даже и такая - оказалась неожиданно приятна.

"Странно. Ни малейшей тревоги. Ни малейшего побуждения встать и уйти. Напротив, ощущение полной безопасности. Смешно"

Проводила взглядом отброшенный тростью лист, с интересом отследила хитрющий прищур в свою сторону. Её так и подмывало улыбаться и молчать, провоцируя, но это было бы невежливо, и потому Капелла постаралась поймать взгляд маэстро и ответила:

-Абсолютно верно. Только первые раскаты грома слышны уже сейчас.

Рыжие листья кружились вокруг в хороводе, осень казалась единственной и вечной, и Капелла, мимолетно качнув ногой, даже решилась предлагать:

-Присядете, маэстро? Места много, а мне неудобно задирать голову

"Надеюсь, сегодня маэстро в роли, которая может быть мне другом. Время идет, и чует моё сердце - уже завтра у меня будет столько не-друзей, что я захлебнусь"

Мысли плавали, как рыбы в дожде, и Капелла лениво наблюдала за ними, отслеживая нужные. Вот толстая щука - желание провоцировать... Чертово желание, если честно, вон его. Вот небольшой сомик - вопрос о том, знает ли маэстро о новых смертях и новых масках. Вот мелкий лещ - беспокойство за отца, вечное, неотступное...

Сравнение с рыбами было дурацким. Капелла потрясла головой, надеясь вытряхнуть его, и с интересом стала ждать, что будет дальше.

- Вы очень любезны. - нарочито сладко протянул маэстро, мысленно решая, стоило ли ему задерживаться на улицах города, когда до родного рабочего места оставалось совсем немного. "Но декорации здесь всё же отменные." - Я, пожалуй, не смогу отказаться от столь заманчивого предложения. Бессонная ночь, с утра на ногах... ну, вы понимаете.

Опустившись на скамью рядом с Капеллой, Марк по-хозяйски облокотился на каменную спинку и скрестил ноги, едва покачивая лакированным до блеска носком ботинка. Неотъемлемой чертой этого с виду компактного человека было завладевать всем предоставленным пространством, будь то зал Театра или диапазон внимания окружающих, и место под деревьями тихой аллеи не могло быть исключением.

- И это, быть может, к лучшему. Ведь именно ранним утром отчётливее всего можно расслышать дыхание Города. Ощутить ритм его сердца. - каждое слово последней фразы Бессмертник сопроводил лёгкими ударами трости о мостовую, имитируя сердцебиение. На лице артиста блуждала мечтательная отстранённость. Затем он повторно будто вышел из оцепенения, замолчав и пронзив собеседницу наигранно-невинным пристальным взглядом:

- Прошу извинить, если начинаю слишком вдаваться в лирику. Вдохновение делает меня... слегка рассеянным. - "Начинаю походить на героя комедийной мелодрамы, благо обстановка более чем располагает." - А для него, о, так много поводов...

На лавочке мгновенно стало в разы теснее. Вроде бы стройный и необъемный, маэстро умудрился занять больше половины сидения - ведь Капелле совершенно не хотелось прикоснуться к собеседнику, пусть даже нечаянно. Впрочем, нарождающаяся гордость не позволила ей сжаться на краешке скамейки, и результат получился даже несколько комичным - сидя почти вплотную к Марку, младшая Ольгимская подчеркнуто держала рубеж.

"Забавно, наверное, это выглядит со стороны. Ох, забавно.."

Но если не считать мелких неудобств с дележом скамеечного пространства, всё было очень даже неплохо. Слушать Капелла любила всегда, а маэстро, скорее всего, умел и любил говорить. Кроме того, в нем не было той напряженной тревоги, которая так давила на сознание у Евы. Да. Когда чувствуешь настроение, это порой становится проблемой. Одно дело чуять и делить чужое, когда нет особенных бед и проблем, но совсем другое - когда к твоим собственным переживаниям мешаются чужие.

"И так будет ещё несколько дней. Хоть вовсе от людей беги"

Прищурилась, глядя куда-то сквозь маэстро, улыбнулась... Это был один из любимых вариантов общения - слушать, смотреть, молчать. Отвечать на задаваемые вопросы. Улыбаться. Когда позволяла жизнь, девиз "Audi, vidi, sili" становился прямым руководством к действию.

"Значит, маэстро спал мало, если спал вообще. И он тоже слышит это... Слабее, конечно, но, похоже, явственно, - по крайней мере, ритм, отбитый тростью по мостовой, неожиданно совпал с едва слышным пульсом Города. Впрочем, мысли быстро изменили направление - Может быть, пригласить его на кофе?"

Идея, конечно, была отвергнута сразу же и с завидным негодованием, но само наличие её было показательно.

"С одной стороны, не хочу оставаться одна. С другой, маэстро, похоже, способен говорить за двоих хоть сколько-то продолжительное время. В-третьих..."

В-третьих было любопытство. То самое, фамильное. Наличие которого иногда злило Капеллу до зубовного скрежета и толкало на необдуманные поступки.

Во временно воцарившейся тишине улавливалось стрекотание сверчков в траве и негромкое, свойственное скорее противоположному сезону щебетание птиц. Мужчина поднял вновь обретавший оттенок рассеянности взгляд в небо: смутно казалось, что сумрачные облака сгущались и постепенно затягивали бледную лазурь над Городом. Впрочем, ничего удивительного в этой мимолётной иллюзии не было: дни становились всё менее солнечными, уже даже и не такими ясными. Говорить о погоде тоже было бы слишком тривиально. А вот о работе - ещё не совсем. Вполне подходяще. Вне зависимости от того, насколько собеседник заинтересован; у театрала был богатый опыт общения с безответными объектами, будь то немногословные за работой Маски, фрески Хозяек, всегда готовый выслушать Город или же он сам в минуты одиночества.

- ...А работы и того не меньше. Генеральная репетиция, последние приготовления, лихорадочная замена актёров... - Марк склонил голову чуть в сторону, мельком наблюдая, слушают ли его словесные откровения или, как всегда, самое важное бесцельно растворяется в холоде осеннего ветра. - Между прочим... огромной честью для меня будет видеть вас, Виктория, на показе сегодняшней Пантомимы. Мы так давно их не ставили. Только не спрашивайте, как я всё это успеваю. - краткий приглушённый смех в перчатку. - Порой сам удивляюсь.

Воодушевление от компании благодарного слушателя и собственных слов окончательно прогнало тень усталости со сдержанно улыбавшегося лица маэстро.

- Расскажите и вы что-нибудь.

"Непривычно видеть её в подобной меланхолии..."

Голос маэстро вплетался в шелест ветра и листвы, возникающие паузы казались совершенно естественными и от того было хорошо. Просто, по-человечески хорошо и спокойно. Капелла даже немного раслабилась, поза её стала несколько непринужденней - по крайней мере она уже не так подчеркнуто отстранялась от собеседника.

"Один из способов очароваться - слушать не только и не столько слова, сколько голос. Нити, тембры, естественность и наигранность. Кому что"

При упоминании о Театре шевельнулся глухой интерес и неясная тревога. Чувство важности сказанного - вот как это называлось на внутреннем слэнге.

"О да, Пантомиму нельзя оставлять без внимания. Сердце Города бьется и в его биении прячутся ответы и тайны. Одновременно. Особенно если меня пригласили"

-Обязательно приду, маэстро, - "вот же привязчивое обозначение. Но с другой стороны - не Марком же мне его звать?" - Вам, наверное, сейчас очень интересно жить...

И снова погрузилась в спокойную созерцательную задумчивость. Этакую рефлексию после беготни и разговоров. Вечная проблема. Можно сколько угодно быть умной, сильной, напористой, но откат всё равно придет. Хотя бы и будет выражаться в десяти минутах ленивой расслабленности.

"Рассказать? Знали бы вы какая это редкая просьба..."

-Город бьется, как в лихорадке и полон новостями, - "Подойдет это под "что-нибудь", а?" - Мертв Симон Каин. Мертв Исидор Бурах. Двое приезжих в Городе - столичный ученый, Бакалавр, и второй - сын Исидора, Артемий. - и, задумчиво, удерживая подступившую к горлу истерику - Это слишком много для такого маленького Города, как наш, а ведь это только начало... - "И слишком много лично для меня. Проклятие - чувствовать."

Глубоко вздохнула, снова пытаясь отрешиться от проблем и уйти в мечтательную созерцательность. Вздох получился несколько дрожащим, отдающим слезами.

Более-менее непринуждённая атмосфера успокаивала его: до этого он был почти уверен, что наследница Ольгимских будет тщательно избегать его после первого близкого знакомства, в результате которого оба разошлись в крайне подавленном состоянии.

- Чрезвычайно интересно. - откликнулся Бессмертник, едва удержавшись, чтобы не прибавить "помирать людям тоже не скучно, иным и то куда занятней, чем безыдейно и однообразно жить."

Прозвучавшие в тон подобным мыслям слова об утрате самых авторитетных лидеров заставили руку крепче сжать трость, а почти искреннюю улыбку - застыть приклеенной маской.

"Всё сошлось." - мысль звякнула острым осколком, ложившимся недостающей деталью в сложную мозаику событий и судеб.

Но тут же последовавшие известия о приезжих вызвали у Марка совершенно неуместную язвительную усмешку.

"Значит, столичный. Значит, учёный. Хех, такие у нас недолго задерживаются... как говорится, до первой Прозрачной Кошки. Ничего... ещё успеем провести ему культурную экскурсию."

Осознав, что смотрится его невольное злорадное веселье по меньшей мере странно, если не оскорбительно, маэстро поспешил исправить положение:

- Кхм, прошу прощения. Разумеется, это вдвойне тяжкая утрата для всех нас. Мои искреннейшие соболезнования и скорбь воистину невыразимы словами.

"А ведь она, похоже, вот-вот заплачет. Юная Хозяйка принимает всё слишком близко к сердцу. Такое ощущение, что любая наша беседа заведомо обречена на неутешительный финал."

- Артемий, говорите... младший Бурах... вот бы взглянуть на него. - пробормотал режиссёр тем тоном, каким привык распределять роли и оценивать игру начинающих актёров. Пауза. Мимолётный вздох. - Ах, вам ли не знать, прелестное дитя: хотя Город и мал, в то же время он - целый мир... И пока живы Хозяйки, он в безопасности. "Почти."

"Вдох. Выдох. Успокоились. Улыбнулись. Нашла при ком реветь, ну, в самом деле"

Как ни странно, размеренное дыхание дало свои результаты - Капелла растянула губы в почти спокойной улыбке, и колючий комок в горле явственно куда-то провалился. Дышать стало легче.

"Вот и хорошо, вот и здорово..."

Да. Плакать она не умела и не любила - по крайней мере, картинно и навзрыд, так, чтобы появлялось желание утешать и жалеть. Напротив, если Капелла плакала - то редко, обязательно в одиночестве, лучше всего - пряча лицо в подушку и тихонько всхлипывая. При чужих - а чужими, как ни странно, априори почитались все, даже отец с братом - такая слабость была под запретом.

"Совсем нервы растрепались, если меня от таких простых слов в слезы кидает"

Бросила осторожный взгляд на Марка - как он собирается реагировать? От вида злорадной ухмылки слегка передернулась, но злорадство это было каким-то отстраненным, направленным мимо, на других, и она быстро успокоилась снова.

"Похоже, маэстро не любил Симона. Ну, или не любит приезжих, что вероятнее. В чем-то я его понимаю..."

Город согласно вздохнул ветром, листья закружились по мостовой. Город тоже не любил приезжих - не любил, но терпел. Капелле представился огромный зверь, настороженно вглядывающийся во всех вновь прибывающих. И одни под этим взглядом мнутся и тушуются, бегут прочь, захлебываясь собственным криком - а другие напротив, подходят к зверю ближе, гладят его по бархатистому теплому носу... Это была фантазия, конечно, не видение - но такая явственная и четкая, что Капелла с трудом подавила желание тоже протянуть руку и коснуться мохнатого бока.

Встряхнулась, ещё один взгляд на Марка - на этот раз обычный, сквозной.

-Если посидите здесь ещё минут двадцать, - "Ну, полчаса, вряд ли больше" - Вам представится такая возможность.

"Странно. То ли память так действует, то ли мне просто до маниакальности нужно быть с кем-то честной. Но кандидатура, конечно, веселая..."

"Пока у Города живы Хозяйки... Как будто они у него сейчас есть"

-В том и прелесть, маэстро, что Хозяек у нас сейчас - одна Катерина. Вы же не считаете нас с Марией?

"Не советую. Нас ещё рано считать. У нас ещё всё может сорваться"

"Откуда ей известно столь точное время? Ах, да. Я забываюсь."

- Я бы с превеликим удовольствием остался здесь ещё ненадолго, но... - непродолжительная задумчивая пауза. - Впрочем... я ведь и так нечасто покидаю стены своей сумрачной обители. Как видите, даже новости узнаю в последнюю очередь... - "Если бы. Звучит, пожалуй, черезчур неубедительно." - Могу побыть здесь и чуть подольше. Заодно проверю, стоит ли сверять часы по вашей интуиции. - с этими словами артист одарил Викторию привычной лукавой улыбкой и возвратился к созерцанию окрестностей.

"Тяжёлые шаги вдалеке... Показалось, должно быть. Или кто-то из рабочих со Складов. Не суть важно."

- Напротив, госпожа Ольгимская. - церемониальность маэстро блестящими осколками дорогого хрусталя разбивалась о будничную обыденность всего окружающего. Вне Театра возвышенность фраз, наверное, казалась напыщенным фарсом, а лоск внешнего вида - схожестью с идеальным безжизненным манекеном. Он, во всяком случае, старался задумываться об этом как можно меньше. - Именно почтенную супругу коменданта Сабурова я не склонен считать полноценной Хозяйкой, а вовсе не двух едва вступающих в силу, но многообещающих... - Марк понизил голос. - Ну, не будем об этом.

"В последнюю очередь? Ой ли..."

Не похож был маэстро на человека, огорошенного новой информацией. Совсем нет. И если в то, что улыбка - атрибут маски, приклеившийся навечно и не снимаемый даже при сильном удивлении, Капелла ещё могла поверить, то в то, что Марк научился закрывать собственное настроение от чужого чутья - вряд ли. Маэстро ни на йоту не встревожился, услышав про Симона и Исидора, разве что слегка позлорадствовал, узнав о приезжих.

"То ли знал заранее, то ли ему, с его Театром и ролью, просто нет дела до смертей. Никакого испуга, никакого волнения... Странно. Интересно. Занятно..."

Чувство было такое, словно они снова разговаривали на сцене. Старый парк замер, словно зрительный зал, завороженный представлением, небо было только чуть более бездонным, чем купол Театра, а маэстро всегда и везде оставался кукловодом, словно носящим Театр в себе.

"И это здорово, наверное, везде и всегда заниматься своим любимым делом... - подумала и мгновенно поправилась - Было бы здорово, если бы кроме дела было хоть что-то ещё"

Склонила голову, словно принимая комплимент. Прислушалась - "Расчетное время прибытия - десять минут. Ха". Шагов пока не было слышно и в помине, но всё равно нить ожидания натягивалась и потихоньку начинала дрожать - "Скоро"

-Вы правы, не будем. Чем больше говорить, тем меньше становится истины...

Марк достал карманные часы и принялся сверлить взглядом циферблат, изредка поглядывая на аллею. Сцена напоминала ожидание участников забега.

"Ваш выход. Зрители ждут."

Показавшийся вдалеке силуэт трудно было не заметить ввиду недюжинного роста и тяжёлой походки. Края губ маэстро дрогнули в довольной ухмылке.

"Вот только он ли это? Если так... помнит ли молодой Бурах меня и остальных? И, кроме того, знает ли уже о смерти собственного отца?"

- Что ж, не могу не признать: вам удалось меня удивить. - со звонким щелчком Бессмертник закрыл серебряную крышку часов. - Случайно не о том ли внушительном господине мы имели счастье говорить некоторое время назад?

"Дождусь, когда поравняется. По крайней мере, Исидора в лицо я знал достаточно неплохо."

Блестнувшие на ладони маэстро часы вызвали у Капеллы понимающую улыбку. Некоторый скептицизм только забавлял её, да и не в характере импрессарио было доверять чужим предчувствиям сразу и безоглядно. "Забавно. Я рассуждаю о его характере так, словно знаю его кучу лет."

Воздух дрожал в предчувствии, секундная стрелка обегала круг за кругом, да ещё Марк бросал красноречивые взгляды на аллею. Выглядело всё, как хорошо отрепетированная сценка "Ожидание". По крайней мере, вид маэстро вполне мог иллюстрировать это слово.

Стрелка преодолела последний круг, и Капелла подняла взгляд от часов, отметив, что собеседник сделал то же самое. Мгновение они сверлили вглядами аллею... А потом Капелла увидела его - и еле удержалась от торжествующей гримаски.

"Вот так. А вы не верили"

Новоприбывший шагал широко, держал спину прямо, и производил общее впечатление человека уверенного в себе и независимого. Останавливать его казалось делом гиблым - "Не подходи, убьет" - но предчувствие ясно давало понять - надо. Надо остановить. Легкая близорукость не позволяла Капелле как следует разглядеть черты лица приезжего, но она уже точно знала, что глаза у человека голубые. Осенний ветер ласково трепал короткие темно-русые волосы.

"Маэстро так легко удивить? Ни за что не поверю, но всё равно - приятно..."

-Именно о нем. - и еле удержала горделивое "Правда, получилось эффектно?"

"А теперь - будем надеяться, я без осечек"

Подняла левую руку и помахала идущему, приветствуя его, как друга. "Ну, не кричать же, в самом деле. Только тишину разбивать...". Попутно оказалось, что для того, чтобы заглянуть новоприбывшему в глаза, ей придется или попросить его нагнуться - или забраться на лавочку. Впрочем, эта проблема собиралась оставаться с Капеллой ещё очень долго.

"А ведь со стороны мы, должно быть, напоминаем полотно сентиментального художника прошлых лет. Тихий осенний парк, джентльмен и прелестная барышня, не хватает лишь сборника поэзии и чтения его друг другу вслух. Ха. Забавная нелепость. И также - интересно, что в большей мере способно привлечь внимание: приветственный жест Ольгимской или мой внешний вид, вряд ли привычный для глаз приезжего?.."

Поднявшись со скамьи, Марк заметил, что наблюдение насчёт роста оказалось верным: предполагаемый наследник Исидора был выше него. Отдельным пунктом шли следы крови на одежде, не замеченные издали, но так и бросавшиеся в глаза вблизи. Судя по всему, их уже пытались отмыть, но с неважным успехом.

"Подвергся нападению кого-то из людей Грифа? Или..." - взгляд соскользнул на внушительные руки Артемия. - "...едва приехав, начал практику менху? Хех, любопытно..."

Во всяком случае, вопрос о начале знакомства с рукопожатия резко встал под сомнение. К тому же, не снимать при этом перчатку было принципиальной привычкой маэстро, а производить отрицательное первое впечатление на человека подобной наружности не хотелось. Поэтому он решил импровизировать, обойдясь лёгким поклоном и ослепительной улыбкой.

- Позвольте представиться: Марк Бессмертник, импресарио местного Театра, к вашим услугам. "Вы, должно быть, совсем меня не помните..." - хотелось добавить, но Марк лишь выжидающе замолчал. Не переставая тем временем по привычке пристально разглядывать нового знакомого, составляя из деталей общую приблизительную картину сильных и слабых сторон характера. Безоговорочное второе место после кровавых пятен держали пронзительные, как и у старика Исидора, чистые голубовато-серые глаза. "Сильная воля. Возможно, прямолинейность. Так, так..."

Незаметный, мимолётный взгляд в сторону Виктории - как та чувствует себя рядом с таким встречным? "Впрочем, если Хозяйка изначально была настолько спокойна и уверенна..."

Человек откликнулся на зов - и это было хорошо. Это было просто замечательно, поскольку, увидев его вблизи, Капелла с кристальной ясностью поняла невозможность осечки. Она и допускала-то эту возможность так, мимолетно, для перестраховки. Сейчас же у неё не осталось ни малейших сомнений.

Она точно помнила этот взгляд - избирательная память ребенка сохранила из всего образа младшего, а теперь уже единственного, Бураха только это. Но сохранила накрепко так, что теперь ошибиться было невозможно.

"Так забавно - люди меняются, а глаза всё те же..."

Кровь на одежде приезжего она отметила мимолетно. Она давно уже не умела бояться таких вещей, и не очень-то обеспокоилась. Задержала взгляд на расцарапанной щеке, отметила одежду, которая была вполне обычной даже по меркам Города. На мгновение задержала дыхание, ощутив запах убийцы - кровь, трупы и металл, но почти сразу успокоилась - не было даже малейшего оттенка ярости, присущей убийцам по призванию. К тому же запах был остаточный, сейчас мысли приезжего были заняты чем-то совершенно другим.

"Не страшный, даже красивый. Теперь бы ещё как-то спровоцировать видение..."

А Марк Бураху, кажется, не понравился. По крайней мере в тоне вопроса звучало недоумение и некоторая неприязнь. Капелла даже понимала его - невозможно было представить что-то более противоположное, чем эти двое. Отточенная до вычурности роль маэстро, и скупые, простые до безумия жесты Артемия. Лукавый прищур искоса - и прямой взгляд...

"Может быть, я зря их столкнула? Хотя, это так и так случилось бы. Город мал"

Поднялась, поскольку смотреть на стоящих над скамейкой мужчин настолько снизу вверх было неприятно. Протянула Бураху руку для пожатия, во-первых, из простой вежливости, во-вторых, потому что прикосновение могло вызвать к жизни видение. Наверняка это выглядело даже несколько комично, но по-другому не получалось.

-Здравствуйте, - "Вы меня не помните и не можете помнить, но ничего. Сейчас познакомимся" - Вы - Артемий Бурах, сын Исидора. - "Дешевое пижонство, но должны же у меня быть свои маленькие радости?" - А меня зовут Викторией Ольгимской. Младшей, конечно. - и, повинуясь безотчетному порыву - Но лучше всё-таки звать Капеллой.

Артист внимательно наблюдал за происходящим, чувствуя, что встреча эта отнюдь не случайна. Скорее всего - запланирована заранее, иначе как объяснить такую безошибочность интуиции ко времени, странную даже для Хозяйки? Не следовало также оставлять без внимания вариант, который явственно указывал на предопределённость провидением. Тогда вполне логичным становилось наличие посредника между судьбой и героями разыгрывающейся сценки.

Но судя по брошенному Артемием взгляду, тот это мнение вряд ли разделял.

"Сдаётся мне, своим присутствием я напрочь лишаю их конфиденциальности."

- Ах, прошу извинить - вы, вероятно, планировали личную беседу... - с наигранным невинным видом прервал Марк повисшую напряжённую паузу. - Если смею мешать, только скажите. Я пойму. И оставлю вас наедине.

"Значит, ищет Ольгимских. Только бы у него хватило ума не упоминать при родственниках Светлой о её случайных собеседниках. Похоже, что тот, что другой до сих пор считают меня редкостным проходимцем и вряд ли обрадуются подобным новостям."

- Младший Ольгимский? Не далее как два-три часа тому назад его видели на городском кладбище. - Бессмертник повертел в руке трость и поспешно добавил: - Так мне сказали.

"Значит, не хочет говорить при маэстро? Плохо..."

Однако, додумать мысль у Капеллы не вышло - за миг до того, как пожатие распалось, перед её глазами ожило будущее. Вернее, одна из вероятностных линий... Но сейчас не было особенной разницы.

"Серое тяжелое небо, ловкие руки, вынимающие из груди сердце, темная кровь, переливающаяся в тигле, охапка твири, аромат кружит голову, отчего-то кидает в дрожь. Холодный нож, стеклянная бутылочка, человек, наклоняющийся над молоденькой девушкой, жар сменяется холодом, в темноте блуждают неясные тени, улыбается Тая, поднимает руки незнакомая девочка в вязанной шапочке, тяжелые глухие удары - звуки пушечных выстрелов, Многогранник корчится и расплывается от жара, незнакомая женщина с холодными глазами тянет руки для объятия... Холодно, холодно..."

Пальцы дрогнули. Пожатие распалось.

Капелла сглотнула, потянулась за водой. Холод отпускал её постепенно, нестерпимо медленно и с расстановкой. Вода отрезвила, вбросила обратно в мир живых и сегодняшних.

"Да. Он будет решать. Это я вижу. Обстоятельства... В обстоятельствах разберемся по мере их возникновения"

Неприязнь Бураха к Марку отошла на второй план - сейчас Капелле было не до этого. "Если он ему так не нравится - пусть сам объясняет, что хочет говорить наедине. Меня всё устраивает"

-Не далее как полчаса назад я оставила брата в "Омуте", у Евы. Если хотите, я могу показать, где это, - "Но я не знаю, что есть такого, что может расказать мой брат и не могу я. Разве только вы собираетесь говорить с ним о проекте Быков, но это вряд ли" - Впрочем, он всё равно собирался уходить...

"Боги мои, знал бы папенька, где я и с кем разговариваю. И куда собираюсь вечером. Сначала в кабак, потом в Театр, великолепно своевольно."

Мысль была мимолетной и неважной - отца Капелла не боялась и давно уже не верила, что он так уж сильно беспокоится о её судьбе. Нет, надо понять правильно - она любила старшего Влада, как послушная дочь, но взгляды его на жизнь практически не разделяла, о своих делах и знакомствах не оповещала, а когда её пытались воспитывать - смотрела вечным своим безмятежным взглядом в стену за отцовской спиной. Впрочем, воспитывать её в последнее время пытались исчезающе редко.

"Можно бы пригласить его домой и там разбираться... Но только если он не захочет сразу же последовать за Владом."

"Любопытно, что могло заставить Харона с утра пораньше обойти весь Город... С его дальновидностью и практическим мышлением, вряд ли можно предположить, что причина обыкновенна и незначительна."

- Ясно. В таком случае... - мужчина обвёл обоих собеседников понимающим взглядом, в котором так и сквозило наигранное снисходительное разочарование. - Большой честью для скромного служителя сцены было разделить ваше приятнейшее общество, юная Хозяйка... - янтарные глаза словно прицелом фотокамеры остановились на Виктории, с жаждой вечного художника пытаясь запечатлеть мгновение и образ в памяти. - ...и почтенный Служитель. - Гаруспик, в свою очередь, удостоился уважительного, но оттого не менее хитрого прищура.

Поправив перекинутый через руку исполнительский плащ, маэстро с видом уходящего со сцены актёра развернулся и направился в сторону Шнурочной площади, ровно той же горделивой походкой, какой пришёл прежде в сквер. Но через пару секунд резко и при этом не менее манерно развернулся обратно в сторону собеседников: Марк не был бы Марком, если позволил бы себе неэффектный уход.

- К слову, вас, уважаемый, я тоже приглашаю посетить сегодняшнюю полуночную Пантомиму. Даже если, к несчастью, не интересуетесь подобным, приходите - уверяю, не пожалеете. До скорой встречи. - последнее было произнесено со странной уверенностью в несомненности упомянутой встречи.

"Будем надеяться, маэстро не обиделся"

Впрочем, это было мимолетно - сейчас мысли у Капеллы были заняты совершенно другим. Она сегодня ещё не видела старшего Влада - да и не стремилась особенно видеть - и потому не очень знала, что отвечать Бураху. Кроме того, понятно, что взрослый мужчина может и должен стремиться обсуждать свои дела с такими же, как он, а не с детьми... Но всё-таки было в этом что-то обидное. К тому же по утрам отца сложно было застать. Да и днем тоже... Его вообще было сложно застать когда бы то ни было. Разве что специально подгадывать или прийти поздно ночью.

"Пять к одному на то, что папеньки дома не окажется, и он опять пойдет по Городу, искать кого-то, кто может объяснить..."

-Я точно не знаю, - наконец, решилась она - Но скорее всего, отца дома нет.

Присела на скамейку, сложила руки на коленях. Мгновение задумчиво разглядывала листья у собственных ботинок.

-Вы прибыли в Город рано утром, - начала она, наконец, решив идти ва-банк. Что-то подсказывало, что отпускать Бураха не следует, а самый простой способ удержать - поделиться информацией. - Пришли из Степи. На Станции на вас напали какие-то люди, - пристальный взгляд на кровь, испятнавшую одежду Гаруспика. "Слишком много, чтобы быть только его" - Но вы, перебив большинство, сумели скрыться. Отлежались где-то, - "Где-то, где пахнет твирью и железом" - И сейчас пытаетесь понять, почему вас так встретили, и что делать дальше. - Подняла глаза - голову тоже пришлось задрать - спрашивая взглядом "Я во всем права?".

"Он же ничего не знает. Совсем ничего! И его обвиняют в убийстве? Чушь."

А потом пришло осознание, что ей нужно вот прямо сейчас вывалить на Бураха целый ворох плохих новостей. Неприятная роль - роль вестницы несчастья. Но, к сожалению, необходимая.

Вздохнула, собираясь с духом. Указала рукой на скамейку рядом с собой - садитесь, мол. Всё-таки некоторые вещи лучше слушать сидя.

Переплела пальцы, смыкая их в замок... И заговорила снова, стараясь быть достаточно аккуратной в словах.

-Плохой вопрос "Откуда". Ненужный, - "Тем более, что я собирала новости по одной, и от кого которую..." - А вот "Что происходит" - полезный. На него я хотя бы смогу ответить. - немножко помолчала, глядя собеседнику в глаза. Продолжила стараясь ничем не выдать собственной неловкости - Ваш отец мертв, - удержала на языке рванувшееся доверительное "Артемий". Решила, что не будет сочувствовать вслух - ни к чему - Люди искали того, кто его убил, и, по вечной своей недальновидности решили, что это вы, - подняла ладонь, заранее останавливая Гаруспика, если он захочет что-то сказать. Продолжила - Кроме того, мертв Симон Каин. Люди встревожены, Город в лихорадке. Охота на убийц идет полным ходом, и не важно уже, есть доказательства или нет. Достаточно одного слова...

"Ну как, хватит?"

Почему-то Капелла почувствовала себя опустошенной - она уже третий раз повторяла новости и даже страха уже не осталось - только усталость. Помассировала глаза, моргнула. В голову ей пришла новая идея.

"Надвигается беда, будут смерти. Что, если что-то случится с моими?.."

Приложила палец к губам и задумалась. Мысль стоило поймать за хвост и рассмотреть со всех сторон.

"Если смерть придет к Хану или Ноткину - будущее Города будет под угрозой. По крайней мере, то будущее, на какое мне хотелось бы надеяться. И я не смогу защитить - нет у меня такой силы..."

Пристальным взглядом смерила Гаруспика. Он уже казался здешним и знакомым. Часть Города, вернувшаяся к целому.

"Зато у него - есть"

Чутье тут же отозвалось восторженным холодком в груди - верный признак верного решения. Однако пока пришлось отложить просьбы на потом - Бурах заговорил.

"Мужчины всегда мальчишки. Никакого соображения об осторожности... Да и о планах соображение весьма призрачное"

-Вы - не убийца, - "Если бы я допускала это - меня бы давно уже не было здесь" - Но это очевидно только для меня. Ещё Мария узнает, если увидит вас. Но люди - "Люди, порой злые, порой глупые, но всегда живые и достойные понимания" - Этого не поймут. Потому вам нужно не искать убийцу - этим и так занят весь Город - но пытаться изменить своё положение. Пока Город не поверит в вас - вы ничего не сможете сделать.

"Вот только как ему менять это чертово положение? Это может знать отец, но я-то не знаю..."

-Во-первых, вам нужно всё-таки поговорить с моим отцом, когда он вернется. Во-вторых...

Достала из кармана клочок бумаги и огрызок карандаша, задумалась на мгновение, и быстро начеркала несколько имен. Получилось кривовато, потому что писать пришлось на коленке, но более-менее читаемо.

"Хан - без него не будет наследника у Каиных. Ноткин - без него некому будет противопоставить себя Хану и рухнет теория противоположностей. Тая - без неё Уклад лишится Матери, а это совсем плохо. Ласка - без неё некому станет слушать мертвых. Спичка - следопыт и исследователь. Мишка - самая близкая к Земле из всех нас. Ну, и я, конечно. Иначе некому будет объединять эту разношерстную компанию..."

Свернула листок, удержавшись от искушения добавить ещё пару имен. "Нет уж, остальные - всё-таки Марии, не мои. Она сумеет о них позаботиться, а мне бы своих уберечь..." Протянула его Гаруспику.

-Здесь имена. Люди, их носящие, будут подвергаться смертельной опасности и я прошу вас, - "Очень прошу" - Постарайтесь уберечь их.

"Я предлагаю союз, как бы пафосно это не звучало. Я - предвидение, я - сердце, но одна я не могу ничего. Мне нужна сила."

Свернутый листок в пальцах слегка дрожал.

"Принял"

Капелла тихонько вздохнула - и облегчения в этом вздохе быыло не меньше, чем тревоги. Теперь от неё зависело совсем мало, и что-то будто перегорело - захотелось вернуться домой и рухнуть спать - не раздеваясь, не задумываясь. И лучше всего - проснуться и понять, что всё это дурацкий сон. Ощущение было такое, словно она выполнила задачу на сегодняшнее утро, и теперь может уже не беспокоиться - не искать Бакалавра, не лезть во всю эту историю...

"Инстинкт у него работает безукоризненно. Но вот на слова можно так оскорбиться..."

Впрочем, Капелла никогда не была обидчива и слегка задевшее её недоумение Бураха - не самим фактом, но формой выражения - быстро было оправдано и прощено.

-Это дети, и они рано или поздно будут нуждаться в защите. Им нет дела до убийств - "Я учила Мишку не верить в слухи, Спичка сам все проверяет, Ласке всё равно, что происходит в Городе, а Ноткину и Хану вообще не до того..." - И я не прошу быть с ними. Просто если однажды у вас будет возможность спасти кого-то из них - спасите. Они - будущее. Кроме того, они и правда могут что-то знать, - "Спичка частенько бывал у Исидора, Ноткин прекрасно ориентируется в слухах, и куда, как не к Ласке, отправится тело..." - Я не буду требовать обещаний. Просто...

Замолчала. Задумалась.

-Вам не стоит попадаться на глаза Сабурову. Комендант всегда скор на расправу. Каиным - тоже не следует, они слишком напуганы, чтобы здраво рассуждать - "Да они и изначально к этому не очень склонны, по-моему" - Что до веры в невиновность... До неё нет дела лихому люду, что обосновался на складах. Моя семья в неё поверит опять же...

"И, пожалуй, на этом всё. Я мало чем могу помочь на самом-то деле"

Глава 13, в которой Юлия Люричева в поисках связей приходит к Капелле, Виктория узнает о появлении Клары и вносит свой вклад в реконструкцию ночных событий.

«Невод»

Этим утром Люричева проснулась довольно поздно: солнце уже стояло высоко над Горхоном. Позавтракав в тишине и задумчивом спокойствии, а заодно выкурив две сигариллы, девушка принялась строить планы на грядущий день. Это было достаточно изощрённым развлечением - выстроить распорядок дня, а вечером подсчитать, сколько раз судьба внесла в него свои коррективы.

"К Ларе ещё рано, да и не особо хочется. Нужно купить хлеба, кофе, молока и лимон-другой... Значит, можно прогуляться по скверу для моциона, зайти в магазин у Театра, потом - в "Приют" или, если настроения не будет, прямо домой. Устрою себе выход в свет. Ах, да, иголки не забыть купить..."

- Не слышала? Деда Симона убили!

Юлия вздрогнула и уронила кофейную ложечку.

"Послышалось, что ли?.."

Но звонкий ребячий голос за окном просто захлёбывался энтузиазмом:

- Татка сказала, что из Столицы доктор приехал, и теперь расследовать будет! Страшный, говорит, в змеином плаще, и...

Дальше девушка не прислушивалась. Проглотив остатки кофе, она вымыла посуду, расставила её в буфете и выкурила ещё одну сигариллу. И только потом, когда мысли перестали метаться подобно вспугнутым птахам, потянулась за шалью.

"Если бессмертный Симон таки умер, это вряд ли произошло без весомых причин. И вряд ли не будет иметь весомых последствий, может быть, даже для всего Города. А если его убили, так тем более. Посмотрим, что говорят люди, как объясняют это Каины... и какие можно выводы сделать из слухов и версий."

Юлия сомневалась в своей полезности загадочному "доктору из Столицы", пожалуй, тот только отмахнётся от предложения помощи. Но он может хотя бы стать той самой непредвзятой стороной, которая не побоится выдвигать самые смелые гипотезы...

"Впрочем, если это тот самый, кого Мария Каина видела во сне, она уже успела его прижать. Эта своего не упустит. Хотя её можно понять, родной дядя умер. Или всё-таки был убит? Посмотрим. На худой конец, предупрежу столичного гостя, чтобы готовился к самым необыкновенным вещам. Неизвестно, что могло нарушиться в Городе после смерти Симона, но, в любом случае, хватит медлить и строить догадки без единой крупицы фактов..."

С этой мыслью Люричева заглянула в сумку, дабы убедиться в наличии всех необходимых вещей, повесила её на плечо и вышла из дома. Направила свои стопы она мимо Лестницы-в-небо - к городскому скверу.

"Если где-то я и встречу рано или поздно пресловутого столичного доктора, так только там..."

Сквер

С непривычки - вот уже несколько месяцев она не ходила дальше "Приюта" - путь до сквера показался Юлии слишком уж долгим. Зато представилась возможность услышать разговоры местных кумушек и, ещё не обогнув Лестницу в небо, Юлия знала: доктора из Столицы зовут Даниилом Данковским, этой же ночью убили Исидора Бураха, а у Сабуровых объявилась приёмная дочь.

Кому-нибудь другом эти события могли показаться никак не связанными, но только не Юлии.

"Симон и Исидор не враждовали, несмотря на то, что Бурах не разделял веру Каиных. Могли они оба кому-то помешать по одной и той же причине, например, если знали что-то... опасное? Если допустить такую возможность, то убийца может быть одним и тем же человеком в обоих случаях. Хотя я же пока не знаю, как они были убиты. Надо найти Стаха и расспросить..."

Юлия миновала "Сгусток", продолжая размышлять.

"Мария и Виктория ещё не в полной силе Хозяек. А Катерина, значит, дочку себе нашла. Преемницу готовит? Это может быть связано с убийствами, а может и не быть..."

Добравшись, наконец, до сквера, Юлия остановилась у ближайшей к Складам скамьи. Неподалёку расположилась Виктория Ольгимская собственной персоной, вполголоса беседующая с каким-то мужчиной, незнакомым Юлии. Не желая мешать беседе, равно как и подслушивать, Люричева вынула из сумочки веер и, обмахиваясь им, стала наблюдать за падающими красными и золотыми листьями.

Через пару минут незнакомец встал и направился к Складам. Юлия мельком взглянула в его лицо, когда он проходил мимо, повернулась к Капелле и слегка кивнула в знак приветствия.

- Доброе утро, Виктория.

Долгую минуту Капелла просидела в странном апатичном оцепенении, бездумно комкая в пальцах конец шарфа. Чутье отпустило её, прекратило звенеть и направлять, и от этого было гулко и пусто. Целое утро жизнь была наполнена смыслом и сейчас, когда он пропал, нужно было заново привыкнуть к этому.

Наконец, Капелла глубоко вдохнула, прикрыла глаза ладонями - и резко опустила руки. Жест был немного нервным, но после него неизменно становилось легче.

"Теперь нужно встать, пройти по аллее, потом по улице, и до дома совсем близко. А там - пересчитать всё заново"

Да. Картина мира сегодня изрядно изменилась, и нужно было снова сложить её в понятный узор. Вписать новоприбывших, вычеркнуть умерших. Потом хорошо бы заглянуть к Ноткину, проверить, не видели ли Двудушники чего-нибудь.

"Целое расследование получается, - улыбнулась она про себя. С легкой незлой насмешкой.

Чужой голос вырвал её из плавной мешанины мыслей, заставил поднять глаза на замершую рядом светловолосую женщину. Мгновение Капелла пристально смотрела на новоприбывшую, вспоминая. Город мал, и все знакомы, если не в лицо - то хотя бы по слухам...

"Глаза внимательные, глубокие. Лицо тонкое, изящное, нет улыбки, но нет и угрюмости. Кажется, Юлия?.."

Впрочем, уверенности не было. Если они и виделись - то вряд ли больше одного раза, а засевшее в мозгу имя вполне могло принадлежать совершенно другому человеку. Капелла неуютно передернула плечами, решив, что придется переспрашивать, чуть улыбнулась:

"Так забавно, что меня все называют по имени. Даже те, кого я толком не знаю..."

-Доброе утро, - как можно нейтральнее отозвалась она на приветствие. Приглашающе указала на скамейку рядом с собой. В мыслях её летящим аллюром пронеслись сразу несколько вариантов пошлого вопроса "Я вас знаю?", и исчезли, как не было, оставив самый приемлимый - Простите, я не могу вспомнить вашего имени...

"День многих, порой странных встреч. Страшноватых новостей. И огромных, просто величайших, перемен"

Юлия присела рядом с девочкой, стараясь не сверлить её взглядом - на это её свойство, если так можно выразиться, жаловались очень многие и очень часто.

- Юлия. Юлия... Люричева. Мы встречались несколько раз, в "Приюте" у Лары Равель и просто на улицах. Виктория, вы уже знаете...

Девушка запнулась. "Конечно, она знает. Это ведь будущая Хозяйка".

Она смущённо помолчала, кутаясь в шаль.

- Как вы думаете, Город сильно переменится... теперь? - спросила она наконец. - После смерти Симона Каина?

"Капелла должна почувствовать - надо готовиться к изменениям - было ли это убийством?" - промелькнуло в мыслях. Юлия вздохнула. Слишком много вопросов. И пока ни одного ответа. Но, как будто, и не всякий вопрос можно задать всякому человеку. Тем более, будущей Белой Хозяйке.

Заданный, собственно, вопрос, был продиктован совершенно логичным, на взгляд Люричевой, желанием понять - нужно ли сразу и прямо сейчас начинать готовиться к худшему. Если все те общие знаменатели, что ей удалось вывести из уравнения причин и следствий происходящего, окажутся неверными, то и распутать клубок событий станет куда как сложнее.

"А распутать его нужно. Хотя бы из интереса к такому событию, как гибель создателя Многогранника. Симона многие не понимали, некоторые не любили и я допускаю, что кое-кто и вовсе ненавидел... но убивать? Чтобы нарушить баланс сил в Городе? Или убийца вовсе не знал о балансе?"

Тряхнув головой, отчего волосы слегка взлохматились, Юлия приказала мыслям притормозить и со всем возможным дружелюбием взглянула на собеседницу.

Капелла удовлетворенно кивнула, услышав имя - "Значит, память меня ещё не подводит. Приятно" - в голове у неё мгновенно всплыли все ассоциации, всё то, что она слышала про Юлию в разное время и от разных людей.

"Скептик, философ, логик, затворница, не коренная жительница, отцу не нравится... Хотя кто ему нравится, в самом деле?.. Кажется, из Столицы. Кажется, не старше двадцати пяти лет..."

Ничего плохого в воспоминаниях не было, да Капелла и не ждала. Просто пыталась понять, на какой тон настраиваться, чего ожидать. А ещё ей мгновенно стало интересно, её ли искала собеседница, или увидела нечаянно и подошла спонтанно?

-Знаю, - так делали многие люди - спрашивали о чем-то, но на полуслове замолкали, терялись. Кто-то - под понимающим взглядом. Кто-то - просто так, сообразив что-то своё. Сначала это раздражало, потом забавляло, потом просто перестало волновать...

"Вопрос не человеку - ну, кто станет спрашиать ребенка? Вопрос Хозяйке..."

Капелла честно прислушалась. Как личность она прекрасно знала, что Город на краю, что скоро воцарится хаос, и что, возможно, лучше было бы бежать. Но это были её личные выкладки, в которых мешалась лишь капля чутья. Сейчас же она честно постаралась почувствовать мир - снова, четче, удостоверяясь ещё раз... Наверное, это было подсознательное неверие в беду - на самом-то деле она всё осознала ещё утром - детская надежда, что если зажмуриться, а потом открыть глаза, вернется на свои места.

Вот бьется сердце. Вот кровь циркулирует по жилам. Вот дыхание едва ощутимо колышет землю. Вот запах твири. А вот кровь - железо и соль - ею тянет со складов. Вот безымянный черный ужас - тьма и холод - разлит в воздухе.

"Что-то грядет, - в который уже раз за это бесконечно долгое утро подумала Капелла и сказала вслух, отгоняя от себя запахи и звуки:

-Город уже меняется, - запах крови всё никак не уходил, и Капелла на миг задержала дыхание, гоня его. "И зачем вообще перепроверяла? Мало утренней беготни?" - Я чувствую беду, перемены, и жуткую смесь жизни со смертью. - улыбнулась, стремясь снять напряжение, машинально разгладила юбку - Про материальную же сторону, готовые сцепиться Семьи, и ослабленные позиции Каиных, вы знаете больше меня.

Кровь постепенно перестала чувствоваться, забилась твирью...

Сразу стало легче дышать.

- Значит, смерть Симона - воистину тот камень, что столкнёт лавину... - почти прошептала Юлия, еле заметно кивнув. - Тогда его гибель могла быть выгодна кому-то. Но не вам, не вашей семье... я уверена.

Она взглянула Капелле в глаза и тут же отвела взгляд.

- Простите, если это прозвучало невежливо или резко. Просто я пытаюсь понять происходящее, свести концы с концами... вот по пути сюда, например, услышала о смерти Исидора Бураха.

Слова неожиданно стали горькими на вкус.

- И теперь вообще всё запуталось, - пересилив желание достать мятную пастилку, продолжила Юлия, - Мне кажется, что эти две смерти связаны. Но я не понимаю как.

Неожиданно она вспомнила ещё одну фразу, оброненную беседующими у водовозки женщинами.

- Если убийца - сын Бураха, то связь теряется. И тогда разваливается вообще всё... поэтому я не верю в его виновность.

Юлия прикрыла глаза, снова взглянув потом на девочку из-под ресниц.

- Прошу меня извинить, если злоупотребляю вашим временем. Но меня не оставляет ощущение, что вот-вот случится нечто странное и страшное. Сейчас оно стало только сильнее, но я не Хозяйка, не могу считать свои чувства имеющими значение... и потому обратилась с вопросами о переменах именно к вам. И не только потому.

"Смерть Симона - только начало. Только первый признак катастрофы. Если Капелла тоже это чувствует, то... не нанести ли визит Марии или Катерине? Хотя это будет выглядеть странным."

"Что же, думать в паре с кем-то проще, чем в одиночку. К тому же, сейчас она так же хочет понять."

Мимолетно взмахнула рукой на извинения - реакция Юлии была совершенно нормальна, не знай Капелла своего отца с позиции дочери, она и сама могла бы подумать нехорошее. Особенно если вспомнить все слухи, какие о нем ходили. Начиная с простых обвинений в воровстве и взятничестве и заканчивая запутанными историями, в которых фигурировали трупы недовольных, бунтующий Уклад, и несколько монет - предполагаемая цена этого безобразия.

-Если убийцей был человек - он должен быть воистину безумен. Либо непрходимо глуп. Невозможно представить последствия, невозможно извлечь из них выгоду - слишком многое всколыхнется, - в памяти всплыли слышанные обрывки рассказов о Внутренних Покоях Каиных, слова старшего архитектора - вволнованные, против воли слишком эмоциональные слова "...Но никто во Внутренний Покой проникнуть не мог" - Но человек не мог войти во Внутренний Покой, в котором скончался Симон. Потому Город и в смятении...

Шарф снова мялся в пальцах, Капелла размышляла, глядя сквозь собеседницу куда-то ей за спину.

"Место, куда никто не войдет. Место, куда нельзя пронести оружие. Или степные духи, или яд. Что я ещё могу предположить?"

Всрепенулась, услышав имя Исидора. Невольно скользнула взглядом ко входу на Склады, туда, куда ушел Гаруспик.

-Артемий невиновен, - "Начинаем восстановление бураховской репутации. Нужно же с чего-то начинать" - Он приехал в Город рано утром, в шесть или семь часов. К тому моменту Исидор был уже мертв - говорили, он скончался ночью...

Ветер всё так же мирно играл рыжими листьями. С близкой реки тянуло влагой. На скамейке в парке молодая женщина и девочка, ещё не ставшая девушкой, говорили о смерти. Наверное, это могло бы показаться смешным...

"Не только?.."

-А почему ещё? - хотела было прикусить язык - но было уже поздно. Любопытство успело прежде рассудка.

- Теоретически, во Внутренний Покой нельзя проникнуть... - Юлия покрутила в пальцах веер. - Каиных этих сложно разобрать... то ли кто-то знал, куда и как проникать, то ли этому кому-то было наплевать на Внутренний Покой и прочую мистику.

Она слабо улыбнулась.

- Потому что вы - дочь Виктории. Того, что я о ней знаю, достаточно, чтобы доверять вам... честно говоря, Мария напоминает звезду в небе - такая же яркая, обжигающая и... далёкая, что ли. Панна Катерина - вязкое болото, затянутое тиной. Она знает... или притворяется, что знает... такие вещи, которые не то, что логикой, даже рассудком постичь невозможно. Ты... вы, Виктория, от них отличаетесь. Очень.

Юлия рассеянно положила веер на скамью рядом с собой и подняла взгляд на солнце, бледно мерцающее между легких облаков.

- Артемий Бурах не стал бы убивать отца. Здесь такие вещи... неуместны, что ли. Не могу подобрать более верного слова. Есть вероятность, что их убил один и тот же человек, Исидора и Симона, но тогда их должно что-то связывать. Или кто-то, помимо их приятельских отношений.

Длинные тонкие пальцы снова затеребили веер.

- Возможно, стоит расспросить тех, кто видел вчера обоих погибших. Но... похоже, столичный доктор этим уже занимается. Во всяком случае, о нём много говорят на улицах. У вас он ещё не был? - поинтересовалась Люричева. - У неподготовленного человека может ум за разум зайти при знакомстве со здешней мешаниной науки и суеверий...

"И с кем-то вроде Марии Каиной, которая наносит удар без замаха и в самое сердце."

"Вот как? Значит, не у меня одной расследование"

-Возможно, общей была важность для Города? - рассеянно перебрала в пальцах прядь волос, отогнала мысль о расческе - Симон - его основа. Исидор - единственный настоящий врач, в своё время сумевший победить вспышку Песчаной Чумы...

От одного только воспоминания Капелла передернулась - "К чему это я?.." - снова принялась теребить шарф. Она помнила то время. Помнила каждую минуту - ужасающее чувство собственной беспомощности, агонию Города... Слава всем богам, это длилось всего несколько дней.

"И всё-таки это я не совсем к месту..."

Люди обычно опасались называть болезнь по имени, боялись приманить её. Капелла считала это всё глупыми суевериями, но сейчас её продрало морозом от неясного страха. Словно она, говоря совсем об ином, мимоходом окликнула Чуму по имени, поймала на себе взгляд. "Болезнь пахнет горечью, гнилью и кровью..."

-Доктор пока только ищет, где расквартироваться, - неясные страхи пришлось откинуть - как-никак от неё ждали ответа, времени на разборки с собственным подсознанием не было - Его ждали в "Омут" около часа назад, - "Точнее не скажу. Часов нет..." Вспомнила часы Марка - серебряные, тяжелые, с блестящим циферблатом. Хихикнула про себя - "маэстро ушел, унес часы, так что точно не знаю" - просто, чтобы немножко разрядить возникшее в предчувствиях напряжение - И, зная собравшуюся там компанию, я могу точно сказать, что раньше, чем ещё через час он никуда оттуда не уйдет. Так что нет, у меня он ещё не был.

"Кстати, да. Я же просила Еву передать приглашение... Интересно, когда доктор им воспользуется и воспользуется ли вообще?"

- Как странно. Мне почему-то кажется, что именно это... причина. Основа Города и единственный настоящий врач. Возможно, последствия будут ещё более непредсказуемыми.

"Если допустить совсем уж сумасшедшую возможность, то грядёт какая-нибудь эпидемия, Исидор это выяснил, Симон просто знал, а убийца желает гибели всего Города. Но это совершенно неправдоподобно звучит. Слишком уж тихо всё вокруг для подобного... или это затишье перед бурей?"

Юлия задумчиво взъерошила волосы и нахмурилась. Внезапно тишина показалась тяжёлой и густой, как патока, голубое небо - фальшивым, а воздух словно зазвенел от скрытой до поры до времени угрозы.

- Вряд ли новый гость Евы, если он действительно остановится у неё, зайдёт ко мне, - она пожала плечами. - Может быть, встречу его на улице, а если нет - что ж, такова судьба. Виктория, и последний вопрос - вы не видели сегодня Стаха... то есть, доктора Рубина, ученика Исидора?

Многострадальный веер отправился в сумочку.

"После "Омута" столичный доктор и не подумает заглянуть в "Невод", разве что Мария или сама Ева намекнут. А им вроде бы не с чего намекать. Придётся уповать на повороты судьбы и постараться выяснить всё, что можно, доступными средствами."

Всерьёз заинтересовавшись происходящим, Юлия не собиралась отступать. Конечно, найти убийцу она не рассчитывала, но понять причины и следствия - обязательно. Желательно, прямо сегодня, пока всё складывается не так уж плохо.

"Возможно, в этом и правда что-то есть. Если рассматривать Исидора именно как врача - значит, в последствиях может быть болезнь, которую некому станет побеждать. Если рассматривать Симона, как основу..."

"Место, куда нельзя пронести оружие. Место, куда нельзя пройти, если там кто-то есть. Самоубийство, яд, степные духи, или..."

"Но Каины всегда говорили, что Симон не может умереть от болезни. Ага, а ещё говорили, что он бессмертен - и что же?"

-Убийцы могло вообще не быть, - Капелла зажмурилась, в ней брезжило зародившееся понимание. Пока подтвержденное только косвенно, не ставшее уверенностью, но хотя бы объясняющее, почему Симон смог умереть во Внутреннем Покое - Мог ли Симон умереть от болезни?

"Факты, факты. Как же не хватает фактов! Нужно всё-таки распросить детей. Спичка может что-то знать, с его-то умениями..."

"Но тогда не понятно, отчего умер Исидор. Хотя его вполне могли убить - узнав о болезни Симона, и желая устранить единственного врача, способного с ней схватиться..."

Ветер пробежался по аллее, взметнул листья, растрепал волосы, и так лежавшие совсем не идеально.. Ветер резвился. Ветру не было дела до людей.

-Нет, не видела, - "И даже не слышала о нем. Он или вообще не вовлечен в события, или где-то с противоположной стороны..."

"Вопрос последний - значит, вы прощаетесь?"

- О... я только что подумала о болезни. - немного удивлённо призналась Юлия. - Хотя бы потому, что Симон был вполне способен обезопасить себя от убийцы. И противостоять ему, это же... словом, это же Симон. И, если он умер от болезни, то раскрывается хотя бы часть причастности Исидора.

"Фантастическое допущение, но... а если Каины узнали о болезни слишком поздно и не пожелали раскрывать эту новость? Тогда, может быть... стоп. У тебя нет доказательств, что это болезнь."

Люричева слегка покачала головой.

- Я всё же надеюсь выяснить побольше об обстоятельствах смерти Симона и доктора Бураха. И подумать, насколько они связаны - и кто мог их связать в двойное убийство.

Внезапно она, словно что-то вспомнив, повернулась к Капелле.

- Виктория, если моё слово что-то будет значить среди остальных, я постараюсь убедить тех, кого встречу... из заинтересованных лиц... в том, что сын Исидора не убийца. Ведь он учился, кажется, на медика?

Голос её звучал не слишком уверенно. Признаться, Юлия не помнила, откуда взяла этот факт, но понадеялась на простую логику: сын врача скорее всего пойдёт по его стопам - особенно в Городе.

- Если я не ошибаюсь... и в случае соответствующей угрозы, его знания могут оказаться очень полезны.

"А находясь под подозрением Каиных и Сабуровых - если Ольгимские и выступят на его стороне - чрезвычайно трудно действовать."

Внезапно её осенило ещё одно предположение. Бредовое, конечно... но после версии о болезни оно казалось даже более... безопасным.

С одной стороны.

- Виктория... а не мог ли Симон покончить с собой, как вы считаете?

"Мысли сходятся, или я неосознанно перенимаю чужое направление?"

Разница была принципиальной. Если это было совпадение мнений, значит, вероятность допущения повышалась. Ведь когда два человека думают об одном и том же - это, по меньшей мере, логично. Если же это было интуитивное желание подстроится, то ничего не менялось. Не повышалось и не понижалось, а просто было.

"И вот так всегда. Сначала что-то придумать, а потом считать - почему придумалось именно так, не под чужим ли влиянием."

-Да, на медика, - "Исидор ещё так радовался, когда сын рассказывал о своих успехах. Ещё ребятишкам избранные места зачитывал... Правда, мы всё равно ничего не понимали в терминологии, и радовались просто так, потому что радовался он" - На хирурга, если я правильно помню.

"А помню я, скорее всего, правильно"

Получить нового союзника было приятно. Капелла улыбнулась, сообразив, что только что пустила новый слух, противоречащий тому, который утверждал, что младший - а ныне единственный - Бурах - убийца.

"Глядишь, ещё паре людей расскажу - и будет какая-нибудь польза."

Впрочем, улыбка долго не задержалась - Капелла нахмурилась, услышав о самоубийстве. Нет, теоретически, Симон мог всё. Совершить самоубийство - в том числе. Но вряд ли человек, удерживающий Город в равновесии мог быть склоннен к таким решениям. Да и не имела распространения в городе такая практика. Здесь скорее убивали других, чем себя. А ещё скорее - делали всё возможное, чтобы до греха не доводить...

-Теоретически, он мог всё. Но тогда теряется всякая связь со смертью Исидора. Если только не счесть, он покончил с собой вслед за Симоном.

"А он этого не делал. Не тот характер, да и времени не было"

- Нет, вряд ли Исидор покончил бы с собой. Он... я допускаю, что он мог подумать об этом, чужая душа - не всегда открытая книга, и о жизни доктора Бураха мне не так много известно. - Юлия вздохнула. - Но он был доктором... это первое, что говорит против самоубийства. Ответственность за других. В нашем городе люди, облечённые ответственностью, не бегут от неё.

"По крайней мере, насколько это известно мне."

Налетел порыв ветра и запутался в складках белой шали. Люричева рассеянно потеребила одну из кисточек.

- Тогда выходит - либо убийство, либо всё же болезнь. Если говорить о Симоне. И скорее убийство, если говорить об Исидоре. И то, и другое звучит одинаково неприятно, но болезнь куда более неразборчива в выборе следующей жертвы.

"И в любом случае опасность нависла над всеми жителями, пока не закончено расследование."

- Я задаюсь вопросом, не было ли спланировано всё так, чтобы остались только определённые версии. Я бы... - Юлия запнулась, но договорила: - Я бы так и поступила.

-Всегда есть два варианта, - Капелла пожала плечами, мысль о том, что убийца мог специально спланировать всё, натолкнуть тех, кто станет смотреть, на определенные выводы, показалась ей если не абсурдной, то явно бесполезной. Потому что в слоях правды можно легко запутаться, и если каждый раз, приходя к какому-нибудь выводу, спрашивать себя "А не хотел ли кто-то, чтобы я именно так и думала?" - никогда ни к чему не придешь. - Или мы принимаем на веру известные нам факты и строим теорию на них - или мы не принимаем факты на веру, и тогда думать вообще бесполезно. Мы знаем, что Симон умер во Внутреннем Покое - это факт. Мы знаем, что туда нельзя пронести оружие - и это факт. Мы знаем, что туда никто не мог проникнуть - тоже факт. Всё это противоречит версии об убийстве, она вообще пошла от того, что Каины не могут поверить в смерть не от рук человека.

"Они всегда говорили, что он бессмертен. Всегда - что не может заболеть. И все в это верили. Хотя, если не верить Каиным - получиться веселее. Но если им не верить - то не останется и фактов"

-Версия же болезни, - "Опровергнете меня, но я хочу попробовать" - Не противоречит ни одному из фактов. Симон пронес болезнь в себе, она не оружие, не человек, она часть его.

"И почему-то мне очень не нравится эта версия. Не так, как не нравился бы бред. Скорее так, как что-то страшное, во что до последнего не хочется верить"

Город молчал. Видений не было. То ли он и сам не знал, то ли считал, что Капелле ещё слишком рано это знать.

- Да, точно так. Болезнь - часть человека, или даже не совсем человека... и это самый правдоподобный вариант. Но что же это может быть за болезнь такая, что убила Симона в одну ночь, вот в чём вопрос. Старший Каин всегда казался мне очень крепким и здоровым, сколько бы лет ему не было на самом деле...

"А не сходить ли всё же к Катерине? Мрачные видения - это по её части. Заодно посмотрим на эту самую приёмную дочку, которая так удачно объявилась именно сегодня. Почему-то меня не покидает ощущение..."

- Почему-то меня не покидает ощущение, что все события связаны. - Юлия зябко передёрнула плечами. - Не знаю, почему кажется важным понять эти связи, но попробовать стоит. Если ещё не поздно предотвратить самые страшные последствия.

"Хотя наверняка было поздно уже тогда, когда Симона обнаружили его домочадцы."

- Виктория, как вы считаете, другие Хозяйки... вернее, будущая Хозяйка и Катерина... они могли что-то почувствовать? Я примерно представляю, что ваше восприятие различается, но не уверена, насколько.

"Ещё два вопроса - и перестану испытывать её терпение. Всего два... для полноты картины. Не у каждого можно спрашивать всё, что в голову придёт, но возможные вопросы лучше не откладывать на потом."

Поиграв с мыслью о том, чтобы отправиться к Еве, она отбросила подобные планы в сторону. Во-первых, Ева занята размещением гостя. Во-вторых, Створки и Площадь Мост сейчас наверняка полны народа. В третьих, настолько близко подходить к "Горнам"... опасно тем, что жажда поиска причин и следствий окажется сильнее. А Марии наверняка сейчас не до ответов на вопросы.

"Какая болезнь может убить человека в одну ночь? Какая болезнь..."

Дрогнуло. Поплыло. Сквер завертелся вокруг. Серьезные глаза Юлии размазались и потеряли очертания.

"Гниль, гниль, гниль, могильная зелень, застилающая мир, густая вибрация воздуха, горячая боль, человек, замотанный в серые тряпки, тянет руки к ещё живым, кровавая пленка на домах, глухой стон земли, было, будет, не разобрать, окна заколочены..."

-Песочная Грязь, - шепнула Капелла ответ, и потянулась за пазуху. Щелчок - глоток - щелчок, вымыть заполнившую рот горькую сухость - Может убить человека за одну ночь. Самого крепкого и здорового.

"Только, пожалуйста, пусть это окажется абстрактным размышлением! Пусть это было прошлое, а не будущее..."

Липкий страх объял сердце, осенние листья, голубое небо, солнечные лучи, запутавшиеся в волосах - всё это показалось ненастоящим, нарисованным...

"Декорацией, - нашлось правильное слово, и Капелла не удержалась, глотнула ещё. Воды в бутылке оставалось уже на донышке - Только, пусть это всё-таки будет прошлое"

После воды стало легче, по крайней мере, Капелла смогла усомниться в том, что видела именно грядущие беды. В конце концов, это мог быть простой ответ...

По крайней мере, ей очень хотелось так думать.

-Конечно, они чувствовали, - "Если уж обычных людей пробирает... Да и не могло это коснуться только меня" - Скорее всего, свои грани. Если вы хотите знать точнее, то имеет смысл, наверное, спросить их самих.

"Я бы многое отдала, чтобы узнать, как чувствует Мария. В конце концов, будущее не статично. Наверняка она видит свой его вариант... - убрала бутылку обратно, пальцы были мокрыми и скользили по стеклу - Зайти к ней, разве... Хотя я бы, на её месте, вряд ли была бы рада гостям."

- Песочная Грязь... та самая... - внутри у Юлии похолодело. Она вспомнила всё, что слышала об этой болезни, о Первой Вспышке, и среди обрывочных фактов оказалось мало приятного.

Да вообще не оказалось, говоря по чести.

- Наверное, так я и поступлю. - кивнула она, отметив, что голос внезапно охрип. - Хотя бы у Катерины спрошу. Марию сегодня вряд ли стоит беспокоить.

Зажмурилась и тряхнула головой. Почему-то нарастающее внутри беспокойство было не из разряда "Мне грозит опасность", а из разряда "Я не смогу ничего сделать".

- Виктория, пожалуйста...

Голос совершенно отказывался служить, и Юлия, досадливо вздохнув, вытащила из сумки одну мятную пастилку. Свежий аромат немного успокоил галопирующие мысли, а сладковатый привкус прогнал изо рта мерзкую горечь.

- Пожалуйста, когда к вам придёт новый постоялец Евы - а он не может пройти мимо, если его ввели в курс дела и рассказали о расстановке сил в Городе, - пожалуйста, скажите ему о... о возможной болезни Симона. Хотя, может, вы так и собираетесь сделать, тогда прошу прощения.

"У каждого свои причины и побуждения."

- А ещё... пожалуйста, расскажите, как пройти к дому Исидора Бураха. Я знаю, что он живёт... жил недалеко от Сабуровых, так?

"Начинать лучше с самого начала. Если не стоит в "Горны", пойдём в "Стержень". Если не стоит к Марии, спросим Катерину. А там, глядишь, и доктор объявится неподалёку. Судьба порой очень причудливо сплетает свои узоры. И главное - не забыть, если встречу Стаха, упомянуть о болезни... возможности болезни. Он, может, уже знает и сам, а может и нет."

-Конечно, я расскажу, - "Но вряд ли подействует. Доктор - человек из Столицы. Вряд ли он за один день сумеет проникнуться самой идеей Хозяек и научиться принимать слова на веру без вопросов. К тому же, я и сама не уверена..."

Конечно, это была совершенно детская и глупая ложь самой себе. Она уже чуяла всем нутром, что увиденное - "гниль, гниль, гниль и зелень..." - совсем не прошлое. Ничем не подтвержденное чувство, которым хорошо делиться только с малышами, которые твердо веруют в силу своей Хозяйки. Взрослых лучше только слушать. Слушать и складывать их слова в одно.

-Я плохо описываю местность, - "Провести за руку - куда угодно. Хоть к определенной могиле на Кладбище, хоть к нужному костру в Степи. Но вот объяснить, как идти самостоятельно - увольте" - Это в Кожевенном, если считать от Студии - три дома по левую сторону, потом повернуть, а потом спросить у кого-нибудь. Прохожих много, вам покажут.

"Найти такого, который не знал бы, куда идти - это постараться надо. Неужели она сама ни разу ничем не болела и не лечилась у Исидора?.."

Прищурившись, глянула на солнце - "Полдень скоро. Сумасшедший день, воистину" - прикинула, что время обеда - учитывая съеденное у Евы мясо - настанет где-то часа через два. Мысли были ленивыми и привычными, они словно бы пытались заслонить собой тревожное понимание. "Нормальная человеческая реакция - спрятаться от страха. Не очень почетная, но нормальная. "

Где-то каркала ворона. Наверное, ей было всё равно, что творится у людей. "Ей бы себя прокормить..."

Мысль была очевидно глупой. Капелла вздохнула - "Перебегала, что ли? Всякая чушь в голову лезет" - внимательнее взглянула на собеседницу, готовясь прощаться.

- Спасибо, Виктория...

"И за объяснение, и за то, что расскажете приезжему о наших - наших ведь, да? - выкладках."

Дома у Исидора она была всего однажды - и, к сожалению, дорогу запомнила не слишком хорошо. Как раз на уровне "а там спросить дорогу", но ничего, это не смертельно. Прохожих и правда уже должно быть немало.

- Последний вопрос, теперь уже... - Юлия слабо улыбнулась, - наверняка последний. Вы не видели ещё новую дочь Сабуровых?

"Люди говорят о ней, как о воровке и одновременно о целительнице. Говорят, что это она могла быть причиной смерти Симона, и что она Вестница - но от кого и откуда?"

Небо оставалось всё таким же ясным, только солнце передвинулось дальше от Жилки. От Люричевой не укрылось, что Капелла взглянула наверх, словно определяя, который может быть час.

"Вероятно, я всё же задерживаю её. Но больше не буду - вроде всё, что хотела спросить, спросила..."

Остальные вопросы не требовали ответов именно Виктории Ольгимской, а потому могли подождать, пока Юлия не доберётся до "Стержня".

Если по пути не встретится кто-то или что-то, способный или способное этому помешать. Например, если по дороге от сквера не объявится идущая с покупками из магазина Лара. Или тот же Стах. Или... да, любой, кому можно задать нужные вопросы, и кто не будет против того, чтобы давать на них ответы.

Проще всего было бы завести разговор с кем-то из соседей, но это чревато собиранием огромного числа неподтверждённых фактов. Ведь никто не запрещает додумывать непонятое и пытаться объяснить необъяснимое в меру собственных представлений о том, как оно должно бы быть на самом деле.

"На самом деле, вот именно. Об этом "самом деле" никому, по сути, ничего не известно, а кому известно - те молчат. Прячут своё знание на самом донышке души. Ну да ничего, рано или поздно они будут вынуждены поделиться с остальными, только вот "поздно" как бы не превратилось в "слишком поздно"... но посмотрим, как оно всё сложится."

- Вроде бы эта девочка как раз ранним утром объявилась, притом на кладбище...

"Дочь Сабуровых?.."

Мгновенно насторожилась, подобралась. "Катерина бесплодна, да и не говорят так о новорожденных. Приемная?". Снова появилось ощущение важности чужих слов, взгляд не стал менее безмятежным, но что-то мелькнуло на его дне - внимательная цепкость. Интерес.

"Третья, чужая, при этом, если Бакалавр прежде всего оказался у Каиных, Бурах - у меня, то она - у Сабуровых. Три маски, три власти? Просила - получай."

-Нет. Не видела, - "Не только не видела, но до этой минуты и не знала о её существовании" - Расскажите. Что о ней говорят в Городе?

"Чем дальше - тем смешней, или страшней, всё никак не запомню. Что-то сплетается. Что-то меняется. У каждой власти появляется новый союзник, новая сила и величина. Друг друга властители знают наизусть, новые люди - дополнительная путаница и дополнительные козыри..."

Как и всегда в минуты волнения, мысли Капеллы приобрели некий возвышенно-пафосный оттенок. С таким легче было чувствовать значимость происходящего, а, соответственно, и своё в нем участие. И чувство было такое, словно мозаика, собираемая ею с самого утра, дрогнула и начала складываться сама. Недостающий кусочек, третья линия - нашлась. Было во всех этих совпадениях что-то завораживающее и очень важное. Кажется, если найти смысл именно такого начала - всё решится само.

"Интересно, не умер ли и у Сабуровых кто-нибудь? Для полноты картины и полности комплекта..."

- О ней говорят довольно много... и всё довольно интригующе звучит.

"Ну вот, значит не зря потрачено десять минут на подслушивание соседских сплетен о странной девочке. Нехорошо, конечно, подслушивать, но на фоне поступков многих и многих это - меньшее из зол."

Юлия знала, что сама не верит в подобное оправдание, но, может быть, информация принесёт хоть какую-то пользу?

"Не мне, так Капелле. Не Капелле, так кому-то из тех, с кем она будет говорить об этом."

- Во-первых, она появилась на Кладбище. Говорят, Катерина ждала её там - и сразу отправила к себе домой, назвав дочерью. Предполагаю, что Александр также хорошо принял Клару - так она назвалась.

Остановиться, перевести дух. Люричева внимательно следила за реакцией собеседницы на свои слова. Всё же Хозяйка. Всё же даже из крупиц может сделать вывод - и почти всегда правильный.

- Во-вторых, её почему-то называют чудотворницей. Как будто она исцеляет наложением рук... но это, конечно, нужно видеть своими глазами, чтобы поверить. Хотя я сомневаюсь, что такой слух может возникнуть на пустом месте.

"Что ещё? Важное что-то, о чём я думала по пути сюда... связанное с этой Кларой... ах, да. Конечно же. Самое главное чуть не забыла."

Юлия сплела пальцы на коленях в замок.

- Третье, и последнее - некоторые связывают появление девочки со смертью Симона Каина. Настаивают, что видели её чуть ли не около "Горнов". И, что странно, о Кларе уже весь город знает. Но приписывают ей противоположные поступки, словно это не одна девочка, а две разных.

"Клара, значит. Которой Катерина сама вышла навстречу. Вот вам и доказательство того, что все мы чувствуем свое. Меня тащило к Бураху, пусть и кругом - но к нему. Катерину - к чужой девочке на Кладбище. Ну, а Бакалавр к Марии сам пришел. Нам будто роздали оружие перед боем. Смешно?.."

Осенний ветерок, словно утешая, погладил её по щеке. Вбросил в руки сухой рыжий лист, который Капелла тут же закружила в пальцах. Так легче было думать.

"Откуда взяться на Кладбище незнакомой никому в Городе девочке? Только если она пришла из Степи, или вышла из могилы..."

"Чудотворица или убийца, о которой знает уже весь Город. Приемная дочь Сабуровых. Самая странная из масок. По крайней мере, если слушать чужие слова."

Зажмурилась, перебирая лист в пальцах, не поддаваясь желанию начать отламывать от него по кусочку. Листья и так живут недолго. Зачем ещё укорачивать такую жизнь? Сквозь закрытые веки пробивались теплые солнечные лучи. Капелла молчала и пыталась услышать след пришедшей в Город - одной или двух? Убийцы, чудотворицы или обычного человека?

Иногда это срабатывало. Иногда нужно было сильно захотеть, чтобы видение пришло. Но сейчас Город не спешил откликаться, и Капелла, вздохнув, снова открыла глаза. Она не обижалась - она твердо знала, что всё случается в свой срок, и если она не видит чего-то сейчас - значит, ещё не время.

"Значит, надо просто запомнить и подумать потом. Видения, это, конечно, хорошо. Но и логику никто не отменял. Опять же - может, я её где и встречу... Одну из."

-Спасибо вам за новости, - Капелла даже выдавила из себя благодарную улыбку. Новости и правда были важными.

"И всё-таки этого слишком много для такого маленького Города, как наш"

- Не стоит благодарности... вам спасибо, скорее.

"Благодарить за пересказанные сплетни? И впрямь, видимо, что-то оказалось куда более важным, чем я полагаю. Но, в конце концов, степень важности каждый присваивает фактам сам. И совпадать они не обязаны".

Тощий бродячий кот, вынырнувший со стороны углового магазина, потёрся о скамейку и заодно об ногу Юлии. Чуть наклонившись, она потрепала животное за ухом. Кот удовлетворённо замурлыкал и выгнул спину - являя собой живую иллюстрацию того, что-де если не доброе слово, так доброе дело... ну, и далее.

Люричева поднялась и стряхнула с шали пару-тройку принесённых ветром мелких листьев.

- Возможно, мы ещё встретимся, Виктория. Я надеюсь, что у вас и вашей семьи... и у Бураха-младшего всё будет в порядке. Впрочем, как и у остальных. Двух смертей более, чем достаточно, и даже слишком много.

"Как-то не верится, что ими всё и ограничится. Но с подобными предположениями лучше действительно идти к Катерине, она наверняка имеет на одно моё несколько своих."

Мысли снова смешались, как брошенные на стол игральные карты... метафора из той, прошлой жизни. Одновременно хотелось пойти к Ларе, продолжать искать Стаха, вернуться домой и наносить воды про запас из ближайшей колонки, взглянуть на дом Исидора, встретиться с Марией, доктором из столицы и Катериной.

"Я не могу разделиться на столько Юлий, я даже на двоих не разделюсь" - вроде бы в шутку одёрнула она себя. И постановила первоочередной целью визит в "Стержень", а там уже... как сложится.

Кот продолжал мурлыкать, уже оказавшись на скамье, и в какой-то момент Юлия с лёгким удивлением обнаружила, что продолжает чесать его за ушами.

"Ну надо же. И запах табака его не смущает..." - пронеслось в голове.

-Вы правы. Двух смертей даже слишком много, - Капелла покосилась на взобравшегося на лавочку кота. Чем-то зверь напоминал Юлию - такой же худощавый, с внимательными глазами и скупыми, но красивыми движениями. В том, как он подставлялся под руку женщины было столько скрытого достоинства и приязни, что Капелла против воли улыбнулась, тоже потянулась приласкать кота. Тот с вежливым интересом наблюдал за её движениями, полуприкрыв глаза. Бока его ровно подрагивали - кот мурлыкал, явно довольный вниманием к своей персоне. - И вы правы и в другом - в том, что мы ещё встретимся.

"Город мал, не-встретиться с кем-либо здесь сложно. И встреча - лишь вопрос времени. И, пожалуй, мне пора..."

С трудом оторвавшись от поглаживания кота - животных Капелла любила, и всегда с трудом заставляла себя уходить, встретив очередного бездомного - поднялась, взмахнула рукой. Хорошо и красиво у неё выходило только возвещать "Здравствуйте!", осчастливив кого-нибудь своим приходом. С прощаниями же выходило не так лихо, и она давно уже привыкла обходиться жестами.

"Теперь налить воды у ближайшей колонки, немного отдохнуть дома, и можно бегать дальше..."

Ноги уже слегка гудели от ходьбы - всё-таки в обычные дни она больше сидела дома, чем носилась по Городу - и было хорошо, что от парка до "Сгустка" совсем близко.

"Одна беда - тишина. Кто и когда писал, что тишина - это смерть?"

Аллея кончилась быстро, и, войдя в стиснутую домами улочку, Капелла почувствовала себя даже отчего-то лучше. Камень, сомкнувшийся вокруг, был Городом. Под ногами шуршали сухие листья, за каждым окном скрывалась чья-то жизнь, и, казалось, что Город провожает будущую Хозяйку взглядом. Сотней взглядов. И это было приятно.

"Повезло же мне сегодня на нужных людей, - думала Капелла и улыбалась в небо - Спасибо, что ли..."

До дома оставалось хорошо если десять минут хода.

- До встречи, Виктория. - Тихо вздохнула Юлия, глядя юной Хозяйке вслед.

Что ж, нужно идти. "Чувствую, набегаюсь я сегодня по городу..."

Кот, кажется, всерьёз вознамерился последовать за Люричевой. По крайней мере, до Складов они дошли вместе. Серы хвост стоял трубой, чуткие уши подрагивали, ловя окружающие звуки.

"Наверное, он похож на любого из жителей в стадии собирания слухов. Энтузиазм и целеустремлённость..."

Кошек и котов Юлия любила, но никогда не держала дома. А было бы, наверное, неплохо - когда в дверях встречает такое вот пушистое чудо, трётся о ноги, мурлыкает, что твой паровоз... Да и какой-никакой собеседник... точнее, слушатель.

"Не мели ерунды. Ну зачем тебе кот?"

- Ну всё, киса. Дальше нам не по пути, понимаешь?

Юлия взглянула на кота с напускной строгостью. Словно почувствовав смысл слов - а кто сказал, что кошки не понимают человеческую речь? - животное буквально растворилось между обитыми железом стенами.

Страшно хотелось закурить, но спички Юлия с собой не носила - во-первых, из принципа, а во-вторых - чтобы в случае чего иметь предлог для начала разговора. Никто ведь не знает, чьи ответы могут понадобиться в следующие полчаса.

Расставшись с котом, Юлия зашагала к берегу Жилки.

Глава 14, в которй Юлия посещает Сабуровых и узнает много нового о Кларе, Симоне и Исидоре.

«Стержень»

Идти было легко. Легче, чем в сквер - может, потому, что теперь у неё была почти что чёткая цель? "В никуда шагать всегда сложно..."

В тот же момент Юлия отругала себя за ненужный пафос. "В никуда", надо же! Вроде бы город вполне материален, камень мостовых под ногами не проваливается, и прохожие никуда не делись.

- Эй, ребята! К Анне Ангел человек в крови забежал!

Юлия остановилась. Интересные дела творятся, друзья, прямо вот с самого утра и без перерыва на обед. Она взглянула на "Вербы", особняк певицы - "Или не певицы? Была какая-то тёмная история..." - который миновала буквально минуту назад.

"Зайти, что ли. Ладно, на обратном пути. Наверняка Анна сейчас ни жива, ни мертва от страха - не каждый день окровавленные люди забегают."

Мысли неспешно текли дальше. Вероятно, человек этот бежал от Станции, где под утро вроде как произошла грандиозная драка. Но тогда непонятно - почему именно Вербы"? Ведь он мог с таким же успехом попросить помощи в любом доме. Но нет, проделал такой путь, истекая кровью, чтобы ввалиться к Анне.

"Разве что всё связано ещё туже, чем мне казалось, и это тоже не случайно".

Покачав головой, Люричева продолжила путь вдоль Жилки. Ей не слишком нравился этот район, всё-таки неблагополучный, если верить слухам, да и планировка не ахти. Забыла ведь, где дом Бураха, хотя он не так далеко от набережной. Кажется.

Вот и "Стержень". Башенка, венчавшая приземистый добротный особняк, была видна из окон "Невода", и, когда Юлия в задумчивости смотрела в окно, то часто натыкалась взглядом именно на неё.

"Если я не ошибаюсь, Катерина живёт в ближайшей к реке части "Стержня"..."

Поднявшись на крыльцо, Юлия коротко постучала и толкнула дверь, остановившись на пороге.

- Катерина, вы дома? - голос прозвучал странно глухо. - Это Юлия Люричева. Можно к вам?

Тишина Города вязко разлилась по улицам и накрыла Катерину тяжелой темной волной.

Добраться бы быстрее домой, вдохнуть привычный воздух, избавится от туманящей рассудок боли.

Катерина крепко сжала тонкую ампулу в кармане платья.

Ах, добраться бы домой!

Она шла быстрым шагом, глядя себе под ноги, вслушиваясь в гулкий стук собственных шагов. Немного отдыха и потом она сможет принять девочку. Как же много ей нужно рассказать, какую канву предстоит сплести, ведь Клара должна увидеть все так, как оно есть.

Катерина остановился у каменного крыльца, перед входом в дом и взглянула на реку. Утренный туман сизыми кольцами клубился над стальными водами. Она толкнула тяжелую дверь и вошла в свою половину.

А, теперь морфий. Тепло разлилось по телу легкими покалываниями. Пальцы отяжелели, словно к ним прилипал воздух. Сколько же, оно стоит мне, это избавление!

Катерина облизала пересохшие губы. Из забытья её выдернул стук в дверь и чей-то голос.

Люричева? А разве я приглашала её сегодня, неужели приглашала? Нет, точно нет. Что же её нужно, с её резким, как острие иглы, взглядом, такие гости, к добру ли они?

-Да, я дома. Входите, Юлия.

Медленно переступив порог дома, Юлия немного постояла, вдыхая ни с чем не сравнимый запах дом Катерины: сырой, чуть тяжёлый, но... уютный какой-то. Затягивающий, и...

"Дурманящий. Да, точно, - дурманящий."

Хозяйка выжидающе смотрела на неё поблёскивающими глазами, и Юлия со всей вежливостью поздоровалась:

- Доброго дня, Катерина. Хотя... он не такой уж и добрый, верно? Я пришла, чтобы поговорить о произошедших событиях и спросить вашего...

"Мнения? О, нет, не так..."

- ...спросить вашего совета. Вы можете уделить мне немного времени?

До этого Люричева была в этой части "Стержня" всего два раза, с промежутком почти в год, но могла свидетельствовать хоть под присягой: здесь ничего не изменилось. Пугающие рисунки на ширме, мрачные тона, и сама Сабурова, всегда напоминавшая Юлии большую чёрную птицу...

"Птица. Сейчас ещё и вспугнутая. В любом случае она будет защищать своё гнездо, то есть эту невнятную - именно невнятную, да-да, - Клару, но хорошо бы получить от неё некоторые ответы. Если она в духе, чтобы разговаривать сейчас."

- И ещё, я рада, что вы обрели дочь.

При этом Юлия нисколько не кривила душой. Хозяйка выглядела измученной, но довольной, а значит - она не ждёт от Клары беды. Хотя бы одна сила из тех, что питают и поддерживают город, в безопасности.

"Я надеюсь. Всегда возможны крутые повороты судьбы, настолько крутые, что вчерашний друг вонзит нож в спину, а приёмная дочь окажется злейшим врагом."

Но при взгляде на Сабурову ей как-то не хотелось в это верить.

Давно Катерина не принимала гостей и давно у неё не спрашивали совета.

Удивительно, никогда не думала, что она придет ко мне. Смирилась? Или все же нет?

- О сегодняшних событиях? Сегодня много, что случилось, и еще больше случится. Сегодня знаковый день, переломный.

Что она хочет услышать, что хочет узнать? О столичном госте в змеином плаще, или о Потрошителе вернувшемся домой, или о девочке-чудотворнице?

- Я постараюсь помочь Вам, всем, чем смогу. Спрашивайте и я отвечу.

Катерина взглянула на Юлию, стоявшую перед ней, поистине сегодняшний день приносит слишком много удивлений.

Дочь? Я не ослышалась? Это она про Клару?

Клара пока не моя дочь, ей еще предстоит доказать, что она та за кого себя выдает. Потому, что если она – другая, то помоги нам всем Господь.

- Я благодарна Вам, Юлия, за эти слова. Надеюсь, Вы когда-то сможете познакомиться с ней.

- Благодарю, Катерина. - Юлия решила не медлить и переходить к делу с самого начала. - Первый вопрос, Катерина... как вы считаете...

"Как бы это сформулировать-то получше?! Мне бы образность речи, как у Марии... или хотя бы дипломатию Капеллы... но что толку желать того, что не может сбыться."

Молодая женщина закрыла глаза и снова выстроила все вопросы на три категории - для Катерины, для Стаха и для столичного доктора. Потом мысленно расставила номера в том порядке, в каком, по её мнению, убывала их важность. Стало немного легче.

"По крайней мере, упорядоченность можно придать любому делу. Или хотя бы видимость упорядоченности."

Курить хотелось по-прежнему, но не просить же у Сабуровой спички?.. Хотя, может быть, она сама предложит.

"Разве что мысли читает. Лезет же в голову всякая чушь."

- Мог ли Симон Каин умереть от болезни? Что говорили вам ваши видения о его смерти?

Вспомнив последнюю фразу Катерины, Юлия добавила:

- Я тоже надеюсь познакомиться с девочкой. Люди говорят о ней разное, но я привыкла доверять собственным глазам.

"И собственным мыслям. Но ни в коем случае не собственным чувствам, потому что ничего хорошего они никогда не подсказывают."

А, действительно, мог ли Симон умереть?

То, что Катерина видела о нем, нельзя было описать словами.

Симон, всегда живой и полный жизни во Внутреннем покое, знает ли он, подозревает? Облако из пыли и песка поглотило его.

Но, нет, покой не пустует, что-то там еще есть. Симон еще здесь, он растворился в Городе, он всегда останется с нами.

- А как Вы сами думаете: он мертв? Мог ли такой человек, как он умереть? Что говорит ваша логика?

А что если он и правда умер? Сколько бы потеряли Каины,и как укрепилась бы наша позиция.

Сабурова сжала ладони, так что ногти впились в кожу. Нет, это не её дело, политика пускай остается мужу.

Катерина посмотрела на Юлию, та нервно сжимала пальцы.

Ах, да она, по-моему курит. Или уже бросила?

- Юлия, Вы все еще курите?

- Весь город говорит - Симон умер. Бессмертный Каин был найден мёртвым во Внутреннем Покое. Моя логика говорит о том, что это могло случиться от болезни - или быть самоубийством, но последнее не так возможно. Ведь Симон был очень ответственным...

Юлия помедлила, смакуя внезапно проклюнувшуюся мысль. "День поистине удачен... столько версий сразу и столько новых идей."

- Катерина, я только что подумала вот о чём. Могут ли Каины сохранить... то, что осталось от души Симона, по крайней мере, они ведь верят в существование душ у людей? Это семейство обладает непостижимыми техниками...

"Кривовато высказалась. Нужно было формулировать получше. Но, надеюсь, она поймёт."

Высказанное предположение казалось с каждой секундой менее бредовым. Если оно верно, то что-то можно ещё исправить. Наверное. А если нет? Справится ли Мария, оставшись одна... на той стороне? Может, сомнения в силе Хозяйки и являются ересью, но лучше ожидать худшего.

"И ни в коем случае не надеяться на лучшее. Не высказывать вслух. Хочешь рассмешить Судьбу - поделись с ней своими планами..."

Коротко кивнув, Люричева слегка рассеянно проговорила:

- Да, ещё курю.

"Не начала бы - спилась бы, наверное. В этом городе никаких нервов не хватит. Так всё запутано, что только Хозяйки и могут распутать. Но если они видят всё, то я вижу части - возможно, это окажется полезно? Детали способны поведать о многом".

Как описать ей то, что я видела? Тот бурый туман покрывший его?

Но Симон мертв, в этом сомнений быть не может. Катерина это чувствовала, так же, как раньше ощущала его присутствие. Местные говорят о людоедке, о зле, которое приходит со степи. Но это всего лишь морок, морок и его погубил.

Если он мертв, то, как сможем выжить все мы?

- Это не самоубийство. – Катерину даже немного смутила такая идея, не таким он был человеком, он был вечен, подобно самому Городу. А такие люди себя не убивают, они не имеют на это права.

- Его убила вещь, пришедшая из степи. Большего я сказать пока не могу.

Слишком много ответственности возьму я на себя этим, такие дела оставим столичному доктору.

- Вы правы. Симон не мог уйти полностью. Та сила, та мощь, которой Каины обладают... Они просто не могли отпустить его.

Что-то осталось.

Катерина запнулась, и охрипшим голосом продолжила. – Покой не пустует. Я чувствую это так же явно, как и то, что нас ждут реки крови. Я пока не знаю, кто там остался, но я думаю мы все это скоро выясним.

Ах, если бы я могла высказать это правильнее, или дать ей почувствовать. Это все метафизические категории, как облечь их в слова, как придать им верную форму.

- По-моему где-то у ширмы были спички.

- Катерина, но тогда... Вы не могли бы описать мне виденное вами? Своими словами, просто рассказать?

"А я запомню и подумаю над ними. Попытаюсь облечь в логические формы и разделить на составные. Попытаюсь выяснить порядок мест и порядок вещей..."

Внезапно она сформулировала то, чего опасалась всё утро - подспудно, но постоянно ощущая тревогу каким-то краем разума.

- Пожалуйста, скажите... Множество людей умрёт? Среди них... возможно ли узнать, кто находится в опасности?

"Если это болезнь, то заражение может произойти как угодно. Или нет? Симптомы и передача Песчаной Язвы... этого нет ни в одной энциклопедии. Нет, мне нужно спросить Стаха. Обязательно. И предупредить..."

Лицо Юлии по цвету сравнялось со свежеснятым молоком, но она чудом устояла на ногах и выдавила улыбку:

- Вы не будете испытывать неудобства, если я закурю?

"Может быть, хоть это прочистит мысли."

Всё вокруг показалось вдруг враждебным и чужим - и комната, и Катерина, и сам этот город. Люричева поняла, что почти с суеверным ужасом ждёт, что вот-вот войдёт та самая Клара, то ли воровка, то ли целительница.

"...да что это со мной?!"

- Хорошо, я попробую, - Катерина вдохнула сухой воздух, оцарапавший горло и продолжила, - Я видела Симона, и Внутренний Покой. Если Вы слышали о нем, то можете себе представить, что это за место. Там не действует никакие законы, даже евклидова геометрия там бессильна. Это место, оно вне пространства. Расплывчатое, зыбкое, изменчивое. Симон был испуган, впервые я видела его таким. Он что-то бормотал, так тихо, на грани слышимости. А потом… - Катерина прервалась, судорожно передернула плечами.

- Потом, песчаное облако поглотило его. Облако, пахнувшее твирью и кровью. Это была пыльная буря в миниатюре, и имя ей было смерть. Казалось, оно и в меня проникло, окружило влажным, тяжелым коконом.

Катерина замолчала, хватит, ты и так слишком много сказала.

Она взглянула на Юлию и попыталась отвлечься от своего видения. Слишком ярким оно было, слишком сильным.

- Да, умрет много людей. Но их смерти неважны, они лишь препятствие на пути, небольшой шаг к великой цели.

Останется ли что-то от Города после?

- Но есть и те, чья жизнь будет важна, те, кто не могут умереть. Но знаете, Юлия, беречь их не Ваша с нами забота.

Вот ведь вспомнила о спичках, а потом придется проветривать комнату. Но, пускай, впущу сюда свежий холодный воздух.

- Курите, если желаете.

- К какой цели, Катерина?

Уняв дрожь в пальцах, Юлия отыскала спички и вытащила из сумки бело-зелёную плоскую пачку. Со второй попытки кончик сигариллы затлел, и Люричева жадно затянулась. Ей, курильщице с восьмилетним стажем, дым только помогал сосредоточиться, отгораживая всё, что может помешать мыслям, колышущейся завесой.

"Интересно, как выбирает она, кто важен для города, а кто нет. Я-то не важна, ясное дело, ничего полезного я так и не сделала, а вот..."

Нужно составить список на досуге. Если он, этот досуг, сегодня предвидится, разумеется... что не так уж и небесспорно.

- Я здесь живу уже три года, и пока слышала только о великой цели Каиных - но их цель как-то связана с Внутренними Покоями и Многогранником, с нарушением законов физики и магией.

Описание видения Хозяйки лишь укрепило Юлию в мысли, что они с Капеллой приблизились к истине. Но что теперь с этой истиной делать?

Нет, нельзя просто так прийти к тому же Ольгимскому и сказать - начинается эпидемия, примите меры... хотя, Виктория может сама убедить его. Если Симон успел заразить кого-то, конечно, а вот в этом я далеко не уверена. Но у него был Исидор, а потом Исидора убили... вот уже есть варианты, если заразились домочадцы Бураха, а убийца унёс болезнь с собой. В таком случае, нужно найти его до тех пор, пока он не разнёс заражение по всему городу.

"Стой. Не пори горячку. Сначала надо найти Стаха, потом этого столичного доктора, и побывать в доме Исидора - да хотя бы соболезнования семье выразить. Он ведь точно жил не один."

В очередной раз наспех составленный план подействовал умиротворяюще. С облегчением улыбнувшись, Юлия затушила окурок и спрятала его в специальное отделение сумки, потом сунула в рот мятную пастилку.

Привычные действия, как и много раз до этого. Тоже способ утихомирить разошедшееся воображение, которое уже рисовало ей картины надвигающегося бедствия.

Катерина легко улыбнулась, боль тут же впилась в виски. Забавный вопрос, неужели Юлия еще не поняла, как здесь живется?

- У каждого здесь своя цель. У меня – своя, у мужа - своя, у Каиных и Ольгимского тоже. И все они разные.

Катерина прищурила глаза и взглянула прямо на Юлию.

- У Вас, я думаю, тоже есть цель, не так ли?

Конечно, есть, здесь каждый чего-то ждет, что-то пытается сделать.

- Но знаете, потом все станет неважным, кроме одного, как спасти Город. Ведь мы должны будем сохранить его полностью, не отрезая от него ни части. Поэтому, когда придет время принимать решение, я верю, что Вы обратитесь ко мне.

Надеюсь, Клара сможет это сделать, только она обладает такой силой. Сколько же ответственности мы возложили на нее, а она совсем еще ребенок. Но, нет, она сможет, она справится, она сильная. Другой наша дочь быть не может.

- Сегодняшний день уже стал переломным. Он изменил наши судьбы, а ближе к вечеру начнет менять судьбу Города.

- То есть, нам нужно готовиться к потрясениям. - Кивнув, Юлия ответила Хозяйке столь же прямым и открытым взглядом. - Мне кажется, если вам потребуется моё участие для спасение города, вы не замедлите ко мне обратиться.

"Разумеется, обратиться так, что я не смогу отказаться. Но именно поэтому не стоит давать ей зацепки, КАК именно нужно ко мне обратиться для этого."

Юлия уважала Катерину, как человека - потому что нужно иметь недюжинную стойкость, чтобы выжить между Ниной Каиной и Викторией Ольгимской. Но в качестве Хозяйки, за которой хотелось бы пойти по одному её слову...

"Похоже, она очень устала от своей ноши. Не передаст ли она все свои права дочери? Не хотелось бы. Впрочем, время покажет, что из себя представляет эта Клара, не стоит ли она того, чтобы идти за ней без оглядки на логику и разум."

- Я сомневаюсь, что город нужно разрушать, даже частично. Ведь он... гармоничен, так ведь? Ольгимские держат власть над людьми, Каины - над мистериями и новыми дерзкими идеями, а вы, Катерина... вы держитесь равновесия. Уберем одну часть - и всё перекосится так, что потом не выправить. Не зря же Город делится именно на три части, не зря у нас именно три Хозяйки...

Именно к таким выводам она недавно пришла. Ничто не случайно в этом городе, и пусть держится он, словно замерев над пропастью, убрать одну силу - значит подтолкнуть город и живущих в нём никуда.

"Если одна из Хозяек, конечно, не наберётся силы достаточно, чтобы поспорить с остальными двумя. Мария, быть может?... Но Каины пока не изъявляли желания разрушать или захватывать власть исключительно в свои руки."

Катерина ни на минут не сомневалась, что Юлия согласится с её идеей.

Но таких, как она должно быть больше. Тех, кто поверит и примет Клару, как будущую Хозяйку. Без нее, нам не удержать власть, Мария слишком сильна. Я уже чувствую её, а ведь она и не проснулась даже. Темная, дикая сила. О, Мария опасна. Мы с Каиным, и Викторией едва удерживали её мать, больше я не смогу.

- Даже если мы все ляжем в эту землю, Город должен жить. Понимаете меня, Юлия? Все, как Вы и сказали, у Каинов - химеры, у Ольгимского – степняки, а мы пытаемся уравновесить их.

Катерина глубоко вдохнула сухой, все еще пахнущий дымом воздух. Три Хозяйки, ха! Сейчас осталась только она, и то ослабевшая. Никто не плетет больше пряжу. Ни Мария, ни Капелла еще не проснулись, и Катерине самой приходилось удерживать Город. Но это совсем не плохо, то, что она последняя из Старших, приносило Сабуровым лишь уважение.

- Я рада, что Вы на моей, - Катерина запнулась на мгновение, - на нашей стороне.

- Как только Клара будет свободна, я попрошу её прийти к Вам. Есть вещи, которые я не смогу объяснить, а вот у неё это получится.

Клара сможет обратить заблудшие души, ведь как бы Юлия не храбрилась, мы обе знаем что-то в ней сломано.

"О, пусть приходит. Мне действительно хотелось бы увидеть её. Наша сторона? То есть, у неё уже есть план, метода, по которой необходимо действовать в новых страшных и смутных временах? Ну-ну... посмотрим."

Юлия склонила голову, то ли просто в знак согласия, то ли в знак покорности словам Хозяйки.

- Я буду ждать Клару с нетерпением. Пусть горожане говорят что угодно, я поверю только своим глазам.

"Или не поверю. Смотря что я увижу. И смотря что услышат мои уши."

- Катерина, скажите, ваш супруг сейчас дома? Возможно ли посетить его? - учтиво осведомилась она.

Раз уж пришла сюда, нужно не пропускать ни одного доступного источника информации. Заодно можно будет спросить о докторе Бурахе, ведь "Стержень", коли верить ненадёжным воспоминаниям, находится не так далеко от... как его?... от Плотного Задворка.

Теперь Юлия вспомнила само место жительства Исидора: дом в закоулке, у самого поворота к пустырю Костного Столба. Замечательное место, лучше просто придумать невозможно.

Теперь все за Кларой, её осталось доказать, что она наша спасительница.

- Да-да, говорят, что она воровка, но это не так. Она – чудотворница, она послана спасти нас всех. Тяжело рациональным умам смирится с возможностью чуда, поверить в то, что существует высшая сила.

Катерина уже почти поверила, что Клара – та самая. Ведь и сон, и слова девочки подтверждала это. Но крупица сомнений оставалась, давила тяжким грузом, ведь у Клары была сестра. Двойняшки, идентичные друг другу. Только одна – святая, а другая – убийца, всё просто.

- Александр сейчас дома. Он разговаривает, - тут Катерина замолчала, незачем Юлии знать, что они хотят проверить Клару, то достойна ли она стать их дочерью, лишь их забота, - У него гости, но я думаю, что он уже свободен.

Надеюсь, она сейчас не столкнется с Кларой, не нужно никому её видеть, пока она не доказала свое право быть здесь.

- Спасибо за визит, Юлия. Надеюсь, что я сумела Вам помочь, хотя проку от меня сейчас очень мало.

- Вам спасибо, Катерина. Надеюсь, мы ещё увидимся. Вы очень помогли мне. Удачи.

Юлия выскользнула за дверь и осмотрелась. Душно и жарко... Воздух над Жилкой плыл почти осязаемым маревом. И тут Люричева поняла, что за неправильность ощутила, только подходя к "Стержню": вопреки обыкновению, на улице не было видно ни одного степняка.

"Все в Термитнике? А женщины, дети... обычно кто-то, да есть, а сейчас - только городские. Странно. Нужно упомянуть в разговоре с Александром и об этом, и о возможности посетить дом Бураха. Посмотрим, что он добавит к словам супруги."

Обогнув дом, Юлия смерила взглядом то, что творилось вокруг студии Петра Стаматина. Леса, леса... сколько времени здесь уже идёт строительство? Как бы не с тех пор, когда архитектор здесь поселился.

"Учитывая его пристрастие к твирину, я надеюсь, что он не полезет на леса спьяну и не сломает себе шею".

Может быть, Многогранник и был странным и непонятным сооружением, но это не значит, что его создатель заслуживает смерти.

"А интересно, кстати - я слышала, что Александр Петра недолюбливает. Как же им так живётся, бок о бок?"

Дёрнув плечом и отогнав лишние мысли, сосредоточившись на предстоящем разговоре, девушка постучала в дверь принадлежащей Александру части "Стержня".

Дверь отворилась так внезапно, что Юлия едва успела сделать шаг в сторону и скрыться за углом. Что-что, а науку оставаться незамеченной она вполне усвоила.

"Вряд ли Александр будет так распахивать дверь, он человек сдержанный. Скорее, это кто-то выходит... гость, например."

Не удержавшись от любопытства, Юлия высунула нос из-за стены и проводила взглядом худенькую девочку в грязно-розовой (кажется) шапочке.

"Это и есть та самая Клара?"

Ничего выдающегося, особенно если смотреть со спины, в новой наследнице Сабуровых не оказалось. Обыкновенный худенький подросток. Но по спине Люричевой внезапно пробежало целое стадо мурашек, и девушка поняла: она совершенно не хотела бы оказаться один на один с Кларой. Ни под каким видом. Ни за какую награду на свете.

"Да что же это со мной? Боюсь я её, что ли?..."

Махнув рукой, по давней привычке "отпуская" лишние мысли, Юлия вынырнула из-за укрытия стены и отворила дверь. Не переступая через порог, подала голос:

- Александр, добрый день. Это Юлия Люричева. Я могу войти?

Эта формула помогала преодолеть смущение от визита: постучаться, обратиться, назваться и спросить разрешения. Ах, да, ещё и поздороваться.

Она сделала шаг вперёд.

Дверь за Кларой захлопнулась, причем, судя по скрипу, за секунду до этого дверь чуть не слетела с петель. Александр достал папку с бумагами, собираясь углубиться в их изучение, то есть заняться своими прямыми обязанностями, как вдруг тишину прервал очередной навязчивый стук в дверь. Раздражение выросло аж в два раза, но так как Александр был человеком сдержанным, он молча убрал все данные о случившихся в прошедшую ночь убийствах обратно в папку и повернулся лицом к двери, сложил руки на груди и, наконец, пригласил очередную гостью войти.

- Вы, надеюсь, по делу? – не сдержался Сабуров. Сколько бы он ни был вежлив, человек устроен так, что его терпение не безгранично. В городе творится черт-те что, а он никак не может разобраться со своими делами! – Входите скорее, - бросил торопливо Александр и вопреки всем законам этикета повернулся к девушке спиной. Воспитание воспитанием, а долг есть долг. Нужно восстановить порядок в городе, прежде чем это перерастет в массовые убийства да грабежи. "Черт, как же неудобно не иметь под рукой хотя бы небольшого стола…" Отложив ненужные бумаги на кресло, Сабуров принялся внимательно изучать донесения своих верных подданных, которые знали обо всем, что происходит в городе.

- Итак, с чем Вы пришли, Юлия? – не поворачиваясь, да и не отрываясь от чтения, произнес Александр. – Кратко и по делу, - Сабуров был не в меру резок и сильно взволнован. Сказалось ли так на нем явление в город Клары, или же… нет, конечно же, это все из-за обстановки в городе, никак иначе. Смерть Симона, да убийство Бураха. Это все определенно как-то связано…

Александр был занят. Очень занят, и это бросалось в глаза с первого взгляда. Юлия всего трижды была в "Стержне", и все три раза поражалась: по какому такому тайному замыслу в комнатах Сабурова отсутствует стол?

"Вероятно, это какие-то особенные соображения. потому что с точки зрения обычной линейной логики это необъяснимо."

- Я не отниму много времени, Александр. У меня всего три вопроса. Первое: могу ли я взглянуть на дом Исидора Бураха? Если нельзя попасть внутрь, то хотя бы снаружи. Второе: не знаете ли вы, почему на улицах нет ни одного степняка?

"Дурацкий вопрос, ну да ладно, зато по существу."

- И третье. Если завтра начнётся эпидемия, сравнимая с той Вспышкой, о которой до сих пор помнят... готов ли к ней наш город?

Это был сознательный риск. Гипотеза гипотезой, но преждевременно сеять панику... впрочем, Юлия не сомневалась, что поддаваться эмоциям Александр не будет. Если может ответить - ответит чётко и по существу, как и положено бывшему военному.

"А если нет... что ж, на нет - и суда нет. Отправлюсь искать столичного доктора и Стаха, кого первого найду, того и расспрошу. Прежде, чем что-то делать, нужно составить план."

На самом деле Люричева имела в запасе ещё множество вопросов - например, о молодом Бурахе, или о той же Кларе, или о том, не слышал ли Сабуров о забежавшем в "Вербы" окровавленном человеке. Но отрывать Александра от дела желания не было, судя по его виду, он и так буквально зашивается.

Александр слушал, как говорится, вполуха, иногда кивал, задумчиво вчитываясь в доступную информацию. Как все сложно и запутанно. Александр выглядел не на шутку вымотанным и усталым, на лице появлялось все больше морщин – свидетельств постоянного сосредоточенного процесса мышления.

- Дом Исидора опечатан, - отвлеченно отвечал Сабуров. – У дома дежурят патрульные. Вход внутрь категорически запрещен. Любая попытка войти будет немедленно пресечена, - нервно постукивая ногой по полу, комендант оторвал взгляд от документов и стал задумчиво разглядывать девушку. "Зачем ей вдруг понадобился дом Бураха? Что-то здесь не так. Пока стоит быть настороже". Отложив папку на кресло, Сабуров мрачно смерил Юлию взглядом.

- Насчет степняков я не осведомлен. Не думаю, что это столь важно.

"Хотя, стой. В Земле степняки ходят целыми толпами, почему же сейчас они не кажут носа?" – комендант нахмурился, во взгляде отразилось сомнение, но вслух он не стал высказываться по этому поводу. А может, и стоило? "Пошлю Волка узнать об этом поподробнее. Если что-то произошло с проектом Быков, надо спрашивать с Ольгимского… он занимается этим".

Последний вопрос Люричевой просто выбил из колеи. Что-что, а вот о Вспышке Эпидемии вспоминать совсем не хотелось. Даже мурашки по коже побежали. Сабуров несколько мгновений молчал, видимо тщательно обдумывая свой ответ.

- К чему Вы задали этот вопрос? – наконец, заговорил Сабуров, сверля энциклопедистку недовольным взглядом.

Поскольку о том, что вокруг дома Исидора ходить возбраняется, Сабуров не сказал ни слова, Люричева восприняла это руководством к действию. Простая наблюдательность тоже может поспособствовать добыче полезной информации. Отстутствие Детей Бодхо - так, кажется?... на улицах, похоже, немногим бросилось в глаза.

"Или причину уже знает весь город, а я слишком отстала от жизни." - мелькнула мрачная мысль. Ещё одно звено в и без того длинной цепи загадок этого дня, а ведь пока не подошло даже время обеда. Если так пойдёт и дальше, то ночи на осмысление услышанного может и не хватить.

А вот третий вопрос всё-таки отвлёк Александра от созерцания бумаг, что и неудивительно. Юлия готова была согласиться с тем, что прозвучал он странно и... неуместно, что ли.

- Это... пока лишь косвенно подтверждённое предположение. Оно может оказаться и ошибочным.

"Хотелось бы мне ошибиться, но из слов Виктории и Катерины ничего успокаивающего не следует."

- Касается смерти Симона Каина. Поскольку уже известно то, что он погиб во Внутреннем Покое, куда никто не может проникнуть и невозможно пронести оружие - он мог погибнуть от болезни.

"А какая болезнь способна убить бессмертного Каина?"

- Конечно, я не берусь ничего утверждать, но хотелось бы знать наперёд - готов ли город к непредвиденным обстоятельствам.

"...Или лучше сразу уехать."

Подозрение в том, что Сабуров не принимает её слова всерьёз, крепло с каждым мгновением. Но оправдываться Юлия не собиралась: интуитивно она чувствовала, что сейчас становится на зыбкую почву предчувствий и домыслов, пока не подкреплённых никакими весомыми аргументами. "Пока... чудное слово."

Легкая дрожь в руках, хмурые брови, напряженный взгляд… чего еще не хватало для того, чтобы перестать говорить о Вспышке? Но девушка была настроена решительно и, похоже, ее целью было вывести коменданта из себя. Пока это у нее получалось, но дальше он не собирался позволять ей собой помыкать.

- Симон Каин умер от болезни? – в голосе полнейшее неверие. Оно и неудивительно – как мог бессмертный человек пасть от болезни, пусть даже это и Песчаная Язва. В прошлый раз он сам расправился с болезнью, так почему же сейчас он… умер? – Вам самой не смешно от этих слов? Извините, мне некогда заниматься такими домыслами, - интонационно указав на то, что совершенно опровергает образ мысли Юлии, Александр с ожиданием слушал доводы девушки дальше. Не так легко было указать на дверь…

- Хорошо… если вы так хотите знать, то я вам отвечу. Сабуровы сделают все, что в наших силах, чтобы избежать последствий болезни. Вы довольны ответом?

Александр опустил взгляд на бумаги.

- Разве может болезнь так убить человека… Чтобы он лежал в луже собственной крови с переломанными руками и ногами, скрючившись в невероятной позе… - то были лишь размышления вслух, почему-то Александр думал, что Юлия уже покинула помещение, оставив его одного. – Нет, это не болезнь… может быть… да, стоит послать Клару к Каиным, как только она вернется.

Пальцы в задумчивости потирали подбородок, сосредоточенный взгляд сверлил в полу дыру. Александр совсем отвлекся от реальности.

- Спасибо, Александр. Не смею больше злоупотреблять вашим временем. - Юлия постаралась, чтобы её слова прозвучали по возможности нейтрально.

"Клару. Снова эта Клара. И послать её к Каиным - зачем, интересно? По мне, так их вообще не стоит тревожить сегодня, но мало ли, какие доводы могут быть у Сабуровых."

По крайней мере, стало понятно одно: более рационально настроенный Александр не верит в грядущую эпидемию. Один к трём? Или два к двум? Юлия пока не знала, к какой стороне себя отнести. Соблазнительно, конечно, занять позицию просвещённого нейтралитета и наблюдать за происходящим максимально отстранённо, как и всегда. Но казалось, что в этот раз сохранить нейтралитет не выйдет.

"Но хотя бы я буду знать правду. Кто предупреждён - тот вооружён."

Не отвлекая задумавшегося Сабурова от его мыслей, девушка тихонько вышла.

"Теперь к дому Бураха. Может удастся выяснить что-нибудь. А потом, пожалуй, пообедать дома - и тогда уж всё остальное."

Глава 15, в которой Клара получает от Катерины список Приближенных и ищет возможность сотворить чудо, но вместо того чтобы излечить, убивает.

«Стержень»

Клара понимала, что нужно поторапливаться, потому обогнула "Стержень" на пределе своей скорости. Подойдя к двери крыла Катерины, девочка на секунду остановилась и глубоко вздохнула, заставляя свое дыхание выровняться после пусть недолгой, но достаточно быстрой ходьбы. Клара протянула руку к дверной ручке...

"Не медли, тебя ждут"

Скрипнула дверь, Клара вошла. Будто бы неторопясь, достаточно тихо,несмотря на тяжелую обувь, девочка прошагала до середины комнаты, там чуть притормозила, учтиво склонив голову в приветствии.

- Еще раз здравствуйте, Катерина. Я говорила с вашим мужем. Он дал мне некое задание и направил к вам.

"Должна ли я сказать, что поручил мне Александр? Или Катерина и без того все знает? А может быть знать не желает? Подожду... Немного. В конце концов, и сюда я пришла с какой-то целью."

Катерина вздрогнула от скрипа дверей. Снова Юлия, или муж решил зайти?

Нет, это Клара. Значит, Александр уже сказал ей, что нужно делать, как заставить всех поверить себе.

- Снова здравствуй, Клара. Я вижу, мой муж уже сказал тебе, что ты должна сотворить, не забудь времени у тебя совсем немного, до полуночи.

Катерина взглянула еще раз на Клару, как будто желая, удостоверится в том, кто она.

- Если ты справишься, а ты справишься, то правящая чета примет тебя в свое лоно. Мы удочерим тебя, наделим властью духа. Ты будешь моей наследницей, новой Хозяйкой Земли.

А если столичный доктор увидит чудо, будет еще лучше, здесь нужно побольше свидетелей.

- Сейчас, пока у нас еще есть время, ты можешь задавать мне любые вопросы, о Хозяйках, о Городе, о нас самих. Я расскажу тебе все, что знаю сама.

А сейчас, нужно сказать ей о тех, кого она будет охранять, позже она сама увидит, как сильно зависят их жизни от нее.

- Нити жизни в своих руках, я поручу тебе. Этот Город уникален, в нем собрано столько сильных людей, как нигде. Есть несколько человек, которых ты должна будешь оберегать. Ты сама узнаешь их, это дурные люди, черные как сажа. Это или злодей, или человек, хранящий такую тайну, которую не нужно хранить одному. Забыться - все чего они хотят. Ты должна вернуть им жизнь.

Катерина вздохнула и продолжила.

- Если ты наш ангел, то кому как не тебе, принести нам очищение. Чтобы мы жили.

Глаза девочки засияли от радости и от осознания ответственности одновременно. Она здесь нужна. Здесь есть те, кто нуждается в ней, те, кому она может и непременно захочет помочь.

- Я вас не подведу.

"Только бы не помешала сестрица..."

А сейчас она может спрашивать. Конечно, она и так однажды все поймет, но информация, на данном этапе, вещь абсолютно незаменимая.

Сердце Клары учащенно билось. Сейчас она получит ответы на свои вопросы.

- А можно подробнее о Хозяйках? В чем здесь суть? Где искать подвох? Чем занимаются Хозяйки? Еще... Я там вдалеке силуэт... чего-то непостижимого видела... Что это? Ну и... Особенности этого города, его устоев хотелось бы знать... Если можно...

Клара старалась выглядеть спокойно, но внутри ее просто распирало от детского любопытства и нетерпения. Пальцы невольно сжались на нижней части курточки.

Катерина сразу увидела, как оживилась Клара, хотелось, не рассказывать её, а показать всю силу Хозяек, как жаль, что она не пришла раньше, не смогла увидеть дикость Нины, мягкость Виктории.

- Это женщины, которые тянут нити силы из самого времени, пропускают их сквозь себя, изменяют их природу. Пока мужчины строят город из песка и камня, Хозяйки плетут его душу из вещей, которые нельзя ощутить. Счастье и горе, вспышки и спячки, вот какую пряжу плетут Хозяйки.

Катерина остановилась, перевела дух, и поняла, что сегодня она расскажет этой девочке все, или почти все. Всегда остаются вещи, которые лучше хранить в тайне. Ведь она видела, сколько тайн хранит и сама Клара, и Катерина не была уверенна, что ей хочется узнать их.

- Было время, когда каждый из трех глав семей Города, ввел в дом женщину, обладающую сверхчеловеческой силой. Первой был Виктор Каин, брат Симона и Георгия. Дела, о которых тебе знать еще не нужно, привели его в Столицу, где он встретил Нину Лилич. Тонкая, инфернальная, не знаю уж почему, но она воспылала к нему безумной страстью, и приехала с ним в Город, позже оказалось, что у неё были свои планы на это место. Она была демоном в плоти. Её силой было вдохновлять всех окружающих, она была источником идей, безумных, страшных и невыносимо прекрасных. Когда она умерла, мне было только пятнадцать, да это было одиннадцать лет назад.

Одиннадцать лет, мой Бог, как же давно это было, как наивна я тогда была.

- Виктория же была полной противоположностью Нины, та использовала души, Виктория их оберегала.

Боль в висках сдавливала голову железным обручем, и Катерина хотелось прилечь, и забыть обо всех тайнах, которые предстоит извлечь на свет. Обычно она не просыпалась в такую рань, лишь на рассвете её удавалось забыться беспокойным сном.

- Наш Город можно поделить на три части, река подобно вскрытой вене Степи разрезает его. Но это ты и сама увидишь на карте. Единственная особенность Города – это то, что он живой.

Катерина встрепенулась, когда услышала, что Клара видела нечто странное. Что это духи степи, морок или мара преследующая девочку? Ей, определенно, стоит быть осторожнее.

- Что ты видела, Клара?

Клара внимательно выслушала Катерину. Девочка так и замерла, чуть дыша... Фантазия быстро рисовала в голове смутные образы Хозяек, минувших событий, живого города. Самозванка была увлечена рассказом. Вопрос дошел до нее не сразу. Ответ же предстояло тщательно обдумать.

"Как описать непостижимое?"

- Оно прекрасно... Возвышается над городом... Светится, кажется... - только и смогла пробормотать девочка.

"Клара, что ты несешь? Посмотреть бы... Хоть одним глазком... А может, и двумя. Жаль, сегодня не получится."

- Только там сила сидит большая. Я чувствую. И манит и страшно...

Усталость будто покинула девочку. Беседа воодушевляла. Значимость происходящего придавала сил.

- Дважды за речкой... - пробормотала Клара совсем тихо, будто бы сама себе, приблизительный адрес.

Катерина затаив дыхание наблюдала за девочкой, за тем, как она отреагирует на всё это. Она вспомнила себя, в тот момент, когда осознала свою силу, и её оставалось лишь надеяться, что Клара будет счастливее.

Будет, будет, она ведь наша доченька, мы дадим ей все.

- Оно прекрасно... Возвышается над городом... Светится, кажется...

Это она о Башне говорит, а туда ей еще рано. Интересно сможет ли она войти туда, она ведь совсем еще ребенок.

- Это Многогранник, роза из стекла и бумаги. Его построил Петр Стаматин, а Нина помогала ему, вдохновляла его. Каины говорят, что это душа Города, его суть. Я говорю, что если с ним, что-то случится, Город умрет. А, что ты думаешь?

Катерина прикрыла глаза и вздохнула.

- Мне интересно, как он держится на таком тонком стержне, или же он подобно монгольфьеру парит в воздухе, а лестница – единственная связь с землей. Туда, ведь не пускают взрослых, Клара, поэтому тебе придется самой судить о нем.

Кстати о Петре, надо будет сказать Кларе, чтоб и с ним поговорила. Может, удастся вырвать его из-под влияния брата. Он ведь тоже несчастен, как и все те, кто близки к девочке, как мы все.

"Вот оно значит что... Многогранник. Что ж, надо бы как-нибудь разведать, что это за диво. Петр Стаматин? Вот это судя по всему личность преинтереснейшая, раз создал такое. Интересно, придется ли мне однажды столкнуться с ним, поговорить... Какой он? Впрочем, об этом еще спрашивать пока рано. Слишком мало времени, да и нужно же оставить какую-то тайну и для себя. Нина... Она вдохновляла его? Не представляю, что это была за женщина. Я бы, наверное, боялась ее, как огня. И что-то подсказывает мне, что я еще не раз услышу о ней. Да... Интересно, а почему в Многогранник не пускают взрослых? Многие бы, наверное, не поняли... Но есть же люди такие..."

- Судить о Многограннике? Это странно... Он прекрасен, в нем заключена огромная сила. Это чудо, наверное. Не знаю, возможно ли что-то без него, но было бы хуже. Это точно. Нельзя, наверное, создавать такое, но иметь что-то против... Невозможно. Если он здесь есть, значит он нужен городу. Ничто не возникает просто так.

Клара на миг задумалась. Остались ли у нее какие-то еще вопросы? Пока, наверное, нет. Что нам готовит день грядущий? Ну, пожалуй, только это.

- Как я уже говорила, Александр дал мне некое поручение. Должна ли я что-то сделать еще?

И правда, слишком они заговорились. Кларе предстоит много сделать, а Катерина хотела бы просто отдохнуть. Сегодняшний день будет переломным, но свою роль она уже отыграла: указала спасительнице путь и указала на убийцу. Все, чего ей сейчас хотелось, откинутся на мягкую перину, и закрыть уставшие глаза на пару минут.

Интересно, пустит ли Каспар Клару в Башню? Наверное, только если это будет ему выгодно. А хотелось бы узнать, что там спрятано внутри, что скрыто за зеркальными стенами.

- Ты свободна, Клара. Когда докажешь свою силу, возвращайся, и тогда я приму тебя, как следует, как наследницу, как мою дочь, как будущую Хозяйку Земли.

Да, поистине, Клару ждет великая судьба. А мы должны помогать ей всеми силами, о если таких как мы наберется побольше, то мы спасем Город, такой Хозяйке не жаль скверную жизнь отдать.

Вот и окончен этот разговор. Пора было уходить, пора было творить чудеса. Клара видела, что Катерина устала, чувствовала душой.

- Я вернусь. Я обязательно вернусь. И я докажу.

"Куда теперь? На станцию?"

Клара направилась к двери, размышляя о том, что у нее сегодня получится и так ли, как хочется. Неуверенности она не испытывала, но прикинуть имело смысл, тем более, что сегодня все должно быть идеально. Так ей хотелось.

Уже у самой двери Клара обернулась:

- Катерина... Вам нужно отдохнуть. А я вернусь.

На мгновение в помещение ворвался прохладный поток воздуха и звуки улицы.

Клара осторожно, стараясь не шуметь, закрыла за собой дверь и выскользнула на улицу.

Клара подходила к станции. Сие громоздкое сооружение внушало некоторое недоверие, казалось, что из-за угла вот-вот выскочит... что-нибудь не очень хорошее. Постепенно усидивался запах твири. О, этот запах! С непривычки Кларе было тяжело дышать. Худенькой тенью девочка обогнула здание.

Степь... Казалось, что она не имеет начала и конца. Вокруг сплошная степь...

Вот видны ориентиры в виде железнодорожных путей. Вагоны вдалеке... Несколько крупных валунов.

"Люди!!! Где вы?!"

Сейчас нужно было во что бы то ни стало найти раненных и излечить. И очень важно было не напортачить. Тогда ее признают.

Клара двигалась медленно, с опаской, то и дело оборачиваясь на город.

Она не заблудится, конечно. Она это знала, но все равно было немного не по себе от обилия открытого пространства.

"Что это шуршит вон у того валуна?"

Клара остановилась и принялась вглядываться в окружающее ее пространство.

Лиза стоял за большим валуном и со страхом выглядывал из-за него, проверяя, нет ли за ним погони. Двоедушники, особенно Ноткин, совсем из ума выжили! Ну, подумаешь, он забрал порошочек – у них же все общее, вот и порошочек такой же его, как и их. А ему может, вообще нужнее. Зато теперь еще и грифовы дуболомы за ним охоту устроили. Лиза поежился и натянул на голову песью маску: может, хоть Хан примет? Ну, мол, раскаялся, так и так...

Парень поправил суму, что висела на его плече. Нырнул туда рукой – и достал оттуда небольшую позолоченную коробочку. Упаковочка симпатичная, а внутри – то самое дорогое, что могло быть лет этак пять назад, когда в Городе начали внезапно засыпать люди.

Ну а то, что Лиза собаку ударил – так он защищался, тут он совсем не виноват.

Парень снова выглянул и увидел девочку, что приближалась к нему. Да это ж сама Клара!

- Клара, ты же не от Ноткина идешь, а? Не подходи близко, отвечай, - Лиза был наглым ребенком, но в его словах была логика: если Самозванка от Ноткина, то ему несдобровать.

Девочка выглядела как-то по-другому. Вчера она была более уверенной что ли. Даже наглой, что уж темнить-то! Лизу чуть не обидела...

Девочка встала как вкопанная. Перед ней стоял мальчишка, судя по всему, не намного младше ее самой. А голова у него была собачья... Не по-настоящему, конечно, но очень уж правдоподобно.

"Ноткин? Какой Ноткин? Бедненький... Как он напуган! Да еще, кажется и ранен... У кого же рука только поднялась?"

Клара твердо решила не удивляться тому, что мальчишка ее знает. И все же внутренне замешательство немного не давало покоя.

- Нет, не от него. А кто это?

Клара сделала несколько шагов по направлению к мальчику. Теперь было уже ясно, что что-то здесь не так.

- Тебя кто-то обидел?

Всем своим видом Клара являла образец добра и сочувствия. Она подошла еще ближе. Девочка слегка дрожала не то от холода, не то от волнения.

- Как же так? Почему?

Клара неотрывно смотрела прямо на мальчика.

- Не шути так, Клара, ты же еще вчера у них на складах была. Еще вчера ты с ними, этими двудушниками, играла, - Лиза попятился, заметив, что девочка решила-таки его не послушаться. Новоявленный песиглавец был возмущен: почему ему не повинуются?! Ну, безобразие какое-то!

- Да эти ноткины приятели совсем озверели со своим зверьем. В конце концов, порошочек общий, - выдал Лиза то, о чем только пару минут назад думал. А позолоченную коробочку сунул к себе в карман, чтобы если что ничего не мешало убежать. Однако девочка добро улыбнулась Лизе, отчего тот почувствовал себя в безопасности. Опустил руки, расслабился. - Собака меня за ногу тяпнула, ну я и... Мало того, что Двоедушники меня в Степь прогнали, так еще потом еще и Потрошитель мне встретился. Живого места на мне не оставил! Болит, очень болит.

Лиза уверенно задрал мешковатую рубашку и показал Кларе перевязанное обрывками тканей кровоточащее ранение. Оно действительно очень ныло и покалывало, ну и под "бинтами" сильно чесалось.

- Не, ну что за дела, они мне надоели, я же не виноват. Прокололся, конечно, глупо, но вроде убежал от них, аннет! Преследовали меня бывшие приятели, но я ловок. Я спасся. Думаю - ну, пронесло... а тут этот Кожанный Мешок навстречу!

"Я была вчера на складах? Я играла с двудушниками? Ничего не понимаю... Неужто сестрица позабавилась?"

Это было очень странно... Парнишка говорил, что она вчера была на складах, а она не помнит... Она вовсе "вчера" не помнит. А сегодня очнулась в... могиле. Куда же только память подевалась? Или и вправду была у нее сестра близняшка?

"Поживем - увидим."

- Порошочек, говоришь? А что за порошочек такой... волшебный?

Клара остановилась достаточно близко от мальчика, но и на достаточном расстоянии, чтобы лишний раз его не нервировать.

Загадочный порошочек интриговал. Интересно становилось, неужели он такой ценный.

- А что еще за Потрошитель? - девочка все еще пребывала в легком недоумении, - Я его знаю? - второй вопрос для верности.

Нужно же как-то уже приспосабливаться к своей новой жизни. К своей роли.

Когда мальчик задрал рубашку, Клара чуть не ахнула. Ох, и исполосовал его этот Потрошитель, будь он неладен. Неужто так можно? На ребенка! Да не может быть, что бы было за что. Хотя, темнит парнишка, точно темнит что-то. Недоговаривает. Помочь?

- Бедный... Что же ты такого натворил? Жалко мне тебя... - Клара и вправду смотрела ему в глаза сочувственно и понимающе.

Она сделала еще шаг вперед.

- Ну как волшебный... лет пять назад был волшебный... а сейчас - филькина граммота. Но Ноткин со своей дружиной так на меня взъелись. Это смесь разных таблеток, раньше наши играли в эпидемию, вот и делали. Некоторые только здоровье губят, а другие - помогают. Правда все равно плохо становится. Таблеток-то много разных было. А выбирали самые красивые. Понимаешь, рецепт-то потерялся, вот и взъелись на меня, что последний взял. Так им-то он не нужен, а мне может пригодится...

Лиза поморщился: кровь никак не останавливалась, в ней уже испачкалась и рубашка. Полное доверие испытывал мальчишка к Кларе. Он даже не боялся ее, пусть подходит ближе. Держась за бок, Лиза достал из кармана коробочку и сунул ее Кларе.

- Ай, больно, - прошипел парень, хмурится. - Потрошитель этот, который утром на станции двоих порешил, да и меня пытался. Небось его Ноткин послал. Или того хуже - Гриф и его дружки... Ты не поможешь, Клара?

Лиза подошел ближе к девочке, уверенный в том, что Клара избавит его от боли.

- Я это... хотел поиграть и с бритвенниками, сдал им Двоедушников, но с ними играть мне надоело, и я предал их... а Ноткин с Грифом на меня так взъелись, что подослали Потрошителя. Ну что там?

Клара склонила голову на бок и внимательно слушала. Авось пригодится. Сейчас любая информация была чрезвычайно полезна. Никогда ведь не знаешь, где споткнешься и что потом понадобится, чтобы подняться.

- Может, и пригодится... Только не хорошо как-то... Предавать... Да и у своих без спроса брать тоже.

Девочка немного задумалась, приняла из рук мальчика коробочку и внимательно рассмотрела ее. Коробочка была красивая, интересная такая, а внутри что-то тихо пересыпалось. Вот он, тот самый порошочек.

- Ну да не мне тебя судить, - еще кивнула для пущей убедительности.

"Что же мне с тобой делать то?"

- А что совсем порешил Потрошитель этот? Неужто никого не осталось?

Клара закусила губу. Так просто, от интереса.

Мальчик явно надеялся, что она избавит его от страданий. Правильно надеялся. Она, конечно, все сделает. Не просто так, конечно. Пока не просто так.

- Ну а что же мне с тобой еще делать?- ласково улыбнулась Клара, - Помогу, коль засвидетествуешь... Ну как, а?

Девочка протянула руки к мальчишке, но пока еще немного медлила. Вот он ответит, пообещает засвидетельствовать чудо и направит Клара на него силу, прикоснется к нему своими волшебными ручками.

- У нас все общее, - с легкой обидой ответил Лиза, - не, говорят, один улизнул, да жить ему не долго осталось - он теперь как сито, - парнишка мерзко засмеялся, но тут же охнул, хватаясь за бок. - Черт, как больно же... Слышал, он куда-то в Землю уполз.

Мальчишка хорохорился, показывая всем своим видом, что если бы Клара не пришла, то он бы и сам справился со своим ранением, но услышав предложение девочки, тут же успокоился.

- По рукам, - воодушевленно пожал руку Клары, мальчик встал перед ней, стараясь не шевелиться. Легкое волнение присутствовало, но Лиза же слышал, что она исцеляет наложением рук! Так что бояться-то и нечего. Глубоко вздохнув, мальчик приготовился к лечению.

- А больно не будет? Точно? - зажмурившись под маской пса, недоверчиво хмыкнул Лиза и поежился. Почему-то ему показалось, что все будет не так просто...

Но все равно он уже был готов к тому, что Клара коснется его ноющей раны, и та станет затягиваться. Искренне верил в это чудо, о котором говорили все вокруг.

Только вот чуда не произошло. Стоило Кларе коснуться его, как Лиза содрогнулся, кровь прыснула, забрызгав Клару. Мальчик рухнул на землю. Уже без жизни. Уже без души. И только позолоченная коробочка, что осталась у Клары напоминала о том, что Лиза когда-то жил.

Растекающаяся под бездыханным телом кровь постепенно впитывалась в землю. Рано или поздно здесь даст росток стебель кровавой твири, начало которой дало убийство ребенка. Клара убила мальчика. Клара убила.

Что-то пошло не так. Клара делала все так, как делала всегда. Но стоило ей прикоснуться к мальчику, как тот умер. Пролилась кровь. Кровь ребенка. Которому она хотела помочь. Этого не должно было произойти ни в коем случае. Но...

- Нет! Что же это... Как? Я... Я его убила? - Клара с ужасом смотрела на свои руки, измазанные кровью.

Исцеления не произошло. Он погиб... Погиб по ее вине.

"Не может быть... Не может быть... Не может... Нет. Так не должно быть! Этого не должно было произойти. Я убила его! Я... убила... Кто я? Где найти ответы? Как мне доказать, что я хорошая? Я уже сама в это не вполне верю... Я теперь убийца. Что же теперь делать? Как быть?"

Клара присела на корточки и закрыла лицо руками. Она была все в крови. Девочку била крупная дрожь. Она рухнула на колени и так и стояла над трупом.

Постепенно к Самозванке стало возвращаться самообладание и ясность мыслей. Остался же после встречи с таинственным Потрошителем выживший...

"Что он говорил? Выживший уполз... в Землю! Да! Найти... Я должна его найти! Двух промашек быть не должно." - Клара вскочила на ноги.

Нужно было действовать.

"Куда мог направиться в Земле тяжело раненный? Куда, как не к Ласке? Она, наверное, должна что-то знать. К Ласке... Нужно идти к Ласке. Это точно."

Клара неуверенно пошла в сторону кладбища. С каждым шагом девочка двигалась все быстрее и быстрее. Прочь. Прочь от трупа, прочь с места... преступления.

Она должна сегодня показать чудо исцеления. Иначе, все было зря.

Глава 16, в которой Бакалавр получает порцию предсказаний и предостережений от четы Сабуровых, что только утверждает его в скепсисе.

«Стержень»

Без четверти час ходьбы пешком - утомительная, но не до крайности изнурительная прогулка. Одну простую вещь, идя по улицам, заметить было несложно: их не объединяла никакая мало-мальски вменяемая система. Немного лучше дело обстояло в той части города, где располагались Горны и Омут, но вот уже в средней трети Данковский два раза заблудился, уткнувшись в тупик, которого попросту не было на карте. При этом дороги вились как бы между домами, точно не здания подчинялись им, а они огибали здания. Казалось, что город строился по мере заселения. Понадобился новый дом - достроили где-нибудь сбоку.

К тому же, ни одного транспортного средства Даниил не встретил по пути, хотя петлял много. "Неужели здесь совсем ничего такого нет? Помнится, где-то краем глаза видел телегу, но и та лежала без дела. Хотя, конечно, какие тут кареты? Какие автомобили? Повсюду лесенки, и мосты плохо приспособлены... А вон между теми двумя домами вообще не проехать"- рассуждал Данковский, переходя дальний от пункта назначения мост. Да, занесло его прилично.

"Стержень" было видно издалека, и Даниил без труда добрался до него по набережной Жилки. Поднялся на крыльцо под крышей, уже хотел постучать, как сбоку послышался звонкий, насмешливый детский голос:

- Сват к Катерине пришёл! Хочет её сватать!

Бакалавр в некотором смятении обернулся на дерзкое высказывание. Оказалось, кричал мальчишка, стоящий на заборе и с интересом разглядывавший гостя поверх витой решётки, за которую держался руками. Самый обычный невысокий мальчишка, немного похожий на крысёныша.

- Ты что, щенок, мелешь?- скорее поражённо, чем злобно спросил Данковский.

- А ты чего ходишь тут, Столица? Пришёл, понимаешь, к Катерине, Александр услышит - голову оборвёт! Ему-то сквозь стенку всё-всё слышно, стоило убирать с глаз долой...

Даниил непонимающе уставился на пацанёнка, затем взглянул ещё один раз не дверь, а, когда хотел было поинтересоваться, что малой городит, его уже и след простыл. Исчез, будто и не было никогда.

Бакалавр поискал взглядом мальчишку, да и плюнул, но на всякий случай дом кругом обошёл. "Стержень" был массивен, внушителен, создавал впечатление неприступной крепости, и с другой стороны действительно нашлось ещё одно крыльцо - куда меньше первого. И куда менее подходящее на парадный вход

"В самом деле, какая разница? Ошибусь - ничего страшного"- взбодрился Даниил, стуча в отдавшуюся гулко и громко дверь.

Стоило выпроводить за дверь одного посетителя, как через некоторое время в дверь снова постучались. Это уже было не смешно. Александр устало опустился в кресло и хмуро произнес:

- Войдите.

И кого же он увидел на пороге среди колонн? Мужчину в змеином плаще, столичного щегола, о котором так же минуту назад ему поведал Волк. Вот он бакалавр медицинских наук, создатель знаменитой, но столь непонятной "Танатики".

- Господин Данковский, - приветственно кивнул Александр, вынужденно поднимаясь на ноги. Комендант с удовольствием бы заперся у своей жены Катерины, спросил у нее совета и занялся бы своими делами в полной тишине и покое. Но Сабуров просто не мог не принять столичного гостя, который должен был помочь решить проблему... - Рад вас видеть у себя. Вы по делу? Я знаю, наша потеря стала и вашей, глубоко соболезную. Александр Сабуров, - представился мужчина, протягивая руку для рукопожатия, но через мгновение передумал и сложил их на груди. Рукопожатие было вольным жестом. Если в Столице подобный жест считался приемлемым, но в Городе-на-Горхоне правила приличия подразумевали полную неприкосновенность. "Я надеюсь, он не будет вводить в нашем городе свои порядки. Дело-делом, а нам не нужен здесь переворот. Боюсь, с этим Бакалавром будут проблемы. Так, значит, нужно завязать с ним более близкое знакомство. Тем не менее, он может помочь поймать Бураха".

Дверью не ошибся - здесь действительно жил Александр.

"Что же получается, жена обитает отдельно? Чудеса. А впрочем, ни к чему лезть в чужую жизнь. Всякое случается, хотя это определённо странно."

Данковский приветственно кивнул головой, проходя между колонн к мужчине. Комендант выглядел немного устало, в глазах скользило нервное напряжение. Не слишком хотелось его беспокоить, но что прикажете делать, когда хвататься следует за все нитки, скатанные в спутанный клубок? Даже осознание того, что и здесь знают его по фамилии, пришло запоздало.

- Примите и вы мои соболезнования, Александр. Знаю, что ушедшие этим утром из жизни люди имели особое значение для города. Поверьте, я скорблю вместе с вами, и искренне желаю помочь, сделав то, что только будет в моих силах.

"Хотя пока от меня, конечно, пока немного проку - шатаюсь по чужим домам, что-то спрашиваю, только время чужое отнимаю. Немного бы сведений, самую малость доверия - и вуаля, великолепный врач к вашим услугам!"

Сопроводив лёгким удивлением внезапный резкий жест Сабурова, когда тот, точно ошпарившись, отдёрнул протянутую было для приветствия руку, Даниил продолжил речь:

- Смерть моего друга и коллеги Исидора Бураха ещё не подверглась широкой огласке. отправленный за ним ученик не знал об этом печальном событии, да и сам я узнал о ней, по правде сказать, по чистой случайности, и остался в крайне неприятном впечатлении. Скажите, известно ли вам, имело ли место...- Данковский помедлил: его самого не слишком воодушевляли такие догадки,- убийство?

- Симон был великим человеком, но город сможет просуществовать и без него. Когда погибли Хозяйки, мы тоже считали, что обречены. Однако, как видите, до сих пор здравствуем. Отчасти это заслуга моей жены – единственной из ныне живущих Хозяек. Должно быть, Вы о ней слышали? – Александр горделиво поднял голову, он любил и уважал свою жену и не потерпел бы, если бы о ней поползли неприятные слухи.

Сабуров еще раз внимательно оглядел приезжего с ног до головы. О подобных типажах он был определенного мнения – "больше выделываются, нежели есть на самом деле". Впрочем, комендант не привык так скоро складывать о ком-либо мнение, стоит завести знакомство намного дальше, чтобы узнать о приезжем как можно больше.

- Вы серьезно считаете, что редкий человек в городе знает о смерти единственного врача? Вы глубоко ошибаетесь, здесь не Столица. Слухи разносятся в мгновение ока, стоит только произойти событию. Итак, отвечая на ваш вопрос... да. Убийство имело место быть. Более того, убийца уже найден. Это не кто иной, как сын Исидора Бураха, прибывший накануне в город после долгого отсутствия.Александр был совершенно уверен в своей правоте, хотя у него было еще несколько догадок о том, что имел место быть и другой, гораздо менее приятный для расследования мотив. Именно сейчас Сабуров не хотел окунаться с головой в изучение Уклада, с которым и была связана вторая версия произошедшего.

Говоря о своей супруге, Сабуров заметно выпрямил спину и даже чуть задрал нос. Он получал явное удовольствие, когда говорил о Катерине. Кажется, именно это имя выкрикнул мальчишка? Данковский попытался отнестись легко к такому воодушевлению Александра. "Плохой муж не восхищается своей женой"- заключил неженатый бакалавр.

- Признаться, ещё не успел. Но - что за слово вы употребили? Хозяйки? При мне так уже называли покойную Нину Каину, это какой-то чин? "Неудачное слово."

Постепенно, из косвенных упоминаний и путанных разговоров, Данковский составлял для себя картину местного мироустройства. Феодальный строй, почти доисторический, соседствовал здесь с раздробленностью правящих домов и царящими самосудом и анархией. Ещё и звучавшее неоднократно "Хозяйки" заставляло усомниться в том, что такие города на просторах нашей страны ещё встречаются. И Даниил бы не сильно удивился, обнаружив где-нибудь здесь ненароком работорговлю.

"И врач у них на весь город был единственный. Занавес, господа..."

- Не подумайте, что я сомневаюсь в вашей компетентности, "хотя именно это я и делаю в данный момент времени" но скажите - вы уверены, что мы имеем дело с отцеубийством?- Данковский спешно, не давая себя перебить, прибавил:

- Я поясню. Сын Бураха прибыл со мной одним поездом, я почти в этом уверен. Если бы не положенные для неприкосновенности тела сутки, удалось бы путём вскрытия легко определить время смерти и установить, мог ли он чисто физически совершить злодеяние.

"А не считают ли эту персону повинной в смерти и Симона заодно? Модная практика дома, в Столице - вешать нераскрытые убийства на тех, кому и так сулит небо в клеточку. Если так, то и вовсе гиблое дело это расследование. По словам брата, Симона было невозможно убить. Исидор был не так стар, и его сын, возможно, даже мой ровесник. Спрашивается, а мог бы я?"

Даниил был не склонен верить в мистическое бессмертие Симона перед лицом насильственных факторов, но не мог поверить, чтобы кто-либо в одиночку сумел взять штурмом "Горны" и совершить дерзкое убийство. К тому же, погибшего Каина нашли уж точно раньше, чем Данковский (а, соответственно, и Бурах) сошёл на платформу.

- Скажите, Александр, вы располагаете доказательствами? Пусть не железобетонными, но хоть какими-то, отличными от догадок? Мы не имеем права обвинять человека, не оперируя неоспоримыми фактами или хотя бы свидетельствами очевидцев. Или же слухом земля полнится, говорите?

Чувствуя, что разговор сорвётся вскоре если не на оскорбления, то на колкости таким манером, Даниил попытался говорить вежливо. Вышло сомнительно, но попытаться стоило, тем более, что определённая фамильярность обуславливалась лишь искренним желанием докопаться до истины, а Сабуров явно был не таким человеком, кто способен её попирать.

- Да, Хозяйки. Вам еще не рассказали о них? Что же, тогда слушайте. Хозяйки – духовная основа нашего небольшого города. Женщины, наделенные определенной силой, способной поддерживать город в благополучном состоянии, - Александр говорил вкрадчиво, несмотря на то, что с виду он был вполне адекватным человеком, однако его слова все-таки вселяли некоторое сомнение насчет здравости его ума. - Они обладают невиданной силой, вы сможете сами в этом убедиться, когда познакомитесь с Катериной. Она в соседнем крыле. Однако сейчас она несколько занята.

Сабуров нахмурился, прекрасно понимая, что именно сомнение в его компетентности имеет место быть. Однако он был намерен доказать столичному доктору обратное. В конце концов, Александр далеко не первый год занимал пост коменданта, далеко не первый год он обладал исполнительной властью.

- Право, неудобно сказать... Вы верите в феномен ясновидения, Бакалавр? – Александр опустил взгляд в пол, словно мысленно подбирая нужные слова. Разумеется, объяснить приезжему о здешних порядках в столь короткое время не предоставлялось возможным, однако же иначе не выйдет прижать к стенке исидоровского сына.

Александр поднял с кресла записи, сделанные уверенной, но уже заметно уставшей рукой. Листая эту небольшую папку, Сабуров все-таки нашел нужный лист.

- Доказательства есть. Кроме доказательств, о которых я вам еще расскажу, имеются показания. Утром на станции были обнаружены тела здешних жителей, выпотрошенные. Никто из местных не посмеет резать живые тела. Это все... местное поверье, если угодно. Только те, кто имеют сан гаруспика, имеют право раскрывать... да-да, я не ошибся, именно раскрывать тела.

По мере того, как Александр говорил, Данковскому всё труднее становилось сохранять спокойствие и не щурить подозрительно глаза. С каждым произнесённым им словом Даниил всё сильней убеждался в том, что Сабуров невменяем. Не мог, ну не мог нормальный человек так невозмутимо и буднично начать вдруг такие безумные речи. Бакалавр мог себя поздравить: он начинал думать, что каждый встреченный им на пути человек в этом городе в той или иной степени тронутый, и вывод у него напрашивался только один.

"Бежать отсюда надо. Сегодня же вечером, если у них так плохо дело."

Посетило смутное сомнение, которое было настолько нелепо и дико, что вполне способно было оказаться правдой. Внимательно выслушав и намотав на ус всё то, что произнёс комендант, Данковский как можно деликатней спросил только одно:

- Вы же не хотите сказать, что аргументом обвинения молодого Бураха будут предсказания прорицательницы?

Зафиксировав в памяти факт убийства на станции и порадовавшись мысленно, что не задержался там утром, Даниил решил спросить о том, почему это резать нельзя живые тела, и как же здесь в таком случае живут душегубы. Где же они хлеб берут тогда?

"Ещё одно суеверие? Не много ли их здесь на квадратный метр? То ли он что-то скрывает, то ли ты, Данила, попал в какую-то первобытную общину. И неизвестно ещё, что хуже. Подумать только! Они обладают невиданной силой... В дрожь бросает. "

Ладно бы от какого случайного знакомца услышал бы такое. Даже от Петра или Андрея - стерпел бы. Но из уст не много ни мало представителя правящей семьи такие вещи звучали страшно. Главным образом потому, что ни единый мускул лица Александра не лгал. То есть он верил в то, что говорил.

Александру не нравился скепсис Бакалавра, которым был переполнен его вопрос. Не принимает ли этот медик его за сумасшедшего? Бровь вопросительно изогнулась, Александр протянул ему бумаги.

- Вы очень зря воспринимаете способности моей супруги с подобным скептицизмом. Вам действительно стоит навестить ее, а еще лучше пообщаться с бывшими скептиками, рационалистами, которые были поражены ее способностью предсказывать будущее. Моя супруга неоднократно доказывала существование своей... силы.

Естественно, так Даниила Данковского было не убедить. Александр бы с удовольствием отказался от общения с этим молодым человеком, но долг есть долг. "Даже если доктор мне не поможет, я и сам смогу отправить сына Бураха за решетку. Обвинение в убийстве двух граждан вполне сойдет". Но смерть Исидора для города была куда более значимой, нежели убийство нескольких рабочих. Теперь точно остался один единственный врач, да и тот – прозектор. Нет, без Исидора им было не обойтись. И если вспомнить ключевой вопрос, который задала Александру Юлия... Сабурова невольно передернуло.

- Моя супруга не прямо указала на молодого Бураха. Но все признаки совпадают. Обстоятельства, при которых были убиты Симон и Исидор тоже наводят на размышление. Бурах же прибыл этой ночью, это может засвидетельствовать один рабочий, который был ранен им. Так что даже совпадение времени говорит против него. Как раз от "Горнов" – и до дома Исидора. Да и мотив вполне себе естественный.

"Убийца должен быть наказан. Я наведу здесь порядок". Сабуров ничуть не сомневался в показаниях своей жены, которая утром обрадовала его потрясающей новостью: она же поведала ему о Кларе. На мгновение лицо коменданта смягчилось. Как она? Успешно ли выполняет его задание?

- Тем более, комендант, раз всё так расплывчато, нельзя рубить с плеча. Садить невинного хуже, чем оставлять на свободе преступника. Возьмите под стражу как подозреваемого, но не делайте лишнего.

"Не решил бы только, что я пытаюсь на него давить, хотя именно это я и делаю. С таким же успехом можно подозревать во всех убийствах меня: временем я располагал, значит - мог. Тот же Ольгимский в двусмысленных выражениях дал понять, что вполне допускает такой вариант событий. Только вот в себе я уверен, а Бураха молодого и в глаза не видел. Ровно как и его отца, что характерно."

Не очень ясно, что примешивалось у Сабурова и мешало объективности. Здесь можно было бесконечно строить догадки, а спрашивать напрямую - легче сразу развернуться и самостоятельно выйти за порог "Стержня". Всё одно: станет допытываться - выставят. Поэтому рассуждать желательно не вслух.

- Вот с этого и следовало начинать! Выживший свидетель - это просто подарок судьбы. Комендант, могу я как-то с ним поговорить? Разумеется, он уже был допрошен вами, но я сейчас не только говорю от своего имени, но и представляю интересы дома Каиных, так уж получилось.

"Только бы не выяснилось, что у них с Сабуровыми натянутые отношения. Вот уж не было печали - вмешиваться в политику помимо всего остального."

Приняв с благодарным кивком бумаги с обещанием изучить их чуть позже, Бакалавр сложил их пополам, не сгибая. Ему не очень хотелось думать о том, что Александр преследует какую-то личную выгоду или ведёт двойную игру прямо сейчас, но категоричность его высказываний наводила на определённые невесёлые подозрения, тем более что комендант и сам признавал их сомнительную состоятельность.

- Выжившим свидетелем займется моя... мой верный помощник.

"Не стоит пока распространяться по поводу Клары. Не стоит Бакалавру знать о том, что кроме него и Бураха в город пришла еще девочка... он ведь может повесить убийство на нее". Александр слегка прищурился, словно с подозрением вглядываясь в его глаза.

- Можете насчет этого свидетеля не волноваться, господин Данковский. Будьте уверены, без внимания он не останется. А тем более Вы сможете с ним пообщаться, когда тому станет легче.

Нет, Александр совсем не доверял этому столичному доктору, в первую очередь потому что боялся за благое существование Клары, которая могла решить все их, Сабуровых, проблемы. Катерина впервые за долгие годы светилась, когда говорила о ее появлении в городе. Сабуров не знал подробностей ее прихода, но, верно, если она чудотворница, то ее послали сами небеса? В любом случае, пока Александра не убедят в ее лжи, он будет опекать ее как... родную дочь.

- Хочу предупредить, что место убийства опечатано, и туда сейчас лучше не соваться. Бесполезно, да и опасно для здоровья. Там стоят не слишком смышленые патрульные, могут и избить, если хоть одно дерзкое слово скажешь. Так что не советую Вам отправляться туда сейчас. Стоит побывать там завтра или вообще не соваться. Убийца найден, но еще не пойман. Там делать определенно нечего.

"Особенно Вам, почтенный Бакалавр. На вашем месте, я бы давно вернулся в Столицу, только поймать бы этого преступника. Бурах далеко не уйдет, в городе его знают и либо убьют, либо сдадут мне. А уж я-то позабочусь о том, чтобы он сидел в тюрьме".

Когда говоришь с идиотом и нежданно-негаданно начинаешь подозревать, что идиотом считают очень даже тебя самого, это несколько обескураживает. А именно это чувство сейчас предательски возникало у бакалавра, и мужчина даже предполагал, что небезосновательно.

Уверенность в том, что с ним не слишком предрасположены беседовать, от слова к слову только укреплялась.

"Он предостерегает или запугивает? Всё одно - сотрудничать не намерен. Только вот интересно, со мной или с Каиными? Если с ними, то понятно ещё - делёжка власти, стремление взять криминогенную обстановку в свои руки... Если же не доверяет мне - то тут уж либо я ему не нравлюсь, либо произвожу какое-то ложное впечатление."

- Что ж, спасибо за помощь, комендант,- произнёс немного растягивая слова Даниил. Разговор начинал идти по кругу, и скоро либо замкнётся в бесконечную петлю, либо перейдёт на не слишком дружелюбный тон,- Я приму к сведению всё, что вы сказали, но своё расследование продолжу. Надеюсь не натворить ненароком дел, комендант. Если я понадоблюсь вам... то, вероятнее всего, приду сам.

"Ещё не хватало - искать меня. а о месте пребывания распространяться я не намерен, коли уж встретил такой прохладный приём. Увы, господин Сабуров, нам не по пути, если вы считаете, что я лезу не в своё дело."

- А жену я вашу всё-таки навещу. Быть может, она сумеет мне доступно рассказать о своих способностях. "Да и посговорчивей окажется."

Не верилось, что всё разрешается так просто. Слишком много нестыковок углядел уже Данковский в деле об убийствах, и собственные принципы требовали установления истины, а уж ради этого следовало пренебречь решительно всеми предостережениями и запретами Александра.

"Он не глуп, это точно... но не видит дальше своего носа, я думаю, ему еще предстоит перевернуть свое мировоззрение".

- Не примите это за угрозу, Бакалавр, лишь простое предупреждение. Подобные казусы случались не раз, а мы, как Вы сами понимаете, не можем разбрасываться столь талантливыми людьми наподобие Вас.

Сабуров учтиво поклонился. Видимо, он действительно вел себя несдержанно, чем заслужил недоверие и неприязнь Даниила Данковского.

- Не беспокойтесь. В городе никто не посмеет мешать Вашему расследованию. В конце концов, вы известный рационалист, образованный человек. В нашем городе школ нет, так что возможно местные обитатели покажутся Вам деревенщинами. Будьте к ним снисходительны. Это ведь не Столица.

Сабуров сложил руки на груди. Нервно притопывая ногой, он продолжал размышлять о том, стоит ли сейчас рассказать гостю о Кларе. В городе ходят разные слухи... Во всяком случае, нужно переубедить его, чтобы он дал ей шанс закончить порученное ей дело до полуночи. А дальше все будет зависеть непосредственно от результата.

- Как только Клара найдет того свидетеля со станции, мы обязательно дадим Вам знать. Будьте уверены, в городе легко можно найти любого приезжего. Но боюсь, свидетель не скажет Вам ничего нового.

«Клара? Девушка? Шпионка, стало быть, или доверенное лицо. Хорошо бы увидеть её раньше, чем она встретится с тем свидетелем. А ещё лучше - за ухо её отвести куда надо и потребовать говорить с ним уже при мне, дабы избежать недомолвок и увидеть всю картину максимально широко. Возьму на карандаш...»

Внезапно смягчившийся тон Александра Данковского даже несколько повеселил: Выходит, предостерегая от ложного представления о местных жителях, он прежде всего сам хотел реабилитироваться в глазах гостя.

Даниил засчитал это как хорошую попытку к примирению и мысленно согласился с тем, что пороть горячку сейчас было лишним, особенно принимая во внимание тот факт, что от сотрудничества с домом Сабуровых сейчас зависело слишком многое, чтобы просто так пренебречь дружбой коменданта.

- Постараюсь быть снисходительней,- заверил доктор, постаравшись не выдать интонацией голоса следы оставшегося ещё и не собиравшегося выветриваться в обозримом будущем скепсиса.

«Он и сам производит впечатление полуобразованного человека... Впрочем, по всему видно, что от своего не отступится, и гнуть свою линию станет до последнего. Ясно, короче, что ничего не ясно. Придётся ориентироваться на местности.»

- Не посмею больше задерживать, комендант. Я и так отнял у вас слишком много времени,- Даниил коротко и неглубоко поклонился Сабурову, отступив на несколько шагов по направлению к двери,- И до встречи.

«Следующая, я надеюсь, окажется чуть приятнее.»

Любой другой бы уже засомневался в том, следует ли продолжать расследование самостоятельно, но Данковский только расходился.

Любому другому стало бы уже неуютно от такого количества новых лиц за непродолжительный промежуток времени - но не Данковскому.

Да кто угодно уже понял бы, что отдавать честь надо и бежать отсюда до подножки первого отчаливающего поезда, но Данковский твёрдо принял решение не сворачивать с намеченного пути, пока не разберётся в том, кто же так некстати перешёл ему дорогу.

"И заодно обрубил мне пути к отступлению!"- злобно добавил про себя Даниил, спускаясь с крыльца резиденции Сабурова. Задержавшись на секунду на пороге, мужчина стянул одну перчатку и утёр со лба выступившую испарину. Здесь и вправду было довольно тяжело дышать, и Даниил попытался безуспешно припомнить, что говорила об этом Ева. Так и не решив для себя, что больше вымотало - довольно дальняя дорога или напряжённый разговор с комендантом, он направился вдоль дома, обходя его с северной стороны.

"Как знать, чего ожидать от этой женщины... Её муж говорит об экстрасенсорике, а подобные ему редко верят в такие вещи. Надеюсь, удастся нормально с нею изъясниться. Если, конечно, меня не встретят тринадцать чёрных кошек, пучки сушёных рук и благовония изо всех углов..."

Не удержавшись от смешка, Даниил ступил на террасу. Привычная схема: стукнуть пару раз уверенно в дверь, потянуть на себя ручку, переступить порог. Кажется, никто здесь принципиально не запирал двери. Что ж, качество конкретно для него удачное, но весьма сомнительное с точки зрения безопасности.

Сразу у входа встретила ширма, и Даниил, не решившись сразу зайти за неё (всё же он пришёл в дом к незнакомой женщине), понял внезапно, что имени хозяйки не знает: Александр так его и не назвал. Благо, что всплыл в памяти совсем недавний эпизод и надоедливый возглас "Сват к Катерине пришёл!"

- Катерина, вы дома?- произнёс бакалавр, не входя в комнату,- Моё имя Даниил Данковский, я только что говорил с вашим супругом. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?

Когда Клара вышла, неслышно закрыв дверь, оставив после себя лишь слабый горький запах трав, Катерина облегченно вздохнула. Прикрыла глаза, и очнулась, лишь услышав незнакомый голос.

Даниил Данковский. Гость столичный, и к нам ты пожаловал, чего же ему нужно здесь, разве такие люди верят в Силу, разве они могут её чувствовать?

Странные посетители сегодня приходят. Юлия, Клара, но Клара она чудотворница, спасительница, дочь, ей было суждено оказаться здесь, а этот в змеином плаще, он может принести много неприятностей. Интересно, слышал ли он о Симоне, иначе он не сможет поверить Катерине, вслушаться в её слова.

Его Катерина в своих снах почти не видела, но и то, что чувствовала пугало. Этот человек сможет одним своим словом разрушить Город.

Скоро Город будет разрываться на части, о, какая предстоит битва, и Данковский будет в ней участвовать, оставалось лишь пожелать ему удачи, и надеяться, что он не справится.

Катерина взглянула на вошедшего мужчину. Резкий взгляд, и высокий лоб. Жаль, что с Ниной он не был знаком. Ей были по нраву такие, своенравные, сильные натуры. Она поддерживала их, вдохновляла и так же легко ломала, вон, что с Стаматиным сделала.

- Чем я смогу Вам помочь, Даниил?

Голос женщины показался слегка рассеянным. Возможно, она была усталой или не настроенной на разговор, тем не менее принять его согласилась, и Даниил ступил из-за ширмы, правда, тут же пришлось подавлять желание шарахнуться обратно: прямо в глаза бросилась весьма нелицеприятная картина на стене с грубо изображённым пауком о человеческой роже. Только потом взгляд зацепился за стоящую на фоне этого адового полотна женщину, не сильно-то от изображения отличающуюся. Небольшая, чёрная, с гибкими руками, в причудливо вязанной крючком шали. Ни дать ни взять - ведьма, Даниил, когда маленький был, похожую видел в книжке с картинками, "за которую было отдано полкоролевства."

- Я... Не хотел бы вас задерживать, у меня всего несколько вопросов, Катерина.

Не в силах оторваться от невольного разглядывания женщины, Даниил машинально стал подмечать некоторые черты, которые простому человеку показались бы, может быть, не такими значительными. Неестественный размер зрачков, нездоровая бледность, заторможенность в движениях - по всему нетрудно было догадаться, что Сабурова больна, а висевший в воздухе тяжёлый запах лекарств не оставлял сомнений. Впрочем, такая обстановка вряд ли должна была пугать доктора Данковского.

- Скажите, Катерина, известно ли вам что-то о тех... смертях, что сегодня имели место? Ваш супруг упоминал о том, что у вас свои способы находить информацию. Может быть, вы можете поспособствовать мне, и всему вашему городу заодно?

"Посмотрим заодно, насколько мадемуазель погрязла в трансцендентальности, и склонна ли она верить в теорию убийства."

Взглянув в глаза этому странному человеку, Катерина внезапно почувствовала легкую дрожь, обняла себя руками и попыталась удержаться. Как же все-таки странно, что его поиски привели его именно сюда. Теперь, когда она смотрела на Данковского, она увидела намного больше, ей открылись такие вещи, которые ей не хотелось знать.

- Я думаю, что Вы уже слышали о том, кем был Симон, иначе Вы бы не оказались здесь, Вы бы попросту не поверили мне.

Удивительно, что он даже сейчас стоит передо мной, рациональный, привыкший верить только самому себе.

- Исидора убил его сын, это я вижу так же ясно, как и Вас. Взращённый на нашей земле, воспитанный нашим Городом, он вернулся сюда и пролил реки крови и прольет еще больше. Бойтесь его, Даниил.

Катерина думала, стоит ли говорить Данковскому все, что она видела. Ведь этим она сможет ему помочь, а ей не хотелось, чтобы его слов не стало решающим. Она не знала, что произойдет, но ей казалось, что он будет одним из тех, кто возьмет в свои руки все нити жизни, весь Город.

- Вы очень смелый человек, господин Данковский. Вам предстоит тяжелая схватка, с врагом, которого победить почти невозможно. Предстоит бой на уничтожение, а если до наступления ночи Вы не узнаете, что убило Симона, она доберется и до Вас.

А Симон, ведь действительно должен был умереть. Его смерть закономерность, следствие неизбежного.

- Вы уже наверное слышали, что говорят горожане, что это была Шабнак-Адыр, людоедка из костей и кожи. Но Вы присмотритесь повнимательнее, разве она могла бы оставить такие следы? Это только морок, мара. Здесь многие будут стараться обмануть Вас, кто со злого умысла, а кто с добрыми намерениями.

- Я склонен доверять тому, что видел своими глазами. Мне не хочется знать, что подразумевал ваш супруг под...- Данковский только на секунду замолк, подбирая слово, но всё же остановился на том, которое услышал ранее, хотя оно ему и не нравилось совершенно,- ...видениями. Но ручаюсь, я искренне желаю взаимопонимания между нами и хотел бы услышать правду. В свою очередь и вы сможете рассчитывать на любое содействие. Возможно, я мог бы оказать вам какую-то помощь?

"Лишь бы не приняла за фамильярность. Впрочем, когда люди отказывались от взаимовыгодного сотрудничества, если они не совсем дураки? Лишь бы нашлось что-то, в чём я мог бы сослужить ей службу. То есть, лично ей, а не Александру. Кто знает, насколько различны их цели и взгляды, если они с глаз долой друг друга убрали."

А помощь Катерине требовалась, можно было не сомневаться. Женщина покачнулась, точно её подкосил резкий порыв ветра, и как от судороги, сжала свои плечи. Профессиональный инстинкт пришпорил бакалавра и заставил приблизиться к Сабуровой на расстояние настолько близкое, насколько позволяли приличия.

- Катерина, вам дурно? Посмотрите на меня... Голова кружится?

Данковский склонился, заглядывая ей в лицо. Его осенило пугающее выражение, будто бы Сабурова вдруг увидела что-то страшное, чего предпочла бы в жизни не знать. Такое бывает, когда людей преследуют галлюцинации, вызванные заболеваниями или передозировкой психотропных препаратов.

"Святые угодники, о чём она говорит? Никак предсказывает мне судьбу? Какое-то средневековое варварство... Говорит как вещунья, неужели и вправду считает себя пророчицей?"

Дрожь одолевала от одних её слов, и доктор подавил только чудом желание отшатнуться, когда внезапно поймал себя на мысли, что эта женщина видит его насквозь и знает о нём больше, чем он сам. Таких следовало сторониться, а в идеале - направлять на принудительное лечение. Жечь не стоит: это пережиток той же самой эпохи, когда колдуний воспринимали всерьёз.

- Может быть, мне зайти позже?

"Скажи "нет", не создавай проблем..."

- Пусть горожане болтают, что хотят. Здесь и о моём появлении слухи поползли ещё до того, как я сошёл на платформу. Мы должны быть объективны. Преодолеть, Катерина, злую молву и установить истину в наших силах. Будет нетрудно противостоять любому обману, если не обманете вы.

- Нет, нет, просто голова закружилась. Это все твирь, ветер со степи гонит запах, чувствуете как здесь дышать тяжело? Горький, густой запах, он дурманит и насылает странные сны.

Катерина пошатнулась, оперлась и стену и глубоко вдохнула.

- Я ведь ясновидящая, все, что я вижу, правда. Я не смогу вас обмануть.

Вот сказать не все - могу, но зачем, мне кажется, что лучше будет, если все будет равны. В любом случае с Кларой он не сравнится, она сильнее.

- Мне хотелось бы, чтобы Вы были осторожны, здесь Вам стоит беречься всех и каждого. Не стоит доверяться никому, каждый будет преследовать свою цель.

Интересно успели ли Каины уже оплести его своими сетями. Мария, она ведь может сладкими, дерзкими речами покорять. Такая же, как и Нина. А, из Данковского мог бы получиться хороший союзник, но он не поймет, он не сможет смириться. Не из тех он, кто готов себя к ногам новой Хозяйки положить, отдать себя всего ей.

- Смерть Симона была естественной и неизбежной. Как мог не погибнуть тот, кто впитал всю нашу кровь. Одному человеку это не под силу. Даже такому, как он. Есть же пределы выносливости человеческого существа и пределы терпения мира.

Симон был сутью этого Города, и его смерть обещала принести такие перемены, о которых Катерине даже не хотелось задумываться, ей хотелось закрыть глаза и просто заснуть, чтобы не слышать голосов предрекающих конец, если не света, то всей привычной жизни.

- Вам ведь уже сказали, кем был для нас Симон?

- Я ведь ясновидящая, все, что я вижу, правда. Я не смогу вас обмануть.

Связи одного с другим и второго с третьим Даниил не заметил, но предпочёл не уточнять, обещает ли Катерина быть честна. По всему выходило, что она это и подразумевает. Хотя вернейший способ убедиться во лжи собеседника - попросить быть откровенным и получить утвердительный ответ.

"Она или безумная и больная женщина, или гениальная манипуляторша. Ручаюсь, здесь ей верит не только муж, да только на меня это не подействует. Плевать, пусть мнит себя хоть Пифией, лишь бы сведения достоверные предоставила."

- Спасибо за ответ, Катерина... и за напутствие. Я приму это к сведению.

"Хотя и подойду сильно критически."

- Полагаю, он был кем-то вроде... Идейного вдохновителя всего вашего города. Кто-то вроде примитивного демиурга "местного разлива". Пожалуй, несомненно одно: он был настоящим феноменом, и мне понятен шок, который испытали жители.

"Хотя его способности сильно преувеличены, а показательное горе весьма вероятно может оказаться ловко скрытой радостью. Но постойте - не связывает ли она его смерть с моим приездом? Кажется, я сам скоро начну так думать..."

- Но согласитесь, что и эту трагедию вы сможете - мы сможем - пережить. Чтобы его смерть, как и безвременная кончина Исидора, не стала фатальным фактором, необходимо изловить убийцу и наказать его. Наказать равносильно его преступлению, и примерно этим я и занимаюсь сейчас. Поэтому не откажите в ответе на единственный вопрос: известно ли вам, куда направилась сейчас некая Клара? Ваш муж упоминал о том, что эта юная леди помогает вашему дому в расследовании. Быть может, объединив наши силы, мы могли бы работать более продуктивно?

- Симон, он… Он превратил этот в Город в целое, живое существо. Вы же слышите, как он дышит, слышите, как работает его организм. Симоном был его светом, сердцем. Он сплел все нити воедино.

Катерина перевела дыхание, посмотрела на Данковского, верит ли он ей. Пока что в его взгляде, она видела лиш едва прикрытый скепсис с изрядной ноткой снисхождения.

Ничего, доктор, он тебя еще изменит. Изломает, а потом исправит, да так, что сам себя не узнаешь.

- Не спешите искать виновного. Тот, кто убил Симона вряд ли и сам это осознает.

Клара? А зачем еще она ему нужна? Хочет наше чудо разрушить своим реализмом?

Катерина была немного удивлена, что весть о Кларе так быстро разнеслась по всему Городу. Она, этот доктор и Потрошитель были самыми обсуждаемыми гостями Города.

- Мы с мужем будем помогать Вам всеми силами, и от Клары Вы сможете ожидать того же самого.

Если она согласится.

- Она ушла от меня на Станцию, а потом, наверное, к Кладбищу. Сегодня она совершит первое чудо, и Вы должны засвидетельствовать его.

"Засвидетельствовать чудо".

От одной этой фразы у Данковского свело все внутренности. Впервые стало по-настоящему не по себе: невозможно было теперь воспринимать слова женщины всерьёз. Такого нонсенса в своей жизни Даниил ещё не слышал, для него слова в получившемся обороте находились в не пересекающихся вселенных.

Но ещё важнее оказалось совсем, совсем другое.

"Они наняли себе в подмогу экстрасенса. Или шарлатанку. Зачем я только с ними связался?"

Даниил отступил на два шага от Катерины - скорее невольно. Говорить с нею было всё сложнее, и он предпочёл бы уйти как можно скорей, чтоб ненароком не попасть под гипнотическое влияние. Может быть, именно его имела в виду Сабурова, говоря о способностях? Этот феномен Даниил в своё время признал, но не желал иметь с ним никаких дел. Не бесовщина, конечно, и не колдовство какое. Вещь более реальная, и оттого пугающая куда сильнее, чем глупые выдумки.

Все вещи, высказанные Катериной, обернулись в новом свете, да и встреча с Александром окрасилась в мрачные мутные тона.

"Значит, это их доверенное лицо? Значит, ей доверили расследование убийства? Прекрасно."

- Что ж, хорошо... Думаю, я её найду, и вскоре вам будет сообщено обо всём, что мы сделаем... До свидания, Катерина.

Решив, что кладбище легче найти по карте, чем выспрашивая у хозяйки дома, Данковский поспешно покинул особняк. Даже, наверное, чересчур поспешно.

Глава 17, в которой Харон возвращается в родительский дом, встречает в Сквере Гаруспика, обрисовывает ему обстановку в Городе, обещает поддержку Ольгимских и рассказывает о колодце. Текст частично утрачен.

В Городе

Влад догадывался, что в "сгустке" отца он не найдёт. С такими мыслями он решил осматривать все места, где Тяжёлый Влад может быть. Удача улыбнулась быстро, и, уже из приоткрытой двери Управы, раздался знакомый голос.

"Левый вход. Отец кого-то посадил или кого-то вытаскивает?".

Ольгимский вошёл внутрь и обнаружил своего отца в компании людей вида весьма крамольного. Одного из них Младший узнал. Это был один из тех бандитов, что в день встречи со странным существом, исчез в тумане степи. Влад сейчас не хотел вдаваться в подробности тех событий, ибо были дела иной важности.

Тяжёлый Влад, увидев сына, отреагировал показно холодно. Словно встреча их происходила пару минут назад и Младший только-только вернулся.

"Ну а какая ещё реакция у него могла быть? Внешне только эта. Зато, это верный показатель, что всё нормально".

Младший Влад предложил отцу помощь в трудный момент, и предложение было принято. Затем Младший сообщил, что поведали ему Червь и Мясник. Тяжёлый Влад обеспокоился, ибо даже он знал, что слово "Шабнак" - не означает ничего хорошего. Он пообещал сыну проверить ситуацию в термитнике.

На том беседа и завершилась... А Младший Влад отправился в "Сгусток".

Влад открыл дверь и вошёл в своё родной дом. Да, какие бы отношения у него с отцом не устоялись, но всё же "Сгусток" напоминал ему прежде всего о матери. Да и сестру, которая, судя по шуму, была занята своими делами в соседней комнате, он всегда был рад видеть.

"- Под вопросом два события. Исидор и что-то в стенах Термитника, что напугало, одонгов. С чем из этого сейчас можно разобраться? Пока ни чем. Но постепенно всё разрешится. Ну правда Исидора можно было убить... Конечно, кому это надо?.."

Влад налил себе в бокал твирина из отцовских запасов и принялся расхаживать по комнате, рассматривая картины, и продолжая размышлять...

"Никому. Какие могли быть враги у этого друга всех детей? Но чисто физически убить его было можно. Его. Но не Симона. Разве что и правда сама Суок пришла... Я вот подзабыл. Суок - есть то же, что и Шабнак. Или Шабнак - это какое-то порождение Суок? Надо будет потом дойти до одного травника в степи. Он за кусок вяленого мяса расскажет что угодно...".

Влад сел и уставился в потолок, иногда делая глотки из бокала...

- Странно всё это...

Прошло какое-то время. За окном начал накрапывать осенний дождь. Влад посмотрел в бокал с мутной жидкость и задумался, что же более вызывает уныние - сорт твирина, что сейчас он пробовал, или дождь в этом Городе. Ответ не пришёл ему в голову, зато пришла мысль, что своё жилище у станции он бросил открытым, да ещё и оставил там некоторые вещи, которые он считал важными.

"Конечно, вряд ли кто-то залезет в мой домик. Черви меня знают, грифовские тоже... Брага? Да ну! Его молодцы не полезут в такую развалину. Зато дети могут что-либо там искать, или просто использовать дом в своих играх. А, всё же, его бы хотел использовать я! А если... если то существо меня там встретит? Право слово - оно могло мне и правда привидится. Сейчас уходить бы, кстати, не желательно... Может отец вернуться. Ладно напишу письмецо Капелле. Какое-то время ведь она пробудет дома. Вряд ли долго..."

Влад положил нож в карман, взял небольшой потёртый чемоданчик, схожий с тем, который носил Бакалавр, но менее знатного происхождения, и, подсунув Сестре письмо под дверь, вышел из дома.

«Снова здравствуй, Сестра.

Я торопился, да и тебя беспокоить не хотел. К тому же, не был уверен, что ты дома.

Я схожу до своего дома - нужно забрать кой-какие вещи, пока Черви, или ещё кто, не растащили. Запру и в общем-то вернусь. Но письмо написать было должно, ибо может вернуться Отец, а он может что-нибудь захотеть выяснить. Так вот - передай, если тебя не затруднит, и если ты на тот момент будешь прибывать в «Сгустке», что бы в отношении Термитника применял самые кардинальные меры, если там действительно что-то гиблое. Если же кто иной будет меня спрашивать да разыскивать, то пусть подождёт там, где ему вздумается. Даже если это будет Червь или Мясник.

С наилучшими пожеланиями

Младший Влад»

Дождь, всё так же, шёл. Но он не был слишком сильным, дабы отложить кратковременный поход. Влад вдохнул твириновый воздух, покачнулся, и сошёл с крыльца.

- Да ну...

Он мельком успел увидеть, как по улицам пробежался, воровато озираясь Червь. Влад хотел окликнуть одонга, но последний уже затерялся в переулках, тумане и пелене дождя. Ольгимский пожал плечами и отправился в путь...

Жилище младшего Влада

Цокая по мостовой невысокими каблуками и кутаясь в легкую шаль, мимо разрушенной колонады, воздвигнутой братьями Стаматинами, прошла Инна, горничная дома Каиных. Жила она в Седле, через дом от "Приюта", поэтому здесь точно появилась исключительно по приказу кого-то из своих работодателей. Впрочем, никто знакомый и могущий уличить её в данном действии ей по пути так и не попался, да и не было ничего преступного в том, что она, по-видимому, исполняла какое-то поручение. Весь Город буквально стоял на ушах, обсуждая внезапную смерть, нет, даже гибель своего, дефакто, правителя. Холодный, осенний ветер, идущий с восточной степи и несущий с собой дурманящий запах трав, налетал на Инну и всё норовил сорвать с Инны её шаль, впрочем, безуспешно. Пускай голова девушки и была занята совсем иными вещами, она ни на секунду не забывала о том, куда идет. Дом Младшего Влада был отнюдь не так секретен, как тому хотелось бы, и, благодаря его постоянному общению с степняками, почти весь Город тихо, "про себя", знал о его местоположении и скромно делился этим знанием с любым желающим. Вот и сейчас Инна уже стояла перед дверью этого дома с заколоченными окнами, и полубрезгливо осматривала стоящие на близстоящей повозке бочки, из-под крышек которых текло что-то красное. Горничной хотелось думать, что это годовой запас привезенного из Столицы вина, а не... "Бр-р-р, как же хорошо, что он живет почти на отшибе... Странный тип", подумалось Инне, и она, не желая больше здесь находиться, постучала в дверь. Никто не ответил, поэтому девушка, не особо желавшая вообще видеть Ольгимского, достала из-за пазухи небольшой аккуратный конверт и просунула его под дверь, понадеявшись на то, что Влад просто не хочет выходить, после чего развернулась и с заметным облегчением направилась обратно в "Горны".

Между тем, в конверте лежал сложенное вдвое письмо, чьи каллиграфически ровные строки гласили:

"Здравствуйте, Влад, пишет вам Георгий Каин. Заранее приношу вам свои глубочайшие извинения по поводу того, что вынужден беспокоить вас, но любая минута промедления сейчас гибельна. Вне всякого сомнения, вы уже знаете о той трагедии, которая произошла этой ночью, и, соответственно, вы понимаете, чем это чревато для Каиных. Со смертью Симона власть семьи, которую он столь удачно держал в своих руках, переходит ко мне и Виктору, что отнюдь не входило в наши планы. Симон просто не мог умереть, мы не могли предусмотреть такого исхода... Между тем, уверен, что случившееся никак не повлияет на жизнь нашего Города. Нет, буду искренним, я так надеюсь. Мне остается только надеяться, ведь быть в чем-то уверенным у меня просто не осталось сил. Я знаю, что не вправе просить о чем-то подобном, но всё же - поговорите с отцом. Боюсь, что вы - единственный, кого он станет слушать. Да, мы, Каины, ослабели от понесенной травмы, потеряли власть над городом, но если остальные семьи теперь слетятся на нас, как вороны на падаль, то, независимо от исхода, пострадают абсолютно все, и победившие, и пораженные, и зрители, и безучастные. Я не привык унижаться, но теперь я низменно прошу вас. Не ради себя, не ради Николая и Марии, не ради наших денег или власти - ради города. Я искренне надеюсь на ваше благоразумие и не хочу прибегать к крайним мерам для достижения своей цели. Я хотел бы просить чего-то подобного и у Сабуровых, но, боюсь, Александр тем более не захочет меня слушать, поэтому, не желая усугубить ситуацию, пишу только вам. Пусть каждый занимается своим делом, как и было всегда. Dixi.

Маленький дом с заколоченными ставнями по прежнему стоял на своём месте. Нетронутый и никому не нужный. И Степь дышала где-то за станцией. В общем-то столь же не тронутая.

Влад обошёл вокруг своих апартаментов, проверил фляги, осмотрелся вокруг, и глянул под ноги.

"Кто-то был здесь. Может быть - и не один человек. Но кто же искал меня!?".

Влад толкнул дверь и порыв ветра отбросил белый конверт, исписанный чьим-то наисложнейшим почерком.

"Знакомый подчерк. Так пишут Каины. Все. Не знаю уж, для кого они так стараются. Я могу отметить, что папенька меньше старается для своих проверяющих и прочих, чем Каины, выводя свои письма".

Ольгимский поднял конверт с пола и внимательно оглядел. Убедившись, что пишет сам Судья, Младший Влад распечатал конверт и попытался вникнуть в строчки.

"Ты просишь понимания, Судья. Я надеюсь, что такое будет и с твоей стороны. Нужно бы написать ответ. Сейчас... Только лишь найду все свои вещи. А потом... В городе... отправлю письмо с кем-нибудь".

Сказано и сделано.

Через пару минут вещи были сложены, а письмо судье покоилось в кармане. Оставался ещё один момент. Колодец... Влад хотел ещё раз приблизиться.

Свечение в колодце стало ярче. Будто кто-то зажигал внутри красные фонарики. Но теперь из колодца шло и тепло. Влад поднёс руку и дуновение ветра из-под земли наградило его рукопожатием.

- Что же это?

Влад отпрянул, ещё несколько секунд поразглядывал стенку колодца и покинул дом, повесив тяжёлый замок.

Сквер

Влад брёл мимо сквера, что в Жерле. По пути ему попался какой-то не очень адекватный Одонг, но он согласился доставить письмо старшему Каину. Мясник знал, где это, и был достаточно пьян для того, что бы не бояться Каиных.

Пользуясь случаем, Влад хотел выяснить, что случилось в Термитнике, но Мясник с воем и улюлюканием убежал через сквер.

"Какое-то особенно странное дитя Бодхо..."

Влад немного подзавис в своих раздумиях. У него даже появилась идея пойти проверить термитник самостоятельно. Затем пришла мысль о колодце и растущем желании узнать его тайну. Но тут реальность дала о себе знать. Потрёпанного вида крепкий мужчина, чьё лицо намекало о немалой усталости, налетел на Влада, похоже, так же глубоко задумавшись.

"Сейчас многие летают в облаках. Твирь почти достигла пика цветения".

Услышав, что незнакомец извинился, Влад ответил...

- Да ничего страшного

...И уже было хотел продолжить путь домой, но тут голову посетили новые мысли.

"Этот незнокомец настоящая копия Исидора. Только моложе. Да и вообще он какой-то странный... Будто неместный и старается держаться незаметно. А это что за пятна у него на одежде? Кто-то пытался смыть кровь? Неужели это... Не может быть!"

- Простите. Постойте секундочку. Вы ведь не местный, да?

"Не стоит выяснять его имя. Это могло его насторожить, спугнуть или разозлить. Решит, что я задумал против что-либо, и придётся достать нож или убегать. Против такого здоровяка? Я бы выбрал второе. Он явно не очень чист на руку. Может быть, он вполне и местный. Почему бы нет? Как знать, кто обитает с Грифом на его складах. Не могу же я знать всю эту братию".

Влад задумался. Он почему-то знал, что этот человек не так-то прост. Но подобрать нужные слова... Слова... Редкий случай, когда они терялись у него в голове, перемешиваясь в кашу.

"Ох-ох-о, Влааад. И что ты теперь будешь делать? Скажешь, что у него кровь на одежде когда-то была, и по сему ты его остановил? Или укажешь, что он несколько воровато выглядит. Хм... Приукрасить собственные заслуги и достижения. А чего бы и нет? Заодно, я по-крайней мере соизволю представиться. А то обрушился, как бандиты Браги на склад. Всё-таки ОЛЬГИМСКИЙ. Иногда в этом... есть смысл. Тем более, что он не тянет на тех, кто водит дружбу с Каиными. А Сабуров таких на пушечных выстрел не подпускает..."

- Ну, понимаете - я, вроде как, не последний человек в городе, да и жить здесь имею честь давно. Народ-то наш примелькался. Вот на Вас смотрю, и вроде бы тоже... И лицо будто знакомое. И на улицах вы вроде не теряетесь. Но и выделяетесь Вы успешно. Я было принял Вас за заводского рабочего, но одежда у Вас будто иная какая-то. Вроде как у мясников, или типа того... Ах да! Моя фамилия Ольгимский. Имя- Влад. Младший, разумеется...

"Вот так встреча! Капелла бы могла зайти и рассказать... Верит в невиновность?... То есть в городе его считают преступником? А если не безосновательно? Хотя... Он ведь лекарь, а не убийца".

- Да, разумеется, мы верим в Вашу невиновность. Если потребуется, то семья Ольгимских всегда выскажется в Вашу защиту. Правда мы, скорее всего, окажемся в меньшинстве. Каины слишком упрямы, а Сабуров любит искать виноватых.

Влад нервно хохотнул.

- Но от чего же Вас сочли убийцей? Едва ли Вы виноваты в степной резне. Я конечно догадываюсь, кто покалечил то само-провозглашенное правосудие в лице народных масс... Но иначе было сложно поступить. К тому же, на тот момент уже что-то случилось, если им верить. И это не только две таинственных смерти где-то за бойнями... Это ещё и... Неужели Ваш отец и правда убит?

"Что же ещё?... Ах. Мой отец. Знать бы самому где он сейчас?".

- Ну, а моего отца Вы можете поискать в Управе, хотя, я думаю, он покинул её. Либо в термитнике. Там творится что-то неладное.

"Одно не ясно - Виктория узнала сама или просто передала мои догадки? Хотя, если Бурах и правда в опале, то видимо информация верна."

- Недоразумение, безусловно, нужно исправлять. Но я, если честно, не имею не малейшего понятия, кто бы мог стоять за этими смертями. Симон... Его вообще тут как полубога все видели. Всем казалось, что Симон бессмертен. А Ваш отец - он был, можно сказать, единственный врач в городе, пусть и с учётом местного колорита. Он действительно помогал. И дети к нему бегали - жаловались, спрашивали, получали советы. Каждый со своей проблемой. В общем-то, я ума не приложу, какие у него могут быть враги. Знать бы, по-крайней мере, как они умерли. Но я, разумеется, не видел тел, да и информация вся ужасно отрывочная, будто бы просто новости в воздухе оседают, что бы их потом кто-то собирал. Могу сказать лишь то, что отец Ваш за несколько дней до смерти уходил куда-то глубоко в степь. Я так далеко не захожу, ибо моему пониманию столько не подвластно. Что он делал там и что видел - загадка, но вернулся, говорят, весь полон печалей. Дальнейшая судьба его мне не известна.

А где-то после его смерти что-то началось в Термитнике. Я общался с одним одонхе, и он мне пытался... разъяснить. Но лишь одно слово я смог разобрать - "Шабнак". Насколько я знаю, что есть "Шабнак", - ничего весёлого в Термитнике точно нет! И от того, что творится там, они и бегут. Когда я в последний раз общался с отцом, то он пообещал разобраться с тем, что происходит.

Ммм... А вот что касается Старшины... А зачем он Вам? В любом случае, его пока нет. Я толком не знаю, по какому признаку его выбрали, скажем так, в управленцы, но знаю, что всех он не устроил. Сейчас Старшина где-то в степи... Такие дела.

Влад немного помолчал, раздумывая над тем, что ещё стоит поведать Гаруспику.

- Регулярный состав? Я давно его не видел. В город приходит поезд, которым управляет глухо-немой Червь. Пожалуй, теперь это всё. Почему так стало? Я точно не возьмусь сказать...

"Да, это ему тоже стоит знать... Он поймёт".

- Есть ещё кое-что... Где-то чуть больше суток назад я бродил в Степи. Записывал, присматривал... Изучал. Как-то так. И в друг увидел что-то странное. Некое существо. Оно, что мы с Вами - руки, ноги, голова. Но конечности очень уж малы, а голова была на длинной тонкой шее. Я хотел подойти, но через секунду существо исчезло... А тут как раз непонятные смерти в степи. И гибель Исидора и Симона. Быть может... есть что-то общее.

Влад заметил, что Гаруспик мрачнеет всё больше и больше

"Похоже, что Вы, Артемий, не рассчитывали на столь ГОРЯЧИЙ приём. Что ж - привыкайте. Давно Вы у нас не были"

- И вообще мне кажется, что Вы с одонхе лучше пообща... Что? Регулярный состав? Я его не видел очень давно. Вернее, сейчас регулярным считается тот, на котором Вы и приехали. Если мне память не изменяет, то приезжает он сюда раз в месяц - что надо привозит, что надо забирает. Раньше то ещё машинист там был, а теперь вроде только это Дитя Бодхо, которого боятся любые местные бандиты. Хотя, может быть, до определённого момента внутри и сидит человек. Почему только так? Вы же наверно знаете, что ветку к нам едва-едва проложили. То перебьют всех, то рельсы украдут, то ещё что-то... А когда действовать начало, то стали поезда исчезать. Целиком! Приехал состав, и нет состава. В Столице считали, что это чуть ли не Симон приходил и воровал вагоны, а иногда на папеньку бочку-то катили. Но вот им как-то смысла и не было.

"Симону точно..."

- Так-так... А дети... ну большей частью это было что-то вроде их элиты. Кроме моей сестры и самого Хана, что провозгласил многогранник своей вотчиной, к нему точно ходили и Спичка - паренёк-беспризорник, живущий недалеко от многогранника, и Мишка - девочка, живущая в вагончике возле Станции, и даже Тая Тычик, которая именует себя Мать Настоятеьница... Она - дочь предыдущего управляющего в Термитнике. Коменданта то есть. Возможно и ещё кто. Это Вам лучше у Капеллы узнать.

Влад пожал протянутую руку. В голове крутилась ещё одна мысль.

"Ведь я сейчас общаюсь с человеком, который знаком с местным традициями и странностями. Укладом. так сказать. Надо бы ему... рассказать это всё".

Гаруспик уже двинулся в своём направлении, и Влад всё же выжал из себя часть того, что роилось в мозгах.

- Ах да... Вы не знаете. Возле станции раньше никаких колодцев не было? Обрядовых, например...

"Хм, быть может... я больше приувеличиваю. Накрутил самого себя, а на копателя напала какая-нибудь крыса покрупнее"

- Просто такое дело - у меня, в той развалине, что стоит возле станции, находится колодец. Прямо посреди дома. Когда я там обосновался, то колодец был завален камнями и землёй. Я нанял на кладбище троих копателей. Степняки и один вполне себе человек, чьё прошлое, правда, темнее, чем пасть Суок. Колодец они восстановили... Но, спустившись вниз, подняли жуткую панику. Тот, что не из одонхе, потерял сознание в избытке чувств. Сначала я решил, что всему виной излишнее суеверие по какому-либо поводу... Но теперь я порой имею возможность наблюдать непонятное свечение изнутри. А иногда - будто... пульсирует что-то!

Но если Вы склонны полагать, что ничего в этом особенного нет, то я пожалуй сойдусь на мысли, что всему виной злоупотребление твирином и излишнее единение с самим собой да степью.

Влад усмехнулся

"Да почему ж не скромный? Вполне обычный вопрос, Бурах"

- Сейчас, в период всех событий, столь нежданно обрушившихся на город, в целом, и на на три правящих семейства, в частности, я постараюсь быть ближе к семье. Вероятно, им моя помощь понадобится. Но я, разумеется, не брошу и свою развалину у станции. Уж очень тяжёлый нрав у отца. Я думаю, Вам известно сие. В общем-то, ряд ссор и стал причиной моего самоотлучения. Да и проще мне так познавать степь, в тех пределах, что мне может быть подвластно. В тех пределах, что мне, опять же, могут поведать одонхе. Разумеется, самые сокровенные тайны такому простому смертному они не возьмутся раскрывать. И вот в один из дней проживания в этой ммм степной прихожей я услышал стук из, упомянутого мною, колодца. Вернее, сначала это был странный сон, а позже стало ясно, что источник стука всё же не в грёзах, а в реальности. Так после меня стало раздирать любопытство. Колодец-то цел был... Его лишь сверху прикрыли. Будто в спешке. А может, не за большой надобностью содеянного.

Бурах внимал к каждому слову, которое произносил Младший Влад. В семье ольгимских мало что изменилось, еще десять лет назад, когда Артемий только собирался покинуть город, Тяжелый Влад слыл человеком суровым, а слухи говорили, что у них с сыном давно уже какие-то нелады. Видимо, вот во что вылилисьих споры.

- Я понял. Я бы хотел повидаться с вашим отцом, Влад. Надеюсь, я застану его.

"Колодец? Как интересно... стук, значит. Ну да, у любого нервишки зашалят, если жить так близко к степным духам", - мысленно хмыкнул Артемий, подозрительным прищуром сверля собеседника.

- Если вы не против, я как-нибудь взгляну на этот колодец. Может, тоже что-нибудь услышу? - Бурах был настроен совершенно серьезно. Колодец, конечно, интересен, но сначала надо разобраться с... ах ты ж! Бок снова прихватило. Да, пожалуй, стоит для начала подлечиться, а потом уже идти по делам. Так сказать, восстанавливать репутацию.

- Спасибо, Влад. Я вам признателен. А сейчас мне надо идти. Время поджимает.

Бурах бесцеремонно развернулся и, держась за раненный бок, зашагал дальше.

- Когда Вам будет угодно. Если что, то я в доме отца.

Влад собрался уходить, но тут Бурах схватился за бок.

"Что с ним? Хм, вроде бы жив. Ну лучше, чем он сам, я ему не помогу."

- Удачи в Ваших начинаниях. Обращайтесь, если что

Ольгимский посмотрел, как Бурах удаляется по своим делам, а затем сам повернулся и отправился в Сгусток.

"Похорошему, надо бы тоже переговорить с отцом... Да вот где же его найти?"

Глава 18, в которой Харону не удается заключить мир с Сабуровым

«Сгусток»

Влад Ольгимский лежал на своей кровати в отцовском доме и уже раз на двадцатый перечитвал письмо Судьи Каина.

"Достучался ли он до Сабуровых? Предпринял ли вообще что-то для мира и спокойствия меж нашими семьями и его. У Комменданта нрав зачастую не уступает отцовскому. Тоже не очень простой человек. Хотя, оно конечно и прекрасно, коли он так относится к своим обязанностям. Это прекрасно. Вот только случаи мародёрства уже были пару дней назад. Выкрадывали и из домов, и обкрадывали лежачее тело. И всё средь бела дня! Я понимаю, за всем не уследишь. А если вдруг сейчас начнётся эпидемия, как в тот раз. Сможет ли Александр что-то предпринять? В любом случае... Сейчас было бы очень кстати, если бы он не предпринял предел власти. Иль ещё что-то подобное. Конечно, мала вероятность. Но и мал авторитет Александра. Катерину ведь далеко не все видят настоящей хозяйкой. Да и наследников у них нет. Пророчества и видения Капеллы намного чётче, да и чаще себя оправдывают. Я уж молчу о Марии".

Влад встал на ноги и сделал несколько шагов по комнате.

"Может быть прав Отец, и мне всё же уготовано стать управляющим всех этих заводов и пастбищ. Лишь бы не боен, хаха. Ладно, пока он и сам неплохо справляется. Сейчас нужно, наверно, сделать малое. Убедится, что Александр Сабуров не наломает дров".

«Стержень»

Влад стоял перед особняком Сабуровых. Ему всегда нравилось это здание.

"Наш, конечно, попросторнее будет. Покрупнее. Но нет в сгустке изящества. А этот напоминает Соборы. Вроде тех, что стоит в Столице. Да и с нашим схож архитектурно. К слову, как бы смешно не звучало, уютнее всего в нашем городе выглядит Омут, а не особняки всех троих правящих семей. Хотя... мне нормально и в моём домике. Как-то меня никогда не привлекала роскошь. А к чёрту. Я и в архитектуре не очень силён, хех. Надеюсь, Александр дома. Я бы не хотел встречаться с Катериной".

Стоило только вспонить жену Комменданта, как с противоположной стороны дома скрипнула дверь.

"М... У Катерины посетитель. Кто бы это мог быть? А, в прочем, не важно".

Влад постучал, открыл дверь и вошёл.

- Вечера доброго, господин Коммендант. Вы дома?

Стоило бы проводить Бакалавра до двери, да Александр не стал себя утруждать: не ребенок он, сам найдет выход. А у Сабурова было крайне мало времени, чтобы еще устраивать так, что его дом бы блестел от гостеприимства. А времени почти не осталось.

Опустившись в кресло, комендант потер виски. Сейчас он бы не отказался от скляночки с морфием... но нельзя. Твердо решено, что Сабуров не станет расслабляться, когда в Городе-на-Горхоне творится подобное. Александр – человек военный, он привык переживать трудности с достоинством. Итак, вернемся к бумагам...

"Как там Клара? Уже близится ночь... справилась ли она с моим поручением?" – постоянно отвлекаясь от документов, беспокоился Сабуров. Действительно, было уже поздно, а Клара до сих пор не вернулась к нему, чтобы рассказать об успешном завершении задачи. Что могло ее отвлечь? Александр разве не ясно дал понять, что это важнейшая ее миссия на этот день, что от успеха зависит ее жизнь?

Александр потер пальцами переносицу и снова уткнулся в бумаги, как со стороны двери раздался стук. "Еще один посетитель? Сколько можно..."

- Доброй ночи вам, Владислав. Младший, - невольно поправился Сабуров, приветственно поднимаясь с кресла. – Вы по какому-то вопросу?

Лучше перейти сразу к делу, чем распинаться здесь битый час, да и так не преступить к самому главному. Сабуров деловито сложил руки на груди, всем своим видом показывая серьезность и суровость сложившейся в городе ситуации.

- Ваш приход, право слово, меня ошеломил. Что-то случилось?

"Хвала, Матери Бодхо... Ах, что же я! Совсем, как Червь уже. В любом случае, я дико рад, что Александр в добром распорложении духа. Значит, мы быстро с этим закончим. Значит, закончим плодотворно. В общем-то... есть малый шанс, что он уже в курсе всего".

- Ещё раз, здравствуйте. Да, Вы правы, ночь уже на дворе. По сему, я не задержу Вас на долго. Просто решил, так сказать, на сон грядущий, или же перед очередными блужданиями в степях, уточнить с Вами один момент.

"Так. В лице вроде не меняется. Продолжаем".

Влад набрался серьёзности, и, отчасти подражая интонациям и манере говорить своего отца, продолжил.

- Дело-то вот в чём. Симон мёртв. Я думаю, Вам сие известно. До поры... до времени... Симон был тем единственным, кто связывал наши три семьи. Кто приводил всё в равновесие. Даже как-то мог сладить с моим Отцом. Ольгимские, Каины и Сабуровы жили в относительном спокойствии, ладили и занимались тем, чем должно. Во всём этом Симон играл одну из главных ролей. Но теперь, его нет... Сегодня Судья прислал мне письмо. Он очень просил продолжать мирное сосуществование. Просто жить и править так, как раньше. Каждому на своём месте. Вероятно, Вам он тоже писал. Но всё же... я решил убедииться - поддерживаете ли Вы это начинание.

Влад умолк, слегка запыхавшись.

Стоило Владиславу напомнить о гибели Симона Каина, как Сабуров мгновенно поменялся в лице. Без того уставшее лицо исказило недовольство. "Что он задумал, этот Ольгимский...? Приходит посреди ночи, чтобы дать понять, что он знает об известии?"

Так вот оно что... объединение предлагает. Сабуров с некоторым невольным презрением прищурился, но тут же его взгляд сменился обратно на спокойный и почти холодный. Он внимательно выслушал все, что говорил ему младший Ольгимский, и стал обдумывать. От Каиных он никакого письма не получал. Оно и не удивительно, каины с их родовой гордыней никогда не воспринимали чету Сабуровых всерьез.

- То есть вы предлагаете... кхм... дружбу? Вынужден отказать. Нынешняя ситуация не позволяет этого. Долг обязует меня быть беспристрастным. Посему, не рассчитывайте на благосклонность Закона... если что, - добавил после мгновенного молчания комендант.

В мыслях у него все еще пребывала Клара. Волновался же он о ней почему-то. Только вот почему... ничем не примечательная девочка, а с первого взгляда вселяла доверие. Сабуров с первой же секунды был готов отдать ей всю свою жизнь, все, чем располагал. Удивительно... А теперь переживал, сможет ли она выполнить его поручение...

- Вы пришли только за этим, Владислав? Должен сказать, я сделаю все, чтобы этот город после смерти Симона не распался. Будьте в этом уверены.

Дружба... Как Вы себе это представляете, Коммендант? Будем сидеть с Вами в одной песочнице?

Влад откашлялся.

- Александр... Как бы Вам сказать... Никто не хочет дружбы. Что она принесёт нам? Это слегка бессмысленно. Но и никто не хочет войны. То есть, я считаю, что в интересах всех троих семейств просто поддерживать свою деятельность в том виде, как она была до всех трагических событий. Собственно Вы сказали то, что я хотел услышать. Делайте... Делайте должное. А с быками и заводами мы уж как-нибудь сами разберёмся. Тем более... хм... ладно.

Влад слегка улыбнулся

- Ах да. Есть ещё один момент. Думаю, Вы вряд ли меня послушаете и тут, но всё же я обмолвлюсь. В городе ныне бытует сын самого Исидора Бураха. И... Несчастного обвинили во всех смертных грехах. Скажем так - до поры до времени, бедный Артемий особенно и не знал, за что на него сие свалилось. Всего Вам доброго.

Влад кивнул, открыл дверь и вышел в ночь

Глава 19, в которой Гаруспик заручается поддержкой Большого Влада и отправляется на поиски Бакалавра

Убежище Бураха

Бураху снился отец. Тот был разочарован в своём наследнике, говорил, что Артемий не справился, не оправдал его ожиданий. Потом, присоединившись к компании одонгов, сел на локомотив и умчался в степь. Во сне никого не удивляло, что в степи рельсов не было. Затем удалившийся локомотив превратился в большого быка. Бык заревел, словно от боли. Травы в степи сменялись на камни, небо приобретало красный оттенок.

Зазвенел будильник. Артемий был вынужден проснуться.

В голове было мутно. Сон был просто омерзительным. Бурах налил воды в таз и умылся, стряхивая с себя его остатки. Рана уже не беспокоила его.

"Еда кончается, надо будет купить."

Выпив воды и доев хлеб, ещё раз перечитал послание Исидора.

"В письме отец упоминал о том, что Ольгимский знал что-то о его делах. К нему и направлюсь."

Он накинул куртку, погасил свет, и, заперев двери лаборатории, направился к Сгустку.

«Сгусток»

Моросил мелкий дождь. Артемий старался идти быстро, пытаясь не сталкиваться с горожанами, которые могли бы опознать в нём Потрошителя. Но чем ближе к Сгустку, тем больше становилось людей на улицах. Те смотрели на него косо, перешептывались. Уже на подходе к дому Ольгимских один мужчина как-то слишком решительно и быстро направился в сторону Бураха. А за ним ещё несколько. Их намерения были ясны.

"Мать Бодхо! Только мордобоя в центре города мне ещё не хватало!"

Артемий ускорился. Преследователи тоже. Оценив ситуацию, побежал.

К счастью, бежать было не долго. Оказавшись у двери, дернул за ручку. Дверь была не заперта, и Артемий вошел внутрь.

Убранство дома было роскошным, демонстрировало состоятельность владельцев.

Он увидел хозяина Сгустка - полного, лысого мужчину с внимательным, почти буравящим взглядом. В то же время мешки под маленькими глазами говорили о сильной усталости.

-Здравствуйте.

С утра весь город просто бредил смертью Симона Каина. Поначалу никто даже не думал, что это правда. В самом деле, кто бы мог помыслить, что Симон мог их покинуть? Ну кто, кто мог убить того, кто держит весь город! Даже самые бредовые слухи сводились к тому, что это сделал кто-то, кто прибыл ночным поездом и хотел им же уехать обратно.

Смерть Исидора тоже вызвала большие волнения в городе, но больше беспокоился Уклад. Узнав об убийстве Бураха, мясники остервенели и стали устраивать бунт в Термитнике. Ох, не к добру все это, не к добру. Только прошлой ночью Исидор пришел к Владу, чтобы рассказать о том, что из Степи к ним идет беда. А кто может принести что-то в город из Степи? Верно, Уклад. Но нет, нельзя закрывать Термитник только потому, что Исидору что-то показалось... а сегодня и нет уже знахаря.

Дело ясное, что дело темное...

Влад протер взмокший лоб платком и сделал глубокий вдох. Дышать осенью становилось трудно, а теперь, когда твирь цветет необычайно бурно, и вовсе невозможно было глотнуть свежего воздуха. Держась за сердце, Влад поднялся по трем маленьким ступенькам. Дверь приоткрыта. Небось, сын явился! Влад уже в мыслях готов был отчитать мальчишку за нерасторопность и невнимательность. Оставлять дверь открытой почти нараспашку! Немыслимо!

Но дом оказался пуст. Сын не дождался его.

Какая-то странная тоска, одиночество вдруг охватили Ольгимского. Где та сплоченная семья, которая была при Виктории? Где совместные посиделки, где вообще семья! Один на Станции бродяжничает, а другая... о младшей Виктории отец думать не хотел. С каждым днем она пугала его еще больше тем, что становилась такой же, как мать. Он любил Викторию, любил всем сердцем. Но она умерла, а дочь напоминала Владу о том, что он не смог оберечь супругу.

Пустой дом, где даже прислуга не оставалась дольше, чем нужно. Ни единой живой души. Только Тяжелый, грузный Влад, медленно перешагивающий порог комнаты.

Буквально через полчаса после того, как Влад вернулся домой, в "Сгусток" кто-то вошел. Странно, что не постучались. Влад не привык бояться незнакомых гостей – в Городе-на-Горхоне никто не запирал двери, если им не было, что скрывать.

- Догадываюсь, кто передо мной, - произнес Влад, поднимая внимательный взгляд на гостя. – И я знаю о вашем горе, мой мальчик. Я Владислав Ольгимский. А вы, наверное, и не помните меня, за десять лет-то и забыть могли. Я и моя семья всегда к вашим услугам.

Влад критично осмотрел стоящего посреди комнаты мокрого, грязного, покрытого, скорее всего, не своей кровью Артемия Бураха и поморщился.

- Боже мой, да что с вами произошло? И почему, чёрт возьми, за вами пол-города гонится? И что за... кровь на вас, младший Бурах? Извольте объяснится, ничего не скрывайте - я помогу, в меру сил! Можете рассчитывать на меня как на родного!

-Я так похож на отца? Или вы ждали меня?

"А он сильно постарел с того момента, как я его в последний раз видел. Видать, не безоблачными были для него эти годы."

Голос собеседника был негромким и хрипловатым, тоже выдавал усталость обладателя. От чего-то это действовало на Артемия немного успокаивающе.

"Думаю, ему можно верить. К тому же, в письме отец говорил об этом."

-Утром, на станции, когда я приехал, на меня напали. Ваш сын, с которым я повстречался утром, сказал, что меня обвиняют в убийстве Симона Каина. На каких основаниях? Почему решили, что убийца – я?

Бурах заметил пробежавшую по лицу Влада тень, когда тот обратил внимание на испачканную кровью одежду.

-Теперь я старший в нашем роду. Можете звать меня служителем или гаруспиком.

Мысли об Исидоре оборачивались душевной болью.

-Что стало причиной смерти моего отца?

"Поразительно, как он похож на своего отца! Так же, как он, заваливает меня вопросами. А какой огромный... Сын степняка, это точно"

Влад тяжело вздохнул и рухнул на ближайший к нему стул.

- Артемий, тише, прошу вас! Слишком много вопросов, что бы ответить на них сразу. Сложных вопросов. Вообще-то, не мне следует отвечать на эти вопросы, но я попробую, в меру своих скромных сил.

Почему вас считают убийцей Симона? Ну, сами посудите: вас ведь встретили на вокзале, так? Чернь посчитала, что именно туда пойдёт убийца, что бы уехать из города, и там его ожидала. Вы просто подвернулись под руку. Да и смерть Исидора пришлась... совершенно некстати. Большинство считает именно вас его убийцей, а значит и Симона (они умерли в сходных обстоятельствах). К тому же то, что, как рассказали мне слуги, вы убили столько людей на пути сюда, работает отнюдь не на пользу вашей репутации.

А почему умер Исидор... Хм... Я бы многое отдал, что бы узнать почему. Выдвигают абсолютно разные версии, некоторые даже склонны обвинять в этом меня (не лично, конечно), но большинство, включая Рубина, ближайшего ученика Исидора, считают убийцей вас. Глупость, конечно - я прекрасно знаю, как вы любили своего отца. В любом случае - пока вы здесь, со мной, самосуд для вас неопасен.

Вы можете просить у меня всё, что вам будет нужно. В разумных пределах, конечно. В этом доме вас всегда накормят и напоят. Переночевать можете у Капеллы, она вас с удовольствием примет.

Да, кстати - поговорите с ней, она очень хотела вас видеть. Она живёт в соседнем крыле, если вы ещё не разговаривали.

Есть ли что-то ещё, чем я могу вам помочь? - Влад положил одну ногу на колено другой. Так он всегда делал, когда ожидал от собеседника просьбы.

- Хм, ну что ж... раз вам больше нечего мне сказать - вынужден откланяться, у меня сегодня... ещё много работы. Немногословность - одна из черт вашего рода. Прекрасная черта...

В любом случае, запомните, дорогой Артемий: дом Ольгимских всегда к вашим услугам. Вы всегда вольны остановится у нас, а про... лабораторию вашего отца вам, кажется, уже рассказал мой сын. Лучше там - Сабуров сейчас в любой момент может потребовать чрезвычайные полномочия и потребовать вашей выдачи. - Влад встал и, пошатываясь, проводил Бураха-младшего до двери.

- Как только выйдете - пройдите к моей дочери, она давно хочет с вами поговорить. Прекрасная девочка. Преемственность-преемственностью, но уже сейчас видно - девочка... умнее меня. И добрее, это точно. - грустная улыбка скользнула по лицу Ольгимского.

- И... кстати, - найдите как можно быстрее Данковского, если вы этого ещё не сделали. Он поможет вам доказать... вашу невиновность. Если он найдёт вас быстрее, чем вы его, то... ваше будущее крайне не завидно.

Удачи вам, ойнон.

-Что? Мой отец убит?

В который раз за прошедшие сутки для Артемия мир перевернулся с головы на ноги.

"Кому помешал мой старик? Кому была выгодна его смерть? Отец написал мне,он знал об этом заранее. Он никогда не был паникёром. Какой человек мог напугать его? А человек ли это вообще был? С чем, с чем он столкнулся?"

В голове Бураха роились вопросы, и он усилием воли заставил себя прислушаться к тому, что говорил Ольгимский.

-Я рад, что есть место, в котором я могу чувствовать себя в безопасности, и люди, которые верят мне. Но люди на улицах...как только я выйду за порог этого дома, они снова начнут вершить самосуд, и тогда новых жертв будет не избежать. Вы - влиятельный человек в этом городе, люди вас послушают. Вы можете помочь мне восстановить мою репутацию в их глазах? В противном случае долго я не протяну.

Молодой человек уже начинал прикидывать, какой дорогой двигаться к Машине, чтобы встретить как можно меньше горожан.

-Кто или что может доказать мою невиновность?

Бегство в Убежище отменялось, вместо него намечались поиски столичного доктора.

-Где я могу найти его?

Бурах нахмурился.

"Остаток дня обещает быть таким же "весёлым", как и его начало."

-Я встретился с вашей дочерью сегодня утром. Весьма умная юная особа. Но сейчас не нужно побыть одному. Благодарю за помошь. Прощайте.

Влад облокотился на дверной косяк. Бедная деревяшка отчаянно заскрипела.

- Восстановить вашу репутацию можете только вы сами, Гаруспик. Жители непременно ещё не раз захотят... лишить вас жизни, но... прошу - простите их. Они не ведают, что творят. Постарайтесь избежать жертв в дальнейшем - лишние трупы делают... почву для обвинения против вас...

Постарайтесь что-нибудь узнать о тех, кто... встретил вас на станции. Может кто-то из них выжил. Вот что: сходите на кладбище, к дочке смотрителя, если кто и знает о выживших, то это точно она.

Да, и... - Влад осёкся. Он снова осмотрел Бураха. Тот немного волочил ногу, рука была согнута в локте и прибывала в таком положении уже очень долго. На боку виднелись следу довольно глубокой ножевой раны.

"А он мог бы... помочь нам разобраться с преступностью. Не полностью, конечно, но хотя бы частично... Но выдержит ли? Сильно же его покромсали..."

- На улицах сейчас... неспокойно, особенно ночью. Люди взволнованы, преступники, воры и убийцы этим пользуются. Если вы убьёте или передадите в руки закона хотя бы одного или двух из них, лучше при людях - им сразу станет ясно, что вы им помогаете. Тогда возникнут сомнения в том, что убийца - вы. Но... если не уверены - лучше не рискуйте. Вы не очень хорошо выглядите - лишняя рана может стать... последней. Как только сможете ходить в магазины - зайдите ко мне, я дам вам денег на медикаменты. Кстати, вам, может быть, оружие дать? Огнестрельным, сами понимаете, не обеспечу, но ножичек лишний выделить могу...

Я, к сожалению, не могу никак повлиять на народ - я не Каин, меня они не послушают.

Вдруг Тяжёлый Ольгимский помрачнел.

- Данковский... Дьявол его знает. Он мотается по городу и бывает везде... Спросите у Евы Ян, она, возможно, в курсе.

Глава 20, в которой Харон встречает в Степи Таю, говорит ей о болезни в Термитнике и приводит к Боосу. Тая просит Гаруспика о помощи и призывает Бооса к ответу за закрытый Термитник и за назначение неумелого Старшины. Большой Влад убеждает Таю пока не пускать в Термитник Гаруспика.

Степь

Скинув лишние вещи в один из чуланов Сгустка и облачившись в потёртую одежду, отчасти напоминающую робу мясника, Влад Ольгимский Младший прямиком из дома отправился в степь. Путь пролегал мимо юрты Червя, что ещё ни так давно обменял им с Андреем Стаматиным целую связку твири на несколько склянок крови. Где достал вечно пьяный архитектор столь ценный и табуированный продукт - Влад не знал. В любом случае, сегодня предстояло путешествие не в целях обмена, но в целях духовно обогащения. Влад предпочитал называть это так. Хотя, большая часть его путешествий приносило чуть менее, чем никакой результат. Ох дорого бы дал Влад за ту способность видеть, что присуща непропечёным детям Бодхо или же тем, что из рода Менху. Но всего состояния семьи Ольгимских не хватило бы и на крошечную долю такого дара.

- Раздери меня Суок!

Влад вспомнил, что оставил дверь Сгустка открытой настежь.

"Ну и ладно. Отец явно будет ночевать дома. Не у Грифа же, и не в Кабаке. Он порядком ценит домашний уют".

Постояв немного, Влад дминулся дальше. Слева в тумане маячила сероватая стена Термитника, а впереди простиралась степь.

Целый сегодняшний день Тая провела, просто так и без особой цели гуляя по степи. Ей совсем не нравилось то, что она слышала: матушка Степь была чем-то очень недовольна, но это состояние было характерно для нее уже несколько дней, а то и недель. Даже травы недовольно перешептывались между собой, что не могли заглушить даже порывы сильного ветра, который пробирал аж до костей.

Но маленькой девочке не было холодно, она вообще редко мерзла. Ей в данный момент не устраивало только одно - время года довольно холодное, поэтому ей одели теплые ботинки. А Тычик так нравятся белоснежные носочки. Да и стопу ничто не ограничивает, чувствуешь каждый камешек под ногами, с обувью вся прелесть пешей прогулки куда-то исчезает.

И несмотря ни на что, она была по-настоящему рада, что вырвалась, пусть и ненадолго, из душного Термитника, который весь пропах травами и кровью. И еще тем специфичным пряным ароматом, который был характерен степняков. Ничего удивительного - они и жили, и работали в этом здании.

Природа ясно давала понять, что совсем скоро случится что-то нехорошее, это было очевидно даже для такой крохи как она. Грядут перемены, и весь Город вздрогнет от ужаса. Ну и пусть, лишь бы Степь успокоилась и в Уклад не лез никто.

Люди тоже предчувствовали что-то похожее, неспроста же они ходили хмурые и молчаливые, что даже Тая удивилась - обычно им совершенно не свойственны какие-то особые душевные переживания.

Она сидела у входа в юрту дикого степняка и перебирала пальчиками стебельки трав, растущих совсем рядом. Твири среди нее не было, но девочка чуяла, что она где-то здесь, нужно только внимательно посмотреть. Хотя рано еще было ее собирать - она только-только зацвела.

Шаг за шагом, Влад заходил всё глубже на эту неизведанную для простого человека территорию. Отчасти запретную для горожан.

Мимо загона для скота. Мимо убежища Исидора.

"А теперь, я думаю, и Артемия, ежели жив ещё"

Вот-вот должна была показаться и сама юрта. Но вот этот момент и окрасился для Влада внезапностью. В степи был человек, которое едва ли можно было там встретить.

"Маленькая девочка? Ласка? Нет... Кто-то младше. Мишка? Не похоже. Сильно хорошо одета".

Влад подошёл поближе, и туман дал возможность узреть более чёткую картинку.

"Тая? Тая Тычик? Одна, в степи? Но чего ради?".

Влад замер на месте, наблюдая, как силуэт девочки приближается к юрте травника-одонхе.

Наконец из юрты показалась большая нечеткая фигура Одонга. Увидев сидящую девочку, он ничуть не удивился, произнес несколько слов на их степном наречии. Тая его знала пока еще достаточно плохо - она понимает почти все, что говорят ей, но вот сама затрудняется в ответом, путаясь в большом количестве согласных, в том числе и чипящих.

- Добрый вечер, Одонхе, - почтительно кивнула девочка, поднимаясь на ноги.

Надо же, уже вечер. Она провела здесь очень много времени - с самого раннего утра. Степняки вообще спят не так много, по сравнению с людьми. И Тычик давно соблюдает похожий режим распорядка дня.

Темнеет с каждой минутой все сильнее. Ей запрещают находиться ночью в Степи, учитывая нынешнее ее состояние. Но некому сейчас проследить за этим - дикий Червь не пойдет в Город, чтобы ее проводить. Можно сказать, что он терпеть не может людей, особенно запах, исходящий от них.

Зато она хотя бы не одна.

Она потянула воздух носом и широко улыбнулась - от травника пахло свежесорванной твирью.

- Невесты все еще не прекращают своих танцев? Савьюр и белая плеть уже поспели, осталось еще немного и можно будет собирать, - с серьезным выражением лица произнесла Тычик.

Она почувствовала присутствие человека, совсем рядом, но пока не обращала на это внимание - мало кого занесло в Степь ночью. А вдруг это бандит? Хотя вряд ли он посмеет сделать что-нибудь нехорошее вдали от родного Города.

Влад прислушался

"Немного? Ммм... А "немного" - это солько?"

Тем не менее, открыв дневник Влад занёс запись о примерном времени сбора Савьюра и Белой Плети. Примерно зарисовав оба растения, Ольгимский спрятал дневник.

"Уже лучше. С твирью-то оно как-то понятнее. А вот эти две травки... А они ведь, по сути своей, ещё ценнее будут. Редкие. Да и твирин, и настои твириновые, без них нельзя представить. Хотя, в этом году много всего. Даже этих лопухов, в которых я стою чуть ли не по пояс. Надо бы наверно подойти и поприветствовать. Нет... Позже. Тем более, Тая уже явно знает, что в Степи бродит чужак."

Краем уха Влад улавливал какие-то шумы с кладбища. Крики, разговоры. Во всю мерцал свет от пламени свечей, вырисовывая древние знаки на клубьях тумана.

"Может быть, нужна помощь?"

Девочка достала из-за пазухи тщательно спрятанный и завернутый в не самую чистую тряпочку кусок свежего мяса, и протянула его Червю.

- Ты наверно давно ничего не ел, - со вздохом произнесла она, внимательно смотря на существо снизу вверх.

Одонг не стал спорить с Хранительницей, и уселся рядом, с большим аппетитом принявшись уплетать угощение. Она заботливо улыбнулась, поглаживая ладошкой его лысую блестящую голову.

- Темно совсем уже, - задумчиво произнесла Тая, - Неужто придется здесь ночевать...

Конечно же ей хотелось улечься в теплую кроватку и укрыться одеялом, стоящую совсем рядом с источником огня, который равномерно согревал небольшую комнатку, а никак уж не здесь, прямо на земле, хоть и укрытой от ветра со всех сторон. Вопрос, позволить ли Собиратель остаться с ним в его юрте даже не поднимался - он не сможет отказать.

От девочки не укрылось, что совсем не далеко, на городском кладбище, происходит что-то интересное, раз там так шумно и многолюдно.

Влад увидел, как Тая дала что-то червю.

"Что же это? Мясо, хлеб или чьё-то ещё тёплое сердце? Ест... Наверно всё-таки говядина. Хочется, верить."

Снова какие-то крики со стороны Кладбища. Было очевидно, что на нём разворачиваются события довольно-таки крупномасштабные. Не сказать, что Влада это сильно интересовало. Но он таки нашёл - с чего начать разговор с Таей.

"Что я прячусь здесь, будто вор какой?"

Влад прошёл вперёд, попутно заметив под ногами редкие кустики Твири и обильные заросли Савьюра.

- Мать Настоятельница, доброго вечера. И Вам, Одонхе. Да обойдёт Вас Суок стороной.

Тая предполагала, что тот человек, который все еще стоит в тени, уйдет по добру-по здорову, но нет, напротив, он приблизился, так что блики от костра отразились на его бледном лице.

Его она помнила не очень хорошо, и все же почувствовала некую схожесть с ее любимой Капеллой. Тяжелого Влада она знает в лицо, значит это его сын. Мысленно отметив, что тот не стал топтать драгоценную траву ногами, и даже способен отличить ее от всех прочих, она еле заметно улыбнулась. Уважает Степь, значит.

- Здравствуй, Харон, - с важным видом кивнула девочка, бросая взгляд на мужчину. Одонг продолжал сидеть неподвижно, и почти уже все доел, и весь внешний облик его говорил о том, что этот человек его мало интересует, но Мать решила все-таки успокоить его. Мало ли что.

- Это сын Бооса, - тихо шепнула она, и продолжила уже громче, обращаясь к Владу, - Что привело тебя сюда, да еще так поздно?

"Интересно. Была ли она в термитнике? Что там вообще происходит?"

- В последнее время, Мать, степь манит больше города и родного дома. Отец не в восторге, но здесь очень много вещей, которые даже мне понять доступно и, наверное, должно. Вот и не сидится мне дома. Сумка, дневник, вода, нож и вперёд. Я даже переехал к станции... Ну это уже всем известно. Правда сейчас я, разумеется, окажу отцу любую помощь. Сложные в городе времена. Хм... Степь. Стееепь. Вот и сегодня шёл я, и увидел Мать Быков и Одонхе. Ну и неправильно мне было уже пройти мимо...

Влад помолчал и посмотрел вниз, на заросли редких трав.

- В этом году и правда много Твири и всего другого. Даже простая трава и та хорошо растёт, хоть и лето было суховатым. То ли бежит изнутри, то ли просто тянется наверх... А как вообще дела в мире детей Бодхо? До меня слухи тревожные доходили. А теперь вот и на кладбище какая-то паника...

Девочка быстро посмотрела на Одонга, но быстро успокоилась - тот ведь уже много лет не возвращался в Термитник.

- Плохо дела, - откровенно сказала она, - Комендант посылает к нам своих людей. Старшина в ярости, мясники в страхе, а Черви - в смятении.

Вся гамма скорби и печали отражалась на ее личике.

- Степь вот тоже... не должна твирь расти. Мало, да хорошая. А сейчас - как сорная трава. А зачем тебе тут нож? - оживилась Тычик. - Не срезай трав, пожалуйста. Собиратели этим занимаются.

- Ты же знаешь, Харон - вчера наш Служитель должен был раскрыть быка. Но что-то не то он сделал - быку было больно, это видно по глазам...

"Поймет ли он, что я хочу сказать?"

- Скажи Боосу, пускай он его отругает. Не надо гневить Степь, хоть и напилась она вчера крови жертвенной. Линии нельзя путать, это все на руку Суок. Пускай Оюн не вкрывает больше никого без мясников.

"Вот и я не понимаю, в чём была соль - назначать этого странного хм... Человека на роль управленца боен. Он быть может и степняк, да ума не большого, как я понимаю. Видел его, пожалуй... Да. Один раз. Что-то с Отцом они обсуждали. Кажется, Старшина тогда даже... Боялся!

Нож? Хм... Наверно, не стоит рассказывать о походах со Стаматиным."

- Не буду прикидываться идеальным, Мать, но листья Твири у меня уже имеются. Правда, пользы мне это не принесло. С той поры предпочитаю я наблюдать и записывать. Большой материал набрался. И на учебник бы хватило. Жаль, что крайне поверхностное всё это. Иногда одонхе умудряются и проболтаться о каких-нибудь тайнах... Но мне они, тонкости эти, всё равно не ясны. Нож, Мать, - это... безопасности для. Конечно, я бы не хотел, что бы мне пришлось им пользоваться. Табу это. Мы и в городе понимаем. Просто так мне спокойнее. Да и кто в твириновом-то подпитии рискнёт так просто руки распускать, если лезвие видит?

А зачем Сабуров присылает своих людей? Он вроде бы ничего об этом не говорил...

Влад посмотрел в сторону

"Интересно. Как они определяют, что Степь волнуется? Может она как-то светится или пульсирует в их глазах? Хотя, Сестре вроде просто неладно делается, если что дурное происходит. Может и тут как-то так".

Повернувшись к Тае, Ольгимский продолжил.

- Тащем-то тема больная это. Про Старшину-то. Отец аж краснеть начинает, когда у него пытаются выяснять какие-либо подробности. Надо будет ему рассказать про этот случай. Если бык открыт неверно, значит Старшина и правда какой-то ненастоящий

- Они проверяют... люди как-то узнали, что у нас неспокойно в Бойнях. Оюн сидит в своей пещере и не показывается с ночи, мясники ропчут... наверно Сабуров думает, что у нас будет бунт. Но я не допущу такого. Кровь, даже этого ужасного Старшины, не прольется. Уклад не должен распадаться. В конце-концов Исидор ведь...умер...некому больше порядок поддерживать.

Ей захотелось расплакаться - старый Менху был ей как отец.

- Суют свои носы в дела Уклада! Не нравится это мне очень. Да и детям моим тоже не в радость.

- Скажи мне, Харон...правда говорят наследник его убил? Я слышала это сегодня утром... не мог он ведь, правда? Артемий - добрый должен быть, он ведь станет Менху когда-нибудь...

Она украдкой вытерла глаза рукавом платьица.

- Плохо нам всем без Исидора, Влад. Да и Симон говорят помер... Степь плачет. И Город тоже скорбит по ним обоим. Великие были люди, кто же теперь о нас позаботится...

Слезы предательски потекли по щекам.

- Скажи Капелле, если увидишь, чтобы нашла меня как освободится...

Всё совсем печально, я смотрю. И как бы во всё вмешаться, что бы не угробить? Ну если термитник закрыли, то ведь правильно. Прошлый раз помогло. Или я не прав? Только что там делают люди Сабурова, интересно?

- Нет, Мать. Это никак не Артемий убил Исидора. Я видел его. Он подавлен и растерян. Он только приехал в город, а люди уже спустили на него всех собак. Долгое время он даже не был в курсе, что отец его умер. Да. Это большая потеря. Что Симон, что Исидор - были великие люди. Как в Городе, так и в Степи. Говорят, что их смерти как-то связаны. Сейчас столичный доктор этим занимается, но у него ничего не выпросить. Конечно... он и сам может не ведать. Каины ведь не подпустят его просто так к Симону. А что с Исидором стало, я и не знаю. А что касается всех плохих событий внутри термитника... Люди узнали об этом от беглых червей и, уже потом, от меня. Мне довелось пообщаться с двумя одонхе. Скажи, Мать, там внутри... и правда бродит Суок?

Влад почесал лоб. В голове крутилось что-то ещё...

"Ах да!"

- Я тут около суток назад, может побольше, в Степи увидел нечто странное. Оно чуть напоминало Червей, но... Будто бы Червь с очень длиной шеей и очень короткими ручками и ножками. Скажи, ты никого такого не видела?

- Нет у нас никакой Суок, - раздраженным голосом ответила девочка, - Ты что, веришь в нее?

Будто маленький...

- Видела что-то похожее, но давно... очень давно, Харон. Много лет прошло. Это вещь, из Степи приходящая была... Шабначка. Ты разглядел ее хорошо? Как думаешь, может это она убила Бураха? И на нас наверно охотится, - она тревожно обвела взглядом окрестности. Слезы уже успели высознуть, - Не бывать бы беде... Если еще раз увидишь - скажи, хорошо? Будем думать, как прогнать ее обратно в Землю.

Она крепко задумалась - не понравились ей слова мужчины, сильно не понравились.

- Боос закрыл врата Боен и Термитника, да? Зачем? Мы работать должны сейчас - пасти быков и собирать твирь. Не надо этого, все хорошо в Укладе сейчас.

Ладно-ладно

- Хорошо. Я спрошу иначе. Черви болеют чем-нибудь? Термитник закрыт именно по свидетельствам Червей и Мясников. Они бежали оттуда, словно там пожар. Носились по городу, ошалелые, про Суок да Шабнак болтали. Ты, Мать, давно была внутри ли?

"Хохо. Так это всё таки что-то недоброе. То-то голова потом гудела. Хорошо, что я её подпустить не успел".

- А насчёт... Шабначки. Я бы не сказал, что мне удалось её разглядеть. По незнанию, я-то подойти думал. Но, как я понимаю, во благо для меня, она растворилась в тумане. Круглое туловище. Маленькие, будто недоделанные ножки и ручки. И длинная такая шея. Она будто такая беспомощная была. Будто ей эти руки ампутировали. Ну хорошо... Если увижу - обязательно скажу. Через детей или ещё как-то.

- Надо Ласку спросить, не была ли Шабначка на Кладбище... она много всяких Степных духов видит.

- Я с утра в Степи гуляю, Харон, - она нахмурилась, - Ты что это сказал сейчас? Болеют?

Она зажала ладошкой рот, в глазах стоял ужас. Немного успокоившись, она продолжила хрипло.

- Ты думаешь, снова то самое? - перед глазами пронеслись годы Первой вспышки, тот ужас, который творился в Городе, - Надо найти молодого Бураха, пусть сходит со мной и посмотрит. Я не разбираюсь в болезнях. Ну или мастера Рубина найти можно... Они знают, скажут тебе правду.

- Если бы началась болезнь днем, то Старшина бы первым оттуда убежал, - сколько презрения вложила она в голос, - А он все еще там, я чувствую.

Она нерешительно посмотрела в глаза Червю.

- Вот почему Степь неспокойна... Песчанка вернулась, - звучало, как приговор.

Девочка вскочила на ноги и потянула Влада за рукав.

- Где сестра твоя? Надо срочно найти, пойдем скорее в Сгусток!

Значит, Мать, тебе не всё ведомо. Хотя, я надеюсь, что это я ошибаюсь

- Я вообщем-то удивлён, что встретил это существо. Обычно что-то такое не является горожанам. Они таких только чувствуют, когда жизнь начинает медленно уходить из тела. Быть может, это и был знак... Знак того, что болезнь вернётся. Но если это так, и если Она и правда в Термитнике, то тяжко придётся. Исидора более нет, и некому болезнь заточить. Артемий молод, знает немного, да и не сладко ему сейчас. Люди никак не утихомирятся. А ещё в степи кто-то в клочья разорвал несколько пьяниц, и это тоже на Артемия свешали. Ох-ох... Если там и правда Шабнак, то без специального снаряжения нельзя внутрь. Быть может, оно есть у Бураха. Либо оно может быть у отца. Он мог прибрать...хм... с прошлого раза. Думаю, что стоит отправиться в Сгусток. Если там отец, то сможем найти и Артмея. А Капелла, скорее всего, тоже у себя. Пожалуй стоит нам отправляться в Сгусток. Только, Мать, осторожнее. На улицах не слишком спокойно.

Она с усилием тянула его за рукав, пытаясь тащить в сторону Города.

- Мы не должны медлить! Чем больше времени пройдет, тем дальше она распространится, - взволнованно шептала она, забыв мгновенно и о юрте, и о оставшемся позади Одонге, - Капелла - Хозяйка, она сделает что-нибудь... и Каиным надо сказать, Харон. Они должны понять и начать что-то делать.

- Не хочу, чтобы мои дети умирали, - она представила, как им сейчас одиноко одним в темном Термитнике и сердце девочки кровью обливалось, - Боос разберется... и Рубин поможет! - осенило ее вдруг.- Он же помогал тогда учителю, помнишь? Наверняка не забыл еще, что и как делать нужно...

- И Артемия найдем, он не должен один шататься по улицам. Пускай в юрте поживет, раз люди его за врага считают, - косой взгляд в сторону мужчины, - Вот вечно вы лезете и нападаете с кулаками, не разобравшись... Он не ранен? Откажется еще нам помогать из-за тех людей...

«Сгусток»

Объяснив Тае, что Бурах в нелучшем состоянии, что потрепали его изрядно, Ольгимский всё же убедил её - настроен Артемий миролюбиво. И вот, пройдя через ночные улочки, где Влад опасливо косился на все подворотни, они стояли у особняка Ольгимских.

На их везенье, Бурах, судя по всему, только что покинул чертоги Большого Влада и топтался на пороге.

- Артемий, здравствуйте. Рад нашей скорой встрече. Вы уже были у Отца? Я тут не один. Со мной Мать Настоятельница, и у неё к Вам просьба. Кстати, не знаете, Сестра моя у себя?

Наконец-то она увидела его - наследника Исидора, мужчину, который по правилам Уклада должен унаследовать от умершего отца все права и привилегии Менху, сына старшего рода. Пришлось высоко поднять подбородок, чтобы заглянуть Артемию в глаза, но это того стоило. Она не увидела там зла, только какую-то обреченность и смирение с горькой судьбой.

Она подошла к нему и вложила ладошку в его большую руку.

- Не грусти, Бурах, по отцу... он все еще тут, Степь помнит, - произнесла она шепотом, - Пойдем в Термитник? Говорят, там Болезнь появилась, - она громко вслипнула, - Боос закрыл врата, я не могу одна... помоги нам, пожалуйста... Уклад умрет ведь, что тогда Город без Уклада? Так, оболочка пустая.

Тая подняла влажные глаза на него еще раз.

- Прошу тебя, будущий Менху, не откажи Матери Быков в этой просьбе.

Выйдя за порог Сгустка, Артемий сразу же увидел Влада. С ним была маленькая девочка. "Дочь? Нет, не похожа вроде... Красавица. Вырастет - от женихов отбоя не будет."

-Здравствуйте. Да, я только что был у него. К Виктории не заходил, последний раз видел её сегодня утром в сквере.

"Мать Настоятельница? Такая маленькая?.."

Подняв голову, малышка смотрела на Бураха своими тёмными, грустными глазами, затем подошла и взяла его за руку своей маленькой тёплой ладошкой.

"Болезнь? Термитник закрыт? Уклад умирает? Мать Бодхо, что здесь творится??!"

Девочка всхлипнула, глаза её наполнились слезами. Атремий присел на корточки, посмотрел ей в глаза, аккуратно положил руки на плечи.

-Я не могу пойти с тобой в Термитник... сейчас. Прости. У меня есть одно очень важное дело. И если я его не завершу, то, боюсь, не смогу помочь ни тебе, ни Укладу, ни вообще никому. Понимаешь меня? Прошу, не плачь! Я приду, я обязательно приду к тебе, как только разберусь с этим делом. Но сейчас мне нужно идти. Где я смогу найти тебя завтра утром?

От того, что пришлось отказать Настоятельнице, на душе у Бураха стало ещё паршивее, но иного выхода он не видел. Он встал, попрощался с собеседниками и зашагал в сторону Створок.

Последовав совету Тяжелого Влада, Артемий направился к Омуту.

Шел осторожно, обходя скопления людей. Петляя по городу, он потерял счёт времени. Когда Бурах вышел к дому Евы, уже начало смеркаться.

Гаруспик постучал в дверь. Из дома не доносилось ни звука. Свет в окнах не горел, и Артемий пришел к закономерному выводу, что никого нет.

"Черт! И где теперь мне искать этого Данковского?"

Пожалуй, он был бы разочарован, если бы не все предыдушие потрясения текущего дня. "Хочется проснуться и понять, что это дурной сон, всего лишь дурной сон. Хочется... да мало ли, чего тебе хочется? Не время раскисать.

Если ему поручили расследование, то он бы наверняка захотел осмотреть тела. Тела, вероятно, на кладбище. Мне стоит зайти туда."

И он так же осторожно стал двигаться в восточном направлении, к кладбищу.

Если Бурах сказал, то он и правда может помочь. Интересно, что у него за дела сейчас? Вероятно, восстановление своей репутации да раскрытие отцовской внезапной смерти. Последнее, тащем-то, нам всем на руку.

- Мать, ты можешь пока побыть у Капеллы. В Термитник вряд ли сейчас кто-либо сможет зайти. Ни Старшина, ни Ты, ни кто-либо другой. Я попробую найти свою сестру, и вернусь сюда. Но сначала мне бы с отцом переговорить. С глазу на глаз, так сказать.

Ольгимский взглянул на Таю. Она выглядела подавленной, как никогда.

"Ну, не удивительно. Сколько ей там лет? На неё столь внезапно свалились все эти несчастия. Пусть она и силами обладает, что наподобие Хозяйских будут... Да и о Термитнике заботится надо. Если Старшина и правда так плох, как говорят, то у одонхе и правда одна надежда. Хотя, ещё есть Бурах, о, да. Это же он должен сидеть там... В бойнях".

Влад посмотрел в след Артемию.

"И правда. Сын своего отца. Добрый, большой и сильный. При желании, он и правда мог разорвать тех людей в степи. Но это ещё желание должно было случиться".

Не понравились ей слова Бураха, но насильно удержать его здесь она конечно бы не смогла.

- Иди, если надо, - выговорила она, стараясь не проглатывать окончания слов, - Утром я буду в Термитнике. Приходи обязательно, я тебя ждать буду!

Помахав вслед ему на прощание, Тая повернулась к Владу.

- Ты был прав, Харон. Нет в нем зла, совсем. Добрый он, и не сделает плохого ни Городу, ни Укладу, ни людям таким же добрым.

Она внимательно посмотрела на мужчину.

- Главное, чтобы Каины не загрызли его как стая голодных псов. Ты ведь скажешь им? И отцу не забудь рассказать про то какой из Оюна Старшина.

Она переминулась с ноги на ногу и решила:

- Подожду сестру твою здесь... не пройдет мимо, заметит обязательно. А когда ты уйдешь, сама поговорю с Боосом. Так что можешь молчать про Оюна... он ведь выслушает меня, правда?

Тычик представила: стоит большой Влад и маленькая она, и разговаривают. Ей стало даже весело от этой мысли, девочка улыбнулась и присела на ступеньку крыльца.

Смелая Тая. Я бы, на её месте, не отважился сунутся к Отцу после его разговора с Бурахом. Ну, вообщем-то, это её дело. Да и Отец, я думаю, понимает, что с Матерью Быков нужно говорить... учтивее, чем со всеми

- Что ж. Я подоготвлю Отца к приходу гостьи. И всё же намекну про Оюна. Заодно узнаю, можно ли помочь Бураху, и возможно ли проникнуть внутрь Термитника. Надеюсь, что он даст добро. После я вас оставлю и попробую найти Сестру. Лучше организовать Вашу встречу как можно ранее.

А ведь хотел побродить по степям и подышать густым воздухом. Ну, в любом случае, эти вопросы решаться будут без меня. Надеюсь, что я всё же не отправлю Бураха на верную гибель. В идеале бы вообще не распечатывать Термитник, но если Черви уже разбежались по округе, то... что теперь терять?

- Я постараюсь быстрее, Мать.

Влад подошёл к двери, стукнул на всякий случай три раза и вошёл.

- Отец, ты дома?

Услышав мелкий стук и звук открывшейся двери, Влад тяжело и обречённо вздохнул.

"Ну почему, почему они не могут оставить меня в покое? Почему всем я нужен именно сегодня? Почему... Хотя, почему слуги меня не предупредили и открыли без моего разрешения? Так это..."

- Да, я дома, сын. Я всегда дома для тебя и сестры, несмотря на ваши... хм... последние выходки, скажем так. - Влад быстро и грузно привалился на своё обычное место, как будто он с него и не сходил.

"Выходки? Сам виноват. Хм... Ох. Ну и видок у меня наверно"

Влад представил себя со стороны, грязного, пропахшего твирью и в одежде одонхе.

- Здравствуй, Отец. Я пару вопросов хотел обсудить.

Влад повалился на стул, бросив сумку рядом. Затем, налив, твирина, в бокал продолжил.

- Дело вот в чём. Там, за дверью, Мать Настоятельница. Дочь Тычика.

В горле пересохло и Влад глотнул твирина

- Ничего особенного, но ей надо внутрь Термитника. Вместе с Бурахом. Разумеется, Капеллу туда лучше не пускать, хоть Тая и будет настаивать. Да и Сестра явно захочет с ней пойти. Но собственно о проблемме... Что там, внутри? Черви были правы? Они бежали от того, что и в прошлый раз произошло?

Сын выжидающе посмотрел на Отца...

Влад закатил глаза. "Термитник... Почему опять Термитник, дела? Почему он никогда не заходит просто так. Нет. Даже его я туда не пущу." Он пересел поближе к сыну.

- В Термитнике чума, Влад. Черви в панике. Да и... не только черви. Они бежали от смерти. Бураху сейчас туда нельзя, не в коем случае. Он пока не готов. А дочка коменданта в своём праве - я не могу ей отказать. Она ходит куда хочет.

А Виктории - тем более. Ей вообще сейчас из дома выходить нельзя, не то что в Термитник!

Старший Влад всё больше распалялся. "Почему он просит меня об этом? Он же лучше любого знает, что это невозможно?"

Так. Надо как-то менее напористо. Он входит в раж. Ох и близко он сел.

Влад сделал большой глоток твирина, но храбрости не добавилось.

- Ну, я-то в Термитник и не стремлюсь. Я знаю, что Черви могут хитрить, но вряд ли будут шутить насчёт пришествия своих определённых духов. Тем более, раз ты, Отец, говоришь, что Чума, или, как говорят они, Шабнак, там присутствует, то ни мне, ни Капелле, внутри нечего делать. А вот с Бурахом сложнее - Тая явно его убедит... да она уже почти это сделала! И, так или иначе, он будет внутри. Разница лишь в том, что пойдёт он туда просто так, или в специальном для этого дела снаряжении. Я видел здесь, в сгустке, плащ и маску, которая защищала Исидора, в своё время. Ещё конечно есть у Грифа, но он не отдаст просто так. Разумеется, если ты, Отец, против, то я не буду передавать Артемию эти вещи. Но учти, что Таю он будет слушать в первую очередь...

Ещё глоток...

- Кстати об одонхе. В Бойнях, на сколько я понял, Чумы нет. Но там болезь иного рода. Этот самый новый Старшина. После закрытия Термитника мясники и черви в панике, но Оюн подбрасывает жару в огонь. Ты же наверно знаешь, что у них есть определённые правила раскрывания быков. Старшина этих правил не знает. И, если верить Тае, то вообще далёк от истины. Что он там делает-то?

Влад допил твирин, который наконец-то более-менее его взбодрил. Но не сильнее, чем кофе. Да и туману в голове добавил.

"Господи, почему сейчас, почему?... Да они все сговорились что ли?" Влад схватил свою блестящую лысину огромными руками.

Так он просидел минуты три, размышляя. Вдруг он резко встал, подошёл к серванту и вытащил оттуда бутылку твирина. "Успокоится надо, успокоится...". Ольгимский вскрыл бутылку зубами и сделал большой глоток прямо из горла. Сознание заметно прояснилось.

- Знаешь... Вот что: официально я его пустить туда всё равно не могу - если он там... умрёт (а вероятность этого крайне высока), то вся вина ляжет на меня. На моей и так уже... грязноватой репутации будет ещё одно огромное, сальное пятно... Если он так хочет туда проникнуть - пусть проникает, я разрешаю, но БЕЗ моего участия. В этом я ему помогать не буду, даже советом. А вообще..., - Влад снова приник к бутылке и снова сел на прежнее место, - Бурах... он не ведает, что творит. Он ведь там сгинет, это почти неизбежно... Я прошу тебя, сын: отговори его. Я не знаю как. Но сделай это, пожалуйста. Бурах ещё сыграет свою роль... очень важную. Должен сыграть.

Вдруг мысль об Оюне ударила железной арматурой по голове. "Оюн... господи, какой же он... кретин. Нет, ну надо же так..." Бутылка снова опустошилась примерно до половины.

- Старшине мы должны спасибо сказать. Если бы не он... Неизвестно, что бы сейчас было. Но в Укладе точно было бы не спокойно... Он не знает всех этих степняцких обрядов, да, но уважает нас и подчиняется нам беспрекословно. Это его безусловный плюс. Именно по этому мы... всё ещё... возможно... живы.

Пустая бутылка полетела на пол...

Ах вот где. В серванте. Готов поклястся, у него там все сорта. Надо будет умыкнуть парочку.

- В твоих словах, Отец, есть смысл. Не стоит отправлять человека на верную смерть, даже если он хочет этого. Другое дело, что он всё равно отправится туда. Мои, твои слова... Просьба Матери Быков - это весомый аргумент. Правда у него сейчас достаточно дел. Быть может, он и правда туда не отправится. Но и это, всё равно, - вопрос времени. Но ситуацию я ему объясню, ежели встречу.

"Слова об Оюне явно вызывали в нём толику гнева. Но не в мой адрес. В чём же дело? Что-то всё-таки не так со Старшиной? И что же? Ты же мне это не скажешь, я знаю. А если спросит Мать?"

Внезапно Тяжёлый Влад уронил или кинул бутыль на пол. Осколки осыпали ковёр и деревянное покрытие.

"Какого?..."

Влад сделал вид, что не придал значения жесту отца. Встав с кресла, он сделал круг по комнате, не выпуская стакан из руки.

- Мать Быков врать не будет, Отец. Черви негодуют. Мясники в панике. Как она говорит... ммм... Быку, которого раскрыли, было больно. Поидее так не должно было быть. Разумеется, Оюн силён, как физически, так и в плане удержания масс. Но ИХ больше...

"Что? Мы живы изза Старшины? Это как?"

- А что ты имеешь в виду? Это ж почему мы так обязаны Старшине?

"Кхм... Как-то я... зря я из серванта бутылку взял. Знает теперь, где твирь хоронится... Переложить бы надо."

Влад позвал из другой комнаты слугу, что бы убрать осколки. "Так... А зачем я это сделал? Ну да, не важно... Чёртов Оюн..."

- Оюн... Если бы на его месте был бы сейчас, царствие ему, Бурах старший, мы бы сейчас... уже не занимали нынешнего положения. Проклятая чернь втоптала бы нас в землю ещё неделю назад. Но... Оюн держит Бойни в состоянии покоя. Шаткого, очень шаткого, но покоя... Да и что я тебе объясняю?! Ты и сам всё это прекрасно знаешь... Или нет... Чёрт, я уже ничего не понимаю!

Он подозвал слугу и послал его в подвал за товарным твирином. "Гадость, конечно, но... Прятать надо, а то ведь все запасы с червями своими оприходует...". Слуга быстро вернулся. Тяжёлый Влад уже более интеллигентно налил в огромный бокал сероватую жидкость и тут же его опрокинул.

"Эдак он налегает. Залпом-то дымный пить. Папа-папа... Хе-хе, теперь наверно перепрячет. Да ничего. Тот, что можно у Червей выторговать, он и ни пробовал. Вряд ли снизойдёт".

- Нет, Отец. Я не совсем в курсе. Я конечно же понимаю, что сейчас одонхе недовольны, и это мягко сказано, те, что мы закрыли Термитник... Что, по сути, мало помогло, ибо входов-выходов из него немерянно... Но почему неделю назад на нас должна была рухнуть всея степнятская ненависть? Я чего-то не знаю?

А ведь и правда. Бурах должен был быть на месте Оюна.

- Кстати о Бурахах. Я думаю, сын Исидора захочет занять трон в бойнях. С нынешним положением Старшины, Сама Бодхо окажет Артемию поддержку в этом.

Как там Тая, интересно? Надо бы заканчивать... У неё есть, что сказать Отцу. Лишь бы не нагрубил сильно.

Сознание окончательно прояснилось. Влад выпил ещё стакан и скривился. "Тьфу, гадость какая. Но помогает, однако же... Всё, надо кончать. Мало ли что сын подумает...." Он подозвал очередного слугу, что бы тот унёс бутылку и стакан, и сообщил ему на ухо, что бы он отдал остатки первому встречному алкоголику. Благо, таковых можно встретить на каждом углу.

- Бурах... если стал бы старшиной, он начал бы устанавливать свои порядки. Сказал бы всему этому отребью, что у него есть права. Свобода. И тогда... бойни мы бы потеряли, как и своё положение. Пойми меня правильно: Бурах старший - почтеннейший человек и я всегда уважал его. Однажды он спас нас. И мне очень жаль, что его... нет сейчас здесь... Но если бы он занял своё место в Укладе - мы бы, скорее всего, разорились.

"Ох, Бурахи... Слава богу, Артемий не столь радикален..." Влад встал и несколько раз прошёлся по комнате, немного смещаясь в разные стороны. Твирин всё-таки брал своё, даже с огромного и устойчивого к выпивке Влада.

- Пусть занимает... - вдруг мысль о Старшине снова ударила в голову. Влад резко поднял глаза, - но не сейчас. Старшина... ушёл в степь. Он... не в Городе. И не надо ему сейчас с ним встречаться и искать его - он... не переживёт этой встречи. Вот что... Ты, вместо того, чтобы якшаться с этим отребьем из степи, займись Артемием, последи, что бы он не искал встречи со Старшиной, не лазил в Бойни по чём зря. Сведи его с Бакаллавром, им нужно поговорить. Займись делом, в конце концов!

"Совсем от рук отбился, дьявол..." Влад в сердцах чуть не смахнул со стола графин.

Привыкший Младший Влад, в ответ на крики отца, слегка дёрнул левой бровью, и никак более не подал виду. Становилось ясно, что разговор окончен, и что желание помогать Отцу - испарилось.

"Неужели мало тебе заводов? Со степняками всегда можно договориться. Тем более, что они, как и мы, любят вяленную, копчёную, и прочую говядину. Да и других видов пищи у них нет. Без нас они никуда! Как и мы без них. Ну... ну... ну здесь это бесполезно объяснять. Он не поймёт. Быть может, Тае это удастся лучше? Как бы он чего не сделал с девочкой, а то одонхе разнесут весь "Сгусток". Хотя. Это ведь Мать Быков. Это она может с ним что-нибудь сделать. Так или иначе, проигрывает вся семья, и ты, Отец! Но ты не понимаешь... Ничего не понимаешь..."

- Я найду Бураха, Отец. Расскажу про Старшину... всё. Скажу, что пока Оюна нет, и передам ему - встретиться с Даниилом. Но после. Сейчас я найду Капеллу. Мне нужно уступить переговорное кресло, кое-кому иному. Я верю - вы поладите.

Поговаривают, что Мать Быков может пропустить определённых людей в Бойни. Если Бурах захочет, он будет. Где угодно.

Влад без долгих объяснений прошёл к шкафчику, вытащил оттуда кусок копчёного мяса, завернул, опустил в сумку, кинул порцию кофе, отлил из графина воды в бутылку, и двинулся к выходу.

- До встречи, Отец. Буду... быть может завтра.

Или зайду за вещами

Кивнув слуге у входной двери, Влад вышел и тихо прикрыл дверь.

Тае очень не нравилось ждать, да еще тут, на пороге, на виду у проходящих мимо горожан. Гордо вскинув голову, она высокомерно провожала каждого взглядом, в котором светился вызов. Еще подумают, что она ждет, пока Боос соблаговолит ее принять, как какую-то попрошайку. А она всего-лишь не хотела мешать разговору отца с сыном, считая такое слишком личным, чтобы присутствовал кто-либо посторонний.

Поэтому она демонстрировала бурную деятельность, будто чисто случайно оказалась именно у Сгустка. Наклонившись, она наблюдала за перемещением муравьев, что весело бегали туда-сюда, перемещая кусочки листьев в свое логово, которое находилось где-то около ступенек.

Скрипнула дверь, из дома вышел Младший Влад. Девочка тут же выпрямилась и вопросительно уставилась на него, как бы спрашивая, как прошел их разговор, и в каком расположении духа находится сейчас его отец. Не хотелось, чтобы он разозлился и кричал на нее - девочка прекрасно знала, что у Тяжелого довольно непростой и вспыльчивый характер. Да и у Таи он тоже был не самым прекрасным, не хотелось ссориться с тем, кто закрыл Термитник... пока что не хотелось. Все-таки прежде ей надо попасть обратно с своим Детям, а потом уже... потом она во всем разберется.

"О. Как хорошо, что дождалась. Вообщем-то для неё и плохие и хорошие новости. Сейчас, главное, ей всё рассказать. В нужном порядке и в нужной степени."

Влад подошёл поближе к Тае и плюхнулся на ступеньку. Судя по всему, до его прихода, она что-то рассматривала на земле. Ольгимский посмеялся про себя...

"Твирь высматриваешь, Мать? Возле этого дома она никогда не появится. Теперь точно."

- Что ж... Ваша встреча вполне может состоятся. Он немного в более худшем настроении, чем хотелось, но в достаточно хорошем, что бы не кидаться бутылками, и не переворачивать стол. Так... Ещё он говорил, что не может ни тебе, Мать, ни Бураху, помешать проникнуть в Термитник. Но он явно не склонен помогать Бураху в этом. Тащем-то есть доля правды в словах отца. Да и я бы не хотел, что бы на моих руках, пусть даже косвенно, была кровь того, кто может спасти город от Степной Язвы, или как там её лучше называть. Но всё же, я в отличие от Отца, постараюсь помочь Артемию...чем смогу. Советом ли, финансово ли, продовольствием ли.

А вот по поводу Оюна... Тут что-то нечисто. И даже немного гниёт, будто земля в сырых застройках. Я мало что понял, но, похоже, у Отца с этим... существом... какой-то договор. Вообщем, он считает, что сейчас всё нормально и так должно быть. Я... я его не понимаю. Если ещё не пропало желание пообщаться с Тяжёлым Владом, то милости прошу в нашу скромную обитель. А мне нужно найти сестру.

Влад встал со ступеньки, вытащил бутылку с водой и сделал глоток.

- Хорошо... - насупилась Тая, выслушав Харона молча, что далось с большим трудом. А теперь надо было высказаться самой, хорошо хоть было перед кем.

- Бурах придет рано или поздно, ты ведь понимаешь... - она прижала палец к нижней губе, - Он сын Исидора, а тот следил и за Термитником, и за Бойнями... но ему нужна одежда... - Тычик замолчала на пару минут, - Такая...дядя Рубин даст ему такую? У него должна быть... Да?

- Твой отец не понимает о чем говорит, - она высокомерно окинула взглядом Сгусток, - Оюн мне не нравится, совсем. Он не должен быть Старшиной. Я хочу видеть на его месте настоящего Менху, а не этого...

Не хорошо ругаться плохими словами, но она произнесла пару фраз на степном наречии, помахав протестующе при этом руками. Ей было все равно, поймет ли Влад, что она сказала.

- Я буду благодарна тебе, Харон, если ты нам будешь помогать... - она нахмурилась и переминулась с ноги на ногу, - Капелла найдет меня тут, я далеко не отойду от ее дома, - она подчеркнула слово "её", намекая, что только Виктория достойна жить в обители Светлой Хозяйки, - А потом... потом я пойду обратно в Термитник. Главное, чтобы эти дураки меня пустили внутрь. - это она о патрульных Сабурова. - Они тоже ничего не понимают, что происходит... но Дети ждут, я должна их успокоить. А Оюн... он где сейчас? Я бы с ним тоже поговорила.

В словах девочки чувствовалась затаенная обида и что-то похожее на угрозу. Она не побоится высказать Старшине все в лицо, какой из него знаток Линий на самом деле.

- Я пойду к Боосу, - она взбежала по ступенькам и толкнула дверь, с трудом протискиваясь внутрь. Тяжелая деревянная створка чуть не пришибла девочку, но она все же проникла в дом к Тяжелому Владу.

Влад выслушал Таю с открытым ртом, не успев вставить и слова. Только порой кивал головой. Затем он посмотрел её, входящей в Сгусток, в след. Через секунду раздались нерадостные вопли старшего Ольгимского. Услышав Отца, сын махнул рукой, и двинулся к Театру, надеясь увидеть там сестру. А может и Бураха. И Рубина. И ещё кого-нибудь. Мысли путались. Хотелось ни то спать, ни то выпить. Или просто покинуть уже город с его суетой.

"Как же голова болит... Поспать бы сейчас часа четыре..." Влад потянулся. Со стороны казалось, что его руки могут обхватить весь дом. Если он, конечно, захочет это сделать...

В прихожей хлопнула дверь. "Мальчик ведь ушёл... Что за?..." Влад протяжно и зло вздохнул.

- Пошёл сюда, смерд!!! Кого там принесло?! Выстави его к чёрту - я устал! - Он тяжело потопал в прихожую, сотрясая при этом всё рядом с собой. Но слуга не подошёл. Или не успел. В дверях уже стояла маленькая девочка лет десяти на вид. Обычный человек, посмотрев в её глаза, отвёл бы их и, скорее всего, стал обращаться к этой девочке на "Вы". Но точно не Влад. Тем более, находясь в таком расположении духа.

- Какого дьявола тебе здесь нужно, младенец?! - Влад чуть не упал на пол. Твирин всё таки давал о себе знать. - - Как ты вобще сюда попала?!

- Не кричите на меня, - непривычно ледяным голосом произнесла Тая, не мигая смотря на появившегося перед ней Влада. Мужчина был огромен и как всегда зол, что ей совсем не понравилось.

"Все-таки это мне следует так себя вести, а не Вам", - она еще больше нахмурилась.

- Вы закрыли Термитник, - нет, она не спрашивает, а уточняет, - Я хочу знать, почему.

Она перевела взгляд на слугу Влада, во взгляде мелькнула угроза - пусть только дотронутся до нее хоть пальцем, она придумает как отомстить.

- Меня пригласил Ваш сын. И сказал, что Вы не против поговорить. А еще меня интересует Оюн. Он назначен Вами, Боос, а не Укладом. Это неправильно.

- И Бурах... о чем он с Вами разговаривал? Мне...нам важно знать. Он должен получить наследство отца и вступить в права Менху как можно скорее.

"Дааа... Похоже меня сегодня в покое не оставят. Ну да ладно. В конце концов, тоже в пользу - общаться надо с людьми, общаться" Влад попытался успокоится. Мало помогло, но стало всё-таки лучше. Хотелось спать, ещё выпить, заняться делами, наконец... Но, по крайней мере, исчезло желание на кого-то накричать. "Эта девочка, похоже, отсюда не уйдёт, пока я ей не отвечу. А выставлять... ребёнка... плохо будет как-то. Набросятся тут же, стервятники. Они же только и ждут." Он тяжело вздохнул и сел в своё огромное, обшитое кожей лучших степных быков, кресло.

- Чтож... Термитник я закрыл потому, что... я посчитал нужным так сделать. - "А ведь если она скажет своему отребью, что я не иду на контакт, так они... друг друга начнут убивать. Нет, нельзя так..." - В Термитнике - болезнь и паника. Если выпустить этих бешеных животных на улицы... будет много крови, девочка. Ты столько не видела даже у себя... в отстойнике.

"Дьявол, опять Оюн... Он и не осознаёт теперь своей важности. И хорошо... И хорошо."

- Вот только не надо мне тут! Когда я ставил Оюна, я советовался с твоим Укладом и они кричали "за". Что же, теперь твоё почтенное отребье недовольно своим выбором? Оюн знает всё, что положено знать старшине. Не больше и не меньше. И, кстати о... почтенном младшем Бурахе. Со Старшиной он говорить не будет. Старшина ушёл в степь, будет дня через четыре. До того, как Оюн придёт, Артемий НЕ будет его искать, я за этим лично прослежу. А как придёт... Пусть говорит. Но помогать этой встрече я не буду! Тебе, я... к СОЖАЛЕНИЮ... ничего запретить не могу, Бураху тоже, но... помогать ему в этом деле я не стану. - "Не слушает она меня. На жалость бы надавить... Да!" Влад подвинулся ближе к девочке.

- Он ведь умрёт после разговора со Старшиной, ты это знаешь лучше меня. А на него у нас большие надежды, знаешь ли... Он ведь нравится тебе? Так отгороди его от этой беседы, пока он толком не встал на ноги! Это, конечно, не приказ, но скорее... просьба. Влад отодвинулся на прежнее место и пристально взглянул на девочку. "А она не так проста... Совсем не ребёнок."

- Вы прекрасно знаете, что Одонги - не животные! - Тая позволила себе повысить немного голос, совсем чуточку, - Они гораздо лучше вас, людей. Вы думаете только о деньгах, а мы храним Степь. Да, Уклад был за... но тогда был жив Исидор, - ее глаза вспыхнули как угольки, - Я много чего знаю, Боос Ольгимский. Бурах умер и из-за Вас тоже, из-за Вашей семьи.

Она подумала о Кургане Раги и топнула ножкой.

- Нам нужна жертва, Боос. Тьма Суок ждет...ей нужно много-много... она хочет аврокса.

- Ты будешь помогать Бураху, потому что Каины и Сабуровы против него. Я тебя не прошу ни о чем, Термитник и Бойни не твое дело, Боос. Это наши личные дела...с этим Старшиной. Но ты ведь помнишь наши законы? Артемий получит наследство и будет новым Менху. И вот тогда...

Она мило улыбнулась, и взмахнула руками.

- Степь хочет именно этого, я тебе это говорю как Хранительница. Да и Город тоже ждет именно его, наследника по крови.

Тычик нахмурилась и поправила подол платья.

- Хорошо, Боос. Пока что я не пущу Бураха в Бойни. Ему нужно сначала разыскать мастера Рубина.

Секундное молчание. Влад вдруг коротко усмехнулся. "Надо же, такая пигалица, а так..." Вдруг он разразился протяжным, громогласным смехом, который наизусть знали и очень любили все домашние, которые прекрасно знали, каким добродушным становится Тяжёлый Влад после таких истеричных приступов. Он с такой силой лупил ногой об пол, что, казалось, ещё секунда - и тот провалится в низ вместе с креслом, в котором сидел Влад.

- Ну ты... и... - его голос снова потонул в смехе. Через минуту Влад ели-ели пришёл в себя и через силу начал членораздельно говорить.

- Это значит... я Исидора убил, да? - здесь он снова не сдержался. - Да... что ты знаешь... пигалица? Хаха, я Бураха убил!

Влад несколько успокоился.

- Ты что, не поняла до сих пор? Да мне наплевать на ваших авроксов, на вашу жертву и на одонгов. Мне нужно, что бы производство не прерывалось. И если оно прервётся по ТВОЕЙ вине или по вине ТВОЕГО степняцкого отродья - я вас всех вместе в порошок сотру. И мне наплевать на твой статус и положение среди них.

- Слава богу, хоть ты поняла, что Бурах... слаб. Хорошо. Сейчас я напишу Рубину, приглашу к себе, попрошу дать хороших репеллентов, может даже заплачу. Всё, или ещё что-то тебе? "Надо же, Бураха я убил!..."

Глава 21, в которой Мария утешает Петра Стаматина

«Горны»

Когда за мужчинами закрылась дверь, Мария негромко вздохнула. Их посещение не принесло хотя бы части желаемого успокоения, как раз наоборот - ей стало неспокойно и еще тревожней на душе.

Вряд ли столичный гость отнесся серьезно к ее словам, она видела недоверие и удивление на его лице во время разговора. Но его можно понять - на человека столько всего свалилось за один единственный день. Полный надежд и всяческих ожиданий, он приехал в город и почти сразу узнал, что сделано это было совершенно напрасно. Весть о смерти Симона стала для него полной неожиданностью. Даже сама Мария до сих пор не могла до конца поверить, что великого дяди больше нет. Все это казалось дурным сном, жаль только что проснуться все никак не удавалось.

И все же Даниил взял список. Возможно, он прислушается и позаботится об этих людях. Тяжело ему придется в городе, если он продолжит руководствоваться лишь строгой логикой и собственным разумом - здесь действуют несколько другие законы и порядки. Хорошо, что Андрей привел к ней Данковского - есть шанс, что их встреча и разговор оставят свой отпечаток, посеят зерно сомнений в мировоззрении ученого.

Мария пока не знала, что делать дальше, но одно было очевидно - здесь она не останется, иначе сойдет с ума. Тишина и безмолвие в доме были совершенно невыносимы. После непродолжительных раздумий она все-таки придумала, куда можно пойти сейчас. Девушка выскользнула из дома, закрыв за собой дверь.

Студия Стаматиных

Мария неторопливо шла по широким улицам, ярко освещенным осенним солнцем. Девушка любовалась редко попадающимися по дороге одинокими деревьями, с которых то и дело красиво опадала листва, и светло-голубым небом, наполовину прикрытым пушистыми белоснежными облаками, пытаясь добиться того, чтобы невеселые мысли перестали приходить в ее голову. Но такие мысли были назойливы подобно мухам, поэтому попытки как-либо отвлечься были не очень удачными.

На улицах было непривычно тихо и безлюдно - по дороге ей встретилась от силы всего пара горожан, и их вид был отнюдь не самым жизнерадостным. За один единственный день произошло столько трагических событий - слишком много для столь небольшого городка как этот. Дома выглядели особенно внушительно, они угрюмо взирали на проходящих мимо людей, от чего моментально становилось неуютно и появлялось желание ускорить шаг.

Вот Каина преодолела очередной мост, обогнула мрачный "Стержень" четы Сабуровых, еще несколько шагов, и она оказалась на пороге студии. Девушка остановилась, в задумчивости рассматривая каменную кладку, заколоченные окна и строительные леса. Невозможно посчитать, сколько раз она бывала здесь, все кажется таким родным и привычным.

Она легко отворила входную дверь и поднялась по лестнице, оказавшись на верхнем этаже, как всегда увидела странную и довольно жутко выглядящую скульптуру. Петр говорил, что это Нина, Мария же считала, что статуя не очень похожа на ее мать. Девушка двинулась дальше, вглубь комнаты. По полу была разбросана бумага, чистая и с рисунками, под ногой звенькнула пустая бутылка. Вообще пустых бутылок в комнате было много, слишком много. "Как можно столько пить", - она неодобрительно покачала головой. Мария заметила рисунок на стене и остановилась перед ним, пытаясь угадать, кто же изображен на нем. К удивлению она поняла, что это младшая Виктория. "Не знала, что они знакомы..." Петр безмятежно спал, устроившись прямо на столе. "Интересно, снится ли ему что-нибудь?" Девушка подошла ближе и тронула мужчину за плечо.

- Петр, проснись, - не очень громко, но настойчиво позвала она.

Приложившись лбом об стол, Петр не заметил как провалился в сон. Сначала ему снился заяц с лисьим хвостом: Стаматин пытался его догнать, но заяц был шустрее, чем обыкновенный архитектор. Косой вел его по Земле через Узлы прямиком к Каменному Двору, где и скрылся из виду. Петр приуныл, но уныние и досада мгновенно покинули его, когда он узрел позади себя Холодную Башню на огромных заячьих лапках... Многогранник принялся преследовать своего создателя, от этого сооружения просто не было спасения, невозможно было скрыться от сего престранного зверя.

Петр... Проснись...

Мягкий женский голос звал его из какого-то темного тупика, которых в Узлах было предостаточно. Этот голос стал для Петра путеводителен, компасом, надеждой на спасение, вот он и направился вслед за настойчивым голосом. Тревога нарастала. Чем глубже Стаматин уходил в зеленеющую темноту, тем сильнее становилось ощущение безысходности. Силуэт стройной женщины с темными волосами и выразительными черными глазами манил его за собой...

Петр распахнул глаза и с удивлением увидел склонившуюся над ним... Нину! Стаматин отшатнулся, раздался треск дерева, и Петр вместе со сломанным стулом мгновенно оказался на полу. Но этим траектория его передвижения не ограничилась: архитектор стал пронизатя от жуткого призрака, явившегося к нему спустя столько лет, в самый угол. Только этим утром Андрей говорил ему, что Нина умерла и больше никогда не придет.

"Нина..."

Залитые твирином очи взирали на нее снизу вверх, словно Петр ее никогда в жизни не видел. Вернее нет, видел, они встречались, но сейчас их встреча была, мягко говоря, неожиданной...

- Нина? Я ждал тебя. Я знал, что ты придешь, - бормотал Петр, протирая кулаком левый глаз. Стойте же! Это не Нина... - Мария? А где...? - Петр поморщился и попытался подняться с пола. Безуспешно.

Возможно, не стоило вовсе приходить в студию, а тем более будить архитектора. Кто знает, может он не спал несколько суток подряд, и вот наконец-то Морфей сжалился над уставшим, измученным и истощенным человеком и подарил желанный умиротворенный сон. И тут приходит она, влекомая неведомыми желаниями, и возвращает его из мира грез.

Петр казался очень беззащитным во сне, что несомненно выглядело очень мило и трогательно, но Мария была не из тех впечатлительных и романтических девушек, которые будут умиляться подобному. Вот наконец он проснулся и посмотрел на свою гостью, на его лице появилась ярко выраженная тревога, смешанная с удивлением, и даже...испуг?

Мария чуть вздрогнула, когда мужчина назвал ее Ниной. Она достаточно болезненно реагировала на любые упоминания о матери, не так сильно как отец конечно. Но так же она всегда радовалась тому, что Дикую Нину помнят и вряд ли когда-нибудь забудут.

Внешне девушка была очень похожа на мать, отличаясь разве что голубым цветом глаз.

Стаматин быстро заметил свою ошибку и узнал посетительницу, но все же до этого успел с грохотом сломать стул, упасть на пол, а затем и вовсе отползти, притаившись в углу комнаты.

Заметив его попытки подняться на ноги, Каина подошла и стала помогать ему, не слишком надеясь на успех ввиду не самой лучшей ее физической подготовки.

Петр хлопал глазами, непонимающе пялясь на внезапно возникшую перед его глазами Марию. Нет, это точно не Нина, Алая Хозяйка выглядела более уверенно, более властно.

- Мария… - хрипло произнес Стаматин, всеобщими силами поднимаясь с пола. Мысленно поблагодарив девушку, Петр оперся ладонями о стол, будто бы пытаясь отдышаться. Рука слепо искала на деревянной поверхности бутылку, нащупала ее и подняла. Удивительная легкость, словно силы прибавлялись с каждым движением. Архитектор поднес зеленоватое горлышко к губам, собираясь утолить («…утопить…») свою жажду твирином – пряным огнем. Пусто. Разочарование. Так вот почему такая легкость, такое необычайное воодушевление…

Бутылка падает на пол и разбивается вдребезги, да только Петр вряд ли обращает на это внимание.

- Ты выглядишь больной… - пожимает плечами архитектор, глядя куда-то в пол. Он не мог смотреть на Ни… Марию в упор чисто физически. Слишком много противоречивых эмоций. – Я слышал с улицы, у вас что-то произошло. Так обычно и бывает, слухи доносят до нас самые что ни на есть важные новости… только я ничего не понял.

Голос его звучал сразу и равнодушно, и участливо. Так получалось только у Петра, возможно, такое впечатление склдывалось из-за опустевшего взгляда?

"Кажется, Петр еще не до конца проснулся... вон как смотрит, как на привидение. Сейчас я конечно бледна и взъерошена, но не настолько же... "

Слава высшим силам и великой Степи, архитектор кое-как, но все-таки смог подняться, затем направился к столу, ломившемуся от разнообразной тары всевозможных размеров и объемов.

Девушка закусила нижнюю губу, внимательно наблюдая за всеми действиями мужчины. "Неужели он окончательно спился и ничто не сможет подавить эту болезненную тягу к спиртному? Он мне чем-то отдаленно напоминает Катерину с ее драгоценным морфием", - она тяжело вздохнула, постаравшись сделать это так, чтобы Петр не заметил. Хотя тот был полностью поглощен поисками подходящей бутыли. "Разве он не встречал пьяниц на улице, которые не способны ни ходить прямо, ни говорить внятно и членораздельно?.. Петр, неужели тебе нравится такая жизнь? Ведь ты просто губишь свой талант. " - она не стала произносить это вслух - Стаматин сейчас наверняка и так был не в духе, раз твирин закончился.

Пустая и теперь ненужная бутылка полетела на пол и через мгновение разбилась, в комнате эхом отозвался веселый звон. Осколки разлетелись во все стороны.

Мария прикрыла глаза, собираясь с мыслями.

- Ты прав, - наконец произнесла она, - Уже много дней мучает мигрень... и странный жар. Но это все неважно... Произошло невозможное, - девушка сделала паузу, - Симон мертв. И Менху Бурах вероятнее всего тоже...

Губы скривились, слегка подрагивали от обиды. Неужели последние запасы? Твирина больше нет? Есть, конечно, но он там… под полом, куда при посетителях лазить запрещено. Особая секретность. Да, тайна, все окутано тайной. Петр, уверенный в том, что что-то да осталось, рыщет рукой по столу. Множество бутылок катается по столу, со звоном ударяясь друг о друга. Пустая, пустая, разбитая, пустая…

- Ай, - напоролся на розу от бутылки, - как умер? Что за чушь, ты верно шутишь, - монотонный и безучастный голос. – Ты сама твердила о том, что он не может погибнуть. Он же… как это… бессмертен…

Петр обводит взглядом комнату, взгляд упирается в чертеж на стене. «Про Нину тоже думали, что она бессмертна…» Задумчивый, затуманенный взгляд продолжил путешествие по стенам и остановился на Марии. Действительно, бледна. И так забавно расплывается…

- Если бы одни умирали, а другие нет, умирать было бы крайне досадно… - растягивая слова, говорил Петр. – Не иначе как преисподняя снизошла и до него. Давно пора, как считаешь?

Петр не знал правил приличия, да и сейчас они были совсем неактуальны: он устало присел на край стола и протер глаза.

- А Бурах… ну… Менху… это кто? – Петр, как и обычно, говорил проглатывая слова. Нет, ну он серьезно никак не мог вспомнить ни Менху, ни Бураха. Что это за люди такие? Имена у них больно странные. Нездешние что ли?

Петр продолжал стоять у стола и греметь бутылками, упрямо пытаясь найти хоть какие-нибудь остатки твирина, вдруг какая из них осталась незамеченной в свое время и все еще не тронута, смиренно ожидает той же участи, что настигла ее зеленоватых сестер. Мария открыла глаза и строго посмотрела на мужчину.

- Такими вещами не шутят, Петр, - она покачала головой, тем самым показывая свое явное неодобрение его словами, - В том то и дело, что он не может...не мог... его точно кто-то убил. Но неужели в Городе найдется хоть один-единственный человек, способный на такое? Чушь!

Девушка умолкла и отвернулась к стене, туда, где на большом листе белоснежного ватмана красовался великолепно выполненный рисунок таинственной Башни. Каина шагнула ближе и осторожно, будто опасаясь чего-то неведомого, провела кончиком указательного пальца по ровным тонким линиям.

- Ты боишься смерти? - неожиданно спросила она. Собственный голос показался ей совершенно чужим.

- Симон не должен был умереть... ни сегодня, ни когда либо еще. Мы все свято верили в то, что он бессмертен. Но видимо и Каины способны ошибаться. Губы изогнулись в нечто, лишь отдаленно напоминающее улыбку.

- Лекарь Исидор, - пояснила Мария, - Неужели ты не помнишь? У него еще сын есть, - пара секунд потребовалось, чтобы вспомнить его имя, - Артемий.

- Убил? – в голосе прозвучал страх… нет, ужас. Почему-то перед глазами сразу возник образ окровавленного и изувеченного тела Фархада… ну, зодчего Дмитрия Балакирева. Архитектор поморщился, пытаясь отогнать неприятные мысли, но они лезли и лезли… становилось тяжело дышать, как будто память хватала его за горло и сжимала, сжимала, пока Петр не задохнется. В глазах потемнело. Сам того не заметив, Стаматин опустился на деревянный пол, он с трудом делал вдохи. Ужас, такой ужас.

- Брат… - прохрипел он, хватаясь за край стола. Костяшки пальцев побелели от сильного напряжения. Где шлялся Андрей, когда был так нужен здесь! Прекратив попытки подняться вновь, Петр остался сидеть на деревянном полу. Он поднял голову и взглянул на Марию, взгляд печальный и тоскливый:

- Нет… я не помню лекаря… у меня… голова раскалывается… затылок ноет… - видимо, несколько падений около двух часов назад значительно сказались на его состоянии… Сейчас его несчастная голова гудела, и могла расколоться напополам.

«Лекарь… Бурах… Исидор… Симон… Нина… господи, что происходит… Это же из-за Башни. Из-за этого проклятого строения…»

- Какой еще сын...? - с трудом прошептал Стаматин взирая на будущую Хозяйку снизу вверх. Ракурс красивый, хоть вставай и портрет рисуй. Лишь бы только встать.

- Да, - она кивнула, - Сам он умереть точно не мог, это же Симон! Даже сама мысль о возможности такого глупа и нелепа.

Мария немного помолчала, продолжая разглядявать рисунок. "Сколько он уже здесь висит, интересно? Лет десять, наверно. "

- Настали поистине тяжелые времена... нам всем придется очень нелегко. Дальше будет только хуже.

За спиной раздался приглушенный, но все же отчетливый звук, будто на пол резко опустили большой тяжелый мешок. Девушка обернулась и увидела, что это ее собеседник уселся на пол. Выслушав жалобы мужчины, она ничуть не удивилась. У Петра было не самое лучшее здоровье, а алкоголь лишь усугублял это. "Говорят, твирин спасает от болезней. А на деле получается все наоборот..."

- Я слышала, что он уехал учиться медицинским премудростям в Столицу. Это было достаточно давно...сама я этого совершенно не помню.

Мария подошла к Стаматину и присела возле него, тут же практически физически ощутив на себе его головную боль. Она всегда слишком хорошо чувствовала такие вещи, даже когда совершенно этого не хотела.

- Не важно, Петр, не вспоминай, - негромко сказала она, вытянув правую руку и коснувшись его волос.

"Как бы я хотела хоть немного облегчить его боль. Но не умею... Или все же могу? Не знаю. " - мысли путались, быстро сменяя друг друга.

- Скверно выглядишь. Тебе нужно отдохнуть. - она устыдилась, что разбудила его.

"У него здесь даже кровати нет. Где же тогда он спит? Неужели в ванне... "

- Это из-за Башни… - нет, он не спрашивал. Петр на полном серьезе обвинял Башню во всех бедах, что когда-либо случались в Городе. И в смерти Нины он всю жизнь винил именно Многогранник, хотя одиннадцать лет назад он даже не планировался. Петр закрыл лицо руками, стер с лица капли пота, выступившие на его лбу от ужаса, и с трудом вдохнул твириновый дух, закашлялся. Воздух был очень тяжелым, насыщенным запахом степной травы. Не продохнуть.

- Да, это из-за Башни… Симон не мог умереть просто так. Это невозможно. Его покарали. Покарали, а значит, скоро покарают и остальных… - невнятно бормотал Петр, прикрывая лицо руками. Пальцы Марии коснулись его волос, по телу прошелся заряд тока, будто вновь оживляя его безвольный организм. Хозяйка была способна привести его в хоть какое-то более-менее живое состояние. Петр снова поднял на Нее взгляд. Она поразительно напоминала Нину, а твирин еще придавал ей те черты, что были только у ее матери. Вообще, твирин – вещь страшная.

- Передохнуть… я устал? Разве я устал? Где брат? – вопрос звучал резко, пальцами Петр вцепился в юбку платья единственной госпожи Каиной. Он не отпустит ее, не сейчас.

Кажется, Петр совсем не собирался подниматься, нынешнее положение его тела и твердая поверхность прохладного пола полностью его устраивали. Что ж, пусть сидит, если ему так хочется.

Она тоже почувствовала это, будто ее ударил несильный разряд тока. Это заставило ее отдернуть руку, отчего контакт мгновенно прервался.

- Почему ты думаешь, что это все из-за Башни? - она даже немного удивилась, когда услышала слова Стаматина, - Она стоит уже так давно, и если бы она явилась причиной бед и несчастий, то почему они не появились сразу уже тогда, а только сейчас, после такого большого перерыва?

Мария посмотрела на тонкие пальцы мужчины, крепко вцепившиеся в подол ее платья.

- А ты сам как чувствуешь, устал или нет? Я не знаю, где Андрей... как давно вы не виделись?

Девушку настораживало и заставляло постоянно пребывать в состоянии напряжения то обстоятельство, что невозможно точно угадать, что в следующую секунду придет архитектору в его гениальную, но задурманенную твирином голову. Но она никогда не видела его буйным.

- А как же Вспышка? Как же? Пять лет назад, когда мы только построили Башню? Вспышка, которая унесла жизнь той второй Хозяйки... как ее... а, неважно, - Петр сжимал подол ее платья со всей силой, словно Мария пыталась вырваться. После Вспышки Петр стал пить не просыхая. После Вспышки, которая началась именно в Кожевенном, Город стал похож на одно большое кровавое месиво... потому что не было всех тех сил, что поддерживали Город, не было больше Великих Хозяек.

- А как же ушедшие из Города дети? Это все не просто так... случайности не бывают случайными, все закономерно... - шептал, будто помешанный, Стаматин, рыская взглядом по полу, словно там находился ответ на все его многочисленные вопросы.

- Андрей... он... он утром ушел... он должен был вернуться, но ушел и все. Где он, Мария? Где брат? - полный тоски взгляд, опухшие веки, дрожащие от озноба губы. Боги, когда-то он был совсем другим - скромным и тихим архитектором с необузданной фантазией и фонтаном гениальных идей.

Взгляд на стену, на портрет «...Капеллы...».

- Виктория. Да. Ту Хозяйку звали Виктория Ольгимская. Я вспомнил... да...

- Нет, Башня не может приносить нам несчастья, - Мария упорно отказывалась признавать, что слова Стаматина очень, слишком сильно были похожи на правду, - Она настоящее чудо, доказательство, что нет в нашем мире ничего невозможного.

Девушка искренне восторгалась этим немыслимым архитектурным сооружением, считая ее воплощенной в хрупком хрустале мечтой. Не зря она так понравилась детям, что даже большая их часть во главе с самым младшим из Каиных перебралась туда жить, забывшись в великолепии зеркальных призм и коридоров, в которых виднелись ставшими реальными детские легенды и желания.

- Как ты можешь так говорить, Петр? - она внимательно смотрела ему прямо в глаза, пытаясь заметить в них ответ на свой вопрос, - Ведь ты ее создатель...

Ее лицо внезапно будто засветилось изнутри, она улыбнулась уголками губ.

- Андрей где-то час назад приводил в Горны столичного гостя, бакалавра Данковского. Они не задержались надолго и ушли вместе. Так что очень может быть, что они до сих пор где-то вдвоем, может он повел знакомить ученого еще с кем-нибудь. Скорей всего они направились в Омут. А если их пути разошлись, то Андрей мог на обратном пути зайти в свой кабак, проверить как там идут дела.

Будущая Хозяйка умолкла. Неестественная тишина повисла в комнате, нарушаемая лишь их дыханием.

- Вы стали еще реже видеться, чем раньше, - тихо добавила она.

Они с младшим братом и сами общались не так часто, особенно после ухода Каспара в Многогранник, но архитекторы близнецы, а значит их духовная связь должна быть гораздо сильнее и крепче.

"Интересно, как там братец? Надо будет сходить проведать его."

- Иногда мне кажется, что лучше бы ее не было... – прошептал Петр, запустив пальцы в свои спутанные грязные патлы. Сильно сжал их, словно это могло помочь ему избавиться от этих порочных для памяти Нины мыслей. – Словно это все неправильно... словно, если бы ее не было, все было бы иначе. Эта Башня – мои обломанные крылья, - вдруг произнес Петр, низко склонив голову, так, что волосы полностью скрыли его припухшее от постоянного пьянства лицо.

Андрей был у Марии... так значит, она уже видела того его давнего знакомого... как его... Даниила, точно. Он же вроде пошел смотреть на Многогранник? Зачем ему понадобилась Ева?

- Я не знаю... он... он не приходит и все. Я не знаю, - головы не поднимает, вытирает лицо ладонью. Во всех его движениях виднеется волнение. «Симон умер из-за Башни, она строилась для него. Значит скоро придет очередь и создателей... Да... придет какой-нибудь страшный демон и убьет так же, как убили Симона...» Руки дрожат, это даже не дрожь, это настоящие судороги, которые невозможно остановить.

И снова разболелась голова, и снова она гудит, а взгляд мутнеет. Тошнотворная зелень в глазах, которую Петр постепенно начинал ненавидеть всем сердцем. Невыносимо... тяжело... гнусно...

- В том то и дело, что кажется. Брось, не думай об этом, и все.

"Разве ты столько пьешь не как раз для этого? Чтобы не думать, не вспоминать. Чтобы забыть о страшной Первой вспышке, многочисленные смерти, весь тот ужас, который творился, испуганные и обезображенные муками боли лица? Я думала, Башня станет отрадой и утешением для тебя, а оказалось наоборот. Ох, чувствую, скоро станет совсем как тогда. Нет Исидора, который остановил тогда распространение болезни. Много ли выживут? Кто знает... Была бы жива мать, она бы не допустила подобного. Поскорей бы стать такой же сильной как она! Но у нас все равно есть надежда - приехал Бакалавр, он не бросит нас в беде...надеюсь."

Мария протянула обе руки и осторожно убрала спутанные волосы мужчины с его лица и оставила ладони на его горящих щеках.

- Посмотри на меня, - тихий, но твердый и уверенный голос, - С тобой все будет хорошо. Нина все видит... и душа Симона все еще здесь. Они продолжают быть хранителями Города, и с их поддержкой ничего не страшно. Ты веришь мне?

Она была уверена, что Андрей придет к брату. Никуда он не денется. Тем более они так мучаются в разлуке, но не хотят в этом признаваться.

Холодные руки Марии (видимо, на улице было прохладно, а девушка еще не успела согреться) были словно бальзам на душу. Тонкие пальцы холодили кожу на лице, и это было, по меньшей мере, приятно. Мария не была столь же сильной, как и Нина, нет. Однако она обладала огромной силой, которая могла хоть на мгновение привести Петра в чувство.

- Меня это не коснется? Башня... она же должна сохранить... – шепчет Петр, поднимая на девушку полные страха глаза. Так тихо и так жалобно испускает вздох и опускает руки, едва оторвав их от своей головы.

Руки Марии действительно дарили покой и мир в душе. Архитектор закрыл глаза, представляя, что на ее месте сейчас стоит Нина. Выходило очень неплохо, Мария легко преобразовывалась в Алую Хозяйку, особенно в затуманенном твирином рассудке Петра.

- Нина все видит? – открывает глаза и смотрит на нее, вот так, снизу вверх. Поднимается на ноги, но держит запястья Марии так, чтобы та не могла отстранить свои руки. "Она же не допустит..."

- Нет... тогда Башня не виновата. Виноваты дети, которые пошли против ее природы и заселили ее. Башня принадлежит Дикой Нине, они не должны были приходить туда. Они не должны были трогать ее усыпальницу!

Она не собиралась освобождать свои руки из цепких пальцев архитектора. Если таким образом получится хоть немного облегчить его боль, забрать ее, если это может помочь мужчине, то она готова терпеть ноющие запястья. Мария внимательно смотрела, не мигая, прямо в глаза Петра, а мысли ее снова унеслись куда-то далеко.

"Сколько мы уже знаем друг друга? Много лет... Прекрасно помню день нашего знакомства, как будто это было только вчера. Нас свела вместе мать, полагая, что два знаменитых архитектора будут неплохой компанией... Как сильно похожи они с Андреем! Когда-то очень давно я даже путала их. И все же они очень разные. Петр - гений, баловень вдохновения, чью голову посещают, точнее посещали уникальные диковенные идеи и проекты, а Андрею хватает упорства и кипучей энергии для того чтобы воплотить их в реальную жизнь. У старшего более сильная воля, ведь он является не меньшим любителем твириновой настойки, но у него не появилось такой сильнейшей зависимости от этого дьявольского пойла. "

- Скажи, почему ты всегда такой нерадостный? Ты жив, брат тоже, есть крыша над головой, ничего страшного и плохого еще не случилось.

Каина кивнула, уверенная в своих словах:

- Видит... Ты хочешь, чтобы дети покинули Башню?

- Не радостный? А чему радоваться? Радоваться бесконечному прозябанию на этой земле? Быть счастливым оттого, что светило покинула этот мир, и теперь он погряз во тьме? Скоро взойдет новое солнце, но сейчас мы все погрязли в этой страшной мгле. Башня... это светило, но не солнце ведь. Луна, если угодно. А дети – это кратеры. Они дырявят наш Многогранник, да? – Петр нащупал в кармане небольшую склянку до боли знакомой формы с плещущейся в ней жидкостью. Выудив из-за складок твирин (а что еще это могло быть?), архитектор смерил взглядом бутылку и через силу сумел отказаться от того, чтобы вылакать ее сейчас. – Я жду не дождусь, когда ты взойдешь, как Солнце. Тогда жизнь станет лучше, потому снова город озарит сияние Нины... – последние слова он произнес трепетным шепотом, снова опуская задумчивый взгляд на статую в коридоре.

"А ведь правда... когда Мария проснется, и дышать станет гораздо легче... она наполнит город своей силой, и он снова воспрянет".

- А Симон умер просто так... его время пришло, он же вроде старик был, а? Я его никогда не видел, но слышал, ему аж сто пятьдесят три года стукнуло бы нынче... Это же очень много? – вопросительно взглянув на девушку, Петр снова присел на край стола и поставил на деревянную поверхность нетронутую бутылку твирина. Ох, как же тяжело было отказаться от этого пряного дурмана...

- Мария... если Многогранник станет принадлежать детям... могу ли я рассчитывать на то, чтобы строить здесь еще что-нибудь... ну, если соберусь? – вообще, этот вопрос волновал Петра сейчас больше всего. Симон погиб, с Виктором отношения не складывались, а Георгий... ему было не до архитекторов. Единственный, кто мог помочь, была Мария...

Судя по всему, совсем не жизнерадостные настроения Петра начали передаваться ей как некая заразная вирусная болезнь, и она старалась этого не допустить.

- Да, - согласилась Мария, - Они не должны там находиться.

"Взойду как Солнце? Не знаю, скоро ли это произойдет, и случится ли вообще. Сейчас ни в чем не получается быть до конца уверенной. Все кажется таким зыбким, нестабильным и ненадежным."

- Симон был очень стар, обычные люди не способны прожить столько лет как он. Очень много.

"Интересно, хотел бы ты жить столько же? Много времени, возможностей, но приятна ли такая жизнь? Не знаю, был ли дядя счастлив. Никогда раньше не задумывалась над этим... он был Хранителем Города, очень мудрым, помогал людям, давал бесценные советы, делился богатым опытом. Хотя почему "был". Ничто не исчезает бесследно, тем более душа, я все еще чувствую его присутствие."

Каина была приятно удивлена, что архитектор не накинулся на найденную им бутылку, стремясь поскорее выпить все содержимое до последней капли, и даже отложил ее в сторону. По его лицу явственно читалось, как нелегко дался ему этот выбор.

Вопрос Стаматина был немного неожиданным и радостным, ведь получается что мужчина с надеждой смотрит в будущее, у нее есть еще желания и стремления, он планирует творить и дальше, если будет такая возможность.

- Конечно, Петр, - она улыбнулась, - Ты будешь строить.

В голове мелькнула мысль, что Мария находится здесь дольше, чем нужно.

Петр нервно хмыкнул и поглядел на свои ладони. Ну что сказать, потрескавшаяся, будто у старца, кожа выглядела более чем плачевно. Пальцы дрожали скорее по инерции, нежели от охватившего несколько мгновений назад ужаса. Петр едва сдерживал рвущийся наружу смех, иногда кашлял, чтобы заглушить смешки. Это все нервное потрясение, не более того.

- Но тогда надо сделать так, чтобы они ушли? Или же нет... нет, Мария, нет. Дети питают его. Башня без детей, что без Города, - Петр расхаживает из угла в угол, будто на него снизошло озарение. - Я совсем запутался...

На мгновение Петр останавливается, обводит взглядом студию, но взор его ничего не цепляет. Архитектор протер глаза и присел на край чугунной ванны и опустил голову. "Андрей должен скоро вернуться... Ну не мог он забыть, что обещал вернуться..." Ага, помнится, несколько лет назад он тоже кое-что обещал, да забыл - в результате Петра чуть не расстреляли.

- Но все равно... просто его время пришло, в этом нет ведь никакого божественного знака? - Стаматин не поднимает головы, а продолжает рассматривать свои ладони, будто в них найдется ответ на все вопросы, его интересующие. Разумеется, ответа не следовало. А вообще... Петр не хотел больше обсуждать эту неприятную тему. Смерть Симона... эта новость пугала, от нее становилось холодно на душе. Нет, продолжать не было смысла.

"Так эти дети во главе с моим братцем используют Башню не по назначению или все-таки питают ее? Как же быстро меняется твое мнение." - Мария лениво наблюдала за лихорадочными передвижениями Петра по комнате, но это скучное бесполезное занятие ей вскоре надоело - девушка отошла в сторону к тому самому месту, где на серой невзрачной стене красовалось наспех нарисованное изображение. Она с некоторым неодобрением разглядывала портрет младшей Ольгимской, теряясь в догадках, с чего вдруг младшему Стаматину пришло в голову нарисовать именно эту девочку. Возможно, его привлекла необычная внешность Капеллы.

Каина повернулась к нему лицом.

- Может и пришло его время. Думаю, никто не смог бы ответить на этот вопрос лучше, чем он сам.

Мысль о необходимости прямо сейчас покинуть студию и отправиться в другое место, правда пока еще не было ясно в какое именно, упорно отказывалась покидать ее голову. Мария устало прикрыла глаза на пару-другую секунд, затем, снова открыв их, она преодолела расстояние, разделяющее ее и сидящего на ванне Петра.

- Мне нужно идти. - девушка с грустью посмотрела на мужчину, - Обязательно дождись Андрея, хорошо? Совсем скоро мы снова встретимся.

Махнув на прощание рукой, она скрылась за дверью, спустилась по длинной узкой лестнице, с усилием толкнула входную дверь и вышла на улицу.

Сквозняк заставил входную дверь захлопнуться с такой силой, что затряслись стекла в окнах. Петр вздрогнул, но головы не поднял, продолжал смотреть в пол, тихо постукивая пальцами по краю чугунной ванны.

Симон не покинул этот мир, вероятно, Каины теперь поместят его Дух во Внутренний Покой. Нет, Петр был бы против, но ведь его никто не спрашивал. Внутренним покоем для Симона должна была стать Холодная Башня, но придется тогда принести невероятную жертву... Словно не веря своим собственным мыслям, Петр озирается. Комната будто стала меньше после визита Марии, словно дышать было больше нечем.

Смерть Симона была сигналом к началу главного действия. Значит, все, что вело к этому событию, было лишь прелюдией? Вероятно, так оно и было.

- Что ты боишься, как черт ладана, Петр? Все помираем. Все так будем, - протерев глаза, Стаматин поднимается на ноги. Подходит к наполовину заколоченному окну (в Студии всегда горел только искусственный свет – в художественных целях) и выглядывает. К счастью, ни дождя, ни ветра... сквозняки часто мешали архитектору в одиночестве посидеть в компании с бутылкой, заставляя его вздрагивать при каждом шорохе. Петр любил разговаривать со склянками. В самом деле, они были увлекательными собеседниками. Правда, Стаматин все больше прислушивался к речам, нежели говорил сам. Зеленый змий был мудр. Кстати, о твирине...

Бутылка что стояла на столе, привлекла внимание Петра, тот обхватил рукой горлышко и откупорил сосуд. За последние пять лет архитектор наловчился открывать твириновые настои одним движением. Терпкий аромат степных трав буквально ударил по разуму. От одного запаха можно было сойти с ума.

Но к дому приближается Трагический Актер. Стук в дверь заставил Петра оторваться от созерцания жидкости в бутылке и обратить внимание на лестничный пролет. Трагик передал письмо.

Уважаемый архитектор,

если будете в состоянии найдёте свободное время - прошу до наступления вечера заглянуть в городской Театр. Есть одно относительно несложное дело по вашей части.

Почтительнейше,

М.Б., импресарио Масок

Искренне пораженный приглашением, Петр хлебнул твирина и решил наведаться в Узлы. Разумеется, только спустя два часа после того, как Трагик покинул студию.

Глава 22, в которой Петр рисует афишу по заказу Бессмертника, а заканчивает его портретом.

Театр

Скрип двери отозвался эхом в гулкой пустоте зала. Воссоединение с рабочим местом и по совместительству домом подействовало на маэстро наилучшим образом. Тень усталой задумчивости быстро исчезла с его лица и сменилась самодовольным спокойствием. Всё, напрямую не касавшееся непосредственного долга, осталось снаружи, за этой старой дверью.

"Хотят разобраться без меня - что ж, да будет так."

Разноголосым полушёпотом прокатившееся ему вослед "здравствуйте, господин режиссёр", казалось, принадлежало не столько группе реставрирующих настенную фреску с изображением Города, сколько стенам Театра, отголоскам сыгранных в нём ролей или теням Масок, существовавших словно бы вне зависимости от своих актёров.

Далеко не просторная комната Бессмертника служила ему и гримёрной, и спальней, и кабинетом. Убрав тихо звякнувшую связку ключей, он снял перчатки, старый балахон бросил на спинку кресла, а вытащенную из кармана записную книжку - на столик перед зеркалом. Мысли гнались наперегонки, как и всегда, когда в дверь воображения маэстро стучалась муза. Всё виденное и слышанное за это короткое утро следовало проанализировать и смешать в единый образ. Нет - сначала смешать, анализировать потом. Или вообще не утруждать себя размышлениями о значении посылаемых судьбой намёков - рано или поздно время рассудит всё.

С яростной скоростью заполнив первую на сегодня страницу импульсивным, но оттого не менее вычурным почерком, Марк резко остановился и зажал пальцами виски. В калейдоскопе интуитивных ощущений ясно чувствовалась мешающая тревога, и хуже того - предопределённость. Если раньше идеи приходили по-разному - то словно покойные Хозяйки, каждая по свою сторону, нашёптывали о благих и роковых вестях, то словно сам Город взывал к хранителю своего сердца-Театра... то в последнее время проявлялась подозрительная закономерность и ясность, заставлявшая заподозрить у себя либо постоянный источник образов и предчувствий, либо психическое расстройство. Первого у Марка быть не могло - дары, свойственные Хозяйкам, обошли его стороной. Оставалось второе.

Артист поднял взгляд. Из зеркала на него отстранённо смотрел слегка растрёпанный затянувшимся променадом и уже не столь молодой, как прежде, бледный франт с нездоровым блеском в глазах, какой бывает у убийц и поэтов.

- Работать, работать и ещё раз работать. Плодотворный труд не оставляет почвы для пустых волнений. - сказал маэстро отражению, с выражением, будто репетируя очередной монолог, и попытался улыбнуться себе так же, как зрителям. Это возымело эффект. С приподнятым настроением закончив в блокноте план освещения сцены, Марк почувствовал, что сумел уловить действительно удачную идею.

"Теперь - репетировать. Сегодняшняя ночь должна быть особенной."

Буквально пробежав мимо "Стержня" Сабуровых (ох, не дай боже комендант заметит), Петр взошел на мост. На мгновение загляделся на Жилку, приметив, что с тех пор как он последний раз ее рассматривал, вода заметно загрязнилась... даже алым отливала. Но не в этом дело, Петр оперся рукой оградку и снова глотнул из прихваченной с собой бутыли. Мир поплыл прочь из этого Города, Стаматин едва не перевалился через ограду прямиком в журчащую Жилку, счастье, что вовремя удержал равновесие.

Поднялся по небольшой лесенке (разве она здесь была?) и сразу повернул влево. Естественно уперся в тупик. Вернулся и огляделся. Архитектор выбрал направление и двинулся дальше. Минуя Лестницу в Небо (Петра в ужасе передернуло, когда он остановился, чтобы рассмотреть свое творение), он направлялся в сторону Управы. Наткнулся на продуктовый магазин и ощутил значительное чувство голода. Проще говоря, у Петра заурчало в животе, но Стаматин заглушил это чувство глотком твирина.

Снова лестница, снова подъем. Не заметив препятствия, архитектор ударился о каменную ограду лбом. Потерял равновесие и упал на землю. Поморщился недовольно и стал подниматься. Немалого труда и терпения стоило обойти эту бессмысленную ограду и добраться непосредственно до Театра.

Петр в этом храме вдохновения был лишь однажды, когда они с братом только прибыли в Город. "Интересно, что хочет от меня Бессмертник...?" Марк был человеком приятным, хоть и не притрагивался к твирину. Ну, по крайней мере, при Петре ни разу. Ни-ни.

Без стука Стаматин вошел в театр и застыл на месте. Первое, на что упал взгляд художника, был портрет Нины Каиной.

- Как живая... – с придыханием произнес Петр, протирая глаза, все еще не до конца осознав, что это лишь портрет.

- А, вот и господин архитектор! - Марк не сразу догадался о прибытии в Театр поклонника зелёного змия, но, выйдя из гримёрной и разглядев у дверей застывшую фигуру, предположил, что с таким восхищением смотреть на фрески с портретами Хозяек в Городе могут немногие.

- Признаюсь, вас особенно приятно видеть в обители вдохновения. Хоть до ваших гениальных творений мой Театр не дотянет, воплощать в жизнь фантазии он, смею думать, способен ничуть не хуже. - с ходу атакуя вошедшего потоком элоквенции и приветственной улыбкой, режиссёр приблизился к разглядывающему Нину Петру Стаматину. "А выглядит товарищ архитектор, я бы сказал, неважно. Сразу хочется ввести в стране сухой закон."

- Собственно, ближе к делу... Мне нужна афиша, выполненная с несомненной искрой таланта и вкуса. Без помощи профессиональных художников, как вы понимаете, не обойтись. Материал предоставлю. Возьмётесь?

 

"Господин архитектор". Это обращение заставило Петра даже подскочить на месте, оторвавшись от созерцания Дикой Нины. Нехотя отведя взгляд от фрески, архитектор обратил внимание на расплывающийся силуэт, по всей видимости, того самого импресарио Масок. Твирин не давал ясно разглядеть господина Бессмертника. Стаматин медленно поднялся на сцену, чтобы оказаться чуть ближе к Марку.

Правду сказать, Петр не совсем понимал, что пытался донести до него местный кукловод, его речь была мудреной и непонятной, а Стаматин привык к словам простым и не столь громким. Поэтому по выражению лица архитектора можно было понять, что при необходимости придется все повторить в более простом изложении.

В Театре было очень неуютно, по крайней мере, синеватое освещение навевало ощущение холода, а взгляд Алой Хозяйки заставлял передергиваться.

- А... афиша? – недоуменно повторил за Марком Стаматин, потирая сальный затылок. Кажется, он отвык от общения с чужими людьми. Единственные, с кем он здесь еще сохранил связь, были брат Андрей, Ева (светлой души человечек) и Мария, которая навестила его тогда, когда было так тяжело дышать. – Надо нарисовать афишу?

Кажется, он немного оживился, в глазах даже появился огонек – до него, наконец, дошло, что хочет от него Бессмертник. Рука художника машинально скользнула в карман и сжала там горлышко почти пустой бутылки. Старенький погрызанный карандаш торчал из-за уха, слегка запутавшись в грязных патлах. Но, в принципе, Петр был готов творить.

Петру, действительно, сильно не хватало такого толчка, чтобы продолжить творить искусство. В течение последних пяти лет Стаматин не притрагивался к холстам. К бумаге – да, но он не занимался живописью серьезно с той самой Вспышки Эпидемии... Петр сделал несколько шагов, каблуки глухо стучали о деревянную сцену. Несколько шагов – и он еще ближе к Нине, обратившей свой взор на звезды.

Маэстро хмыкнул про себя, забавляясь реакцией гостя; обычно и до убеждённых трезвенников-то смысл его слов доходил далеко не сразу.

- Именно, именно. - утвердительно кивнул Марк, не забывая чуть сбавлять привычный темп речи.

Подозванная условным жестом чёрная тень в белой маске уже с осторожным любопытством осматривала архитектора, с неестественной ломаной пластикой склоняя голову набок и передвигаясь высокими неслышными шагами. Из рук Трагика режиссёр принял лист ватмана и расстелил прямо на досках, усаживаясь рядом. Процесс творческой работы, в любом случае, желательно было контролировать.

- В центр композиции попрошу вас поместить силуэт данного... актёра. С натуры срисовать, думаю, труда не составит? - объяснил он, не найдя лучшего слова для обозначения принявшего нужную позу мима. - В остальном полагаюсь на вашу безусловно богатую фантазию. И, да: обязательный элемент - отпечатки ладоней красной краской. Определить наилучшее расположение также предоставляю вам.

Надеясь, что твириновый гений хотя бы в общих чертах понял требующееся от него, хозяин Театра придвинул принесённую вместе с ватманом пыльную коробку с полузасохшими красками, водой в бутылке из-под твирина и более-менее приличными кистями, обычно использовавшимися для реставрации декораций на стене.

- Вижу, к Хозяйке Нине вы неравнодушны. - проследив за взглядом Петра, добавил маэстро. - Верная муза?

Петр поднимает на трагического актера взгляд, слегка отодвигается, словно видит не мима, а нечто более страшное, но, тряхнув головой, снова приходит в себя. Берет в руки ватман, меряет натурщика взглядом и переводит взгляд на поверхность листа, планируя, в каком масштабе начать рисовать "человека в черном". Нет мольберта...

Когда архитектор жил в Столице, в его доме стояло более десяти деревянных мольбертов, на них действительно было удобно творить искусство. К примеру, на них можно было ставить холст как угодно, как будет удобно творцу. Стаматин любил проводить печальные осенние вечера с кистью и масляными красками. О, весь измазанный и грязный, но абсолютно счастливый, архитектор вешал на голые стены свои произведения.

Петр берет в руки кисть и рассасывает волоски, заливает баночки с красками водой. Вытащил из-за уха карандаш и с кистью в зубах стал делать эскиз. Карандаш ловко перекатывался между пальцами, создавал затейливые штриховые линии.

- Что? – Петр резко отрывает взгляд и поднимает взгляд на Бессмертника. Голова недовольно реагирует на столь внезапное движение, и изображение снова плывет и раздваивается. Стерев пелену с глаз, архитектор снова обращает внимание на Марка: - Почему вы так решили? – брови непонимающе изгибаются, Стаматин кусает нижнюю губу, предварительно вытащив кисть.

Не отрывая недоуменного и немного затравленного взгляда от кукловода, Петр макает смоченную кисточку в черную краску и мажет собственную ладонь. Сверху капает белой – и смешивает. Серым оттенком, тонкой линией обводит контур трагического актера и рисует фон. Хмурый осенний фон, капает воды на ватман и растирает ладонью по бумаге. Натурально выходят туман и дождевые облака.

Петр то и дело обращает взгляд назад - к Нине, к Дикой Хозяйке Города-на-Горхоне. Ежится и вздыхает. Бросив кисть на пол, архитектор достает и глубокого кармана бутылку и делает судорожный глоток.

Режиссёр, в полной мере довольный работой художника, отреагировал на ответный вопрос лёгкой усмешкой.

- Просто предположил, милейший, просто предположил. Исходя из того, как привлёк ваше внимание портрет. Прошу извинить, если неосторожным словом задел чувства творца.

"Правы были очевидцы: человек действительно... неординарный. Ну а по внешнему виду во всяком случае судить не стоит. За служителя искусства красноречивее всего говорят его творения. Которые, впрочем, тоже довольно далеки от посредственности."

- Не удостоите ли своим присутствием сегодняшнее полуночное представление, господин архитектор? - поинтересовался маэстро напоследок.

Серый контур Трагика постепенно перекрывается насыщенным черным цветом, вязкая краска покрывает небольшой эскиз актера в замысловатой позе. Вероятно, миму уже порядком надоело стоять, не шевелясь, ну а Петр благополучно забыл о его существовании в целом.

- Портрет... очень натуральный... - "И правдивый". - Имя художника не вспомните? - Петр чувствовал себя совершенно неуверенно, как будто оказался в совсем чуждом для него обществе. Хотя, почему как будто? Он сейчас как раз и находился в совершенно незнакомой компании актеров, и это пугало несчастного архитектора.

Стаматин оторвался от созерцания будущей афиши и снова взялся за кисть. Мазок за мазком, и вот лицо Трагика обретает объем. Стаматин разводит красную краску. Смотрит на кисть, макает ладонь в краске и оставляет первый отпечаток ладони. Но что, вы думаете, делает он дальше? Остальные отпечатки он рисует кистью, сверяясь с первым.

- Полуночное представление? А это же поздно, да? - предположил Петр, теряясь в сомнениях. Ему совсем не хотелось возвращаться домой за полночь. Бандиты, все-таки... Да и холодно. - А тут Караванщики не промышляют? - с опаской шепнул Петр, откладывая инструмент. Он много страшных историй слышал о Караване... о том, как они убивали людей, о том как воровали детишек, о том, что это был самый жуткий период в жизни Страны.

- Страшные они люди были... - пробормотал архитектор, даже не думая, что Марк может его слышать. Смахнув испарину со лба, Петр вздохнул. На лбу осталась алая полоса краски.

Предпочитающий движение бездействию, импресарио Театра встал и принялся расхаживать вокруг увлечённого работой Стаматина.

- Не припомню, к величайшему сожалению.

"А грядущее представление, трагическая пьеса с интермедиями-Пантомимами, будет грандиозным. Не может не быть. Во всяком случае, в этот раз надо постараться особенно..."

Упоминание Каравана Бубнового Туза заставило недовольно покоситься в сторону. Марк предпочёл бы никогда больше о нём не слышать и не вспоминать. И уж тем более неприятно было, что он и его Театр до сих пор вызывали подобные ассоциации.

- Что вы, что вы... Караван вот уже много лет как разгромлен и предан справедливому суду. Здесь же - храм искусства в наивысшей степени благородного, честного и прекрасного. Оплот, так сказать, морали, кузница духа человеческого... - профессиональный демагог явно был настроен лирически относительно всего, что касалось его любимого детища.

Вытащив из того же ящика широкую старую тряпку размером как минимум с маленькое покрывало, он подал её Петру, параллельно размышляя, как лучше отблагодарить творческую личность за труды.

- А говорят же, что многие сбежали... они продолжают промышлять своим страшным делом? - Петр принял из рук кукловода тряпочку и вытер с лица краску. Вернее, не стер, а лишь размазал по коже. На самом деле, это архитектору ничуть не мешало. Последний мазок - и Стаматин встряхнул холст со слегка подсохшей краской. - Я никогда не был в театре, - пожимает плечами Петр, поднимая афишу с пола. Сам он вставать не стал, лишь свесил ноги со сцены. Последние капли из бутылки из-под твирина вытекли из сосуда в рот Петру, тот снова зажмурился, не желая видеть пляшущий окружающий мир.

- А что будет на представлении? - Петр вытирает руки о тряпочку и снова обращает свой взгляд к Нине. Энергия и сила исходила даже от портрета на стене. К ней стоило тянуться. Архитектор поднялся на ноги и подошел к фреске. Коснулся пальцами шершавой поверхности и отдернул руку. Несомненно, эта картина в полной мере отражала сущность Нины. Только забыли люди ее волшебство. Нет, она не была колдуньей, но являла людям чудо.

Повторив это вслух, не отрывая взгляда от фрески на стене, Петр вновь провел пальцами по ее белоснежной ладони.

- Она красива. Красивее, чем была в жизни. Это неправильно, совсем неправильно. Она выглядела старше, не было алебастровой кожи... я этого не помню, - словно сам себе твердил Петр. Он нередко писал с Нины портреты, даже лепил скульптуры, так что должен был помнить, как выглядела его натурщица.

"Эту тряпицу вполне можно будет использовать в качестве одной из декораций. Эврика! Она точь-в-точь запятнанный кровью саван..."

- Насколько мне известно, подобные слухи ходят об Анне Ангел. Кажется, ваша соседка. - заговорщически подмигнул театральных дел мастер. - Вот кого бы следовало подозревать, а вовсе не нас, чистосердечнейших служителей музы Мельпомены.

Афиша была замечательна: как раз то, что хотел заказчик. Отпустив позировавшего Трагика, он картинно зааплодировал:

- Великолепно, великолепно, друг мой! Народная молва не преувеличивает: вы действительно гений!

Марк уже собирался отправиться за вознаграждением, как его слух догнал заинтересованный вопрос Стаматина. "Ага, всё-таки удалось зажечь в вас искру любопытства, уважаемый поклонник зелёной феи..."

- Весь мир - театр, как сказал классик. Все мы актёры, и все мы зрители... - загадочно промолвил он. - Что будет? О, это надо видеть своими глазами, а раньше времени я своих секретов не раскрываю. Как и любой уважающий своё ремесло иллюзионист.

Оставив архитектора наедине с изображением Дикой Нины и с улыбкой взирающей на эту странную привязанность Белой Виктории, режиссёр скрылся за кулисами и через некоторое время вернулся с не менее пыльной, чем коробка красок, бутылкой твирина.

- Осталось из старых запасов. Разрешите искреннейше отблагодарить вас за прекрасную работу!

"В нетрезвом виде по ночным улицам ходить не так страшно, хе-хе. Теперь стоит подумать, куда лучше поместить афишу..."

- Анна Ангел? Та, которая в Дубильщиках живет? – поежился Стаматин, с сомнением глянув в сторону Бессмертника. – Певичка, да?

Анна жила в Вербах еще до того, как архитекторы приехали в город. Она практически не высовывала носа из своего дома, да и вообще слыла странной особой. Петр по приезду слышал много баек про то, что она забрала лицо и волосы у какой-то девочки, но верить этому не собирался. В конце концов, как можно было надеть на себя чужое лицо? А сейчас он понимал: Анна, наверняка, могла это сделать. Поначалу, Петр не верил и в то, что Катерина – ведьма, а теперь... натурально колдунья.

Петр заметно смутился, стоило ему услышать комплимент в свой адрес. Стушевавшись, Петр убрал карандаш обратно за ухо, почесал затылок и снова оглянулся на Марка. Тот нес ему пыльную склянку. При виде сосуда с твирином глаза архитектора вспыхнули вновь. Он принял бутылку и откупорил ее. Аромат... со временем твирин, как вино, становился только лучше. От долголетнего твирина мгновенно уносило в сопредельные сферы.

- А когда оно начнется? – увлеченный твирином, Петр все еще продолжал интересоваться предложением кукловода остаться, чтобы насладиться ночным представлением. Любопытство определенно брало верх над инстинктом самосохранения, да и твирин так удачно подавлял чувство опасности. – А вы будете показывать волшебные трюки? – как и театре, Петр никогда не бывал в цирке, а ровесники так часто рассказывали о разных фокусниках, которые демонстрировали искусство волшебства, что архитектору очень хотелось увидеть это в живую.

"М-да, знатный же он любитель выпить..." Импресарио не удержался от привычной наигранно-лукавой улыбки.

- Начало ровно в полночь. - ответил он, демонстративно оперевшись рукой о стену.

"Несмотря на то, что это, по большему счёту, и есть всего лишь репетиция. Генеральная репетиция Масок. А настоящее представление будет разыгрываться нынче на самих улицах Города, и в участниках и неожиданных поворотах не будет недостатка..."

- Фокусы и трюки, драгоценный архитектор, я оставляю для дневных выходов, когда в мой Театр приходят детишки. - улыбка-оскал в сочетании со вкрадчивым тоном казалась только приторнее и неестественнее. - Ночные Пантомимы - для ценителей декаданса и тончайшего символизма, мистических предсказаний и неразгаданных тайн...

"Вам-то они уж точно будут понятнее, чем остальным, хех..."

- Тайны и предсказания? - заинтересованно повторил за режиссером архитектор, убирая ото рта горлышко мутной бутылки. С каждым словом Бессмертника любопытство росло все больше и больше, вот уже и лихорадочный огонек в глазах не от твирина, а от неподдельного интереса и тяги к искусству.

- В полночь? Так это же через несколько часов. Не так долго ждать... - когда Петр брел по Ребру, солнце уже клонилось к закату, а значит буквально через несколько часов на улицах совсем стемнеет.

- А вы не будете против, если я подожду полночи здесь? Если у вас найдется... ну... еще бумаги... могу что-нибудь придумать для еще одной афиши... или даже просто нарисовать портрет режиссера... - Петр поднял взгляд на Марка, архитектор сейчас бы все отдал, чтобы снова заняться искусством. Тогда снизойдет его Муза, Душа, и Петр вернется к нормальной жизни. Без страха, что земля покарает его, без вздрагиваний при каждом шорохе.

Петр точно решил, что хочет взглянуть на пантомиму, о которой так интересно отзывался господин Бессмертник. А потом можно будет и днем сходить и фокусы посглядеть. Стаматин очень любил волшебство.

"А утром расскажу Андрею. Он хотел сегодня отвести меня в кабак, да, видно, запамятовал..." - тоскливо размышлял архитектор, нервно теребя за ухом карандаш.

Сделал еще один глоток и слегка покачнулся - едва не упал.

Афиша подсыхала, мирно дожидаясь своего звёздного часа.

- Разумеется, не против. Не каждый день одинокого чудака Марка удостаивает компанией кто-либо из горожан. - отзывы о себе в третьем лице, как всегда, призваны были ещё красноречивее свидетельствовать о недостатке общения с миром вне стен Театра. - Портрет? Мой? В самом деле? Сейчас же скажу принести ещё ватмана. Если с такими темпами приобщения к твириновому зелью будете в состоянии хотя бы держаться на ногах, не то что творить. - на последней фразе он понизил голос, после чего добавил чуть громче: - Одну минуту, господин архитектор. Устрою ваш шедевр на подобающее ему место.

Вместе с подоспевшими помощниками Бессмертник, поудобнее перехватив трость, аккуратно понёс прикреплять афишу на внешнюю сторону одной из широких створок парадной двери. На улице действительно уже темнело, догорал закат. "Словно кровь. Не к добру такие ассоциации..."

Вскоре вернувшись и удостоверившись, что художника обеспечили необходимыми материалами, он добавил:

- Ничего, если я параллельно буду объяснять кое-что Маскам? Время репетиции терять так нежелательно... жизнь, увы, быстротечнее, чем кажется. "И только искусство бессмертно."

- Буду рад, если окажусь хорошим собеседником... – удовлетворенно прошептал Петр, снова усаживаясь на деревянную сцену. Архитектор свешивает ноги, ожидая, когда ему принесут инструменты для того, чтобы он уже, наконец, начал творить. – Да, портрет местного театрала... Это будет чудесно... ведь в театре должен висеть портрет не только Великих... Хозяек... Но и хозяина театра, правда? У вас палитры не найдется?

Петр хлебнул твирину и протер глаза, провожая взглядом Марка Бессмертника, который отправился со своими подчиненными вешать новоиспеченную афишу. Тем временем, принесли еще один ватман. Дождавшись, когда вернется кукловод, архитектор поднялся, подошел к режиссеру и стал внимательно осматривать со всех сторон.

- Поднимите голову выше. Нет, выйдите на свет. А можно направление прожектора изменить? - уверенно руководил Стаматин расхаживая по сцене. Петр почесал затылок и взял лицо Марка в руки, пытаясь поставить того в такое положение, какое оказалось бы весьма выгодным, чтобы нарисовать портрет. Пока Стаматин возился с натурщиком, он паралельно разводил в баночках краски.

Отошел к ватману, устроился на полу и стал делать эскиз.

- Нет, не шевелитесь, - прищурился Петр, рисуя линия за линией лицо Марка.

Внимание к своей персоне театрал любил. Нарушение личной неприкосновенности - разумеется, намного меньше, тем более со стороны не вполне трезых индивидуумов. Но ради высокого искусства мог простить многое.

- Палитры, к величайшему сожалению, не найдётся. - "Интересно, это он думает, что догадался, как за дополнительную работу выпрашивать у людей твирин? Или просто нашло вдохновение?" - И свет уже настроен для представления. - "Однако, как же эти художники любят командовать..."

Не шевелиться более пяти-десяти минут для Марка, в отличие от его верных мимов-Трагиков, было заведомо невыполнимой миссией. Если режиссёрская неуёмная энергия не расходовалась на бурную манерную жестикуляцию, верчение в пальцах трости или сияние улыбкой по всей территории в пределах досягаемости, то тратить её оставалось на словесный артобстрел.

- Как поживает ваш многоуважаемый брат... Андрей, кажется? - жизнь братцев Стаматиных его особо не интересовала, но других тем на ум не приходило. Кроме, пожалуй, Театра. О нём Марк готов был говорить бесконечно, но обсуждать что-либо с непосвящённым не так-то легко.

Не сильно расстраиваясь из-за отсутствия палитры и совершенно неправильного освещения, Петр решил довериться собственному чутью и уверенно рисовал линии на ватмане, иногда поглядывая на своего непревзойденного натурщика. Тому, похоже, льстило столь большое внимание к его персоне. Стаматин быстро стал смешивать краски в собственной ладони.

- Не шевелитесь! - смело приказал архитектор, сравнивая эскиз с реальным лицом Бессмертника. Словно портрет Дориана Грея рисовал. Очень волновался, трепетно относился к холсту, старался лишний раз не дышать. И вот, Петр берется за кисть, наносит первый мазок и размазывает лишнюю краску пальцем.

Художник так увлекся, что не сразу отреагировал на вопрос режиссера:

- Андрей... какой? - и тут же опомнился. - А, Андрей... да... в кабаке, как обычно... иногда мне кажется, что он завел там семью, поэтому не выходит. Знаете, как это бывает? Внезапная вспышка, желание, любовь, фанатизм, а потом - раз! и оба гаснут. - Стаматин пожимает плечами и снова утыкается в полотно. Он стал более мрачным и тихим. Совсем перестал дышать, кажется слегка дрожит от злости. Кисть вот-вот треснет в его пальцах.

Сделав глубокий вдох, Петр, наконец, успокоился и продолжил рисовать портрет.

Маэстро застыл статуей, мысленно отсчитывая, сколько способен так простоять. "М-да, статика тоже требует тренировки. Какой подходящий для этого случай..." Насколько позволял ограниченный угол обзора, стал критически рассматривать пространство зала, иногда бросая мимолётные любопытные взгляды на работу художника. И сожалея немного, что почти не успел привести себя в надлежащий вид после утренней прогулки. "А освещение, наверное, действительно стоит изменить. Чуть больше ненавязчивых зеленоватых тонов. И луч центрального прожектора - на изображение Города."

- Семья и кабак... малосовместимые понятия, не находите? - задумчиво протянул режиссёр. - Впрочем... расторопный улыбчивый бармен, очаровательные куртизанки, наслаждающиеся свободой и твириновым зельем прожигатели жизни... чем не семья? Ведь и местная труппа успела стать вашему покорному роднее всего на свете. Или взять, к примеру, наследника Ольгимских с его степным народцем... Или юную Ласку... - Марк не удержался от слегка рассеянного тихого смеха.

"Кажется, разговоры о брате для нашего дорогого гостя ещё нежелательнее выяснений роли Старшей Хозяйки в его жизни..."

Ревность будто иглой кольнула сердце, Петр низко опустил голову, волосы скрыли его бледнеющее лицо. Пальцы дрогнули, Петр сделал несколько неверных линий и хмуро затер их пальцем. Отложив карандаш в сторону, художник потянулся рукой за бутылкой, которую оставил рядом с собой и, обхватив горлышко пальцами, впился в нее губами, выливая остатки твирина себе в рот.

Но вот зелье кончилось, и Петр снова поник, опустив голову еще ниже.

- Андрей совсем забыл... - пробормотал младший из близнецов, усердно работая над портретом. Утерев нос, Петр стал вертеться, усаживаясь с полотном поудобнее. Снова берет кисть и делает мазки бледно-бежевого цвета. - Вот только он придет... я ему все скажу... чтобы бумагу купил... - пробухел Стаматин, наконец, принявшись за свет и тени. Ловко орудуя красками, Петр очень жалел, что нет масла: так бы портрет вышел в тысячи раз лучше и красивее.

"Между прочим, уже поздно... Петр, зачем ты остался? Как потом будешь домой добираться?" - мысленно укорял себя Стаматин, поднимаясь с колен. В руках он держал завершенный портрет. А дело все близилось к ночи...

- Держите. Храните, как зеницу ока, - пробормотал Петр, глядя в пол.

"Время, однако, ещё есть..." - Марк нетерпеливо вздохнул. Видя, что архитектор закончил работу, он достал карманные часы и сверился с циферблатом. "Что-то подсказывает мне, что ближе к рассвету буду спать, как мертвец. Надо бы переходить преимущественно на ночной образ жизни. На одном кофе долго не продержишься. К тому же, придаёт эмоциям несколько нервную неестественность... это, безусловно, лишнее."

Негативные реакции Стаматина его насторожили. Что бы ни произошло у неразлучных братцев, вряд ли это было что-то несерьёзное. "Или это смерть почтенного Симона Каина так повлияла на утопическую братию? Возможно, возможно... Интересно, виделись ли они уже со столичным приезжим..."

- И передайте ему пламенный привет от скромного театрала. - ехидно вставил Марк, с плохо скрываемым любопытством наблюдая за понурившимся архитектором. "По крайней мере, теперь я точно знаю, чем вас в случае чего можно спровоцировать. Помимо твирина и Башни." - Что, уже готово? Чудно... Дайте взглянуть...

Бессмертник расслабленно отступил на шаг, разглядывая портрет. Правда, мысли занимали уже не вопросы высокого искусства, а растущее от утра к вечеру предвкушение заплетающихся в Городе интриг с участием трёх странных визитёров и местных жителей, среди которых Петр, несомненно, был одним из важнейших - из Приближённых. Да, давно не было таких богатых на события и новости дней. Как говорится, дальше - больше... Глаза маэстро заблестели новым приливом воодушевления.

- Вы мне польстили безмерно. Считайте, наилучшее место в зале сегодня и отныне ваше! - он аккуратно принял готовую работу. "Я правда настолько недобро выгляжу, или это всего лишь неизбежный отпечаток неважного настроения художника?" Деловито оглянулся мельком через плечо: - Не уверен, что найду достойную вашего творения раму, но хранить обещаю. Скоро вернусь. А пока - милости прошу в зал.... сегодня у вас воистину уникальный шанс увидеть не только само представление, но и последние приготовления к нему. О, некоторые за это отдали бы многое!

Захватив по пути основательно заляпанную тряпку и отдав распоряжение убрать расставленные краски, маэстро в очередной раз направился в гримерную. "Теперь только объяснить актёрам всё, что ещё не успел, решить наконец вопрос правильного освещения, вынести необходимые дополнительные декорации... да, "только" определённо было лишним."

- Да... я обязательно ему передам.

Передав Марку в руки холст, Петр стал отряхивать запыленные брюки. Ему не привыкать, но все-таки Петр пришел в театр, здесь нужно вести себя как подобает. Да и выглядеть стоило бы получше: приодеться там, да хоть причесаться! Ну ладно, наверное, Марк и не взглянет на его неопрятный вид.

На портрете Марк выглядел достаточно зловеще, словно не этот лицемерный, но любезный со всеми режиссер изображен на этом холсте. Совершенно другой человек. Ярко-красный фон с зелеными вкраплениями навевал что-то цирковое, а далеко не театральное. Вероятно, Петр рисовал не Марка, а то, каким его видел. Так сказать, ауру, внутреннюю сущность. То, каким ощущал Бессмертника архитектор.

Режиссер куда-то ушел, а Петр поспешил занять пустующие места в зрительном зале. А где бы устроиться? Стаматин обернулся на сцену и сел прямо на пол, оперевшись руками на перегородку. Все вокруг погрузилось в жуткую тишину, которая пугала и напрягала. Словно все живые люди покинули театр, и теперь Петр остался здесь в полном одиночестве. Страшно...

- Марк? – почти неслышно произнес Петр, разыскивая взглядом кукловода. Ему не нравилось сидеть одному в этом холодном полумраке. Поежившись, архитектор снова оглядел фрески Хозяек. Разумеется, остановился на одной из них. Дикая Нина становилась все прекраснее, каждую секунду она превращалась в величественную богиню. Нет, не такой она была. Почему все считали ее ведьмой и колдуньей? Она была совсем другой.

Но где же Марк? Куда он так надолго ушел?

Петр вновь поежился и взглянул на дверь. "А вдруг брат пришел?" Архитектор встал на ноги и неспеша поплелся к выходу. авось Бессмертник и не заметит его отсутствие. А вот Петру перед пантомимой почему-то стало очень страшно. Он решил не рисковать и, приоткрыв двери, покинул Театр Мельпомены.

Глава 23, в которой Стах приходит к Молчащему дому в поисках учителя, Юлия – ответов, а Мария – по наитию. Стах уверяется в виновности Гаруспика, а Мария и Юлия следуют за Бакалавром на Кладбище

«Молчащий дом»

Быстро и уверенно чеканя широкий шаг, Рубин почти летел через сквер по направлению к дому Исидора. В голове кружилась хаотичная вереница мыслей, которую Стах, как заправский дрессировщик громко щелкая кнутом логических доводов, пытался заставить, наконец, встать на место и начать уже служить своему хозяину. «Только Исидор сможет объяснить смерть Симона, только он в курсе...». Даже родственники старого мистика знали немного, а потому оставался только лишь один человек, способный растолковать Рубину, «Как это вообще бессмертный Симон смог отправится на тот свет».

Дождь, тем временем, прекратился, однако серое небо, лужи и неприятное, непонятно откуда взявшееся, «вроде обувь то почти новая!», чавканье в ботинках не давали ни малейшего повода для желания думать, что все наладится. «Вот он и дом Исидоров – вместилище знаний и человеколюбства, хе. А это что за мужики на входе стоят? Ну не на прием же они пришли? Исидор дома только гостей принимает, не пациентов... Да и стоят по стойке смирно, охраняют что ли его?».

«Эй, служивый, здорово! Чего столпились тут? Исидор то дома?» - спросил Рубин у рослого усатого «бойца, да», что стоял у самой двери.

Молодцы они были бравые, ничего не скажешь, да и невелика работа - постоять, проследить, чтобы зеваки не заходили и покой мертвеца не тревожили. А то слыханное ли дело - ходят вокруг, ахают, плакальщиц уже присылали, а те знай себе голосить, всех собак перепугали...

И этот вон - высоченный, косая сажень в плечах, а глаза, зараза, с отпечатком интеллекта на дне.

- Не положено сюда, милчеловек. Иди подобру-поздорову, пока жив,- беззлобно земетил один из приставов, условно - правый.

- Так это вроде этот...- глубокомысленно припомнил левый.

- Да разве?

- Ну!

- И точно, вроде, похож...

- Этому, значит, можно?

- Да хоть бы и тот самый, а велено никого не пускать!- правый вовремя вспомнил об обязанностях. Ему не за то заплатили, чтобы он в опечатанное помещение пропускал всякого, кто со стариком Исидором знался.

- И то верно!- с отчаянием махнул рукой левый,- Дома, брат, Исидор. Навсегда теперь дома!

- Совершено кровавое и жестокое убийство,- отчеканил правый по инструкции,- Дом опечатан до дальнейших указаний.

«Что эти дурни несут? Какое ещё убийство? Исидора убили?!» «Какое ещё убийство? Исидора убили что ли? Что за чушь несете?» - Рубин начинал выходить из себя – его не пускали к его учителю, который должен был расставить все точки над i, потому выпалил все на повышенных тонах. Он почувствовал, как лицо его наливается кровью злобы. «Да, конечно же, чушь! А эти просто ломают дешевую комедию и сейчас получат, если не отойдут с дороги – не буду я сегодня шутки шутить. И так Симон помер, хлопот не оберешься, дело серьезное, так ещё время на всяких шутников уходит».

Он сжал кулаки до такой степени, что ногти впились в ладони, оставляя там следы, челюсти же сами непроизвольно сжались так, что жевалки заиграли на скулах, глаза широко раскрылись, ноздри воинственно раздулись, с шумом впуская и выпуская наполненный твирью воздух, сам Стах как будто сразу стал на полголовы выше и в полтора раза шире и вдруг начал выглядеть очень опасно для тех, кто идет против его воли. Рубин чувствовал, что почти потерял над собой контроль, и если его сейчас не пропустят, то будет что-то очень плохое. «Сейчас зайду, Исидор меня успокоит, настойки может своей нальет и все сразу будет хорошо». «Да, я ученик Исидора, и мне плевать что вам там велено, если вы сейчас меня не пропустите – пеняйте на себя!», - произнес он уже грудным рокочущим басом, - «так что разойдитесь в стороны».

Больше он не стал ничего говорить, потому что единственное, чего он хотел – это раскидать шутников в разные стороны, отомстив им и за смерть Симона и за этот противный дождь и за эту головную боль от твири и вообще за весь этот дурной день.

- За дураков держишь, милчеловек?- правый нахмурился и точно зеркало отразил Стаха - пальцы сжал, голову в плечи втянул, готовый чуть что давать Рубину отпор, если и впрямь в драку полезет,- Не просто так мы здесь стоим, от нечего делать. Сами люди семейные, детей дома оставили, так ведь должен кто-то на посту стоять.

- Шутить не смеем,- подхватил левый, прямо в глаза Станиславу глядя,- Кабы в игрушки играли, уже бы голов лишились. Да живо бы шеи посворачивали за такую ложь, не знаем, думаешь, у чьего порога стоим? Убит твой учитель, веришь?

Правый кивнул, соглашаясь с товарищем, но взгляда своего вострого не оторвал от доктора. Не мастер он был цветистые речи произносить, и сам болтунов не любил, да только как втолкуешь тому, кто глазам своим только поверит? Они и сами на слово поверили: кто же им тело покажет? Люди подневольные. Сказали - стой, стоят.

- До греха не доводи, и выясни прежде у тех, кто тебе яснее и проще растолкует. Мы здесь по указанию Сабурова, с ним и справляйся, а нам проблем не чини.

Путь к дому Исидора занял минут пятнадцать - не полностью доверяя своей памяти, а также не желая заблудиться, Юлия дважды уточняла дорогу у прохожих. Как и предполагалось, дом покойного доктора выходил практически на пустырь Костного столба.

В воздухе плыл лёгкий туман, хотя день уже перевалил за полдень. В траве поскрипывали кузнечики, где-то неподалёку от студии Стаматина лаяла собака. Самый обыкновенный день, ничто не предвещает...

"Не предвещает чего? Не стоит разводить панику раньше времени. Мало ли, как всё обернётся."

Но спокойствие на улицах и ясное небо над головой всё равно казались чем-то вроде "затишья перед бурей". Словно завтра ни неба, ни спокойствия не останется.

Повторив жест "отряхивания" лишних мыслей, то есть попросту взмахнув рукой, Юлия завернула к пустырю.

"Ох... вот уж повезло, так повезло! Неожиданно..."

Похоже, судьба на этот раз решила облегчить Люричевой поиски, потому что у входа в обитель Бураха обнаружился не кто иной, как Стах Рубин.

"Ну да, Исидор же был его учителем... всё верно, всё сходится."

Судя по всему, Стах собирался проникнуть в дом, а двое молодцов из охраны, выставленной Сабуровым, его активно не пускали. И, кажется, дело шло к потасовке.

"Ох. Раз уж у меня есть вопросы на его ответы, то стоит предотвратить драку. Или хотя бы попытаться."

- Доброе утро, мастер Рубин. Поверьте, у них действительно приказ не пускать никого в дом. Александр только что сказал мне об этом.

Девушка подошла ближе и остановилась, не доходя до караульных и Стаха нескольких шагов.

Из-за угла вывернула Юлия Люричева, и если бы Стах не был так зол в данный момент, то наверно задумался бы над тем, что, скорее всего, она тоже появилась здесь не случайно. Однако сейчас все моральные силы Рубина уходили на подавление желания разбросать ни в чем не повинных, как уже начал понимать прозектор, охранников в разные стороны. К бешенству и разброду мыслей в голове добавилось быстро растущее чувство тревоги с примесью взрослого отчаяния, когда пытаешься принять последствия происшествия, которое ну никак не укладывается в печатную форму для гравюры мироздания, которую год за годом подтачивали и обрабатывали, как вода точит камень, различные случаи и события в уже степной жизни Стаха.

«Как? Кто?!», - воскликнул Рубин и подумал, что вопрос в такой формулировке останется непонятым. «Исидора больше нет. Моего учителя больше нет!» - тяжелым кузнечным молотом ударила, наконец, в голову мысль, которая с самого начала витала где-то рядом. Рубин присел на корточки, оглушенный и ничего не слышащий. Перед глазами сплошной стеной встала серая мостовая.

"Выходит, я ещё рано узнала о двух смертях в Городе. При том, что меня лично они ну никаким образом не трогают. Или всё же трогают? Ладно, как бы то ни случилось, кажется, о смерти Исидора не знал даже Стах."

Хотя - почему "даже"? Убийства, они случаются внезапно. А если Бурах умер от болезни, то он бы не стал разводить панику раньше времени. Или всё равно сказал бы своему ученику? Вот, тоже загадка.

"Разберёмся. Не беги впереди паровоза." - снова напомнила она себе.

Решив дать возможность ошеломлённому известием Рубину привести мысли в соответствие (правда, непонятно, в соответствие с чем; но это звучит достаточно внушительно, как если бы у каждого человека был некий стандарт, в соответствие с которым следовало приводить свои мысли), Люричева обратилась к правому (относительно неё) охраннику. Поскольку пройти в дом она пытаться не собиралась, то рассчитывала на прямой и понятный ответ, без "топайте отсюда, барышня" и прочих посылов куда подальше. Вернее, к Сабурову.

В крайнем случае, можно повторить, что она только что из "Стержня".

- Скажите, пожалуйста, доктор Бурах был убит?

Немного подумав, Юлия уточнила:

- То есть, умер не своей смертью? Это хоть вы можете сказать, не запрещено?

"Мало ли. Вдруг они и молчать... хм, уполномочены."

- Знать не изволим-с, - патрульный скосил глаза на приближающуюся девушку и снова встал, как по стойке смирно. Выслушав вопрос барышни, правый (относительно нее) охранник оживленно принялся рассказывать о том, что доносили слухи... сам-то он внутри не был – не пустили. – Говорят, коготь в нем торчал, да такого размера, что... да вот вытяните руку да рубаните ладонью по локоть – такого размера и будет. Да следы копыт на пыли – видать Исидор-то не убирался долго. Ну точно адыг! Уже во всем городе слухи ходят, что адыг пришел.

- Какой адыг, дурень! Шабнак-адыр! Глухомань-то... с рождения живешь здесь, а все никак не выучишь. Точно говорю, без нечистой силы тут не обошлось.

Пока двое патрульных активно спорили, как кличут степного духа, они и думать забыли про присутствие молодых людей, а когда вспомнили, были очень недовольны:

- А ну-ка марш отседова, велено не подпускать никого. Идите своей дорогой!

Стах с головой нырнул в свои затуманенные запоздалым осознанием произошедшего ужасного события мысли, успевая слушать разговор Юлии и патрульных лишь краем уха. «Кто же это мог быть? Кому понадобилось подобным образом наказать этот Город? Наказать Бураха. Наказать меня... Исидор был не просто другом, он был олицетворением самой лучшей моей части. Он был тем Человеком, которым мне ещё только предстояло стать. И вот теперь его нет, как нет и той видимой и существующей в реальном времени планки, конечной цели моего развития. И существования, как следствие...».

Рубин поднял голову. «Ну что же, бывает, что очень многое меняется в очень короткие сроки. Теперь я не вижу, куда двигаться дальше. Или...»- Рубин встал, - «или вижу? Да, вижу! Теперь конечной целью моего путешествия по прямой времени станет... Не, не месть, наверно. Цель - избавить этот Город от человека, который избавил этот Город от меня». Около минуты чтобы привести свои мысли в соответствие со своими планами, ещё полминуты на то, чтобы избавиться от ненужных здесь и сейчас эмоций – злости и отчаяния - и Рубин вновь нацепил на лицо свою хитрую гримасу. Только где-то в уголках глаз затерялась печаль.

«Здравствуйте, Юлия», - стараясь придать своему голосу максимум бодрости, отчеканил Стах. «Никому в Городе смерть Исидора не выгодна, поэтому убил его человек не здешний», - Рубин сразу отмел версию о степных духах, потому что относился ко всем этим верованиям со скепсисом, если не сказать сказать, что с юмором. «Что-нибудь ещё кроме слухов про Шабнак-адыр имеется?» - обратился он к охранникам. «Где сейчас орудие убийства и можно ли на него посмотреть? И не в курсе ли вы, кто-нибудь в последнее время приезжал с глухим одонгом вместе в Город?» – эти вопросы были адресованы уже всем.

Что-то доктор Рубин явно задумал. Или придумал. Во всяком случае, неожиданную перемену в нём иначе объяснить Юлия не могла бы, пожалуй.

"Хорошо, что я успела поговорить с Капеллой. И послушать, о чём говорят люди."

Когда есть информация - можно ею оперировать в свою пользу, а не только строить замысловатые логические конструкты. Ещё год назад девушка не решилась бы на то, что собиралась провернуть теперь, но...

Ей самой отчаянно нужны были ответы на её вопросы. А как минимум один ответ у Стаха точно был.

Поэтому будем считать, что цель оправдывает средства.

"Только бы бравые ребята чего не сказали. А то грош цена всем моим хитрым планам."

- Я слышала, что кое-кто приехал. - Как можно нейтральнее кивнула она. - Обменяемся информацией, доктор Рубин?

Прямо и слишком похоже на банальный шантаж. Но уж с кем другим, только не со Стахом, проворачивать двойные и тройные логические цепочки Тем более, собственного авторства: мало, что хорошего человека запутаешь, так и сама запутаешься на раз-два. Это наедине с собой можно ругнуться и начать сначала, а слово - не воробей, как известно.

«Нда, от охранников, похоже, уже ничего не добиться, да и видно, что знают они не больше моего теперь. А вот Юлия явно может быть полезной, правда сама она просто так никогда не торгуется, значит, сейчас тоже ищет свою выгоду. Впрочем, не так то это мне и важно, главное, чтоб на пути к цели моей нынешней никто не стоял».

«Обменяемся. Что-то мне подсказывает, что я мало что могу предложить вам взамен, но все-таки постараюсь быть вам полезен – мне сейчас очень важно знать, какие именно гости изволили посетить наш Город в последнее время». «Ну а действительно, чего я ей могу рассказать кроме известия о гибели Симона?»

Стах принял выжидающую позу. Женщина и логик – то сочетание, которое всегда казалось прозектору противоестественным. «Как морская свинка, хе. И не свинка, и не морская...» Не то чтобы что он поддерживал идею мужского шовинизма или вырастил свое мнение на почве обиды на весь род женский, просто на жизненном пути в основном попадались субъекты, подтверждающие бытующие в обществе стереотипы, которых Рубин и придерживался в данном вопросе. Исключений было немного, Юлия – одна из них. Поэтому как-то окончательного мнения об этой даме сформировать так и не удалось, – образ Люричевой шел вразрез с картиной стаховского мироустройства и нередко вызывал легкий когнитивный диссонанс в лысой большой голове.

«Рядом с такой мадам приятной наружности не грех и почувствовать забытое давно за ненадобностью чувство легкого смущения. Только вот невыгодно это, обставит в два счета. Да и куда сейчас то, после смерти Исидора. Эх, Исидор...», - Стах на секунду потерял контролль за эмоциями, но быстро пришел в адекватное состояние и заставил себя не думать о самом плохом, хоть и очень тянуло. «Всегда проигрывает слабый, потерявший бодрость духа. Потому мне сейчас нельзя позволить себе быть таким».

Юлия тихонько вздохнула. Ладно, ладно... получилось. Теперь можно подобрать самый "требующий безотлагательного выяснения" вопрос, и задать его Стаху. И получить ответ.

"Сомневаюсь, что будет всё просто и ясно, но даже самый туманный намёк способен подтвердить или опровергнуть подозрения. После разговора с Викторией это, кажется, в первую очередь нужно выяснить. Да и Катерина склоняет меня к первому варианту. Но ведь даже Хозяйки могут ошибаться, правда?"

Подтверждений этом тезису Юлия не находила, сколько ни пыталась, а просто так безоглядно поверить в возможность ошибки не давала проклятая привычка не принимать неподтверждённые факты.

- Скажите, Стах, вам довелось осмотреть тело Симона Каина?

Ведь родственники условно бессмертного мага, или кем там был Симон на самом деле, могли запросто и не выдать тело на осмотр. Отговориться ритуалами да обычаями, и хоть ты тресни, но ничего с этим уже не поделаешь.

"Буду надеяться на лучшее, хотя даже просто "да" или "нет" может повлиять на дальнейшие выводы. Ведь чтобы успокоить людей, Каины просто обязаны были доказать, что ничего страшного не произошло, и виной смерти стало... что-нибудь достаточно личное и прозаическое, чтобы остальные могли не бояться за свои жизни. А если уж нет, то стремление спрятать тело бессмертного будет понятно."

«Ого, значит, про Симона она уже знает. Осведомленная барышня. И чего это она так воздохнула? Юлия, да вы и в самом деле очень заинтересованы в ответе. Вопрос только в чьем...» «Виктор сказал, что даст осмотреть тело завтра. Более того, ему самому будет интересно узнать причину смерти. Однако сегодня тело Симона в соответствии с какими-то там...», - Рубин постарался придать голосу максимум недовольства, -«"древними традициями" недоступно, поэтому чтобы не терять времени я направился сюда. А тут... Вот...».

«Спросить совета у неё, или не стоит раньше времени своими мыслями делиться?» В данный момент Стах никак не мог понять, в чем же интерес Юлии, поэтому находился в подвешенном состоянии. «Поможет или помешает в конечном счете? Ладно, тогда разведка боем...»

«Ну так что там с гостями Города? И как вы считаете, они могут как-то быть связаны с этими двумя убийствами?»

- Не дали, значит. Что же, это лишний камушек на чашу весов, где лежит моя теория. Стах, пожалуйста, когда Каины допустят вас к телу... примите все меры предосторожности. На всякий случай. Не мне вас учить, но я умоляю вас быть осторожным.

"Ну вот, с места в карьер начинаю давать советы. Как будто меня кто просит или за язык тянет. Но, во-первых, сама же буду клясть себя за то, что не предостерегла, а во-вторых... последний обученный доктор в Городе, пусть и довольно узкой специализации. Хотя, кажется, вывихи он вправляет ловко, Лара рассказывала. Не хотелось бы потерять нашего доктора Рубина."

Мгновение подумав, дабы составить ответ на вопрос как можно более исчёрпывающий, Юлия произнесла:

- Сегодня ночью в Город приехал сын Исидора. Но я не вижу ни одной причины, почему ему пришлось бы убить своего отца - ведь понятно, что подозрение падёт именно на него. И столичный доктор, бакалавр Данковский. Но у него причин убивать кого-то ещё меньше. И... кроме того, Стах, обстоятельства смерти Симона до открытия доступа к его телу остаются весьма туманными. Хозяйка Катерина говорит странные вещи, и они могут навести на определённые предположения...

"Если спросит - отвечу. Если нет... что ж, значит, не судьба поделиться подозрениями именно с ним. Но предупредить-то я предупредила, может быть, сам догадается..."

Взгляд остановился на руках Рубина, каждая из которых могла полностью скрыть ладонь самой Люричевой, и девушка внезапно смущённо порозовела. Совершенно незаметно, впрочем. И выражение её лица так и осталось задумчиво-озабоченным, губы - сжатыми в тонкую линию, а глаза - чуть прищуренными.

«Итак: сын Бураха и столичный доктор. С бакалавром Данковским все понятно: нет ему смысла обезглавливать Город, да ещё и руки ему отрезать. Если попытаться поискать какие-либо мотивы у него, то они окажутся все настолько невероятны, что непричастность Даниила не вызывает сомнений. А вот с сынком то дело посложнее будет. Знаю я, что Бурах немалый вес имеет среди степняков, а вес этот по крови передается, да и наследство какое-то у него припасено. Вот это больше на правду похоже, непонятно только почему только Юлия его защищает. Но играть с ней в логические догонялки я не буду»

«Я всегда аккуратен, Юлия, когда имею дело с трупами людей. Никогда не знаешь, что они могут учудить», - усмехнулся Стах. «Особенно, если мы имеем дело с телом древнего мистика», - закончил он уже серьёзнее.

«Ещё и имя этой морфинистки всплыло. Что-то в эту кучу замешивается слишком много людей, картина все сложнее и сложнее...»«Что вам сказала Катерина?» – Рубин посмотрел в глаза Юлии. «Интересно, опустит взгляд или нет?» – что-то примешивалось в голове прозектора к обычному сухому интересу к людям, как к предмету его приложения сил.

Девушка спокойно выдержала взгляд Стаха. Не то, чтобы она имела привычку играть в гляделки с горожанами, но чего отводить глаза-то? Она ни в чём не виновна. И ничего не скрывает из того, что необходимо знать остальным.

"А что сказала Катерина? Передать её видение своими словами, или предоставить уже выводы, сделанные мной? Первое, скорее всего. Тогда не придётся пересказывать разговор с Капеллой. Может, это вовсе не так истолкуется, я-то уже со своим мнением в "Стержень шла..."

Юлия поправила шаль на плечах и сбросила с неё сухой красноватый листик. Надо же так задуматься, чтобы не заметить - как упал...

- Катерина сказала, что Симона поглотило песчаное облако, пахнущее твирью и кровью. Что имя этому облаку - смерть. И... что Симон был напуган. Конечно, Хозяйки видят всё не так, как видим мы, но... мне осталось лишь Марию спросить, чтобы окончательно удостовериться. Все мои выводы приводят к тому, что Город стоит на пороге большой опасности.

"Слишком пафосно прозвучало, ну да ладно. Стах ведь был здесь во время Вспышки, помогал Исидору, я слышала. Поэтому он сразу оценит опасность, если только она, опасность эта, не коллективная галлюцинация Капеллы, Катерины и... моя? Пожалуй. Но нет, лучше спросить Марию для верности."

Подумав, что домой сегодня она может попасть очень не скоро, Люричева фаталистически вздохнула. Что делать, что делать, нужно установить порядок мест и вещей, а прочее вполне подождёт.

Она очень быстро преодолела улочку, разделяющую студию и Стержень четы Сабуровых и завернула за ближайший к аптеке дом, в этом переулке позволила себе остановиться для детального осмысления своих дальнейших планов и действий. В голове сплошная каша, сердце бьется как птица, пойманная в клетку.

"Все это не имеет сейчас никакого значения..."

Мария вспомнила, как плохо спала этой ночью. Точнее совсем не спала - много часов подряд мысли не давали ей ни минуты отдыха. Странно, но факт - сейчас спать ей совершенно не хотелось, девушка сейчас слишком напряжена. Скорее морально, чем физически.

Идти вперед по знакомой улице она смогла бы и с закрытыми глазами - Мария прекрасно знала каждый поворот и закоулок большинства районов города, исключая разве что самые неблагополучные, которые все здравомыслящие люди предпочитают обходить стороной; хотя бывала здесь не слишком часто.

Противные мысли все лезли ей в голову и напрочь отказывались оставлять Каину в покое.

Она прошла вдоль стены одного из домов, едва касаясь прохладных камней тонкими бледными пальцами, и наконец остановилась на перекрестке, решая, в какую сторону ей следует отправиться.

Совсем неподалеку, как она помнила, расположен дом искусного врачевателя Исидора. "Неужели в самом деле он тоже умер? Надо бы проверить эту информацию, может хоть там я узнаю что-нибудь."

Повинуясь внутреннему зову, который в последнее время все чаще оказывал верх над более беспристрастным и спокойным разумом, девушка двинулась в сторону нужного здания. Чутье подсказывало ей, что если Бураха и в самом деле убили, то наверняка дом сейчас охраняется и скорее всего проникнуть внутрь не удастся. Но как говорится, попытка не пытка.

«Уж не хочет ли она сказать, что близится вторая эпидемия песчаной чумы? Все это надо бы обдумать, хоть доверять снам морфинистки – не самое рациональное занятие». Стах отчетливо помнил, насколько тяжело и страшно было в период Первой Эпидемии, помнил искаженные болью, страхом, а иногда и безумием, лица. Помнил, сколько сил вложил старый Бурах, чтобы остановить это безумие. «Что же делать в таком случае? Сейчас без Исидора будет очень тяжело. Надеюсь, хоть Данковский сможет помочь». Стах непроизвольно поежился.

«Юлия, я прошу прощения, сейчас я буду вынужден вас покинуть, мне надо побыть одному сейчас, спасибо за информацию для размышления, всего вам доброго», - Стах склонил голову в прощальном жесте, развернулся и зашагал прочь. «И все-таки кто она, эта Юлия: женщина или логик?». Улыбаться своим мыслям Стах не стал.

- Удачи вам, доктор Рубин. - отозвалась Юлия.

"Удачи тебе, Стах. Нам всем она понадобится..."День клонился к закату, начало темнеть. Незаметно для себя девушка почти полдня потратила на хождение по городу и расспросы, но... пока без обнадёживающих результатов.

Она бросила взгляд на охранников дома Исидора. Здесь явно больше нечего ловить. Что же... пора отправляться домой и пообедать, наверное. Всё равно надвигаются сумерки; искать что-то новое бесполезно, можно только послушать сплетни соседей и прибавить к найденным фактам. А потом думать всю ночь за чашкой кофе и сигариллой - вряд ли получится сегодня уснуть.

Произведя в уме подобные рассуждения, Люричева зашагала прочь. Мимо пустыря, мимо магазина дешёвой одежды, мимо водовозки со сломанным колесом...

Внезапно она остановилась, как вкопанная. Из-за угла студии Стаматина вывернула та, кого Юлия меньше всего ожидала увидеть здесь. Мария Каина. Единственная из Хозяек, с кем не довелось поговорить сегодня. И, что греха таить, та, с кем хотелось сейчас поговорить больше всего.

"Линии сходятся, расходятся и сходятся снова. Совпадений не бывает, так? Это мой шанс."Поравнявшись с девушкой, Юлия тихо окликнула её:

- Здравствуй, Мария... как твои дела сегодня?

Из задумчивости ее вывел знакомый голос. Мария остановилась и подняла взгляд - перед ней стояла никто иной как Юлия Люричева, с которой они знакомы уже почти четыре года.

"Какой неуместный вопрос. Разве у кого-нибудь из Каиных могут быть сейчас хорошими дела?" - очень хотелось прямо так и сказать, но она с трудом поборола в себе это желание, - "Надеюсь, она не будет спрашивать про Симона, Внутренний покой или Многогранник. Я конечно ей доверяю, почему бы и нет, но она совсем чужой нам человек и ей совершенно необязательно знать о семейных делах." Каины не были слишком публичными людьми и держались обычно в стороне, отчего и пошла такая слава об этой семье как о людях скрытных, загадочных и не от мира сего.

- Здравствуй, Юлия, - поздоровалась в ответ она, - Дела... дела ужасно. Вокруг все рушится, руки сами собой опускаются, сил нет. Странно, сказать она собиралась совсем другое.

Хотелось пожаловаться еще на что-нибудь, давно она не выговаривалась кому бы то ни было, но статус не позволял. Будущая Хозяйка обязана быть сильной и заряжать уверенностью в будущем окружающих. Кто бы знал, как это порой бывало тяжело. Губы изогнулись в вымученную улыбку.

"Что она делает около дома Исидора?" - свыкнуться с мыслью, что этого великого врачевателя больше нет, пока что плохо получалось.

- Сама как поживаешь? - банально, но надо же как-то продолжать разговор. Мария выжидательно смотрела на Люричеву, гадая, что той понадобилось.

- Ищу, кому задать вопросы, чтобы получить ответы... - Юлия вздохнула. - Но это, похоже, не к спеху уже. Что будет, то и будет.

Будущая Алая выглядела измотанной, и впечатление такое было, что держится Мария только на энтузиазме и гордости.

"К Петру ходила, наверное... интересно, утопистов-то должно, верно, сильнее ломать по смерти Симона?"

Жаргонные выражения, но иначе не скажешь. Весь город то ли находился на пороге затяжной депрессии, то ли страдал от "синдрома отмены Симона". Печально.

- Ты в Горны собралась? Если не возражаешь, пройдёмся вместе... сегодня выдался не из лёгких день, загадка на загадке и загадкой погоняет.

Глупо сейчас мучить её расспросами о случившемся. Хозяйка или нет, она в первую очередь юная девушка, в семье которой случилось горе. Так что...

- И... Мария, я очень соболезную вашей утрате. Нашей общей утрате.

"Почему именно в Горны?" - удивилась она, - "Хотя да, все равно не знаю куда еще можно пойти сейчас."

- Да, направляюсь в Каменный Двор. Хорошо, что нам по пути.

"Надо будет зайти к Склепам Хозяек, может я услышу мать."

По лицу Юлии было видно, что ее беспокоит множество разнообразных мыслей, прямо как ее саму всего пару минут назад.

- Спасибо, - кратко ответила она, - Каиным сейчас придется очень тяжело. Боюсь, что остальным семьям это только на руку, хотя нисколько не сомневаюсь, что они тоже скорбят. Но не это сейчас самое главное. Нельзя сейчас сидеть по разным углам, порознь, может надо устроить совет и сообща решить что делать дальше. Нельзя пустить все на самотек. А что Вы хотели спросить? Может я чем-нибудь смогу помочь.

Все равно ей делать сейчас особенно нечего, тем более было интересно узнать, какие вопросы интересуют логиста.

Симон был для Марии не просто любимым дядей, но и мудрым наставником и учителем, все что она сейчас знает и умеет именно его заслуга. Вероятно даже его братья не так сильно были поражены и чувствовали утрату.

- Я сегодня говорила с Викторией и Катериной. И... то, что они сказали, породило ещё больше вопросов. Одно бесспорно: грядёт что-то страшное, и мы действительно должны объединиться, чтобы этому противостоять.

Девушки зашагали по направлению к набережной и вскоре обогнули Стержень.

- Сабурова говорит про песчаное облако, поглотившее Симона. Виктория... кажется, у неё было видение, связанное с болезнью. Когда я складываю одно с другим, результат мне совсем не нравится, Мария.

"И результат, видимо, никому не нравится... а впрочем, подождём официальных объявлений правящих семей. К закату всё должно проясниться."

- Мария, а у вас в Горнах уже был тот доктор из столицы? - внезапно припомнила Юлия. - О нём многие говорят...

Она решила поддаться своему любопытству и задала интересующий ее вопрос, хотя уже знала примерно, каков будет ответ на него:

- Что именно они сказали тебе, Юлия? - ее голос был серьезен как никогда, и казалось, что в глазах появилось больше усталости, будто она постарела на десяток лет.

Несмотря на достаточно развернутый ответ, хотелось узнать все подробности, какие-либо мелкие детали и интонации, что бывает даже важнее, чем сами произнесенные слова. Мария, как будущая Хозяйка, прекрасно знала об этом.

- Болезнь... все указывает на то, что нас ждет Вторая Вспышка, - поделилась девушка своими страхами, делая это шепотом, будто веря, что мысль материальна и способна натворить еще больше бед, будучи произнесенной вслух.

- Ты о Данковском? Да, он был у нас в Горнах, - она почему-то оглянулась на Стержень, но тут же повернулась обратно, - Он очень...примечательная и любопытная личность, так мне показалось. Надеюсь, он не уедет сегодня же вечером, не бросит нас всех на произвол судьбы...

Почему-то она говорила это так, будто Даниил уже успел ей обещать, что найдет убийцу Симона и разберется с другими проблемами, как снег на голову свалившимися на город.

А между тем они не пошли через мост, а повернули от обители Сабуровых налево и пошли вдоль реки в сторону заводов.

- Катерина - о песчаном облаке. А Капелла... ничего конкретного, но она тоже что-то видела. Что-то пугающее.

Юлия собиралась было поделиться своими выводами, но тут заметила заворачивающего за склад с округлой крышей человека. Поскольку девушки шли довольно быстро, они почти что ступали с ним след в след.

Человек выглядел достаточно странно - длинный тёмный плащ, набитый даже с виду саквояж, и очень целеустремлённая походка. По отдельности эти факты, разумеется, ничего не значили, но все вместе... пожалуй, только житель Города и мог почувствовать разницу.

"Кто-то не местный."

Оставалось сложить два и два. Если (как Юлия догадывалась наверняка) тот, кого она видела в сквере, был Артемием Бурахом, а уж Кларой незнакомец точно не может быть, то остаётся только один вариант.

- А это не Данковский ли, собственно? - поинтересовалась Люричева. - Куда это он направляется, интересно, на ночь глядя? Уж не на Кладбище ли...

- Песчаное облако, значит, - почти шепотом произнесла Каина, не поднимая взгляда с мостовой.

От нее тоже не укрылась мелькнувшая невдалеке темная фигура, и хоть она видела этого человека только один раз, если не считать неясные расплывчатые предупреждения, которые являлись в основном во Снах. Судя по всему, Даниил спешил куда-то по очень важному делу, иначе зачем же так торопиться.

- Это он и есть, - кивнула Мария, по какой-то причине внезапно тепло улыбаясь, но спохватившись, что это не слишком уместно сейчас, вернула спокойное нейтральное выражение лица.

- Почему ты сказала именно про Кладбище? - девушку будто потянули неведомые силы в ту сторону, куда направлялся доктор, - Думаешь, ничего страшного не произойдет, если мы последуем за ним?

Ноги уже сами собой сделали шаг в нужном направлении. Мария вопросительно посмотрела на Юлию, будто ожидая у нее разрешение на преследование.

Предчувствие никогда не обманывало девушку, и поэтому она нисколько не сомневалась, что Судьба просто-таки требует, чтобы они пошли именно туда.

- Потому что вряд ли он направляется на Заводы или в юрты Собирателей. - развела Юлия руками. - Разве что ещё к той девушке, степнячке, что живёт на самом краю Сырых Застроек. Но, сдаётся мне, что всё-таки на Кладбище. А раз так - можно последовать за ним и попытаться выяснить, что он уже успел узнать за это время.

Перебрав за несколько секунд события дня, Люричева тонко улыбнулась. Она, оказывается, успела поговорить со всеми тремя Хозяйками, увидеть Артемия Бураха, предупредить о возможной опасности Стаха... то есть, доктора Рубина, одёрнула она себя в который раз. И вот сейчас есть поразительная возможность узнать последние новости из первых рук. Упускать такой шанс? Да ни за что в жизни!

"В крайнем случае, это вполне сойдёт за ответ на вопрос, почему мы преследуем его в потёмках. Если заметит, конечно."

А тем временем они с Марией уже шагали по дороге через Сырые Застройки, приближаясь к арке между двумя домами. Данковский шёл впереди, в пределах видимости и со вполне приличной скоростью - в том смысле приличной, что обеим девушками можно было не бежать сломя голову и путаясь в юбках.

Но краешком мысли Юлия всё же пожалела, что револьвера у неё нет. Хотя бы на всякий случай.

- Это точно. Там ему делать нечего, во всяком случае пока что... - услышав слова о степнячке, Мария принялась вспоминать имя этой девушки, - Оспина, кажется? Они не знакомы еще. - она была в этом абсолютно уверена. Бакалавр не перезнакомился еще со всеми своими собственными Приближенными, что уж говорить о чужих.

- Да, думаю он не обидится. - и все же она чувствовала, как это гадко шпионить за почти незнакомым человеком. Так только бандиты делают, подмечая на улицах прилично выглядящего человека, а потом провожая его до ближайшего темного переулка.

Как бы то ни было, они все же проследовали вслед за доктором, стараясь не отставать от него, но и не слишком торопиться. Вдруг он их заметит, или услышит шаги? Объясняться с ним сейчас совершенно не хотелось. А вот когда они дойдут до пункта назначения, вот тогда...

"И что ему понадобилось на Кладбище, интересно..." - хмурилась Каина, и тут ее посетила безумная мысль, - "Разве что есть уже заболевшие! Или даже умершие... неужели началось...не может быть."

Глава 24, в которой Виктория гадает, Ласка рассказывает Капелле о Кларе, а Хиннарэ Чешвел и Капелла находят на Кладбище умирающего. Виктория узнает о закрытии Термитника.

...Дверь скрипнула, пропуская Капеллу внутрь, в тишину и прохладу. Пахло книгами, твирью и молоком, запахи вечные, которые ничем не вытравить и не забить. Запахи дома. Сразу стало спокойнее. Лихорадочное волнение, гнавшее её всё утро с переменным успехом сошло на нет, остыло и растворилось в привычном полумраке.

Капелла расшнуровала ботинки и оставила их у двери. Распутала шарф и повесила его на спинку стула. Туда же отправился и пиджачок, а за ним - и полосатые чулки. Дома Капелла всегда ходила босиком. Набирая воду из фонтанчика в бутылку - мокрыми быстро оказались и руки, и рукава - Капелла позволила себе просто расслабиться. Она всегда считала это полезным - десяток минут ленивого думания ни о чем - и в голове проясняется, и что-то сходится, и иногда приходит понимание... Когда бутылка наполнилась - Капелла утвердила её на полу, у двери. Умылась сама, вымыла руки. Не вытирая их устроилась у стола. Тасовать факты просто так было тяжело - ей всегда проще было воспринимать картинки - и потому Капелла вытащила из ящика стола карты. Обычные, игральные карты. Такими хорошо перекидываться в "дурака" или "пьяницу". Другое дело, что картежников в Городе почти не было. У детей было много других, куда более интересных игр, а взрослые предпочитали шахматы или разговоры. Карты давным-давно привез Капелле отец - то ли не нашел, чем бы ещё порадовать дочь, то ли хотел просветить её, показав, что есть и такой способ времяпрепровождения. С тех пор карты так и лежали в ящике, и доставались очень редко - только когда другого занятия просто не находилось. Ну, или когда нужно было перетасовать факты, а рисовать самой было откровенно лень.

Перетасовав колоду, Капеллу наугад вытащила карту - бубновый туз. Покрутила её в пальцах, уложила на стол. "Эта у нас будет обозначать Симона". Следующей был туз червовый - "Эта - Исидора". Затем последовали три короля - бубни, черви и крести. "Старший Каин, папенька и Сабуров соответственно". Затем - три валета, в масть семей - "Бакалавр, Гаруспик и Клара. Клара, конечно, по всем признакам дама, но тогда нечем будет обозначить Катерину". Последними из колоды на стол перекочевали три дамы, обозначающие Хозяек.

Капелла осмотрела карты на столе - четыре группки, хаотично разбросанные по поверхности. Подумала и добавила пиковый туз - "То, что убило Исидора и Симона. Болезнь или человек, пока не важно". Оставшиеся карты она отодвинула на край, к книгам. Взяла в руки бубнового валета. Улыбнулась, представляя, как выглядит со стороны - несколько растрепанная, одна нога подтянута на стул, вторая свободно свешивается с него, карты на столе, как перед ведьмой или гадалкой. Сказала, предельно серьезно:

-Карта, а, карта? Что я о тебе знаю? - задумалась, вытряхивая из памяти всё, что слышала о столичном докторе. Ламинат в пальцах был прохладен и пах слабым, но специфическим запахом столичных типографий - Знаю, что зовут тебя Даниил Данковский, что присвоена тебе степень Бакалавра, что ты приехал из Столицы за чем-то, что можно получить только у Каиных. Что учился в университете, что знаешь братьев Стаматиных оттуда, что учился на врача, что расквартировался у Евы, что носишь плащ с чешуйками и кожаный саквояж. Знаю, что взгляд у тебя пристальный, пахнет от тебя лекарствами и железом, и что ты - сила Каиных.

Покружила карту в пальцах, вспоминая ещё что-нибудь. Не вспомнила. Отложила валета в сторону, потянулась за следующим, червовым. Игра была старой и простой. Помогала уложить факты в голове ровными рядами, упорядочить их. К тому же запоминать в привязке к картинкам было легче. "Теперь посмотрю на нужную карту - и быстро вспомню всё, что знаю о ней"

-Карта, а, карта? - обратилась она к червовому валету, призванному изображать Гаруспика - Что я о тебе знаю?..

Конечно, валет молчал. Сжимал в пальцах красную розу, улыбался и молчал. На Бураха он не был похож ни в малейшей степени, но Капеллу это не смущало. Она аккуратно уложила валета перед собой, потянулась к расческе.

-Знаю, что зовут тебя Артемий Бурах, что ты сын Исидора Бураха, что приехал в Город, получив письмо от отца, что учился на хирурга. - расческа легко двигалась, укладывая волосы более-менее аккуратно - Что ты из рода менху, что умеешь вскрывать живых по линиям, что умеешь убивать...

Больше всего Капелла напоминала гадалку, считывающую чужие судьбы по картам.

За окном ветер гонял желтые листья.

К концу игры факты в голове улеглись ровно и удобно, и стало легче справится с ворохом мыслей и вопросов. По крайней мере, лихорадочное возбуждение сменилось спокойным интересом. Капелла сложила карты единой колодой, убрала их в карман. По первому времени она собиралась использовать их, как подсказку - как человеку, ориентированному на информацию визуальную, ей было легче запомнить факты в привязке к картинке. Даже запись не дала бы такого эффекта, да и времени бы отняла больше.

Итак, она была сыта, причесана, более-менее восстановила картину мира, и была готова идти дальше. Шуршание подсовываемого под дверь письма застало её в момент задумчивости - она как раз пыталась сообразить, куда направиться дальше - к Ноткину ли, чьи ребята вполне могли что-то знать. К Ласке ли, на Кладбище которой пробудилась странная девочка-Клара, о которой фактов было меньше всех. К Мишке ли, послушать заговоры-загадки, спросить о том, что слышно по земле...

"Кто это может быть? Кому я нужна?"

Встала со стула, шагнула к двери. Письмо было коротким, и чтение заняло всего пару минут.

Снова здравствуй, Сестра.

Я торопился, да и тебя беспокоить не хотел. К тому же, не был уверен, что ты дома.

Я схожу до своего дома - нужно забрать кой-какие вещи, пока Черви, или ещё кто, не растащили. Запру и в общем-то вернусь. Но письмо написать было должно, ибо может вернуться Отец, а он может что-нибудь захотеть выяснить. Так вот - передай, если тебя не затруднит, и если ты на тот момент будешь прибывать в «Сгустке», что бы в отношении Термитника применял самые кардинальные меры, если там действительно что-то гиблое. Если же кто иной будет меня спрашивать да разыскивать, то пусть подождёт там, где ему вздумается. Даже если это будет Червь или Мясник.

С наилучшими пожеланиями

Младший Влад

"А зайти степные духи не позволили, - вздохнула про себя. Никакие отношения с братом слегка напрягали. Ладно бы неприязнь или ненависть - это было бы понятно и исправляемо. Но обоюдный не-интерес?.. - Да ещё и с ошибками..."

Отца она встретить и не надеялась. Кого-то, кто может искать его или младшего - тем более. И потому сунула письмо в карман, к картам. В очередной раз удивилась привычке брата писать "Отец" и "Сестра" с большой буквы. Был ли в этом какой-то смысл, кроме банального уважения? Она не знала, и всё не могла собраться и спросить.

"Итак. Ноткин, Спичка, Ласка, Мишка... Пожалуй, Ласка. Она точно знает, тогда как остальные только могут знать. К тому же еды занесу..."

Носить дочке смотрителя еду давно было у неё привычкой. Ходить, напоминать о Городе, следить, поела ли, не забыла ли себя за шепотом мертвых... Привычно ловкими движениями завернула в бумагу кусок мяса, немного хлеба. Взяла бутылку молока. Она привыкла, что отец хоть и не одобряет её альтруизма, никогда не станет ограничивать её потребности. Будет покупать еду, никуда не денется...

"Да и на пользу это - с его-то состоянием делиться с неимущими. Даже почти против воли"

Вернула себе уличный вид она за пять минут. Запахнула пиджачок, завязала шнурки, повязала шарф... Взяла приготовленный сверток и выскользнула за дверь. Клара в колоде была самой неизвестной и таинственной картой. Интересно было узнать, откуда ей взяться на Кладбище, кто она или что, чем показалась чуткой, далекой от жизни, Ласке.

Тихонько затверживая повторяя про себя наговор от беды, Капелла заспешила к мостику через Жилку.

Кладбище

Здесь всегда было тихо. Тихо, но не пусто. Ощущение присутствия, ощущение обитаемости места появлялось за несколько шагов от ворот, и не отпускало, пока не выйдешь за ограду. Кладбище было обитаемо - их мир, их место. Тех, что шепчутся по ночам, так, что не услышать живым. Именно из-за них Хозяйки упокоились не здесь, не в мягкой степной земле, а над Горхоном, у "Горнов". Чтобы не тревожили и после смерти души простых людей, не тянулись, как к солнцу. Сила Хозяйки не может уйти в землю просто так, она всегда притягательна, удивительна. И так беспокойные мертвые Города могли стать ещё беспокойнее.

Кладбище было почти что Степью. Пахло твирью и железом, теплой землей и травами. Здесь царило обманчивое спокойствие, и иногда Капелле казалось, что она слышит - на самой грани, тихо-тихо неразборчивый шепот. Тот, что для Ласки был громче и яснее живых голосов.

..Через Город она прошла быстро. Так быстро, как могла. Беспокойство горожан, общая нервозность были разлиты в воздухе, и Капелла спешила, старалась поскорее пройти мимо людей. Мимо их страха, тревоги и злости. Ей было физически неприятно чувствовать такие эмоции рядом, и, выйдя наконец на пути, приблизившись к Кладбищу, она вздохнула глубоко и свободно. Здесь ей ничто не давило на плечи. Только свои мысли, только своя горечь. Но не чужие психозы, сколь угодно своевременные и справедливые.

Створка ворот на Кладбище вечно только приоткрыта, и Капелла скользнула внутрь, постаравшись не обтереться плечом. Склонила голову, приветствуя жителей, улыбнулась. В её Городе мертвых поили молоком и оставляли на могилах свечи, их слушали и навещали, их не считали возможным забыть, и она с детства привыкла к такому отношению. К тому что смерть - часть пути, и после неё ничего не кончается, остается и долг, и боль...

Покончив с приветствиями, направилась к сторожке. Здесь всегда горел над дверью фонарь, и сама дверь была такая высокая, что даже Бурах с трудом достал бы до притолоки. Секунду простояла без движения - готовясь к очередным плохим новостям и чужим эмоциям. Постучала - коротко и с осознанием собственного права. Сказала, уверенная, что её точно слышно:

-Ласка, ты здесь? Можно, я войду?

Она редко заходила в чье-то место без прямого разрешения. Особенно, если хозяин был ребенком.

Расставшись со всеми визитёрами из числа живых, Ласка почувствовала усталость.

Шаг, другой... она подходит к статуэткам Нины и Виктории, единственным украшениям сторожки. Пальцы медленно скользят по волосам и платью Белой Хозяйки.

"Милые мёртвые тревожатся... Хозяйка Катерина неспокойна. Эта странная девочка..."

Происшествия сегодняшнего утра выбили Ласку из привычного спокойствия. Она чувствует, что сегодня ночью Город посетила смерть, чувствует и то, что это только начало.

"Папа, мама... расскажите мне... что нас ждёт?"

Если бы родители могли разговаривать оттуда! Но нет, Ласка ощущает только их скорбь или редкие мгновения спокойствия.

Узловатые пальцы перепархивают на фигурку Нины. Отец говорил, что Хозяйки не умерли до конца. Может, поэтому они не здесь, не вверены заботам Ласки?

"Холодно."

Согнувшись, кашляет, прикрыв рот ладонями. Надо всё-таки натянуть башмаки. Так хуже чувствуется сила Земли под ногами, но зато теплее. Ведь болеть Ласке никак нельзя, иначе все дела остановятся. Это только тем, кто никогда не жил на Кладбище, кажется, что работа смотрительницы так уж легка...

Снаружи шуршит трава под лёгкими шагами. Слух у Ласки хороший, и она замирает, вытянувшись в струнку и не убирая руки со статуэтки покойной Каиной.

"Ах, кажется, не из взрослых. Неужели эта девочка Клара вернулась?"

Снаружи раздаётся голос. Ласка слушает. И тихо отвечает:

- Можно. Входи.

"Дома. Ну, вот и хорошо"

Дверь открылась с едва слышным скрипом, и Капелла плотно притворила её за собой. Улыбнулась статуэткам Хозяек - Нина всегда смотрит в небо, даже здесь, где его заменяет потолок; мать смотрит вниз, на людей. Их вечное и единственное различие. Только потом перевела взгляд на Ласку, подарила улыбку и ей.

"Опять босиком, и наверняка кашляет по ночам..."

-Здравствуй, - сказала просто. С прошлого визита смотрительница не изменилась - ни капли не выросла, и волосы такие же неухоженные, и глаза сухие и кажущиеся незрячими. Руки наверняка горячи. Впрочем, если учесть, что прошлый визит был совсем недавно - ничего удивительного в отсутствии изменений не было.

Начинать вопросы только войдя не хотелось, и Капелла передала Ласке сверток с едой. Вздохнула - кожа у той была излишне бледная, нездоровая - "Опять, наверное, забыла, что в мире существует пища..." - удивилась, вдруг поняв, как похожа Ласка на младшего архитектора. Как похоже застывшее в её взгляде выражение на твириновое безумие его взгляда. Что-то было в этом сравнении, что-то очень важное, и Капелла пообещала себе не забыть его.

-Ты в порядке? - спросила с искренним беспокойством. В конце концов надвигалась зима, а стены сторожки никогда не могли согреть. Да и общее ощущение надвигающейся беды способствовало такому вопросу, делало его как никогда актуальным. - Что слышно сейчас в голосах ушедших?

"Да, я пришла спрашивать, как умеющую слышать. Моя сила для живых, только их слышит. Что имеет жизнь - то моё. А вот то, что жизни не имеет, порой гораздо более чуткое - твое. Что-то ведь они чуют?"

Вспомнилось, как в первый раз ей было непривычно спрашивать и слушать ответы. В первое их знакомство она ещё не привыкла общаться с кем-то, имеющим слух и чутье, и потому была удивлена и растерянна. Только через месяц привыкла, научилась не удивляться, слыша истину в чужих словах. Только через полгода осознала, что её мир именно здесь, среди них, среди тех, кто тоже умеет чувствовать неведомое и сплетать чудеса из обрывков слов и легенд. Только через год по-настоящему привыкла к этому осознанию...

"Только бы беда обошла их. Только бы..."

Капелла. Быстрый взгляд, с лица вошедшей на фигуру её матери, и гостья делает то же самое.

- Здравствуй.

Свёрток с едой показался горячим и тяжёлым - интересно, что там? В последнее время Ласка забывает поесть. Просто не хочет, просто некогда, просто собиралась, да замоталась и забыла... И последняя бутылка твирина давно опустела, так что мысли кажутся ясными и прозрачными.

- Спасибо. Капелла...

Остановилась, перевела дыхание. Судорожно сжала руки на груди, прижимая принесённую снедь к сердцу.

- Я скажу... мои милые мёртвые... неспокойны.

Стены сторожки не могли укрыть от эха голосов из-под земли. Казалось, прямо под ногами стонут десятки, сотни перешедших за грань. Ласка переступает с ноги на ногу и оглядывается с безнадёжным, затравленным видом.

- Беспокоятся, что места не останется... боятся того, что будет.

"Клара. Точно. Клара - важно, надо сказать."

- Клара. - пробормотала она тихо, словно про себя. - Милые мёртвые не знают её... а ты знаешь?

Снаружи послышались голоса могильщиков. Наверное, пришли закапывать странную яму почти в середине Кладбища.

- Зря, завтра пригодится! - вырвалось почти против воли.

Ласка отворачивается и кладёт еду рядом со статуэтками. Она чувствует растерянность.

- А я в порядке. Не беспокойся за меня, Капелла.

"Но она же всё равно беспокоится."

"Места не останется?.. - стало труднее дышать. Словно то, темное, безымянное, надвинулось, закрыло солнце. Словно того, что она слышала раньше, было мало, и только теперь ударило по сердцу, по ушам, по глазам осознание, что и правда будет плохо. Очень плохо. Кладбище велико, его готовили на долгие годы для множества людей, и если мертвецы боятся, что им не хватит места - значит, смертей будет не просто много, но очень много. Столько, что Город умоется кровью.

И беспомощный, затравленный взгляд Ласки дополнил это впечатление, забил последний гвоздь в крышку гроба надежды. Если она, с несвязной речью, с вечным отсутствием интереса ко всему, кроме мертвых - если и она боится, значит, стороной не пройдет.

"Неизвестность выматывает хуже, чем знание. Вечером сходить к матери, спросить и её тоже..."

-Я слышала про Клару, - "Если её не знают наши мертвые - откуда же она тогда пришла?.." - Не сказать, чтобы слухи эти были приятны. Говорят, она пришла отсюда. Ты видела её, Ласка?

"Неужели ты боишься её? Неужели я слышала страх? Или мне почудилось? Или я опять слышу то, чего нет?"

Странно, но имя Клары в устах Капеллы прозвучало глухо и невыразительно. Так, словно его обладательница была страшна, и не стоило тревожить её лишний раз. Назвать имя - значит накликать. И чем громче - тем больше вероятность, что называемое откликнется.

"Но мне-то с чего так реагировать? Я же даже не видела её, только слышала обрывок сплетни..."

Улыбнулась, услышав просьбу не беспокоиться. В исполнении Ласки это выглядело настолько трогательно и символично, что удержать улыбку не получилось.

"Глупенькая, ну, как я могу не беспокоиться о вас? Какие бы вы не были сильные, умные и чуткие. Вы мне родные, приверженцы и сторонники, мы все в одной лодке. Как я могу не волноваться, что ты слишком много работаешь и слишком мало ешь?"

-Не могу, - честно ответила она. пожав плечами. Извиняясь, опустила ресницы - Не обижайся на меня за это, ладно?

- Не буду. - Заверяет Ласка, опустив взгляд.

"Обижаться на Капеллу? За что же?" Это даже звучит очень странно.

Медленными движениями разворачивает свёрток и смотрит на принесённую еду - долго, словно не может сосредоточиться.

- Клара проснулась в могиле. Здесь. Потом пришла Хозяйка Катерина... - снова не хватило дыхания, и девочка остановилась. Рука потянулась погладить статуэтку Виктории, и Ласка не стала противиться. Переждала, пока в груди перестанет сжиматься.

- Клара ушла в "Стержень". Хозяйка Катерина послала её...

"От Клары пахнет грязью и кровью. И страхом."

Вскинула голову, точно так же, как и всегда, прислушиваясь. Нет... показалось. Или нет? Всё-таки, Капелле можно сказать даже подозрение, она почувствует, будь это правдой.

- Опасная. Клара. - Ласка моргает и смотрит Капелле в глаза. - Говорит странно. Девочка, но смотрит как будто Хозяйка. Она не наша. Она чужая здесь. Надо спросить живых, как они думают.

"Может, только для моих дорогих мёртвых она опасна. Тогда я не пущу её за ворота, никогда больше не пущу..."

"Проснулась в могиле?.. А где была до того? Пришла из Степи, или была рождена землей? Странно и страшно."

Кивнула, услышав продолжение про Катерину. Слухи подтверждались. Третья сила встретила Сабурову, и та приняла её, назвала дочерью. Уравнялся расклад, только смерти ещё не были равны. Но, может быть, полная синхронность недостижима?..

Удивленно вскинула взгляд - "Как Хозяйка?.. Откуда же столько беды на наши головы? Нет, было, что Хозяйки приходили со стороны, и мама и Нина осознали себя, когда были почти взрослыми и приехали сюда с мужьями, но вот так..."

Захотелось найти эту Клару, глянуть ей в глаза. Увидеть всполох родственной силы - или не увидеть его. Нет, было бы логично, если бы нашлась третья сторона в их с Марией отношения, и логично было бы, будь она от Сабуровых. Но одно дело - родная кровь Катерины, с молоком впитавшая Дар, и совсем другое - пришлая, о которой говорят с недоверием и шепотом.

Прислушалась к миру, надеясь учуять земляную, тяжелую силу, только осознающую себя. Марию она всегда чуяла силой звездной, просто ощущала присутствие. Может быть, что-то изменилось? Может быть, кроме Каиной получится нашарить ешё одну? Тогда не нужно было бы глядеть в лицо, выносить непосредственный разговор. Капелла уже знала, что говорить с Кларой ей вряд ли понравится - ибо странным и нехорошим веяло от людей, ею посещенных. Даже Юлия, знающая только слухи, волновалась.

"Но, может быть, я ещё ошибаюсь? Может быть, всё не так страшно?"

Вздохнула, поняв, что ничего не учует. Сказала тихо:

-Живые уже не любят её. Ещё не поняли, за что, но уже не любят. Она говорила, откуда пришла?.. Вообще что-нибудь говорила о себе?

"Вопросы, вопросы, вопросы. Говорят, они могут свести с ума. А мне ещё спрашивать и спрашивать..."

- Она не помнит, откуда она и кто. Твёрдо назвала только имя.

"Может, это меня и пугает? Даже мёртвые помнят, кто они. А она... кто она такая?"

Ласка обхватывает руками плечи, вздрагивая - не то от холода, не то от страха, она сама не понимает. И произносит тихо-тихо, словно не веря в произносимые слова:

- Театру она тоже не нравится?

Театр - это и само здание, пышущее яркой, почти нездешней силой. И его хозяин, он же режиссёр. Ещё одна сила из того тугого сплетения, что делают Город таким, как он есть. Пусть неизмеримо далёкая от той, к коей причастна Ласка, но для живых - очень важная.

"Сегодня слишком многие силы пошатнулись. Теперь будет страшно..."

Могильщики закончили забрасывать землёй яму и ушли: Ласка уже не чувствует живых за стенами сторожки. И печально смотрит на Капеллу:

- Скажи, что говорят люди? Они видели... Клару?

Отщипнула кусочек тёплого хлеба. Кажется, он теплее, чем кровь, что струится в теле Ласки...

Прожевала, проглотила. И как угораздило голодать всё это время? Другое дело, если бы не было еды...

"Молоко - моим дорогим." - привычно отставила она бутылочку. "Хлеб и овощи - для Ласки."

На губах девочки заиграла лёгкая улыбка. Казалось бы, ничем особенным не вызванная, но светлая и почти радостная.

"Беспамятная, проснувшаяся в могиле... Что это напоминает мне? Почему так страшно?.."

Капелла помассировала пальцами виски, склонила голову.

"Значит, спрашивать, откуда она пришла, бесполезно. Как говорят - иди в Степь, спроси у ветра. Просто есть Клара, которая взялась из ниоткуда. Просто она напугала мне Ласку. Просто её встретила Катерина. Всё просто... И совершенно не понятно"

-Не знаю, - ответила она разом на все вопросы, передернувшись про себя - терпеть не могла чего-то не знать, не оправдывать чьи-то ожидания - Я слышала о ней только факты - имя, что пришла она отсюда и что её встретила Катерина. Ещё говорят, что она не одна, что у неё есть сестра. Это всё.

"А действительно, интересно - что чувствует сердце Города? Что за Пантомиму поставит сегодня маэстро? Неужели пророческую, как годы назад?.. Интересно было бы спросить. Но вряд ли он мне что-то ответит. Всё же не друг и даже не союзник. А что чутье есть... Ну, так и оно не гарантия. Не делимся же мы подозрениями с Марией. "

Информации было мало, и Капелла задумалась, к кому ей идти дальше, о чем спрашивать. Здесь она, кажется, узнала всё, что могла. И еду занесла. И вопрос задала. Теперь - хоть к Катерине. Она-то точно знает лучше всех...

- Будь осторожна. - срывается с губ, и Ласка тут же кривится в горькой усмешке. Кому говоришь, одумайся? Виктории-младшей, хранительнице детей, которая сама за всех беспокоится и всем помогает.

Но всё, всё, происходящее с утра, было слишком неправильным и тревожным. Значит, и Капелле может грозить опасность.

- Возьми. - тонкое запястье изгибается, шаря в кармане платья, и на ладонь Капелле опускается прозрачный серый камушек, хранящий тепло Ласкиного тела.

- Предстоит много работы. Очень. А рук не хватает.

Голос Ласки теперь звучит сухо и деловито. Виктория сейчас уйдёт, а значит, нужно начинать дневной обход подопечных. Где траву убрать, где поправить покосившиеся свечи, где выправить проросший у камня цветок...

Вдруг снаружи снова захрустела трава. Ласка насторожилась. Слишком лёгкие шаги, и... незнакомые.

- Кто-то пришёл. - уронила она, склонив голову на бок. - Сегодня все приходят сюда, словно чувствуют что-то. Может, и близнецы придут проведать Фархада, как ты думаешь?

"Не собиралась, а сказала. До проведок ли им сейчас? Если я чувствую, то они, ближе к высоте, ближе к Башне на правом берегу, тоже должны..."

А может, и не чувствуют. Они ведь не городские, приехали только недавно. Уже при Ласке. Но почему-то ей казалось, что тяжкое волнение в воздухе ощущает каждый. Ведь оно стало уже таким плотным, что потрогать почти можно. И пахнет гнилой кровью...

Ласка потрясла головой. Нельзя отвлекаться.

Пальцы смотрительницы снова гладят статуэтки Нины и Виктории, замерших в вечном союзническом противостоянии.

-Спасибо, Ласка, - кивнула, принимая на ладонь маленький серый камушек. "Теплый..." Повертела в пальцах. Уложила в карман. Пообещала - Буду осторожна.

"Знать бы только, как. Чтобы не болеть - тепло одеваются. Чтобы не споткнуться - смотрят под ноги. А что делать, чтобы уберечься от безымянной беды? Дома сидеть? Но как тогда узнать беду по имени?.."

Куда идти дальше было совершенно не понятно. К Катерине - не вариант, хоть она и знает о Кларе больше всех. Катерина взрослая, она не станет делиться хоть какими-то своими соображениями даже с дочерью Виктории. Катерина вообще полубезумная, слабая, и Капелла всегда избегала её, не хотела видеть, чем может стать Дар Хозяйки, если затуманить его морфием. Страшно это было - так жутко смотреть в лицо возможному своему будущему...

"Можно к Двудушникам и к Мишке. В любом случае, вниз, по рельсам, мимо заводов - а там - куда поведет"

Протянула руки и на мгновение сжала ладонь Ласки - кожа горячая, сухая, плоть словно обтянута тонкой папиросной бумагой - глянула прямо в глаза:

-Пожалуйста, будь и сама осторожна. И не забудь поесть.

Улыбнулась, с грустью глядя в лицо дочери смотрителя. На секунду стало страшно, что смерть может постучаться и к ней, но Капелла отогнала эту мысль. Вспомнила о Бурахе. Больше она ничего сделать не могла. Только просить, носить еду и пытаться хоть как-то оградить от боли. А ещё - изо всех сил не верить в смерть. В такие моменты она казалась сама себе жутко старой.

-А я пойду. - выпустила чужую ладонь, по привычке взмахнула рукой. Шепнула - Спасибо.

Информации и в самом деле стало больше. Ненамного, но всё же. Любая крупица знания - бесценна.

Дверь скрипнула, выпуская её в Степь.

Ласка устало села на топчан. Ходят, ходят... только беспокоят мёртвых. Но Капелла принесла некоторое успокоение: она знает о Кларе, а значит - придумает, что можно сделать для защиты от неё.

"Пора обходить моих дорогих."

В просторную сумку ложилась снедь, питьё в бутылках, венки из сухой травы и разные безделушки. Всё, как обычно. И в боковой карман - жгут для остановки кровотечения. Периодически он оказывался нужен кому-то из живых.

Ах, да, сначала нужно самой поесть. Иначе так она не дойдёт и до третьего ряда могил. Машинально взяв со стола краюшку хлеба, Ласка принялась жевать. Как бы не заснуть теперь хоть.

От сытного обеда всегда клонит в сон, девочка это знала. Особенно когда перед этим очень мало поешь.

"Милые мёртвые,

Кто же там ходит?

Милые мёртвые,

Кто вас тревожит?..."

Мурлыкая нехитрый стишок на манер песенки, Ласка перебирает вещицы в сумке. Кажется, ничего не забыла. Кажется, цветы для Фархада лежат на самом верху, ещё свежие и душистые, только вчера собранные. Как он и любит.

Девочка поджала ноги и натянула на себя ветхое одеяло.

"Вот уйдут все, и я выйду..."

Преимущество ночлежки Эспэ-Инун состояло в том, что подвал её выходил прямо в степь. А преимущество степи - в том, что даже самые недружелюбные горожане туда ходят нечасто. Вернее, совсем даже редко.

Поэтому уже после десяти часов утра двое беглых мясников выскользнули за дверь и растворились в терпком запахе твири. Осталось четверо.

Пятеро, если считать самого Хиннарэ.

Сначала он планировал дождаться темноты и окольными путями вернуться домой. Но по новостям, которые принесла вместе с обедом Оспина, стало понятно: ночью патрулей станет только больше. В городе творилось что-то очень нехорошее, Термитник оставался запертым, а пойманных беглецов оттуда убивали на месте.

"Надо уходить. Иначе придётся застрять здесь очень и очень надолго. Мать Червей еды не напасётся на всю честную компанию..."

Поэтому через некоторое время Хиннарэ выбрался из тёмного уголка подвала, где так удобно было слушать разговоры мясников, и накинул куртку.

"Можно переждать на кладбище. Там вряд ли будут люди Ольгимских, нечего им там делать."

Поправив сумку на плече и не оглядываясь на остающихся, Хиннарэ приоткрыл дверь и огляделся. Никого.

"Ну и отлично."

Ворота Кладбища чернели за плывущим туманом, почему-то особенно густым сегодня. Приоткрытые, конечно же: два десятка шагов в быстром темпе - и ты уже там.

...Оказавшись за оградой, Хиннарэ прошёлся между могил, чувствуя словно бы направленные из-под земли сотни перекрещивающихся взглядов. Кладбище жило своей мёртвой жизнью, и его обитателям было не до забот живых. Или всё-таки наоборот? Слишком уж шумно казалось здесь сегодня.

"А может, я просто забыл, как тут в последний раз было."

Хиннарэ вернулся к воротам и прислушался. В сторожке смотрительницы раздавались голоса. "Гости у Ласки? Отлично. Можно будет узнать, что вообще происходит."

Он прислонился к стене, с отрешённым интересом скользя взглядом по могилам. Не так близко к сторожке, чтобы подслушивать, но и не так далеко, чтобы остаться незамеченным.

"Что же всё-таки всполошило мёртвых?..."

Снаружи было немного прохладнее, чем в сторожке, и Капелла оправила шарф, по привычке запахнула пиджачок, стремясь сохранить тепло. Ей было... никак. Появилось откуда-то неприятное ощущение, что она с самого утра просто ищет себе занятие, стараясь отвлечься от происходящего, и что всё, кроме встречи с Бурахом - бесполезно и ненужно. Что спокойно можно было бы проснуться к обеду, выйти в парк, познакомиться, и вернуться обратно, досыпать. Что ничего бы глобально от этого не изменилось.

Ощущение было противным, и Капелла тряхнула головой, глубоко вдохнула, прогоняя его. "Изменилось бы. Я ничего бы не знала, а отсутствие знания - главная беда, которая может случиться." Пахло твирью и почему-то молоком - наверное, Ласка поила сегодня умерших. В глубине кладбища зияла открытая могила, и Капелла задержала взгляд на ней - "Не оттуда ли вышла Клара?" Появилось желание подойти, заглянуть в черную глубину земли, поискать следы, ощупать их, постараться найти хоть какое-нибудь свидетельство, что её страхи беспочвенны. Что в могиле лежал человек - не Шабнак, не рожденный землей дух - а обычная девчонка, неизвестно откуда пришедшая в Город...

И только сделав первый шаг по направлению к яме, Капелла поняла, что она не одна. Она всегда была рассеянна и близорука, задумавшись могла пройти мимо знакомого на расстоянии вытянутой руки и не узнать его, и сейчас не удивилась, поняв, что опять кого-то не увидела.

Юноша, застывший у одной из могил, был ей незнаком. Возраст она определить затруднялась - незнакомцу могло быть от семнадцати и до двадцати пяти. Свободно могло оказаться даже тридцать. Худое, острое лицо, невысокий, в привычной одежде мясников...

"Степняк. Часть Уклада. Интересно, что ему могло понадобиться здесь?"

Разумеется, она не насторожилась и не испугалась. При свете дня она почти не верила в злых людей.

Девочка, и даже очень знакомая девочка. Виденная невесть сколько раз и в Земле, и в Степи у Станции. Всегда задумчивая, с вечно занятыми руками и отрешённым взглядом. Дочка Тяжёлого Влада.

"Хотели последние новости? Можно получить их из первых уст, так сказать."

Виктория, так её звали, кажется, не выглядела напуганной или встревоженной - по крайней мере, внешне. Но задумчивости в её взгляде прибавилось, эти точно. Как будто девочка узнала что-то, и никак не может определить, хорошее это, или дурное известие.

"А учитывая, что хорошие вести часто потом оборачиваются дурными..."

Юная Ольгимская направилась прямо к разрытой могиле. По правде говоря, разрытой её можно было назвать весьма условно: кто-то уже до половины закидал яму рыхлой землёй. Но ни с чем не сравнимый сырой запах, переплетённый с запахом твири, не способствовал заглядыванию вниз. На ум сразу приходили старые сказки о Дочери Ночи, разнообразных марах, Шабнак-Адыр и прочих местных прелестях.

Но Виктория, похоже, не боялась. Или не подавала виду. Хотя, наверное, и вправду... испуганные люди, и тем более испуганные дети, так не ходят.

Вот она подняла глаза и слегка прищурилась. Заметила?

Хиннарэ сделал шаг навстречу.

- Здравствуй. - Это было единственное, что пришло в голову поначалу. Но потом появились и другие слова: - Ты не знаешь, почему твой отец приказал закрыть Термитник?

Капелла едва на землю не села от такого начала. Эффект ведра холодной воды за шиворот был просто великолепный, и ощущаемый всеми фибрами души.

-Что отец сделал? - тихо спросила она, удержав удивленную гримасу. Далось ей это нелегко, но некоторый успех был достигнут - брови не поднялись, губы не дрогнули, только немного расширились глаза.

Это было не просто неожиданно - это было великолепно шокирующе. Во-первых, абсолютно незнакомый ей человек явно узнал её, разве только по имени не обратился. Но это боги с ним, в конце концов в Городе её не знали только приезжие и ленивые, при том что сама она среди взрослых лично не знала почти никого. Но во-вторых, вот так буднично ей сообщили о том, что Термитник закрыт. Закрыт. Термитник. Такое на капеллиной памяти случалось всего три раза, когда темное безумие охватывало мясников, и Уклад волновался, балансируя в опасной близости к бунту. Тогда - да. Отец приказывал закрыть все щели, не выпускать никого, только не позволить распространиться ереси. Дать Укладу перекипеть в собственной ярости, частично пожрать самое себя. Да. Это было логично. Но каждый раз перед бунтом земля полнилась ропотом, каждый раз у Капеллы за несколько дней начинала болеть голова, терзала горло терпкая горечь. Она все три раза чувствовала ярость мясников и одонхе, чувствовала ту тьму, что накрывала их, и всегда стремилась спрятаться или отвлечься. Сейчас такого не было и в помине. Сейчас - только грозящая всему Городу беда, но никак не ропот.

"Что, кроме бунта, могло заставить отца пойти на это? Что, кроме волнения, могло так напугать его?.."

Видение подкралось исподволь, ударило по вискам.

"Полумрак, дымный чад факелов, мечутся неверные тени, кто-то лежит на полу, сжавшись в трепещущий комок, над ним кружится целый хоровод теней, низкие плачущие голоса стонут-поют какую-то бессвязную песню без слов. Пахнет гнилью, пахнет кровью, и всё - зеленоватое, словно под слоем мутной воды..."

Задохнулась, выныривая - "Нет-нет-нет, только не это! Что угодно, хоть война - но не это!" - сглотнула горечь. Кажется, они с Юлией, строя теорию о болезни, были правы. Второе видение - и если первое можно было списать на прошлое, то второе - уже никак.

-В Термитнике - Песочная Грязь, - сказала почти без эмоций.

"И видят боги, как я хочу, чтобы это оказалось ложью! О, нет-нет-нет... - мысль пошла на второй круг.

"...хороший день, просто преотличный. А уж какие новости - загляденье!"

В Термитнике - не одна тысяча рабочих и их семьи. Песочная Грязь заразна, как ни одна другая болезнь. Что из этого следует?

Нескольким мясникам удалось убежать. Они могут быть больны. А что следует из этого?

Хиннарэ почти обрадовался тому, что не успел попасть в Долгий Корпус утром. Это было бы замысловатым самоубийством, наверное.

- Но ведь не все люди Уклада в Термитнике. Если они тоже больны...

Наверное, договаривать не нужно, Виктория и сама всё знает. Раз сразу сказала о причине закрытия Термитника.

- Запирать живых вместе с мёртвыми - жестоко, но это хотя бы задержит начало эпидемии. - тихо протянул он. - Хотя неизвестно, сколько заражённых уже ходит по улицам. Наверное, обитатели Кладбища не зря переживают, что скоро здесь станет очень тесно.

Он обвёл взглядом аккуратные ряды могил. Надо думать, что когда места для новых не останется, трупы начнут попросту сжигать. И Город накроет дымом, смешанным с запахом твири. Как было уже когда-то. Не так давно.

- Если у доктора Бураха остался рецепт того лекарства, нужно обратиться к нему.

Сравнительно вовремя вспомнив о правилах хорошего тона, добавил:

- Меня зовут Хиннарэ. И я не из Уклада, ну... наполовину, по крайней мере.

Капелла недоуменно взглянула на степняка - "Где ты был, глупый человек, если весь Город говорит о том, что Бурах мертв и ловит убийцу?" - привычным жестом коснулась висков. День был просто сумасшедшим, восприятие уже начинало отказывать, но она всё равно попыталась поймать мысль.

"На Город надвигается эпидемия. Термитник, где она зародилась - закрыт. Слава богу. Это жестоко, но это хотя бы логично. Проблема в том, что из него успели уйти - не весь Уклад в Термитнике, вот оно живое подтверждение, рядом стоит - а значит, болезнь может пойти дальше. Отец, конечно, станет ловить беглых... Но может быть поздно."

Впрочем, это было уже не её делом. В поисках выживших она ничем помочь не могла, только ждать, только надеяться, что неведомым чудом всё обойдется.

-Бурах мертв, - сказала она с каплей усталой торжественности. Новость уже затерлась, обтрепалась на языке, и не вызывала особенной эмоции. Это потом, на могиле можно будет вспомнить доктора во всех подробностях, принести молока, огорчится - но сейчас не время и не место - Вернулся из Столицы его сын, но пока он разберется в наследстве...

"Я не буду заканчивать - и так всё понятно"

Слабо улыбнулась про себя, услышав певучее степное имя. Хорошее, как и все степные имена, отдающее янтарем и почему-то светом.

-Виктория Ольгимская младшая, - машинально представилась она в ответ. Улыбнулась, поняв всю глупость такого поступка, добавила - Хотя ты уже знаешь, конечно...

"Интересно - как это, наполовину не из Уклада?.."

Впрочем, спросить об этом она решила позже, если представится случай. Сейчас ситуация к праздным вопросам откровенно не располагала.

- Если он будет знать о болезни, то разберётся гораздо быстрее. По крайней мере, у него появится направление, в котором следует разбираться. - это прозвучало немного резче, чем должно было, по идее, но неважно. Слишком всё оказалось серьёзно. -Виктория, не подскажешь ли ты, где он может быть?

"Если окажется, что она знает, и что он где-то неподалёку, то стоит попробовать предупредить."

Повторения Вспышки не хотелось совершенно. Тогда она закончилась сравнительно быстро, но... вот именно, что сравнительно. Успев забрать множество жизней и в Городе, и в Укладе. Включая и жизнь приёмного отца Хиннарэ, между прочим.

"А Термитник не так далеко от нашего квартала. И сбежавшие мясники не обязательно будут укрываться у Матери Червей, да ведь двое уже точно где-то в городе. И непонятно, здоровы ли они."

Постоянная возня, отчётливо доносящаяся из-под земли, изрядно действовала на нервы. Как будто похороненные люди сдвигались поближе друг к другу, дотягиваясь один до другого холодными пальцами и проталкиваясь сквозь почву. Эта картина встала перед глазами настолько отчётливо, что Хиннарэ поёжился.

- И... в прошлый раз мёртвые так не беспокоились. И твирь не отказывалась идти в руки. Кроме Песчанки назревает что-то ещё.

"Хоть один человек, который не "выкает" пятнадцатилетней девчонке. Мне казалось, в масштабах Города они давно вымерли"

Сознание привычно цеплялось за мелочи, разряжалось, как могло, и действительность уже не так давила на плечи, пригибала к земле. Пусть сущий пустяк, не имеющий никакого отношения к предмету разговора - лишь бы хоть слабо улыбнуться, хоть проблеск радости почувствовать. Хотя бы из-за того, что хоть кто-то назвал её соответственно возрасту, а не происхождению. Мария бы, наверное, рассердилась. Капелле было занятно и забавно. Неустойчивость настроений начинала пугать уже её саму.

-В последний, - "да, собственно и в первый" - Раз я видела Бураха в сквере - в том, что в Жерле, - "Как будто у нас есть ещё один сквер." - Оттуда он собирался идти разыскивать свидетелей смерти своего отца, хотел завернуть к детям. Где он сейчас - я не знаю.

Странно прозвучало это "детям". Словно Капелла ни на минуту не допускала мысли, что собеседник может не понять, что речь идет именно о Приближенных. Для неё это было совершенно очевидно, и она даже не задумывалась, что кто-то может не догадаться.

Отвернулась от Хиннарэ, и всё-таки сделала ещё несколько шагов к могиле, наклонилась над её черным нутром. Пахло землей и крысами. Странно, но твири совершенно не чувствовалось, словно могила выпала из Степи, оказалась в каком-то другом месте. Черно и жирно лоснились комья земли, кое-где ещё видны были следы - словно кто-то в страхе и смятении рвался наверх, к воздуху, не задумываясь о том, что станет с одеждой и кожей. Капелла присела на корточки, коснулась разрытой почвы.

"Теплая..."

"Крысы, крысы, крысы... Море темных крысиных спинок. Истово пищат, разбегаясь по кладбищу - серые, бурые, рыжие - шуршат голые хвосты, колеблются травы от согласного топота маленьких лапок..."

Капелла привычно потянулась за водой. Вздохнула - "Да поняла я уже, поняла, что беда идет страшная. И что чума не обойдется без крыс." - сделала глоток. Количество видений сегодня побивало все рекорды - к вечеру будет очень тяжело. Вряд ли получится быстро заснуть...

-Может быть, - повела плечами. "И всё-таки кто здесь спал? Шабнак или человек? Следы обычные, но ощущения пренеприятные..." - Но и Песочной Грязи уже много.

"В сквере. Не так далеко, если уж на то пошло. Если не подвернуться патрулям, то можно попытаться пройти."

Песочной Грязи - уже много? Может быть. Город ведь не такой уж большой, и каждая жизнь на счету. Это станет общей заботой в ближайшее время, если болезнь всё-таки вырвалась из Термитника.

Хиннарэ тихонько опустился на колени и прижал правую ладонь к земле. Обычно так можно было почувствовать... настроение Степи, что ли. Течение жизненных соков в ней, звучание шёпота твири, дрожь от копыт пасущихся быков. И ту еле уловимую ноту, которая всё и связывала.

Наверное, люди Уклада чувствовали землю лучше. Ведь с чего-то же они взяли, что ей угодна горячая кровь, проливающаяся в Круге Суок и на Кургане Раги. Не просто так придумали все свои ритуалы и обычаи.

Которые, кстати, действовали. До сих пор.

...земля молчала. Травы, быки и почва никуда не делись, но исчезло то, что их связывало. Как будто кто-то перерезал основу, вокруг которой всё и обращалось, когда ещё не было никакого Города.

"Или она... сама порвалась? Тогда должна быть причина. Или сочетание причин."

- Если связи между Городом и Землёй действительно рвутся, то плохо придётся всем. И не факт, что причина Песочной Грязи - не это. - тихо уронил он, поднимаясь и вытирая ладонь о край куртки, и так уже далеко не чистой. - Что-то разладилось, Виктория. Сильно разладилось.

"В общем-то, это всё степные суеверия, помноженные на городскую мистику, и можно вернуться домой и спокойно лечь спать. Пусть разбираются те, кто имеет к подобному отношение. Старейшины Уклада, те же Хозяйки. Я-то что могу сделать?"

Но ощущение того, что сделать что-то должен каждый, буквально каждый, и только это не даст всему привычному миру обрушиться в никуда, всё не уходило.

Долго сидеть на корточках не получалось, и Капелла встала, стряхнула с ладоней налипшую землю. Ей не хотелось думать, как это - проснуться в таком месте без памяти, силы и понимания. Неудивительно, что следы ясно свидетельствуют о панике...

"Бедная ты всё-таки, девочка Клара, - вздохнула, рассеянно разглядывая могилу, ещё раз машинально отряхнула руки - Только жалеть тебя отчего-то совершенно не выходит."

Услышав голос - обернулась. Вгляделась в лицо собеседника - близоруко щурясь, с пристальным вниманием - накрепко запоминая. Сегодня с ней не случилось ни одной случайной встречи, и казалось, что рано или поздно все они ещё аукнуться. К тому же мимолетное знакомство с частью Уклада - "Пусть и наполовину" - могло сослужить в дальнейшем службу.

-Симон мертв, - снова передернула плечами она. Эта новость была ещё более истрепанна, чем та, что говорила о смерти Бураха, и испугаться, конечно, уже не получилось. - Может быть, это тоже сказывается...

"В конце концов - разве не он оберегал Город одним своим присутствием? Без живой души, без той единственной сути, что объединяла его после смерти Хозяек - как выстоять Городу? - впрочем, мысль о том, что Симон умер уже после того, как пришла Песочная Грязь не замедлила явиться. Что-то не складывалось, причина разлада была затеряна в тени - ведь Грязь - не причина, а следствие - и от этого было невыносимо тревожно.

"Как было бы хорошо, умей я чувствовать Степь, как её коренные дети. Как Черви и Невесты. Вот теперь - он, степняк, чует разлад в самых основах, а я - только надвигающуюся тень, хоть я и дочь Хозяйки. Хотя, может быть, я ещё вырасту?.."

-Что может порвать связь, существовавшую веками? - спросила она всё-таки. Информацию нужно было собирать отовсюду - а дети Степи подчас мудрее самых ученых горожан. И, быть может, удастся выспросить что-нибудь, кроме констатации факта?

- Симон... хранитель Города, одна из сил, питающих его. - Хиннарэ спокойно взглянул на Викторию. - Термитник - это Уклад. Вторая сила. Сейчас она слабеет. Раз слабеет Уклад - рвётся и связь с Землёй, ведь некому будет выполнять ритуалы на Кургане и поить Мать Бодхо кровью. Городские не умеют обращаться с этой силой... Симон мог бы помочь. А теперь никто не сможет.

Где-то за оградой запищали крысы. Странно. Разве они выбираются днём? Хиннарэ снова прикоснулся ладонью к земле, мимоходом подумав, что - был бы частью Уклада, не пришлось бы, и так бы почувствовал всё, что нужно.

"Крысы. Стайка за стайкой, бегут в Степь, выскакивая из разрытой могилы. Бурые, чёрные, крупные серые - всех цветов и размеров. Влажные носы шевелятся, глазки маслянисто блестят. Разбегаются по улицам. Прячутся за мусорными баками. И ещё... несколько проскальзывают в какой-то дом, воспользовавшись тем, что замешкался на пороге входящий человек.

Лапки аккуратно трогают кровь. Острые язычки пробуют её на вкус, и вдруг, вспугнутые кем-то, зверьки разбегаются по тёмным углам с истошным писком."

- Был ли болен Исидор, когда его убили?..Слова уже прозвучали, когда Хиннарэ удивился сам себе. Это не обязательно мог быть дом Исидора Бураха. Кто знает, куда могли заскочить крысы в конце концов, он через самые незаметные дырки могут просочиться. Вспышка пятилетней давности тому подтверждение. И не обязательно доктора убили. Хотя ведь увиделась кровь - значит, насильственная смерть? Похоже на то.

- Болезнь - это следствие нарушения связей, но она станет причиной многих других бед. И... круг замкнётся, Виктория. Это будет страшнее, чем та Вспышка.

"Любой степняк скажет тебе гораздо больше. И не так туманно. Только спроси. Ту же Мать Червей, например - уж кто-кто, а она чует Землю очень хорошо."

Это порой даже пугало. Но, если Оспина была творением Симона, в котором он заточил сущность болезни и тем самым помог Исидору спасти город (как говорили многие), кому, как не ей, знать о питающих Город силах больше, чем знают остальные.

Другое дело, что никто из правителей города не будет с ней говорить просто так. И она ни к кому не пойдёт.

Капелла не удержалась - взмахнула рукой в отвращающем жесте, словно отгоняя от себя предчувствие беды. Беда - серая тень, станешь звать её - надвинется, точно мимо не пройдет. А надежда, вопреки всему, всё-таки теплилась у девочки в сердце. Как в детстве, когда если накроешься одеялом, и не станешь смотреть и звать - чудище не доберется до тебя. Это возрастное, глупое, проходящее - но юность склонна надеяться там, где не осталось и малого повода для надежды.

"О чем мы говорим? Переливаем страх из ладони в ладонь, то ли пугаем себя, то ли путаемся утешить? Я не часть Уклада, я не слышу, я не умею говорить о чувствах, не умею обсуждать их. У меня есть факты и знания, есть логика. Всё. Рвутся связи - рвутся, да. Дети Бодхо не смогут больше поить её кровью? Тоже да. Что я могу сделать? Здесь - ничего. Всё, что я могу - уберечь своих, помочь с решением. Бураха опять-таки найти. Бакалавра - рассказать им о болезни..."

Вздохнула, гася внутренний монолог. Помолчала, думая о том, стоит ли задавать вопросы. Что она могла спросить? Она знала теперь, что степняки тоже чувствуют грядущую беду, что Термитник закрыт, что некому поить землю кровью. Разве что...

-А Исидора убили?. - удивилась она вслух.

"Мы думали, что Симона сломила болезнь. Но смерти Исидора мы объяснения так и не нашли. Ты оговорился, или что-то знаешь?" - потерла лоб усталым жестом, прикрыла глаза - Если его убили - значит, кому-то выгодна была Вспышка? Или просто мешал единственный врач, по каким-то своим, мне неведомым причинам?"

"Повезло же мне встретить этого Хиннарэ. Всё-таки сколько неслучайности в случайных, казалось бы, встречах..."

- Похоже, что да. У него дома крысы, лужа крови... или это можно списать на естественные причины?

"Если то, что показала Земля, следует понимать так. Но имя убийцы и, тем более, его цели, сейчас неизвестны. Если Исидор был болен - убийца ушёл уже заражённым. Прибавим его к крысам и беглым мясникам. Получим чумные флаги почти над всем городом."

Мысли были на удивление спокойными, словно их содержание текло мимо сознания. Ну подумаешь, болезнь. Подумаешь, земля и степь откажутся питать город. Должно найтись какое-то решение, и вообще, - это забота правителей и никого больше.

"Но Симон мёртв. Начинается борьба за власть. Если Каины не смогут сразу взять верх, противоречия только усложнят всё ещё больше."

Нет ничего страшнее катастрофы в периода раздела власти. Хорошо, бойня в Термитнике закончилась и все склонились перед Таей Тычик, но теперь вот начнутся междоусобицы в городских кварталах. Словно всё вокруг уже обречено, и сама природа ищет способ, чтобы избавиться от мешающего. Не получилось так - попробует иначе.

- Можно разве что предупредить сына Исидора и кого-нибудь из правителей.

Эта светлая идея (относительно светлая, конечно - Каины, Ольгимские и Сабуровы вряд ли послушают мнение со стороны) заставила вспомнить об одном моменте. Благодаря которому, собственно, Хиннарэ и оказался на кладбище.

- Хорошо, что твой отец ищет беглых мясников. Но теперь мне только и остаётся, что сидеть здесь - вряд ли ваши люди настроены разбираться, кто есть кто.

-Крысы и лужа крови?.. Нет, пожалуй, нельзя, - "Итак, слово сказано. Смерть от руки убийцы. Кто убил - неизвестно. Если он видит так, как вижу я - вряд ли он сумел увидеть лицо..." Известие она приняла легко - не чувствовала и тени лжи в чужих словах. Если говорит - значит, видел. А ложь - она всегда липкая и противная, словно паутина опутывает, вяжет руки. Есть, правда, такой нюанс, что если существо верит - сказанное ложью не покажется... Но всё равно есть у такой правды привкус. Капелла в очередной раз решила, что нормальному, столичному, скажем, человеку, её рассуждения покажутся бредом сумасшедшего и даже испытала от этого некоторое удовольствие. Подростку всегда приятно чувствовать себя не таким, как другие, лучше их. А Капелла, не смотря ни на что, всё же была подростком.

"Надо будет сказать папеньке. Он прислушается. В конце концов, разве не Светлой Хозяйкой была моя мать? Не мог же он и ей не верить? А ещё надо найти Артемия. Сказать и ему. В конце концов, именно его это касается больше всех"

Задумалась, прикидывая, где можно искать Гаруспика. Он хотел обойти свидетелей, значит, скорее всего, у кого-то из детей. Не у Хана - по понятным причинам, и не у Ласки - иначе бы они столкнулись. У Мишки, Спички, Ноткина?..

"Ну, тут не так уж далеко идти. До сквера, там спросить прохожих, послушать след. Авось найдется"

Улыбнулась, представив, что ей сейчас снова бегать по всему Городу. А ведь время близится к двум часам, обеда у неё так и не было, да и ноги устали - всё-таки она славно находилась за это сумасшедшее утро.

"Ничего, это не смертельно. Ноги не голова. Не отвалятся"

Недоуменно вскинула глаза - до неё только сейчас по-настоящему дошло, что она говорит с одним из тех самых беглецов, которых будут искать люди отца. Нет, он не болен, но в одиночестве может только прятаться... Мигом взыграли все инстинкты - помогать, защищать и приручать, всё разом и всё в отдельности. Кроме того, она видела болезнь - а Хиннарэ видел убийство. У них была разная информация, к тому же разве не полезно Служителю встретиться с частью Уклада?

Капелла быстро перебрала варианты - можно попросить Ласку приютить беглеца, можно обратиться с просьбой к Ноткину - уж в его-то Крепость никакие взрослые не сунутся, можно вообще разместить у себя - посмотрела бы она на того, кто попробовал бы у дочери Большого Влада искать беглого мясника... Решение принялось быстро - она даже не очень задумывалась над смыслами. Это было вечное - если у кого-то беда - нужно помочь.

-Можем пойти искать Бураха вместе, - "Извини, к правящим семьям ты не пройдешь даже со мной, потому что Каиных и Сабуровых я и сама боюсь, а папенька сначала отдаст приказ, потом станет разбираться. Если вообще станет" - Или, если хочешь, можем найти, где тебе укрыться. - "А можем и совместить, да"

Выжидающе глянула снизу вверх, опасаясь отказа. Всё-таки степняк вполне мог ей и не поверить.

Предложение не то, чтобы застало врасплох, но удивило - это точно. Поискать сына Исидора вместе? С одной стороны, это хорошая идея. Раз Виктория видела младшего Бураха (Сколько лет ему, кстати? Двадцать пять, больше? Вряд ли больше тридцати), то она его узнает. Полагаться на помощь Земли, которая укажет нужного человека, смысла не имеет.

"Всё лучше, чем оставаться на кладбище. Рано или поздно патрули забредут и сюда. А в ограниченном пространстве не слишком удобно скрываться."

Смотрительницу же могил Хиннарэ подставлять не хотел - стоит разнестись слухам, что на кладбище кто-то прячется, покоя Ласке не видать. А у неё и так чересчур много работы для четырнадцатилетней девочки, и, если учесть последние события, предстоит горазда больше. В прошлый раз копать могилы брались целые отряды, и то рук не хватало - до тех пор, пока правящие семьи не приняли решение начать кремации умерших.

Так что пусть Ласка спокойно занимается своим делом и не тревожится ещё и о живых.

- Если мы найдём его вместе, он сразу узнает все новости. И, может быть, сам что-то расскажет, если успел разведать. Я согласен. - и, не удержавшись, добавил: - Виктория, а почему тебя называют Капеллой?

Некстати вспомнилось, что надо бы ещё исхитриться попасть домой. Но это совсем уже до темноты придётся подождать: в восточной части города сейчас опаснее всего. Там и стража у дома Бураха (наверняка), и рыщут ищейки Ольгимских.

"И... перед тем, как идти домой, надо убедиться, что не принесу с собой Песчанку."

"Согласился, - не сказать, чтобы она так уж удивилась - всё-таки не-враги чаще всего принимали помощь, к тому же причины были озвучены, но приятней ей точно стало. Она ненавидела отказы, всегда тушевалась после них, и потому согласие всегда вызывало облегченный вздох. - Теперь осталось только сориентироваться..."

В мыслях она уже прикидывала, как вести себя, если где-нибудь по пути встретятся папенькины люди. В принципе, её имени должно было хватить, если что - можно было прикрыться отцовским. Власть Ольгимских сейчас была сильна - мирное время требует торговли - и если правильно давить - вполне можно вывернуться из любой ситуации. Особенно если повстречаются знакомые...

Оглянулась на могилу, запоминая следы, и само ощущение крыс, паники и гнили. Она хотела узнать Клару, если вдруг встретит её, и потому накрепко запечатывала в памяти неясный страх и настороженность.

"От Бакалавра - лекарствами, от Бураха - кровью и травами, от Клары - страхом и крысами. Хороша компания..."

-Тогда пойдем, - вслух сказала она - полувопросительно - полуутвердительно, направилась к воротам. Продолжила с тихим раздумьем в голосе - Капеллой - потому что дети придумали. Они любят красивые непонятные слова...

Улыбнулась, вспоминая, как удивилась в первый раз, услышав свое новое имя. Оно было необычное, немножко напыщенное, не всякому понятное - но Город никогда не давал пустых прозвищ, и она привыкла.

-Да и смысл располагает, - повела плечами, раздумывая, стоит ли говорить. Решила, что не такая уж и тайна, к тому же - много ли дела степняку до детских войн и Хозяйских распрей? - Капелла - единая община, живущая по своим законам. Капелла - то, что вокруг меня.

"Вокруг меня - Двоедушники и Ноткин, Мишка, Спичка, Ласка и совсем ничьи беспризорники, вольная уличная братия... Я пытаюсь объединять их в одну силу. Пока - получается..."

- Понятно. Дети правы - ты выглядишь, как центр... чего-то. Мария похожа на глаз бури, где всё спокойно, но стоит шагнуть в сторону, и попадёшь в ураган. А ты... скорее, на водоворот. Более спокойная сила, не толкающая никого и никуда, а объединяющая и защищающая. Как-то так...

Хиннарэ чуть виновато улыбнулся и развёл руками - дескать, не обижайся, просто так видится. Благо, Виктория-Капелла уже остановилась у ограды и могла видеть этот его жест.

"Надеюсь, её слова хватит, если не повезёт встретить патрули Тяжёлого Влада. И надеюсь, ей за это потом ничего не будет."Если не считать Оспину, которая благоволила даже к нечистокровным степнякам, причём ко всем одинаково - или одинаково не благоволила, имея привычку остро и зло отзываться о малейшем промахе собеседника, - так вот, если не считать Сабу Упснэ, дочь Белой Хозяйки была единственным дружелюбным существом, встретившимся Хиннарэ за сегодняшний день.

"Хотя она с виду вообще добрая. Если учесть, что пару раз приходилось сталкиваться с ней в Кожевенном - смелая, к тому же. Ну... в общем, будущая Хозяйка, чему тут удивляться."

- Куда пойдём сначала? И как - через Степь, или по городским кварталам?

-Спасибо, - просто ответила Капелла. Ей польстило такое видение - степняки всегда чуют лучше горожан, и ей было приятно. Пусть ураган и страсть красивы и опасны. Лучше чуткие и руки и доброе сердце. Лучше полевые цветы, чем ощетинившаяся шипами роза... Хорошо было слышать, что она хотя бы выглядит как то, чем хочет являться.

"Итак. Через Город идти... Ну, во-первых, излишне искушать судьбу. Во-вторых, Бурах уходил в сторону складов, и если через них к скверу - может получиться учуять раньше. В-третьих..."

В третьих, Капелле просто хотелось пройти через Степь. Отдохнуть от общей нервозности, воцарившейся в Городе, вспомнить что-нибудь хорошее, опять-таки - через Степь - это мимо Крепости, и может быть, встретиться кто-нибудь из Двоедушников, а они всегда знают свежие слухи. Если Бурах успел что-то натворить - а он вполне мог, с его-то обстоятельствами - информацию об этом можно уточнить у них.

-Через Степь, - решительно сказала она. Не стала пояснять, решив, что собеседник и так поймет.

Ветер, горько пахнущий травами, в резком порыве взметнул одежды, взлохматил волосы.

- Отлично.

Степь была недовольна. Это чувствовалось и в порывах ветра, норовящего залезть под одежду, и в шелесте травы, и в дурманящем запахе твири. А если вспомнить, сколько пришлось выходить сегодня ночью, чтобы собрать хотя бы то немногое, что было нужно отдать в Долгий Корпус в первую очередь...

"Наверное, или Симон, или Бурах к тому времени уже были мертвы. А может, и оба сразу. Душа города и менху, знающий степь, как свои пять пальцев. Потому и началось всё..."

Хиннарэ в который уже раз поправил сумку и вопросительно взглянул на Викторию:

- К Станции - или к Складам?

У Станции стоял вагончик сиротки Мишки - девочки с тяжёлым взглядом больших чёрных глаз. Иногда она рыскала по болотистым местам за дольменами, что-то бормоча себе под нос. Степняки предпочитали обходить её стороной - в отличие от такой же маленькой Таи Тычик, лучащейся жизнерадостностью и злым весельем (она была очень злопамятна, эта маленькая девочка), Мишка казалась пугливым добрым духом, охраняющим границу между Степью и Городом. Но слишком уж мрачно сверкали её глаза, когда она поднимала взгляд на случайного встречного. Как будто знала что-то такое, отчего даже у Симона Каина мурашки бы по коже пробежали...

А на Складах обитали Двоедушники, лихие ребята Грифа, да ещё из одного строения несло мутным запахом крови и лекарств. Туда Хиннарэ заходил очень редко, кажется, всего дважды, и то - потому что не было тогда другого выбора. Двоедушников и Грифа разделяла река, и вряд ли Виктория соберётся пересекать мост, но мало ли...

-К Складам... - начала было Капелла, готовясь объяснить такой ответ - Бурах ушел именно туда, да и ребят Ноткина поспрашивать о новостях не помешало бы - но запнулась на полуслове, настороженно оглянулась. Ей послышался шорох - не трав или ветра, даже не шагов. Как будто кто-то живой дышал с хрипом и присвистом, как будто кто-то живой цеплялся пальцами за жирную черную землю, волоча тело на одних руках... Она не была уверена, правда ли она услышала - невозможно же слышать такие тихие звуки на таком расстоянии? - но всё равно встревожилась, притихла, стремясь понять, что происходит. А потом послышался тяжелый влажный кашель, как будто кровь заливала легкие, и Капелла точно убедилась, что ей не чудится.

...У человека была сухая желтоватая кожа. Нездоровый румянец пятнал щеки. Глаза смотрели тупо и безжизненно. Серый свитер крупной вязки был залит кровью и перепачкан землей, под ногтями у человека была траурная кайма грязи. Пальцы сжимались и разжимались судорожно, и Капелла прижала ладони к губам, отступила на шаг. Человек был ранен - сиплое дыхание полное всхлипов было тому подтверждением, даже если не учитывать кровь, и двигался он медленно, словно в дурном сне. А к определенному моменту силы и вовсе покинули его, глаза закатились...

Честно сказать - Капелла растерялась. Она знала, что такое лечить не умеет. Знала также и то, что из врачей в Городе остался только Рубин, а искать его в этот сумасшедший день - смерти подобно. Знала ещё, что судя по дыханию человека и цвету его кожи, жить ему оставалось не так уж долго. Не знала она только одного - что делать. Вариант пожать плечами и уйти по делам она даже и не рассматривала. Как всегда, надо сказать.

"Тихо, - строго велела она себе, унимая предательскую дрожь в руках. В конце концов, давно пора было отучиться паниковать при виде ран и умирающих от них. - Без истерик"

-Помоги мне, пожалуйста, - попросила вслух. Первой идеей её было перевернуть человека на спину. Во-первых, так ему будет легче дышать. Во-вторых, так появиться доступ к ранам - ведь на спине у человека не было никаких следов - Его бы на спину уложить...

Посмотрела на травника с легким опасением. Одна она бы не справилась - всё-таки силы у неё были не те - но ведь она и понятия не имела, как среагирует Хиннарэ на такую просьбу. Быть может, он относится к чужим бедам проще. Или слишком обеспокоен Язвой. Или просто не поймет, зачем пытаться помочь. Было и такое в её насыщенной жизни...

Солнце тем временем уже подползало к горизонту. Капелла глянула на него мимолетно, прикинула, что до полуночи ещё часа четыре.

"На Пантомиму бы не опоздать, - вздохнула она про себя, и почти тут же позабыла об этом.

- Сейчас... - Хиннарэ тихо вздохнул. Ну вот, городские уже на кладбище сами приходят... умирать? Да нет, не похоже.

Присев на корточки, травник помог Капелле перевернуть раненого. Посмотрел внимательно на землисто-бледное лицо, закатившиеся глаза, прислушался к булькающему и хрипящему дыханию.

- В лёгкое ранен. Не в сердце... но тоже опасно Похоже, жить ему осталось несколько минут...

С неба моросил мелкий серый дождик, размывая податливую землю в чёрную грязь, блестящими бусинками осыпая волосы Виктории, шелестя по крыше сторожки... Солнце неожиданно стало клониться к закату. Хотя темнеет в степи всегда неожиданно и очень быстро.

- Я знаю, где живёт доктор Рубин, но его сейчас может не оказаться дома, да и далековато проверять бегать. У меня где-то были бинты...

Пальцы скользнули по серому рукаву свитера. Темнота, тяжёлая и предрассветная. Злая радость - убийца получит по заслугам, налетай, хлопцы! Оскал приятеля и поднимающаяся рука с блеснувшим ножом. Неожиданно сильный отпор - вали его, ребята, бей, в голову, чтобы не встал! И резкая вспышка боли. Слабость. Утекающая из-под зажимающей рану ладони жизнь. Мокрая трава. Туман. И снова - боль, боль, боль, застилающая всё вокруг...

Так. Выдохнуть. Это его ранили, не тебя. За дело, в общем-то.

"Занимательно получается."

- У станции была драка... - безэмоционально проговорил Хиннарэ. - Этот... и ещё несколько напали на человека. Но он оказался вооружён и дал им отпор, хотя тоже пострадал.

"Если бы ещё сообразить теперь, как помочь этому субчику."

-Ищи, - незамедлительно среагировала Капелла на фразу о бинтах. О, уж что-что, а они бы сейчас пригодились... Другое дело, что рана выглядела отвратно, и если учесть, сколько человек прополз, пачкая её грязью, то становилось кристально ясно - простой перевязкой тут не отделаешься. Наверняка пошло заражение, а это чревато очень многими неприятными вещами. Она помнила, как чуть не умер Соколок, а у него-то и было только, что глубокая ссадина на предплечье. Угваздал какой-то грязью, вовремя не промыл - и уже к вечеру метался в лихорадке и бредил. С трудом удержали тогда, даже Исидора звать пришлось... Сейчас Исидора не было, и, соответственно, шансы на спасение у человека были минимальны.

Задумчиво кивнула, услышав про Станцию. Сама она ничего не видела - и так уже много было за сегодня видений, и так голова ныла, полнилась тупой болью у висков - но чужим словам поверила сразу и безоговорочно. По-новому взглянула на умирающего - называть его просто раненным язык не поворачивался - сцепила пальцы в замок. Ей сразу вспомнилась кровь на одежде Бураха - не только его кровь. Вспомнилась царапина, перечертившая щеку, особенно огромное и яркое пятно крови на плече.

"Значит, один из, - во взгляде у неё была легкая неприязнь, перемешанная с жалостью. Ей казалось, что она понимает этого человека, купившегося на ничем не подтвержденные слухи - Ловок всё-таки Артемий с ножом... "

Мимолетно ей было интересно - сколько же их было, таких вот, поверивших в ложь и поднявших оружие. Скольких смог раскидать угрюмый молодой хирург с упрямым взглядом?

С неба тем временем зарядил мелкий дождик. Не такой, под которым можно по-настоящему промокнуть, но такой, из-за которого хочется на стенку лезть от ощущения ушедшего лета и серости дней. Чем дальше, тем очевидней становилось, что переменить что-то в происходящем сможет только чудо.

- Ищу. - слегка кивнув, Хиннарэ полез в сумку. Кажется, на дне - ну да, точно: как раз чистый моток. Один, правда, но довольно широкий и плотный, и, что немаловажно, был этот моток довольно пухлым.

"Теперь бы перевязать его ещё умудриться так, чтобы хуже не сделать. Конечно, сестрице работы меньше - не нужно могилу копать, уже есть пустая, да и тело нести не нужно издалека. Однако же не годится человеку вот так под дождём умирать."Умирать вообще нужно правильно. Либо в преклонном возрасте, в окружении детей да внуков, либо защищая дом, семью, свободу, либо... либо стремительный и сладкий полёт с Многогранника. Последнне не то, чтобы правильно, но, если первые два варианта окажутся невозможны - последний явно лучше и легче всего.

А под дождём, на кладбище, с пробитым лёгким - ну уж нет. И врагу не пожелаешь. Правильно Уклад всё-таки карает за "раскрытие не по линиям", как стыдливо величают поножовщину - человек, разумеется, может выдержать многое, вот только зачем? Даже соразмерной карой за глупость это не назовёшь. Наверняка этот несчастный уже сто сорок раз пожалел, что отправился в засаду к Станции.

- Вот, возьми. - травник протянул бинт Виктории. - Теперь я попробую его приподнять, а ты - хотя бы два раза перетяни рану. Сможешь? Земли и так попало в кровь, больше не надо. - скомканно закончив фразу, Хиннарэ с запоздалым смущением поднял глаза на девочку.

-Куда я денусь, - вздохнула Капелла, принимая бинт. Самый обычный, широкий и белый, волокнистый наощупь... Много раз она уже сталкивалась с такими бинтами. Было время привыкнуть и научиться.

"Поможет ли, - мелькнула мимолетно мысль, а дальше времени сомневаться уже не осталось. Капелла придвинулась ближе, не заботясь о том, что коленки чуть не потонули в грязи. Руки её работали словно сами собой - сноровисто и по возможности быстро. Понятно же было, что долго удерживать раненного щуплый травник не сможет.

"Тут бы парочку таких, как Стах, - хмыкнула она про себя - Или хотя бы таких, как Артемий..."

Узел, скрепивший бинты, она завязывала на груди умирающего уже после того, как Хиннарэ снова опустил того на землю. Паче чаяния, у неё получилось обернуть рану даже не два, а три раза.

"Уже хоть что-то, - думала она, затягивая узел и привычно проверяя - не слишком ли туго, не слишком ли свободно. - Только как же мало этого чего-то. Как же мало..."

-Хотя бы кровь остановится, - сказала Капелла чтобы хоть что-то сказать.

"Всё-таки умирать на Кладбище... Глупо. Умирать вообще глупо. Особенно вот так, ни за что. За собственную легковерность, разве..."

Она потерла саднящий висок кончиками пальцев. Задумалась о том, что у этого человека наверняка была семья. Жена и дети. А если нет - то хотя бы друзья, которые расстроятся из-за его смерти... Собственное бессилие давило на неё со страшной силой.

Глава 25, в которой на глазах у Капеллы, Хиннарэ, Бакалавра, Юлии, Марии и Гаруспика Клара творит Чудо, Гаруспик оправдан, а о Песочной Грязи узнают все.

Кладбище

Путь до кладбища был не близкий, а потому Клара очень спешила. Нельзя было допустить, чтобы ее последний шанс завоевать доверие Сабуровых просто так взял себе и умер, не дождавшись чуда.

"Только бы найти его, только бы он был еще жив," - стучало в голове у девочки.

На подходе к Кладбищу Самозванка немного замедлила шаг, стараясь не упустить из виду ничего важного и, заодно, отдышаться. Ее взгляду предстала достаточно занимательная картина: рыжеволосая девочка и хрупкого вида степняк, кажется, пытались перевязать кому-то раны.

"Тот, кому они пытаются помочь, судя по всему, и есть мой искомый. Я должна спасти его. На этот раз должно получиться."

Клара подошла достаточно близко и робко поздоровалась.

- Здравствуйте. А что здесь случилось? Что с этим человеком? - цепкий взгляд внимательных глаз перебегал с одного на другого и обратно.

"Кто же эти люди? Ведь вы же не обидите меня, правда? Ведь вы же позволите мне помочь ему?"

Девочка неуверенно подошла еще чуть ближе.

Самое неприятное впечатление оставила за собой встреча с Катериной. Очень уж страшно ему стало, очень неспокойно. Всё сильнее било в глаза ощущение того, что вокруг разыгралась ненастоящая трагедия, люди - статисты, а сам Город - муляж. Так думать было легче, поскольку при одной мысли о том, что на полном серьёзе верят в то, что говорят ему, несущие ересь антинаучную собеседники, сердце опускалось в пятки. Люди страшатся того, чего не понимают, а бакалавр отчаянно не понимал здешнего порядка. Он ожидал, что будет трудно, но рассчитывал на хоть немного привычные методы. А вместо того, чтобы собирать по кусочкам цельную картинку, он только сильнее путался.

Не так уж и трудно было отыскать местное кладбище. Чего греха таить, упёрся-таки один раз Данковский в тупик, да так капитально, что обходить пришлось десятой дорогой, но верный путь всё же нашёл. Мелкий дождик стал накрапывать, пока скитался мужчина, стал мочить волосы. Не сразу, но вышел так, чтобы попасть точно к кладбищенским воротам: достаточно было пройтись немного по шпалам. А там только ограду миновать, обойти сторожку и оглядеться - нет ли где поблизости той особы, за которой потащился сюда Даниил?

Долго осматриваться, впрочем, не пришлось. Хорошо слышно было в тишине присутствие людей, встревоженные голоса и чьё-то шевеление. Щуплого вида мальчик и две девочки-подростка склонились над четвёртым человеком, которого разглядеть было довольно трудно. Данковский, петляя между беспорядочно разбросанных надгробных плит и могил, быстрым шагом направился к странной компании: сердце чуяло неладное.

- Эй! - окликнул он, находясь шагах в десяти от них,- Что происходит? Кто... Господи!

Даниил практически всегда руководствовался принципом "не поминать имя Господа всуе", ибо не веровал, однако здесь сдержаться не смог. Прямо на земле, абы как перехваченный бинтом, лежал израненный, вероятно, изрезанный ножом, человек. Полумёртвый уже, без единой кровинки в лице.

"Колотые раны, били быстро и точно. Сверху. Как будто знали, куда надо целиться"- отмечал про себя Даниил, машинально определяя, какие органы могут быть задеты.

- Расступитесь, расступитесь, дайте воздуху... Как давно произошло?- спросил Данковский, пролетая мимо нищенского вида девчушки, растерянно косящейся на несчастного кандидата в постоянные жители этого места и опускаясь рядом со второй - рыжей, конопатой, на колени. Ноги тут же ощутили холод влажной мягкой земли, но то были мелочи: сейчас жизнь человека висела на волоске прямо у него под носом. Знакомиться и представляться тоже желания не возникло: потом выпытает, как так случилось, что дети без пяти минут покойника на кладбище обступили и разглядывают. Что один, что вторая, что третья не походили ни на убийц, ни на похоронщиков.

"Много крови потерял,"- думал доктор, качая едва видно головой и раскрывая саквояж, а затем пробормотал вполголоса:

- Переливание нужно...

- Этот человек умирает. По крайней мере, сейчас. - отозвался Хиннарэ, обращаясь к робко остановившейся поодаль девочке с голыми коленками, но зато в тяжёлых и грязных ботинках. - Его ранили ножом в грудь, под утро. Вряд ли ты сможешь чем-то помочь.

Хотя насчёт "не сможешь помочь" он сомневался: от девочки повеяло такой уверенной и яркой силой, почти такой же, как от Капеллы-Виктории, что ни в сказке сказать, ни даже жестами выразить. Но если Ольгимская лучилась чистым и мягким светом, белым и немного сиреневым, то от пришелицы исходили едва видимые волны травянисто-зелёного и светло-коричневого цветом.

"Похоже на цвета земли и травы. Интересно, кто она такая..."

Прежде, чем травник озвучил свой вопрос, на Кладбище появилось ещё одно действующее лицо. Не слишком высокий мужчина в кожаном плаще, с саквояжем в руках и очень деловитыми ухватками. Потеснив Викторию, незнакомец склонился над бедолагой, дышавшим всё более редко и шумно. Сказал о необходимости переливания - сразу, уверенно и сухо.

"Доктор, что ли? Не из городских. Приезжий?"

- Кровь есть у Собирателей в юртах, но ведь нужна не любая... да? - Хиннарэ припомнил давние слова Исидора о том, что у каждого человека, будь то степняк или городской, кровь особенная, у некоторых она очень похожа, но без проверки переливание делать нельзя. Доктор Бурах особенно наставлял обитателей Термитника и Боен на этот счёт, потому что несколько лет назад вышла очень нехорошая история с самоучкой, решившим. что невелика премудрость - людей лечить, и угробившим нескольких человек.

Так что обеспечить переливание правильной крови было сейчас проблемой. Разве что этот... не местный умеет на глаз определять, какая нужна.

Буквально за несколько минут на кладбище стало тесно от людей. По крайней мере, так показалось Капелле, которую деловито отодвинул в сторону незнакомый мужчина, пахнущий железом и лекарствами. Был он невысок, худощав, чешуйчатый плащ его выглядел на диво экзотично по местным меркам, и Капелла быстро осознала, кого видит - бакалавр Данковский, собственной персоной, склонился над хрипящим полутрупом. Жесты у доктора были ловкие и уверенные, на колени он сел ни на секунду не задумавшись, и уже одним этим понравился юной Ольгимской. Настоящего врача всегда видно. Настоящий врач всегда думает сначала о пациенте, а потом уже о сохранности своих брюк.

-Рано утром, доктор, - тихо ответила она на вопрос бакалавра, задавив неуместное желание назвать его по имени и оценить реакцию. От уверенных жестов приезжего ей стало не то чтобы легче - но спокойнее. Они с травником ничего не могли сделать. Этот человек, уверенно взявший инициативу в свои руки - мог хотя бы попытаться.

И только потом она обратила внимание на застывшую неподалеку девочку, которая, кажется, опасалась подходить ближе. Мгновенно отметила Капелла и расцарапанные коленки, и вязаную шапочку, и коротенькую юбчонку. Канву грязи под ногтями. Светлые, показавшиеся в первый момент бессмысленными глаза. Она не знала пришелицу, и одно это говорило против неё - в тесном мирке детей Города незнакомцев не жаловали. Да их и не было никогда... А ещё - давило от незнакомки тяжелым земляным духом. Запахом прелых листьев. Крысиной шерсти. Плохие запахи, неприятные. Так даже от Катерины, Хозяйки земляной, никогда не чуялось. У той всегда было разнотравье. Здесь же...

Оглянулась на разрытую могилу. Тот же запах, только слабее. То же ощущение давления, крысы, земля и нет твири, словно это место и это существо никогда не были в Степи. У Капеллы даже виски засаднило от близости Клары-Самозванки. Сейчас она уже не сомневалась, кто перед ней.

"День сумасшедших совпадений и дико своевременных встреч. Как бы дальше хуже не было..."

-Здравствуй, Клара, - вздохнула она, поднимаясь. Отодвинулась к Хиннарэ. Сидеть над раненным смысла больше не было. Его судьбу взяли в руки другие люди и другие силы - Он умирает.

Она сознательно повторила слова травника. Всё равно сказать больше было нечего. Только ждать.

"Но как же мне везет сегодня на людей. Хотела увидеть - вот они, рядом. Смотри - не хочу"

С неба потихоньку начинал накрапывать нудный моросящий дождик.

Клара тяжело вздохнула в ответ на слова странного степняка. Только было девочка начала решаться приблизиться к умирающему, как мимо нее пронесся человек в змеином плаще и, видимо, решил взять инициативу в свои руки. Клара отшатнулась от столичного гостя. Судя по всему, он и правда был из Столицы. Здесь таких, наверное, нет. Девочка не вполне понимала, что сейчас было, но при виде этого человека, ей стало не по себе, по спине побежали мурашки.

"Вот значит какой ты. Мне кажется, он похож на демона. Может быть на доброго, но все равно на демона."

Из легкого оцепенения Клару вывел голос рыжеволосой девочки. "Она тоже знает меня?"

- Здравствуй, - произнесла словно эхом.

Секунда колебаний и Самозванка уже рядом со, склонившимся над умирающим, доктором. Клара смотрит в глаза, пристально, словно заглядывая в душу.

- Переливание? А еще возможно успеть? Он совсем плох, чувствую. Времени может не хватить...

Ответ ее волновал лишь немного. Она уже прочитала все в глазах. Было интересно лишь, озвучит ли доктор вслух то, что просквозило сейчас в его взгляде. "А глаза у этого демона красивые, ничего не скажешь," - промелькнуло в голове Клары, да тут же и затерялось.

Девочка тоже опустилась на колени.

- Вы ведь не допустите смерти этого несчастного?

- Утром, значит... Не на станции часом? Уж больно...

Отчего ему больно, Данковский не уточнил.

"Если дотянул так долго, протянет ещё. Может, счёт и не на секунды, но медлить нежелательно. Хорошо, что они его перевязали - по крайней мере не так быстро истечёт и испустит дух, как мог бы... Хотя самое меньшее, что ему светит - заражение крови."

Так и так придётся незадачливому мужчине промывать раны и накладывать нормальные швы. Кто знает, какие бактерии успели угнездиться в его порезах? Тем более здесь, на кладбище, где земля довольно влажная и рыхлая, и наверняка пропитана не только трупным ядом, но и прочими прелестями, которые сопровождают некроз.

- Правильно, не любая. Нужна подходящая группа. Ты знаешь, что такое группа крови? - уточнил на всякий случай Даниил, взглянув мельком на парнишку. Посмотрел, помолчал и не стал ждать ответа,- Первая у кого-нибудь, кроме меня, есть?

"Варварство, конечно, сам не приветствую эту дурацкую устаревшую систему, но боюсь, пока буду искать оборудование, чтобы определить его группу, пока найдём подходящего донора, пока всё устроим, будет некого спасать."

После войны Даниил помимо того, что бинтовал и ставил на ноги, переливал в госпитале собственную кровь сильно раненному Пильману - на счастье у них оказалась совершенно одинаковая. Так что примерно он был в курсе, как это следует делать при обеднённом оснащении, и наплевать, что потом его будет вплоть до целого дня шатать, тошнить и всячески унижать. И потом, тогда он совсем молодой был...

У детей брать - свинство, да и неизвестно, что у них там по жилам течёт, и Данковский нехотя принялся стаскивать с одной руки рукав плаща.

"Резус, резус... Может случиться эксцесс... Плевать, помрёт - скажу, что было уже слишком поздно. Но тогда придётся искать другие зацепки..."

- Я постараюсь,- заверил, закатывая рукав рубашки, бакалавр напуганную и растерянную больше других девчушку, при этом как-то брезгливо на неё покосившись. "Вот же замарашка... В Столице в таком виде и милостыню просить постыдятся."

А как там назвала её, здороваясь, вторая, у которой лежит на коленях этот наполовину уже мертвец?

- Погоди, ты Клара, что ли?- Даниил скептически глянул на неё, пока доставал из саквояжа шприцы,- А я по твою душу сюда пришёл. Я от Сабуровых только что, они пообещали, что ты какое-то там чудо должна миру явить...

- У Стаха Рубина - первая. - вспомнил Хиннарэ. - Если это такая, которую можно всем переливать. Но я могу и ошибаться, потому что Исидор только пару раз говорил на эту тему. - чуть смущённо закончил он.

Это-то степняки запомнили накрепко: в самом крайнем случае, когда без крови не обойтись, а Бураха в Городе нет, нужно бежать к Стаху и просить помочь. Пару раз даже случалось так делать.

Но больше ничего научного и даже просто полезного об этом Хиннарэ, к сожалению, не знал.

А слова доктора, уже доставшего шприцы, удивили травника до глубины души.

"Клара - это?... Я думал, она старше..."

Как-то не вязался облик этой девчушки с тем, что рассказывала Мать Червей о самозваной чудотворнице, что пришла в Город - какое совпадение - именно сегодня. Но, может быть, оттого и сияла она цветами земли, что умела нечто... особенное, как умеют Хозяйки?

- Здравствуй, Клара. - в любом случае, раз теперь известно её имя, стоит её поприветствовать. Это незнакомцев, по традиции Уклада, не назвавшихся или не представленных, можно игнорировать.

-У меня третья, - с явным сожалением шепнула Капелла. Про себя она это помнила точно - Исидор когда-то определял любопытным малышам группы, объяснял, что это и для чего нужно. Все тогда ещё слушали его, открыв рты, и долго хвастались потом друг перед другом у кого какая. Она могла бы навскидку вспомнить несколько ребятишек с первой, если бы постаралась - в конце концов, память у неё была замечательная, а уж важное, то, что могло однажды пригодиться, она запоминала на раз - но переливать кровь ребенка, которого ещё нужно найти, объяснить, успокоить... Это было бы долго и глупо. Да и нельзя брать кровь у детей. Слишком малы. Вряд ли легко восстановится потеря, и вряд ли хватит. А про взрослых она такого и вовсе не помнила.

Так и замерла, обняв себя руками за плечи - становилось зябко стоять под дождем, волосы мокли и начинали прилипать к лицу - с интересом глядя на происходящее. Едва заметно шевельнулась, внимательнее посмотрела, когда доктор заговорил о чуде Клары. Движения его были все так же легки и уверены, но видно было - сомневается. Не было уверенности во взгляде, хоть и была в жестах. И право слово, Капелла предпочла бы обратный расклад. А Самозванка казалось совсем потерянной. Словно случайно сюда забрела, словно испугалась подошедшей к чужому человеку смерти, словно и сама не знала, что делать.

"Чудо, значит, - вздохнула Капелла, уже понимая, что Кларой самозваную святую станет звать только вслух, про себя так и называя её Самозванкой - Для чуда нужна вера. Или умение. А в ней что?"

Но всё же было интересно, что будет дальше. Отстраненная от решительных действий, Капелла снова становилась наблюдателем. И как ни печалила её подступающая к раненному смерть - любопытство никуда не уходило.

Вот и ограда Кладбища. Нельзя сказать, чтобы Юлии часто случалось сюда приходить, но... пару раз было. В тиши последнего пристанища мёртвых удивительно легко думалось.

Однако, на этот раз здесь было довольно много живых. Помимо Данковского, который скользнул в ворота парой минут раньше, присутствовали также Капелла, незнакомая девочка, при виде которой Люричева ощутила смутное беспокойство, столь же незнакомый парнишка, судя по всему - из Уклада, и... труп. Ну, как минимум ноги трупа, которые Юлия увидела наверняка, поскольку остальные над ним сгрудились довольно плотно.

Подробно рассмотреть мизансцену не позволяла надвигающаяся на степь темнота, но, по крайней мере, действующие лица были как на ладони: горящие на могилах свечи заключали их в дрожащий зыбкий круг света, как будто связывая какой-то общей тайной.

Юлия посторонилась, пропустив Марию внутрь, и красноречиво развела руками: мол, не напрасно шли сюда, творится что-то занимательное.

Хотя она чаще бывала у склепов Хозяек, ей нравилось это место. Здесь очень тихо, возвышающиеся могильные серые камни и упругий ковер из разных трав настраивал на философский лад. Но сейчас Марии было не до этого - больно уж что-то интересное здесь происходит.

Преодолев приоткрытые ворота вслед за Люричевой, и сделав еще пару шагов, девушка остановилась, внимательно рассматривая каждого присутствующего по порядку.

Кажется, она оказалась права - пострадавшие есть, но вряд ли от болезни. Стали бы здоровые люди трогать его руками, правда? Хотя кто знает.

Пожалуй, из всех она знала только двоих, если не считать Юлию - Бакалавра и Викторию. Странно, что тут не было Ласки.

Пристальное внимание ко своей персоне привлекла невзрачно одетая девочка лет шестнадцати, находившаяся совсем рядом с безвольно лежавшим телом несчастного. Сердце кольнула иголка неясного беспокойства - предчувствия были не самыми хорошими. Надо быть начеку рядом с ней, больно уж она странная. И ощущалось в ней что-то очень знакомое, но Каина пока не могла с точностью понять, что именно.

- Что здесь происходит? - негромко, но требовательно спросила она.

Так вот оно что! Так значит не с проста этот доктор тут показался. Его слово может стать решающим аргументом в пользу Клары.

Девочка неожиданно встрепенулась, будто очнувшись ото сна и внезапно вспомнив цель своего визита на сие скорбное поле.

- А как же! Я Клара и есть. А насчет чуда же... Я могу исцелить товарища, - Самозванка кивнула головой в сторону умирающего, - Я могу сделать это без переливания, одним лишь наложением рук.

Девушка на миг замялась и еще раз внимательно взглянула в глаза врача.

- Доктор, позвольте мне помочь ему.

Сейчас Клара словно сияла изнутри уверенностью в собственных силах. Она искренне веровала в то, что на этот раз ей все удастся. Только бы позволил доктор, только бы не вздумал прогнать девочку-бродяжку, а она уж постарается.

Услышав приветствие в свой адрес, девочка обернулась и ободряюще улыбнулась парнишке-степняку.

"Все будет хорошо"

Негромкий, но требовательный женский голос со стороны кладбищенских ворот заставил Клару вздрогнуть. Один взгляд на вошедших, и девочка насторожилась. От той, что задала вопрос, веяло такой силой, что того и гляди по стенке размажет, будь поблизости стенка. Но Клара сохраняла спокойствие и старалась ни в коем случае не отпускать посетившую ее уверенность в собственных силах. Отвечать на вопрос девочка и не думала, кто-нибудь да ответит, благо вопрос был адресован не лично ей."А вот, доктор, наверное, лучше объяснит"

Данковский постучал пальцем по вене, заставляя её проявиться под кожей. Если с техникой переливания крови в условиях комфорта, как полагается - с капельницей и уютной койкой он знаком был весьма и весьма смутно, то напрямую это уже делал, и сейчас операция не должна была стать проблемой. Вот разве что не помешал бы помощник, чтобы не бояться затеряться во времени и затормозить не вовремя, если возникнет заминка.

"Но кому тут, в самом деле, доверишь вводить кровь в вену? А уж у себя брать и подавно не позволю, увольте... Вон, перепугались все, стоят, слова сказать не могут"

Быстро пройдясь по своему предплечью смоченным в спирте тампоном, Даниил поднёс уже к коже иголку, но вовремя остановился.

"Что, простите?.. Наложением рук, я не ослышался?"

- Ты целительница?- недоверчиво интересуется он у Клары, оглядывая её придирчиво с ног до головы. "Сабуровы сошли с ума. Как они, не последние тут люди, вообще могли ей что-либо доверить? Неужели тут нигде нет органов исполнительной власти, помимо самих феодалов? Ох, не нравится мне эта чудотворница... Но пусть попробует, и покончим с этим. А потом придётся думать, с кем иметь дело, если даже такая высокопоставленная парочка играет в игрушки."

- Это и будет твоим чудом? Ну давай, посмотрим...- Данковский не удержался от ухмылки,- Но я всегда думал, что шаманизмом лечатся разве что водянка колена и предродовая горячка.

Не то, чтобы бакалавр верил в то, что хоть что-то у девчонки получится. Он не идиот в конце концов. Но шприц на всякий случай приподнял и отклонился от раненого, чтобы дать возможность Кларе с ним... работать. Презабавная особа, с таким воодушевлением говорит, даже глазки загорелись так, будто бы она готовилась совершить нечто грандиозное. Неясно - умалишённая она или просто дурочка.

Становилось тесновато. Мало того, что остальные двое топтались здесь рядом, так ещё и послышался властный, требовательный и знакомый голос. Подняв взгляд, Данковский увидел двух женщин, следующих по направлению к компании спасателей. По крайней мере одну он знал точно.

- Чёрт-то что творится, Мария Викторовна. Не спрашивайте даже ни о чём,- иронически заметил мужчина, кивая ей приветственно головой и с интересом рассматривая её спутницу, принадлежавшую, кажется, к славному, но отнюдь не благородному племени чахоточных аристократок, что почитывают концептуальную литературу и употребляют кофе убойными дозами.

- Вы сюда какими судьбами? В такую даль... "Ещё и подружку привела. Ладно, потом представимся..."

- Нет, у неё получится... - неожиданно уверенно выговорил Хиннарэ. - Точно, получится.

От вошедшей на Кладбище дочери Алой Нины тянуло стылой пустотой камня и острыми гранями звёзд, а ещё - терпкой пылью уводящих в никуда дорог и перекрёстков между мирами. Гораздо сильнее, чем от Многогранника или Башни, надо сказать. И гораздо более жутко.

"Здесь становится слишком уж тесно. Две будущие Хозяйки, девочка-чудотворница, столичный доктор в змеином плаще... и эта призрачная женщина из Невода. Это только если не считать ещё и Ласки - она ведь наверняка слышит, что происходит что-то необычное."

Из всех присутствующих самыми неприятными, бесспорно, казались две последние гостьи. Каина и её сила были чуть ли не враждебны Земле, они утверждали волю и власть неба со звёздами, снов и мечтаний - всего того, что недоступно и непонятно Укладу, имеющему свои тропы и обряды испокон веков.

А пронзительный взгляд тонкой блондинки, кутающейся в шаль, готов был душу наизнанку вывернуть. Она не Хозяйка, конечно, но обладает даром связывать события в единые цепи, чуть ли не утверждать их порядок, как шептались в Термитнике. И тоже - не сторонница Земли. Совсем.

Конечно, не всем слухам о Приближенных стоит верить, но слухи на ровном месте не возникают. Не просто же так, по прихоти, Симон включил именно этих людей в Таглур?...

"Посмотрим, что будет дальше. Уж наверняка спокойное время закончилось, но с чего начнётся полоса смуты в Городе и Укладе?"

Исключительно повинуясь инстинкту самосохранения, Хиннарэ придвинулся ближе к Капелле и Кларе.

"И, кстати, да... если кто-то из них знает о причинах закрытия Термитника... это не слишком хорошо."

На кладбище стало слишком людно. Для Капеллы, которая привыкла к спокойным вечерам за книгой, к лицам ребятишек и их уважению, здесь было слишком много взрослых людей. Людей знакомых и даже понятных, но лично ей безразличных. Шестеро, если не считать Ласки, которая напряженно прислушивалась к шуму снаружи, и умирающего, которому было уже всё равно, сколько людей столпиться вокруг. Слишком много сил сошлось в одном месте.

Слишком много линий и видений. Будущая Алая - звезды, жаркие и колкие, непройденные дороги, и взгляд - требовательный, взгляд человека, привыкшего к исполнению самой мимолетной своей прихоти. Самозванная святая, потянувшаяся руки наложить, выгнать смерть из тела. Травник, слышавший Землю и её страхи. Юлия, связывающая события в одно единым холодным рассудком. Доктор, замерший на земле со шприцом в руках. И она сама, конечно, избегавшая сегодня весь Город, швыряемая чутьем, как осенний лист ветром... Нет, положительно. Их было слишком много.

И, конечно, она даже не удивилась такому сборищу. День сегодня весьма и весьма располагал к таким вот сумасшедшим совпадениям. Где что твориться важное - там будут все заинтересованные. Звучало глупо, но уверенность была железной.

Вообще, Капелла с удовольствием бы ушла отсюда. В висках у неё потихоньку копилась тяжелая жаркая боль, явный признак слишком сильного напряжения и слишком многих сил, собравшихся вокруг. Хотелось незаметно выскользнуть за ворота, дойти до Театра - медленно, не торопясь, ведь есть ещё время - и отсидеться там в гулкой тишине, которая всегда наступает перед представлением. В себя прийти. Лучше бы, конечно, домой - но пропускать Пантомиму, на которую её пригласил лично режиссер, не хотелось отчаянно. Предчувствовала - будет что-то интересное. Что-то странное, и, может быть, даже волшебное...

Однако желания - это ещё совсем не всё. Ей нужно было увидеть, что может Самозванка. Ей нужно было понять, что за сила прячется в ней, такой невзрачной и неприглядной на вид. Сначала - чудо. Потом уже мчаться в Сердечник...

На чужие слова она не реагировала. Лично к ней никто не обращался, объяснять Марии, что происходит, и без неё нашлось бы кому, и потому Капелла молчала, думая о своем, и ждала, когда же Самозванку уже пропустят и позволят начать лечить.

Что возражений не будет, она не сомневалась. Всем было интересно, а некоторые ещё и не верили в то, что раненого можно спасти обычными средствами. Правильно не верили, скорее всего...

То, что происходило на Кладбище, становилось интереснее и интереснее. Юлия ни минуты не жалела о том, что они с Марией хвостиками последовали за Данковским.

- Вы не верите в исцеление наложением рук? - поинтересовалась она, глядя в глаза столичному доктору - ну, или пытаясь, по крайней мере, насколько позволяли сумерки.

"Интересно, насколько он признаёт возможность такого... хм, целительства. Клара, кажется, уверена в своей силе, степняк её поддерживает, Мария... вот она вряд ли, да и Виктория может сомневаться. Впрочем, кто их знает; однако ж запишем по два голоса на обе чаши весов. Остаётся решающее слово."

Себя девушка не относила ни к верующим, ни к скептикам, как и всегда. Во всём, что не касалось её лично (то есть, в девяноста пяти процентах событий вокруг, если не больше) она давно занимала роль наблюдателя и аналитика. Взвешивала шансы, возможности, следила за результатами действий других и мысленно сравнивала их со своими выкладками.

В большинстве случаев всё совпадало.

- Юлия Люричева, - представила она Бакалавру свою спутницу, судя по его заинтересованному виду, они с ней еще не были знакомы. Что ж, два ученых всегда найдут о чем можно побеседовать.

- За тобой шли, - честно ответила Мария, совершенно неохота было сейчас лукавить и придумывать всякие отговорки - не та ситуация сейчас.

Взгляд уткнулся в сидящую неподалеку Клару - от нее веяло какой-то незнакомой силой, пускай и не такой заметной, как допустим у Виктории, но все же заметной. Каиной почудился звон колокольчиков и удар соборного колокола. Вздрогнув, она на пару секунд прикрыла глаза. Не хотелось сейчас ничего видеть, абсолютно.

Приветственно кивнув Капелле, она приметила и степняка, хотя тот и выглядел немного непривычно для этого народа.

Слова Юлии вернули девушку из задумчивости. "Наложением рук? Что же она, решила нам показать на что способна, девочка? Ну попробуй, попробуй..." Не то чтобы она не верила в успех данной операции, но отнеслась специфически, и кажется это прекрасно читалось на лице.

- Давай же, исцели его, - в голосе чувствуется примесь нетерпения. "Вот забавно будет, если у нее ничего не получится."

На Кладбище было действительно непривычно большое количество народу, живых людей, что примечательно. Неудивительно, что Ласка не выходит из своей сторожки.

- Отлично. Благодарю.

Клара видела, многие не верили здесь в ее дар. Пусть так, тем сильнее будет эффект, если все пройдет гладко. Нет, когда все пройдет гладко. Неуверенности быть не должно. Люди ждали, прикидывали, не верили. Кое-кто даже не скрывал скепсиса. Клара старалась не обращать на это внимания. Сейчас они сами все увидят. Только вот странный парнишка-степняк верил, похоже, безоговорочно. Могло даже показаться, что он знает здесь больше других, по крайней мере, о ней. Его вера обнадеживала. Самозванка бросила на него исполненный благодарности взгляд.

Настала пора совершить то, ради чего Клара сюда пришла. Сомнений быть не должно. Их уже не было.

«У меня все получится. Я докажу»

Девочка придвинулась ближе к раненому, сделала глубокий вдох, прикрыла на мгновение глаза и постаралась расслабиться. Она была уже готова. В несколько мгновений Клара словно преобразилась. Она стала выглядеть спокойной и уверенной, сильной, смелой. Самозванка протянула к несчастному руки и тут же ощутила, как струится мягким теплом сквозь пальцы сила. Девочка улыбнулась одними лишь глазами. У нее получалось.

"Юлия," - повторил про себя Даниил, запоминая, и кивнул новой знакомой, - "Звучно, складно. Фамилию потом переспрошу, но по-моему что-то знакомое... Никак предки были из Столицы."

Ох, и так знакомо, так естественно прозвучал её вопрос, умело завуалированный под праздный интерес! Данковский сразу понял - штучка непростая, и не просто из любопытства она спрашивает.

- Нисколько... Юлия. Это же совершенно антинаучно...- голос он едва понизил, только чтобы не прозвучало слишком насмешливо, и маленькая бродяжка не расплакалась и не отказалась демонстрировать свои чудеса. Даниил дёрнул подбородком в сторону Клары:

- Но пусть попробует, да...- в унисон поддакнул Данковский Марии, которая, кажется, тоже воспринимала намерения целительницы всерьёз. Невероятно надменными счёл бы бакалавр слова Каиной, если бы не разделял сейчас её мнения. Зажглось где-то в глубине души высокомерие, и доктор не сдержался от усмешки, забыв даже на мгновение, что перед ним всё ещё лежит пациент на грани гибели. Он прямо-таки просветителем себя почувствовал, снисходительно смотрящим на игрища необразованных дикарей.

"Кощунство, конечно, позволять какой-то самозванке чудить и заниматься ерундой. Ничего, пусть поиграется, только недолго..."

И уже предвкушая, как потеряется разумеется ничего толком не сделавшая Клара, как опустится снова он на колени и перельёт свою же кровь, спасая несчастного от скорой гибели, Даниил приготовился отодвинуть в сторону выскочку и заняться, наконец, делом. Делом... делом...

Самодовольная ухмылка сползла с лица доктора так же стремительно и несвоевременно, как появилась. Несколько мгновений держалась она ещё на губах, когда глаза уже от ужаса расширились, и светлый лик озарился жутковатым оскалом.

У неё получалось.

Мужик этот злосчастный на глазах румянцем заливался, кажется, даже дышать начинал спокойнее и размереннее. Какого, извините, рожна?.. "Я чего-то, наверное, не заметил... Надо быть внимательнее! Может, гипно... Хотя нет, какой там гипноз, мы о серьёзных вещах говорим. Может, незаметно ввела ему какой-то препарат? Тоже не вариант... Иглоукалывание? Что за чёрт..."

Да, неожиданно это было. Объяснить так сразу Даниил явление не смог, да и не хотел, признаться, сейчас судорожно соображать, что сотворила у него на глазах девчонка. Вместо этого он невпопад спросил:

- Время... Мария, время! В котором часу был найден Симон?- и, ухватившись за эту ниточку, Данковский решил отвести внимание от только что происшедшего,- Это важно... От этого зависят жизни нескольких людей!

Кого именно - потом придумает.

До кладбища Бурах добрался без приключений. "Завтра обязательно пойду в степь, попытаюсь вспомнить, чему учил отец и собрать трав... если, конечно, доживу до завтра."

Но вот и ворота кладбища - тяжелые, деревянные. Чем ближе Артемий подходил к ним, тем явственней слышал голоса. Учитывая его репутацию на данный момент, он не был рад перспективе встречи с большим количеством людей. Но где ещё можно было узнать о местонахождении Данковского, он просто не знал. А столичный доктор был едва ли не единственным шансом восстановить своё доброе имя в глазах горожан.

И Артемий вошёл на территорию кладбища. Его глазам открылась несколько странная картина: люди, преимущественно женщины, столпились около какого-то израненного, перебинтованного, лежащего прямо на земле, среди могил, человека (или уже трупа?). Среди них Бурах узнал только Викторию, с которой успел познакомиться сегодня утром.

Ещё его внимание привлекли двое. Одна - девочка, примерно того же возраста, что и дочка Тяжелого Влада, как-то странно простирающая руки над лежащим телом. Гаруспик чувствовал исходящую от неё энергию. "Девчонка явно не обычный человек."

Второй - мужчина лет тридцати, склоняющийся над предполагаемым трупом. На нём был плащ из змеиной кожи, уже слегка заляпанный грязью и как-то странно, даже несколько нелепо, как показалось Артемию, смотрящийся здесь. Мужчина был явно не из этих краёв. В глазах его читались смешанные с удивлением отчаяние и растерянность. Бураху стало его даже немного жалко.

"Явно не местный... шприц в руках... быть может, он?"

Все наблюдения заняли не больше пары секунд; Артемий подошёл ближе к толпе.

-Здравствуйте.

Затем уже обратился к предполагаемой цели своих поисков.

-Я ищу Даниила Данковского. Это случайно не ты?

Услышанное однозначно было утвердительным ответом.

-Меня зовут Артемий Бурах. Нам нужно поговорить.

Клара действительно могла исцелять. Пусть её сила и пугала, пусть пахло от неё землёй и тяжестью, несло холодом и смертной тоской - девочка была способна направить то, что текло по её венам, на благо совершенно незнакомого человека... Впрочем, с таким же успехом - наверняка - она могла этого самого человека и убить.

Тут были возможны два варианта. Либо Клара сама никак не контролирует это исцеление, или что это в точности такое, и тогда можно надеяться на некую "вселенскую справедливость" или что-то вроде, или же сила целиком и полностью подчиняется желаниям Клары, и тогда это...

"Тогда это попросту страшно. Если она это поймёт - а вдруг уже поняла? - она начнёт казнить и миловать по своему усмотрению. Не останавливаясь перед городской или нашей моралью, следуя только своим собственным желаниям. И хорошо, если только своим."

Либо орудие высших сил, недоступных раньше людям (кларина фигурка источала дыхание сродни Земле, но не совсем - чуть-чуть, а другое, и сейчас Хиннарэ вряд ли мог понять, какое и чем оно отличается от знакомой с детства рыхлой тяжёлой силы), либо орудие других людей. Либо сама по себе, но выдержит ли она?

Загадывать вперёд, однако, не стоило. Травник зябко поёжился и обвёл взглядом скептически усмехавшуюся Марию, недоверчиво прищурившуюся хозяйку "Невода", ошалевшего от свершившегося прямо на его глазах чуда столичного доктора, явно удивлённую Капеллу, просветлённо улыбающуюся Клару...

...и задержал взгляд на новоприбывшем. На Артемии Бурахе, сыне Исидора - никем другим визитёр просто не мог быть.

- Надо же, как всё интересно накладывается... - прошептал Хиннарэ себе под нос. - Сколько живых, и все на Кладбище - к худу или к добру?...

Тяжелой гулкой силой давило от простершей руки Клары. Холодом и мертвечиной несло. А может быть, Капелле только так казалось - после сегодняшнего сумасшедшего дня она не была точно уверена в своих чувствах. Знала только одно - ей это не нравится. Ей не нравится сложившаяся ситуация. Ей не нравится надвинувшееся будущее. Ей не нравится Самозванка. Пусть рана под её пальцами медленно затягивалась. Пусть умирающий дышал ровнее, пусть румянец разливался по его щекам. Все пусть. Но Капелла и близко не испытывала восторга и радости, которые должны были сопровождать являющееся взгляду чудо. Она не была счастлива осознанием случившегося. Ей просто было страшно почему-то. Она смотрела в одухотворенное лицо Клары - и хотелось рвануться и убежать, наплевав на все свои обязательства. В голове опять-таки гудело от перенапряжения, от слишком многих сил...

Вздохнула. На мгновение прикрыла глаза ладонями, успокаиваясь. Она так утомилась от всего, что даже удивляться не могла. Восприняла всё, как должное. Только холодом повеяло, только болью продрало...

Усмехнулась, глядя, как отчетливо удивился Данковский. Да не просто удивился - ошарашен был. Он-то явно ничего такого не ждал и ни во что такое не верил. Он вообще казался человеком, привыкшим к твердой почве под ногами и верным формулам и выкладкам. Было в нем что-то от Юлии. От её строгости...

"Бедный доктор. Как же тяжело вам будет здесь."

Она даже не вздрогнула, когда к собравшейся толпе присоединился ещё один человек. В самом деле - в такой день удивляться было бы глупо.

"Хотела? Получай."

Шагнула вперед, мимолетно коснувшись рукава Хиннарэ - пойдем, травник. Тебе тоже есть что сказать - аккуратно обходя собравшихся так, чтобы не задеть никого ненароком. Уже через минуту она была совсем рядом с младшим - а ныне единственным - Бурахом. Подняла голову так, чтобы иметь возможность заглянуть ему в лицо. И сказала - тяжело, трудно, выдавливая из себя слова:

-Здравствуйте снова. - и немного возвысив голос, так, чтобы слышал Данковский, чтобы слышали Мария и Юлия - Вы знаете, что в Термитнике - Песочная Грязь?

Взгляд у неё был очень серьезный и грустный. Такого рода новости должны слышать все, кто может слышать, и её даже не волновало особенно, что вот сейчас, в этот момент, она вклинилась в наметившийся было разговор Гаруспика и Бакалавра. К тому же иррациональное желание бежать, избавляясь от тяжести давления - звезды, земля, книжная пыль, травы, кровь - никуда не делось. Сказать честно - больше всего Капелле хотелось бы услышать "Да, знаю" и иметь возможность кивнуть и уйти.

"Но когда и что у нас бывало легко?"

"Исцелила, значит. Что ж... пусть будет так. Посмотрим, скольких ещё ты исцелишь, девочка-самозванка."

Юлией овладела совершенно иррациональная весёлая злость. Не разгадывая предыдущие загадки и даже не подкидывая подсказок, Город осчастливил ещё одной. Что ж, всё разгадаем и приведём к общему знаменателю, а если нет - поделим на ноль и забудем.

- Антинаучно, но факт. - она выдавила сухой смешок. - Как видите.

В это время ворота глухо скрипнули, и к уже и без того пёстрой компании прибавился тот человек, которого Юлия видела в парке. Артемий Бурах, как будто бы. Юлия запоздало кивнула и улыбнулась в ответ на приветствие Виктории, когда та проходила мимо, направляясь к сыну Исидора: девочка теперь выглядела совершенно больной и очень усталой.

"Пригласить их, что ли, на чай... её и Марию... да вот только если Каина согласится, то Капелла вряд ли."

Вслед за Ольгимской к новоприбывшему направился и светловолосый степняк, быстро взглянувший на Люричеву с суеверной неприязнью. Девушка невозмутимо пожала плечами - мол, знаю, что вы обо мне там думаете, но мне всё равно. Хотя на самом деле ей даже льстило немного, что дремучие и мудрые Дети Бодхо (одно другому вовсе не противоречит) считают её кем-то вроде жрицы Судьбы и Рока. Пусть считают. Хуже от этого не будет.

Услышав слова Капеллы, она изогнула бровь и слегка склонила голову.

- Я догадывалась. - тихо, чтобы слышали только Мария и Данковский. - Это объясняет отсутствие степняков на улицах, конечно.

- Все понятно, - наконец произнесла она, когда девчонка все же доказала, что обладает силой, - Я буду пристально следить за тобой, девочка... и передай Катерине... что не было у нее никогда дочери, и не будет.

Пускай слова звучат грубо и зло, ей все равно. Не допустит она, чтобы Сабурова оставила после себя наследницей эту девочку. Опасность так и исходит от ее худого тела.

Мария лишь улыбнулась попыткам Бакалавра превести внимание толпы на что-нибудь другое.

- Рано утром, Даниил... на рассвете. - все же ответила девушка. Пускай это не поможет, но все же попытка не пытка, так кажется говорится?

Но на Клабище было мало посетителей - пришел еще один. Вот кого-кого, а этого преступника с дурной репутацией Каина не ожидала здесь увидеть.

Будущая Хозяйка быстро оказалась очень близко к этому рослому мужчине.

- Ну здравствуй, Потрошитель... здравствуй, Олгой раненый... - ее глаза впились в него как иглы, - Скажи мне, сын Исидора. Ты убил моего дядю и учителя Симона?

Пускай голос ее звучал спокойно, но лучилась она негативной энергией, которую наверняка почувствовали все окружающие.

"Признайся же..." - читалось во взгляде, - "И клянусь, я вытяну твои Линии из Земли прямо здесь, и разорву! У меня получится, будь спокоен... "

Пожалуй, только Капелла сможет успокоить разгневанную дочь Дикой Нины.

Несчастный был спасен. Больше здесь делать было нечего. Клара облегченно вздохнула и опустила руки. Девочка обвела немного усталым, но довольным взглядом окружающую ее публику и, будто бы обращаясь ко всем сразу, заявила:

- Он исцелен и, естественно, будет жить. Вы сами все видели, - Самозванка задержала испытующий взгляд на ошарашенном враче.

- А вы не верили, доктор. Надеюсь вы не забудете упомянуть о произошедшем при следующем разговоре с Сабуровыми.

Слова девушки, которую столичный доктор называл Марией почти не задели Клару, но только почти. Девочка ослепительно улыбнулась в ответ на некоторую резкозть.

- Замечательно. Мне бы вашу уверенность... Мария.

Самозванка поднялась с земли и зашагала в сторону выхода, кивнув по пути Бураху и пробормотав очень тихо:

- Демон.

Больше дел на кладбище у Клары дел не было. Интересоваться чужими разговорами ей не хотелось сейчас. Не время еще. А вот доложить о проделанной работе Александру очень даже стоило, при том, поскорее. Да и к Катерине нужно было зайти обязательно.

Девочка еще раз обвела "дружную" компанию взглядом и вышла за ворота.

"Они издеваются. Они просто все без исключения и каждый по отдельности надо мной издеваются."

Иначе театр абсурда на кладбище не объяснялся. Столько народу собралось, ужас какой-то. И всем что-то скажи, не пропусти ни одного слова мимо ушей... А они всё приходили и приходили, ещё один силуэт показался у кладбищенской ограды, и Даниил обязательно бы попытался рассмотреть ещё одного свидетеля, если бы не был настолько занят осмысливанием того, как же у замарашки получилось исцелить раненного.

"Исцелить - вот же мерзкое слово!"

- Непременно упомяну, можешь не сомневаться...- процедил Данковский сквозь зубы Кларе, которая и слушать-то его особенно не собиралась. Спасибо на том, что как котёнка не стала тыкать носом в вылеченного мужика - смотри, дескать, Фома неверующий. Что, съел, да, съел?!

"Зато милая Юленька не преминула поиздеваться. Ну ничего-ничего, будем надеяться, я вас больше не увижу, господа... Вот отчитаюсь перед всеми, кому дал обещание, и к чертям отсюда. К чертям! Домой!"

Хорошо хоть, почти все не слишком жаловали бродяжку: что неизвестная рыжая девочка, что Мария на расстоянии держались от неё. Вторая так и вовсе пару колких и обидных слов бросила, а ещё, сама того не желая, сообщила Данковскому один преинтереснейший факт:

"Дочери? Что ж, это многое объясняет... Пёс с нею, какие бы бы у неё ни были связи."

Решив не задаваться вопросом, как же Клара это сделала, Даниил проводил её взглядом, и только теперь обратил своё внимание на ещё одного мужчину кроме себя (не считать же, в самом деле, таковыми чудесно спасённый полутруп и болезненного пацанёнка), что, как ни удивительно, узнал Данковского с первого раза.

"Черты лица, запачканная кровью одежда..."

- Он самый... Дайте угадаю,- в отличие от вновь прибывшего, Даниил фамильярничать не собирался,- Это ведь вы сын моего покойного друга и коллеги, репутацию которого я нынче пытаюсь восстановить?

И тут же, услышав слова Каиной, удостоверился в том, что правильно опознал мужчину, и поспешил вставить слово:

- Мария, не спешите с выводами... Я уверен, всё не так. У меня есть все основания полагать, что вашего дядю нашли ещё до того, как господин Бурах сошёл с поезда. Я думаю, это сможет подтвердить... его непосредственный знакомый,- бакалавр ткнул пальцем в постепенно оклемавшегося человека. Несомненно, с утра он и сын Исидора уже имели сомнительное удовольствие встретиться.

Лишь бы Бурах сам сейчас всё не испортил. "Лучше согласись"- взглядом сказал ему Данковский, стараясь поймать внимательный взор знахаря. Что-то подсказывало, что не убивал он никого... Почти, да, почти никого. Массовка не в счёт.

"Одним поездом мы с ним прибыли, одним! Не может быть такого, чтоб успел двоих прикончить... Ну вот не верю. Нюхом профессиональным чую..."- нюхом врача или нюхом авантюриста - загадка.

И будет об этом. Теперь главное - успеть оповестить Сабуровых. Если удастся убедить Марию, она успокоит Каиных, а вот с семейкой коменданта лучше объясниться лично... Не наговорила бы только им Клара чего лишнего, чего успеет сама надумать.

А ещё стало интересно, когда подала голос оставшаяся девочка - как бишь её? Не спросил... Кажется, она хотела, чтоб Данковский услышал. Словосочетание, сорвавшееся с её уст, странно ассоциативно напомнило просторечное название болезни. Интересно... Даниил навострил уши. Переспрашивать не хотелось: показалось, что сейчас всё, что надо знать, будет сказано и без его вмешательства. Впрочем, мозг уже начал строить кое-какие догадки.

Не успел Артемий удостовериться, что цель его поисков перед ним, как к нему тут же направилась Капелла. «Та же печаль в глазах, что и у Настоятельницы. Те же слова. Так же не хочется её разочаровывать.»

Краем глаза Бурах заметил, что незнакомая девочка опустила руки, при этом лежащее среди надгробий тело стало подавать признаки жизни.

-Здравствуй, Виктория. Про Термитник знаю. – «Итак, болезнь в Термитнике зовётся Песочной Грязью. Ни о чём не говорит… но сейчас объявлять об этом не зачем.»

Услышав, что пробормотала девочка-целительница, Бурах нахмурился. «Кто из нас ещё демон?» Затем, снова поймав грустный, серьёзный взгляд Виктории, продолжил.

-Твой брат и Мать Быков искали тебя. Они в Сгустке.

Рядом с ними оказалась другая девушка, показавшаяся гаруспику знакомой. Голос её был спокоен, по сравнению с тем, что она ему говорила и с какой ненавистью смотрела. И вдруг он узнал её. «Мария. Сильно изменилась… Ишь, шипит, как кошка рассерженная. Хочешь быть похожей на мать? Пока не выходит.»

У Артемия слегка заболела голова, виной тому была исходящая от дочери Дикой Нины тёмная сила. Мария вызывала у него лишь раздражение.

И тут он услышал слова Даниила. «Знакомый?»

-Отойди, женщина. Мешаешь.

Обойдя девушку, Бурах подошел к Данковскому. Тот старательно заглядывал гаруспику в глаза, взгляд его казался одновременно требующим и умоляющим. Увидев, узнав лежащего на земле человека, Артемий понял, что хотел от него Даниил. Усмехнувшись, присел на землю возле утреннего нападавшего, с другой стороны от доктора.

-Ну здравствуй, любезный. Как себя чувствуешь? Не будешь больше на людей с ножом кидаться, да ещё и вчетвером на одного?

Против ожиданий, ей не стало легче от слов Бураха. Она уже так привыкла не полагаться на вечно занятых своими делами взрослых, нечутких, невидящих, что ни капли облегчения не испытала теперь. Менху знал, да. Но его, похоже, больше заботили сейчас собственная репутация и истинный виновник. Конечно, она не осуждала. Это совершенно нормально - в такой ситуации пребывать в растерянности, бросать все силы только на одну из задач. Вот только Город был в сотни раз важнее любых людских трагедий. Песчаная Язва означала ад... А столичный доктор, похоже, ничего и не знал о ней.

У него были внимательные глаза, он прислушался, но понимания и осознания не было. Он не знал, что такое Грязь. И, наверное, вряд ли мог чем-то помочь.

Нахмурилась, глядя в спину отошедшему Гаруспику. Возможно, она была несправедлива, но ей казалось, что можно было бы уделить Язве чуть больше внимания. А так - словно бы отстранили - вроде бы "Знаю, знаю. А теперь отойди, я сам всё сделаю".

Она давно уже не верила ни в какое "сам".

Настаивать, конечно, не стала. Понимала, что ничем хорошим это не обернется. Вздохнула только облегченно, почувствовав, как отдаляется сила Самозванки. Кажется, та бросила, уходя что-то злое, шипящее, но Капелла не стала прислушиваться и, соответственно, не смогла и оскорбиться. Только поняла, что не хочет больше видеть блаженную святую. Не хочет присутствовать при её чудесах. Впрочем, когда что зависело от её желаний...

Пахнуло от Марии даже не злостью - бешенством. Инстинктивно Капелла зажмурилась, отторгая чужое чувство. Медленно выдохнула, успокаивая мгновенно вспыхнувшую боль. И придвинулась ближе к будущей Алой, предчувствуя - если её не придержать за вышитый рукав - Бураха придется собирать по всему Кладбищу и его окрестностям.

-Не надо, Мария, - сказала тихо, не взвешивая слова, стремясь просто отвлечь внимание на себя. Она уже приноравливалась к давлению, и наверняка смогла бы противиться ему. А вот менху, похоже, Каину недооценил. Повернулся спиной, только оскорбление бросив. "Женщина" в таком тоне и её бы обидело, что уж говорить о дочери Алой Нины. - Он невиновен. Он пришел из Степи ранним утром, на час или два позже, чем поезд Данковского. Шесть утра, Мария. Он не успел бы.

Они не были подругами или союзниками, только силы как-то связывали их, и Капелла совершенно не рассчитывала, что взбешенная Каина не то что поверит - вообще прислушается. Но попробовать стоило. На всякий случай она и встала так, чтобы оказаться между Марией и Бурахом. Конечно, Бакалавр тоже что-то сказал в защиту... Но проверять, насколько Каина верит ему таким экстравагантным способом не хотелось.

За всей этой суетой она не заострила внимания на словах о брате и Тае, оставила их на потом. В самом деле, не могла же она бросить всё и бежать прямо сейчас? Если нужно - братец заночует у неё. А уж где устроить Мать Быков он найдет и подавно. Он, в конце концов, взрослый и самостоятельный.

Воздух вокруг Марии будто наполнился электричеством - кажется, чиркни спичкой, и все здесь моментально вспыхнет. Сейчас для нее имел значения только наследник Исидора. Она думала, тот хоть что-нибудь вразумительное скажет, объяснит... но нет, он высокомерно проигнорировал важнейший вопрос.

Девушка нахмурилась, медленно, растягивая каждое слово, сказала:

- Вот как, значит не уважаешь меня? Смотри, Бурах, боком выйдет...

Краем глаза она все же заметила мелькнувшую рядом Капеллу, что вмешалась в назревающий конфликт.

- Не мешай... - бросила она, но в словах девочки было много логики и здравого смысла, - Шесть утра? - она замерла, а потом опустила руки, - Шесть утра... значит, получается...

Вся энергия куда-то испарилась, Каина почувствовала запоздалую головную боль. Плечи опустились, она несколько раз провела холодными пальцами по не менее прохладному лбу, будто убирая прочь свои мысли.

- Спасибо тебе, Виктория, - она очень тихо произнесла эти простые слова и многозначительно посмотрела на Ольгимскую, попытавшись даже улыбнуться.

Она повернулась к Бакалавру, внимательно изучая умными не по годам глазами его сосредоточенное лицо:

- Думаю, он еще долго ничего нам не расскажет.- Мария скользнула безразличным взглядом по все еще валяющемуся ничком у них в ногах раненом человеке. Он был жив, несомненно, но все же...

"Что они там говорили про Термитник?" - вдруг яркая мысль осенила девушку. Всем было известно, как Каины жаждут разузнать все тайны семейки Ольгимских. А самое главное их богатство отнюдь не заводы...

- В Термитнике... песчанка? - едва выдохнула она, обращаясь к рыжей девушке. "Так вот что это... вот что беспокоит, не дает сосредоточиться... Город в беде."

Невозмутимость Бураха вогнала в ступор. Он, вероятно, не знал, что перед ним не просто красивая женщина (коей Мария являлась несомненно), а очень даже представительница правящего дома. Был, среди прочего, вариант, что женщин как класс он ни во что не ставит. Посмотрите-ка, обращение, как клеймо - "женщина"! Не то чтобы Данковский слишком уж одобрял повальную эмансипацию столичных девиц, но и презрительное отношение к ним не одобрял. Потому как женщины...

Ну да что возьмёшь с него? Этот Бурах как-никак был местным, а значит - почти дикарём.

"Хотя не сказал бы, чтоб отец его производил впечатление необразованного неотёсанного человека... Хотя отвечает ли сын за отца?"

- Да, Мария, он не виновен в гибели вашего дядюшки... - больше заботясь о реакции Каиной, Даниил позволил себе приблизиться к ней и взять её под локоть,- Не горячитесь, прошу вас. И, я надеюсь, ваша семья не станет предъявлять обвинений...

Пожалуй, последняя просьба прозвучала излишне вкрадчиво, но Данковского сейчас это не волновало. Кольнуло немного, что никакой благодарности со стороны Артемия к нему, с таким упорством пытавшемуся восстановить доброе имя Бураха, видно не было.

"Добра не делай - зла не получишь... Или как там говорится? В общем, никогда нельзя надеяться на отклик... Наплевать. Остался только Сабуров, не думаю, что та бродяжка... Клара, кажется... Позаботится о том, чтобы сообщить о невиновности Бураха. Не это было её целью. Она-то ничем ни ему, ни его отцу не обязана. Как, впрочем, и..."

Ладно. Вроде бы обошлось всё с этим мужиком. Жить будет, а, если всё-таки получит заражение крови, это уже не бакалаврово дело. Другой разговор с поиском убийцы: следовало признать, что ни единой нитки у Данковского не было, а полноценным расследованием с его стороны не пахло. "Может быть, потому что я не сыщик, а врач."

- Что такое Песочная Грязь?- влез Данковский в разговор Марии с девочкой, имени которой до сих пор не спросил. Зато она, кажется, очень хорошо его знала - показалось ли, или она действительно произнесла его фамилию? Не важно. Но сейчас Даниил обращался скорее к ней, первой упомянувшей загадочное название. И смог, наконец, разглядеть девочку: немного нескладную, явно из местных, но чистенько и хорошо одетую.

Очевидно, названное явление имело для всех присутствующих какое-то значение, и в пояснениях они не нуждались, так что самое время было спросить.

Видимо, только что чудесным образом исцеленный человек тоже узнал Бураха, потому как при виде него снова потерял сознание. У менху, казалось, не осталось душевных сил, чтобы огорчиться этому факту. Последние сутки, начиная с того момента, как он получил отцовское письмо, казались ему кошмарным сном. Но время шло, а пробуждения так и не наступало. Чувство непонятной тревоги всё нарастало.

Артемий встал с земли, выпрямился во весь рост и посмотрел в глаза Каиной, уверенно и абсолютно беззлобно. Глаза её больше не метали молнии, на лице появился отпечаток усталости. В спокойном состоянии она показалась гаруспику симпатичной. «Но эта тоска практически на каждом лице, эта вязкая усталость, кажется, разлитая по улицам…что здесь происходит?»

-От чего же не уважаю? Просто не страдаю красноречием, - «А скажи я, что невиновен, в гневе своём ты всё равно бы меня не услышала.»

Бурах заметил ошарашеность Данковского. «Мать Бодхо, какие все нежные! Как будто и не уезжал из Столицы… Гляди, как выстилается перед Каиной. Почему это так ценится? Всего лишь слова. Не они, не они важны, а поступки…

И ведь ради меня старается, вроде бы. Зачем – не понятно. Но спасибо, не забуду.» Артемий послал Даниилу благодарный взгляд и слегка кивнул.

Итак, одна проблема была решена – теперь Бураха не считают врагом народа. Но легче ему не стало, наоборот, нарастало осознание того, что главные трудности только начинаются.

Снова заговорили о Песочной грязи. Артемий увидел ужас на лице Марии, затем снова глубочайшую печаль в глазах Виктории. И тут он понял, что так напугало отца, почему все ведут себя так, как ведут, и что ему предстоит, какая ответственность ложится на его плечи.

И первая мысль – бежать отсюда, бежать как можно дальше, не ввязываться в это дело. Но это длится всего мгновение. На смену панике приходит решимость и холодная уверенность.

«Я – менху, я - старший Бурах, я – сын своего отца, я наследую этот долг, и я буду исполнять его, чего бы это мне не стоило. Я смогу, я сумею.»

Стало спокойнее. Тревога никуда не ушла, нет, но теперь она больше не управляла Артемием. Он вновь поймал взгляд Капеллы, и, не смотря на то, что, быть может, это не было уместно, ободряюще ей улыбнулся.

На какое-то время над кладбищем повисло молчание. Бурах нарушил его вопросом, лёгким кивком указав на лежащего:

-А с ним-то что делать будем?

Слабо улыбнулась Капелла в ответ на улыбку Марии. Тенью улыбки, призраком её. Стало ей немного полегче, когда успокоилась Каина, и мелькнул даже проблеск надежды - не угасающей никогда, но порой забывающейся - "Может быть, всё-таки подружимся? А если не подружимся, то хотя бы не скатимся в холодную войну?". Это был один из странных страхов Капеллы, её вечная головная боль, и то, что Мария не уперлась, не затворилась в своем горе, не оказалась глуха в гневе, приободрило её. Всё-таки что-то хорошее.

-Не за что, - шепнула едва слышно, пристально глядя на поднявшегося с земли доктора. Было что-то настораживающее в его интересе к Бураху. "Кто сказал ему, что менху невиновен? Кто сказал, если я почувствовала чудом?.. Неужели через Юлию дошло?". Над этим определенно стоило подумать. Может быть, даже спросить, и Капелла привычно сделала мысленную пометку. Много странностей вместил этот день, но ночью наверняка дико разболится голова, после стольких-то видений, и поразмыслить вряд ли получится.

Чуть склонила голову только, поняв, что догадка оказалась правильной. Не знал Бакалавр о Язве. Недоумение в нем было. Страха тех, кто пережил это - нет.

-Болезнь, - ответила она ровно на заданный вопрос, и продолжила, понимая, что такого короткого объяснения наверняка не хватит. Если бы ей так что-нибудь объясняли - она бы первая возмутилась - Вроде чумы или чего-то похожего. Заразна, почти всегда приводит к летальному исходу... - холодом и трупами тянуло от простого слова, и Капелла поежилась, вспоминая, как это было. Как першило в горле, как тянуло гнилью из Кожевенного, как навзрыд выли собаки, какой страх был в лицах. Она была ребенком... Но помнила всё просто превосходно. И думала, что такое просто не забывается - В прошлый раз она выкосила целый квартал. - и добивая то ли себя, то ли доктора - За три дня.

"А потом был Исидор Бурах, - продолжила про себя просто так, потому что клубок уже не мог не размотаться до конца - И как-то успокоил Язву, унял её. И как - никто не знает. Разве что сын его..."

Впрочем, последнее казалось сомнительным. И Капелла не могла бы объяснить, почему. Только моргнула в ответ на ободряющую улыбку. Она устала и не находила в себе сил улыбаться. На вопрос о раненном только пожала плечами. Умирать он вроде бы раздумал, раны не было видно, и Капелла склонялась к мысли, что рано или поздно мужчина очнется и решит, что делать, самостоятельно. Если нести его - то только к Рубину, а это далеко, а Бурах один. Бакалавра в качестве носильщика рассматривать было глупо, Хиннарэ тоже, а уж они с Марией и подавно не годились на такую роль. А от лежания на земле исцеленному грозила разве что небольшая простуда, что в масштабе надвигающейся катастрофы не казалось такой уж большой бедой.

"Значит, все-таки Песочная грязь... Почему я в этом не сомневалась? Все к этому шло", - Юлия, задумчиво потирая переносицу, старалась собраться с мыслями. Песчанка - опасная болезнь, неизлечимая и страшная. Пять лет назад она уже заявлялась в местные просторы, да справились с ней вовремя. Не означает ли это, что они ошибались? На самом ли деле тогда люди одержали победу над карающей дланью судьбы? Или им всего лишь так казалось?

В любом случае, теперь важнее спасти свою жизнь. Важнее для окружающих, но не для Юлии: для нее это очередной способ проверить свою теорию Растяжек Судьбы. В ближайшее время в Городе начнется паника, тогда Юлия и сможет поиграть с судьбой в который раз.

Но этой маленькой девочке удалось вернуть к жизни умирающего, и теперь она покинула кладбище - судя по выражению ее лица, ей не терпелось поведать кому-то о своем успехе. Что ж, действительно, пора было уже расходиться, пока на улицу не выбрались головорезы. Лучшей и самой безопасной дорогой до дома была железная дорога.

Степняк же, Хиннарэ, скрылся и того раньше, решив, что узнал и так достаточно: в Термитнике болезнь. Возвращаться туда нельзя. Это непреложная истина. Суок прокляла этот Город, теперь было некуда деваться от разгневанной Земли.

"Дела..."

Удержав в узде желание почесать задумчиво затылок, Даниил пробормотал вполголоса:

- У вас ещё и эпидемия назревает...

Рассказывая о Песочной Грязи, девочка отделалась несколькими сухими и чёткими тезисами. Будто читала доклад для научного общества. Не хватало только, чтобы она вскользь так упомянула о методах лечения и путях заражения. А ещё в конце она прибавила любопытный факт, призванный, вероятно, придать густых красок скупому и беглому ликбезу, да и припугнуть Бакалавра. Может быть.

В очередной раз прокляв своё решение помогать Каиным и вообще свой приезд в эту дыру, Данковский крепко призадумался.

- Многовато чрезвычайных происшествий для одних суток, вы не находите? Простите...

Даниил одарил девушку усталым извиняющимся взглядом.

- Простите, как ваше имя, юная леди? Право, неудобно... И что вы делаете в таком месте?

Нахохлившись от внезапно осознанного холода, Бакалавр перехватил поудобнее свой саквояж и нахмурился, обводя взглядом разношёрстную, хотя и чуть поредевшую компанию. Куда только смотрел тот, кто должен следить за кладбищем?

- Что мы все вообще здесь делаем?- внезапно посетовал он куда-то в пространство,- Сколько можно топтаться здесь возле полутрупа? Пусть валяется здесь, вылечила его эта замарашка - пусть её и благодарит... Если бы кто-то из нас его спас - другое дело, но теперь за него в ответе Клара. У меня появились дела важнее. Уж простите мою поспешность...

Бакалавр даже признал без колебаний то, что именно та хилая бродяжка получает все лавры по поводу спасения умирающего. Потом разоблачит мошенницу... А вот торчать среди могил в промозглый октябрь Данковскому не очень-то хотелось.

- Артемий, будьте осторожны и не давайте больше волю рукам. Вы ещё не оправданы по всем инстанциям, избегайте наводить на себя лишние подозрения... Я постараюсь позаботиться об остальном. Вы, к слову, никуда не торопитесь? Я собирался совершить одну прогулку, было бы неплохо по пути поговорить с вами... О вашем отце.

Данковскому предстояло достойное завершение вечера: посещение театра. Подумать только! В последний раз он ещё студентом посещал храм Мельпомены. Тогда давали, кажется, "Аиду"... Даниил не дослушал. Ушёл после второго акта. Оставалось лишь надеяться, что провинциальные лицедеи заинтересуют его куда больше.

Всем своим видом врач продемонстрировал, что намерен удаляться.

Она лишь усмехнулась словам Даниила.

- Почему тебя так сильно заботит судьба Бураха?.. Георгий слишком убит горем, он сейчас не различает правых и виноватых...а отец может выслушать и даже понять, но ему тоже не до этих разбирательств сейчас. Я попробую с ними поговорить, если ты этого так хочешь, Данковский. - взгляд девушки становился гораздо мягче, когда она смотрела на столичного гостя.

- Песочная грязь это очень страшно... пять лет назад мы чудом ее пережили. Всех спас Исидор. Ему помогал Станислав Рубин в этом нелегком деле...возможно, он до сих пор не забыл, каким образом тогда удалось победить болезнь. Тогда у нас есть шанс...

Она вновь скользнула взглядом по Гаруспику:

- Люди боятся тебя, и не спроста. Этот человек ведь твоих рук дело... хорошо, что он выжил. А остальные?..

- Здесь его оставлять нельзя, хотя Ласка не откажется позаботиться о нем... Вы же врачи, в конце-то концов! Придумайте что-нибудь.

Каина прислушивалась с своим ощущениям, но ничего конкретного она сейчас не чувствовала. Лишь неясные всполохи тревоги, сильная усталость, мигрень, затаенное зло, жажда мести непонятно кому...

- Вынуждена откланяться, дамы и господа, - она одним коротким кивком попрощалась сразу со всеми, напоследок задержав взгляд на Капелле, будто приободрив ее, мол, ты не одна сейчас.

Развернувшись на каблуках, девушка направилась к воротам Кладбища. Ей срочно надо было кому-нибудь высказать, желательно знающему человеку, который всегда в курсе происходящего в Городе.

Ну дела, вернулся из Столицы, а разговаривают с ним, как с малым ребенком. Да и кто? Женщина, которую он еще в пеленках помнит, да щегол приезжий. Стоило тогда вообще уезжать учиться в университет, чтобы вернуться и слышать: руки не распускай?

И не важно, что он в целях самозащиты ранил этого мужичка, вероятно, с заводов пришедшего, не важно, что не убили едва Артемия. Главное, что он таки чуть не убил рабочего из Земли. А то, что тот раскрывать тело собрался без соответствующего сана, не волнует никого.

Народ постепенно начал расходиться, из виду скрылись степняк и женщина, не та, что обладала очень острым языком, а та, что больше молчала. Если честно, Бурах не очень любил, когда слабая половина человечества раскрывала рот не по делу... Вот и доктор тоже собрался уходить, явно намереваясь увести за собой и Гаруспика.

- О моем отце? Ты что-то знаешь о нем? - оживился Артемий, оторвав хмурый взгляд от лежавшего без сознания мужчины. Мария, к слову, в который раз изрекла умную мысль, правда в неприятной форме. "Приказывать вздумала, маленькая еще, чтобы взрослыми командовать", - хмыкнул про себя Бурах, присаживаясь на корточки перед рабочим. - Эй, приятель, - Артемий тряхнул его за плечо, да с такой силой, что человек резко распахнул глаза:

- Где я? - прохрипел Игорь (так звали жертву Потрошителя), протирая глаза кулаком. Оглядевшись, он осознал, что находится на кладбище. "Матерь Божья, ну дела", - над Игорем склонился... Господи, да за что же! Это был тот самый Потрошитель, который с утреца растерзал его товарищей!

Только вот нападать он не собирался...

- Эй, ты как? - осведомился Бурах, с сомнением глядя на мужичка, растерянно жевавшего сигаретный окурок. - До дома-то дойдешь?

Получив утвердительный ответ, Артемий вернулся к доктору.

- Ну, пошли, куда ты там хотел.

А Игорь вскочил и с завидной скоростью помчался куда-то, выкрикивая через плечо:

- Спасибо! Спасибо!

Капелла потерла глаза и на мгновение подняла лицо к небу. Черному, затянутому тучами небу, с которого всё ещё летели вниз мелкие капельки дождя. Стемнело как-то совершенно незаметно. Вот ещё недавно красное теплое солнце касалось горизонта самым краешком - и вот, уже сомкнулись вокруг лиловые сумерки, поднялся ветер. Шелестели травы от его прикосновения, зябко было стоять, чувствуя, как по-осеннему холодным касанием старается ветер пробраться под одежду. Капелла передернула плечами, плотнее запахнулась в курточку, и опустила глаза как раз вовремя, чтобы поймать взгляд Марии. Мимолетно кивнула ей, уже не найдя силы для улыбки, и как-то вдруг осознала, что на Кладбище они с доктором уже одни.

Ушли Юлия и Хиннарэ - "Он-то куда? Сам же говорил, что прятаться негде" - ушла Мария, напоследок попытавшись растолковать что-то о Язве, ушел даже Гаруспик, отчего Капелла почувствовала легкое раздражение. Был смысл стоять здесь, мерзнуть и пытаться говорить, если из результатов - лишь более-менее просвещенный на тему Песчанки Бакалавр, да явная антипатия между дочерью Дикой Нины и Бурахом?

Впрочем, Бакалавр до конца ещё просвещен не был, и Капелла заставила себя сосредоточится. Устало подумала, что вопрос о том, что же она тут делает в такое время - веселый вопрос. И что дело до этого есть, пожалуй, только приезжему, непривычному к здешним порядкам.

-Виктория Ольгимская, - ответила она на вопрос об имени уже в который раз за этот день, и даже слабо улыбнулась, стараясь соблюсти правила вежливости - Впрочем, чаще меня зовут Капеллой...

Неопределенный взмах рукой - мол, называйте, как вам больше нравится. Про себя она думала о том, стоит ли что-то говорить о том, как она здесь очутилась, или всё-таки не нужно. Ну, в самом деле, какое дело этому человеку до её жизни? Встретились мимолетно, скоро попрощаются, и вопрос его - скорее вежливости, чем интереса. Наверное.

-Здесь смотрит за мертвыми Ласка, моя... - "Подопечная?.. Нет, наверное. Незачем нагружать его подробностями, особенно ненужными" - Подруга. Я заходила к ней... И попала в этот круговорот.

Пожала плечами. Похоже было, что доктор сейчас подорвется и уйдет, и Капелла решила пропустить его вперед себя. Самой немного постоять среди могил, послушать тишину, и отдохнуть от давления сил. В Театре, наверняка, соберется та же компания, значит, на виски будет давить тот же жар. Значит, неплохо бы чуть-чуть успокоиться и утешиться. А ходит она быстро, и пути знает... Успеется.

Прикрыла глаза. Положила на виски ладони. И замерла, слушая, как воют где-то собаки, как ровно бьется пульс Земли, как отдаляются шаги живых - уходит от Кладбища доктор, уходят Гаруспик и Мария. Мир дрожал вокруг, ветром трепетал, шуршал травами, звенел звездами, скрытыми за тучами и еле слышно звенел дождем. Живой, настоящий мир, готовый разбиться о неизбежность...

Вдохнула глубоко, до предела заполняя легкие пряным степным воздухом, помассировала виски.

И пошла с Кладбища, пока медленно, только готовясь набрать скорость.

"Сначала через пути, к Жилке, оттуда мимо дома, к Театру..."

Путь вырисовывался кристально ясно, и наследное любопытство потихоньку разгоралось - что будет сегодня в храме искусства, что придумал бессменный режиссер по такому выдающемуся случаю, как второе пришествие Песочной Грязи?

Глава 26, в которой Сабуровы называют Клару дочерью

«Стержень»

Александр совсем не мог сосредоточиться на проблеме. Его то и дело отвлекали со всякими глупостями. Единственным визитером, который был важен для коменданта, была та девочка, Клара. Но она сильно задерживалась с возвращением. Что-то случилось? Почему она не явилась в Стержень до сих пор? Быть не может, что она просто сбежала – это невозможно. Но тогда с ней что-то произошло...

Юлия снова раскрыла его только затянувшиеся раны, оставшиеся со времен Вспышки. Она что-то говорила про Песчаную Язву, говорила достаточно убедительно, чтобы Александр начал кусать локти, беспокоясь о городе, людях, жене...

Бакалавр Данковский, явившийся к Александру, был настроен решительно, но ничего продуктивного их беседа лично для Сабурова не принесла, лишь расстройство, напряжение и недоверие. Его пренебрежительное отношение к местным поверьям, к Катерине – все это буквально взбесило коменданта. В виду его... перманентной усталости, Сабуров практически прямо высказал доктору свое недоверие к его персоне, и это было в корне неправильно. Стоило сразу завязать со столичным бакалавром хорошие отношения. Придется извиниться.

Влад же пришел с совсем странной просьбой. Георгий, естественно, считал, что Сабуров станет тянуть одеяло на себя. "Разумеется, ведь Сабуровы всегда были так охочи на власть!" – в сердцах всплеснул руками Александр, потирая пальцами переносицу. Сохранить равновесие он захотел... как бы не так. В первый же удобный момент выхватить власть из рук коменданта и раздавит к чертям конкурента. Да и Влад... тот, который старший. Влад тоже хорош, если Сабурову понадобится помощь в расследовании, он же не монеты не даст. Инфантильные глупцы.

- Даже если у них под носом будет крутиться преступник, они бровью не поведут! – нахмурился комендант и накинул на плечи пальто. Стоило проведать супругу.

Ночью было холодно. Дул тревожный ветер, раскачивая во все стороны гибкие деревья со страшными крючковатыми ветками, похожими на руки самой старухи-шабнак. Практически исчезли с улиц люди, больше не сновали они вокруг особняка, словно обездушенные, переваливаясь с ноги на ногу и одаривая странным взглядом каждого мимопроходящего "живого" человека.

Александр постоял недолго на крыльце напротив двери в покои своей жены и подошел к порогу. Для приличия постучался и приоткрыл дверь, после чего шагнул за порог. Комендант оказался в достаточно теплой комнате, с любовью оформленной еще в первый год их совместной жизни. Ширма, отделяющая покои от посторонних глаз, естественно, не стала преградой для Александра, и он миновал ее со словами:

- Катерина, ты здесь? Я войду? – Александр приблизился к супруге. Та была бледнее обычного, опиралась спиной о стену и, судя по всему, ей было дурно. – Катерина? – в несколько шагов Александр преодолел расстояние, отделявшее его от жены, и взял ее за плечи, усаживая на небольшой табурет рядом с письменным столом. – Тебе плохо, Катерина? – на лице буквально написано беспокойство. Вероятно, до этого состояния жену довела встреча с бакалавром.

Сабуров засуетился у столика, быстро приготавливая для супруги раствор морфия – единственное, что приводило Катерину в чувство. Главное, соблюсти пропорции. Руки Сабурова трясутся, поэтому он просыпает немного на столик, но это не так важно. Раствор был готов, осталось только ввести его через шприц.

Катерина стояла, опершись о стену и глубоко, прерывисто дышала. Вдох – выдох, вдох – выдох. Все будет хорошо, день уже идет к концу, а у нас теперь есть доченька. Но картины, которые она видела, как только закрывала глаза, голоса, которые она слышала, как только оставалась в тишине, они никуда не девались.

Она вздрогнула от голоса мужа, увидела лицо Александра в ярком свету, краски смазывались, и он выглядел так, как тогда, когда они только познакомились.

- Любимый, - прошептала она и коснулась его щеки пальцами легким, слабым движением.

Яркая вспышка и боль чуть отступила, начался отлив, и она обнажила пески сознания.

Катерина прикрыла глаза, откинулась назад и тут же увидела это, казалось оно высечено на воспаленных веках. Она резко схватила мужа за руку, так сильно, что потом наверное останутся синяки.

- Ты видел его? В змеином плаще? О, да он еще опаснее Потрошителя! Сердце, ты слышишь, он хочет вырвать наше сердце! - Катерина уже почти задыхалась, душа подступавшие рыдания.

Пальцы любимой жены больно обхватили запястье Александра, и он невольно испугался за здравомыслие супруги. Она выглядела ошарашенной и безумной, Сабурову вдруг захотелось обхватить ее голову руками и прижать к себе, поглаживая по волосам.

- Катерина, Катерина, тише. Все хорошо, он ушел. Его здесь нет, - Александр присел перед ней на корточки и взял ее дрожащие руки в свои ладони. Сабуров старался выглядеть уверенно и решительно, чтобы поддержать морально супругу. - Тебе не о чем беспокоиться. Я не позволю ему вырвать сердце. Только не сейчас... тебе нужно принять лекарство, дорогая. Ты не должна переживать.

Ох, кто бы знал, как тяжело ему было сейчас утешать Катерину, сохраняя спокойное выражение лица. "Ей нечего бояться. Я не позволю сделать ей больно..." Александр заглянул в бледное лицо Катерины и коснулся ладонью ее холодной щеки. Попытался ободряюще улыбнуться.

- Катерина, ты слышишь меня? Клара обязательно справится и вернется, - ох, кажется, он сказал лишнее. Не стоило говорить жене, что девочка еще не возвращалась.

Клара и сама не успела заметить как насквозь продрогла. На улице было темно и страшно, но это и клучшему. Так проще скрыться от любопытных глаз. Ей задержки сейчас ни к чему. Последние несколько улочек девочка пробежала бегом, понимая, что нужно успеть пораньше. Вот и двери "Стержня", единственного, пожалуй, места, где ее ждали, где в нее верили. Тихий стук в дверь, будто кошка скребется, и девочка уже внутри.

Катерина и Александр здесь были вместе, оно и хорошо.

- Чудо произошло. На кладбище. При свидетелях. - выдохнула Клара.

"Сколько же их там было? Много, очень много... Столько разговоров, решений... Стоит ли рассказывать все подробно? Нет. Не нужно. Главное, что я исполнила то. что нужно было. Об остальном при случае. О Марии, тем более. Это только лишние нервы сейчас."

Клара топталась практически у порога и все еще дрожала от холода. Только теперь девочка ощутила в полной мере, как было холодно на улице.

Катерина медленно успокаивалась, но рук Александра не отпускала, сжимала пальцы еще сильнее, как будто боялась, что единственная её опора рассыплется сухим песком с ладоней. Она встрепенулась от глухого скрипа двери и увидела Клару. Продрогшая, замерзшая она стояла у двери, Катерина протянула к ней руки.

- Милая моя, входи.

Смогла всё же, справилась, теперь мы сможем принять её.

Катерина повернулась к Александру.

- Видишь, я же говорила, что она сможет, что она та самая.

- Что там было, Клара, видели ли все твою силу?

Боль потихоньку отступала, вместе с душившей её весь день паникой, Катерина чувствовала себя почти хорошо, лучше, чем за очень долгое время. Александр был рядом, и у них, наконец, появилась дочь, наследница, силе которой равных не будет. С Кларой не справляться всемогущие Каины, их доктор не сможет ей ничего противопоставить.

Скрип двери оторвал Александра от созерцания бледного лица супруги. Он резко поднялся на ноги, не отпуская холодной руки Катерины, пальцы ее невольно сжались на ладони Сабурова. В комнату вошла девочка, посланная им утром на станцию, чтобы спасти того раненого...

- Клара, - взволнованно произнес он, собираясь задать главный вопрос, но Клара опередила его, видимо, заранее предугадав все вопросы четы Сабуровых.

Чудо произошло.

Словно камень с души упал, Александр, наконец, мог вздохнуть спокойно: Клара доказала, что она не убийца, а чудотворница. Комендант слегка сжал в руке тонкую ладонь жены, словно пытаясь ее приободрить. Все закончилось. "Катерина, у нас будет дочь, дочь..." – Александр опустил безмолвный взгляд на женщину, которая казалась почти счастливой – если бы не эта болезненная бледность и худоба.

- Бакалавр был там? – вдруг встревожено произнес Сабуров, переведя взгляд на Клару. Он медленно отпустил руку Катерины, сделал несколько уверенных шагов к девочке, задумчиво хмурясь. Если этот столичный доктор засвидетельствует ее чудо, все подозрения с Клары будут сняты – ведь девочка действительно не виновата. Она не вестница. Она творит чудо. Теперь Клара неприкосновенна.

Александр напряженно потер переносицу, он ловил мысль, которая кружила в его голове. Да, теперь самое важное, о чем нужно беспокоиться – поимка младшего Бураха.

- Почему ты так долго? До станции было всего несколько шагов! – Александр немного погорячился, повысив голос, но тому было оправдание – весь день он переживал, волновался, а его постоянно отвлекали. Довели.

Клара чуть выпрямилась и постаралась унять дрожь. Сказать, что девочка была довольна, значило не сказать ничего. И пусть устала, пусть продрогла, не так уж важно это. Главное, сделала то, что должно.

"А о том мальчике никому знать не обязательно. Я и сама забуду вскоре. Попробую забыть. Если так случилось, значит иначе было бы хуже. Потому, распространяться на этот счет не буду. Я же излечила? Излечила. Все."

- Я, наверное, по порядку, - неуверенно начала Клара, - Со станции выживший умудрился выбраться. Нашла я его аж на кладбище. Понятия не имею, как с такими ранами ему удалось добраться так далеко. Народу там было достаточно и постепенно прибывало. Девочка была рыженькая. Виктория, кажется. Потом пришел доктор столичный. Это он Бакалавр? Я правильно понимаю? - Самозванка по какой-то одной ей ведомой причине решила умолчать почему-то о худеньком парнишке степняке, - Потом еще две девушки пришли. Их вроде бы Юлия и Мария звали. Ох, мне от этой Марии не по себе стало...

Клара тяжко вздохнула и сделала длинную паузу.

- В общем, я исцелила того человека. Они все всё видели. А потом еще один пришел. Бурах? Кажется так... Да, он Артемием Бурахом назвался. А я сюда пошла. Все.

Девочка переводила испытующий взгляд с Александра на Катерину и обратно. "Что они ответят на этот рассказ?"

Катерина внимательно слушала девочку, она все же смогла, добилась своего. Маленькая, неуверенная, а какая сила! Ох, склонятся перед ней все, даже гордой Марии придется.

Катерина не была уверенна, что Клара рассказала все, но и пускай. У нее тоже могут быть свои тайны, да и Катерина не сомневалась, что скоро узнает все, или голоса нашепчут, или кто-то из городских поведает. Исцелила же – исцелила. Это было самым главным, все остальное второстепенно.

- Молодец, Клара. Ты все сделала правильно. Ты совершила великое деяние, и подобных предстоит еще множество. Ты нужна этому Городу.

Ты нужна нам.

Так чуть не сказала Катерина, а потом одумалась, решила, что это будет уже слишком. Ей не хотелось давать Кларе такую власть над собой, по крайней мере, пока что.

Она перевела взгляд на мужа.

- Теперь, мы с Александром сможем назвать тебя нашей дочерью, принять в нашу семью.

Мария, успела уже. Тоже почувствовала, какая в девочке сила, сколько еще в ней сокрыто. Опасная она женщина, не такая, как её мать, но Кларе еще придется многое от неё вытерпеть.

Александр повернулся к Кларе. С некоторым сомнением он смотрел в ее немного измазавшееся в земле лицо. Не мудрено, ведь только недавно дождь лил, не переставая – почва сыра. Сабуров долго и упорно глядел на Клару, но вдруг смягчился. Да, Катерина была права, она та самая. Комендант даже позволил себе улыбнуться.

- Да. Теперь мы готовы признать тебя своей наследницей, Клара. Разумеется, если ты сама этого хочешь, - поправился вовремя Александр, снова возвращаясь к своей супруге. Он встал рядом с ней, положил руку ей на плечо, слегка приобнимая. – Если ты готова стать членом фамилии Сабуровых, мы будем рады принять тебя. Я прав, Катерина? – несмотря на всю свою суровость и серьезность, комендант выглядел по-детски наивно, обращаясь к жене с таким вопросом. Уже много лет Катерина была единственной опорой для него, как раз с тех пор, как вся семья их перестала быть уважаемой в городе. И Катерина была единственным аргументом, который хоть немного делал слово Сабурова твердым.

Александр опустил свой взгляд на Катерину и вздохнул. "Похоже, для нее приход Клары лучшее лекарство... – Александр напряженно взглянул на отложенный шприц с морфием. – И слава богу, может, ее больше не будут мучить эти кошмарные головные боли. Но все-таки она выглядит такой изнеможденной. Кате срочно нужен отдых..."

- Клара, ты наверняка вымоталась за день, - Александр склонил голову, снова обращая взор на девочку. – Ты можешь отдохнуть в соседнем корпусе "Стержня", на втором этаже. Я думаю, там тебе будет удобно.

"А я пока уложу Катерину".

Клара улыбалась искренней детской почти улыбкой, даже менее дерганной как будто бы стала. Неужели теперь у нее будут настоящие родители? Так непривычно и тепло на душе. Девочка будто светилась от счастья.

- Иметь таких родителей, как вы - честь для меня. Спасибо.

Хотелось чуть ли не танцевать. Наконец, после целого дня скитаний, неопределенностей, свершилось действиельно хорошее. Вот, что было чудом для Самозванки. Не исцеление умирающего, не обалдевший вид столичного доктора, но готовность Катерины и Александра принять ее в семью.

"Неужели, теперь у меня будет семья? Настоящая... Семья."

А время было, действительно, уже позднее. А завтра ждал новый день. Выспаться, пожалуй, действительно стоило.

- Благодарю. Я, пожалуй, и правда пойду.

Девочка направилась в сторону двери. Обернувшись на пороге, девочка добавила еще:

- Доброй ночи вам.

Закрылась за Кларой входная дверь.

После разговора со своими обретенными родителями Клара тут же, по рекомендации Александра, отправилась спать. Девочка очень устала за день. Пожалуй, он был для нее чересчур длинным, однако, весьма плодотворным. Сегодня Самозванка узнала много нового, совершила чудо и обрела семью. Последнее сейчас, пожалуй, было для нее самым важным. Клара чувствовала себя нужной.

Самозванка скинула с себя часть одежды и аккуратно сложила ее стопочкой. Мгновенно скользнула девочка под одеяло. Теперь можно расслабиться. Она это заслужила.

Завтра будет новый день и не известно еще, что он принесет. Нужно было как следует выспаться и отдохнуть. Клара знала уже, она здесь не просто так. Что ж, она будет готова.

Девочка закрыла глаза. Она еще не спала, но сон уже расцветал перед ней всеми своими красками. Клара уснула с улыбкой на лице. Завтра она и не вспомнит, что ей снилось. Но какая разница, если это было что-то хорошее?

Утрам нового дня девочка непременно проснется свежей, отдохнувшей и с относительно упорядоченными мыслями.

Клара тихо растворилась, в тумане оставив их вдвоем. Катерина подняла взгляд на мужу и попробовала улыбнуться ему. Улыбка вышла вымученной, но искренней.

- Все же у нас будет дочь, наша девочка. Я так рада.

Усталость накатила теплой волной, Катерина чувствовала себя разбитой, но при этом чувство того, что произошло нечто значимое, не покидало её. Сегодняшний день был одним из самых тяжелых в её жизни и таких предстоит еще не мало, но так, как они меняют ткань мироздания, это прекрасно. Катерина вспомнила все слова Клары, она перебирала их в мыслях, как гладкие камешки, в детстве у неё были такие, теплые и пахнущие солью.

- Мне кажется, тебе лучше уйти, я так устала. А завтра нам с тобой предстоит еще раз испытать Клару.

Мы будем испытывать её каждый день, скольких она еще должна обратить в нашу веру, скольких должна опросить, чтобы найти источник.

- Доброй ночи, Александр.

Александр помог Катерине лечь в постель, аккуратно подложил под ее голову мягкую прохладную подушку, чтобы супруге было уютно, накрыл одеялом. Лицо его так же отображало невероятную сосредоточенность и серьезность, он все еще не мог до конца поверить в происходящее. Пятнадцать лет прошло со дня их свадьбы, а они так и не обзавелись наследником. Александр мечтал о сыне, которого научит всему, что знает и умеет сам. Сын их, Михаил, стал бы достойным и благородным мужчиной, которого даже гордые Каины уважали. Он стал бы настоящим чудом в семействе Сабуровых.

Сына не появилось. И дочери тоже. Катерина бесплодна – это известие буквально огорошило не терявшего до сих пор надежду Сабурова... После этого вся жизнь поломалась, она рассыпалась осколками, точно стекло. Было невыносимо видеть супругу, которая устраивала страшные истерики, кидаясь ему в ноги, шепча непонятные слова...

Теперь она лежала на кровати счастливая и спокойная, а их дочь теперь была вместе с ними. Только в другом корпусе...

- Хорошо, Катерина, - произнес Александр, хотя ему совсем не хотелось покидать свою супругу. Впрочем, ему нужно о многом поразмышлять, так что, действительно, стоило бы оставить жену в одиночестве со своими мыслями.

Одернув пиджак, Сабуров выпрямился.

- Доброй ночи, Катерина, - и покинул ее комнату.

Александр вышел из комнаты Катерины в странном смятении. Он был счастлив где-то глубоко внутри, но в то же время он не мог поверить в то, что все это происходит по-настоящему. А еще в его голове билась отчетливая мысль, что эта божья помощь в лице Клары выйдет супругам не просто боком... Нет, она же станет тем, роковым моментом, что оборвет их жизнь, потому что ничто не дается просто так. Даже дочь местные боги послали только вместе со смертью двух значимых в городе людей.

Сабуров поднялся на лестницу и остановился возле двери. На улице значительно похолодало, осень в городе отличалась суровыми ветрами и частыми дождями, вот и сейчас после недельного дождя погода стояла холодная. Ветер грозно завывал меж домов в Кожевенном, Александр невольно засмотрелся на эти горящие окна, за которыми кипела жизнь обыкновенных горожан. Комендант не мог понять, как можно обитать в этом промозглом грязном районе, в котором к вечеру стоит такой сумасшедший отвратительный запах...

Александр потер пальцами переносицу и прислонился спиной к двери. Уже поздно. Давно стемнело. В доме Клара. Катерина уже легла. Что должно в этом случае тревожить Сабурова? Внезапная гибель Симона и убийство Исидора. Где-то по городу ходит Потрошитель, он остается безнаказанным. Где же обосновался младший Бурах? Его, наверняка, ищет весь город. "И скоро поймают, я об этом позабочусь. Что бы не говорил этот Бакалавр, Бурах является главным подозреваемым в убийстве Симона Каина и Исидора Бураха, своего отца. Степняки разорвут его при первой же встрече, для него было бы благоразумнее сдаться патрульным. Проживет дольше, да и смертная казнь избавит его от предсмертных страданий".

Комендант наполнил легкие свежим воздухом и громко выдохнул. Дверь легко поддалась и почти без скрипа отворилась, пропуская законного хозяина "Стержня" внутрь.

Александр поднялся на второй этаж, где стояла кровать, в которой тихо спала Клара. Он наклонился слегка, проверяя, все ли в порядке. Клара казалась ангелом, Сабуров не удержался от легкой спокойной улыбки и спустился обратно. Он опустился в кресло и прикрыл глаза. Сегодня предстояло еще долго размышлять...

 

Глава 27, в которой Харон, Капелла, Гаруспик, Бакалавр присутствуют на Пантомиме Бессмертника

Театр

Влад давно поймал себя на мысли, что его несколько угнетает это здание. В его представлениях чувствовалось что-то схожее с табуированным ныне Макабром. Да и Марк, хозяин театра да главный кукловод, был несколько странным человеком. Хотя, взгляды на мир местами совпадали. К тому же, Марк, всегда оставлял места чуду, что нормально для человека искусства. Владу не нравилось лишь то, что Марк вечно нмекал на балансировку между чудом и ложью...

"Искусство - это ещё один вид лжи. Так он говорит"

Харон открыл дверь и вошёл в мрачный зрительный зал. Сцена, освещённая лишь Бодхо знает каким способом... Исполнители, Трагики.

- Марк. Ты здесь?

Хозяин заканчивал последние приготовления. Портрет занял своё заслуженное место около старого гардероба с вечно заедающей раздвижной дверцей. Попутно украдкой любуясь подарком архитектора, Марк доучивал с листка свой текст. Мысли, взволнованные было перед очередным выходом, постепенно вновь обретали порядок и уверенность.

"Вступление - диалог или монолог, по ситуации. Затем - немая Пантомима. План неиспробованный, но многообещающий. Наверное, именно так и оставлю на ближайшие дни. Лаконично, образно, ёмко... да и подготовка не такая изнуряющая. Ибо чует моё сердце, что в скором времени будет и вовсе не до неё. Другим, по крайней мере. Но не мне. Сложно придумать такое бедствие, какое было бы способно заставить Марка Бессмертника забросить свой храм..."

Немного ловкости рук, и быстро сложенный в бумажный самолёт лист черновика спланировал на стол - правда, от недосчёта дистанции и скорости потерпел крушение о поверхность зеркала.

"...ведь некому больше вести в нём чёрную мессу."

В зале всё ещё было почти пусто. Режиссёр оглянулся в поисках Стаматина. "Стало быть, не дождался. Что ж... его воля. Да пусть хоть полностью пустой зал; отменять я ничего не собираюсь." Впрочем, посетители были. Угадывался у дверей силуэт младшего Ольгимского. Если уж этот увлечённый фольклорист на ночь глядя заинтересовался представлением больше, чем тайнами Степи - то и другие явятся. Уж точно.

Марк поприветствовал первого зрителя мимолётным благодарным кивком и молчаливой улыбкой. Ступени сцены мягко заскрипели под лакированными ботинками импресарио.

Влад давно не был внутри главного места всеобщих сборищ, но он сделал вывод, что стены эти, да их вечный обитатель, ничуть не изменились со времён их прошлой встречи. Так же пыльно, так же красиво, так же гигантски. Неизменно бродит по сцене два типа мимов, и всё такая же безумная улыбка господина Бессмертника. так же Влад отметил странный запах. Чуть заметный, сладковатый оттенок в воздухе. Будто где-то протух кусочек говядины.

"Что-то как-то пусто. Представление отменили... и это в период второго нападения песчаники на несчастный городок? Ну, не может же он не знать. Или может? Да ну, Влад, брось. Марк в прошлый раз всё на день раньше предугадывал. Откуда он догадывался только! Разве что, сама Шабнак ему это на ухо нашёптывала".

Приблизившись к сцене, Харон подумал.

"Да, ни единого более зрителя. Марк решил, что публика - это момент не главный? Хаха... Может быть, спросить у него? Представляю, что я могу услышать. Черви в подпитии и то рассуждают более трезво".

Надо было как-то начинать разговор. Хотя, Влада не отпускала мысль, что разговорить кукловода будет трудно.

- Доброй ночи, Марк. Что-то, я гляжу, как-то пустовато в твоём театре сегодня. Хотя... Ночь длинная. Разумеется. Сюда Капелла не заходила? Мне бы надо её видеть, на сколько я знаю, она не пропускает твои постановки. Мне бы очень надобно поговорить с ней. Это касается Термитника, Матери Быков и... ну думаю, ты в курсе всего того. Постановка-то, наверно, на эту тему и будет, не так ли?

Влад усмехнулся.

"Ботинки начищены сильнее, чем обувь столичных чиновников да инквизиторов. Кому тут это интересно?"

Прохладный сумрак зала скрывал от света и суеты днём, манил тихим уютом ночью. Едва закрывалась за спиной тяжёлая дверь, посетители забывали и о своих повседневных заботах, и о подстерегающих в тёмных кварталах опасностях. Марку чрезвычайно льстило быть полноправным хозяином этого оазиса, почти храма – скромного, но невольно побуждающего понизить голос и сбавить шаг.

- Ничуть не преувеличу, если скажу, что безмерно рад видеть вас в своём Театре, хранитель степных тайн. – маэстро перед спектаклем уже явно был настроен соответствующе.

Подсветку чуть приглушили. Бессмертник в очередной раз сверился с циферблатом карманных часов.

- Начинаем через несколько минут, как только пробьёт полночь. Колокол Собора отсюда слышен превосходно. – удовлетворённо пояснил он. – Да, светлейшая юная Хозяйка приглашена лично и, смею надеяться, удостоит нас своим присутствием. – «Старая добрая традиция семейных походов в Театр... Правда, сильно сомневаюсь, что Ольгимские ей верны. Но несколько зрителей – куда лучше, чем один, и несомненно приятнее, чем ни одного.»

"Это место напоминает Собор больше,чем сам Собор. В нём кипит жизнь, в него приходят люди, он влияет, так или иначе, на культурную жизнь, развитие, умы... И будто бы так же странен и проклят. Или я ошибаюсь?"

Влад проследил, как некто в клювоносой маске прошагал в закулисье.

"Вот всегда было интересно - кто там под маской? Будто никого инет. Ведь вряд ли в этом городе у кого-то найдётся знакомый, кто бы играл здесь. В этом театре. Ну если весь мир театр, то да... Марк мог притащить их откуда ему заблагорассудится."

- Ммм... Хмм... а. Я тоже рад. Встрече. Нашей. Ага. Давно я сюда не заходил, что-то. Даже не знаю, почему. Там в Степи свой театр... Пока хватало, наверно.

Усмехнувшись, Ольгимский прервался и погрузился в мыслительные процессы.

"Ну и что делать, Влад. Оставить поиски и вернуться домой или в Сгусток. Точно не в степь - спать уже очень хочется... Конечно, можно выпить кофе, но... Так. Нельзя это оставлять. Сестра запросто может последовать за Таей в Термитник. Надо ей объяснить - суть проблемы. Она конечно меня не послушается, ежели просто сказать "нет, нельзя". Но если подойти с нужно стороны, то тогда она может десять раз обдумать свои действия. Просмотреть варианты... Да, видимо, стоит подождать её здесь"

- Ну, раз уж она приглашена, то придёт. И так бы пришла. Уж очень... очень она любит это всё. Может быть, не успеет конечно к самому началу. Но придёт - никуда не денется. А я подожду. Здесь. Заодно и посмотрю всё.

Обернувшись по сторонам, Влад увидел в углу какой-то покосившийся стул.

"Сойдёт. Он близко ко входу,если что"

Ольгимский сел, вытащил дневник, и начал делать записи, выжидая...

Разговор во время прогулки с Бурахом не заладился. Ничего нового они друг другу так рассказать и не смогли: оба не имели ни малейшего представления о том, как же именно могла прерваться жизнь Исидора. Сошлись в одном: искать корни надо где-то в семействе Ольгимских, хотя ни один не смог объяснить толком, почему. Артемий упомянул, что они близки к Укладу, Данковский вспомнил, что именно младший Влад рассказал ему о гибели Бураха. К тому же только сейчас Даниил смутно сумел заставить себя понять, что встреченная на кладбище рыжая девочка и оказалась наследницей дома Ольгимских, которая жаждала с ним встречи ещё в полдень.

Удивительное дело... Впрочем, если бы они хотели поговорить, то поговорили бы. Да и успеется ещё небось - кажется, пару раз, оглядываясь назад, Даниил увидел Капеллу, идущую следом за ними с Бурахом.

А ещё где-то неподалёку то и дело мелькало тёмное платье, тоже смутно знакомое благодаря госпоже Каиной. Вероятно, маршруты следования покинувших кладбище примерно совпадали.

В пути совсем стемнело. Близилась полночь, когда замолкшие в один момент гаруспик и бакалавр оказались на Шнурочной площади. Двери театра тихо заскрипели.

Ничего особенного. Обыкновенный провинциальный театр, трёхъярусные балконы, крошечная сцена без кулис... Всего-то пара зрителей: мужчина, в котором Данковский узнал помянутого Владислава, да какой-то кудрявый франт. Может быть, ещё кто-то, в темноте не разглядеть. Видимо, начиналось представление. Что ж, можно и посмотреть...

Шли быстро. Не бегом, конечно, но близко к тому. Сама Капелла торопилась на представление - сгущающаяся вокруг темнота подсказывала, что полночь совсем скоро, а значит, маэстро начнет с минуты на минуты. Опаздывать ей не хотелось до скрежета зубовного, перед началом было бы хорошо поприветствовать театрала, и немножко оглядеться - в конце концов, не каждый день совпадает всё то, что совпало сегодня. Не каждый день умирают демиурги, не каждый день Город полнится бедой и предчувствием смерти, и пророческие Пантомимы тоже ставятся далеко не каждый день. Хорошо было бы успеть ну хоть за четверть часа, оглядеться и прикинуть, что может случится...

Доктора впереди о чем-то беседовали, но Капелла не вслушивалась в их разговор. Это было бы откровенно некрасиво, к тому же все мысли её были о том, как сберечь дыхание и не отстать от двоих взрослых мужчин очень уж далеко. Нет, она не боялась ночных улиц, полных тишины и белого света. Она просто не хотела прийти сильно позже, чем они. Иногда она сворачивала с прямой дороги, ныряла во дворы, сокращая расстояние. Как и все дети Города она знала его досконально, все дырки в заборах, все тайные тропы. Знала, где сможет махнуть прямо через низенькую оградку - несолидно, конечно, наследнице правящего семейства, но кто же увидит? - где можно приостановиться у бочки с водой, подставить сложенные лодочкой ладони. Мимо мелькали светлые окна, Капелла спешила из всех сил, и в результате толкнула тяжелую театральную дверь всего через несколько минут после того, как вошел внутрь Бакалавр.

Привычно скрипнули петли, сумрак Театра лег на плечи, и Капелла выдохнула, расслабляясь. Успела.

Маэстро ещё не начинал. Да, свет уже приглушили, но время ещё было, и она улыбалась, переводя дух. Почти незаметно кивнула портрету старшей Виктории на стене - как делала всегда. Огляделась. Ну, доктор... Понятно. Сам Марк - тоже понятно. Как всегда, франтоватый и улыбчивый, явно испытывающий определенное удовольствие от предвкушения ещё не начавшегося действия. И Влад, пристроившийся в уголке на шатком стуле.

Вздохнула. Потерла ладонью лоб... И сказала почти что тихо, зная, что Театр подхватит и приумножит любой человеческий голос:

-Здравствуйте.

Она всегда давала другим знать о своем присутствии именно этим словом. И сейчас не отступила от традиций. Смотрела она при этом на Марка, как на хозяина этого "храма искусства".

Бессмертник мельком оглядел зал: не лишним будет знать, на какую аудиторию ориентироваться. "Да сегодня истинный аншлаг, как в старые добрые времена! Харон предпочёл остаться... и Светлая откликнулась на приглашение..." - лёгкий поклон в ответ на приветствие. Темнота скрыла довольный блеск в глазах при узнавании постепенно прибывающих зрителей. - "...Как и наследник старого менху. Даже Хозяйка Утопистов соизволила прийти! А это, должно быть, тот самый приезжий учёный... и не побоявшиеся ночных улиц горожане, не так уж много, но кто спорит, что лучше творить священнодействие Искусства перед парой истинных ценителей, чем перед тысячей равнодушных?"

Прилив уверенности не заставил себя ждать. "Теперь начнём, пожалуй." Марк достал из кармана и повязал на глаза полосу чёрной ткани. Приём был давний, проверенный и безотказно производящий впечатление на зрителей: из-за просвечивающей тонкости материи всё оставалось довольно сносно видно, и можно было спокойно ориентироваться в пространстве, зато издалека казалось, что артист добровольно совершенно слеп. И это только способствовало усилению впечатления от уверенности и точности движений в образе беспристрастного Слепого Рока.

Он вышел из тени, позволяя тусклой алой подсветке обозначить на сцене свой непривычно молчаливый силуэт. Единственная человеческая персона в окружении укрытых ветхими покрывалами неподвижных фигур сама казалась неживой. Пролог режиссёр вёл самостоятельно, и подчёркивать лишний раз свою роль было бы дурным вкусом. Он должен был на некоторое время стать одной из безликих пророческих Масок. И уж кому-кому, а ему для этого не обязательны были клювы Исполнителей и минималистическая монохромность Трагиков.

Далёкий колокол Собора прозвучал траурным набатом.

Текст до последнего момента казался ему не таким, как хотелось бы. Но, как назло, на ум приходили исключительно громкие и оттого не менее расплывчатые в своих значениях слова. Мрачные предчувствия будоражили творческое воображение предвестием чего-то, достойного подобного пафоса, а им Марк привык доверять. В конце концов, их размытое толкование при желании можно было приспособить почти к любой последующей трагической ситуации. И укрепить тем самым свою мистическую репутацию. А если нет - ответить логичным и беспечным "не слишком ли многого вы ждали от художественного вымысла?"

Неспешные шаги маэстро вокруг первой фигуры, хотя и были тихими, почти крадущимися, в затаившем дыхание зале отдавались громким отсчётом секунд стрелками воображаемых часов.

- Восходит новая звезда, уже зовущая

Своих посланцев за немыслимую грань.

Один пока что слеп, но тьма грядущая

Принять заставит всей ответственности дань.

Сделав паузу, он сорвал покрывало; тёмный сгорбленный силуэт Исполнителя блеснул неживым глазом.

- ...Звезда холодная, над Городом восстань!

Проследив за реакцией присутствующих утопистов, к которым некоторые причисляли и его самого, артист двинулся к следующей застывшей фигуре, попутно декламируя:

- Рассвет, увы, не принесёт успокоения,

В нём смерть и страх, отчаянье, обман,

Но детям солнца путь открыт ещё к спасению,

Коль скоро примет Сирота наследный сан.

Повинуясь цепкому рывку, слетел следующий балахон.

- ...Светило огненное, старт к восходу дан!

В чёрной повязке был ещё один неоспоримый плюс: она не давала напрямую встретиться взглядом со скальпельно-острыми серыми глазами Гаруспика и подёрнутыми серебристым туманом очами Светлой Хозяйки. И те, и другие различали правду от лжи, словно видели насквозь. Даже если эта ложь была всего лишь сладостной полуправдой искусства.

- Как будто в час ночной спустилась с неба лестница,

Сказали: вот грядёт посланница любви.

Но из земли сырой навстречу вышла вестница,

Чьи руки чудные уже в чужой крови.

Треугольник Масок был завершён. Ткань с шелестом упала на доски сцены.

- ...Луна двуликая, свой острый серп яви!

Наконец маэстро приблизился к четвёртой скрытой фигуре в центре.

- И жатву страшную - не медли, собери!

Ею оказался Трагик, застывший в позе немой болезненной агонии. На упавшем покрывале щедро расплывались грязные пятна краски, преимущественно гнойных и кровавых оттенков.

Дав Маскам условный знак начинать Пантомиму, Марк Бессмертник так же неторопливо и торжественно отступил обратно в полумрак.

Двери театра распахиваются перед зрителями, впуская их в мир соблазнов и лицемерия. Маски здесь правят бал, искусственные лица скалятся и перешептываются, провожая гостей тяжелыми взглядами. Сегодня они играют любимый спектакль... "Непоправимая утрата". Подготовки не было. Генеральная репетиция происходила на улицах Города накануне днем.

Маски пожирают глазами зрителей, особенно тех, кто блещет красотой и юностью. Ту девочку с рыжими кудрями, девушку, в глазах которой пылает огонь и светится гордыня, и множество других юных и прекрасных тел...

Представление начинается после вступительных слов господина Бессмертника - неизменного повелителя кукол, властителя марионеток. На мгновение театр погружается во мрак, он окутан тишиной. И тут один за другим вспыхивают прожектора, озаряя ярким светом три темные фигуры на сцене. Спиной к зрителям, отвернувшись от окружающего мира и погрузившись в глубокие раздумья. Три сутулых фигуры, три Справедливых Маски.

За их спинами погибает нечто... Черная фигура в белоснежной безликой маске издает свой последний вздох, но даже этот предсмертный хрип не привлекает внимание трех фигур. Они мрачны и задумчивы, им не до умирающего. Им предстоит совершить ответственный шаг, сделать выбор: бежать и спасать свою жизнь или приступить к борьбе с Госпожой Неизбежностью. Но позволит ли им Судьба выбирать или просто сомкнет вокруг них жесткие тиски, заставляя принять решение, которое угодно именно ей.

Смерть скользит между ними бестелесной, но отчетливой тенью. Коснулась Она лишь одного - умирающего беднягу, что из последних сил хватался за тонкую нить жизни. Но вот она обрывается, и тело беззвучно падает. Руки расслабляются, а голова безвольно ложится на деревянную поверхность пола.

Три фигуры вскидывают головы. К ним пришло озарение. Не замечая погибающего тела, они расходятся...

Практически не моргая, Влад следил за происходящим на сцене. Он изо всех сил пытался сопоставить действо с тем, что говорил Бессмертник. Но истина как-то ускользала.

«Ни то он о чём-то и правда пытается предупредить нас, ни то… игра слов? И ведь бесполезно что-то спрашивать. Сирота... Это он о Бурахе? Да. Мне нужно ему сказать, что Тая, в случае чего, ждёт его в Сгустке. Интересно – клеится ли у них там беседа. А! Ещё Капелла. Мне нужно не упустить её, объяснить ситуацию, но, всё же, свести её с Таей. Сестра и сама поймёт, мне кажется, что в Термитнике ей нечего не делать. Это не её…ммм... У неё своих забот хватает. Мне кажется. А вот Бураху бы можно туда и наведаться. Да и Данковскому. Кстати, Гриф бы мог помочь им с оборудованием и спецодеждой. Разумеется, не за просто так. Но… Есть одна идея. Сейчас только дождаться завершения постановки. Впрочем, она вряд ли будет сильно затянутой. Марк, как истинный Маэстро, всегда руководствовался идеей, что краткость – сестра таланта».

Исполнители склонили головы, а Трагик, вроде как, уже был мёртв. Влад отметил, что смерть мима в белой в маске, будто бы, принесла клювоносым какую-то идею. Мысль.

«Кругом сплошные намёки. Символы. Что бы это всё ни значило, сейчас это может быть судьбоносным. А ведь он… этот чёрно-белый… Он ведь умер не на самом деле, правда?».

Ольгимский взглянул на свою сестру, которая столь же неотрывно следила за действом.

«Она, наверно, видит в этом больше, чем я. Конечно, если в этом и правда что-то есть!»

Вообще Даниил не очень любил театр. Заставить себя с интересом слушать очередную оперу только чтобы блеснуть широким кругозором в каком-нибудь салоне он не мог. Наука и искусство всегда шагали рука об руку, но вот пересекались редко, и из них Данковский выбрал первую.

Он думал, признаться, что спектакль будет несколько... длиннее и содержательнее. Здесь же - короткая, преисполненная пафоса и явно призванная погрузить зрителя в нужное настроение преамбула, выданная как раз тем кудрявым мужчиной. Оказавшийся представителем труппы театра франт блистательно прочёл стихи, чётко разделив своё повествование на три ярко выраженные части.

"Интересно, это должно что-то обозначать?"

Сюр, сплошной сюр... Здесь всё наверняка что-нибудь да символизировало. Одну аллегорию Даниил совершенно точно уловил - про сироту. И взглянул тут же на Бураха - а ну как отреагирует? Ведь явно же про него сказано было. В своё время поэты в Столице любили вплетать в свои произведения героев современности, а то и собственных знакомых, оживляя повествования. Как знать, может, и местные таким не брезговали.

Бакалавр облокотился на стену, наблюдая разыгранную пантомиму. Нет нужды рассказывать, что он чувствовал - он попросту так ничего и не смог понять из того, что показали актёры в жутковатых костюмах и масках. Ещё раз посетовать на то, что доктор приезжий? Вполне возможно, маэстро Бессмертник действительно так эксцентричен, как и сказала Ева, и подобные мистерии - дело обычное. Кстати, не он ли читал стихи с завязанными глазами? Колоритная персона, ничего не скажешь...

А жутковато всё же стало. Вызвала эта короткая, хлёсткая и немного злая пантомима чувство весьма неприятное. Гнетущее, да.

Простившись молчаливым кивком с Бурахом, Данковский боком прошёл мимо появившейся в театре незадолго после них Виктории. Безусловно, импресарио масок, как кто-то ёмко отозвался о Марке, был в высшей степени примечательной личностью, но близкое знакомство Даниил предпочёл отложить до завтра. Знаете ли, артисты бывают весьма нервозны после представления, а до наступления следующего дня ещё следовало повидать нескольких людей.

Гулкий удар колокола отозвался в груди болезненным предчувствием - "Сейчас, сейчас случится!" - и Капелла замерла, с пристальным вниманием вглядываясь в сцену, остановив малейшее движение, словно забытая кем-то статуэтка... или кукла.

Не моргала. Даже, кажется, не дышала, зная - в обманчиво простых и пафосных постановках можно порой увидеть очень многое, если уметь смотреть. Не зря дети рассказывают страшные сказки про Театр и его хозяина. Не зря никогда не заходит сюда Мишка. Ничего вообще не бывает зря. Позволила себе только короткий рваный выдох, когда импресарио Масок сделал первый шаг из тени. Черная повязка на его глазах вызвала сразу уйму ассоциаций и чувств - очень трогала Капеллу тема слепоты, тема зрения без глаз, пророческого видения. Вечно слепые Судьба и Удача, ослепленное Правосудие, обезумевшая Немезида, некогда несшая справедливость суда... Множество картинок мелькало у неё в голове, а действие на сцене набирало обороты, тяжело прозвучали под потолком первые слова, и Капелла словно обратилась в слух, завороженная. Всегда на неё оказывали такое действие спектакли. Слишком серьезное отношение, болезненное внимание...

"Снова три - сказала она про себя, и эти два слова словно послужили сигналом для внутреннего монолога - Снова три. Три силы, три Маски, трое приезжих, три ветви власти. Заколдованное число..."

Слова отзвучали. Первая часть закончилась, и отступил в тень маэстро, оставляя на сцене Маски. Капелла выдохнула, прижала к губам два пальца в болезненном жесте внимания и сосредоточения. Продолжила про себя:

"Первое, конечно, про Каиных. Звезды - это их дорога, неведомость грани - тоже их. Второе... Второе - мы. Гаруспик у нас сирота... А дети... Про кого ещё говорить "Дети"? Третье - Сабуровы. Две Самозванки, две вестницы, одна злая, другая добрая. Метафора, или их в самом деле двое?"

А вот дальше понимание застопорилось. Три Исполнителя, четко обозначенные силами. Умирающий Трагик, до которого пока ни одному из Исполнителей дела не было...

Максимум, что Капелле удалось из этого извлечь, так это - "Ничего ещё не началось. Решение не принято, никто ещё не знает - бежать или сражаться с Язвой. Отдать ей умирающего или нет. Но что умирает? Все мы? Город, на который наваливается эпидемия? Какой-то конкретный человек?.."

Шорох костюмов. Предсмертный хрип... И - словно не было ничего, только черный изломанный Трагик остался лежать на досках сцены, незряче уставившись прорезями маски в темноту, залегавшую под потолком.

Капелла сглотнула. Опустила руки, расслабляясь. Пантомима окончилась. Всё было сказано, за туманом пафоса и боли пряталась простая истина - готовьтесь к болезни, бою и смерти, сегодня на улицах играли пролог, завтра будет страшнее.

-Вы были великолепны, - шепотом сказала она в воздух, не решаясь аплодировать, грубо нарушать воцарившуюся тишину. Потерла лоб усталым жестом. Скосила глаза на брата. Больше всего ей хотелось уйти домой и упасть спать, но Влад, кажется, искал её, а значит, хотел поговорить о чем-то важном... Следовало выслушать.

"Кажется.... Кажется, они закончили. Теперь тишина может быть разрушена? Нет. Право не стоит. Меня сочтут кем-то вроде степного ммм дикаря. Хотя, да. Когда меня это волновало-то? Но всё же... Ох. Кажется, будто какие-то микрочастицы выступления зависли в воздухе. И... Мне одному показалось, что всё слишком РЕЗКО переменилось? Где? Где это всё? Только что здесь стояли эти клювоносые, а бедняга страдал в адских муках. И более ничего нет. Только Марк. Мне порой кажется, что он восковой..."

Влад встряхнул головой. Мозг будто ссохся и изгонял из себя все конструктивные мысли. Отчасти тому виной был сумасшедший, абсолютно сумасшедший день, включая встречу с Тяжёлым Владом. Отчасти...Излишне частые взбодрения твирином. Отчасти, как заметил Влад, сценическое действо. что довелось видеть ему. И дурманило оно не хуже, чем настой из трав степи.

"У меня.... У меня есть дела. А потом я пойду домой и лягу спать. И спать я буду долго. Домой? Да! К станции. У меня с собой есть всё необходимое".

Горестно скрипнувший под вставшим Владом стул, будто скорбел о их расставании. Затем ему вторила половица. Влад собрался с силами и продолжил своё движение, хотя, ему упорно казалось, что сейчас он нарушает всеобщее спокойствие, как людей, так и бытия, и все гневные взоры сверлят ему спину.

Подойдя к Капелле он наклонился и, как можно тише, сказал.

- Нужно поговорить насчёт того, что, и кто сейчас в Сгустке. Нужно обсудить... некоторые моменты. С тобой, Сестра, и... с Бурахом бы. Но лучше снаружи. Вроде я видел, как он входил в театр, но... Что-то потерял из виду. Проще говоря, я ожидаю вас, или же только тебя, снаружи.

С этими словами, Влад пересёк оставшуюся часть зала и вышел из театра.

Холодный, густой воздух, который ночь принесла из степи на своих широких крыльях, наполнил лёгкие и освежил ум. Влад обернулся на массивные двери и начал ожидать появления сестры.

Она услышала, как скрипнул стул, и как тихо отзывались под сводами шаги Влада. В неестественной болезненной тишине, воцарившейся после окончания Пантомимы, они казались особенно гулкими и громкими, хотя брат на самом деле почти крался. Просто особенности восприятия...

Она не обернулась, почувствовав над плечом чужое дыхание. Только ровно размеренно кивала в такт словам - как всегда, Влад говорил немного сбивчиво, словно не мог решить, что же стоит внимания и о чем говорить сначала - сейчас, уставшую, и начавшую чувствовать голод, её такая манера речи немного раздражала. Снова шаги - это он направился к двери. Только услышав тихий стук, Капелла обернулась. Полутемный зал был практически пуст. Мало кто пришел посмотреть на представление, мало кто видел в Театре и его постановках что-то, кроме дешевой запутанной мистики, пронизанной символами и аллегориями. Да и те немногие, кто пришел, уже расходились. Вздохнув, она поправила шарф, кивнула в сторону сцены, прощаясь, и тоже проследовала к выходу, с некоторым даже удовольствием слушая отзвук собственных шагов. Только сейчас она по-настоящему начала понимать, как же устала и проголодалась, мотаясь по Городу из конца в конец. За день она ела лишь один раз, у Евы, отдыхала по-настоящему тоже совсем немного. Бешеный день, какого не бывало уже давно... Сейчас прийти, доесть остатки вчерашнего супа - она готовила, и вроде как отец не должен был его сегодня прикончить - и упасть спать. И хорошо бы перед сном немного подумать и ещё раз перетасовать карты, да ещё Влад прибавит забот... Капелла вздохнула, толкая дверь. Похоже, отдых предвиделся не так скоро, как хотелось бы.

Снаружи было уже совсем темно. Горели белые фонари, ветер завывал в узких артериях улиц, где-то, надсаживаясь, выла собака. Сумасшедший день перешел в сумасшедшую ночь... Так и должно было быть, наверное.

Капелла запахнула пиджачок - было по-осеннему зябко - кивнула ожидающему Владу. Сил на улыбку у неё не было уже никаких. Голова тоже работала далеко не так хорошо, как утром. Говорить она, конечно, ничего не стала. Только выжидающий пристальный взгляд - "говори скорее, и я пойду".

"Чувствую, устала она больше моего в разы. Я валюсь с ног, а тут... То самое особое восприятие хозяек? Внутренние конфликты и переживания? Ощущения не поверхностные, а многогранные? Всё может быть. Для Таи вон и Твирь говорит, и Степь волнуется. Наверно, у Сестры тоже как-то так. Забавно, про все эти способности Матери Быков я знаю больше, чем о способностях Капеллы. Да и Матери, в общем-то. Ладно... Не буду её сильно задерживать. Сам я тоже готов упасть уже где угодно и проспать целую вечность."

- Так. Я начну из далека, но постараюсь быстро завершить. В Сгустке сейчас Мать Быков. Она изволила говорить в нашим отцом, который сегодня в неплохом настроении, но хуже, чем хотелось бы. О чём они говорят - я не знаю. Скорее всего об Оюне и о Термитнике. Само собой, новоизбранный Старшина-неумеха - это дела политики Степняков, и нам, всем троим, там делать нечего. Да и Тая думает... что-то такое. Но вот с Термитником могут быть проблемы. Думаю ты знаешь, что он закрыт. Если ещё не знаешь почему, то объясню. Внутри Чума. Шабнак, так назовём. Ну или Песочная Грязь. Не важно. Факт то, что сейчас там опасно. Более чем. И то, что Тая захочет, что бы ты, Сестра, пошла с ней внутрь. Я чудесно понимаю, что ни мне, ни Отцу, который, разумеется, тоже против, тебя не остановить. Но всё же... Если встретишь Гаруспика или Бакалавра, то сведи их с Таей. Вот им не грех зайти внутрь, осмотреться и так далее. Термитник заперт, но если Тая захочет, то протащит туда, кого угодно. Ольгимские тут бессильны. Может, и к счастью. Только пусть до того, как они соберутся внутрь, зайдут к... Грифу. И скажут, что от меня. Большой скидки им не будет, но всё же... Всё же любая техника и спец-одежда обойдётся дешевле. Ну а сейчас, более не смею задерживать. Мать Быков внутри Сгустка. Сказала, что с места не двинется, пока тебя, Сестра, не узреет.

Интересно, она опять отмолчится и тихо отправится домой, или...

Ничего нового в словах Влада не было. Термитник - это было известно ещё на Кладбище, равно как и Грязь. Тая в Сгустке - тоже, ещё Гаруспик передал. Разве что известие о том, что Тае хватило ума прийти к старшему Владу с разговорами, Капеллу напрягло. Она знала характер отца и знала характер Матери Быков. И прекрасно понимала, что ничем хорошим такая встреча не кончится, особенно в такой день, как сегодня. Перессорятся к Шабнак...

"За что?.. - тоскливо вздохнула про себя, прикидывая, что до того момента, когда можно будет упасть спать, остается ещё целая вечность. А ведь уже перевалило за полночь, и день был совершенно сумасшедший и суматошный. - Ну, за что это мне?"

Медленно кивнула, укладывая все знания в голове. Грязь, Тая, привет Грифу от Влада, который обеспечит Бураху с Данковским скидку, не ходить в Термитник... Вроде бы всё.

Ещё раз нервно оправила шарф. Сказала задумчиво, почти в воздух:

-Дальше будет ещё веселее... - и, мимолетно коснувшись руки Влада - и благодарность, и прощание - сделала первый шаг к дому. От Театра до Сгустка - десять минут хода и пять минут бега. Совсем близко, в самом деле.

По пути задумалась, стоит ли заходить, встревать в разговор отца и Таи. Или всё-таки лучше зайти к себе, привестись в порядок?..

"Если я сейчас окажусь в тишине, то обязательно усну, - вздохнула про себя. И решила, что сначала стоит идти в отцовское крыло. Стоит довести дело до конца, раз уж взялась за всё это...

Тень её в свете фонарей казалась особенно черной и тонкой.

Наблюдая за, постепенно скрывающимся за пеленой тьмы, силуэтом сестры, Влад размышлял, над тем, какие она сделала выводы. Когда Капелла совсем скрылась из виду, он пришёл к выводу, что она примет верное решение и будет держаться от Термитника подальше.

"Теперь она вряд ли позволит себе отдых раньше, чем закончит всё, что посчитает нужным. А это, как минимум, дела с Таей Тычик, что уже не мало. А там может и ещё что-то произойти, и ещё, и ещё. Но всё, что я мог, я сделал. Не так ли? Я-то точно могу лечь спать, ни о чём не думая. Разумеется, кто-то из докторов может прийти ко мне посреди ночи. Что ж... Тогда придётся обеспечить их информацией, или передать их информацию кому-либо. Или ещё что-то. Но ведь не факт, что они придут. Я смогу..."

Влад подавил мощнейший позыв зевнуть

"...Выспаться. И я точно не пойду в Сгусток. Не спать же в крыле сестры! А в Крыле Отца явно сейчас будет шум, гам и дискуссия. К тому же, я с ним на сегодня наобщался. Да. Я отправляюсь к Станции. Не знаю - надолго ли. Пока не наступит утро - точно. Ох, как же быстро бежит время в этом городе!".

Ольгимский, покинув пределы театрального дворика, двинулся к станции. А из темноты чьи-то тёмные глаза наблюдали за ним сквозь прорези масок, схожих с птичьим клювом...

Неслышно спустившись со сцены и проследив за окончанием Пантомимы, режиссёр собрался уходить. И уходил, надо отметить, впервые за весь день с чувством удовлетворения и спокойствия. Да, Город был взволнован грядущей тревожной неизвестностью. Но для Марка это означало лишь то, что импровизировать придётся немного чаще обычного.

Свет в крохотной комнатушке он зажигать не стал. Еле-еле проникающего сквозь заколоченное окно света уличного фонаря в сквере за Театром было вполне достаточно, чтобы отличить вешалку от стены и не испугаться совсем недавно появившегося здесь портрета.

- Скоро буду путать тебя с зеркалом. - пробормотал Бессмертник, оглядываясь на собственную недобро ухмыляющуюся копию и попутно расстёгивая фрак. - А эти трое новоприбывших... вот уж с кого бы рисовать карикатуры. - "Или призывные плакаты "Все на борьбу с эпидемией!", хех..."

"Надеюсь, завтрашний день принесёт не меньше вдохновляющего на идеи..."

На потолке, который маэстро внимательно рассматривал, не обнаружилось ничего, способного задержать его внимание хотя бы немного дольше. С чувством выполненного долга он отвернулся к стене и заснул сном праведника, которым вряд ли кто-то смог бы его назвать даже с большой натяжкой.

Глава 28, в которой Харон видит в Колодце крысу и теряет сознание, а Капелла приходит на помощь

«Сгусток»

Идти по ночным улицам было не страшно. Белый свет фонарей обливал мир, тишина нарушалась только шелестом трав в Степи, посвистом ветра, да отдаленным лаем собак. Окна в большинстве домов уже были темны. Люди спят, окончив очередной день... И кажется, что ничего не было. Что всё ещё хорошо, что ничего не изменилось в мире. И Симон жив. И Исидор. И всё сегодняшнее просто пригрезилось. Ощущение это возникало уже не в первый раз, и Капелла шла, опустив голову, глядя только под ноги, забыв, что нужно торопиться. Болезненное чувство нереальности всего случившегося бередило сердце, было одновременно приятно и неприятно. В него хотелось поверить, выбросить из головы все беды. Да только не получалось.

"Завтра будет сложный день. Завтра нужно что-то решить с Язвой, а наши дорогие доктора - оба только приехавшие, оба только со своими делами - вряд ли сообразят, как это сделать... Максимум, что приходит в голову - это эвакуация. Но поезд придет только через неделю, а к тому времени будет уже поздно. Пешком же тем более никого не вывести..."

Поежилась, зябко обхватывая себя за плечи. Осенние ночи прохладны, да и ветер всё никак не желал стихнуть.

"Надо бы поговорить с Ноткиным. Пусть прогонит младших к Хану... В конце концов, если где и будет чисто - так это там. Только он же упрется намертво со своей классовой враждой, пока не начнутся смерти. А тогда будет уже поздно"

Досадливо поморщилась. Ей очень, очень не нравилась вражда Двудушников с Псиглавцами. Она и в мирные-то дни приносила беды и слезы, а уж сейчас, на грани бездны, была как никогда не кстати. Только как объяснить это гордым лидерам, как заставить их примириться, если оба они слушают её лишь постольку поскольку? Глупцы...

Капелла свернула к "Сгустку", простучала ботами вдоль забора. И только хотела толкнуть дверь - отец никогда не запирал её, если был дома - когда навалилось видение.

"Красный свет, тепло, невысокий потолок кружится перед глазами, стены пляшут не в такт, гул тяжелых низких голосов наполняет голову, мелькает серая крысиная морда, почему-то приставленная к воротнику костюма, тихонько скрипит дверь, пол отдается глухим звуком удара... Темнота"

Открыла глаза. Поняла, что болезненно цепляется за дверь, стремясь не сползти по ней на землю. Колени дрожали. От головной боли подкатывала к горлу тошнота. За всё следует платить. За слишком большое количество предвидений - тоже...

Глубоко вдохнула. Кое-как выпрямилась, стремясь унять дрожь рук. Потянулась за пазуху, к бутылке. Щелчок-глоток-щелчок... В голове чуть прояснилось. Она знала эти стены, этот земляной пол. Знала небеленый потолок, знала само послевкусие оставшееся после видения - Степи, земли, бумаг и братского одеколона. Знала и само ощущение черного страха, которое никак не хотело отпустить её. Что-то неладно. Более того, что-то неладно сейчас. А если учесть, что она редко ловила видения по пустякам...

"Если зайду, придется долго объясняться, - прикинула про себя - А отец Таю всё-таки не съест, как бы ему этого не хотелось. Переночевать, если до дома добрести сил не будет, можно у Влада. В самом крайней случае, можно прийти к Ноткину. Он не выгонит..."

Поправила растрепавшиеся волосы. Вытащила из кармана бумажку и огрызок карандаша - те, что остались ещё после торжественного вручения Бураху списка Приближенных - начеркала несколько слов -

"Ищи меня в моем крыле. Не найдешь - переночуй там. Если дело не терпит отлагательств - ищи у младшего Влада.

Матери Быков.

Капелла"

- свернула и, недолго думая, подсунула под дверь. Тая будет выходить - заметит. В крайнем случае, сам отец увидит...

Развернулась. И, стараясь не волочить ноги слишком уж заметно, зашагала к складам. Через них к убежищу Влада было быстрее, а бандитов она после такого дня уже не имела сил бояться.

Жилище младшего Влада

"Будто сто лет назад ушёл отсюда..."

Влад долго не мог справиться с замком. Глаза закрывались, пальцы казались ватными. Спать хотелось ужасно. По дороге до дома он перекусил вяленым мясом, что изрядно утолило жуткий голод, но прибавило сонливости.

"Само собой. На сытый желудок грех и не вздремнуть. Тем более, если такая вкусная говядина".

Замок открылся и со звоном упал на каменный порожек. Но будто какая-то ночная птица схватила звон металла, и унесла в степи. Или просто Влад оглох, когда открыл дверь...

- Какого?...

Не смотря на ночь, в зажигании лампы не было никакой нужды. Внутри было светло, как днём. С разницей только в том, что свет был был кроваво-красный и шёл, будто дым из трубы, из колодца, что, само собой никуда не делся из центра дома.

"А я про тебя как-то и забыл".

Влад бросил сумку на кровать, затем спрятал дневник и приблизился к колодцу.

Какое-то время он стоял в нерешительности. Но всё же приблизился.

"Ну и что мне с этим делать? Спать мне явно тут не удастся. Честное слово, лучше бы бандиты Браги влезли, и всё тут перевернули.

А это чертовщина... Ну ни в какие ворота уже! Вот надо же было тебе раскопать, да, Влад?"

Ещё шаг. Протянув руку, Ольгимский обнаружил, что недра неведомого колодца испускают ни только свет, но и тепло. Внезапно начала жутко болеть голова. Будто от мигрени.

"Кажется, это что-то не очень хорошее. Такое ощущение, что мозг забит Твирином Андрея. Может это изза недосыпа... Но будто это свет этот дурно влияет. Кажется, было у меня где-то обезболивающее. Или н...".

Не заметно для себя, Влад сделал ещё один шаг вперёд. Затем ещё. И вдруг всё закрутилось в одну спираль. Прошлое, настоящее, сон, реальность. Кругом было только свечение, и, как казалось Владу, голос Старшей Виктории.

Затем всё изменилось... Появились какие-то крики. А затем из ниоткуда явилась крыса. Только слегка странная.

- Ты что такое?...

Внезапно в сознание хлынула темнота, и Влад, потеряв сознание, грохнулся на пол.

Она очень старалась не сорваться на бег. Предчувствовала, что скорее всего не сможет выдержать темпа, обязательно споткнется и покатиться кувырком. Шаги её в тишине спящего Города были слышны очень резко и громко, время уже приближалось к часу ночи, и в голове по этому поводу плавал неприятный туман. Слишком позднее время, слишком много видений, к тому же голод, к тому же волнения... На складах ей, как ни странно, никто не встретился. Пути встретили запахом металла и ночной Степи, а дальше уж до убежища Влада было рукой подать. Капелла промелькнула тенью мимо бока Станции, нырнула в дырку в заборе, порадовавшись тому, что она тут есть, и не нужно блуждать кружным путем, и вскоре уже шагнула внутрь старого, чуть покосившегося домика, внутренне готовая к самому худшему.

Впрочем, всё оказалось совсем не так страшно, как она опасалась. Да, Влад был без сознания, да, наверняка приложился затылком, падая, но дыхание его было ровным, и Капелла, наконец, позволила себе чуть расслабиться. Встала на колени рядом с братом, выдохнула. Руки у неё тряслись, как у младшего Стаматина - всё же она изрядно перепугалась. До этого ещё не было случая, чтобы её так дергало по причине, связанной с родственниками. С детьми - да, было, накрывало черным ужасом, и нужно было только бежать. Но с Владами обходилось... До этого момента.

Первым делом она нащупала пульс - просто так, для самоуспокоения. Несколько мгновений чувствовала кончиками пальцем, как бьется молодое здоровое сердце... Потом потянулась за водой. Брызнула Владу в лицо, прикоснулась мокрыми прохладными ладонями к вискам. Действовала она скорее интуитивно, руководствуясь прочитанными книгами. Всё-таки дети чаще разбивали коленки и получали синяки, чем падали в обморок...

"По щекам его, что ли? - подумала про себя неуверенно. Как-то такой вариант ей не очень нравился.

Младший Влад начал потихоньку приходить в себя. Он открыл один глаз, но реальность куда-то ускользала, расплывалась и перемешивалась во что-то невероятное. Влад закрыл глаз обратно.

"Капли воды на лице? Или я валяюсь на улице, и на меня идёт дождь... Нет, я ведь пришёл домой. да и чёго мне падать на улице-то? Авось не Стаматин. Значит, я дома. А вода... Или... Или кто-то пытается привести меня в чувства, стало быть".

Влад сделал коллосальное усилие и раздвинул тяжёлые, будто на них гири висят, веки. Лучше не стало. Перед глазами танцевали какие-то образы и огоньки, в голове стоял гул, сродни заводскому (Хотя, как помнил Харон, иногда так гудела и Степь). А образы переплетались и становились всё менее понятными, и всё более цветными. На секунду Ольгимскому даже вновь почудилось странное существо, явившееся из колодца. Но затем силуэты, в едином порыве, обвились вокруг нужных предметов, приняв необходимую форму.

- Сестра?

Очевидно перепуганная Капелла, выжидающе сидела на полу, встав на колени, и наблюдала за оживающим братом. Сев, дабы быть глазами на одном уровне, Влад осмотрелся. Никакого красноватого свечение более не было. Голоса не ползли по стенам, разбиваясь эхом о потолок. Голова всё ещё гудела, но Ольгимский решился встать, опираясь на край колодца.

- Не знаю, как ты узнала, но... Спасибо, что пришла. Может меня бы не утащили в колодец, или ещё что-то. Но валяться на холодном полу - это, всё же, ужасно. Спасибо.

Мало, в общем-то понимая, за что благодарит сестру, Влад медленными шагами дошёл до сумки, вытащил бутылку твирина и сделал пару глотков. Затем прошёл к лампе и зажёг её. После повернулся к Капелле с ошалевшим взглядом. Он вспомнил то, что видел перед обмороком. Не всё, но самое яркое пришло, будто открытка по почте.

- Ты... ты бы это видела

"Очнулся, - облегчение накатило волной - страшно было представлять, чтобы она делала, если бы её наивные попытки помочь не сработали - и Капелла потерла лицо руками, словно стремясь стереть с него волнение и страх. На мгновение ей даже захотелось уткнуться Владу лбом в плечо, просидеть так несколько минут, просто слушая чужое дыхание и чувствуя живое тепло... Но, конечно, она сдержалась - всё же ей давно было не пять, и даже не десять лет, и показывать слабость она не любила и не умела. Пусть даже и родственникам.

Поднялась. Отряхнула коленки, перепачканные землей. Оправила юбку. С легким неодобрением проследила за бутылкой в руках брата - вспомнилось, что и у Евы он тоже пил - но говорить она, разумеется, ничего не стала. Всё-таки Влад давно уже был взрослым и давно уже сам мог решать, стоит ли гробить своё здоровье. А что ей это не нравилось - так она ему была сестрой, а не матерью, и ничего велеть, конечно же, не могла.

"Хотя он совсем недавно приложился головой. Пусть его пьет, нервы всё-таки..."

На благодарности Капелла особенно реагировать не стала. Только кивнула, и всё-таки слабо улыбнулась, принимая. Ей было хорошо от того, что ничего страшного не случилось, и от этого даже как-то прибавилось сил.

-А я и видела, - сказала серьезно - Кое-что. Крысу в костюме, например...

Звучало это, конечно, забавно, но всё же она была уверена, что Влад не посмеется. Всё-таки именно его видения она уловила.

-Ложись спать, - посоветовала мягко, больше для самоуспокоения. Скрестила руки на груди, стремясь показать, что хотела бы услышать согласие, и, возможно, что-нибудь, что объясняло бы внезапную потерю сознания, а уже потом уйти.

- Крыса в костюме... Он бы мог стать домашним питомцем Марка. Столь же вычурно разодет. Закопать этот колодец что ли? А то и видится, и слышится... не понятно что...

"Ну да. Она разумеется видела. Иначе бы не прибежала сюда через пол района. А я-то это точно видел? И.. слышал... Хотя, я как-то в человеко-крысу верю больше, чем во все голоса эти. Вспомнить бы, что там говорили. Такие интонации... Словно успокоить пытались".

- А ты сейчас в Сгусток, да? До Таи, наверно, так и не дошла?

Ольгиский налил Твирина в стакан и разбавил водой. Затем сделал пару больших глотков. Шум постепенно исчезал, приходило умиротворение.

"А вместе с ним медленно ползёт и новый день. Что там будет? Как там Сестра сказала? Дальше будет только интереснее... Или что-то в этом духе".

- Ещё одна просьба, раз уж дела так повернулись. Когда с Таей увидишься, то посоветуй ей обратиться к Бакалавру и к Гаруспику. Ну, я уже говорил... Насчёт термитника. Но пусть Гаруспик, всё-таки, зайдёт сюда, если выберет время. Сама не бегай, разумеется. Тая их из под земли достанет, если решит, что они ей в Термитнике могут порядок навести. А Бурах человек всё-таки степной. Может мне что-то сказать насчёт этого...

Влад с некоторым отвращением махнул в сторону колодца и умолк, уставившись на сестру.

"Выглядит совсем уставшей. Не грех бы предложить - заночевать тут, но тогда Папа придёт сносить ой домик. Да и... Вдруг опять начнётся что-то такое. Или ещё похуже. Нет-нет. Пусть идёт домой. Слишком рискованно..."

-В Сгусток, - кивнула отстраненно. "Куда же мне ещё, в самом-то деле..." - Конечно, я передам.

Велико было искушение плюнуть на всё - и на таино ожидание, и на голод, и на то, что отец не одобряет ночевки вне дома - и остаться ночевать здесь. Лежанка у Влада, конечно, одна, но Капелла чувствовала себя такой усталой, что вполне могла бы заснуть и на полу, дайте только что-нибудь постелить... Зевнула. Усилием воли поборола недостойное желание. В конце концов, никто ничего от неё не требовал. Она сама ввязалась в эту круговерть, сама с самого утра собирала информацию, сама приняла на себя ответственность за детей и их судьбы. А раз сама, добровольно, значит, следовало терпеть и следовать избранному пути.

Колодец наверняка встревожил бы её, будь она в силах тревожится, но даже сейчас мелькали смутные опасения - кто знает, что вызвало у Влада такую реакцию. Кто знает, не повторится ли оно... Впрочем, выходов не было. Звать брата к себе было бесполезно - ещё на самой заре их с отцом ссоры она предлагала такой вариант и, конечно же, получила отказ - оставаться здесь она не могла. Это беспокоило. Будило неясное чувство вины за то что ничем не получается помочь. Это мама увидела бы всё, и поняла бы, что делать. Капелла же была для такого слишком юна и почти бессильна.

"Ты не можешь быть одновременно со всеми, кого любишь, - сказала сама себе, касаясь виска привычным жестом - Не можешь их уберечь. Тем более сейчас... Что могу я? Лишь молиться..."

Улыбнулась вклинившемуся в мысль обрывку стиха. Мимолетно подумала о том, что можно бы зайти к Ноткину - благо, близко, а поговорить с ним надо бы - но тут же решила, что если таки решится это осуществить - то свалится там же, в Крепости, и никто её до утра точно не найдет. А этого бы не хотелось...

-Доброй ночи, брат, - хотела было добавить что-нибудь простое и банальное вроде "Будь осторожен", но решила, что это совсем уж очевидно и наивно. И что если что-то решит случится - никакая осторожность не убережет. Вместо этого на мгновение сжала пальцы Влада - "Всё будет хорошо, всё обязательно будет..." - и вышла, аккуратно прикрыв дверь.

- Добрых снов, Сестра

Дверь закрылась.

- И удачно добраться до дома.

"А уж дома тебе точно удача понадобится".

Допив Твирин из стакана, Влад сделал ещё парочку глотков чистого. Затем, привычным жестом, извлёк из ниоткуда дневник. С дневником этим он сел на кровать и долго думал, пытаясь восстановить в голове образ того существа. Того Нечто, что появилось из колодца.

"А голоса... это тоже от него? Может, это Шабнак эта самая...она так себя проявляет? Подозреваю, что это я скоро туда полезу, да к Грифу пойду. Снаряжение приобретать. Хотя. Можно вытащить из недр Сгустка. Кто мне запретит?".

Пребывая в размышлениях, Влад, попутно, зарисовывал непонятную тварь на страницы толстой тетради, коей так дорожил.

"Завтра надо будет заглянуть в Сгусток. Только ни сразу. Ни с утра. Хочется, всё же, прибывать в добром расположении духа оставшийся день. Тем паче, в сложившийся остановке. А если Отца встречу... О... "

Рисунок был почти завершён. Доводить это дело до ума Владу стало лень, да и оставалось всего лишь несколько штрихов.

"Так. Всё. Спать".

Убрав дневник в потайное место, Влад повалился на свою лежанку, забравшись под покрывало. Осень всё больше и больше получала власть над природой. Становилось холодно.

"Если я планирую тут жить, то стоит подумать о печке. Не жечь же костры, как Черви. Черви... Нужно сходить до Юрту, если Бурах ничего мне не скажет по поводу колодца. А может..."

Влад зевнул.

"...Колодец..сам...что-то...скажет"

Харон уснул. Снился ему Сгусток в старые добрые времена. Совсем ещё маленькая Капелла, счастливый Отец, Мать...

А за окном ночь тащила за собой утро, как тащат упирающегося быка на бойню те, кому неведомы тайны Линий. И утро обещало стать началом дня, вряд ли способного принести что-то хорошее.

Глава 29, в которой Спичка рассказывает Стаху о ночи в доме Исидора, а Песчаная чума тянет к ним свои лапы.

«Молчащий дом»

Тихий хруст крашеных оконных рам на первом этаже мог бы и остаться незамеченным, и оказаться весьма подозрительным звуком, требующим тщательной проверки всея помещения - и внутри, и снаружи. В любом случае, у Спички уж давно пропало желание сидеть в этом доме, наполнившемся глубоким, до крайности подозрительным молчанием... Молчание это, казалось, было для чего-то предназначено - не для внезапного ли крика, не для шороха ли где-нибудь в соседней комнате, не для шагов ли из ниоткуда? Спичка, правда, уж все тут осмотрел - и не нашел ничего странного, кроме темной, крупной, липкой кляксы, расцветшей на полу в окружении своих более мелких подобий. И самое грустное, что Спичка смутно догадывался о происхождении этой крови...

"А что теперь сделаешь. Как бы там ни было, все уже ушли, ищи-свищи ветра в степи. Интересно, как там Исидор - может, ничего плохого и не случилось... А если случилось - значит, его на кладбище уже понесли. Хотя кто знает - может быть, Уклад его принять захотел... Или, может, он к Стаху ушел. Непонятно ничего"

В общем и целом, торчать тут дальше было бессмысленно - так что Спичка использовал тот же лаз, каким и воспользовался, попадая внутрь, а он был прост до безобразия: один из крупных, окруженных перемычками, кусков вычурного окна, легко вынимался из рамы. Протиснуться в полученное отверстие хоть и с трудом, но можно было. Стекло благополучно было вынуто и выложено мимо стола... Жалкий стеклянный хруст и звон тишина внутри дома восприняла почти равнодушно.

Оконный лаз едва не оставил себе клетчатую Спичкину рубашку, на правом рукаве которой, однако, осталось какое-то красное, едва заметное пятнышко, но не тут-то было. Одернув одежду, вдохнув напоенный осенней влагой и твирью даже тут, в городских закоулках, воздух, Спичка начал собирать разрозненные, тревожные мысли в картину, позволяющую хоть как-то действовать.

"Надо сказать Стаху - уж он-то что-нибудь придумает! Кто-то же должен знать, что Исидора на самом деле в доме-то и нет..." - примерно с таким планом наперевес Спичка и вышел на узкие мостовые Кожевенного рядом с трагически замолчавшим домом. Мальчишка также решил обогнуть дом, дабы подобраться к нему с фасада и посмотреть, нет ли чего интересного у крыльца - это было бы очень неприятным знаком. Тревога медленно, но верно прорастала изнутри, теребила нервы, мышцы, и Спичке очень хотелось загасить ее - или, по крайней мере, узнать, не зря ли он нервничает, а если не зря, то можно ли чем-то помочь.

И тут в высоченной темной фигуре, приближавшейся со стороны дома, мальчишка узнал улыбку удачи, чью роль играл Станислав Рубин... Крыльцо забылось. Спичка со всех ног бросился к подарку случая.

- Стах, с Дедом что-то случилось! - на расстоянии орать он не стал, хотя хотелось.

«Итак, что же дальше? Мертв Симон, пока непонятно от чего, Исидор мертв, убит собственным сыном. И плевать на Симона, но вот Артемию надо отомстить – Город все равно не примет того, кто оставил его без защитника, а я всего лишь приведу в исполнение его, Города, волю». Погруженный в свои привычно невеселые мысли, Стах двигался в направлении своего дома, когда его окликнули.

«Как его звать то?» – поднапряг память прозектор. «Спичка», - удивленно вскинул бровь Стах, - «Ты чего здесь делаешь?» «Впрочем, спрашивать у этих сорванцов подобные вещи нет смысла – все равно ведь всей правды не скажут. И про Исидора уже знает. Откуда?». «Случилось, Спичка. Не ходил бы тут, Бог знает, что ещё может случиться в этом месте». «Хм, как будто я верю в Бога...»

"Как, он уже знает!" Молниеносная мысль заставила глаза едва заметно округлиться.

- А... ты не знаешь, где он? А то дома пусто, и на полу только пятна, и тихо так... - холодок вновь пробежал по спине вверх гибким быстрым стеблем - и растворился у первого позвонка, охватив тревожным цветком затылок, проступив на дне зрачков и даже в едва побледневших веснушках. "А что я буду скрывать... если он уже все знает - так и ничего страшного"

- Если секрет, то и ладно, доставать не буду, - Спичка постарался наполнить сию реплику чувством собственного достоинства, насколько это было возможно, хоть и пообещал с затаенным лукавством сам себе: "Все равно узнаю!"

Где-то впереди, в темнеющем пространстве, словно сами собой зажглись бледные фонари. Осень явно пыталась согреться, запуская холодные ладони за клетчатый тонкий воротник и в рукава, прижимаясь к шее и запястьям, однако лишь выхолаживала самого Спичку - и тот, периодически обхватывая себя за плечи, чуть пританцовывал под мелким дождиком. Старая куртка, как назло, осталась дома. Дома?.. А что, можно сказать и так. На настоящий дом, ладный и теплый, конечно, тот полубарак не тянул, но, по крайней мере, там можно было оставаться столько, сколько нужно. А Спичке, домоседом, как известно, не являвшемуся, довольно было и этого, хотя иногда хотелось и жаркого пламени, пляшущего в камине, и свободных от строительного хлама коридоров. Сейчас, например, хотя... нет. Прежде нужно понять, что там с Исидором.

«Ты что, был в доме Исидора?! Как ты... А впрочем... что ты там видел?» - Стах заволновался. «Знает больше, он много знает. Ох, как ты вовремя, Спичка, сейчас ты мне все и расскажешь, бандит».

Рубин отлично представлял ситуацию с детьми в Городе. Эти сорванцы были везде и нигде одновременно, все и всегда знали и даже имели собственную власть: коронованного короля, королеву и оппозицию. Потому то и нельзя было эту молодежь не принимать во внимание: дети в Городе представляли вполне реальную силу. Кроме того, некоторые из них были очень привязаны к Исидору, а значит, были союзниками прозектора в этой схватке один на один.

«Ты, небось, замерз уже, осень ведь на дворе?» – постарался произнести Рубин как можно будничным тоном. «Сейчас главное не спугнуть этого сорванца». Дети в Городе, кроме всех взрослых «штук», чисто по-детски старались всегда выглядеть независимыми от старшего поколения, и потому разговаривать со Спичкой надо было аккуратно, как с равным, но не забывая, что он ещё не пересек границу окончания детства.

Бульбаш, как его кликали иногда забавные человеческие детёныши, редко гулял по Городу. Склоки, драки из-за нарушенных чужаком границ, новые знакомства, другие, странные люди, которые, в большинстве своём, не замечали его вовсе, никогда не привлекали этого пса-семилетку, не по-степнячьи широкогрудого, высокого в холке и заметного везде и сразу - волчьих окрасов в округе не водилось. Зато всю свою жизнь он провёл здесь, на задворках Города, в тихом работящем квартале, где дети не раз пытались впрячь смирного пса в импровизированные сани или сесть верхом. Он не противился. Нравилось с малышнёй возиться, благо, что и получал он не только удовольствие, но и колбасные обрезки.

А тут намедни захворал бродячий пёс. Морду щерил, едва девочка попыталась повиснуть у него на шее, массивным задом оттолкнул подростка, который часто следил за "собачьими" играми и трепал Бульбаша по холке; когда совсем ему надоело намекать непонятливым людям, что он не в настроении, пёс просто убежал, да и тогда оступился пару раз, чего раньше не бывало.

А теперь, вечером, он метался по всему кварталу, шатаясь и подвывая так, что травы в ужасе расступались перед этим обляпанным грязью, собственной слюной, мокрым демонёнышем. Хотя ему было намного больнее - оттого, что люди замахивались на него палками, а то и ножами, дети молча жались к стенам домов, а в груи клокотала поднимающаяся откуда-то ненависть и жажда. Не крови, нет, но пёс невыносимо хотел пить, даром, что вода казалась ему то призрачно-иллюзорной, то обжигающе-лавовой. И он боялся.

Лапы привели его в очередной закоулок, откуда тяжело просачивался запах чего-то воспалённого, страдающего, но ликующего в этом своём страдании и бросающего вызов и ненавистной воде, что заставляла Бульбаша корчиться, и здоровым, сильным людям, которые стояли рядом с домом. Пёс почти видел, как по земле ползут блестящие, толстые корни, и ощупывают, ощупывают своих будущих жертв.

Пёс сморгнул, и видение пропало. Осталась только морось, человечий детёныш, чей запах был несомненно знаком, и высокая фигура, от которой исходила угроза. И без того обезумевший Бульбаш в каждом живом существе видел сейчас если не угрозу, так вызов - и, обычно смирный и покорный, он бесшумно двинулся на высокого человека. "Ты, небось, замерз уже, осень ведь на дворе?" - услышал пёс и мотнул головой. Он никогда не лаял, но и никогда не охотился, но сейчас точно знал, что надо делать - видать, вместе с волчьим окрасом передалась и память поколений.

Когда до человека оставалось три длинных скачка, метров десять тобишь, он раззявил пасть и помчался на человека со всей возможной скоростью.

- Ничего! - от небрежной, преувеличенно бодрой и абсолютно искренней отмашки выпала тихая, пригревшаяся осень из рукава, ошалело замахала клочковатыми крыльями, бросила обиженно в лицо какой-то липкий рыжий листок. Холод? Ерунда же, право слово, когда вокруг такое, можно о чем угодно забыть. Как будто ожило что-то веселое, исполинское и недоброе, и встало над городом, и тычет палочкой куда попало, глупое... не знает, что так и повредить можно. А, может, и знает, и специально это делает - посмотреть, что получится. Как муравейник ворошит.

Сам того не осознавая, даже не особенно понимая, что именно ему сейчас приходит в голову, сжал мальчишка кулаки, словно грозя - мол, не получится у тебя так просто, неведомое, больше так тыкать! Мы - люди маленькие, но нос расквасим - мама родная не узнает!

Как бы отвечая этому жесту, жалко взвыла, взлаяла где-то какая-то псина. Спичку бы пробрало невольно до костей, не скажи он быстро:

- У тебя не получится, как мне, туда залезть, - критичный взгляд, очерчивающий всю исполинскую фигуру Стаха, мог бы быть серьезен, не будь он так смешон. Или наоборот - мог бы быть смешон, не будь он так серьезен, - А ты бы точно больше понял... Там на полу такое большое пятно крови, или чего-то очень похожего. Его даже трогать неприятно, жирное и скользкое какое-то. И бумага разбросана. А в коридоре висит бычий череп... - почему-то эта деталь показалась Спичке едва ли не более зловещей, чем странное пятно.

Он бы и о той тишине, о странном том молчании сказал, если бы не понял, что оно - у его бока, почти за спиной, шагах в семи-десяти. Едва слышно и редко, давно уже постукивало когтями по гладким плоским камням, кралось безумным, словно усеянным колтунами, щерящимся животным. Темный вечерний переулок - неприятное место для встреч. Хоть бы один фонарь поблизости распорол набегающий волнами вечер - но нет фонарей, мало их в Земле, а уж в Кожевенном - так тем более. Вот, теперь оно замерло...

Спичка резко обернулся - и язык его тотчас прирос к нёбу. Намертво. И крикнул бы что-нибудь глупое, неестественное, предостерегающее, и пса бы знакомого, обезумевшего, окликнул, да никак. А у плеч, в пятках, в ладонях, даже где-то в голове, наоборот, вспыхнул колючий жар, как бывает, когда сильно на что-то разозлишься. Обычно в таких случаях Спичке хотелось пинать стены. Теперь же какое-то изумленное зверство внутри буквально заорало, завыло на все лады: "Вон отсюда!"

Истерично звякнула под внезапно давшими задний ход ногами полунаполненная какой-то грязной водой бутылка, легла сама собой в руку.

«Интересными же эпитетами он наградил обычную кровь. Фантазия у мальчишки разыгралась что-ли или просто раньше не видел таких вот пятен? Вряд ли не видел – уж кто-кто, а Спичка то наверняка знаком с подобными вещами. Значит ли это, что Исидор убит не совсем обычным образом?» Какой способ считать обычным Стах не знал – профессия накладывала свой отпечаток, всякого успел повидать. «И ещё этот череп бычий...» – додумать мысль прозектор не успел…

Здоровенный волкоподобный пес мчался на них. «Какой безумный взгляд», - растерянно промелькнула мысль, однако неплохой боевой опыт, выработанный армией, позволил Рубину за долю секунды сориентироваться, силой вогнал в голову мысль «Сейчас придется драться» и заставил надпочечники впрыснуть в кровь адреналин. Этой секунды даже хватило на то, чтобы сделать полшага вперед и вбок и встать между обезумевшей псиной и Спичкой, таким образом закрыв мальчугана собой, который – если бы Рубин мог в этот момент, он бы даже удивился его скорости реакции и прозорливости – уже держал в руке неизвестно откуда взявшуюся бутылку. Сердце Стаха застучало часто-часто, как не бывало со времен, которые Рубин не любил вспоминать, и время замедлило свой бег.

Мерзкая, стылая морось оседала на шерсти, и её клочья, тяжёлые, длинные, стегали пса по бокам, а грязь набухала и словно бы таяла, стекая с тела мутными ручейками. Бульбаш, будучи животным чистоплотным, никогда не старался не доводить свою шубу до такого состояния, и всегда ходил плавать на Горхон-реку или подолгу вылизывался. Сейчас это его раздражало более всего; ни горящее от неутоляемой жажды горло, ни неожиданная, почти паранормальная ярость не стоили сейчас его внимания. Как и самасшедшие люди, этот бешеный пёс плевать хотел на собственную болезнь.

Всего ничего оставалось до двух людей - маленького детёныша и могучего, матёрого мужчины. От него исходила угроза. А Бульбаш, как то было сказано ранее, желал от этой самой угрозы избавиться любыми методами.

Мужчина загородил собой мальчишку, и едва он успел закончить это движение, как собака взвилась в воздух. Когда Бульбаш поднимался на задние лапы, а передние клал человеку на плечи, то ростом он становился с рослого парня, а уж весу в такой туше и то побольше.

Свет фонаря выхватил из темноты длинную, гладкую, как клинок, тень. Ещё в полёте пёс понял, что он чуть-чуть, самую малость, незаметно заваливается на правый бок, но разве это было так важно? Ведь лапы с тупыми, крепкими когтями уже ударили мужчину в грудь, а следом потянулась раззявленная пасть с сухим, вздувшимся языком и вершковыми клыками.

Не так уж давно, где-то с месяц назад, разбирал Спичка часы. Обыкновенный будильник, давно уж мерзким дребезгом не портивший настроения хозяевам по причине своей неисправности - а сколько в нем шестеренок, и как изящен их узор... И была в этом будильнике упругая спираль: свернутая в кольцо, таилась где-то в механических дебрях. И выцарапал Спичка ее из часов, и развернулась она, и хлестнула по веснушчатой щеке, и улетела куда-то в пыльный угол - да так быстро, что и движения не заметишь.

Пес был в точности как та спираль: кажется, еще секунду назад он вязко плыл в осеннем воздухе, и вот - уже, брызнув грязной шерстью, оказался совсем близко, судорожно и больно дыша, хватая сухой пастью воздух. Спичка только слышал это: весь обзор загородила отважная Стахова спина. Но и звука хватило, чтобы вздрогнуть...

"Бежать нельзя!" - Спичка вспомнил, как однажды его преследовала на редкость злобная заводская псина - честное слово, он таких ни до, ни после не видел. Впрочем, этот случай сегодня вполне мог потерять свою уникальность. Но ясно было одно: к таким псам нельзя поворачиваться спиной. А так хотелось! Так хотелось, сверкая пятками не хуже вон тех фонарей, оставить Стаха наедине с этим зверем!

Но это ведь совсем бесчестно. Это ведь просто трусость. Нельзя так убегать и труса праздновать, когда рядом есть кто-то, кто это увидит. Тем более, есть немаленький шанс, что псина переключится со Стаха на Спичку... нет-нет, это совсем не ко времени. Бежать нельзя. Но что же делать? Что?

Мальчишка замешкался, запутался в клубке судорожных мыслей на секунду-три - бешеный пес уже успел ударить Стаха, тот покачнулся...

Шаг вбок. Вот он, как чертик из табакерки, выскакивает из-за импровизированного укрытия, поднимает руку. Грязная бутылка в руках вспотевших скользит к горлышку. Почему так упорно кажется, что не водой она наполнена, а чем-то поживей, поопасней? Спичка помнил как-то смутно свои похождения в Многограннике - там он швырял в каких-то воображаемых врагов гранаты, и они красиво взрывались, крася приснившийся мир багровыми и черными пятнами. Но это все не то, непохоже, нереально!

Никто не знает, по какой причине вылетела из рук бутылка - самовольно ли выскользнув из ладони, осознанно ли кинута в нужный момент - но слишком медленно.

Кажется, она все-таки скользнула по вздыбленному загривку, задела лопатку.

А потом Спичка все-таки побежал.

Грязные когтистые лапы ударили Рубина в грудь, заставив прозектора выдохнуть отрывистое короткое «Хе!» и покачнувшись отставить правую ногу назад, чтобы окончательно не потерять равновесие и не упасть, тем самым облегчив и без того несложную работу здоровой обезумевшей псине. Несмотря на уже устойчивое положение, озверевшее животное, упираясь задними когтистыми лапами в серый грязный камень мостовой, а передними - в грудь Станислава, понемногу заставляло его отклонять корпус назад, пытаясь тем самым добраться до головы.

Клыкастая вонючая пасть уже была совсем близко, когда голова собаки внезапно резко дернулась вправо и весь корпус начал отклоняться вслед за ней. «Спичка», - успел подумать Рубин. Малец дал ту драгоценную секунду, которой очень не хватало – пес уже не опережал Стаха на полшага, инициатива больше не была в его руках. Дальнейшие действия диктовали боевые рефлексы, а потому без лишних и даже опасных сейчас, в период преимущества, мыслей, Рубин проделал самое простое и эффективное действие сейчас: развернул корпус на четверть круга против часовой стрелки, переводя основной упор на левую ногу. Собака потеряла точку опору – грудь Станислава - и начала заваливаться вперед и вбок. Весь остаток крутящего момента от поворота корпуса Рубин вложил в страшный удар правой рукой псине прямо под левый глаз. Зная массу Станислава, неудивительно, что при ударе раздался хруст сломанной челюсти. Или сломанной руки...

Едва пёс ударил человека в чёрном плаще лапами в грудь и потянулся клыкастой пастью к горлу - а тут уж какой бы комплекцией не обладал мужчина, но горло всё равно остаётся самой уязвимой, самой желанной частью, - как по загривку его огрело что-то плотное, и больно огрело. Животное инстинктивно прижало уши и скосило глаза - посмотреть на наглеца, на самоубийцу. Это и стало ошибкой: Бульбаш не удержался ни задними лапами, ни передними, а тут ещё хитрый человек повернулся, как бы стряхивая с груди опасную тварь.

Вслед за этим последовал страшный удар и - тьма в левом глазу, да такая, что начала обволакивать вмиг полегчавшее тело пса. Судорожно он сжал челюсти и ощутил на языке гладкое и холодное - всей массой тела тварь начала падать, сжимая этот кусок гладкого и холодного, оказавшегося воротником плаща. Башка Бульбаша дёрнулась, из левого глаза вытекла на шкуру слезами и разлетелась веером кровь, но пёс ещё был не просто жив - он иссыхал от жгучего, беспримерного бешенства, враз захватившего его сознание. Боли не было. Только мешала вяжущая чернота.

Упадёт этот матёрый зверь, носящий человеческое имя?..

Пёс упал набок, загребая лапами стылую жижу и хватая пастью траву. На морду налипла грязь, и теперь он ориентировался не иначе, как по нюху. Да помогало какое-то странное, безошибочное чутьё, что оказалось вернее взгляда и острее нюха - именно благодаря ему зверь понял, что надо немедленно вставать, а не пытаться повторить прыжок. Бульбаш поднялся легко, рывком, и отскочил назад. Теперь в поле его зрения попал другой человечек - маленький и нескладный, он бежал прочь от места схватки. Наверное, животное бросилось бы в погоню, потому что теперь для него стёрлись даже те подсознательные грани, что он проводил между человеческими щенками и взрослыми собаками-людьми; собственно, болезнь, что превращала его в высушенный, алкающий крови труп могла бы изменить не только подсознание. Наверное, Бульбашу следовало, поджавши хвост, ползти как можно дальше отсюда, а потом сдохнуть от заражения крови.

Пёс опустил лобастую голову, заложил уши и замер. Толстая капля стекла на зрячий гряз, и животное прислушалось: зашуршит ли одежда поднимающегося человека? или он удержался, не упал?

Пока бешеная псина примеривалась, надеясь броситься на Стаха, мужчина поднял с пола разбитое горлышко бутылки и напал первым. Удар острым стеклом, пропитанным явно не медицинским спиртом, вонзилось собаке в горло. Поединок между человеком и животным можно считать оконченным. Разум взял верх над слепым бешенством.

Спичка бежал, ну и хорошо. Не дай бог, этот пес напал бы на него. Парень, конечно, прыткий, но опасность есть опасность. Главное, чтобы до дома своего он добрался в целости и сохранности. Расцарапанная когтями грудь ныла, а дыхание никак не желало восстанавливаться. Нет, сейчас нужно вернуться в прозекторскую, сделать укол мерадорма и восстановить силы.

Прозекторская

Прозекторская встретила Станислава Рубина унылым молчанием и тишиной. Тот спокойно опустился на деревянный табурет, устало стянул с плеч тяжелый плащ и закатал рукав. Мерадорм колют внутривенно, техника подобных инъекций Рубину хорошо известна: наложить жгут на плечо, обработать кожу на локтевом сгибе спиртом, натянуть кожу в области пункции и ввести иглу практически параллельно вене на треть длины. Ввести препарат.

Не забыть обработать спиртовым раствором место инъекции, чтобы не пошло заражение. А потом можно и заснуть. Мерадорм дает снотворный эффект, после него лучше лечь. Что ж, Рубину не привыкать спать на операционном столе.

Сказано – сделано. Станислав вколол практически убойную дозу мерадорма, отчего проспал аж до наступления следующих суток. Зато наутро даже ноющая боль в груди не была такой сильной, как прошлой ночью.

Глава 30, в которой Андрей приводит Петра в порядок

Студия Стаматиных

Братья Стаматины уже на протяжении нескольких лет находились в хроническом творческом кризисе и некоторое время даже не пересекались друг с другом. Петр в одиночестве запивал свою тоску твирином, в то время как старший брат этот самый твирин добывал и между делом развлекался со степными невестами, которые работали в его кабаке. Несколькими часами ранее братья Стаматины вели непринужденную беседу с Данковским, чье появление не то что бы удивило Андрея, но стало приятной неожиданностью. Он не думал, что бакалавр появится в их доме буквально в первый же день своего приезда, это было странно.

Неотложные "дела" в кабаке не позволили Андрею задерживаться, да и прочие гости Петра так же были не слишком приятной компанией на данный момент. Старший Стаматин вернулся в студию только когда над городом сгустились глубокие сумерки, и не потрудившись зажечь свет, Андрей стал подниматься на верхний этаж. Архитектор ненавидел эту винтовую лестницу, но не смотря на свое решительное и твердое "Фе", Петр таки настоял на своем, так что теперь волей-неволей приходилось мириться с очередным проявлением "гениальности" брата. Даже по прошествии стольких лет, эти ступени так и остались для Андрея непривычны, хоть в этой ситуации и были свои плюсы. В нетрезвом состоянии Петра спуститься на первый этаж - это своеобразное испытание и потому Андрей четко понимал, что без лишнего повода братец никуда не высунется, а значит не натворит глупостей.

Преодолев последнюю ступень, Андрей пробормотал.

- Надеюсь, ты не споил последнего вменяемого врача в городе окончательно, Пётр...

Ответа не последовало. В доме было совершенно тихо, это гробовое молчание нарушал разве что скрип половиц под ногами. Петра не было здесь вообще. Андрей закатил глаза, чертыхнувшись и мысленно прикидывая, куда брат мог деться. Раздумья были не долгими, так как Стаматин заметил на столе оставленную Петром записку. Точнее, написал её кто-то другой, а оставил Петр. Почерк был ровный, четкий, при этом от него буквально веяло богемой. Даже не глядя в конец письма, что бы прочесть имя отправителя, Андрей понял, что письмо принадлежит Бессмертнику.

"Так значит мой непутёвый брат решил наведаться в Театр? Надеюсь, его не придется потом нести на себе..."

Стаматин глубоко вздохнул и сел за стол, решив пока не утруждать себя походом в Театр, дабы выяснить, что за нелегкая понесла туда его брата.. Он открыл бутылку твирина и сделав несколько больших глотков, поставил на пол, рядом с пустыми.

Почему-то Петр решил отправиться домой окольными путями: обогнув сзади Театр на Шнурочной площади, он спустился по лестнице в квартал Седло и обошел со всех сторон магазин, не понимая, куда делся проход на мост. Однако, уже потом, он понял, что за оградой вовсе не Жилка, а самая настоящая Глотка! Вот это да! Петр был в ступоре. Во-первых, он искренне не мог понять, как так Горны оказались внезапно в Земле, ну а второй вопрос, который ввел его в состояние глубокой задумчивости, был "какого черта?" Петр хлопнул себя по щеке – его осенило! Господи, да он же не туда повернул. И, как бы вы думали, свалил это на темноту.

Идем дальше. Поворот направо – Управа. Местная тюрьма. Если бы Сабуров был чуть порасторопнее, давно бы братья архитекторы здесь гнили... Налево – и взгляд упирается в Лестницу в небо. Здесь всегда становится отчего-то жарко...

А вот и Жилка! Хвала небесам...!

По спине Петра побежали мурашки... будто в голове зазвучала тревожная музыка. Петр медленно оборачивается. Где-то в тридцати метрах от него стоит головорез. Сердце ушло в пятки и застучало так сильно, что ноги сами понесли его домой, в Студию.

Стаматин буквально влетел в двери, захлопнул их за собой и рухнул прямо на проходе, ибо не сумел удержать себя на ногах. Что-то невнятно бормоча, Петр поднимается и утирает рукавом разбитый нос. Крови не много, но синяк останется.

- Вот-те раз... – промямлил он, бросая удивленный взгляд на лестницу. Черт, а подниматься-то как? Об этом архитектор как-то не подумал. Хотя, он все-таки кое-как дополз до третьего этажа. Темно как в преисподней. Петр выпрямился и сделал несколько шагов, спотыкнулся, рухнул. Грохот стоял страшный. – Ох ты ж...

Хлопок входной двери не услышать было трудно, очень трудно. Да и прочие посторонние шумы не заставили сомневаться, что Пётр таки пожаловал домой и при этом словно нарочно оповещает любого присутствующего в доме, что это именно он, а никто другой. Андрей вяло перевел взгляд на часы, не торопясь идти младшему на помощь и засекая, сколько всего времени потребуется Петру, что бы пересчитать все ступени своего "каприза" и добраться до последнего этажа. Где-то на второй минуте повисла пауза. Это означало, что младший Стаматин таки осилил первый пролет и стоит где-то на втором этаже.

- Успех... - пробурчал Андрей себе под нос, продолжая наблюдать за секундной стрелкой часов. Перерыв был небольшой и грохот продолжился, хоть и с меньшим количеством децибел. Когда Пётр оказался на полпути к третьему этажу, Андрей таки соизволил подняться с места и подошел к лестнице. Когда ему оставалось преодолеть всего пару ступеней, Старший просто схватил Петра за шиворот, как слепого котенка и вволок в комнату, что-то недовольно бормоча себе под нос. Вечно приходилось с Петром нянчиться, как с ребенком. Вот только не смотря на всё это недовольство, Андрей не собирался ничего менять. Он всё равно любил брата, что бы там о нем не думал.

- И снова здравствуй, брат... - Андрей оценивающе смотрел на Петра, пытаясь оценить, сколько он в очередной раз выпил, в какой компании и сколько потребуется времени, что бы он стал хоть что-то соображать. Как не странно, но ускорить процесс могла разве что еще одна бутылка твирина. Андрей вернулся к столу, подобрал полупустую бутылку с пола и подошел обратно к брату, протянув ему бутылку.

- Давай рассказывай, что за нелегкая тебя понесла в Театр... Хотя бы что помнишь...

Чья-то рука внезапно схватила Петра за воротник и подняла с нагретого места. Стаматин не сопротивлялся, ибо знал, что бесполезно. Он ведь понимал, чья это была рука. Братская. Крепкая. Могла и подзатыльник отвесить. Петр висел в руке Андрея, как котенок. Впрочем, с братской помощью архитектор добрался до пункта назначения гораздо быстрее, чем планировал.

- Здравствуй, брат... – просипел он в ответ, когда Андрей его поприветствовал. И с удовольствием принял дрожащими руками бутылку твирина. Господи, живительный нектар! Стаматин буквально присосался к бутылке и только после того, как на дне перестала плескаться жидкость. – Ну это... брат, понимаешь... письмо там... и все такое... ну ты знаешь... Я там рисовал! Брат, там мне дали кисть и краски! Я рисовал афишу и портрет! – глаза внезапно вспыхнули, загорелись обычным творческим безумием. Архитектор – а сегодня еще и художник – выглядел одновременно и печальным, и счастливым. Первое – состояние для Петра перманентное, следствие нескончаемого алкоголизма. Второе – гость более редкий...

Пальцы Петра сомкнулись на руках брата. Он слегка тряс их, сам того не желая, смотрел в глаза. Но вдруг отстранился и зашагал по комнате, словно сумасшедший. Он хватается за голову и внезапно останавливается.

- Брат... – простонал он, поднимая взгляд на Андрея. – Что происходит? Почему умер Симон? Почему умерла Нина? Сегодня приходила Мария, она... она думает, что это нас не коснется. Это же не кара за Многогранник?

Петр, как всегда, удачно выбирал тему для разговора. Всегда любое общение сводилось к обсуждению Башни. Скажем так, это был его пунктик, архитектор сам не знал, как относился к своему творению. Одно было ясно точно, Стаматин верил в то, что больше ничего подобного не воздвигнет.

Петр радовался как ребенок. Да, больше твирина и чертежей в экстаз его вводили разве что кисти с красками. Его воодушевленное состояние вызвало у Андрея невольную улыбку. Стаматин усмехнулся, выслушивая всю эту пламенную речь и не перебивал, давая возможность высказаться. Когда ещё он сможет почувствовать себя кому-то нужным, кроме как своему брату и просто счастливым, пусть даже из-за такой мелочи. Андрей стоял совсем рядом и ладони, в которую крепко впились длинные пальцы Петра, не убирал. Чем бы дитя не тешилось...

Однако, этот приступ радости сменился беспокойством. Сменился так же мгновенно, как и возник. Сумасшествие и беспомощность, которые граничили с истерикой, заставляли беспокоиться и Андрея. Правда не за причины состояния Петра, а за него самого. Он вспомнил Симона, Нину, упомянул заходившую к нему Марию и плюс ко всему не мог не заговорить о Многограннике. Похоже, что это было на долго. Каждый раз, когда Петр заводил разговор на эту тему, день заканчивался ещё более сильной пьянкой, а иногда и попытками свести счеты с жизнью. Последнее было редким явлением, буквально единичным, но всё же это случалось. Как говорил Бессмертник, когда человек теряет надежду найти разум у других, он и сам не стремится его сохранить.

Андрей не стал отвечать на многочисленные вопросы Петра и схватив за плечо, решительно усадил его на стул, после чего сам не на долго удалился. Вернулся Андрей с жестяной кружкой и неожиданно для Петра плеснул ему в лицо ледяной воды.

- Кажется на сегодня у тебя было слишком много гостей... - Стаматин чуть нахмурился. Петр всегда балансировал на тонкой грани между невероятной гениальностью и абсолютным безумием, в то время как Андрей был чем-то вроде шеста для баланса. - Тебе принести ещё выпить?

Петр хотел было начать сопротивляться, хотя это было более чем бесполезно, но сильная рука Андрея буквально заставила его сесть на старый деревянный стул. Тот опасно скрипнул, но не развалился, как его собрат несколько часов назад, когда явилась к нему Мария. Младший уже начал возражать, но Андрей молча покинул комнату.

Стаматин думал, что брат устал от него и просто-напросто ушел. Ушел к себе в кабак, к своим подругам да собутыльникам. А Петр один. Накатило страшное одиночество. Сейчас нужен был кто-то рядом, ибо именно ночью лучше всего думалось и рассуждалось. Ибо именно ночью, тоска заставляла его падать с лестниц.

Петр оглядел свой письменный стол в поисках очередной бутылки. Но все предательски пусты. Одиноко... Младший Стаматин кусает губу, смотрит куда-то в пустоту...

И вдруг как из ведра ему в лицо брызжет ледяная вода. Архитектор зажмуривается и открывает рот, чтобы сделать глубокий вдох. От неожиданности перехватило дыхание. Он вытирает рукавом с лица воду и размазывает по лицу кровь, которая все еще продолжала идти из носа, и засохшие на лице мазки красок.

Открывает глаза и видит перед собой брата. Хочется схватить его за воротник и держать. Просто, чтобы не ушел в свой грязный кабак. Но Стаматин не двигается с места и протирает глаза, тяжело дыша.

- Да... очень много... так много людей... даже маленькая Виктория заходила, - Петр бросает взгляд на портрет будущей Светлой Хозяйки, нарисованный карандашом на стене. – Я очень устал, да? Принеси... принеси выпить. Одну, нет, две бутылки, - Петр вновь затих, рассматривая деревянный пол под ногами. – А тот... Даниил? Он что, уехал?

Петр выглядел беспомощным, забитым. Смерть Симона стала последней каплей в его накопившейся тоске и Андрею даже стало стыдно из-за того, что он сам ничего не чувствует, кроме банального людского интереса к случившемуся. Стаматин всегда старался понять, что чувствует брат, но почувствовать это самому было невозможно. Просто он думал больше и пил меньше. Наверное, даже слишком много думал.

Андрей сел перед ним на корточки и смотрел прямо в его мутно-зеленые глаза. Когда близнецы только появились в городе, этот взгляд был чище, спокойнее, немного наивнее. Теперь глаза по цвету ничем не отличались от твирина, который Петр хлестал вместо воды и любой другой жидкости.

Сперва Андрей хотел уйти за бутылками, но потом всё же решил, что оставлять брата одного будет не разумно, Петор был в ещё более жутком состоянии, чем предполагал Андрей. Разум. Это слово теперь было чем-то фантастическим и иллюзорным, чем-то сказочным и сумасшедшим. Но оба брата привыкли жить в этом мире и теперь никто из них не задумывался, а не сошли ли они все с ума.

- Если хочешь, пойдем вместе со мной в кабак... Помимо твирина есть ещё более прекрасная вещь. Женщины. Или ты хочешь остаться здесь?.. Что касается Данковского... Нет, он не уехал. И судя по его лицу, уедет ещё не скоро, хотя я бы на его месте смылся как можно скорее...

Образ бакалавра всплыл в сознании Стаматина. Последний оплот здравого смысла, приехавший из столицы, был полон смятения и непонимания, хотя сам Данковский вряд ли в этом признается даже самому себе. Андрея выпрямился и стал искать среди бутылок хотя бы одну не пустую. Иногда бывало так, что по пьяни Петр открывал сразу несколько и потом благополучно забывал об этом.

"Помимо брата есть ещё более прекрасная вещь. Чертов кабак", - хотелось сказать ему это в лицо, ибо обида была еще сильнее одиночества, которое и было её причиной. Петр поднял тяжелый взгляд на Андрея и нахмурился.

- Нет, брат, не хочу... дома же лучше... дома тихо. Дома Нина... – пробормотал архитектор, впериваясь пустым взглядом в лоб брату. Потрогал свою переносицу, поморщился недовольно и почесал затылок, убирая спутанные волосы назад. Петру было бы неплохо принять ванну, да только сам это он едва ли осознает.

Петр держится рукой за край стола и медленно раскачивается на стуле, глядя куда-то в пустоту. Взгляд остановился на чертеже Многогранника. Не замечая брата, Стаматин приближается к нему и проводит пальцами по контуру, хмурится, словно в голову его закрадываются какие-то сомнения.

- Брат? – окликнул Андрея младший, не оборачиваясь. – Скажи, а как там Ева? Ты же к ней сегодня ходил, да? Ты показал Даниилу Башню? Она ему понравилась?

Петр снова чешет затылок, и поворачивается к Андрею лицом. Садится прямо на пол, поджимая колени под себя.

Стадия эйфории перешла в стадию абсолютного бреда. Нина. В какой-то момент Андрей даже пожалел о том, что Стаматины вообще повстречались с Каиными, ведь теперь у Петра было лишь три любимые темы: твирин, Многогранник и Каины. Старший Стаматин смотрел на брата непрерывно, словно боясь, что Пётр вот-вот совершит очередную глупость. Это последнее творение братьев свело его с ума, но сейчас самой большой ошибкой было бы говорить об этом вслух.

Как только Петр сел на пол, Андрей неспешно подошел ближе и сел рядом с ним, прислонившись к стене и не проронив ни слова. Только сейчас ему в глаза бросилась полупустая бутылка и он сразу же взял её и открыл.

- Да, я был там... - Ева вызывала у Андрея довольно странные и смешанные чувства. Была некая доля привязанности к этой блондинки и, пожалуй, это была единственная женщина, которую он считал по настоящему привлекательной. - Она всё так же... Правда сейчас у Евы появилось другое увлечение - Даниил. Печется о нем, как о подобранном с улицы щенке.

На счет башни Стаматину и Данковскому поговорить ещё не довелось, но Андрей понимал, что такого человека, как бакалавр, Многогранник не может оставит равнодушным. Впрочем, как и любого другого. Он повернул голову и посмотрел на брата, едва заметно улыбаясь. После небольшой паузы, он достаточно уверенно, но спокойно произнес.

- Он сказал, что это величайшее творение...

Оба снова замолчали и после этой тишины, Андрей окинул брата взглядом.

- Тебе надо хоть как-то искупаться. А то воняешь как мясник в полдень...

- Да... Даниил знает, что это... он понимает, что это великое... что это величайшее... – бормочет Петр, прикрывая глаза и откидывая голову назад. Глазные яблоки под веками быстро, словно в панике, двигаются. А пальцы дрожат, они нервно перебирают край плаща, сжимают в ладонях. – Андрей... это тот, с кем я тогда... подрывал здание медицинского университета?

Воспоминание всплыло в сознании внезапно. Трамвайные пути... небольшой жилой дом... пожилая больная женщина на диване... тесная кухня... щуплый ботаник, возящийся с какими-то препаратами... отвратительные колонны... решетка... взрыв... кровь...

Руки сковали судороги. Петр дрожит и кусает губы.

- Что? – поднял голову и открыл глаза Стаматин. – Ты о чем, брат...? – он словно проснулся от глубокого сна и стал озираться вокруг. Где он? Где столичный парк, который только что ясно стоял в сознании? Где лавочка, на которой сидели они с Даниилом, пугая проходящую мимо студентку?

- Брат, - многозначительно протянул архитектор и потянулся рукой за бутылкой, которую только что поднял с пола Андрей. С пола он не дотягивался до него, Стаматины все-таки отличались высоким ростом, а, сидя на полу, сильно не вытянешься.

Андрей вспомнил эту историю практически сразу. Возможно именно тогда Стаматины перестали быть действительно одним целым, а сознание Петра пошатнулось. Да и как ещё Данковский не послал их обоих к чертям собачьим. Андрей глубоко вздохнул и молча кивнул, не посчитав нужным что либо отвечать на вопрос брата. Его состояние одновременно заставляло волноваться и при этом раздражало. С каждым годом Пётр всё больше похож на ребенка, которого всегда надо контролировать. Он взял ладонь Петра в свою и крепко сжал, пытаясь унять его жуткую дрожь.

"Успокойся, брат... Что бы не случилось, я поддержу тебя и помогу..."

Он не стал говорить этого вслух, надеясь внушить брату такую же уверенность и спокойствие, как и у него самого.

- Забудь... Это было слишком давно, что бы вспоминать. Ты в любом случае ничего не можешь исправить, так зачем беспокоиться об этом?

Конечно, сказать было гораздо проще, чем сделать, но каких либо других действия Андрей предпринять не мог. Они часто переставали друг друга понимать и не удивительно, что Пётр зачастую обвинял его в равнодушии к себе. Стаматин Старший протянул брату бутылку и снова замолчал. Заставить его отвлечься от дурных мыслей могло лишь одно.

Андрей подошел к столу и скинув различный мусор на пол постелил лист бумаги. Через минуту в руке появился карандаш и Стаматин стал что-то чертить. После нескольких минут тишины, Андрей вдруг как бы между делом сказал.

- У меня в голове давным давно вертится странный проект... Вот только все попытки изобразить его на бумаги заканчиваются провалом... Всё не то...

Он перевёл взгляд на Петра, который всё так же сидел у стены и спросил.

- Может ты мне поможешь?...

- Это было давно? – Петр смотрит на Андрея снизу вверх, а руки в его ладонях перестают дрожать. Надежные руки у брата, им можно довериться целиком и полностью. Только полагаться на него не стоит, они ведь давно уже не такие близкие братья, чтобы их можно было назвать настоящими близнецами. Всего лишь похожи, как две капли воды, но внутри они были совершенно разными. Абсолютно. И отдалились друг от друга. Андрей не понимал брата. Ему всегда были дороже эти потаскухи в кабаке!

Младший брат невольно больно сжал руку Андрея. Нет, разумеется, для Андрея это было лишь легкое рукопожатие, но Петр вкладывал в этот жест всю свою силу, которой осталось очень мало.

Андрей тем временем смахнул со стола несколько пустых бутылок, некоторые из них разбились, стоило коснуться пола, другие укатились куда-то к плинтусам. Андрей выудил со стола чертеж. Вернее, чертеж был на другой стороне ватмана... Петра перекосило. Его проект, который он никак не мог закончить!

Стаматин вскочил и буквально вырвал из-под брата ватман.

- Ты с ума сошел! Ты...! Ты...! – он даже не знал, что сказать, как выразить свое возмущение. Лишь сворачивал с любовью в трубочку зеркальный город-призрак, о котором мечтал уже давно. Архитектор засовывает чертежи в старый пыльный тубус и прижимает его к себе, словно собираясь спрятать его внутри себя. – Это же... это... дурак! – наконец, вынес свой вердикт Петр, аж дрожа от злости.

Как только мог брат не заметить его творения! Вот так всегда! Чертов эгоист!

Андрей действительно не обратил внимания на чертеж Петра. Точнее, он в самую последнюю очередь решил бы, что это планы города. Такое иногда случалось. Брат несколько дней мог творить нечто гениальное, непостижимое для ума и при этом вполне реально, но иногда творческое безумие превращалось в бред и тогда ничем не отличалось от каракуль годовалого ребенка. Андрей понимал, как сильно злится Пётр, видел в его глазах безумство, смешанное с ненавистью. Стаматин поднялся со стула и стал подходить ближе к младшему брату. Он постоянно держал голову чуть вздернутой, в отличии от Петра всегда держал осанку, от чего был сейчас выше брата на голову, а то и полторы, смотрел на него сверху вниз.

- Хочешь меня ударить?

Его глаза горели не меньше, чем глаза Петра, он был готов на любую выходку этого сумасшедшего гения. - Давай, выпусти пар... Ты ведь еле на ногах стоишь, слабак! Даже замахнуться не в состоянии! Думаешь, сможешь вечно хлестать твирин и все проблемы уйдут сами собой?!

Он с некоторым отвращением сморщился, но потом просто схватил брата за плащ и встряхнул. Иногда это помогало, иногда вводило Петра в ещё большее уныние.

- Приди ты наконец в себя, хоть на минуту! Да, последнее время мы были полными бездарностями, но разве я бросил тебя?! Пытался заставить тебя жить самостоятельной жизнью, но ты без меня и шагу теперь ступить не можешь!

Андрей некоторое время смотрел ему прямо в глаза, тяжело дыша и с трудом сдерживаясь, что бы не применить силу. Но потом он всё же отпустил его, чуть оттолкнув. В какой-то момент он пожалел, что вышел из себя, но всё это копилось в нём достаточно давно.

Андрей возвышается над ним, над сутулым и совсем нелепым Петром, который вздрагивает от каждого его шага. Нет, конечно, он не ударит брата. Во-первых, он получит сдачи раза в три сильнее, а во-вторых, просто из страха не станет его и пальцем трогать.

Петр действительно испугался. Он в ужасе смотрел на своего брата, он схватился пальцами за его плечи, пытаясь отпихнуть Андрея от себя. Во-первых, было больно. Во-вторых, слова старшего действовали не как отрезвляющее, а, напротив, заставили его еще больше ослабеть духовно. Он отводит взгляд в сторону, отворачивается, пытается отстраниться.

- Брат... – едва слышно шепчет Стаматин, ноги подкашиваются, руками он сжимает черный чехол для чертежей, костяшки белеют от напряжения. – Брат... не говори... зачем ты так говоришь...? – выронил тубус и закрыл ладонями уши. В этот момент Андрей его отпускает, даже отталкивает, отчего Петр не может устоять на ногах и приземляется на пыльный пол.

Смотрит на него снизу вверх. "Только не трогай меня... не трожь меня... не тронь..." Петр сжал пальцами собственные волосы и отполз в угол комнаты, поближе к Нине. Что-то невнятно бормочет, смотрит в пол, не поднимает тяжелого мутного взгляда на брата.

Петр попытался встать на ноги, но покачнулся и снова упал на пол на колени. И без того протертые брюки немного разорвались на коленях. Стаматин, стоя на четвереньках, водил рукой по полу, словно бы что-то искал.

- Мои чертежи... – прошептал он, подползая к тубусу на коленях. Несколько раз он распластался на полу, но пункт назначения был достигнут с горем пополам.

Андрей медленно приходил в себя, но внутри по прежнему сидело некое раздражение. Но сказать, что Стаматину не было жаль брата, было бы кощунством. Пётр был напуган, истощен и теперь какие либо попытки привести его в чувство оказались бесполезны. Когда младший брат схватился за тубус, он окончательно стал похож на ребенка. Он держал чертеж, словно любимую игрушку, которую могут вот-вот отнять. Андрей долго смотрел на него, смутно осознавая, что по сути он такой же беспомощный, как и младший. Он не в состоянии помочь Петру, как ему требовалось. Избавить от постоянных нервных срывов и галлюцинаций.

Ничего не говоря, Андрей снова не надолго вышел из комнаты и решил всё же сделать то, что задумал, а именно применить ванну в студии по её прямому назначению. В доме как и положено был водопровод, вот только кран находился на втором этаже, а вместе с ним и умывальник. Стаматин взял в углу два жестяных ведра и стал набирать в них воду. В одно ведро горячую, в другое - холодную. Какой же глупой была подобная ситуация, но Андрей понимал, что только редкие водные процедуры помогают Петру вернуться к хоть какой-то вменяемости.

После нескольких походов на второй этаж, чугунная ванна таки была наполнена теплой, слегка помутневшей от пыли водой. На Петра Андрей словно бы не обращал внимания, не разговаривал с ним и не смотрел, пока наконец не подошел ближе к младшему и не скинул с плеч черный плащ.

- Раздевайся... Ополоснёшься, согреешься и отдохнёшь... - Андрей сделал небольшую паузу и потом немного неуверенно добавил. - Потом принесу пару бутылок твирина...

У Стаматина дрожат плечи, он сидит спиной к брату и боится даже повернуться, лишь смотрит в пол и что-то бормочет. Все как всегда. Старая песня:

- Ты меня не понимаешь... меня никто не понимает, мое искусство никому не нужно, я бездарность, это все ты во всем виноват...

Ну и дальше в том же духе.

Андрей ушел, тогда только Петр поднялся на ноги и бросил ему вслед чехол с чертежами. С невероятной обидой он смотрел ему в спину, потом снова опустился на пол, на небольшой круглый ковер в углу комнаты, вытирая лицо от крови и красок белым простыней, которая прикрывала собой недоделанную женское изваяние.

Тем временем, Петр одним глазом наблюдал за тем, как его старший брат таскает воду. Абсолютно никакого внимания он не обращает на сидящего на полу близнеца, который так и испепеляет того взглядом.

Как же не хватало сейчас твирина. Чтобы забыться и не вспоминать о существовании Андрея. Просто напиться до беспамятства.

- Брат... – таки однажды прошептал он, пытаясь обратить на себя его внимание. Тщетно. Пока старший из братьев носил ведра, он ни разу не взглянул на Петра. Но зато потом приблизился, снял с Петра плащ, в котором было гораздо теплее и уютнее, и что-то сказал. Петр непонимающе смотрит на брата:

- Что?

Андрей закатил глаза, тяжело и несколько обреченно вздохнул, сказав более четко, глядя прямо в глаза брату.

- Сегодня у тебя будет банный день, в коем-то веке примешь ванну, авось будешь хоть что-то соображать...

Архитектор стал спокойно расстёгивать немногочисленные оставшиеся пуговицы на рубашке Петра, не спешил и при этом не медлил, совершенно не беспокоясь о том, хочет того Пётр или нет. Иногда казалось, что Андрей вообще не знает, что такое страх, беспокойство, сочувствие, понимание или переживания. На фоне постоянно дрожащего брата, Стаматин Старший выглядел как каменное изваяние. Вечно прямой, упрямый и уверенный в себе. Иногда даже слишком уверенный, что не могло не раздражать младшего. Но Пётр был его единственной слабостью. Стаматин был прав, когда сказал, что братец не в состоянии сделать без него и шагу, но это в той же мере относилось и к самому Андрею. Ведь он здесь лишь потому, что рядом Пётр и без него Стаматин никогда не уедет из города, хотя иногда ему хотелось этого больше всего на свете. Просто в силу некоторых обстоятельств и собственного мировоззрения, Андрей этого не показывал, пожалуй, даже слишком хорошо скрывал. Не признавался даже самому себе.

Андрей стащил с него засаленную пожелтевшую рубашку и взяв за плечо, подвел к ванне. На тонких губах появилась еле заметная усмешка, но в ней не было упрека.

- Надеюсь, штаны ты в состоянии снять сам...

Пока Андрей расстегивал пуговицы на рубашке Петра, тот стоял смирно и совершенно пустым взглядом наблюдал за его действиями. Смирился, да? Да, старшему из близнецов перечить было мало того, что бесполезно, но и еще опасно для жизни и здоровья. Так что он спокойно позволил снять с себя рубашку и подвести к ванне. По дороге Петр споткнулся о жестяное ведро, то с грохотом отлетело к стене. Все как обычно.

- Брюки? – у архитектора имелась раздражающая привычка все переспрашивать. Не то чтобы он не слышал вопроса, но для уверенности почти всегда задавал ответный вопрос. Поднял взгляд на Андрея, изогнул бровь, мол, так ли это необходимо?

Красноречивый взгляд брата дал понять, что необходимость крайняя. Петр расстегнул на брюках кожаный ремень, и стал стягивать их с себя. Пока спускал штаны, покачнулся и со всей дури плюхнулся в ванну. Разумеется, половина набранной воды выплеснулась на пол. Скорее всего, деревянный пол вскоре начнет интенсивно гнить.

- Ох... – простонал Петр, держась за ушибленное плечо. Он поднял на Андрея крайне недовольный взгляд и попытался вылезти. Не получилось вообще.

- Да черт возьми... пришло же тебе в твою дурью башку, - буркнул Петр, хватаясь рукой за локоть брата. Но все равно не выходит у него вылезти. Во-первых, он запутался в мокрых брюках. Во-вторых, не совсем трезвое состояние делало свое дело, и младший брат не мог даже равновесие сохранить.

Ко многим чертам характера и поведения Петра, которые бесили окружающих, Андрей уже давным давно привык. Можно даже сказать, что если Пётр перестанет постоянно переспрашивать его, это удивит Стаматина больше.

- Да, да, они самые... - его голос был спокоен и уравновешен, действия без лишней резкости, но четкие и быстрые.

Начало было хорошее, немного обнадеживающее. С пряжкой ремня Пётр справился достаточно быстро, для состояния опьянения даже очень скоро, но как только штаны спустились до колена, Стаматин Младший снова вернулся к своему привычному состоянию. Неуклюжесть, отсутствие какой либо координации в движениях и в результате всего этого шумное падение в ванну. От этого пострадали все: ушибленный Пётр, облитый пол и полностью промокший Андрей, который еле сдержался, что бы не выругаться в адрес брата. Некоторое время Стаматин поддерживал Петра, но когда тот понял, что от головомойки никуда не деться и перестал бес толку барахтаться, Андрей сам стащил с него мокрые брюки, кое как отжал, сложил пополам и повесил на стул.

- Расслабься и не дергайся...

Стаматин Старший подошел ближе и достал из кармана обмылок, который захватил с раковины ещё когда таскал вёдра. Андрей протянул этот кусок брату, спокойно сел на мокрый пол рядом с ванной, и перекинув руку через бортик, прислонился к ней, водя пальцами по воде.

- Скоро тебе полегчает... Обещаю, как только приведешь себя в порядок, принесу пару-тройку бутылок твирина, будем пить вместе... Кто знает, может к нам и Данковский присоединится...

Осознав, что участи не избежать, Петр затих и успокоился. Бунта он не поднимал, и слава богу. Стаматин не выглядел шибко довольным, но иного выхода не было, приходилось терпеть. Петр водил пальцем по воде, в задумчивости рассматривая небольшие волны. Не то что бы ему было интересно, но ничего другого архитектор не придумал.

- Выпить хочется... когда ты принесешь твирин? – Петр поднял голову, тут перед его лицом возник кусок мыла. Петр взял его и стал намыливать волосы. Пены много не было, но мыльная вода все время норовила попасть ему в глаза. Младший брат морщился и фыркал, вытирая воду с лица, пару раз окунулся в мутную воду с головой. Разумеется, не обошлось без того, чтобы не уронить обмылок в ванную. Кое-как отыскав его на дне, Петр продолжает намыливать теперь уже все тело.

Однако, в конце концов, ему это надоедает, и он просто располагается в ванной, положив руки на бортики. Действительно, стало как-то приятнее. Даже извечная головная боль отступала перед легким блаженством. Банный день обещал увенчаться успехом.

- А разве Даниил пьет? – вдруг с беспокойством спросил Стаматин, поворачивая голову в сторону своего брата. – Он еще в студенческие годы отмахивался от выпивки... хотя нет... он, вроде, пил больше нашего, нет? – в голосе звучит сомнение, а на лице написано движение мысли в его пропитой голове. Помнится, это Петр в юные годы был трезвенником, не понимал всей красы полета сознания в сопредельные сферы...

Твирин помогал отвлечься от дурных мыслей, идеи возникали безумные, но настолько гениальные, что порою Петр сам наутро не мог понять, что же он такое воплотил на бумаге. Такое происходило довольно часто, но в последнее время все реже – бумаги же катастрофически не хватало. Вот и сейчас из всех поверхностей, где можно было творить, были стены и пол, да обратная сторона его чертежа. Но если Андрей не понимал, то Петр прекрасно знал, насколько гениальный проект он готовил последние года два...

- Как только пойму, что ты пришёл в себя...

Странная логика. Привести Петра в более трезвое состояние, что бы потом позволить напиться. Скорее всего, Андрей просто надеялся, что тот передумает и вероятнее всего просто захочет спать. Стаматин продолжал сидеть рядом с братом, наблюдал за ним. Пётр действительно стал выглядеть более вменяемым. Его помутнённый взгляд стал выглядеть большее чистым, впрочем как и рассудок. Всё это смывалось вместе с водой.

Что касалось Данковского, то тут Пётр был прав, отчасти. Будучи студентом медицинского, Даниил пил крайне редко, но если пил, то много и в течении длительного времени. Младший в свою очередь воротил нос от любого алкоголя, но со временем врач и архитектор поменялись местами.

- За компанию выпьет... К тому же, я уверен, что сегодняшний день просто не может закончиться иначе, без нашей совместной пьянки... А повод мы всегда найдем, даже если он нам не нужен...

Андрей потрепал брата по голове и поднялся, взяв с пола тубус с чертежом. Он не успел разглядеть это новое творение Петра и потому решил сделать это сейчас. Андрей изучал каждую линию и в голове уже проявлялась полная картина.

- Расскажи мне об этом городе...

Если заглянуть глубоко в прошлое и вспомнить свое детство, Петр мог гордо сказать, что жил лучше всех. Во-первых, у него был брат, а все его сверстники все время ему завидовали по этому поводу. Ребенку свойственно желать быть не единственным чадом в семье, а вот Петру несказанно повезло иметь близнеца – точную его копию. Вернее, ему повезло быть чьей-то точной копией. Во-вторых, этот брат уделял младшему очень много времени, они играли вместе, ходили в школу. Но стоило старшему повзрослеть (притом гораздо раньше, чем Петру), как Петр тут же потерял своего братца. Зато когда они были маленькими, они часто устраивали в доме "день Нептуна", когда поливали из ведер водой все вокруг. В том числе и друг друга.

Хорошее было время.

Весь намыленный, мокрый и крайне недовольный, Стаматин нахмурился. Ему очень хотелось выпить, а нечего. Брат собирался сначала привести архитектора в божеский вид, и только потом принести ему на блюдечке с голубой каемочкой твирину.

Удивительно, как настойка меняет человека. Вот даже внешне! У Стаматиных с самого начала жизненного пути глаза были карие, да позеленели от обильных возлияний. Удивительное рядом.

Петру порядком надоело отмокать в уже остывшей воде, он перевесился через бортик и потянулся за своей одеждой. Сразу появилось чувство равновесия, координация. Стоило окунуться с головой в ванную, как прошла и головная боль, и мысли встали на место.

Кое-как Стаматин выполз из ванны и стал натягивать на себя брюки и рубашку.

- Это... брат... старичка-то помянуть надо, - пожал плечами Петр, опускаясь на стул возле письменного стола. – А то как-то... ну, не по-людски все это... надо за упокой выпить, что ли.

Петр собрал мокрые волосы в хвост: в них навязчиво капала вода. Краем простыни он протер лицо и снова обратил свой взгляд на брата.

- Это... ну как бы тебя объяснить... – Петр внезапно вскакивает со стула и буквально вырывает у Андрея чертежи, быстро раскатывая их на столе. – Можно будет возвести призрачный город. Понимаешь? Он будет построен по принципу зеркальных призм. Свет, преломляясь, будет отражаться от поверхности здания до бесконечности. И будет преломляться так, что зданий не будет. Но они есть. Ты понимаешь? – Стаматин объяснял сумбурно, но очень старался.

Конечно, поминать кого либо только что бы выпить - это не слишком хорошо. Да, Симон был известной птицей, но не смотря на длительно прибывание в этом месте, Стаматины едва ли были знакомы с ним лично. Во всяком случае, братья знали о нём не больше, чем остальные жители города.

- Ну вот и повод... Вот и помянем...

Сперва Андрей решил, что Пётр проигнорирует его вопрос о чертежах, особенно после того, как Стаматин Старший чуть их не угробил. Тем не менее у брата проснулся неподдельный интерес и желание всё рассказать Андрею. Выражать свои мысли словами у него всегда получалось из рук вон плохо, чего нельзя сказать о немногочисленных рисунках и большом количестве разнообразных проектов, законченных и нет.

Этот невероятный призрачный город, чем-то напоминал их нынешнее местожительство, Город-на-Горхоне. Город есть, его можно увидеть и в то же время его нет, его словно не существует. Забытое богом место, где живут потенциальные мертвецы. На заключительный вопрос Петра Андрей ответил не сразу, впервые за долгое время полностью погрузившись в свои мысли и не замечая ничего вокруг, как это периодически случалось с Петром. Голос был немного отстранённым и непривычно вялым.

- Да... Понимаю...

Не смотря на всё это безумство, изображенное на пожелтевшей бумаге, проект был гениален, как и другие творения младшего брата. Иногда Андрея одолевала зависть. Он всегда учился лучше Петра, каждая его работа была ювелирно точно и правильной. Но именно архитектурные законы теперь не позволяли Андрею проявлять свой талант в полной мере.

- Ты как всегда гениален...

- Хочу выпить... в горле пересохло... – Петр поморщился и сглотнул, действительно, во рту было сухо словно в пустыне. Неприятный привкус мыла, его нужно было срочно запить чем-то более вкусным и родным. Твирин для этого случая был бы как нельзя кстати. – Ты обещал принести пару бутылок... – напомнил архитектор, разглядывая деревянный пол мастерской. – Помянем же Симона... хороший старик был, наверное... иначе чего о нем все так горюют? Да, брат?

Петр поднимает голову и упирается взглядом в Андрея Стаматина, грозу всех местных бандитских шаек, искусителя и сердцееда. Петр ему откровенно завидовал, впрочем, зависть не была такой сильной: до определенного момента ему будет принадлежать Многогранник, это самое важное. Это напоминание о Нине.

«Нет, ничего он не понимает,» - нахмурился Петр, глядя в лицо своему брату. Андрей внимательно разглядывал чертежи, но ни слова он не понял из того, что младший брат ему сказал. Ни единого слова. А может, он вообще не слушал? Петр присел на край стола, не сводя взгляда с брата. Почему-то стало неприятно и холодно от задумчивого вида Андрея.

- Что ты там смотришь? – после неловкого молчания выдавил из себя Стаматин, приподнимаясь. Обойдя брата стороной, он заглянул ему через плечо. Напряженно глянул на свои чертежи и ловко забрал их у Андрея, заботливо складывая в тубус. – Они еще не закончены... и не красивы... надо редактировать, рисовать... еще не совершенно.

Порой Андрею казалось, что Пётр всегда воспринимает его несколько иначе, чем есть на самом деле. Самовлюблённый старший брат, которому плевать на младшего, своеобразный наркоторговец, для которого важен лишь твирин и кабак, да ещё совершенно непонимающий творений Петра. Да, в какой-то мере это было именно так, но именно, что не абсолютно.

- Да, конечно...

Вяло и отстранёно ответил Андрей, практически не понимая и не слыша вопроса об обещанном твирине. Сам архитектор сейчас с удовольствием бы зашел в кабак, сел в дальний конец зала за ширму и попытался расслабиться, опустошив пару бутылок. Но Андрей обещал брату доставить эти самые пару бутылок ему и не заставлять тащить в кабак.

Старший Стаматин вышел из комнаты, едва чертежи перед его глазами исчезли. Многогранник. Да, все знают, что авторами этого поистине великого сооружения являются братья Стаматины, но Андрей прекрасно знал, что подразумевают в первую очередь именно Петра. Он гений, он талантлив, он может творить, даже находясь в абсолютно невменяемом состоянии. Вернее, именно в таком состоянии у него получается лучше всего. А что же Андрей? Когда последний раз он сидел вместе с подрамником, листом бумаги и карандашом? Когда Стаматин Старший построил хоть что нибудь без вмешательства безумного гения Петра. Видимо, это была одна из причин творческого кризиса Андрея. Архитектор был противен сам себе.

Он ничего не сказал, на Петра не взглянул, а лишь спустился на второй этаж в поисках хоть одной, хоть полупустой бутылке с алкоголем. Их не оказалось, все "заначки" были пусты. Видимо Пётр выпил уже всё то, что Андрей от него прятал. Пока архитектор искал бутылки, мысли об очередном проекте брата постепенно отступали и вся эта некоторая зависть и мерзкая задумчивость тоже испарялись. Ещё пару минут постояв на лестнице, Андрей вернулся в комнату и всё с той же жесткостью в голосе, заявил.

- Твирина больше не осталось. Если хочешь, мы можем вместе пойти в кабак, затариться и вернуться обратно. Хотя, сегодня там будут проходить поминки, но если ты всё ещё не хочешь идти, то...

Петр неожиданно отбросил чехол с чертежами от себя куда-то в темнеющий угол комнаты, при этом выражение лица у него было такое, словно он притронулся к чему-то мерзкому и гадкому. Сразу захотелось вытереть обо что-то руки, но Петр это желание всерьез не воспринял. Он оглянулся на брата, но того уже и след простыл.

- Снова галлюцинация? – прошептал он, сунув указательный пальцев рот. И без того обгрызанные пальцы теперь еще и кровить стали, когда Стаматин надкусил кожу возле ногтя. Петр озирался в поисках чего-то, что могло подтвердить, что Андрей был здесь. Ну, разумеется, ванная. Но ведь воды натаскать мог и Петр? А уж в воду упасть – так запросто.

Значит, твириновый змий опять истязал хрупкое сознание художника, которое состояло из маленьких острых осколков, что, если разлетятся вновь, испещрят страшными ранами уже погибающее тело.

Ничего, где-то еще осталась бутылка... да, где-то оставалось, на дне плескалось, совсем чуть-чуть.

- Но ведь это гораздо лучше, чем ничего, правда? – спросил сам у себя Стаматин, буквально наваливаясь на небольшую тумбу справа, сбрасывая с нее все, что только можно. Дикий грохот стоял на третьем этаже студии стаматинской, словно архитектор проводил испытания какого-то взрывчатого вещества.

«Где же твирин? Надо немного... чуть-чуть совсем...» - Петр развернулся и, грызя ногти на пальцах, поспешил к столу, свалился на пол, застонал...

- Во что ты себя превратил, Стаматин, - с упреком прохрипел Петр, рыская рукой по столу, сбрасывая с него пустые бутылки, они, соприкасаясь с полом, издавали такой раздражающий звон, что архитектор невольно морщился, заслышав этот звук. – Где же... – прошептал Петр, вытирая взмокшее от напряжения лицо.

Он не поднимался с пола, продолжал руками обследовать стол, но после полез прямо под него.

- Что? – от неожиданности Петр поднял голову и ударился затылком об угол. Крепко выругался. – Андрей? Ты что, здесь? Опять? Я же не пил еще... или пил?... Как нет твирина? Совсем? Куда же он делся... было так много... помню же... еще утром стояло здесь на столе три бутылки... нет, мы пойдем в кабак... пойдем обязательно... мне нужно выпить... у меня болит голова –нужно выпить... много выпить...

Глава 31, в которой к Петру и Андрею присоединяется Ева, и, дождавшись Бакалавра, они отправляются в кабак

«Омут»

Около трех часов прошло с тех пор, как Ева вновь осталась одна в своем доме. Девушка стояла у окна, с любопытством рассматривая как на противоположной стороне улицы женщина вела маленького мальчика за руку, что-то ему объясняя, а он явно с чем-то не соглашаясь, упирался ногами в землю и не хотел идти дальше. За окном уже начинало темнеть и глядя на почти пустую улицу, на Еву вновь нахлынуло чувство одиночества. Она уже успела привыкнуть и к этому чувству, и к вездесущей пустотой в ее доме. Наверное, от того, Ева так ценила каждого, приходящего в ее дом.

Внезапно решив для себя, что неплохо было бы заглянуть сегодня в студию Стаматиных, Ева сначала оcеклась, вспомнив, что она обязана быть дома к приходу Даниила. Но пообещав себе, что долго она не задержится, девушка направилась к единственному в доме зеркалу.

"В последнее время я как будто выцвела.." - подумала Ева, расчесала золотистые волосы, аккуратно припудрила лицо и направилась к выходу.

Студия Стаматиных

Не торопясь Ева шла по вечерним городским улицам. Кое-где уже зажигались фонари, лился свет из окон домов, улицы понемногу пустели. Было уже прохладно, и она мысленно упрекала себя в том, что не захватила свой старый, любимый шарф. Миновав "Лестницу в небо" и пройдя до середины моста над Жилкой, Ева остановилась и вдохнула воздух полной грудью. Ее угнетали мысли о последних новостях в городе.

«Теперь, когда Симон мертв, что же будет с нами? Кто теперь о нас позаботится?»

Она наблюдала, как падающие листья опускались в Жилку и она уносила их с собой. Вспомнив о времени, она поспешила. Пройдя мимо Стержня, она наконец-то достигла конечной цели – студии Стаматиных.

Ева тихонько вошла в обитель Стаматиных и закрыла за собой дверь. После долгой пешей прогулки она устала и замерзла, к счастью, в доме было тепло. И мрачновато. Поднявшись по лестнице до верхнего этажа, она наткнулась на скульптуру Нины. Скульптура нравилась Еве, хоть и внушала какой-то внутренний и не объяснимый страх. В комнате оказалось темно, повсюду были разбросаны бумаги, какие-то чертежи и осколки стекла.

- Здравствуй, Петр – полушепотом сказала Ева. Петр сидел на полу, под столом, и что-то искал. Вид у него был растерянный и жалкий. Девушка не сразу заметила его брата, но заметив, ласково улыбнулась и добавила, - И… Андрей.

Эффект некой трезвости после принятой ванны оказался достаточно сильным, но к сожалению не долгим. Очень скоро братья придут в кабак, Пётр снова напьется до беспамятства, а с ним и Андрей за компанию. Последний злоупотреблял твирином несколько реже, чем младший брат, но в состояние относительной трезвости приходил не скоро.

Ломка Петра снова дала о себе знать, он искал желанный напиток как старик, который ищет очки. Повторять, что здесь твирина нет, было бы бесполезно. Андрей уже хотел было доставать из под стола пьяного архитектора, как в этот момент в студии оказалась Ева. Стаматин Старший не слышал, как она пришла, не заметил, как Ева оказалась на пороге. С появлением этой блондинки в комнате, всё вокруг показалось Андрею несколько светлее. Да, она это умела. Придти в тяжелый момент и одним своим взглядом заставить сознание расслабиться.

- Здравствуй... - Стаматин сделал шаг к Еве, однако потом всё же опомнился и сделав пару шагов к столу, выудил из под него младшего брата, заставив выпрямиться.

"Иногда ты начинаешь меня позорить... Хотя, разве есть кто-то, кто не привык к твоему пьянству?..."

Андрей уверенно усадил его на стул, что бы тот не упал прямо на глазах девушки и снова приблизился к Еве.

- Не ожидал увидеть тебя здесь в столь поздний час...

Голос стал другим. Мягче, спокойнее, теплее. Как заслуживала Ева.

Нет, встал он из-под стола более чем легко, только не без помощи любимого... обожаемого... гениального братца. Петра даже невольно перекосило. Во-первых, Андрей даже не думал помогать своему младшему брату, он просто схватил того за шкирку и поднял на ноги. Ну, а во-вторых, Петр еще раз приложился затылком о край стола, со стоном поднимаясь с пола. Естественно, он был, по меньшей мере, недоволен.

- Ева... – только и успел пробормотать Петр, как брат его уже перебил. Стаматин нахмурился, опустился на стул и решил не встревать в разговор, пока его не попросят. Он все-таки уже не маленький, чтобы требовать к себе внимания. Хотя, в данный момент ему очень хотелось...

Архитектор встал со стула и протер глаза, отходя на задний план, пропуская вперед несравненного Андрея Стаматина, с которым младший тягаться не мог ну никак. Даже абсолютно трезвым, каким Петр сейчас и являлся.

Очень хотелось смочить горло, внутри уже все горело от недостатка живительного экстракта, все внутри горело и плавилось, словно сначала облили твирином, а потом бросили туда пылающую спичку... Петр невольно поморщился, пытаясь найти, чем смочить собственный рот.

Архитектор зажмурился и издал протяжный, но негромкий стон, медленно опускаясь по стеночке вниз, на пол. Запрокинул голову и закрыл глаза. Где же взять твирин? Где взять этого волшебного зелья...?

- Андрей, где твирин...? – прохрипел он. – Где мое зеленый змей... Где мои славные галлюцинации? Брат, где твирин...?

- Я... Я просто... - Ева, не отрываясь, смотрела Андрею прямо в глаза и не могла ничего придумать в свое оправдание. Она и правда не знала что привело ее в студию братьев, - Пришла навестить Петра.

Девушка взглянула из-за плеча старшего Стаматина на Петра. Кажется, тот не обратил на нее никакого внимания, не заметил ее прихода, а может и не узнал вовсе. Он сидел опершись спиной на стену и закрыв глаза бормотал что-то невнятное. Лицо его было совсем бледным, глаза обрамляли большие синяки, тонкие сухие губы были поджаты.

- Петр, у тебя все хорошо?

"Конечно, нет. Глупый вопрос. Но он выглядит сегодня хуже, чем обычно. Может, случилось что?.. Не будь у него такого большого твиринового стажа, он выглядел бы куда моложе и приятней. Как его брат. Они такие одинаковые, но такие разные одновременно..."

Ева легким движением убрала прядь золотистых волос с оголенного плеча. На ней был не очень-то подходящий наряд для встречи с Андреем: легкая бежевая блузка с золотистой вышивкой и юбка, в тон блузке. Для него она одела бы что-нибудь откровеннее.

-Я собиралась заглянуть к тебе в кабак, но немного позже, Андрей - соврала Ева, заглянув в любимые глаза.

- Петра?

Зачем-то переспросил Андрей, хотя слышал точно и понял сразу. Конечно, если бы её интересовал больше Андрей, Ева сразу же направилась бы в кабак, где Стаматин проводил большую часть своего времени. К Петру она приходила реже, но нельзя было сказать, что она так уж сильно обделяет его вниманием. В какой-то мере они были родственными душами: ранимые, мечтательные, непостоянные.

Пётр снова подал голос, продолжая требовать и просить твирин, как маленький ребенок, который просит что-то сладкое. Не громко, но надоедливо продолжал канючить. Да, оставаться здесь было нельзя. Ещё пара минут без вожделенной бутылки и начнётся привычная истерика вечно пьяного архитектора.

- Мы как раз собирались вместе в кабак. Народу будет много, если хочешь, идём с нами... - после некоторой паузы, тишина которой нарушалась лишь стоном Петра, Андрей уверенно добавил. - Я хочу, что бы ты пошла с нами.

Они долго смотрели друг другу в глаза, вели некий немой диалог, но затем Стаматин отвёл взгляд в сторону, как бы случайно осмотрев её с головы до ног. Она была одета несколько скромнее, чем привык Андрей, но при этом казалась даже более привлекательной и манящей. Высказываться по этому поводу архитектор не стал и не торопясь подошел к брату, подняв того на ноги.

- Идём... Твирин ждет...

Глаза буквально на лоб лезли. Нет, это были не обычные капризы. Петра Стаматина по-настоящему ломало. Белки сильно покраснели, губы, искусанные в кровь, что-то безмолвно шептали. Он замер.

- Брат! – вскрикнул и резко поднял голову. Ударился. Огляделся. Андрей стоял над ним и пытался поднять своего младшего брата, который так и цеплялся за его плащ, словно за единственную ниточку, которая связывает его с человеческой жизнью. Он смотрит брату в глаза с ужасом.

Но мгновение безумия проходит, и Петр разжимает пальцы и падает обратно на пол, уставившись в соседний угол комнаты. Не слышал он, что брат его зовет в кабак. Не видел он, что Еву он уже взял под руку, чтобы вести к себе... в новый дом.

Настроение Петра скакало из стороны в сторону: то хорошее, то плохое, то вдохновленное, то унылое. Никто этому уже не удивлялся. Изо дня в день он закатывал сам себе невообразимые истерики, бил бутылки, а потом бежал на второй этаж и зарывался лицом в подушку и рыдал, рыдал, рыдал. А бывало и так, что он все время сидел за столом и глупо улыбался, слушая тихий шепот из бутылок.

- Ева... Андрей... кто-то должен прийти... кто-то... важный. Кто-то очень нужный... – Стаматин поднялся на ноги и обвел взглядом эту несравненную пару. Укол зависти пронзил его сердце. Андрей был неподражаем, от него в восторге были все. Обаятельный, красивый, статный... защитник. Мужественный.

Петра перекосило от злости, он сжал пальцы в кулаки и низко опустил голову.

Голос Андрея звучал очень настойчиво, поэтому надо было полагать, что теперь Еве точно придется идти с ним в кабак. Ева, конечно, любила бывать в этом заведении, но она еще помнила о столичном госте, который скоро должен был вернуться в «Омут». Она хотела было возразить, но Андрей прервал ее, схватив брата и пытаясь поставить его на ноги. Ева презрительно окинула взглядом Андрея. Он слишком груб с братом. Быть может, Петр того и заслуживал, но она очень жалела младшего Стаматина.

- Кто-то придет?- ласково переспросила Ева - Но кто может придти, Петр?

Петр стоял и угрюмо смотрел то на Еву, то на Андрея. Кажется, он был совсем уже трезв и понимал, о чем говорит. Ева была в растерянности, но потом она подошла к младшему Стаматину и аккуратно взяла его за руку. Его ладонь была немного огрубевшей, а на тонких, изящных пальцах архитектора кое-где были видны серые пятна от графитного карандаша. Легонько гладя его по руке, она нежно смотрела на него пытаясь понять, бредит он, или говорит правду. Она очень любила Петра, как собственного брата.

- Петр, милый, пойдем же в кабак. Я же вижу, тебе очень нужно,- тихо говорила она, как бы пытаясь успокоить архитектора.

Ева оглянулась на Андрея, безмолвно прося у него помощи. Она редко видела Петра таким.

Да, без твирина Петр не дотянет до кабака. Как странно. За все эти годы постоянной пьянки, трезвое состояние стало для Петра и Андрея чем-то жутким и чем-то совершенно неестественным. Андрей ещё некоторое время смотрел на брата, а потом, удостоверившись, что тот находится под абсолютным контролем и вниманием Евы, поспешил удалиться из комнаты, а потом и вовсе из дома.

Быть нянькой надоедало и в тоже время Стаматин понимал, что иначе жить просто не может. Без постоянной опеки над Петром не будет другого весомого повода продолжать жить, тем более в этом городе. Будет всего лишь существование, где в глазах других людей он будет просто братом Петра. Что бы там не говорил и не думал сам Пётр, но именно он, этот не просыхающий пьяница и сумасшедший гений, всегда будет для города кем-то более важным и значимым, чем Андрей. Стаматин Старший без него не более, чем бандит и убийца.

Дорога от студии до кабака была короткой, буквально сотня метров по набережной, может не многим больше. Стаматин не стал заходить внутрь, а подошел к нескольким ящикам у заднего выхода из дома. Большинство из них были пусты, но в одном всё ещё оставалось несколько бутылок желанной выпивки. Когда Андрей уже возвращался обратно в студию, в каждой руке было по две бутылки, а на губах еле заметная улыбка. Появилась возможность порадовать Петра и Андрей был этому рад.

- Держи... - Стаматин вручил брату откупоренную бутылку, немного довольный собой. Для Евы он наполнил твирином бокал, что стоял на столе. Не то что бы архитектору всегда были свойственны какие либо манеры, но девушки, какие бы они не были, всегда оставались на особом счету. Андрей протянул бокал Еве, а сам сделал глоток прямо из горла. - Ну вот... Этого хватит примерно на сутки.

Петр с некоторым удовольствием проследил за взглядом Евы. Она осуждающе смотрела на брата, явно недовольная тем, как тот обращается с младшим. Внутренне архитектор ликовал, и лишь снаружи был печален и тоскливо поглядывал в сторону брата, которого этот фарс уже начал раздражать.

- Я не знаю... дверь очень громко скрипит. Сегодня очень людно в студии... кто-то еще придет... еще день не кончился... – дальше Петр говорил сумбурно и совершенно непонятно. Он постоянно поглядывал на лестничный пролет, каждый раз вздрагивая, когда ветки в очередной раз скреблись в его окно, точно просили впустить их. Но Стаматин не дурак, он не открывал окна уже давно, поэтому в комнате постоянно стояла духота и навязчивый запах твириновых паров.

- Я не пойду... на улице темно... там ходит Смерть... я слышу ее шаги под половицей... – словно чтобы доказать свои слова, архитектор прильнул ухом к полу. Ева присела перед ним и мягко взяла непутевого брата Андрея за руку, уговаривая пойти с ними. Нет, Петр не пойдет. Не пойдет, и все. Будет сидеть здесь и ждать этого проклятого гостя, которого сильно боялся, несмотря на страшный интерес.

Стаматин потянулся рукой за уходящим братом, но останавливать его не стал. Около получаса провел он в совершенном одиночестве в своих собственных мыслях. не замечая присутствия Евы. Побродил по комнате, закидал пустые бутылки под тумбочку с занавеской – там их и так было много, постоял рядом с Ниной, рядом с чертежами Многогранника... И снова вернулся на ковер, опустился рядом со столом. Лампы медленно догорали и гасли, керосин кончился, и вся мастерская погрузилась во мрак. И слышно было только тихое сопение хозяина дома и скрежет за окном.

Андрей, однако, вернулся к нему. Петр выхватил у брата бутылку и буквально впился в нее губами, забыв обо всем на свете.

Только оставшись наедине с младшим Стаматиным, Ева поняла, насколько студия Петра похожа на него самого. Она вглядывалась в эту комнату, вызывавшую у нее противоречивые чувства. В ней было пусто, в воздухе витал запах твирина и, пожалуй, не было ничего примечательного, кроме старинной ванны, нелепо стоявшей в центре комнаты. Но и было в студии что-то прекрасное, будто наполненное безудержными грезами и светлыми надеждами.

Петр не замечал ее присутствия, а Андрей и вовсе решил покинуть студию, и, по-видимому, принести брату то, чего он так горячо желал. Уговаривать Петра пойти в кабак было уже бессмысленно, да и не хотел он замечать присутствия Евы. Он тихо бродил по комнате, ни разу не взглянув на Еву и ни разу не заговорив с ней, а после и вовсе сел на пол у стола, уставившись в одну точку.

Стало темно. Ева, стараясь не нарушить страшную тишину, передвигалась по комнате, и в конце села на край пустой ванны. Наверняка уже полночь, домой в такое время она не пойдет одна. Нет, Ева совсем не боялась ночного Города, но она очень хотела, чтобы Андрей проводил ее до «Омута». И, может быть, остался и провел с ней теплый вечер. Как раньше.

Ждать старшего Стаматина пришлось не долго: вот он уже любезно протягивал Еве бокал с дымящимся твирином, а Ева спокойно наблюдала, как он жадно глотает этот напиток. Взяв вожделенный напиток, Ева сделала маленький глоток.

- Спасибо, Андрей - шепнула ему Ева и нежно поцеловала в уголок губ. Отложив бокал на стол, она подошла к закрытому окну и вглядывалась в маленькую щелку, откуда исходил то ли свет фонаря, то ли лунный свет. С улицы был еле слышен вой собак и скрип закрывающихся ставен. Девушка прислонилась к окну спиной и нежно смотрела на Андрея.

"Что ж, подождем столь желанного гостя.."

Петр опустился на оставшийся в живых стул (тот недовольно крякнул, но остался, к счастью, целым) и поставил откупоренную бутылку на стол. Он притянул к себе пыльный графин, на горлышке которого виднелся отпечаток чьей-то ладони. Разумеется, даже на донышке сосуда не плескалось и капли излюбленного напитка, но в нем твирин хранился гораздо дольше, чем в обычных бутылках, поэтому, сняв крышку, он стал с удивительной точностью переливать твирин. Прищурив один глаз, Стаматин не пролил ни единой капли на свои безумные чертежи. Нет, разумеется, любой нормальный архитектор пришел бы к выводу, что на ватманах изображен бред сумасшедшего, но Петр искренне верил в то, что на бумаге изображено нечто гениальное...

Пока Ева и Андрей были заняты любованием друг друга, Петр потихоньку рисовал на краю чертежа. Две фигуры, с обожанием глядящие друг другу в глаза, держащиеся за руки. Светлая девица в открытом («...даже слишком...») платье, держащая в ладони граненый бокал, и взрослый крепкий мужчина с волосами в длинном хвосте, властно обнимающий свою верную спутницу жизни. Петр поглядел на реальный прототип и с тихим вздохом заштриховал голову девицы темными линиями, изменил ее платье на темное, прикрытое, но очень красивое, ткань которого струилась аж в самый пол. Мужчине же волосы он «распустил», с силой закрасив их карандашом. Да и плащ он стал уверенно заштриховывать.

Но лишь карандаш отрывался от бумаги, Петр начинал невольно оглядываться по сторонам. Ева уже оказалась возле окна.

- Что там?.. – тихо произнес Петр, взволнованно глядя на девушку. Пришлось даже подняться, чтобы заглянуть Еве за плечо, тоже в ту самую щелку, что хоть немного связывала Студию с Городом. – Там бродит Она... Смерть, знаешь? Поэтому помер Симон... Она ищет кого-то, кто очень ее расстроил... не хотел бы я оказаться на месте того человека. Мария сказала, что нас это не коснется.

Стоять за спиной Евы было приятно, Петр мог это сказать с абсолютной точностью. Ева была всегда к Стаматиным добра и благосклонна, пожалуй, она стала для Петра первым настоящим другом в этой напряженной атмосфере, когда каждый житель Города косился на Стаматина точно на сумасшедшего. Ева была надежным и верным другом.

В студии всегда было слишком тихо и спокойно для Андрея. Эта обстановка навевала скуку, иногда даже тоску. Каждый раз, когда взгляд утыкался в многочисленные чертежи одного и того же здания. Пожалуй именно по этом причине Стаматин предпочитал общество немногочисленных гостей кабака и лучше чувствовал себя меж выцветших и пропитанных твирином стен своего кабака. У Петра же были совершенно другие приоритеты. Точнее, их практически не было. Архитектор жил образами из своей опьяненной памяти, оказался полностью замкнут между этих серых стен и это его одиночество разделяли разве что галлюцинации и изваяние Нины Каиной. Не удивительно, что за последние пару лет братья заметно отдалились друг от друга.

Андрей подошел к младшему брату, положив тяжелую ладонь ему на плечо, тем самым молча сказав: я с тобой.

"Братишка... Глупый, вечно пьяный брат" - взгляд Стаматина замер на небольшом, несколько грубом рисунке. Черное, но легкое платье девушки, столь же черный, тяжелый плащ мужчины. Сделать Петра хоть немного счастливым могла лишь мёртвая Каина. Стаматин старший уже практически оставил эти попытки, так как заканчивались они провалом.

Андрей даже не заметил, как в доме было тихо. Были слышны лишь голос пьяницы по ту сторону окна, скрип половиц под ногами, тяжелое и немного неровное дыхание брата рядом. Тишина оказалась нарушена только голосом Андрея.

- Да, Мария права, брат... Нас это действительно не коснётся, я обещаю тебе. Я же никогда тебя прежде не обманывал, ведь так? - архитектор поднял глаза на тонкий силуэт Евы, невольно улыбнувшись ей.

-Там спят мечты, посмотри же… Трава, кажется, цветет… - тихо, нараспев, сказала Ева, не отрывая взгляд от окна. Она слышала прерывистое дыхание младшего архитектора за спиной и будто боялась испугать его резким движением.- Знаешь, сколько у меня расцвело ее в саду за окном? -Ева, будто предавшись приятным воспоминаниям, улыбалась и стояла неподвижно.

- Смерть? - встревожено переспросила Ева. Все же, Ева была пуглива, но совсем не труслива. Она немного наклонила голову, посмотрела на Петра - Не бойся, милый Петр. Ты ведь не боишься? Если так говорит Мария…

Взгляд Евы, до этого хаотично исследовавший комнату, остановился на скульптуре Нины. Девушка тихо отошла от окна, чтобы разглядеть алую Хозяйку. "Какая же она красивая… Как живая". Рядом с бюстом, на полу, валялись скомканные чертежи.

- Можно мне посмотреть? - Ева наклонилась, чтобы взять один. Некоторые из них были порваны в клочья, на некоторых ничего не было видно из-за энергичной заштриховки графитным карандашом, а на других были изображены сумбурные линии, нарисованные будто без всякой задумки.

- Холодно здесь... - Ева выразительно посмотрела на Андрея и протянула к нему свои руки.

Да, брат никогда не лукавил, когда дело принимало столь крутые обороты. Он никогда не подставил бы Петра под огонь, сам скорее бросился бы на амбразуру. Стаматин старший отличался смелостью и безрассудностью, а также самоотдачей. Как бы не обращался он с братом, ради него он бы сделал все, что угодно. Тем более, если бы ему грозила опасность.

- Я верю... тебе, Марии... но все равно мне очень страшно... что рано или поздно придут за теми, кто виноват, - голос дрожал, срывался, с каждым словом становился тише. Взгляд замер на рисунке. Петр смотрит пустыми глазами в стол и медленно сжимает в пальцах клочок бумаги. Мысли вьются вокруг его головы. Бежать от кары нельзя. Они никогда не бежали. Башня держит его, он не может ее покинуть. Он будет рядом, но как уберечь себя? Залить глаза твирином и больше никогда не думать о наступающей беде.

- Я слышу, как она цветет, Ева... Я каждый раз слышу, но никогда не видел. Она прячется от нас, боится. Ты мне рассказывал, брат? Одонги говорили, мол, только здешним она в руки дается... я раньше это глупостью считал, а теперь мнение переменил. Твирь - жестокая трава, но умная.

Петр напряженно наблюдал за тем, как Ева приближалась к разбросанным на полу чертежам. Что-то бормотал, шептал, говорил, что ничего интересного там нет, но все это лишь от большого смущения: он знал с каким трепетом относилась девушка к его творениям.

"Я помню, как она смотрела на Собор... С благоговением... Мечтательно... Со странной любовью... как я в свое время на Нину... когда я видел ее взгляд, мне становилось так жутко, а сердце вдруг замирало... совсем останавливалось... у нее в глазах горел огонь. Черный огонь, черный, как твирь..."

И снова Ева протягивает свои руки к Андрею, а укол ревности чуть сильнее начинает глодать Петра изнутри. Он сглотнул ком в горле и уставился в стол, чтобы не видеть и не завидовать. У брата есть женщина, у женщины есть его брат. Тут он лишний, как говорится, на этом празднике жизни. Его дело - сидеть и молчать. А еще лучше, быть незаметным и тихим. Тише воды, ниже травы.

- А что, вечер уже? Ночь? - спрашивает Стаматин у только что наполненного графина, стараясь, чтобы нечастые гости не заметили его присутствия.

Он слушает. Он любит слушать. Берет небольшую медную ложку и прикасается краем к графину... Он издает звон, Петр кладет подбородок на свои руки и с некоторым удивлением продолжает слушать...

- Да, рассказывал когда-то... Я ведь тоже сперва не верил, пока не увидел собственными глазами... Черви знают, где её искать и как говорить с ней.

Да, твирин всегда был чем-то более значимым, чем какой либо другой напиток. Эта трава лечила самые тяжелые раны в душе и Андрей часто подшучивал на Петром, что твирь заменила ему любовницу. Грубая шутка.

Стаматин вновь бросил взгляд на блондинку и та протянулась к нему. Андрей взял ладони Ян в свои, согревая собственным теплом. Руки Евы были действительно холодными, особенно тонкие и длинные пальцы, словно под нежной кожей находился лишь лед. Причин такого состояния могло быть много: страх, волнение, всё то, что творилось в городе или даже привычная для Стаматиных, но всё же низкая температура в самой студии. На уровне третьего этажа дуло особенно сильно, а щелей было слишком много, поэтому действительно уютно здесь, пожалуй, только летом. Ладони Андрея казались ещё более грубыми, чем обычно. Многочисленные царапины, мозоли, избитые костяшки пальцев. В таких "лапах" руки Евы выглядели особенно нежными.

- Ты замерзнешь окончательно... - архитектор стянул с себя любимый и единственный серый плащ и накинул на обнаженные плечи девушки. Конечно, он ей велик на несколько размеров, но смотреть на дрожащую фигуру Евы Андрей был больше не в состоянии.

До слуха Стаматина Старшего долетел звон графина. Высокий, немного глухой и фальшивый звук, на ноте "си бемоль", почти "ля". Андрей тихо усмехнулся и подошел к брату, который задумчиво уставился в этот самый графин. Архитектор взял сосуд, сделал небольшой глоток и так же, как и Пётр, стукнул ложкой по стеклу. Звук стал чуть ниже, но значительно тише и Стаматин подытожил.

- Не выношу фальшь...

Сделал этот спектакль своё дело: у Данковского начинались галлюцинации. Ему мерещились тени из-за домов и звуки тихого пения, которого на улицах быть не должно было.

Мало того, у Даниила слипались глаза и заплетались ноги. Самочувствие час от часу всё ухудшалось. Уж не аллергия ли это на степные травы, которые росли здесь везде, где не была проложена мостовая (а иные и сквозь камни пробивались)? Кто знает. В любом случае, ещё немного - и бакалавру станет дурно от усталости и голода.

Последнее, впрочем, Данковский быстро исправил, вспомнив о завёрнутых в салфетку сухарях, которые перед выходом из Омута вручила ему Ева. Их-то в гордом одиночестве доктор и схрумкал с совершенно каменным лицом, широко шагая.

Он был бы не против сейчас же вернуться к доброй хозяйке и поужинать чем-то более сытным, - почему-то Даниил был уверен, что Ева предложит - но смутное чувство ответственности теплилось где-то на донышке души, и сейчас Данковский первостепенной задачей своей считал предупредить о том, что город стал небезопасен, своих старых друзей. Даже невзирая на то, что едва ли они его послушают...

Остановиться и сделать небольшой крюк всё-таки пришлось: бакалавр завернул во двор Стержня. Беспокоить в столь поздний час коменданта он не решился, но в просунул в щель для почты записку в надежде на то, что, проснувшись утром, Александр прочтёт её.

Александр!

Несмотря на вашу уверенность в том, что за смертью Исидора стоит его сын, мне всё же почти удалось доказать обратное. Я настоятельно прошу вас не торопиться с решениями, какими бы они ни были. Смею предположить, что время у нас ещё есть. Если же этот убийца настолько быстр, что уже сумел скрыться, вовсе бессмысленно строить ему ловушки. Если он всё ещё в городе - изловим.

Прошу вас найти время в течение завтрашнего дня принять меня у себя или же избрать другой способ встречи. Место моего временного пребывания - район под названием Створки, особняк Омут.

Будьте благоразумны.

С уважением, Д.Д.Д.

Оставалась ещё пара вопросов, которые предстояло с ним решить. Увы, но только через него можно было действовать: Данковский уже понял, что руки Каиных связаны, когда дело касается политической власти, а Симона - единственного, кто мог управлять процессами города - теперь не стало. Хотя и с ними не мешало бы поговорить... Но дурацкая проволочка на кладбище отняла слишком много времени, и встречу с Каиными тоже приходилось откладывать на завтра.

А потому путь лежал к Стаматиным. С Петром, памятуя о его утреннем состоянии, разговаривать было бесполезно: если он и протрезвел, то мучился сейчас похмельем, но Даниилу почему-то казалось, что он только добавил. Надеяться оставалось лишь на то, что Андрея застать удастся. Он, конечно, тоже создание своеобразное, но прислушаться должен.

Дверь, конечно, была распахнута. Заходи кто хочешь. Криминогенная обстановка, ага. Даниил вздохнул и пустился считать ступеньки.

Результат превзошёл все ожидания: в студии собралась вся честная компания: Пётр, Андрей... и мгновенно бросившаяся в глаза Ева.

"Вот уж новости! Обещала же, что не закроются для меня её двери... Или оставила дом нараспашку? Вечно-то тебе, Данила, не везёт на женский пол."

Детская обида волной нахлынула на Данковского. Не успев ещё сказать слов приветствия, Даниил увидел и накинутый на женские плечи чужой плащ, соединённые руки, нежные взгляды... И тут же как-то скис.

Ева Ян, выходит, чужая женщина. Жаль. Доктору она понравилась, чего греха таить, а, раз принадлежит его другу, забудет и думать. Хорошо хоть, вовремя узнал.

"А ничего. Вон Пётр сидит, одинокий такой... Поищу у него утешения,"- сумрачно подумал бакалавр, но натянул улыбку.

- Здравствуйте, Ева. Не ожидал вас застать здесь. Какая приятная встреча...

Но вообще не стоило показывать своего разочарования. Чему Даниил вообще обижается? Ерунда какая. Это всего лишь трудный день.

- На самом деле хорошо, что я вас всех застал. Я ведь не помешал вам?

Спустя мгновение на столь нежные и хрупкие плечи девушки легла грубая и тяжелая ткань пальто архитектора, которое ей было довольно таки велико, отчего она казалось еще более хрупкой и изящной, чем обычно. Ян мгновенно ощутила твириновый запах исходящий от видавшего виды пальто. Неловко поежившись, она поблагодарила Андрея за столь широкий жест, нежно погладила его огрубевшую руку.

Девушка просто не могла смотреть на одинокого Петра. Казалось, будто он хотел всячески оградиться от нее, будто не выносил ее присутствия. Ей стало так тоскливо, чувство собственной беспомощности тихо и незаметно проникало в сердце. Ей хотелось утешить, помочь, но она не знала как. Когда Петр спросил куда-то в воздух, Ева предположила, что он все-таки обращается к ней, она ласково и немного робко ответила:

- Да, уже ночь, Петр. Пробило полночь, а гостя все нет…- Ева старалась скрыть появившуюся из ниоткуда недоверчивость в голосе. Нет, Петр не мог обмануть, уж точно. Она безгранично доверяла братьям, верила в их бесспорный талант и мастерство.

Снизу раздался звук открывающейся двери, а через мгновение отчетливо были слышны шаги на лестнице. Сердце у Евы вздрагивало и отсчитывало каждый шаг пришедшего, возможно потому она вцепилась одной рукой в плечо Андрея Стаматина. Гость был и неожиданным и таким желанным одновременно.

- Здравствуйте, Даниил… - Ева стыдливо опустила глаза в пол и как маленькая девочка перебирала несвязные слова в свое оправдание, - Я чувствовала, что ты придешь.

Резко одернув свою руку с плеча Андрея, она подняла глаза на Бакалавра. Ласково и виновато смотрела она на него, пока он не сказал что-то еще, чего она уже как будто не слышала. Будто пойманная в совершении преступления, она не знала как вести себя теперь и потому выглядела, наверняка, глупо. Она поднесла пальцы к пухлым губам и тихо вздохнула, не отрывая золотых глаз от доктора, в ожидании вестей от него.

Тревожно так на душе, сердце екает от каждого шороха. Ощущение такое неприятное, даже противное, но с этим ничего нельзя поделать. А еще холодно. Очень холодно, пальцы дрожат: это их единственный способ согреться. По спине бегают мурашки, но не только от холода – больше от напряжения. Стаматин сделал глубокий вдох, но закашлялся: пары твирина если и лезли в горло, то уж точно не в то. Исходясь сиплым кашлем, Петр уже успел подумать о том, что может задохнуться – глупая смерть, бессмысленная жизнь.

Впрочем, почему бессмысленная? Теперь после него будет возвышаться Холодная Башня – усыпальница его любимой Музы. Она будет всегда напоминать о своем создателе… если только его еще не забыли. Печально осозновать, что память о тебе постепенно угасает, практически с каждым вздохом ощущаешь, что о тебе помнят все меньше людей.

Скрип половицы где-то на первом этаже. Да, гость пришел. Петр знал. И даже знал, кто сейчас поднимается по леснице. Утренний гость, Даниил, университетский знакомый брата. Воодушевленно так он вошел в мастерскую, но тут же поник. Петр бы понял его. Наверное. Но сейчас архитектор был занят другим, он гипнотизировал взглядом графин. Да, Андрей нагло и по-хозяйски сделал из него глоток, но разве он на это не имел права?

- Даниил... - прошептал Петр, поднимаясь на ноги. Чтобы не качаться, для пущей устойчивости, Стаматин схватился за край стола. Впрочем, бесполезно: если бы он и собирался бы падать, то никакой стол его бы не остановил.

Оторвав ладонь от своей опоры, Петр двинулся навстречу гостю.

- Ты видел ее? Скажи мне, ты видел ее? – Петр хватает Даниила за плечи и слегка встряхивает. Он смотрит ему в глазах. Он должен был обратить внимание на Башню! Должен был!

Но Петр практически сразу отстранился. Что-то в голове прояснилось, вероятно, нельзя так обращаться с гостем. Где-то в глубине разума всплыли воспоминания о простейших правилах приличия, поэтому он медленно вернулся на свое место в углу комнаты, туда, где стояла статуя, завернутая в одну из последних простыней в Студии.

- Даниил! – воскликнул Андрей, приветственно протягивая вошедшему гостю руку. Еву он держал крепко, даже немного грубо, все-таки она была его женщиной. Впрочем, при виде гостя девушка заметно напряглась. Андрей не мог не заметить и встречного, немного разочарованного взгляда Данковского, отчего Стаматин ощутил укол ревности, однако виду не подал: мало ли что ему привиделось. – Где ты столько времени гулял-то, а? На бритвенников не напоролся? Так ты, значит, в рубашке родился. Гриф-то своих по ночам выпускает, а у него они все бешенные. Ничего, еще познакомишься, - Андрей выпустил Еву из рук и охлопал Данилу по плечу.

Андрей хлопнул в ладоши, призывая всех выслушать его.

- Так, все в сборе? Тогда, я думаю, не лишним будет, проводить Симона в последний путь. Поминки хоть устроим ему, - мужчина потер шею. – Приглашаю всех в Голгой-хэн, - поймав недоуменный взгляд Петра, Андрей исправился: - В смысле, в Фактус. Никаких возражений, Даниил. Симона надо помянуть, иначе никак.

Андрей любезно подал руку Еве и помог ей спуститься по лестнице. Даниил с Петром как-нибудь спустятся, а вот за девушкой стоило бы поухаживать, притом прежде, чем это сделал бы Даниил. "Дурак, о чем ты только думаешь? Ева бы никогда не обманула тебя, будь спокоен", - хмыкнул Стаматин про себя, открывая двери на улицу.

Темно, тихо. Идти тут не далеко, главное на сабуровских псов не нарваться. Они-то большую компанию издалека заметят, а проблем потом не оберешься, оправдываясь, что не на дело шли, а выпить хотели за упокой Каина.

Глава 32, в которой Петр, Андрей, Ева и Бакалавр поминают Симона, а Гриф узнает об эпидемии.

Обитель Грифа

Тускло светилась, оставляя склад в таинственном полумраке, керосиновая лампа. Заливала его густая тишина, от которой звенело в ушах. На столе в беспорядке разбросаны были остатки завтрако-ужина. Безлюдно сегодня было в логовище лихого люда, в грифовском гнезде. Всех выгнал утром атаман, по домам, по кабакам, по делам отправил. Сам спать упал. Устал от криков да шума, от голосов чужих, просьб, взглядов, смеха. Устал от собственных молодчиков. Поперек глотки встали, мутить ажно начало...

Ничего. Сегодня к ночи снова слетятся, добычу в когтях принесут, рассказы о делах в клювах. И снова - суди да ряди, да с Брагой решить что-то надобно...

А пока - спит Гриф. Матрас его в укромном углу на пол брошен, простой соломой набит. Не дело воровскому корольку собственный дом иметь, на мягкой кровати спать. Он - всё, что есть в люде разбойном, глава его, пример ему. Да и в любой ведь момент прибежать могут с вестями - того поймали, тот поклон шлет, Влад условия меняет, а того и вовсе убили в пьяной драке. Всё может случиться, всегда надо готовым быть, и оттого и спится Грифу беспокойно - ворочается, кашляет во сне...

Просыпался долго. Раз открыл глаза, приподнялся на локте - обратно упал. Второй раз только глянул из-под опушенных ресниц - и снова заснул. На третий только сел, лицо ладонями потер да потянулся. Поднялся, взъерошенный со сна. Встряхнулся, волосы пригладил. Да и пошел вещи по складу искать. Что-то мутное снилось ему, бессмысленное какое-то и противное. Оченно хотелось от этого мутного деться куда-нибудь, выйти проветриться, пока людишки сходиться не начали, пока ночь не наступила. Кофе выпить, да с кем-нибудь словцом переброситься. Даже пожалел немного, что всех разогнал. Но хоть поспал спокойно - и то хлеб...

Мыслишка о кофе прилипчивая оказалась. Пока одежку собирал, пока шарф на шею повязывал, пока сапоги застегивал - только об том и думал. Кофе в Городе напиток редкий, экзотичный. Не всяк его понимает, не всяк всю прелесть чувствует. Но Грифу после Столицы и её порядков иногда приспичивало. Редко, правда, зато с завидной силой. Сам он кофе варить не умел, молодчики его тем более такому обучены не были, но вот в кабаке у Стаматина готовили сей замысловатый напиток очень и очень неплохо. Несколько минут Гриф ещё колебался, облекая неоконченную мысль в слова и намерения, а затем плюнул, да и пошел наружу. Всё одно строчных дел нет. Отчего бы и не сходить, в самом деле?

Зашагал быстро, с удовольствием вечерний воздух вдыхая. Дождик накрапывал мелкий, солнце едва-едва от горизонта казалось. Для посещения кабака - самое время. Как раз веселье сейчас начинается, Невесты танец заводят.

Походя за сигаретами в карман потянулся, выщелкнул одну из пачки, прикурил от спички. Затянулся жадно, с удовольствием. Дым облачком выпустил...

-Покочуем-ка возле рек, покочуем возле гор...

«Фактус»

Вообще-то никуда идти со Стаматиными в такой поздний час Даниил не собирался и Еве бы не советовал, но девушка была прочно занята вниманием Андрея, а к самому Даниилу намертво приклеился Пётр.

Очевидно, только бакалавра эта честная компания и ждала, чтобы тронуться в путь. Обидно, что ему и слова вставить не дали, он между прочим не просто на чай явился (хотя наиболее вероятно, что угостили бы его здесь чем-то куда крепче). Смешно, в самом деле: пришёл просить быть осторожнее, по ночам на улицу не выходить, и сам теперь плёлся по тёмным улицам, да ещё и в место сомнительное в высшей степени.

В самом деле, Даниилу Симон - не сват и не брат, чтоб поминать его и горевать. Разве что в качестве похороненной репутации...

К тому же, всю дорогу Андрей с Евой упорно убегали вперёд, а компанию Данковскому составлял Пётр, который буквально вис на старом знакомом и всё допытывался - ну как, видел он Холодную Башню, Хрустальный Цветок, Снежную Крепость? Робко так интересовался, был ли Даниил внутри. Сошлись на том, что сооружение Данковский видел издалека, художественной ценности разглядеть не был в состоянии, обязательно ознакомится, на экскурсию сходит. А пока что с культурным походом вся честная компания заявилась в это злачное заведение, мимо которого Даниил, как выяснилось, даже успел сегодня несколько раз пройти.

Здесь, надо признать, было весьма уютно, однако и по лукавой ухмылочке тощего бармена, и по сумрачным лицам запойных пьяниц было ясно - здесь пили не газированную воду с сиропом. Добила бакалавра местная танцовщица, одетая... Да можно ли было назвать это одеждой? Какие-то травы, ремешки, тонкие полоски кожи... Девица, которой, судя по совершенно детскому личику, не было, быть может, даже шестнадцати, выплясывала перед хмельной публикой, и призывно улыбалась только что вошедшим мужчинам. Данковский забуксовал, несколько смущённый этой атмосферой, и затоптался на одном месте, почему-то уверенный в том, что или Андрей, или Пётр, или Ева точно потянут его за столик и не дадут заскучать.

Не ожидал Петр, что Андрей так поспешит Симона поминать, даже слишком быстро, точно его что-то беспокоило. Братья, конечно, очень разные, но Петр не разучился чувствовать настроения старшего Стаматина. Мелкие детали указывали на то, что брат напряжен, и от этого напряжения он хотел скрыться в «Фактусе».

Уцепившись за Даниила мертвой хваткой, архитектор стал донимать гостя вопросами о Холодной Башне, потихоньку доводя Данковского до белого каления. Как Петр мог понять, приезжий доктор вряд ли полноценно оценил красоту этого построения. Да как он смел не заметить Многогранник... это же... это же чудо во плоти.

Петр действительно находился в растерянности. Он крепко сжимал локоть Бакалавра, шел следом за ним, заметно раскачиваясь из стороны в сторону. Его заносило от одного дуновения ветра, Стаматин неуверенно отмахивался от него, морщась и бормоча про себя проклятия. Андрей с Евой уже спускались в подвальное помещение, в котором расположился кабак, а Данковский с виснущим на его руке Петром, все еще волочились вдоль речки.

Жилка источала смердящий запах гнили, такой трупный аромат, от этого становилось только хуже, даже твирин так сильно не мутил рассудок архитектора, как эта вонь. Вообще, в Земле с гигиеной дело обстояло ужасно. Это был район рабочих да степняков, здесь жили малообеспеченные люди, хоронить таких на кладбищах не всегда было возможным. Некоторых сбрасывали в Горхон, а других закапывали в землю прямо за домом. Аж пробирает...

Кабак принял двух старых знакомых буквально с распростертыми объятиями. Там тепло, уютно, безопасно. Танцует Вера, улыбается посетителям. Приятная, милая девушка, общительная, улыбчивая, красивая, только вот брат говорил, отец у нее страшный, притом не только внешне. Петр совсем не желал встречаться лицом к лицу с этим человеком...

Андрей проводил их к его излюбленному месту – к самому дальнему столу, что стоял за красивой ширмой с ящерицей на рисунке. Петр в ступоре глядел на картину, висящую за спиной Андрея, но молча сел и вместе с тем усадил рядом Данковского. Старший Стаматин самолично разлил всем твирина. Архитектор, не дожидаясь, пока кто-нибудь соизволит произнести тост, осушил стакан. Андрей укоризненно покачал головой...

Дверь открылась легко, без малейшего скрипа, пропуская Филина в жаркое, прокуренное, пропитое нутро кабака. Каждый вечер - своя вакханалия, по размаху со складовской сравнимая. Только здесь люд честной гуляет, труженники обычные, обычаям верные, законы чтущие. В карты здесь не играют. Костями не балуются. А в остальном посмотришь - один в один склады, тот же шум голосов людских, тот же запах перегара и трав, те же лица, выпивкой перекривленные, глаза дурные...

"Припозднился, - вздохнул про себя, внутрь проскальзывая, дверь прикрывая. И правда - выходил - ещё и солнце не село, из-за горизонта краешек казало, а сейчас уж ночь-полночь, собаки воют, небо черным-черно, фонари белые, холодные, от реки тиной тянет... А всё настроение мечтательное, глупое. Шел неспешно, сигаретку в пальцах вертел, у набережной остановился, закатом полюбоваться, потом в магазин заглянул, орешков купил побаловаться, пацану из врагов вечных подзатыльник отвесил - под ноги тот попался, чуть не уронил вожака... Не ко времени такая мягкость, не ко времени. Брага бунт чинить взялся, сабуровцы прикапываются потихоньку - за твирин черный, за редких убитых спросить хотят. А у него в голове ветер один, хоть в Степь сбегай, чтоб отстали все со своими проблемами... Глупо.

Встряхнулся. Огляделся пристальнее, Вере улыбнулся. Девчонка молоденькая, ан движения хорошие, гибкие, личико миленькое, глаза с любопытством и удовольствием своё дело делающей смотрят. Где только и добыл Андрей такое сокровище, с чьего двора увел... Слухи ходили, да слухам веры нет. Только тому, что точно знается. Невесты, правда, лучше движутся, танец ведут, так то Невесты, колдуньи степные, у солнца с ветром украденные, не девки обычные.

К стойке протолкался, кому-то поддых локтем въехал, кого-то аккуратно плечом оттер. Высыпал монетки, жестом указал - кофе, мол, налей. Бармен - тощий, бледный, глаза, как у кролика - кивнул токмо. Понял, мол. Будет.

...Сидела в уголке компания странная. Близнецы Стаматины - старший да младший, Ева - девчонка приезжая, из приличных, и человек в плаще со вставками чешуйчатыми, с глазами усталыми. Не видел его раньше Филин. Отменная у него была память на лица, но этого лица - не видел никогда. А меж тем - необычный был человек для Города. Тянуло от него не по-здешнему, Столицей. И перчатки, и плащ щегольской, и ботинки наверняка чищены, и в глазах застывших разум, чуждый здешним мистериям.

"Интере-есно, - про себя протянул. Бармену рукой махнул - погоди пока с кофе - от стойки отлип. Любопытство его взяло, а комплексами всяческими никогда не заморачивался. Подошел, улыбку приветливую скроив, руки в карманы упрятав.

-Моё почтение честной компании, - взглядом присутствующих обвел, на незнакомце задержавшись, голову склонил слегка, приветствие обозначая - Празднуете что, али так, по велению души собрались?

Наглость, конечно, была. Однако когда это кого заботило?

В заведении старшего Стаматина, как и всегда было шумно и многолюдно. Еве представлялось, что каждый пришедший сюда, как и только что прибывшая компания, ищет успокоения и сочувствия среди пряных паров твирина, нежных танцовщиц и здешних завсегдатаев-собутыльников. Еву очаровывала атмосфера этого маленького теплого островка забытья, где люди забывают о гнетущих тяготах и где есть кто-то, кто всегда утешит и поймет. Было в этом что-то волшебное.

Андрей, усадив Еву возле себя, принялся разливать горячительный напиток. Девушка зачарованно наблюдала за тем, как дымный твирин наполнял граненые стаканы.

- Как красиво. В нем столько жизни - заметила она и слегка поежилась. Ева, иногда употреблявшая твирин, знала как сильно обожжет он ее изнутри. Звучал тост, Ева немного отхлебнула. По телу пробежала дрожь, горло сдавило, стало теплее.

Но потом, Ева подняла глаза на сидящего напротив Данковского, мимолетно изучав черты его лица.

«А ведь не удалось мне поближе разглядеть доктора» - Ева слегка прищурилась, нисколько не смущаясь откровенно изучающего взгляда, - «Какие темные у него глаза… А взгляд такой холодный» - с разочарованием думала Ян.

Невысокого и худощавого человека, направляющегося к ним, Ева узнала не сразу. Но как и положено было, приветливо улыбнулась, а признав в нем Григория Филина, приветственно качнула головой, не говоря ему ни слова. Сейчас ее волновало то, что происходит в городе и Ева хотела с кем-нибудь об этом поговорить. Выбор пал на Петра, но так как разговор требовал присутствия только двух собеседников, она решила подождать его в мастерской.

- Я, наверное, пойду, - негромко произнесла Ева и, ненадолго задержав взгляд на Данииле, поднялась из-за стола и незаметно вышла.

«Фактус», бывший «Голгой-хэн», стал для Стаматина практически родным домом. Тут и теплая приветливая компания, и веселье, и красивые женщины... (взгляд на Еву, взгляд на Веру). Здесь было уютно посидеть вечером в сборище фабричных рабочих, которые отдыхали после долгого трудового дня, пили и общались. Здесь не было душащей тоски, которая окутала Студию.

Как только гости расселись по местам, Андрей принялся за разлив чудесного напитка: твирина. Чтобы наполнить четыре стакана, должно было опустеть полторы бутылки, Андрей бросил пустую под стол – потом приберутся – и взял стакан в руку. Стоило ему начать говорить тост за упокой симоновской души, как он заметил, что брат его уже приложился к стакану. Фыркнув, он наполнил стакан снова:

- Тостов я говорить не умею, но надо... – и тут дверь с диким скрипом распахнулась. На пороге стоял Гришка Филин, собственной персоной. – О, у нас еще гости. Даниил, знакомься. Это Гриф, он авторитет тут... ну, на Складах, - хмыкнул Андрей, усаживаясь подле златовласой девицы. – А это Даниил, столичный врач, светило науки. Мы тут за Симона пьем, помер же. Присоединяйся. Или ты по делу пришел? Какое дело в два часа ночи, - вот и вторая бутылка опустела, как только Андрей налил твирину Григорию. Плюнув на тост, Андрей опрокинул стакан и зажмурился. Хороший твирин, хоть и не степняцкий.

Стаматин разлил по новой, да и вообще поставил на стул сразу ящик, чтобы все, кто захочет, могли взять. Попойка обещала продолжаться всю ночь, как, впрочем, и всегда. Теперь оставалось выяснить, зачем пришел Данковский, если его уже поселили у Евы:

- Даниил, ты, вроде, о чем-то сказать хотел?

Столик оказался что надо - скрытый от посторонних глаз за вычурной ширмой с изображением алой ящерицы. Отсюда было видно только танцующую на помосте девушку, которая всё так же слала Андрею и его спутникам тёплые медовые улыбки. Откуда-то лилась ненавязчивая музыка, к которой как ни прислушивайся - не различишь мотива и слов, буде они там имелись. Пахло чем-то пряным и сладковатым, в помещении царил полумрак. Данковский демонстративно не обращал внимания на танцовщицу, он смотрел перед собой на стол, где хозяин заведения расставлял стаканы и наливал в них что-то мутное и терпко пахнущее. Вроде травяного настоя, кажется. К тому же, напротив Даниила сидела Ева, и вольно или невольно бакалавр иногда поднимал на неё взгляд. Красавица и сама смотрела иногда на него, хотя большего внимания заслуживал от неё всё же алкоголь в руках Андрея.

"Право слово, цветок среди терновника. Несуразно она смотрится в этом заведении... Хотя одета едва ли не откровеннее этой танцорки..."

Пётр уже приложился к стакану, и Данковский догадался, что именно этой мутью он и заливает за воротник. Бакалавр придвинул предложенный стакан к себе и уже готовился попробовать напиток, как рядом возник какой-то незнакомец. Наружность его была не самой приятной, было в его вострых глазах, в осанке и манере что-то недоброе и птичье. Словно предугадав мыль Даниила Андрей его так и представил - Гриф. Ещё и авторитет... Не слишком заманчиво звучало. Доктор посмотрел на на него и слегка кивнул головой. Впрочем, кажется, никого из присутствующих общество сомнительного элемента не смущало (даже Ева, кажется, с ним молчаливо поздоровалась). Надо думать, и с таким обществом Стаматины теперь знались... Вообще-то Данковский не слишком хотел говорить в присутствии этого Грифа - мало ли, в самом деле, что он за птица...

- Не только Симон сегодня умер... Исидора ещё не стало, да и вообще как-то неспокойно у вас... Не началось бы беспорядков.

Данковский всё же пригубил оказавшегося крайне жгучим напитка. Впрочем, терпимо, хотя о крепости доктор предпочёл благоразумно не спрашивать. Шумно вдохнув, Даниил стянул с одной руки перчатку и чуть сжал переносицу: пойло дало в голову живо.

- Быть осторожными приходил просить. По местам типа этого не шляться... Разве что так, в целях дезинфекции организма. Вроде бы какая-то пакость ещё назревает. Слышал мельком, что в этом... господи, как его? Мура... Нет, не муравейнике... В Термитнике вашем эпидемия какой-то болезни. Кажется, песочной язвы. Надо будет завтра проработать версию... И не высовываться понапрасну, поняли?- Даниил обвёл строгим взглядом тех, кто сидел за столом, но было заметно, что обращается он прежде всего к братьям-близнецам.

"Хотя вот молодой девушке не следовало бы в столь позднее и неспокойное время по кабакам шататься... Да ещё и так далеко от дома. Чем вообще думает? Хотя... у неё же Андрей, а за женскую честь он всегда стоял насмерть, о да..."

Петр положил руки на стол, а поверх них – и голову, он смотрел как медленно разливается пряное зелье по стаканам, точно мед соскальзывая с краев мутных кружек. Густой, ароматный, пьянящий. Стаматин не сводил взгляда с напитка, будто гипнотизировал его. И вот он уже абсолютно забыл о том, что его окружают люди, лишь иногда бормотал что-то совершенно невнятное, обращаясь к практически опустевшей бутылке.

Что бутыль шептала ему в ответ мог знать только сам Петр, но он молчал, он умел хранить секреты, даже если бы его пытали, он... нет, пожалуй, если бы пытали, сдался. Петр катастрофически не переносит боль, хотя и никогда не жалуется ни на оплеухи брата, ни на внезапные спазмы желудка после долгой попойки, ни на то, что голова у него раскалывалась непрерывно.

Даже явление местного бандита по характерной кличке Гриф не смогло оторвать его вовремя от созерцания прелестного запыленного сосуда. Однако, когда она все-таки поднял взгляд, по его спине побежали мурашки, Петр заметно побледнел и сник, опуская глаза в пол. Почему он так трепещал перед вором – не ясно, но игру с ним в кости ему повторять не хотелось.

Вновь сглотнув комок, Стаматин обратился к Даниилу, видимо, считая, что его громкого шепота не слышно:

- Гриф странный тип... я бы с ним не связывался, подозрительный такой, неприятный... – что-то еще он говорил, но уже так невнятно, что маловероятно, что кто-нибудь вообще мог бы различить его слова, даже он сам вряд ли понимал, о чем ведет речь.

Но вот фраза «песочная язва» заставила Петра резко вскинуть голову, впрочем, они сделали это с братом синхронно.

- Песчанка? Опять? – в ужасе прошептал архитектор, вперившись в Данковского взглядом, полным мольбы. Только не снова. Тогда она начала именно с Кожевенного... Неужели теперь он тоже станет первой жертвой этой страшной эпидемии? - Знаешь ли ты, Даниил, что это такое?.. Песчаная язва чуть не убила нас всех... Ты не представляешь, чего только что наговорил. Нельзя такие вещи вспоминать, накличешь еще беду... шутки у тебя странные...

Аккуратно за стол присел, рядом с младшим Стаматиным оказавшись. Ровно ноги вдруг держать перестали, колени подломились.

"Ну ни хрена ж себе я отоспаться решил, - как-то сдавленно в голове мелькнуло. Вот уж точно таких новостей не ждал услышать, не думал даже, не предполагал. А тут - на тебе, словно обухом по голове приложили - Симон, значит, помер. Исидор, значит, тоже. И Песчанка ещё, как будто остального не хватает..."

Пальцы в замок переплел перед носом, чтоб в шевелюру ими не вцепиться. Пытливо в лица вгляделся. Петр, как всегда, смурной да мутный, Андрей попросту пьяный, Ева печальна. Врач столичный как собака устал, людей чужих и видеть небось не хочет... А ещё - страх на дне глаз у всех, глубоко упрятанный, да явственный. Ещё бы, с таких-то новостей. Но не гонят - и то ладно, и то хорошо.

Проклял себя Гриф за решение утреннее выходной себе устроить. Точно черти дернули, а ведь Город, небось, с самого утра кипел да бурлил. Симон, демиург всесильный, преставится изволил - мыслимое ли дело? Да ещё и Исидор следом, не только без главы, но и без единственного доктора толкового Город остался. И, как гвоздь последний в крышку гроба - Язва, песочная лихорадка, что лет пять назад Город терзала. Сам не видел, однако ж слухов да страшных рассказов слышал - не перечесть. О том, как в один день появилась, как чуть весь Кожевенный не выкосила, как только Исидор её и обуздать смог... А сейчас, без него - что делать?

"Сход собрать, - про себя прикинул - Запретить, как проявиться болезнь, и близко к зараженным подходить. Дела к минимуму свести, пока с обстановкой не прояснится - лучше не отсвечивать, покуда совсем уж хаос не начнется. И - да - выкопать снаряжение всё, все плащи, сапоги, перчатки, всё, что хоть как от эпидемии защитить может. Потому как прежде всего к нам пойдут. Не в магазины..."

Со стороны он наверняка выглядел впавшим в совершеннейшую прострацию, но ничуть этим не беспокоился. По-хорошему следовало бы напиться, чтобы уложить в голове всё случившееся, но никогда он не был сторонников активных возлияний. Лучше уж всё обмозговать и к решению прийти, чем с утра маяться похмельем...

Ночь прошла в молчании по большей части. Пётр пил, Андрей внимание своё обратил на Еву, да и её вполне устраивало общество старшего Стаматина. Вновь прибывший Гриф оказался на удивление молчалив, хотя у Данковского и возникло смутное чувство, что причиной его тихого и смирного поведения была озвученная Даниилом новость. Слыханное ли дело - слово "Песчанка" взбудоражило всех, к кому доктор обращался. Видимо, Виктория не преувеличила значимость этого события...

Твирин, который здесь пили, оказался жгучим и терпким напитком, Даниила хватило ровно на два стакана. В самом деле, он не ставил себе целью напиться, а уже на середине второго стакана глаза стали съезжаться к переносице, и, когда Андрей в третий раз занёс над кружкой Даниила бутылку, эскулап поспешил прикрыть её ладонью. Он надеялся быть завтра в здравом уме и твёрдой памяти.

Хозяйка "Омута" никуда уходить не спешила, а просить ключи от чужого особняка бакалавр не стал бы и у закадычной подруги - не то что у девушки, с которой его познакомили лишь несколько часов назад.

Так и вышло, что светило столичной науки нашло себе приют на стуле далеко за ширмой, под весьма безвкусной экспрессивной картиной, скрутившись в три погибели и положив голову на поставленный на колени саквояж.

Нет, этой ночью в кабаке пьянки не наблюдалось. Здесь имели место быть натуральные поминки с гробовым молчанием и бесконечным звоном вечно полных стаканов. Казалось, что даже окружающие эту компанию люди как-то подозрительно затихли... да и вообще, атмосфера напряженная, такой она стала сразу после заявления Бакалавра, что на город надвигается Песочная грязь. Все сразу замолчали...

Петр то и дело пододвигал стакан твирина к столичному доктору, заглядывая внимательно в его лицо. Странное ощущение появляется, когда наблюдаешь за тем, как медленно погружается в пьяный сон этот с виду интеллигентный человек. Взгляд у Петра был не только внимательным, но и чересчур пристальным, пронизывающим и неприятным, впрочем, Данковского это волновало мало: после второго стакана он уже сладко посапывал, привалившись боком к стеночке и с этим... с позволения сказать, чемоданом на коленках.

Петр бодрствовал не так долго, и вскоре после Бакалавра тоже устроился в уголке, положив больную голову на трясущиеся руки. Во сне Петра прошиб легкий озноб, он дрожал, иногда вскидывал голову и в страхе озирался по сторонам, точно нашествие чумы добралось и до «Голгой-хэна». Так или иначе, но спокойный сон стал для Петра настоящей утопией.

Утро выдалось мрачным и сырым. Даже в подвале, в котором расположился кабак, слышно было, как на улице дождь колотил по вымощенным камнем улочкам. Петр поднялся на ноги и, покачиваясь, направился к выходу, проигнорировав просьбу брата остаться.

Уже в дверях он столкнулся с девчонкой, которая влетела в помещение точно чумная. Петр невольно попятился от ребенка, что-то заставляло его опасливо оглядываться через плечо, когда он покидал «Фактус»...

Незаметно ночь прошла. То думал и планы в голове вертел, то бармен кофе принес, то танцовщица из Невест Веру подменила... К рассвету народец расползаться стал, только Гриф никуда не спешил. Заворожило его, заморочило случившееся. Всё сидел, ровно приклеенный, в стол смотрел, кофе прихлебывал, думал. Песчанка - она ить никого не щадит. Разве что мертвых обойдет в их могилах. Огонь поднимется, паника страшнючая, и что делать, куда бежать? Хуже, чем чума, хуже, чем холера, а у него парней - пятьдесят душ, ближних под десяток набежит. Что делать, ежели случиться с кем что? Понятно - все заменяемы, жизни дешево стоят. А всё ж таки... Да ещё бы самому не заразиться. Лениво плавали мысли, как снулые рыбы в стенки черепа тыкались. Уже и Бакалавр задремал рядом, уже и Петр похрапывал, уронив голову на руки, а Гриф всё сидел. Чашку из-под кофе по столу гонял, почти не моргал, и думал, думал. Смирялся и выходы искал. Сам не заметил, как дрема накрыла.

Глава 33, в которой Виктор Каин обещает свою жизнь Нине

«Горны»

Визит к брату никакого облегчения, как и ожидалось, не принёс. К тому же, возвращаясь в своё крыло ансамбля, Виктор заметил краем глаза, что свет в окнах дочери не горит, значит, Марии нет у себя. Поскольку спать днём девочка не привыкла с самого детства, вывод напрашивался один - дочь в неурочный час куда-то ушла. Беспокойное создание, прямо как её мать. И не сидится же ей на месте, пока весь дом в трауре...

А впрочем, Мария наверняка ощущала смерть дяди острее, чем все остальные. От матери к ней перешла невероятная чуткость, и рдеющая над Горнами смерть наверняка действовала на неё сильнее, чем на обоих вместе взятых мужчин.

Интересно, что думал обо всём этом Каспар... Виктор задержался на пороге своего дома, взявшись за дверную ручку, и бросил взгляд на тонущий в тумане Многогранник. Знает ли он вообще о смерти дяди? Отец коменданта Снежной крепости сам так ни разу и не спустился даже в Агатовую яму, но Каспар утверждал, что у Многогранника есть собственные информационные каналы. Однажды, рассказывая об этом отцу, он даже едва не обронил слово "мама", и это должно было насторожить Виктора, однако его это напротив успокоило. Значит, покойная не оставляла своего ребёнка... Не забывала, выходит...

"Нина... Почему тебя нет с нами, Нина? Ты живо бы нам всем показала, как предаваться унынию..."

Почти без сил младший Каин опустился на свой стул и привычным жестом стал тереть переносицу. Снова накатывала мигрень, но на этот раз не давно заподозренная аллергия на твирь-траву была виновата. Виктор испереживался за последние сутки, и самым лучшим вариантом было бы задремать хотя бы на полчаса, но время было совершенно неподходящее.

"Ох, Нина... Если бы ты была со мной, и мучиться бы не пришлось... Ты одним своим поцелуем снимала с меня все недуги, а вместе с ними - печали..."

Странно - только что умер родной его брат, а Виктор думал только о своей жене. Будто бы воспоминания о ней способны были разогнать сгустившиеся над домом Каиных тучи...

Легкой походкой она выскользнула из завесы мрака, что окутал кабинет уже не столь молодого как прежде мужчины, который принадлежал ей и тогда, и теперь. Стоило ему один раз позвать ее – и вот она мчалась к нему сквозь время и пространство, нарушая все законы логики и здравого смысла. Нина любила рушить законы, ломать преграды, об этом знал каждый. И что самое удивительное, она действительно была к этому способна.

Виктор выглядел изнуренным и буквально измученным. Он поднял полный тоски взгляд к потолку, точно обращаясь к своей покойной супруге. И Нина внимала его безмолвным речам. Тенью она прошелестела вдоль стены и замерла за спиной своего мужа.

Он выглядел беззащитным и слабым, он потерял прежнюю опору. Нина опустила ладони ему на плечи, невесомое и практически неощутимое прикосновение должно было приободрить супруга.

- Виктор... – прошептала она, едва наклонившись к его уху.

Если он услышит ее, она утешит, обязательно утешит, но если же нет... придется покинуть суженого и вернуться в свой покой, туда, где блаженствуют мечты, где даже воздух заряжен чудом. Но сейчас ей очень не хотелось покидать Виктора.

- Виктор... – чуть громче позвала она, приобнимая мужчину за плечи. Руки такие же ласковые и нежные, как и двадцать лет тому назад. Ну же, милый, услышь свою супругу, она ждет. Она тебя долго ждала, уже несколько тоскливых ночей с прошлой их встречи.

Она готова была уже покинуть мужа, скрыться в тени портьеры, она отстранилась от него, проводя пальцами по его плечу. Нина делает маленькие шаги назад, медленно покидает его в надежде, что Виктор все же почувствует ее присутствие.

Он трёт глаза грубыми подушечками пальцев, и веки начинает саднить. Давит сильно, так, что хочется чихнуть, и тело сковывает неприятный озноб. Виктору отчётливо нехорошо, и он думает о том, что очень бы хотел пойти сейчас в кровать, лечь прямо на плотно застланное покрывало и сжать пальцами виски, чтоб перед глазами поплыли оранжевые круги. Рано или поздно он всё-таки уснёт, а после пробуждения головная боль будет уже не так сильна. И пройдёт этот навязчивый морок...

Пройдёт или нет? Ему кажется, или сзади кто-то задевает занавески и заставляет их колыхаться? Может, сквозняк? Странно - дверь плотно затворена, Виктор её запер... Вот что значит - неудачно спроектировать помещение: любой вошедший в дом сразу же рисковал уткнуться в занятого своей работой Каина, если тот заблаговременно не закрывал дверь слева от себя. Но сейчас-то точно никто не пришёл: не слышно было ни характерного скрипа, ни последующего звука шагов... Что тогда?

Не по-осеннему свежо запахло, так пахло даже не минувшей весной, нет, так пахло в ту весну двадцать лет назад - холодной тёмной водой, черёмуховым цветом и страницами книг. И прибавлялись к этому терпкая корица и пьяные чёрные вишни. Мужчина заулыбался, и стало на несколько морщин на его лбу меньше.

"Нина... Нина, всё как тогда, ты не меняешься..."

Виктор расслабился и как-то рассеянно провёл пальцами по плечу, будто почувствовав чьё-то мимолётное игривое прикосновение. Хотя, конечно, он не мог сказать наверняка, что именно сейчас дух коснулся его именно там, где он почувствовал - жест его был только по наитию.

- Ты пришла ко мне, да? Я знаю, ты не бросишь нас в такое время...

Не вставая со стула, Каин повернулся и открыл глаза. Она стояла перед ним, протянув вперёд изящную руку, будто только что отпустила его плечо и ещё не успела отойти очень далеко. Её лицо было свежим и молодым, как двадцать лет назад. Одежды на ней были светлые, но, как Виктор не старался, он не мог их разглядеть: они всё время расплывались, будто состояли из дыма и тумана, плыли в воздухе, как и чёрные волосы Алой Хозяйки.

- Не уходи, постой...- потерянно и просяще взмолился мужчина, видя, как медленно отступает видение от него - шаг за шагом, но будто плывя над полом в нескольких дюймах,- Останься... Ты так редко приходишь ко мне... Нина...

Он потянул к ней свои руки - несгибаемый правитель, несчастный сломленный горем вдовец. Он не знал, как выглядит в эти секунды со стороны... Но хотел её коснуться. Очень боялся её отпустить...

Бедный мой, несчастный Виктор. Одинокий, печальный, уставший... Потерявший веру, но все еще лелеющий надежду... она теплится в твоем сердце, я чувствую. Она раздвигает завесу мрака, что почти поглотил твою душу. Ты так преданно смотришь в эту густеющую темноту, что мне правда становится жаль тебя...

Нина сделала шаг навстречу. Рука ее легла на его лоб, пальцы пробежались по его вискам, коснулись щеки и остановились на шее. Каина приблизилась еще, заглядывая любимому мужчине в глаза. Ее расплывчатое лицо озарилось улыбкой, а руки продолжали поглаживать Виктора по шее.

Если музыка не играла из граммофона Виктора, то она звучала из ее сердца.

- Виктор... милый... – прошептала она ласково. – Бедный мой, несчастный Виктор... – она говорит едва слышно, но это только придает таинственности сакральному моменту. Она продолжает шептать его имя, проводя пальцами по его плечам. Прикосновение практически не ощущается, точно его и нет, но тепло рук Нины заставляет верить в ее присутствие. Она действительно теплая.

Нина выпускает супруга из рук и отстраняется, прикрывая рукой улыбку. Она обходит его письменный стол и точно растворяется в воздухе, от нее остается только память ее прикосновений. Но не уходит она совсем: вот она уже и по другую сторону от мужа.

Играть Нина всегда любила.

Но вот она замерла и подчинилась его расстроенному взгляду. Виктор знал на нее управу, он был одним из немногих, кто прекрасно понимал, как усмирить эту львицу. Хотя почему одним из немногих? Виктор был единственным.

- Прости, что оставила тебя так надолго, любимый, - она наклонилась к нему и нежно коснулась губами его щеки, даря Виктору обжигающий поцелуй.

Отстранилась она от него только спустя несколько затянувшихся мгновений. Женщина опустилась на колени супруга и обняла его за шею. Нина заглянула в глаза Виктора и вдруг стала предельно серьезной, будто что-то внутри больно кольнуло ее.

- Виктор... что-то грядет, ты чувствуешь?

Наверное, Виктор не выспался: он не может уследить за тем, как двигается вокруг него жена. Она будто пронзает пространство и не подчиняется ни законам гравитации, ни чему другому, что всегда ограничивало простых смертных. Иногда она плывёт по воздуху, оставляя за собой смазанный след (как шлейф от дамских духов, который долго ещё обозначает присутствие своей хозяйки), а порой оказывается в одну секунду совершенно не там, где была прежде. Она то вилась вокруг него лентой, то скакала, как слепое пятно.

Но всё же не уходила и не убегала больше. Подавала ему руки, и он успел прижаться к ним губами, ощутить исходящий от неё привычный, но притупляющийся с каждым годом запах... Кажется, день ото дня мужчина помнил его всё хуже.

- Нина... Куда ты уходишь всё время? Останься со мной. Останься, прошу тебя...- исступлённо шептал вдовец, когда покойница целовала его. Он навечно хотел бы остаться в этом мороке - пусть он обманывал себя, пусть на самом деле не приходил к нему никакой дух, и любимая женщина на проверку оказывалась галлюцинацией, всё равно. Он страшно выглядел со стороны - говорящий с пустотой, в тишину, совершенно ни с кем. Но, если бы кто-то сообщил ему, что вовсе не садится на его колени жена, он и не подумал бы сомневаться в том, что может ошибаться.

- Я чувствую... Нет, знаю. Что-то плохое надвигается, Нина. И со смерти Симона всё только началось. Она ведь не пройдёт бесследно, так? Скажи, прошу, скажи, что нас ждёт... скажи мне, Нина, стоит ли бояться, или отдать брату последнюю дань и жить дальше? В Городе неспокойно... Жители, кажется, уже начали судачить...

Виктор обхватывает Нину руками и прижимается к её плечу, прячет лицо в рассыпанных чёрных волосах.

- Я запутался, Нина. Скажи, я ведь не ошибся ещё ни в чём? Я боюсь оказаться бессилен... Ты ведь знаешь, мои руки связаны... Всегда были связаны.

Он бормотал очень тихо, самого себя обнимая за плечи, и думал притом, что это та, кого он так любит. И, сам того не замечая, чуть слышно вторил тому, что говорила она ему, будто произносил её слова вместе с ней. Иногда даже казалось - вместо неё. Наверное, только казалось.

Ах, как он цепляется за нее, как держит, как прижимает к своей груди свою любимую супругу, этот таинственный морок. Как нежен он с ней, как счастлив и в то же время несчастен. Нина подняла свои черные очи на Виктора и вновь коснулась его щеки своими теплыми руками.

- Я здесь, мой милый, я не ухожу, - произнесла она, отнимая руки от его лица. Во взгляде ее была заметна грусть, такая искренняя тоска по прежней жизни, где у нее было все: и любящий супруг, и маленькие дети, и власть. Она была абсолютно счастлива, а теперь, когда Нина видела, как чахнет ее муж... теперь все было по-другому. – Я рядом, Виктор. Я здесь, с тобой.

Виктора следовало успокоить, он был очень встревожен внезапной трагедией в семье Каиных, но Нина не имела права лгать. Несмотря на то, что она уже якобы отошла в мир иной, новой Алой Хозяйке выступать на сцену было еще рано, поэтому Нина продолжала гордо нести свой крест...

- Симон отошел в мир иной не просто так. Но этот дьявольский человек еще покажет себя, ведь с его смерти на Город вновь обрушится страшная напасть... ты понимаешь, о чем я говорю, мой милый Виктор? Город утонет в крови... и чуда больше не будет, - Нина уверенно вцепилась пальцами в плечи мужа, сжав их со всей силой, на которую только была способна женщина. Отчего-то Алая Хозяйка сейчас напоминала взбесившуюся фурию и, несмотря на то, что образ ее был размыт, Виктор мог видеть, что глаза ее пылают недобрым огнем. Сказать, что Нина была недовольна – ничего не сказать.

Но эта ярость ушла так же быстро, как и появилась. Нина вновь поглаживала плечи мужа, а не сжимала их со страшной силой.

- Ты делаешь все правильно, мой дорогой... Этот мальчик, тот, что приехал прошлым утром, ты должен направить его... его руки помогут вернуть чудо. Только бы его руки не стали разрушать все, что мы строили с Викторией... Разорвут его на части, я чувствую...

- Утонет... В крови? Нина, что ты говоришь такое... Мы едва не утонули ведь уже однажды, ты помнишь? Нет, ты не можешь помнить, тебя уже мало заботили тогда мирские страсти... Или?..

Виктор сильно прищурился, заглядывая в глаза супруги, и попытался понять, что же она имеет в виду.

Виктор был начисто лишён фамильного чутья, и только гадать оставалось, что же пророчит ему туманное видение Алой Хозяйки. Полыхнул на дне её глаз знакомый, любимый, но страшный огонь: при жизни её глаза горели так, когда Нина намерена была изменить что-то, что приходилось ей не по душе. Только сейчас она злилась ещё больше: теперь она не могла вертеть событиями так, как хотела бы. Ах! Незадача, её руки связаны были ещё сильнее, чем руки мужа. Значит, действовать должен был тот, у кого было больше возможностей.

- Ты знаешь что-то, Нина? Ты можешь мне помочь, правда ведь? Расскажи, что ты успела увидеть со своей высоты. Ты наверняка знаешь, что случится. Прошу, скажи мне. Я не поверю, чтоб ты не знала, что у Симона на уме!

Каин крепко сжал тонкие руки своей жены, и доверительно уставился ей в лицо. Не страшно. Совсем не страшно, когда она рядом.

- Ты про приезжего доктора...- догадался Виктор и тут же поспешил спрашивать дальше,- Ведь ты о нём? Скажи. Скажи мне всё, что ты только знаешь, о чём думаешь и что предполагаешь. Расскажи и не бойся перепугать меня. Хуже-то уже не будет, правда?

"Будет. Будет, будет в разы хуже, чем я только могу себе представить, иначе бы и она не была так взволнованна. Когда она в последний раз была так обеспокоена и разозлена? Не вспомню уже..."

Быть может, тон Виктора мог показаться требовательным, но уж Нина-то обязана была понять, что на самом деле он такой же молящий, как и за несколько минут до этого, когда Виктор готов был упасть в ноги миражу, чтобы он только не исчез.

Странное дело: при жизни Нины не случалось такого, чтобы муж поклонялся ей или вставал на колени. Он, пожалуй, был одним из немногих, кто вообще мог видеть в Дикой Нине кого-то помимо Хозяйки. Хотя почему одним из немногих? Виктор был единственным. Она не была для него Хозяйкой, легендой, мифом, богиней... Она была его любимой женщиной, его обожаемой супругой, матерью его детей. Она была для него большим, чем была для Города, но он не видел в ней что-то заоблачное и далёкое. Виктор вставал перед ней на колени только за тем, чтобы завязать разболтавшийся ремешок на её туфельке или приложить щёку к утробе, где она носила их детей.

Именно поэтому он вопрошал так прямо и без лишних завихрений. Между ними никогда не было недоговорённости. Виктор мог бы дать руку на отсечение, что ни он, ни она ни разу в жизни не сказали друг другу ни слова лжи, и сейчас она не сделает исключения.

- Я готов слушать тебя. Поведи меня, Нина. Бери мои руки, дёргай за нитки и делай то, что сочтёшь нужным.

Каин припал губами к прозрачным белым рукам. Он готов был повиноваться любому её решению: жестокому, горячному, с первого взгляда - дикому... Но кому, как не Виктору, было знать, что Нина всегда окажется права?

"Я запутался"- повторил он зачем-то про себя.

- Веди меня, Нина,- уверенно повторил вдовец и снова возвратил взгляд к глазам супруги.

Нина долго молчала... она знала и о впечатлительности Виктора, и о том, что после ее смерти стало некому о нем позаботиться, и именно поэтому не хотела она ввязывать супруга в дела всевышних... Но с другой стороны, Виктор был смелым и мужественным, он мог перенести спокойно все вспышки своей жены, когда она хватала его за плечи во сне, кричала как сумасшедшая, царапала ему лицо, точно фурия. Нина могла доверять Виктору, она знала это. Но как сказать ему обо всем, что известно ей?..

Нина опустила задумчиво глаза и приложила палец к своим губам. Взгляд ее сразу стал печальным, но она быстро отогнала тоску, осторожно произнося слова:

- Симон не умер... он не просто умер... он среди нас, Виктор. И не только как Память, ты меня понимаешь? – она вновь подняла взор на мужа, она выглядела не просто серьезной. В глазах заметен стальной блеск, чрезмерная жесткость, так не присущая этой женщине. – Я видела алый рассвет... город погрязнет в крови, я это знаю. Пройдет не больше двух недель, как все, что я строила, будет втоптано в песок... А еще я слышала плач детей... там, они еще выше, чем я... они оплакивали кого-то...

Нина затихла, уставившись в окно взглядом, полным какого-то странного ожидания, точно сейчас тучи разойдутся, и в небе покажется чье-то лицо. В следующее мгновение глаза Каиной расширяются, она явно что-то узрела в этом кромешном мраке, но предпочла молчать. Повернув голову, Нина тихонько вздохнула...

- Я возьму твои руки, - прошептала она, касаясь едва его ладоней. – Я поведу тебя, я помогу тебе, будь уверен, мой милый Виктор... Но один ты не справишься... Мария тебе не поможет, а с Каспаром... ты сам знаешь, он тебя не слушает... ты слишком мягкосердечен, мой милый, чтобы справиться самостоятельно... опорой твоей станет тот мальчишка, что приехал прошлым утром на поезде...

Нина вновь улыбнулась, и улыбка ее показалась спокойной и практически счастливой. Глаза сияли, в них был заметен полет идей, полет мыслей, волшебства. Нина знала, что нужно делать, Нина всегда оказывалась права даже в самых абсурдных вещах.

- Я возьму твои руки и твоими руками поведу его к нужной цели...

Упрекнуть Виктора в чём-то было сложно, но и с этой задачей супруга неизменно справлялась. Она права была: когда Нины не стало, дети совершенно отбились от рук отца. Они не то что его, Георгия ни во что не ставили. Казалось, только Симон как самый старший и могущественный из всех Каиных знал на них управу. Мария унаследовала необузданный нрав матери, Каспар - её невероятное упрямство.

- Да уж...- усмехнулся вдовец, - На одну тебя мне и приходится рассчитывать, Нина. Уж на что Рубин, на что этот юноша, на что даже Исидор не способны помочь лучше, чем ты...

Наваждение постепенно становилось гуще, всё труднее было различить черты лица женщины. Виктор щурился, будто пытался разглядеть её сквозь туман. Глаза будто засыпало песком, хотелось зажмуриться и снова начать тереть веки. Да только страшно: отвлечётся, и морок рассеется, и кто знает, когда в следующий раз она появится, видимая и осязаемая, перед его глазами.

Когда впервые Нина пришла посреди ночи, он решил, что это дурной сон. Шутка подсознания. Виктор до последнего мотал головой и отгонял дурман - боль потери слишком свежа была ещё в тот момент, чтобы не свалить всё на безумствующее сердце. Кажется, в первый раз Виктор так и не поверил в галлюцинацию... Даже зная свою жену он не предполагал, что она способна на такое.

"Знаешь, я верю,"- думал он, глядя в глаза любимой женщины, - "Что однажды ты придёшь, чтобы не оставлять меня никогда. Сейчас ты вынуждена оставлять меня одного, родная, но когда-нибудь ты уже не отпустишь моей руки. Тогда я не отпущу твоей. Как не хочу, чтоб это случалось... Как я хочу, чтоб это скорей случилось."

Но она появлялась всё реже. Как давно в последний раз она смотрела в его глаза, гладила его лицо, целовала в щёки? Счёт шёл на недели. В повседневной маете Виктор переставал иногда думать о ней, и она не трогала и не тревожила его.

Он видел её тогда, когда сам этого хотел.

- Мне так не хватает тебя, Нина...- негромко произнёс Каин, прижимая уже полупрозрачную руку в своему лицу, и, чем дольше, тем сильнее он чувствовал, как циркулирует на том месте, где только что сидел призрак, воздух.

Нина молча заглядывала в глаза своему мужу, сжимая в своих леденеющих ладонях его столь же холодные пальцы. Великолепный морок, который так боялся спугнуть Виктор, начал таять во мраке наступившей ночи. Она уже и сама плохо различала черты лица своего любимого супруга, оттого лишь сильнее хватала его за руки, не желая отпускать от себя ни на шаг.

Однако, в отличие от Виктора, она знала, что придется его покинуть. Покинуть надолго, если не навсегда. Нет, не навсегда. Скоро Нина вернется, но вернется совершенно иная Нина, не такая, как сейчас, вот в этот момент. Она будет держать руки супруга, будет сжимать их, сжимать эти холодные пальцы. Холодные, точно у мертвеца.

Нина вновь отвела взгляд. Темные, почти черные глаза были обращены к портрету ее дочери, что висел на стене у Виктора. В ее очах вспыхнуло беспокойство, брови сошлись к переносице, и вновь проявилась ее дурная привычка: кусать нижнюю губу. Нет, Мария не станет говорить голосом своей матери. Она пойдет по совершенно иному пути... нет, не по иному, она не станет продолжать идти по тропе, что наметила Нина: Мария начнет тот же самый путь заново, именно это огорчало и настораживало Нину, ведь она привыкла рваться всегда вверх, этому учила и детей, а теперь... Мария сиганет вниз и начнет все заново.

Нина не отрывала взгляда от портрета в овальной раме. Женщине не совсем нравилось то, что дочь всегда была перед глазами ее мужа, являясь живым, хоть и запечатленном на бумаге, напоминанием о том, что Нина когда-то была вполне материальной, что когда-то она была рядом. Наблюдая за супругом, Каина могла наблюдать этот напряженный взгляд, который иногда останавливался на лице Марии. И видела его руки, которые точно тянулись к живому призраку его собственной жены. И замечала, как меняется его взгляд...

Испытывала ли она укол ревности? Или ей просто было жаль Виктора, который так страдал без Нее, без Нины? Женщина тихонько вздохнула и снова взглянула в чернеющее небо, сквозь него пробивалось в Город-на-Горхоне что-то страшное и смертоносное... но настоящая опасность шла из недр земли.

- Исидора больше нет, Виктор, - прошептала Нина, так и не подарив последнего взгляда своему супругу. И она ушла.

- Как... Исидора...- Виктор растерялся. Этого услышать он никак не ожидал. Как же... Вчера ведь Исидор был у брата, и выглядел лекарь вполне хорошо, пусть и несколько устало и встревоженно... Немудрено - вернулся Бурах вчера из степи, и... и...

"Да, смерти Симона тоже ничто не предвещало..."

- ...но его нет... Нина, постой!- Каин опомнился только когда не смог её увидеть. Он протянул руку туда, где только что, секунду назад с трудом различал её лицо. Пальцы не коснулись тёплой кожи, даже не утонули в развеявшемся тумане. Ладонь попросту пропала в пустоте.

Дальнейшее было похоже на сон: потеря Нины из виду стала как погружение в ледяную воду с головой с головокружительной высоты. Несколько секунд ступора, Виктор только открывал рот и распахивал глаза, ибо в сознании его зажглось - всё, это конец. Теперь Нина не станет его оберегать больше. Ей не суждено стать ангелом-хранителем супруга, а тот так страстно желал этого в последние годы! Надежда на то, что однажды Нина не покинет его больше, рухнула. Стало ясно, что первым окончательно покинет мир живых отнюдь не она. Тонкие, но прочные нити Памяти сквозь мужа, дочь и сына плотно привязывали Дикую Хозяйку к реалиям города. А Память Виктора... Ту действительно сохранить некому.

Он пообещал только что, что передаст свои руки под чуткое руководство покойницы. Кому, как не ему было осознавать всю серьёзность данного обещания? Виктор лучше других понимал, что подписал себе смертный приговор и, кажется, только что капнул крови на договор с силой, пред которой сам дьявол преклонял колени. Начинался обратный отсчёт, таймер которого был задан десять лет назад, когда в последний раз набрала полной грудью воздух и испустила дух Дикая Нина.

Было не страшно. Виктор слишком устал, чтобы испугаться принятого решения, и ждал конца с одной только, последней надеждой - что ещё раз он сумеет почувствовать себя счастливым, когда супруга коснётся его губ смертельным поцелуем и унесёт его туда, откуда не будет возврата.

Этим вечером Каина скосило мгновенно. Несколько мучительных секунд перед тем, как провалиться в бессознательный сон без сновидений, когда опустошение в душе было таким, что внутри не звучало даже эхо, на деле были единственным мигом. Как сидел, откинулся Виктор на своём стуле, запрокинулась голова назад, захлопнулись закатившиеся глаза.