ВЕРСИЯ СТАРПОМА

 

За квартирой Яковлева следили сотрудники из группы Леденева. Но старпом не появлялся. Засаду решено было оставить, за женой Яковлева продолжать наблюдение.

От многочисленных постов никаких сообщений не по­ступало. Старпом «Уральских гор» как в воду канул.

– Что ж, это могло случиться тоже, – сказал Васи­лий Пименович, когда кто-то из работников высказал предположение о самоубийстве.

– Сомневаюсь, – возразил Леденев. – Не такой он закваски, этот помор, чтоб наложить на себя руки. Слиш­ком сильно в нем жизненное начало. Забился в какую-нибудь дыру... А может быть, Мороз решил, что нечисто сработана ликвидация Бена, и убрал исполнителя. Спу­таю, мол, все карты.

– Надо еще раз допросить его жену, – предложил Корда. – Не является ли она сообщницей во всех этих делах? Напрасно мы оставили ее на свободе.

– За ней установлено наблюдение, – сказал Леде­нев. – Взять недолго. Но через нее можно выйти на му­жа. Да и не думаю я, что Таня к таким делам причастна.

– Все может быть, – согласился с Кордой Василий Пименович. – Но для выводов у нас мало фактов. Ору­жия в квартире Подпаскова не обнаружили?

– Нет, – ответил Юрий Алексеевич.

– Распорядитесь сделать повторный обыск на его квартире. Смените людей на постах, и всем, кто работал ночью, спать до одиннадцати ноль-ноль. В половине две­надцатого быть у меня. Свободны, товарищи.

 

Вторая бессонная ночь вконец измотала Таню. Обес­силенная, она едва забылась к утру. И конечно, Тане ни­чего не было известно ни про обыск на «Уральских го­рах», ни про начавшееся рано утром совещание у пол­ковника Бирюкова, ни про дальнейшую судьбу мужа.

Когда Вера Васильевна поднялась с постели, Таня Яковлева спала, изредка вздрагивая и судорожно всхли­пывая во сне. Леденева сочувственно поглядела на нее, покачала головой, вздохнула и направилась в кухню го­товить завтрак. Хлопоча у плиты, она думала о муже, который так и не пришел ночевать, о его нелегкой ра­боте. Конечно, хлопотно с таким мужем, и у нее душа не на месте, когда он ночами пропадает на службе, а служба такая, что и нож, и пулю получить можно, и жена не спит: голова раскалывается от недобрых предчувствий и страха за него. И все-таки Вера Васильевна горди­лась профессией мужа, ее необычностью.

Она услыхала шаги за спиной, повернулась и в дверях кухни увидела Таню.

– Далеко ли собралась, Танюша?

Она видела, что Татьяна Андреевна одета и причеса­на. Лицо ее, бледное, осунувшееся, было спокойным.

– Хочу пройтись, – сказала она. – Душно мне... Сердце как-то жмет.

Вера Васильевна подумала, что и в самом деле не мешает Тане проветриться, кивнула головой:

– Пройдись, милая, развеешься малость... Только не­надолго. Скоро будет готов завтрак, кофе хоть выпьешь. Нельзя же вот так, впроголодь, третий день! Может быть, и Юрий Алексеевич к завтраку подойдет, новости какие будут...

Но Вера Васильевна ошиблась. Напрасно в то утро ждала она к завтраку и мужа, и Таню.

 

Получив приказание спать до одиннадцати, майор Ле­денев вышел из управления. Он отказался от машины, решив добраться до дома пешком, чтоб на свежем воз­духе не спеша обдумать все случившееся за последние два дня. Не торопясь, шел он по улицам Поморска. Вспо­миная Яковлева, Таню, обдумывая жизнь старпома «Уральских гор» на Кольском полуострове до капитанства на рудовозе, последнем перед «Уральскими гора­ми» судне Яковлева, знал все, казалось бы, вехи на жиз­ненном пути этого человека. И никак не мог поверить, что у какой-то из этих вех поморский сын вдруг свернул на путь предательства и измены. Эмоции, конечно, к раз­ряду доказательств не причисляются, но весь облик этого человека не совпадал с представлением о подонке, преда­ющем Родину. К сожалению, факты говорили обратное. И если не будет доказано, что убийство Подпаскова совер­шено из-за чувства ревности, остается один вывод: Яков­лев – убийца своего сообщника, вражеского агента по кличке Бен... И чтоб как можно скорее узнать это, нужен сам Яковлев.

Юрий Алексеевич почувствовал, как першит в пере­сохшем горле – ночь не спал и вторая пачка сигарет на исходе, – остановился, чтоб прикинуть, где ближайшая торговая палатка. До нее оказалось меньше квартала. Бы­стрыми шагами Леденев подошел к палатке и встал в оче­редь ранних посетителей. Стоять пришлось минут пятнадцать, тяжелых пятнадцать минут, когда видишь, как от­ходят от стойки счастливцы с пенящимися кружками и, едва добравшись до круглых высоких столов, погружают губы в янтарную жидкость. Наконец и Юрий Алексеевич вышел из очереди с кружкой в руках. Он, не отрываясь, залпом выпил несколько глотков, опустил кружку и огля­делся. За спиной Юрия Алексеевича спросили:

– Не помешаю?

Он ответил: «Пожалуйста», и рядом с его кружкой встали еще две. Затем показался и их хозяин. Леденев мельком взглянул на него и мысленно ахнул: это был Валерий Николаевич Яковлев.

Поначалу Леденев усомнился. И встреча была уж очень неожиданной: его ищут но всем вокзалам, а он спокойно пьет пиво в центре города. Внешность Яковлева несколь­ко изменилась: щеки и подбородок обросли щетиной, ли­цо осунулось, под глазами черные круги, а на голове вме­сто неизменной флотской фуражки с большим козырьком «гамбургского» покроя была мохнатая кепка. Яковлев Леденева не узнал. Юрий Алексеевич стоял спиной к ок­нам, да старпом и не глядел на него.

«Вот так встреча! – подумал Леденев, спрятав лицо за кружкой с пивом. – Его надо брать. Но вдруг он воо­ружен? Затевать стрельбу здесь, в зале, набитом людь­ми? Нет, так не годится... Но что делать? Пусть пока он выпьет свое пиво».

Когда Яковлев допил свою вторую кружку, он осто­рожно поставил ее на стол и с высоты своего роста огля­дел собравшихся в зале людей. Потом перевел взгляд на пустые кружки, вздохнул, поднял глаза и встретился с внимательно следящими за ним глазами майора.

Леденев напрягся. Несколько секунд старпом с каким-то неуловимым сожалением смотрел ему прямо в глаза, затем отвел их, рослая фигура его поникла и вроде бы разом усохла, что ли...

– Здравствуйте, Валерий Николаевич, – спокойно сказал Леденев. – Вы, оказывается, любитель пива...

Яковлев не ответил и лишь махнул рукой, но Леде­нев ждал от него первых слов, ему было очень важно это – услышать первые слова. Пауза затягивалась. Нако­нец Яковлев выпрямился, легонько оттолкнулся от сто­лика и сказал:

– Ладно... Спасибо, что дали выпить пива. Куда надо следовать? Я готов.

 

Татьяна Андреевна медленно брела по улицам Поморска. Она шла опустив голову, но ничего не видела под ногами. А ноги как-то сами привели Таню Яковлеву к зданию, в котором работал Юрий Алексеевич Леденев. Она не могла бы объяснить, зачем пришла сюда.

Растерянно оглядываясь, Таня стояла на тротуаре, когда вдруг увидела двух мужчин, подходивших к боль­шим металлическим воротам, закрывавшим вход в арку в середине здания. Глаза Тани расширились: она узнала в одном из них своего мужа. На шаг позади шел Юрий Алексеевич Леденев. Таня попыталась крикнуть, побежать через улицу. Но неведомые силы приковали ее к месту, и она видела, как те двое подошли к железным воротам. Юрий Алексеевич нажал кнопку, распахнулась калитка. Леденев жестом пригласил Яковлева войти. Старпом не­решительно шагнул за ворота, Юрий Алексеевич вошел следом, и калитка захлопнулась.

К Юрию Алексеевичу подошел дежурный офицер и передал приказание полковника Бирюкова срочно при­быть к нему.

– Прямо сейчас? – спросил Леденев.

В приемной полковника дежурный офицер предложил Юрию Алексеевичу пройти в кабинет, а арестованного с конвоирами поместил в комнату, примыкавшую к при­емной.

Бирюков разговаривал с человеком средних лет. Едва Леденев показался в дверях, полковник поднялся со сту­ла и направился к нему:

– Входи-входи, Юрий Алексеевич! Вот представляю тебе директора судового ресторана. Товарищ Митрохин, Демьян Кириллович. Работает товарищ Митрохин на теп­лоходе «Уральские горы».

Бирюков выглядел бодрым, посвежевшим, говорил ве­селым тоном.

– Когда вы были последний раз в отпуске, Демьян Кириллович? – спросил полковник.

Директор ресторана удивленно заморгал глазами.

– С полгода назад, – ответил он.

– Полгода, – повторил Бирюков. – Что ж, придется вам еще разок отдохнуть... Ну вот что, Демьян Кирилло­вич, поскучайте еще часок.

Директор судового ресторана кивнул.

Василий Пименович позвонил.

– Проводите товарища Митрохина, – сказал он де­журному офицеру, – устройте так, чтоб он отдохнул ча­сок-другой. Вы еще понадобитесь мне, Демьян Кирилло­вич, но немного позднее...

Директор ресторана и сопровождающий его офицер вышли. Бирюков подошел к столу и придвинул к Леденеву пачку «Любительских»!

– Закуривай, майор...

– Спасибо, я – сигареты...

– В девять утра появился здесь товарищ Юков, ка­питан теплохода «Уральские горы», – начал Бирюков. – Просил принять его по важному делу. Ну, поговорили мы с капитаном, интересный он человек...

– А как же приказание спать до одиннадцати, Васи­лий Пименович? – улыбаясь спросил Леденев.

– Так это приказание для вас, – сказал Бирюков, – которое, кстати сказать, ты, дорогой майор, нарушил. Ведь не спал, признавайся?

– Не спал... А лег бы, так и Яковлева в вашей при­емной сейчас не было бы.

– Гм... допустим... Этот самый капитан Юков, узнав, какой переполох устроил Корда на его корабле ночью, тотчас же примчался ко мне.

Василий Пименович замолчал, брезгливо оглядел ды­мящуюся папиросу, сунул в пепельницу и тщательно за­гасил окурок.

– Ну и гадость, – сказал он,– накурился так, что уже язык щиплет. Бросать надо, майор.

– Надо, – согласился Леденев.

– Так вот, – продолжал полковник. – Приходит, зна­чит, этот самый Юков, Игорем Александровичем его зо­вут, и заявляет, что имеет намерение сообщить вам важ­ные сведения. Я насторожился и, признаться, почувство­вал легкое разочарование. Думаю, выложит он мне сейчас все, над чем мы ломаем голову, ведь с «Уральских гор» капитан, и завершится операция «Шведская спичка». Шу­чу, конечно, но нечто подобное в голову мне приходило... И вот капитан рассказывает, что явился к нему второй штурман Нечевин и доложил о странном поведении ди­ректора судового ресторана. На стоянке в Скагене Мит­рохин поздно пришел с берега, пытался задобрить штур­мана Нечевина, просил, чтоб он не докладывал об опозда­нии по начальству. Затем Нечевин видел в ресторане «Дары моря», как Митрохин передал неизвестному подозрительному человеку таинственный пакет. Словом, штур­ман взял на себя роль частного детектива и принялся вы­слеживать директора ресторана. Собрав, по его мнению, достаточный материал, Нечевин доложил обо всем капита­ну. Тот выслушал и обещал довести его подозрения до сведения соответствующих инстанций. И вот сегодня ут­ром, узнав про обыск на теплоходе «Уральские горы», капитан тут же отправился к нам... «Может быть, здесь ничего нет, но согласитесь, что я должен был немедленно сообщить вам о подозрениях моего штурмана». Я, конеч­но, поблагодарил его, попросил никому ни слова не говорить, и Юков ушел.

– И вы послали за директором судового ресторана? – сказал Леденев.

– Точно. Меня заинтересовал пакет, только пакет, ибо все остальное о Митрохине я знал сам. Демьян Ки­риллович – наш старый работник. Сейчас он на пенсия за выслугу лет, да и со здоровьем у него неважно: в со­рок шестом году Митрохина расстреливали бандеровцы. Всадили в грудь очередь из автомата, а он, видишь, жи­вет до сих пор... И тут случилось так, что товарищи из другого отдела вышли на кока с одного из судов нашего пароходства. Подозревали его в махинациях с иностран­ной валютой. Демьяна Кирилловича и попросили помочь, потолковать по-свойски с парнем. Помоги, мол, Митрохин, по старой памяти. Тогда он и опоздал в Скагене на судно. И в ресторане с тем же коком сидел. А про пакет я не знал. Вот и пригласил Митрохина. Да и из-за тебя тоже.

– Из-за меня?

– Ну да. В пакете знаешь что было?

– Валюта, документы?

– Век не угадать. Билеты...

– Лотерейные?

– Экзаменационные. Они оба, и тот, кого мы подо­зревали, кстати подозрения с него уже все сняты, и Ми­трохин, учатся заочно в Институте народного хозяйства, на товароведов, что ли... А для заочников, сам знаешь, что такое билеты. Как-то они их раздобыли и стали оделять друг друга. Этот штурманец с теплохода «Ураль­ские горы» вытащил пустышку, все осталось по-прежне­му, но, видимо, наблюдательный, глазастый парнишка. Да... Что ж, теперь у нас есть Яковлев. Это уже много. Его доставили?

– Здесь он, Василий Пименович, – ответил Леденев.

 

Когда за Яковлевым и майором Леденевым захлопнулась вырезанная в глухих железных воротах дверь, Таня очнулась от оцепенения, и первым порывом ее бы­ло рвануться вслед за Валерием Николаевичем, стучать в эту дверь, требовать, чтоб ей разрешили увидеться с мужем. И женщина пересекла улицу. Но, едва оказалась перед металлической дверью, решимость покинула ее. Таня остановилась и попыталась заставить себя поднять руку и коснуться кнопки звонка.

Прошла минута-другая, а Таня продолжала стоять у ворот. Наконец она решила дождаться Леденева – ведь это он привел сюда ее мужа. Да, самое верное дело – дождаться Леденева.

Истек первый час ожидания, начался второй, а Леде­нева все не было... Таня ходила от угла до угла, нервно оглядываясь. А Юрий Алексеевич и Яковлев тем време­нем в сопровождении конвоиров уже прошли в здание уп­равления, которое сообщается со следственной тюрьмой внутренним ходом.

Через два часа бесцельного ожидания Таня вдруг уви­дела знакомую. Она почему-то решила, что весь город уже знает о преступлении ее мужа, к которому причастна и она сама, и ей захотелось поскорее уйти, чтоб не встре­чаться со знакомой, да еще здесь, у этих ворот.

Быстрыми шагами она направилась прочь. Домой ид­ти было страшно – с ума можно сойти в четырех сте­нах, – беспокоить Веру Васильевну снова, да и как об­щаться с женой человека, арестовавшего мужа и, навер­но, ведущего теперь следствие по его делу!

Таня поравнялась с входом в парк и свернула туда в надежде, что уж здесь ей не грозит встреча с кем-либо из знакомых. Но не успела пройти и сотни шагов, как ее окликнули:

– Таня! Танечка!

Она повернулась и увидела доктора Еремина.

– Здравствуйте, Танечка, – сказал он. – Далеко ли направились? – Таня промолчала. Еремин внимательно поглядел на нее и осторожно взял за локоть: – Что это с вами? Вы больны? Так почему же разгуливаете? И как это только Валерий Николаевич выпустил вас из дому?

Едва Еремин упомянул имя мужа, Таня судорожно вздохнула и вдруг зарыдала, припав головой к плечу Ва­силия Тимофеевича. Еремин растерялся.

– Что вы, что вы, Танечка... Успокойтесь, – загово­рил он, пытаясь отвести ее в сторону и усадить на ска­мейку. – Сядьте вот тут, успокойтесь, возьмите себя в руки, нельзя же так... Что случилось? Расскажите... Мо­жет быть, я смогу вам помочь.

Всхлипывая, прерывающимся голосом Таня поведала Василию Тимофеевичу о событиях последних дней. Рас­сказала и о встрече, которая произошла сегодня утром.

– Так-так! – сказал Еремин, выслушав Танину испо­ведь. – Значит, Валерия Николаевича арестовали... Это плохо. Арест означает, что его считают виновным в смер­ти диспетчера.

– Да ведь у нас-то и не было ничего с Подпасковым! – вскричала Таня.

– А разве я вам не верю? – с горечью сказал Ере­мин. – Я давно знаю Валерия Николаевича, кристальной честности человек, умница, выдержанный и тактичный, настоящий интеллигент, одним словом... Нет, здесь, Таня, что-то не так. Вам сообщили об аресте мужа?

– Нет, ведь я же не была дома...

– Тогда отправляйтесь домой и ждите от меня вес­тей. Никуда не выходите. А я отправлюсь в порт, в паро­ходство, если надо – обращусь в прокуратуру. Необхо­димо, наверное, подумать и про адвоката. Возьмите себя в руки, Таня, будьте мужественны. Я уверен, что это не­доразумение.

 

Допрос подозреваемого в убийстве старшего помощ­ника капитана теплохода «Уральские горы» Валерия Ни­колаевича Яковлева начался, как обычно, с вопросов, ка­сающихся его личности. Яковлев спокойно отвечал, иног­да поглядывал на записывающего ответы Леденена, сидев­шего в стороне. Вопросы задавал Бирюков. Яковлев сидел лицом к нему, но смотрел куда-то мимо, сквозь стены, не встречаясь с полковником глазами.

– Вам известно, что вы подозреваетесь в убийстве диспетчера Подпаскова? – спросил Василий Пименович.

– Да, – сказал Яковлев, – диспетчера Подпаскова убил я.

Яковлев по-прежнему смотрел куда-то за спину пол­ковника Бирюкова и казался спокойным. Василий Пиме­нович рисовал фигурки на листе бумаги, а Леденев не торопясь раскрывал новую пачку сигарет, поддевая ногтем красный целлофановый хвостик. Хвостик не подда­вался, ноготь майора скользил по пачке, и Юрий Алек­сеевич начал тихо злиться. Полковник Бирюков вздох­нул, выпрямился, перевернул испещренный рисунками лист бумаги чистой стороной и спросил:

– Вы отдаете себе отчет, Яковлев, в том, что сказа­ли нам?

– Отдаю.

– Что ж... Тогда расскажите, как все это произошло.

По словам Валерия Николаевича, выходило, что все произошло случайно и неожиданно для него самого. Он никогда не проявлял явной ревности к своей жене, но в глубине души, как, наверное, и многие мужчины, а осо­бенно те из них, которые часто и подолгу отлучаются из дому, допускал некоторые сомнения...

– Все-таки я старше ее на десять лет, – сказал Яков­лев. – И характеры у нас разные. Таня любит шумные компании, общество, как она говорит, а мне предпо­чтительнее домашний уют, тишина, возможность побыть с Таней. Извините, я, наверное, не то говорю...

– Продолжайте, продолжайте, – сказал Бирюков.

– Словом, я бывал с ней там, где мне не по себе... Иногда мне не нравилось, когда какой-нибудь хлюст был чересчур внимателен к жене, но неудовольствия своего я не высказывал. Не хотел выглядеть старым ревнивцем... Но видимо, какой-то червячок внутри существовал. Да... Можно мне закурить? – Яковлев затянулся дымом, с ми­нуту молчал, затем продолжал снова: – Все началось с записки. Я вошел к себе в каюту и увидел на письмен­ном столе листок. Печатными буквами там было написа­но: «Яковлев! Ты – рогатый козел! Твоя жена – шлю­ха...» Ну и дальше в том же духе. Что она с диспетчером Подпасковым в его квартире...

– Где эта записка? – спросил Леденев.

– Тогда, в каюте, я сунул ее в карман... Потом, пос­ле всего этого, вспомнил о ней, обшарил все карманы, но не нашел. Вероятно, обронил где-то...

– Жаль, Яковлев, жаль, – сказал полковник. – Эта записка сейчас была бы как нельзя кстати.

– Какое это имеет значение? – возразил старпом. – Разве я отрицаю свою вину?

– Так-то оно так... Но продолжайте.

– Прочитав записку, я потерял самообладание, буд­то шарахнули чем по голове.

– И вы ни на миг не усомнились в истинности сооб­щенного вам? – спросил Леденев.

Яковлев опустил голову:

– Я понимаю ваш вопрос... Потом... Уже после слу­чившегося, когда остыл маленько, тогда думал... Думал, что могли ведь и наплести на Таню...

Старпом поднял голову и посмотрел на Юрия Алек­сеевича, затем перевел взгляд на Бирюкова.

– Но ведь я видел, как она распивала шампанское с этим типом! – выкрикнул он.

– Успокойтесь! – сказал полковник Бирюков. – Про­должайте рассказ и старайтесь не пропустить подробно­стей.

– Ну, я, значит, выбежал на причал и направился к проходной, чтобы их... проверить...

– Вы знали, где живет Подпасков?

– В позапрошлый приход я поздно уходил с судна, уже после часу ночи. В диспетчерской порта мне дали дежурную машину и попросили заехать к Подпаскову, чтобы передать записку. Я знал, где он живет...

– А до этого вы были знакомы?

– Конечно. Он закреплен за нашим судном и по приходе «Уральских гор» всегда бывает на борту.

– Какие у вас были отношения с диспетчером Подпасковым? – спросил Юрий Алексеевич.

– Нормальные отношения. Дело он знал.

– Хорошо. Значит, вы отправились к нему на квар­тиру, – уточнил Василий Пименович. – В котором часу это было?

– Около восемнадцати часов. У проходной я схватил такси и поехал прямо туда...

– У вас были какие-то определенные намерения?

– Не знаю... Кажется, нет. Мне надо было самому во всем убедиться... Я поднялся по лестнице. Рванул дверь, но она была заперта. Позвонил. Открыл Подпа­сков. Мне показалось, что он удивился моему появлению, но отступил в сторону, приглашая войти.

– Удивился или испугался? – задал вопрос Василий Пименович.

– Нет, испуганным я бы его не назвал. Потом я за­думывался над этим, и меня смущала его готовность, с которой он приглашал меня войти.

– Вы хотите сказать, что застигнутые врасплох лю­бовники так себя не ведут? – спросил Леденев.

– Да, именно это я хотел сказать... В комнате Подпаскова я увидел Таню. Она держала в руках бокал. На столе стояла открытая бутылка шампанского и второй бокал. Увидев меня, Таня побледнела... Я велел ей тотчас уходить. И она вышла. Мы остались с Подпасковым вдво­ем. Я хотел показать ему записку и потребовать объяс­нений. Но он меня опередил. Он сказал... Лучше б ему не произносить этих слов...

Яковлев замолчал и потянулся за сигаретой. Василий Пименович и Леденев ждали, когда он закурит.

– И что он оказал?

– Он сказал мне: «Что ты бегаешь, чиф, за своей бабой, как ошпаренный пес? Это такая порода: захочет, так у тебя на глазах отдастся кому угодно... Садись, вы­пьем лучше».

Старпом глубоко затянулся, потом еще и еще... Тща­тельно загасил в пепельнице сигарету.

– Если б он не сказал этого, возможно, все бы обо­шлось. Но от этих слов разум мой снова помутился. Я ударил Подпаскова...

– Чем ударили?

Яковлев удивленно глянул на Бирюкова:

– Как «чем»? Кулаком. – Он сжал пальцы правой руки в кулак. – Вот этим, – сказал старпом.

Бирюков и майор переглянулись.

– Да-а, – протянул полковник. – И что же вы, хо­тите всерьез уверить нас, что отправили Подпаскова на тот свет кулаком? Кулак, правда, у вас приличный...

– Нет, конечно! – ответил Яковлев. – Кулаком, на­верное, не убьешь. Но двинул я его крепко, и он, по-мо­ему, упал. Ну и мог удариться головой обо что-нибудь. Поверьте, я не хотел убивать.

– А может быть, это и не вы убили? – спросил Васи­лий Пименович.

Поначалу Леденев подумал, что Бирюков задал не тот вопрос, но затем решил, что психологически такой пово­рот в допросе будет верным.

– А кто же еще мог убить? – удивился Яковлев, и Юрий Алексеевич отметил, что удивление старпома было искренним.

«Или очень профессионально играет», – подумал он, преодолевая то внутреннее сопротивление, которое при­ходило, когда он думал о Яковлеве как об убийце.

– Что вы делали потом? – спросил он старпома.

– Я выбежал из квартиры... Почему-то мне против­но было от мысли оказаться дома, требовать объясне­ний у жены... Я бродил по городу, дважды подходил к своему дому, но войти не решился. Затем купил водки и отправился на такси в поселок Гремячий Ручей. Там работает на барже шкипером мой родственник из нашей деревни. Баржа у него была на отстое, а сам он на борту. Там мы напились... Утром стали опохмеляться, – словом, пьянка началась по новой... Мне показалось, что жизнь кончилась, я снова и снова вспоминал содержание запис­ки, и перед глазами моими вставала жена с бокалом шам­панского в руках. А к вечеру приехал баржевой матрос из Поморска. Он и рассказал об убийстве Подпаскова... Я перестал пить и рано утром первым автобусом по­ехал в город. Сразу хотел идти в милицию и обо всем рассказать, но после выпитого мучила жажда. Решил выпить пива. В последний, так сказать, раз...

Яковлев замолчал, потянулся было к сигарете, но спо­хватился, отдернул руку и вопросительно посмотрел на Бирюкова.

– Курите, курите! – сказал полковник. – Что вы еще можете добавить к своему рассказу?

– Больше ничего.

– Хорошо. А теперь мы зададим вам несколько во­просов. Давайте вы, Юрий Алексеевич.

– Кто-нибудь, кроме вас, знает о том, что вы полу­чили записку?

– Нет, я никому не говорил. Сами понимаете, что такой информацией не делятся...

– Понимаю, а шкиперу, вашему родичу, вы говори­ли о случившемся?

– Нет.

– А как вы объяснили ему неожиданный визит и пиршество?

– Ну... Как вам сказать... У моряков не принято до­искиваться до причин, по которым их товарищ решил «дать газ» – загулять, значит... Сказал, что пришел с рейса, давно не видел земляков, решил навестить... Это­го ему было достаточно.

– Понятно, – оказал Бирюков. – А теперь посмотри­те сюда. Ваши гантели?

– Да, – растерянно сказал Яковлев. – Это мои ган­тели. Я держу их в каюте, чтоб иногда размяться.

– Посмотрите внимательно, Валерий Николаевич. Гантели эти кустарного производства, но и такие изде­лия могут быть похожими одно на другое.

– Да нет же, это мои гантели, – сказал старпом. – Вот здесь, видите, две каверны рядом и царапина на другой. Я хорошо знаю свои вещи.

– Это похвально – знать свои вещи... Ваше утверж­дение запротоколировано... Дело в том, что одной из этих гантелей был убит диспетчер Подпасков.

– Как?! – вскричал Яковлев. – Но я...

– Вот именно вы... Вы могли использовать один из этих снарядов в качестве орудия убийства. Видите, как легко отвинчиваются шары с рукоятки! Один такой шар вместе с рукояткой был обнаружен за дверью черного хода у котельной. На шаре нашли следы волос и кожи. Да и форма травмы на голове Подпаскова соответствует фор­ме и размерам шара на гантели. Второй шар, свинчен­ный за ненадобностью, сегодня ночью был найден во время обыска в вашей каюте. Там же была и другая гантелина. Члены экипажа признали это вашей собствен­ностью, как только что признали и вы сами...

– Так, – глухо произнес старпом. – Но как... Как могло попасть туда?..

– Мы и пытаемся выяснить, – продолжал Бирю­ков. – Подпасков убит гантелью – в этом сомнений у нас нет. Но кто ее принес? Если не вы, следовательно, и обвинять в убийстве вас нельзя. При всем уважении к вашему крепкому телосложению я не могу согласиться, чтоб с помощью кулака можно было бы отправить к праотцам такого здоровяка, каким был диспетчер.

– Так что же произошло? – сдавленным голосом спросил Яковлев.

– Пока не знаю, – сказал Бирюков. – Значит, если не вы принесли гантель, вы – не убийца. А если убили вы, то вашему искреннему признанию, которое вы сдела­ли нам сегодня – грош цена. Вы далеко не мальчик и, конечно, понимаете, что одно дело убить так, как, судя по вашему рассказу, это сделали вы, а убийство с зара­нее обдуманным намерением – совсем другое дело. Вот, послушайте. – Василий Пименович раскрыл небольшую книгу, лежащую у него с левой стороны стола, под ру­кой. – «Умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах, – прочитал он, – наказывается лишением сво­боды на срок от восьми до пятнадцати лет со ссылкой или без таковой или смертной казнью». Ну, пока отяг­чающих обстоятельств в вашем деле не усматривается. А теперь, посмотрите, как оценивается уголовным зако­нодательством ваш рассказ. «Умышленное убийство, со­вершенное в состоянии внезапно возникшего душевного волнения, вызванного насилием или тяжким оскорблени­ем со стороны потерпевшего... – наказывается лишением свободы на срок до пяти лет или исправительными ра­ботами на срок до одного года». Видите, как разнятся правовые нормы?

– Вижу, – сказал Яковлев. – Только зачем все это? Я признал свою вину... Чего же еще?

– Весь вопрос в том: какую вину? Надо выяснить: как гантели разделились между вашей каютой и домом убитого? Пока на этот вопрос вы не ответили, да и у нас нет объяснения. И записочку потеряли... Неудачно все складывается. У вас больше ничего нет, Юрий Алексеевич, к Яковлеву? Тогда отправьте подозреваемого. Яков­лев, подумайте обо всем в одиночестве, может быть, вам придут на ум какие-то мелочи, которые вы упустили. По­думайте. Если вспомните что-то новое, требуйте у надзи­рателя свидания со мной.

 

Некоторое время Леденев и полковник молчали. За­тем Василий Пименович подошел к окну и принялся что-то выстукивать по стеклу.

– Что скажешь? – спросил он наконец, резко пово­рачиваясь к Юрию Алексеевичу.

– А что сказать?.. И так можно прикидывать и эдак. Я со вчерашнего вечера, как узнал от его жены обо всем, да еще после обыска на судне особенно, прикидываю Яковлева на роль Волка. Не ложится он на эту роль, ну никак не ложится, Василий Пименович!

– Эмоции, дорогой майор... А факты?

– Факты, конечно, упрямая вещь. Пока они свиде­тельствуют против него. Гантели... И эти страницы из «Правил» в тайнике... Какая-то связь между Яковлевым и убитым Беном, конечно, есть. Но какая?

– Это нам и надлежит выяснить. Какие у тебя сооб­ражения в целом, Юрий Алексеевич?

– Мне представляется сложившееся положение та­ковым. Разберем два варианта. Первый: Яковлев – чело­век Мороза, может быть, и не тот Волк, о котором Мороз радировал Биллу, но из той же компании. Что полу­чается в этом случае? У Мороза вышел из игры помощ­ник. Передача материалов завершенной ими операции «Сорок четыре» затрудняется, если не срывается вовсе. Мороз попытается проинформировать об этом Билла. Зна­чит, следует ждать выхода резидента на связь. Возмож­но, на теплоходе «Уральские горы» есть и другие сообщ­ники Мороза.

– А если Яковлев не причастен к этой компании? – спросил Василий Пименович.

– Тогда его арест успокоит Мороза, и материалы поедут в Скаген на «Уральских горах». Я думаю, что Мороз, узнав об аресте Яковлева в связи с убийством Подпаскова, решит, что мы клюнули на живца. Надо быть начеку, опять-таки все внимание «Уральским горам». Если Волк там, то туда не замедлит явиться и Мороз, хотя они могут встречаться и не на судне.

– А что будем делать с Яковлевым?

– Искать факты, которые бы прояснили его участие во всей этой истории. Ведь это мы обвиняем его в убий­стве с заранее возникшим намерением, значит, и обя­занность искать доказательства его виновности возлага­ется на нас. Подозрения по поводу его участия в группе Мороза ведь не снимаются...

– Конечно, – сказал полковник. – Все это на нем остается. Прикажите, Юрий Алексеевич, еще раз тща­тельно обследовать одежду Яковлева. Пусть вообще заменят ее на казенное платье. Если он – Волк, не исключена попытка уйти от нас, как это сделал Эрнст Форлендер.

– Будет исполнено, товарищ полковник.

– Теперь по поводу ваших размышлений. В принци­пе я согласен со всем. Конечно, главное сейчас – «Ураль­ские горы». Все внимание переключаем туда. Рейс мы, разумеется, не задержим. Я свяжусь с пароходством и условлюсь, чтоб безо всякого шума дали на теплоход «Уральские горы» нового старпома из резерва. А Митро­хина, Юрий Алексеевич, заменишь ты...

– Я?! – удивился Леденев.

– Да, ты. Потому я и задержал Демьяна Кирилло­вича Митрохина, чтоб вы при моем участии договори­лись о передаче дел в ресторане. Для Митрохина мы организуем отпуск по семейным обстоятельствам и от­правим из города на две недели. Он тебе передаст все полномочия: ключи, людей, а также расскажет о произ­водственных деталях, особенностях своей работы – пря­мо здесь. С береговым руководством Митрохина я уже договорился, так что все будет в порядке...

– Боязно, – сказал Леденев, – за такое дело никог­да не брался. А вдруг под растрату попаду?

Бирюков рассмеялся.

– Эх, ты! – сказал он, продолжая улыбаться. – Рас­траты испугался... Ведь директор прямого выхода к мате­риальным ценностям не имеет, только через буфет и заведующего производством, из рук которых продукты идут к пассажирам. Разве сие тебе не известно?

– Известно, конечно, а все же...

– Судят тех, кто махинации затевает, – сказал Васи­лий Пименович. – А у тебя просто времени на махина­ции не хватит, на один ведь рейс идешь... Ну ладно, шут­ки долой, давай о деле... На судне будьте осторожны, – уже официальным тоном продолжал Бирюков. – Если мы и допустим, что Волк – старпом Яковлев, то нет га­рантии, что его подручные не остались на судне. Вы попытаетесь привлечь кого-то для оказания вам помо­щи, а окажетесь в объятиях кого-нибудь из той банды.

– Это мне понятно, – сказал Леденев. – Когда от­правиться на судно?

– Завтра с утра. Сегодня – беседа-инструктаж с Митрохиным, затем домой – отдыхать... В восемь ча­сов я жду вас, Юрий Алексеевич, у себя. Будет боль­шой разговор по вашей работе в рейсе и, если понадо­бится, в Скагене. Да! Кстати, где-то там еще со времен войны у меня остался хороший друг. Активный участник Сопротивления, подпольщик, был в отряде коммандос... Попробуйте справиться о нем. Может быть, разыщете... Он вам пригодится.

– Это уже что-то, – отметил Юрий Алексеевич.

– Постой! – воскликнул Бирюков. – Да ведь ты его должен знать! Помнишь высадку в районе Тромсё?

– Зимнюю? – спросил Леденев.

– Ну да. Когда нас окружили егеря, и если б мы не сумели выйти к берегу моря, то нам была бы крышка...

– А ведь я не был тогда с вами, – сказал Юрий Алексеевич. – В госпитале лежал...

– Верно говоришь, – разочарованным тоном произ­нес полковник. – Тогда ты его не можешь знать. Он ведь как раз и вывел отряд к морю. Кажется, сейчас он работает в Скагенском порту лоцманом. Его зовут Лейв Эйриксон...