Этика речи защитника

Защитник-адвокат в своей речи, естественно, противостоит сто-

роне обвинения в состязательном процессе. В отличие от позиции

прокурора как «говорящего публично судьи» позиция защитника не

может не быть односторонней. Его участие в судебных прениях под-

чинено определенным нравственным началам.

Главное в нравственно оправданном ведении защиты в

целом и в содержании и построении защитительной речи —

умение верно определить свою позицию, опираясь на право-

вые и нравственные ориентиры.

Защитник может применять только законные средства и способы

защиты. Выступая на стороне человека, обвиняемого в нарушении за-

кона, он сам должен неукоснительно соблюдать законы, пользоваться

только легальными средствами.

Защитник вправе применять лишь нравственно допустимые

приемы защиты. В частности, он не вправе лгать суду, склонять суд к

неправде, хотя бы это было выгодно его подзащитному. «У адвоката

не только нет права на ложь, не только нет права на использование

искусственных, надуманных, фальсифицированных доказательств — у

него нет права и на неискренность, нет права на лицедейство» —

пишет Я. С. Киселев.

Защищая конкретного человека от обвинения в преступлении,

защитник не может оправдывать само преступление. А. Ф. Кони, кри-

тикуя в свое время пороки адвокатуры, писал о справедливой тревоге

в связи со случаями, когда «защита преступника обращалась в оправ-

дание преступления, причем, искусно извращая нравственную пер-

спективу дела, заставляла потерпевшего и виновного меняться роля-

ми...».

Защита должна осуществляться на основе согласованности пози-

ции защитника и подсудимого по принципиальным вопросам, и прежде

всего по вопросу признания или отрицания вины.

По поводу последнего положения во многих публикациях приво-

дились и приводятся аргументы в пользу двух противоположных точек

зрения, да и адвокатура, и суды далеко не сразу и не твердо встали на

одну определенную позицию. Речь идет о ситуации, когда подсудимый

в суде виновным себя не признает и последовательно настаивает на

своей невиновности, а в процессе судебного следствия виновность

его подтверждена достаточными и проверенными доказательствами и

сам защитник приходит к убеждению, что его подзащитный виновен,

строить же защитительную речь на отрицании виновности беспер-

спективно.

Многие авторы считают, что в таком положении возможно и

нравственно оправдано расхождение позиций подсудимого и защит-

ника. Защитник в своей речи вынужден признать виновность подсуди-

мого доказанной и, соответственно, настаивать на смягчении его уча-

сти. Так, Л. Д. Кокорев в одной из последних работ писал: «Руково-

дствуясь нравственными принципами, адвокат не может утверждать

то, в чем сам не убежден, не может лгать, не может поступать против

своей совести и внутреннего убеждения. И если в ходе расследова-

ния, судебного следствия адвокат пришел к выводу, что вина обви-

няемого установлена, он из этого и должен исходить, строя свою за-

щиту; иной путь будет ложью, сделкой с совестью».

Другие ученые высказывают противоположное мнение: защит-

ник, который вопреки воле подсудимого переходит, по сути, на пози-

цию обвинения, оставляет подзащитного без помощи, без защиты.

«Создается такое, совершенно нетерпимое с юридической и этиче-

ской точек зрения положение: в судебном разбирательстве происхо-

дит состязание не между прокурором и защитником, а между прокуро-

ром и защитником, с одной стороны, и подсудимым, с другой. Между

прокурором и адвокатом создается «трогательное единение». Заяв-

ление защитника о виновности подсудимого представляет чрезвычай-

но тяжелый удар по защите...».

Судебная практика последнего времени, как правило, исходит из

того, что признание защитником виновности подсудимого, когда по-

следний ее отрицает, означает нарушение права на защиту, обязан-

ности защитника использовать все законные средства и способы за-

щиты, не действовать во вред обвиняемому.

Что касается нравственной стороны такого решения, то здесь

приходится идти по пути морального выбора в условиях морального

конфликта, когда соблюдение одной нормы влечет за собой наруше-

ние другой. Но предпочтение все же следует отдать нравственной

обязанности до конца защищать от обвинения другого человека, кото-

рый доверил свою судьбу адвокату, надеется на его помощь. А обви-

нение пусть поддерживает тот, кому это положено. Разумеется, за-

щитник-адвокат в этой сложной ситуации должен использовать даже

малейшие возможности для опровержения обвинения в его основе, а

также представить суду соображения о доказанных по делу фактах,

говорящих в пользу подсудимого, положительно характеризующих его

личность и т. д. Необходимо учитывать, что сама позиция подсудимо-

го, последовательно настаивающего на своей невиновности, может

породить сомнение в верности обвинительной версии, что вправе ис-

пользовать защитник в своей аргументации.

Структура речи защитника в какой-то мере напоминает структуру

речи обвинителя, так как они посвящены одному предмету, хотя ос-

вещают его с разных сторон. Но здесь, конечно, нет таких жестких ка-

нонов, которые определяют построение речи обвинителя, выступаю-

щего от имени государства.

В речи защитника ярко проявляется гуманизм самой профессии

адвоката и его миссии, выполняемой в суде. Он стремится помочь че-

ловеку, который, пусть по своей вине, попал в беду, или же тому, кто

вовсе не виновен, но может оказаться осужденным по ошибке в ре-

зультате некритического отношения к необоснованному обвинению.

Обвиняемый, представший перед судом, еще не осужден. Защитник

более чем другие участники судебного разбирательства обязан ува-

жать достоинство подсудимого, щадить его самолюбие и выступать в

их защиту, в том числе и при произнесении своей речи. Защитник, по

выражению А. Ф. Кони, — «друг, советник» обвиняемого.

Речь защитника должна в концентрированной форме предста-

вить суду все то положительное, что характеризует личность и пове-

дение подсудимого. Все обстоятельства, смягчающие ответствен-

ность, установленные по делу, необходимо отчетливо и убедительно

отметить в речи, а обстоятельства, отягчающие ответственность или

доказанные сомнительно, оценить соответствующим образом. При

характеристике подсудимого нельзя допускать преувеличения, вопре-

ки фактам утверждать о несуществующих добродетелях подсудимого.

Это может породить недоверие к речи и позиции защитника в целом.

Если защита ведется по групповому делу, то защитнику следует избе-

гать в своей речи изобличения других подсудимых в совершении пре-

ступления. Но в жизни возникают такие ситуации, когда интересы под-

судимых противоречивы и между их защитниками дискуссия неизбеж-

на. При этом защитник одного подсудимого заинтересован в том, что-

бы суд признал виновным в целом или в большей части подсудимого,

которого защищает другой защитник. На практике адвокаты в подоб-

ных случаях говорят о праве своеобразно понимаемой «необходимой

обороны», что отражает вынужденный характер действий фактически

на стороне обвинения. Ю. И. Стецовский пишет, что адвокату очень

важно «стремиться ограничить защиту тем минимумом, который дей-

ствительно необходим для опровержения обвинения или смягчения

ответственности подзащитного. Всякие заявления защитника против

других лиц можно считать оправданными, если без этого нельзя осу-

ществить защиту обвиняемого, доверившего защитнику свою судьбу.

Защитник должен быть предельно тактичным и сдержанным в отно-

шении тех обвиняемых, против которых направлена его аргумента-

ция».

Недопустимо строить защиту на подчеркивании негативных сто-

рон личности потерпевшего, его отрицательных нравственных ка-

честв. Тем более нельзя унижать достоинство потерпевшего. Если

действия потерпевшего на самом деле способствовали совершению

преступления, спровоцировали его, и это имеет юридическое значе-

ние, то это обстоятельство может и должно быть освещено в речи за-

щитника. Но всегда следует помнить, что потерпевший — жертва пре-

ступления, а судят того, кто обвиняется в причинении ему ущерба, го-

ря, нравственных страданий.

В речи защитника нельзя использовать доводы, несостоятель-

ность которых очевидна. Обман, ложь, сознательное искажение фак-

тов глубоко безнравственны. Они несовместимы с престижем адвока-

та как человека и как юриста, выполняющего гуманные функции. А с

позиций результативности защиты они представляют опасность и для

судьбы клиента адвоката. Обнаруженный обман даже «в мелочах»

подрывает доверие ко всему, что говорил защитник, так как честность

градаций не имеет.

В то же время адвокат в своей речи не обязан упоминать обстоя-

тельства, могущие повредить защите, если о них не говорил обвини-

тель. Это относится также к критике обвинения с позиции: «то, что не

доказано бесспорно, не может быть положено в основу обвинения»

или: «версия подсудимого, не опровергнутая обвинением, должна

признаваться за истинную». Здесь мы имеем дело с нравственным

правом строить тактику защиты в соответствии с правами, предусмот-

ренными законом.

Судебная речь защитника будет тогда достигать своей цели, ко-

гда защитник владеет искусством доказывать, убеждать, спорить и

приемами судебного красноречия. С развитием состязательного нача-

ла в российском уголовном процессе эти умения приобретают все бо-

лее актуальное значение.

В своей речи защитник прямо ведет полемику, спор с обвинени-

ем. И сама манера, форма этого спора должна отвечать определен-

ным нравственным установлениям.

В «Пособии для уголовной защиты», изданном в 1911 году, про-

фессор Л. Е. Владимиров рекомендовал адвокатам помнить, что «су-

дебный бой не есть академический спор и здесь целесообразно быть

односторонним и пристрастным». Он рекомендовал защитникам: «...

будьте постоянно и неуклонно несправедливы к обвинителю... Рвите

речь противника в клочки и клочки эти с хохотом бросайте на ветер.

Противник должен быть уничтожен весь, без остатка... Нужно осмеять

соображения обвинителя, осмеивайте их! Будьте беспощадны. При-

дирайтесь к слову, к описке, к ошибке в слове... Это ведь не умствен-

ный диспут, а потасовка словами и доводами, потасовка грубая, как

сама общественная жизнь людей». Несколько ранее он же писал:

«…судебное состязание не есть бой, не есть война; средства, здесь

дозволяемые, должны основываться на совести, справедливости и за-

коне».

Конечно, судебные прения ни в правовом, ни в нравственном от-

ношении нельзя рассматривать как «потасовку» между сторонами,

своего рода «игру без правил». Их участники, говорящие публично,

вправе пользоваться лишь нравственно дозволенными приемами,

обязаны соблюдать собственное достоинство, уважать честь и досто-

инство своих противников и других участвующих в деле лиц, помнить,

что они обращаются к суду, уважение к которому проявляется и в со-

блюдении нравственных норм.