Формальная определенность

С нормативностью права связана его формальная определен­ность, т. е. точное обозначение обстоятельств, порождающих пра­вовые последствия, обозначение этих последствий, качеств, при­сущих участникам правоотношений, и др. Эта определенность не­обходима для отграничения неправомерного от правомерного, юри­дически значимого от юридически безразличного, для обозначения содержания прав и обязанностей участников правоотношения, а также мер принуждения, применяемых для охраны права.

Право может успешно функционировать лишь' при условии бесспорности, недвусмысленности, а также доказуемости условий возникновения прав и обязанностей (возникло правоотношение или не возникло?), точности определения содержания правоотношения (что именно необходимо делать или не делать для выполнения обя­занности? каковы гарантированные возможности поведения упра-вомоченного?), ясности запретов (чего нельзя делать?) и санкций за их нарушение.

Формальная определенность правовых норм имеет разновид­ности. Абсолютная определенность свойственна императивным нор­мам (если — то); относительная определенность (от — до, или — или) присуща диспозитивным нормам права, требущим или допус-

¹ О понятии "нормативно-правовое предписание" и его соотношении с нормой права см.: Давыдова М. Л. Нормативно-правовые предписания в российском законодательстве. Волгоград, 2001 и указанную там литерату­ру. С позиций теории нормативно-правовых предписаний, особенно их связей, "само право предстает не как простая совокупность правовых норм, — пишет автор, — а как система, построенная и функционирую­щая в соответствии с общими принципами, имеющая единый понятийный аппарат и преследующая в своем действии определенные общесоциаль­ные цели, выходящие за рамки сугубо юридических" (Давыдова М. Л. Нор-мативно-правовые предписания в российском законодательстве. Автореф. дисс. канд. юрид. наук. Саратов, 2002. С. 27).

кающим при их реализации "усмотрение" правоприменительных органов или участников правоотношения (при наличии достаточ­ных оснований, если стороны не договорились иначе, при наличии уважительных причин и т. п.). И абсолютная, и относительная оп­ределенность правовых норм в равной мере связана с доказуемос­тью предусмотренных ими обстоятельств, порождающих правовые последствия.

Термин "формальная определенность" вызывал возражения по тем основаниям, что формальная определенность свойственна законодательству, но не другим формам права. К тому же фор­мальная определенность (достоинство законодательства) порой ас­социируется с формализмом как соблюдением внешней формы в ущерб существу дела. А потому предлагалось для обозначения этого понятия использовать термин "юридическая определенность"¹. Дан­ное предложение осуществить не удалось. Изменения устоявших­ся терминов вообще редко удавались; кроме того, суждение: "пра­ву свойственна юридическая определенность" неудачно из-за тав-тологичности. Еще важнее то исключительное значение, которое для решения юридических дел имеют и точность правовых фор­мулировок, и формы совершения сделок, договоров, действий, по­рождающих юридические последствия.

Заметим, что формальная определенность (должна быть) свой­ственна не только праву, но и корпоративным нормам. В работе ряда современных акционерных и иных обществ нередки трудно­сти и перебои из-за нескончаемых споров о формальной правиль­ности тех или иных решений, принятых собранием или правлени­ем общества: был ли кворум, соблюдены ли сроки созыва собра­ния и т. п. Для упорядочения деятельности таких обществ нет иного способа, как детально определить в уставных документах точные сроки (периодичность) общих собраний, порядок оповещения (по­чтой, по телефону и др.), правомочный кворум (²/з, ³А членов об­щества или их представителей), процедуру принятия решений, го­лосования, выбора членов правления и т. д.

Возражения против термина "формальная определенность" связаны с тем, что в недавнем прошлом некоторые ученые-юрис­ты, сводившие право к текстам законов, отождествляли формаль­ную определенность с обязательностью и даже принудительно­стью права. Взгляд на тексты закона как на "приказ государст­ва" вел к выводу, что даже и закрепление законом прав граждан является велением, ограничивающим их свободу, "хотя бы уже

¹ См.: Бабаев В. К. Формальная определенность и возможности фор­мализации законодательства // Сов. государство и право. 1978. № 4. С. 47. В последующих трудах автор от этого предложения фактически отказался (см.: Общая теория права. Курс лекций. Нижний Новгород, 1993. С. 122).

Сущность права. Проблемы теории и философии права

f

Глава 3. Сущностные качества права

 

потому, что закрепляются именно такие, а не иные права, что именно этими, а не иными правами разрешается пользоваться. Кроме того, указываются возможности и характер пользования правами"¹.

Новое законодательство Российской Федерации отказалось от бытовавшего взгляда на права человека как на "дарования госу­дарства"², строго лимитированные властью³.

Вместе с тем становление гражданского общества и развитие правового государства по-новому остро ставят вопрос о качествах законов и иных нормативно-правовых актов, являющихся в нашей стране основным источником (формой) права.

Альтернативой (или дополнением к) термину "формальная определенность" могло бы стать понятие "формально-логическая определенность", поскольку нормативно-правовые предписания обычно обозначают юридически значимые жизненные обстоятель­ства в связи с их правовой оценкой. Для решения юридической ситуации важно не только установить (и доказать), что именно про­изошло, но и выявить правовые последствия этого ("если — то").

Иными словами, под формально-логической определенностью правовых норм (и выражающих их нормативно-правовых предпи­саний) понимается не только ясность (определенность, бесспорность) выражения юридических оценок, но и связь между ними ("пере­численные обстоятельства имеют юридическое значение, и их пра­вовые последствия заключаются в следующем...").

Проблемы формальной определенности права остро и посто­янно возникают в процессе становления, развития и реализации права Российской Федерации.

Необходимость формальной определенности правовых норм, содержащихся в кодексах и законах, неоднократно подчеркивалась Конституционным Судом Российской Федерации. "Формальная оп­ределенность налоговых норм, — говорится в одном из недавно принятых постановлений, — предполагает их достаточную точность, чем обеспечиваются их правильное понимание и применение. Рас­плывчатость налоговой нормы может привести к не согласующе­муся с конституционным принципом правового государства произ­вольному и дискриминационному ее применению государственны-

¹ Недбайло П. Е. Вопросы структуры советских правовых норм в связи
с постепенным перерастанием их в правила коммунистического общежи­
тия // Право и коммунизм. М., 1965. С. 129; Он же. Советские социалис­
тические правовые нормы. Львов, 1959. С. 73 и след.

² "Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадле­
жат каждому от рождения" (ст. 17, ч. 2 Конституции РФ).

³ "Перечисление в Конституции Российской Федерации основных прав
и свобод не должно толковаться как отрицание или умаление других об­
щепризнанных прав и свобод человека и гражданина" (ст. 55, ч. 1).

ми органами и должностными лицами в их отношениях с налого­плательщиками и тем самым — к нарушению конституционного принципа юридического равенства и вытекающего из него требо­вания равенства налогообложения, закрепленного пунктом 1 ста­тьи 3 Налогового кодекса Российской Федерации, а потому пре­дусмотренный в дефектных — с точки зрения требований юриди­ческой техники — нормах налог не может считаться законно уста­новленным"¹.

Под формальной определенностью правовых норм в реше­ниях Конституционного Суда Российской Федерации понимаются четкость и понятность правовых норм, их определенность, ясность, недвусмысленность, конкретность содержания, достаточное раз­граничение составов правонарушений, влекущих ответственность, выделение в диспозициях норм существенных признаков конкрет­ных правонарушений, дающих возможность дифференцировать и однозначно истолковывать составы этих правонарушений на прак­тике.

Критерий определенности правовой нормы Конституционный Суд Российской Федерации сформулировал как конституционное требование к законодателю: "Общеправовой критерий определен­ности, ясности, недвусмысленности правовой нормы вытекает из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (статья 19, часть 1 Конституции Российской Федерации), посколь­ку такое равенство может быть обеспечено лишь при условии еди­нообразного понимания и толкования нормы всеми правопримени­телями. Неопределенность ее содержания, напротив, допускает воз­можность неограниченного усмотрения в процессе правопримене­ния и неизбежно ведет к произволу, а значит — к нарушению прин­ципов равенства и верховенства закона"².

В связи с формально-логической определенностью правовых норм всегда существовала проблема соотношения их абстрактнос­ти и степени конкретизированности. Чрезмерная абстрактность формулировок правовых предписаний делает неясной, не вполне определенной сферу их применения или способ реализации; конк­ретизация предписания до уровня регулирования отдельного, еди­ничного отношения превращает норму в приказ, команду, распо­ряжение, исчерпываемое исполнением.

Рене Давид справедливо замечал, что важная проблема зако­нодательства в странах, где оно является основной формой (источ­ником) права, состоит в таком формулировании правовых норм, которое не страдает ни излишней казуистикой, ни слишком общи-

¹ Собрание законодательства Российской Федерации. 2001. № 10.
Ст. 996.

² Там же. Ст. 995.

Сущность права. Проблемы теории и философии права

Глава 3. Сущностные качества права

 

ми формулами, непонятными без специального толкования. "Пра­вовая норма романо-германской правовой семьи, — пишет Рене Давид, — является чем-то средним между решением спора — кон­кретным применением нормы — и общими принципами права. Ис­кусство юриста в странах романо-германской правовой системы состоит в умении найти норму и сформулировать ее с учетом ука­занного равновесия. Нормы права не должны быть слишком общи­ми, так как в этом случае они перестают быть достаточно надеж­ным руководством для практики; но в то же время нормы должны быть настолько обобщенными, чтобы регулировать определенный тип отношений, а не применяться, подобно судебному решению, лишь к конкретной ситуации. Добавим, что это равновесие вовсе не обязательно должно быть одинаковым во всех отраслях права: большая конкретизация желательна в таких отраслях, как уголов­ное или налоговое право, где стремятся максимально сократить произвол администрации"¹.

Проблема абстрактного и конкретного нередко возникает при осуществлении конституционных норм.

В действующей Конституции Российской Федерации содер­жатся положения, для реализации которых требуется принятие до­полнительных законов. Таково, в частности, право гражданина на замену военной службы альтернативной гражданской службой в случаях, предусмотренных ч. 3 ст. 59 Конституции. До тех пор, пока соответствующий федеральный закон, предусмотренный той же ста­тьей, не принят, названное право осуществить невозможно; поэто­му Конституция в данном случае имеет прямое действие лишь по отношению к органам законодательной власти, которым надлежит принять соответствующий закон, а также к органам правосудия, оправдывавшим тех, кто отказывается от военной службы по ос­нованиям, указанным в ст. 59 Конституции.

В юридической литературе давно и неоднократно отмечалась неосуществимость ряда конституционных положений без приня­тия нормативных актов, детализирующих эти положения до той степени абстрактности, которая способна воплотиться в конкрет­ных правоотношениях². Однако правоведение, насколько известно, еще не пыталось определить, что собой представляют с позиций теории права конституционные положения, которые, по замыслу законодателя, направлены на правовое регулирование, но не мо-

¹ Давид Рене. Основные правовые системы современности. М., 1988.
С. 99.

² См.: Халфина Р. О. Общее учение о правоотношении. М., 1974.
С. 56—57; Михалева Н.А. Социалистическая конституция (проблемы тео­
рии). М., 1981. С. 127 и след.; Стумбина Э. Я., Кузнецов А. В., Эглитис В. В.
Механизм реализации конституции (государственно-правовой аспект). Рига,
1984.

гут быть реализованы в правовой системе, так как они еще не по­лучили в текущем законодательстве развития и конкретизации, не­обходимой для их практического воплощения в общественных от­ношениях и правопорядке. Бытующие наименования их "норма­ми-принципами", "в известном или определенном смысле специ­фическими нормами особого рода" лишь подтверждают, что пра­вовые нормы в соответствующих текстах законов еще не воплощены.

В теоретическом плане эта проблема усложняется тем, что в последние годы в учебной и научной литературе распространилось противопоставление права и закона, основанное на предположе­нии, что право (мера свободы) всегда хорошо и справедливо, а за­кон (текст нормативного акта) нередко бывает несправедливым и плохим. Однако многолетняя неосуществимость ч. 3 ст. 59 Консти­туции Российской Федерации являет яркий пример прямо проти­воположного соотношения, когда не только хорошему и справед­ливому закону не соответствует осуществимое право, но и в обще­ственной жизни из-за этого возникают правовые конфликты и ано­малии. Получилось так, что текст закона, призванного выразить право, снимающее социальное напряжение (проблема военной служ­бы лиц, убеждения которых противоречат такой службе, остра в любом обществе), содержит лишь обещание создать такое право и потому не снимает, а, наоборот, усиливает социальную напряжен­ность, порождая трудности в работе военкоматов, жалобы и про­тесты призывников и их родителей, усложняя деятельность про­куратуры и органов правосудия.

Разумеется, лучше всего было бы, если бы каждый закон с самого начала был законом прямого действия, состоял из право­вых предписаний, не требующих развития и конкретизации в дру­гих нормативно-правовых актах. Тогда перед правоведением прак­тически могла бы и не возникнуть проблема различий и противо­речий между нашими правом и законом. Такие различия, однако, объективны и проявляются в ряде противоречий, недостаточное внимание к которым может существенно препятствовать претво­рению закона в жизнь.

К ним относится прежде всего противоречие между абстрак­тностью отдельных предписаний закона, лаконично определяюще­го основные принципы правового регулирования определенной сфе­ры общественной жизни, и конкретностью этой сферы, многообра­зием и индивидуальной неповторимостью составляющих ее жиз­ненных ситуаций и отношений. Данное противоречие нередко тре­бует такой конкретизации общих положений закона в подзаконном нормотворчестве, которая, не сужая сферу действия закона и вполне соответствуя его принципам, содержала бы формально-определен­ные нормы, отражающие типические черты соответствующих си­туаций и отношений и устанавливающие (в общей форме) доста-

Сущность права. Проблемы теории и философии права

Глава 3. Сущностные качества права

 

точно конкретные способы их регулирования юридическими сред­ствами в полном соответствии с целями закона. Нерешенность это­го противоречия делает закон практически неосуществимым (при чрезмерной абстрактности содержащихся в нем положений), либо ограничивает сферу его действия (при чересчур детальном, дроб­ном регулировании соответствующих отношений подзаконными ак­тами), либо может даже вести к искажению целей и смысла зако­на (при подмене закона лавиной ведомственных инструкций, про­тиворечащих замыслу законодателя).

В современной учебной и научной литературе часто порица­ются и высмеиваются "казуистические нормы" права Древнего мира и Средних веков.

"Казуистическими" называют нормы, условия применения которых и содержание возникающих правоотношений понятийно определялись не в общей форме ("кража"), а применительно к раз­ным случаям — отдельно "кража поросенка", "кража свиньи", "кра­жа жеребенка", "кража ночью", "кража днем", "кража со взло­мом" и т. д. Эти нормы исторически создавались в результате ре­шения судами конкретных дел ("казусов") и имели силу преце­дента.

В современной литературе существование таких норм объяс­няется отсталостью, недостатком юридического мышления (а то и неспособностью к абстрактному мышлению) в эпоху Древнего мира и Средних веков. Соответственно, казуистическим нормам старых времен противопоставляются общие, абстрактные формулировки современного законодательства. "Абстрактная гипотеза, — гово­рится в учебнике, — определяет условия применения нормы об­щими, родовыми признаками, казуистическая — частными, спе­циальными. Будучи исторически первичной, казуистическая гипо­теза в настоящее время практически исчезла из нормотворчества. Ее недостатки очевидны: ее употребление ведет к чрезмерному увеличению числа норм и одновременно не дает возможности до­биться полноты юридических определений. Сколько бы ни предус­матривалось отдельных случаев, всегда найдется еще один, казу­истической гипотезой не предусмотренный. Абстрактная же фор­ма охватывает все возможные случаи, не называя конкретно ни одного из них"¹.

Внешнюю убедительность таким рассуждениям придают ссыл­ки на средневековые нормы о краже отдельно — поросенка, от­дельно — винограда, отдельно — жеребца. Редко упоминается, что эти нормы были нормами-прецедентами, складывавшимися от слу­чая к случаю в судебной практике Древнего мира и Средних веков.

Не говорится и о том, что усилия судей и правоведов тех вре­мен были направлены на конкретизацию запретов и дифференци-

ацию наказаний за разные виды преступлений и других правона­рушений. Такая конкретизация всегда чрезвычайно важна для раз­вития права.

Давно признано, что запреты должны быть описаны макси­мально точно как составы правонарушений, а наказания опреде­лены в соответствии со степенью общественной вредности или опас­ности последних. Именно поэтому в "Салической правде", откуда обычно берутся смешные примеры "казуистических норм", опре­деляются разные наказания за, примерно, 25 видов убийств: убий­ства свободного франка, свободной женщины, ребенка, священни­ка, графа, римлянина (или королевского сотрапезника, или земле­владельца, или обязанного платить подати), убийство раба, чело­векоубийство скопищем, убийство в походе и т. д. Усилия средне­вековых юристов, формулировавших эти казуистические нормы, были направлены на учет объективной стороны преступлений (ско­пищем, в походе), на повышенную охрану жизни женщин, детей, представителей привилегированных сословий и др.¹

Процитированные выше рекомендации современных юристов повышать абстрактность гипотез правовых норм способны оказать законодателю дурную услугу.

Изучение истории права и законодательства не подтверждает нередко провозглашаемой закономерности развития правовых по­нятий и норм от конкретных к абстрактным, от казуистических к общим. Напротив. Зачастую происходит противоположный процесс.

Если "Салическая правда" различала примерно 25 видов убийств, влекущих разные наказания, то в современном Уголов­ном кодексе Российской Федерации определены различные нака­зания за более чем 40 видов убийств и других деяний, повлекших смерть людей (с учетом квалифицирующих обстоятельств, входя­щих в состав преступления, обозначенных в статьях, частях ста­тей или перечисленных ("а равно", "или") в них).

Дифференциация составов преступлений необходима для того, чтобы наказание, применяемое к лицу, совершившему преступле­ние, было справедливо, т. е. соответствовало характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совер­шения и личности виновного (ст. 6 УК РФ). Нелишне напомнить, что даже в советское время, когда преобладало апологетическое, комментаторское отношение к законодательству, юристами пори­цалась чрезмерная абстрактность одной из норм Уголовного ко­декса РСФСР, предусматривавшей наказание за должностное пре­ступление "до 10 лет лишения свободы". Справедливо указыва­лось, что законодательное установление санкции: "от '/? года до 10

 

Спиридонов Л. И. Теория государства и права. М., 1999. С. 156.

¹ См.: Салическая правда / Русский пер. Н. П. Грацианского и А. Г. Муравьева. Казань, 1913.

Сущность права. Проблемы теории и философии права

Глава 3. Сущностные качества права

 

лет" при неконкретизированном определении состава преступле­ния непомерно расширяет свободу усмотрения суда и делает его решение (приговор) практически непредсказуемым.

Современное право России страдает не казуистичностью, а декларативностью и противоречивостью, дающими неоправданный и чрезмерный простор свободе усмотрения должностных лиц. В По­слании Президента Российской Федерации Федеральному Собра­нию Российской Федерации говорится: "Огромное число уже при­нятых декларативных норм, их противоречивость дают возмож­ность для произвола и произвольного выбора, недопустимого в та­кой сфере, как закон. Мы практически стоим у опасного рубежа, когда судья или иной правоприменитель может по своему собствен­ному усмотрению выбирать норму, которая кажется ему наиболее приемлемой"¹.

Конституционный Суд Российской Федерации не раз указы­вал на то, что в современном налоговом законодательстве некото­рые составы налоговых правонарушений обозначены столь неопре­деленно, что за совершение одних и тех же неправомерных дей­ствий нарушитель может быть наказан дважды, а это противоре­чит принципам юридической ответственности. Указывалось и на то, что ряд содержащихся в налоговом законодательстве понятий иногда определяется настолько расплывчато, неконкретно и про­тиворечиво (обозначения субъектов и объектов налогообложения и др.), что они лишаются юридического содержания и потому раз­лично толкуются при применении².

Из книги в книгу, из учебника в учебник переходит осмеяние "Салической правды" за то, что она не содержит общего, абстрак­тного понятия "кража". Но при этом не замечается, что хотя в дей­ствующем уголовном законодательстве Российской Федерации ус­тановлено около десяти видов кражи (ст. 158, ч. 1; ч. 2, пп. а, б, в, г; ч. 3, пп. а, б, в; ст. 229 и другие Уголовного кодекса РФ), однако общего понятия "кража" нет или оно, по крайней мере, определе­но противоречиво.

В ч. 1 и примечании к ней ст. 158 УК кража определяется как тайное хищение чужого имущества, т. е. совершенные с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинив­шие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества. Размер кражи в той же статье учитывается как квалифицирую­щее обстоятельство только крупный, в пятьсот раз превышающий МРОТ (минимальный размер оплаты труда).

¹ Российская газета. 4 апр. 2001. С. 3.

² См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 2001. № 7.
Ст. 701; 2001. № 10. Ст. 995.

В противоречие с изложенным ст. 7.27 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях¹ определяет состав административного правонарушения, влекущего не уголов­ное наказание, а взыскание в виде штрафа: "Мелкое хищение чу­жого имущества путем кражи..." В примечании предусмотрено: "Хищение чужого имущества признается мелким, если стоимость похищенного имущества не превышает пять минимальных разме­ров оплаты труда, установленных законодательством Российской Федерации".

Поскольку одновременно действуют оба эти определения, не­понятно, по какому кодексу следует квалифицировать действия кар­манного вора, умысел которого при хищении кошелька или сумки (их содержание ему еще не известно) не ограничен стремлением присвоить чужое имущество стоимостью не более пяти МРОТ. По­лучается что-то вроде объективного вменения: если стоимость сумки и ее содержимого оказалась менее пяти МРОТ — это админист­ративный проступок (ст. 7.27 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях); если более — это преступ­ление (ст. 158 УК РФ). К тому же в результате пятикратного по­вышения стоимости имущества, хищение которого теперь называ­ется "мелкое", возникло противоречие между текстом закона и обы­денным правосознанием, так как "мелкий", по мнению законода­телей, размер хищения (с учетом роста МРОТ — от 500 до 1000 и более руб.) отнюдь не мелок с точки зрения большой части насе­ления.

Особенно тревожны ситуации, когда закон, порождающий ка­кие-либо социальные ожидания, из-за формальной неопределен­ности неспособен эти ожидания оправдать и потому из средства умиротворения превращается в источник беспорядка.

Достаточно памятны годы, когда из-за противоречивого оп­ределения в законе коэффициентов исчисления пенсии органа­ми назначения пенсий чуть не стали суды, куда обращались пен­сионеры с жалобами на занижение размеров назначенных им пенсий².

Серьезной проблемой отечественного законодательства многие годы было отсутствие закона об альтернативной гражданской служ-

¹ Российская газета. 2001. 31 дек.

Аналогичное положение содержалось в ст. 49 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях в редакции Федерального закона от 30 января 1999 г., согласно которой хищение признавалось мелким, если стоимость похищенного имущества не превышала одного минимального размера оплаты труда (Российская газета. 1999. 2 февр.).

² См. Обращение Государственной Думы Федерального Собрания Рос­
сийской Федерации "К Верховному Суду Российской Федерации" 29 ок­
тября 1999 г. // Собрание законодательства Российской Федерации. 1999.
№ 46. Ст. 5529.

Сущность права. Проблемы теории и философии права

бе, необходимость которого вытекает из ст. 59 Конституции Рос­сийской Федерации.

Недовольство правом или недоверие к нему могут породить некоторые абстрактные, размашистые, всеохватывающие форму­лировки, унаследованные от времен, когда право было формой про­паганды и агитации. Так, в ст. 1 Закона Российской Федерации "О гражданстве Российской Федерации" 1991 года¹ утверждалось: "В Российской Федерации каждый человек имеет право на граждан­ство". Однако из ряда статей главы II того же Закона следовало, что возможность приобретения гражданства Российской Федерации порой определяется непростыми условиями², а при некоторых об­стоятельствах приобретение гражданства вообще исключено. Спра­шивается: зачем включать в закон невыполнимую абстрактную фор­мулировку, не конкретизировав ее хотя бы дополнением — "на осно­ваниях и в порядке, установленных главой II настоящего Закона"?

Проблема абстрактного и конкретного в праве требует серь­езного теоретического изучения. При всех преимуществах общих, абстрактных формулировок правовых норм, позволяющих охватить ряд существенных сторон отношений, явлений, действий, которые предполагается урегулировать одним нормативно-правовым актом, казуистические нормы были и остаются неизбежной и необходи­мой частью каждой правовой системы.

Одни из них относятся к группам лиц, видам особенных слу­чаев и состояний, определяя либо дополнения к общим положени­ям законов, либо изъятия из них. Таковы, в частности, нормы о льготах и привилегиях, которые устанавливались от случая к слу­чаю, от события к событию. В России сейчас более 64 категорий льготников³, имеющих право бесплатного проезда на транспорте, право на значительные скидки при оплате коммунальных услуг, телефона и др. Для получения льгот, особенно рассчитанных на массовое применение, требуется сложный состав юридических фак­тов, включающих самые разные показатели (возраст, состояние здоровья, трудовой стаж по видам производственной деятельнос­ти, участие в гражданской войне, в Великой Отечественной войне, в других военных действиях, обширный перечень которых содер­жится в законе, участие в ликвидации Чернобыльской катастро-

Глава 3. Сущностные качества права 81

фы, бывшая или настоящая служба на высоких государственных должностях или в Верховных Советах СССР и РСФСР, в Государ­ственной Думе и т. п.). Законодательный перечень оснований и со­держания льгот и привилегий непрерывно растет, но они никак не поддаются общему определению для включения в абстрактную ги­потезу соответствующей нормы (по каким признакам можно объе­динить, скажем, лицо, пережившее блокаду Ленинграда, с бывшим министром РСФСР, имеющим право на дополнительную повышен­ную пенсию?).

Абстрактно порицаемая "тсазуистичность" неизбежно свой­ственна нормам, определяющим правовой статус субъектов права. Все граждане равны перед законом, имеют равные социальные и правовые возможности, гарантированные государством. Но инди­видуальные правовые статусы граждан настолько разнообразны, что их перечень, типизация и классификация потребовали бы гро­мадного специального труда¹.