ВЫЛЕТЕТЬ НОЧНЫМ РЕЙСОМ

 

Он любил собирать грибы. Знал повадки и уловки раз­ных представителей грибного племени, знаком был с их привычками, умел раздобывать и самого царя грибов – белый гриб, а уж готовил из своей добычи такие ку­шанья, что все только ахали и записывали подробности технологии. Происходил Андрей Иванович Гуков из той самой Рязани, в которой «грибы с глазами». После войны служил на побережье Баренцева моря, здесь и остался... А в Заполярье какие грибы! В тундре да в распадках, занятых тайгой, их, конечно, на жареху наберется. Только чем-то местные грибы Гукову не нравились. Правда, в отпуск или в другие свободные дни Андрей Иванович и соблазненные им сослуживцы спускались пониже, на юг, в соседнюю Карелию, и отводили грибную душу – тут даже рыжики росли, каких не бывает на Рязанщине во­все. Но вылазки эти были не часты.

А вот когда вслед за начальником управления Щер­баковым уехал Андрей Иванович на работу в Москву, тут он вполне развернулся. Все Подмосковье по этой части изучил и в соседние области, особенно, конечно, в Ря­занскую, заглядывал. Вскоре кто-то из молодых и язы­кастых сотрудников не замедлил пустить по отделам шутку: «Кайая разница между агентом 007 и грибом боровиком? Ответ: когда против них работает Гуков – ни­какой, оба окажутся в корзине».

Июль в Подмосковье выдался переменный. День – дожди, два дня – солнце... Самые грибные условия. На последние дни месяца приходились суббота с воскресень­ем, в пятницу Гуков закрыл среднее по трудности дело, горящего ничего не предполагалось, и мысленно он ехал уже на автобусе Москва – Касимов, ехал в озерную Ме­щеру. Он знал там заповедное место, где по его расчетам должны были появиться белые грибы. Но человек пред­полагает, а бог, то бишь начальство, располагает...

Время подходило к рубежу, означавшему конец неде­ли. «Уик-энд», – усмехнулся Гуков и принялся собирать бумаги со стола. Аккуратно разложил их по папкам, спрятал в сейф, одновременно достав оттуда клубок су­ровых ниток и оплывшую палочку сургуча. Он приготовил эти принадлежности для опечатывания сейфа – на столе уже не было ни одной бумажки – и привычным жестом выдвинул один за другим ящики, проверил, не осталось ли там какого-либо документа.

Июльское солнце жарило вовсю. Андрей Иванович за­крыл верхнюю часть окна и опустил штору. Он готовил­ся опечатать сейф и зажег уже спичку, как в динамике селекторной связи зашелестело и Щербаков спросил:

– Ты не ушел, Андрей Иванович?

Ничего особенного в таком вопросе не было, но серд­це у Гукова екнуло.

– Собираюсь, – упавшим голосом ответил Андрей Иванович.

– Тогда загляни ко мне, – сказал Василий Кузьмич.

В коридорах было оживленно, пробила, как говорит­ся, пушка, наступали дни отдыха, и сотрудники, с удо­вольствием разговаривая на неслужебные темы, спешили к выходу. Не все, конечно, спешили... Были и такие, кто останется здесь до поздней ночи, а кому и завтра, и в во­скресенье предстоит работа. И какая работа! Но в целом и здесь, как в обычном советском учреждении, люди ра­ботают до шести и два дня в неделю отдыхают. Если уда­стся, конечно...

«Вот мне, кажется, не удалось, – подумал Гуков, при­ближаясь к кабинету Щербакова. – Ведь не в попутчики же до Спас-Клепиков собирается он проситься ко мне...»

В приемной Василия Кузьмича на Гукова недовольно глянул молодой офицер – адъютант Щербакова.

– Ждет, – сказал он.

Андрей Иванович кивнул.

– И я вас буду ждать, – добавил адъютант.

«Все ясно, – подумал Гуков. – А ты еще надеялся, чудак!..»

Адъютант тоскливо взглянул на большие часы в углу.

– Через два часа самолет уходит со Внукова, – до­верительно сказал он Гукову. – Ребята будут ждать. Про­пал наш поход!

– А меня грибы теперь не дождутся, – ответил Анд­рей Иванович и потянул на себя тяжелую дверь.

Василий Кузьмич сидел за столом и торопливо писал в настольном блокноте. Услыхав звук открываемой две­ри, он приподнял седую голову, молча показал взгля­дом – садись, мол, – потянулся и выключил вентилятор. Стало тихо. Из-за окон едва доносился уличный шум лет­ней Москвы, но шум приходил сюда слабый, какой-то не­реальный, призрачный.

Гуков сел, приготовился слушать.

– Где бродишь-то? – проговорил Щербаков ворчливым тоном.

Но Андрей Иванович понимал, что шеф напускает на себя эдакую строгость... Так всегда бывало перед ответ­ственным заданием. Он знал Василия Кузьмича давно, и теперь, уловив знакомые нотки в голосе Щербакова, Гу­ков окончательно распростился с мыслью о поездке в ря­занские леса.

– Где, говорю, пропадал? – спрашивал меж тем Ва­силий Кузьмич. – Уже битый час тебя вызываю!

– Сдавал дело в секретариате, потом в НТО забегал, к экспертам, – ответил Андрей Иванович.

– Это хорошо, – сказал Щербаков, и непонятно было, что именно хорошо, но Гуков не обратил на эту нело­гичность внимания: он знал, что сейчас начнется серь­езный разговор. – Ты Королева помнишь? – спросил Ва­силий Кузьмич. – Вадима Николаевича?

– А как же! Конечно помню. Он начальником горотдела в Рубежанске.

– Это хорошо, что не забываешь старых сослужив­цев. Никогда не надо забывать тех, с кем когда-то делил хлеб-соль. А при случае и на помощь надо прийти. А как же иначе?! Иначе нельзя...

Щербаков включил вентилятор, в кабинете было душ­новато, вентилятор зажужжал, Василий Кузьмич помор­щился и щелкнул выключателем.

«Сдал старик, – подумал о нем Гуков, хотя сам был лишь на восемь лет моложе. – В лес бы вытянуть его на недельку!.. Что там с Королевым приключилось? Неспроста ведь он затеял разговор о нем».

– Почему именно ты? – неожиданно сказал Щербаков, порою он любил начинать разговор с конца, не объ­ясняя сразу, что и как и почему. – Во-первых, Королева знаешь давно, вместе работали, и неплохо работали, дол­жен я тебе сказать. Во-вторых, дело связано с комбина­том «Рубежанскникель», а ты у нас известный спец по редким металлам. Помнишь как в Никельграде с тобой брали Белозубова?

– Очень вам тогда к лицу была форма старшины милиции, – ввернул Гуков, и это было его маленькой местью за испорченный конец недели. – Будто всю жизнь но­сили...

Щербаков усмехнулся.

– Намек принят к сведению, – сказал он. – А дело в Рубежанске приключилось такое. В воскресный день в пригородном озере Ультигун утонула молодая граждан­ка. Звали ее Ириной Вагай, работала она режиссером народного театра при Дворце культуры «Рубежанскникедя». Выпускница Московского института культуры. Да... По­началу все сочли это заурядным несчастным случаем. А потом... Потом дело повернулось так, что Королев ока­зался в сложной обстановке. Он ждет теперь твоей по­мощи. Прочти-ка вот эти бумаги. – Щербаков протянул Андрею Ивановичу тонкую кожаную папку.

– Он сам просил, чтоб именно я?..

– Сам не сам... – проворчал Василий Кузьмин. – Ка­кое это имеет значение? Намекнул, конечно. Большие вы мастера по части намеков. Ты читай, читай! Веселая, я тебе скажу, история.

Пока Гуков читал, Василий Кузьмич поднялся из-за стола, подошел к окну, отодвинул штору и посмотрел вниз, на большую площадь, по которой потоками шли ав­томобили; площадь обтекали люди, а на них смотрел вы­сокий человек в длинной шинели, Феликс Эдмундович Дзержинский...

– История, скорее, печальная, – сказал, закрывая папку, Андрей Иванович. – Когда ехать?

– Сегодня ночью. В приемной получишь у моего парня, я его специально задержал, проездные документы и прочее, билет уже заказан. Вылететь надо ночным рей­сом.

– Хорошо, – сказал Гуков. – Заеду только домой, со­беру вещички.

– Зое Васильевне от меня поклон. Небось за гриба­ми собрались?

– Собрались.

– Ты б меня когда-нибудь прихватил.

– Это можно.

– Я почему тебя ночью отправляю! – сказал Щер­баков. – Завтра ведь суббота. Пока летишь, то да се, и в Рубежанске с Москвой во времени разница – словом, бу­дешь в семь утра по местному времени. Королев тебя встретит. Отдохнешь с дороги, поговоришь с товарищами, войдешь в курс дела на месте – оно ведь там все не так видится, как из Москвы. Осмотришься – и на пляж, Не забудь прихватить плавки с собой... Там и начнешь присматриваться. На друзей и знакомых Ирины Вагай тебя выведут люди Королева. Вот тебе и воскресный отдых. Говорят, красивое озеро Ультигун. Заодно позаго­раешь, изучая место, где произошел так называемый не­счастный случай. И пусть попробуют упрекнуть меня, что я не забочусь о здоровье своих работников! – Щер­баков встал. Улыбка исчезла с его лица, он протянул Гукову руку: – Поезжай, помоги Королеву, разберитесь вместе в этом деле. В том краю нам совсем ни к чему та­кие неожиданности. Впрочем, они везде, эти неожидан­ности, не нужны. На том стоим. Иди. Там мой парень тебя заждался. Поход у него срывается... Он, ты понимаешь, на байдарке сквозь пороги проходит... Так я до по­недельника сам не свой. Все звонка жду... Понавыдумывали себе разное хобби на мою седую голову! Попутно­го ветра тебе, Андрей.

 

Самолет улетал ночью. В аэропорт Гуков приехал ра­но – ему не хотелось допоздна задерживать водителя служебной машины. Андрей Иванович часа два сидел с книгой в удобном кресле зала ожидания среди улетающих в разные концы страны отпускников – их можно бы­ло узнать по ящикам и сеткам с фруктами, – скучающих командированных с портфелями, многоголосого гомона пассажиров, равнодушных объявлений о начале посадки и регистрации билетов и рыкающих раскатов вырулива­ющих на старт лайнеров.

Книга в руках Андрея Ивановича была интересной, сборник детективов Жоржа Сименона. Писатель этот нравился Гукову тем, что не увлекался исключительно разгадкой преступления, как это делала, например, Агата Кристи, большая мастерица сплетать замысловатое де­тективное кружево. Сименона больше интересовало не как было совершено преступление, а почему оно соверши­лось, какие силы заставили человека нарушить законы, каковы психологические предпосылки преступления. По­следнее всегда занимало Андрея Ивановича. Он постоян­но следил за работами юристов-теоретиков в этой обла­сти, были у Гукова и свои соображения на этот счет, но дальше выступлений на занятиях в системе профессио­нальной переподготовки, на курсах и совещаниях он не пошел – времени не хватало. На его работе совмещать практику с серьезными научными исследованиями трудно.

Объявили регистрацию билетов на Рубежанск. Гуков спрягал Симеяона в объемистый портфель, с которым ездил в командировки, и не торопясь, чтоб не томиться в очереди, пошел к стойке с весами для багажа. В само­лет посадили всех быстро, без случающихся порой до­садных аэрофлотовских неожиданностей. Место у Андрея Ивановича было у окна, но вид ночной Москвы его не волновал. Он вдоволь на этот вид насмотрелся, прилетая и улетая по своим особо важным делам, которыми зани­мался уже много лет, и Гуков вернулся к Сименону – спать в самолете он мог, лишь изрядно утомившись.

Его сосед, молчаливый мужчина неопределенного воз­раста, скользнул глазами по обложке и с интересом гля­нул на Гукова.

– Сумели достать? – спросил он. – Я вот не смог... Одна надежда на друзей в рубежанском книготорге.

– Вы из Рубежанска? – спросил Гуков. Он никогда не избегал дорожных знакомств. Порою такой вот попут­чик может дать тебе довольно приличную информацию для первоначальной ориентировки в незнакомом городе.

– Да, – ответил сосед, – из Рубежанска. Две недели уж не был... Спешу домой.

Гуков ждал, что попутчик разговорится, но тот отки­нул вдруг спинку кресла, зашаркал ногами, устраивая их поудобнее, повернул голову набок и закрыл глаза.

Андрей Иванович улыбнулся и развернул книгу.

Читал он еще час с небольшим, потом попытался улечься в кресле, беспокойно дремал, порой забывался, и возвращение к действительности сопровождалось неприят­ным, тягостным чувством.

Самолет начал снижаться, и Гуков снова включился в размеренный, неброский образ жизни комиссара Мегрэ.

Сосед спал и после того, как перестали реветь тур­бины. Андрею Ивановичу пришлось даже тронуть его за плечо, и тогда тот принялся снимать с полки пакеты и авоську с апельсинами.

Выходил Андрей Иванович одним из первых. О ве­щах ему тревожиться необходимости не было, да и ни о чем другом, кроме, разумеется, самого дела, беспокоиться не приходилось – ведь у трапа его ждал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, начальник рубежанского горотдела КГБ, давний сослуживец Гукова, Вадим Ни­колаевич Королев.