Спонтанность и необратимость познания

Известное положение Маркса, что человек может существовать по меркам любого вида, наличествующего в мире, означает, что для человека ни одна из внешних мер бытия не является его собственной. Напротив, человеческое существование является универсальной мерой бытия мира (вспомним протагоровское «человек есть мера всех вещей»). Свобода как человеческий способ существования оказывается универсальной мерой понимания необходимости существования мира. Такая трактовка протагоровского изречения не означает, что человек как мера предшествует миру, что эта мера может быть произвольно навязана этому миру. Речь идет о том, что человек-мера рождается в мире вещей и явлении как их универсальная мера — подобно возникновению золота как всеобщей меры стоимости в товарном мире. Возможно это в силу существования человеческой свободы в мире необходимости, так что человек в своем существовании не ограничен ни мерой камня, ни мерой воды, ни мерой растения или животного, ни мерой пчелы, ни мерой архитектора, ни мерой класса или нации и т. д. В свободе заключена человеческая способность не быть чем-то конкретно одним, но быть «всем сразу». Таким образом, возможность существования по меркам любого вида (природного или социального) означает возможность существования ни по одной из этих мер. Источником такой возможности является творчество, связанное с рождением универсальной меры, не совпадающей и не сводящейся к мерам вещей и явлениям. Такой универсальной мерой является не какой-то определенный вид человеческого бытия в мире (политик, архитектор, ремесленник и т. д.), а вид «неопределенный», каковым является человек знающий, т. е. человек вообще как универсальная мера. В этом смысле научное творчество, поскольку оно связано с производством знания, является сферой, в которой рождается этот человек вообще, человек как универсальная мера бытия мира. Творческий акт есть уход от образцов, стандартов, правил, норм, данных извне. Но уход от наличных мер есть рождение новых, имманентно присущих рождающемуся бытию человека. Новообразование становится новой мерой всего мира.

Как уже отмечалось, важнейшей чертой творческого акта является недистанцированность творимого от творящего. Известная из истории философии проблема соотношения творца и твари ставилась теологами средневековья в форме вопроса о том, что прежде: «идея» продукта творения или существование продукта, а потом уже его «идеи». Обсуждалось два варианта ответа. Первый исходит из признания существования плана, образца, «идеи», в соответствии с которой творится продукт, тварь. Так что сущность (духовного порядка) творимого предшествует его существованию. Это имеет место во всякой преднамеренной целесообразной продуктивной деятельности, например в сфере материального производства. Но если мы говорит о познавательном творчестве, то невозможно мыслить наличие предварительной «идеи» будущей идеи. Другой вариант ответа на поставленный вопрос состоит в признании существования продукта творения по отношению к его сущности, «идее». Творец создает продукт, не имея предварительной «идеи» продукта. Его «идея» появляется (или обнаруживается) лишь после того, как продукт создан. Так бывает, скажем, когда творцу становится ясно, что же он на самом деле сделал, создал. В процессе познания такие ситуации не редки. Появившееся новое знание не сразу может быть оценено как новое, не сразу может осознаваться смысл новой идеи. Появляются, например, новые тексты, приборы, методы. Они могут нести в себе неявное знание о мире. Предшествование существования знания его смыслу, «идее» часто имеет место в открытиях, которые называются случайными.

Временное дистанцирование «идеи» вещи и существования сотворенной вещи содержит в себе определенное понимание акта творения, главным моментом которого является признание неизменности творца в акте творения. Отказ от такого положения требует иного подхода к решению рассмотренной проблемы. Суть его в предположении о тождестве сущности и существования, о совпадении в научном творчестве содержания и существования возникшего нового знания. То есть способ, каким существует знание, совпадает с его содержанием. Если же мы говорим о субъекте знания как продукте творчества, то сказанное означает, что новый способ существования человека в мире в качестве субъекта знания составляет сущностный аспект этого нового бытия. Но поскольку способ его существования связан с отношением к миру, постольку способ существования человека совпадает с новым содержанием этого отношения и связан с «открытием» нового мира, в котором может существовать субъект знания. Здесь нельзя говорить о предшествовании существования человека его сущности. Идея совпадения сущности и существования в марксистской теории представлена в концепции историчности человека. Суть марксовой идеи о человеческом бытии как причины самого себя в том, что, «воздействуя... на внешнюю природу и изменяя се, он (человек. — И. Н.) в то же время изменяет свою собственную природу»^[130]. Применительно к научному творчеству эта идея разрабатывалась в работах В. С. Библера^[131]. Опираясь на них, я попытаюсь рассмотреть творчество, не ограничиваясь анализом деятельности сознания в диалоге логик и культур, но расширяя рассмотрение за счет онтологических аспектов субъектного бытия в творческом акте.

Когда в продукте творчества обнаруживается действие традиции, усвоенного навыка, опыта, воли, логики и т. п., то такой продукт оценивается внешними для него мерами бытия. Когда же продуктом деятельности берется сам субъект творчества как новое существование в бытии мира, то мерой такого уникального продукта является только он сам. Все внешние меры не адекватны ему. Но то, что возникшее новое существование человека как знающего существа является мерой самого себя, означает, что это существование никак не может быть определено в мире. Если нет адекватных мер (внешних), то нет и признаков существования новообразования в мире. Так как признаки присущи измеримому бытию, то у неизмеримого не обнаруживаются признаки бытия. Новообразование может, однако, мыслить себя и знать себя в форме «Я есть». То, что свершилось в мире как акт творения, есть пока лишь «мое» дело. Продукт творчества здесь еще не отчужден в форме внешнего результата, скажем в виде нового прибора. Свое новое Я человек не может еще созерцать, представлять, объектно мыслить. Моя новая мысль — это, так сказать, я сам. В этом смысле возникшее «мое» собственное бытие является для меня безусловным и абсолютным.

Безусловность и уникальность творческого акта связаны с необратимостью и невоспроизводимостью познания. Гипотетически можно допустить возможность повторения открытия и доказательства, например, теоремы Пифагора разными людьми независимо друг от друга. Тогда она могла бы называться теоремой Пифагора — Иванова — Петрова — Сидорова. Однако, если бы Иванов знал заранее о теореме Пифагора, то он уже никогда бы не смог быть открывателем этой теоремы. Такое открытие для науки было бы бессмысленным. Но мало того — и это хочу подчеркнуть — открытие тогда было бы невозможным. Нельзя изобрести изобретенное, сотворить сотворенное, родить рожденного, убить убитого. Сфера бытия знания принципиально отлична от сферы бытия мира и бытия в мире. Можно снова стать врачом, как и другие врачи, можно сделать такую же мебель, какую делают другие, но нельзя снова породить то знание, которое уже было известно. Знание — уникальный продукт, повторы его невозможны. Однажды сделанное открытие в науке становится абсолютным событием. Необратимость и невоспроизводимость творческого акта задает бытие времени познания. Познание не просто протекает во времени, но порождает свое время, которое содержательно наполнено человеческим творящимся бытием. Интересно отметить, что именно анализ творчества приводит к выводу о том, что в развитии как процессе осуществления (а не как уже-существования) «... время оказывается не только общим условием существования, — как пишет Н. Н. Трубников, — но и результатом человеческого осуществления жизни, где оно определяется уже не как чуждая, над человеком стоящая сила и власть, выраженная извечным круговращением светил, но как по-человечески определенная и человеческим содержанием наполненная форма человеческого бытия»^[132]. Человек творит во времени мира, во времени космическом, биологическом, социальном. Творческие аспекты познания порождают новое временное измерение мира и человеческого бытия в мире. Это время познания, которое является формой существования знания как определенного осуществления человеческой свободы.

Необратимость познания в науке имеет не только ту сторону, что нельзя сделать уже известное открытие повторно, но и ту, что в науке совершаются такие открытия, которые состоялись, но не стали достоянием других людей в такой мере, чтобы остаться в науке. Классический пример — теорема Ферма. Суть доказательства, возможно, заключается в какой-то гениальной догадке Ферма, которая ушла вместе с ним. Не исключено, что доказательство Ферма утрачено навсегда.

Еще одним аспектом необратимости познания является утрата возможности каких-либо открытии, которая связана с определенной эпохой и личностью. Историческая необратимость обусловлена уже имеющимся современным знанием. Скажем, арсенал современной науки уже не позволяет делать такие открытия, которые могли бы быть сделаны, например, в семнадцатом веке.

Усвоенное наличное знание образует в науке некое поле сил, которые задают направления возможных поисков в научном познании. Существование истории познания есть творческое становление субъекта знания. Новые мысли с нами случаются. Эти события задают время познания как творческого процесса. Последний приобретает действительно направленный и необратимый характер, если знание в науке не может быть специально забыто, т. е. если нет таких средств, с помощью которых можно было бы «стереть» из памяти науки некоторые фундаментальные истины. В каком случае это имеет место? Очевидно, что такое «незабываемое» знание должно быть тождественно бытию сознания субъекта. Тогда уничтожимость знания станет невозможной. Подобно тому, как видящий не может не видеть, слышащий не может не слышать, субъект, бытие которого определено неким знанием, не может не знать. Здесь знание есть не предмет владения, а то, что составляет неотъемлемое условие существования самого субъекта. Это характерно для субъекта, который сам себя сотворил.

Геометрическая модель познания, которая была предложена мною ранее, позволяет наглядно изобразить необратимый характер познания. Рождение субъекта означает возникновение -нового измерения мира. С каждым новым фундаментальным знанием человек существует в «пространстве» с большим числом измерении, чем прежде. Таким образом, необратимость развития знания связана с увеличением размерности мира, в котором существует человек.

Если, как было сказано, познание есть спонтанный процесс, то как можно объяснить возможность возникновения нового знания? Для ответа на этот вопрос обратимся к анализу специфики человеческого бытия.