Сказ о завете предков

 

Говорят, что в далекие прошлые времена где-то возле гор на берегу моря был аул, который народ прозвал Счастливым. Люди в этом ауле никогда не имели князей, жили в дружбе с соседями, знали много хороших ремесел — и поэтому наслаждались миром, довольством и счастьем. В ауле были опытные пахари, умевшие растить кукурузу и просо, отличные пастухи, ухаживавшие за стадами, искусные мастера, делавшие из меди узкогорлые красивые кувшины и звонкие блюда, смелые моряки, не боявшиеся морских бурь и туманов. А всеми делами в ауле управляли самые мудрые и уважаемые старики. Пахари работали на полях, пастухи пасли скот на горных пастбищах, мастера делали отличную посуду, а моряки продавали товары всему морскому побережью и их знали даже в далеком городе руссов — Тмутаракани. В обмен на эти товары они привозили золотистую пшеницу, красивые ткани, крепкие топоры и ножи. Все в ауле Счастливом трудились, все были сыты и довольны.

Но как-то дошли до Счастливого аула черные вести. Говорили, что откуда-то из-за гор примчались на быстрых конях непобедимые воины, которые завоевывали один адыгейский аул за другим. Во главе этих воинов шел свирепый Сельджук-паша, который одним ударом выбивал из седла любого джигита. Рассказывали, что захватчики подходили к аулу и вызывали на поединок самых смелых джигитов, обещая не трогать аула, если кто-нибудь сумеет победить Сельджук-пашу. Но не нашлось еще на адыгейской земле такого джигита, который заставил хоть бы покачнуться в седле предводителя пришельцев. Один за другим аулы покорялись захватчикам, и те забирали в них богатую дань — коврами, золотом, скотом, рабами…

— Что нам делать? — заволновались люди, живущие в Счастливом ауле.

— Покориться! — говорили одни. — Ведь мы не привыкли воевать. Что же мы сможем сделать с захватчиками, если лучшие воины адыгейских племен побеждены ими?

— Бросить все и уйти в дикие горы! — советовали другие. — В горы захватчики не пойдут.

Но седобородый моряк окинул зорким, ястребиным взглядом аульчан и сказал:

— И покориться, и бежать — значит потерять свободу… Мне кажется, я знаю воина, который устоит перед Сельджук-пашой…

— Где он? Кто он? — закричали люди.

— Это — мой кунак, кузнец из города руссов, — ответил моряк.

— Кто же согласится проливать кровь за чужое племя? — спросил кто-то из толпы аульчан. — Мы для руссов — чужие…

— Нет! — воскликнул старый моряк. — Мы друзья-кунаки. Разве прошлым летом, когда Тмутаракань осадили степные воины, мы не помогли руссам, отправив к ним морем кукурузу, просо и баранов? Я знаю руссов — у них большие, светлые сердца, и они верны в дружбе…

В тот же день от берега отчалили узкие длинные лодки. Как белокрылые чайки, понеслись они на север звать на помощь друзей-руссов.

Отплыли лодки и словно растаяли в голубой морской дали…

А в Счастливый аул каждый день приходили все более грозные вести. Говорили, что у захватчиков медные груди и самые острые копья ломаются о них. Рассказывали, что Сельджук-паша забирает в рабство самых красивых девушек, а побежденным джигитам отрезает головы. На третий день из-за перевала, из соседнего аула, прибежал почерневший от усталости юноша и рассказал, что захватчики убили четырнадцать лучших джигитов и захватили их аул…

Стон и плач поднялся в Счастливом ауле. Но в полдень причалили к берегу лодки и из них вместе с моряками вышли руссы.

Их было немного, всего два десятка человек. Командовал ими светлоглазый человек с такой широкой грудью и могучими плечами, каких никогда не видели в ауле.

Со всех сторон к берегу сбежались аульчане и принялись рассказывать ужасы о свирепых пришельцах. Они рассказывали о том, что у чужеземных воинов медные груди, и о том, что Сельджук-паша одной рукой вырывает деревья, и об острых кривых саблях захватчиков.

А предводитель руссов выслушал все, пригладил широкой ладонью свою рыжеватую бородку и улыбнулся.

— Ну, что же, поглядим! — сказал он и попросил дать ему и его товарищам коней.

Пригнали коней. Вскоре все руссы облюбовали себе скакунов, только их вожак никак не мог подобрать себе коня. Подойдет он к коню, посмотрит, положит руку на шею скакуна, и тот сразу падает на колени. Наконец, подошел русс к вожаку всего табуна — гордому неезженому жеребцу. Тот захрапел, хотел отпрянуть в сторону, но светлоглазый русс схватил его за шею и удержал. Рванулся гордый конь, захрапел, но не смог вырваться из-под могучей руки. Взял тогда русс уздечку, зануздал скакуна и вскочил ему на спину. Затоптался конь на месте, потом рванулся вперед и вдруг, когда всадник натянул узду, осел на задние ноги.

— Ладно! Годится! — улыбнулся русс.

Когда гостей угощали жареной бараниной и овечьим сыром, вожак руссов сказал:

— Ладно, поможем мы вам, друзья-кунаки! Только вы и сами не плошайте! Седлайте коней, берите дубины покрепче и бейте врагов по головам. Может, груди у них и медные, а головы, я думаю, обычные, костяные…

Утром прибежали с перевала дозорные и сообщили, что захватчики приближаются к аулу.

— Ладно! Готовьтесь к битве! — снова улыбнулся вожак руссов.

Немного времени прошло, и выехали воины из аула. Все руссы, как один, были в тяжелых железных рубашках, с прямыми мечами и круглыми, красными щитами. А за ними скакали джигиты Счастливого аула, вооруженные дубинами, саблями да кинжалами…

Отъехали воины от аула и остановились на ровном, чистом поле. Глядят — из леса враги выезжают. Золотом сверкают на солнце их медные, кольчатые рубашки, камни драгоценные то красным, то зеленым огнем переливаются, зеленые шелковые чалмы украшены золотыми полумесяцами. А впереди всех, на косматом коне, развалившись, покачивается в седле сам Сельджук-паша — огромный, точно копна сена, с огненной бородой.

Заметил Сельджук-паша воинов, загородивших ему дорогу, и, выхваляясь своей силой, схватил за вершинку молодой тополь, поднатужился и вырвал его с корнем из земли. Вырвал и отбросил его в сторону. А сам на руссов покосился: как, мол, не испугались?

Крикнул тут кто-то из руссов:

— Здоров, разбойник! А ну-ка, Иван, покажи им ты свою силу!

— Ладно! Хвастать не люблю! — ответил вожак руссов.

Выехал тут из-за рядов пришельцев маленький черный человек и начал визгливым голосом рассказывать о подвигах непобедимого Сельджук-паши — и как он нартов победил, и как кулаком медведей и львов убивал, и как своей саблей рубил с одного удара пополам всадника вместе с конем…

Визжит черный человек, старается, а Иван вроде и не слушает его — позевывает, облачка на небе рассматривает, с товарищами перешучивается…

— Непобедимый Сельджук-паша вызывает любого из вас, того, кому жизнь надоела, на поединок. Если победит кто-нибудь могучего Сельджук-пашу, то он обещает не трогать вашего аула! Есть среди вас человек, желающий умереть? — еще громче закричал черный человек.

— Ладно! Посмотрим! Пускай нападает! — негромко ответил русс Иван, поднял красный щит и направил вперед свое толстое острое копье.

Выехал он немного вперед и вновь остановился.

Тут Сельджук-паша схватил свое копье, украшенное конским хвостом, пришпорил коня и со свирепым рычанием помчался на Ивана. А Иван шагом, неторопливо двинулся ему навстречу…

Столкнулись всадники, зазвенели их щиты, оба коня упали на задние ноги… Словно тонкие камышинки, переломились копья…

Повернул Сельджук-паша своего коня, выхватил кривую шашку и снова помчался на Ивана, только огненная борода затрепетала на ветру.

Достал и Иван свой меч…

Налетел Сельджук-паша и что есть силы рубанул своей шашкой. А Иван меч подставил. Лязгнуло железо, брызнули искры во все стороны. Поломалось оружие у обоих воинов…

Взвизгнул от ярости Сельджук-паша и выхватил из-за красного шелкового пояса-кушака кривой нож-ятаган. Кони на дыбы поднялись, норовят укусить друг друга…

Размахнулся Сельджук-паша ятаганом — и ахнули русские и черкесы, увидев, что у Ивана больше нет никакого оружия…

Но Иван не испугался. Левой рукой он отвел удар врага, а правой, сжатой в кулак, как ахнет Сельджук-пашу по уху…

Закачался в седле паша, брызнула у него из носа и ушей кровь, и, раскрыв огромный рот, бездыханный, свалился он на траву…

Тут захватчики завыли от ярости, и, направив на Ивана сотни копий, пришпорили своих коней… А навстречу им лавиной хлынули руссы и адыги.

— Ах вы, обманщики! Вот как вы свое слово держите? — громовым голосом крикнул Иван и, хотя был безоружным, помчался на врага.

Шесть копей сломалось о красный щит богатыря-русса, четырех вражеских воинов сбил он своим конем и, точно кинжал сквозь мягкое масло, промчался сквозь неприятельские ряды…

Только на опушке леса удалось ему повернуть разгоряченного коня. Глянул он на поле битвы и видит — теснят его друзей захватчики…

— Ну, держитесь теперь, коварные! Распалили вы гнев мой! — закричал Иван, и яростью вспыхнули голубые глаза его.

Оглянулся он вокруг, схватил за вершину корявый молодой дубок и выдернул его с корнями из земли.

Взмахнул Иван-русс дубком, как палицей, и бурей налетел на захватчиков с тыла. Махнет направо — четырех врагов на землю скинет, махнет налево — трое из седел валятся.

Да и друзья его от него не отстали — прямые мечи руссов молниями сверкали на солнце, дубины и кинжалы адыгов тоже делали свое дело…

Взвыли захватчики от страха, повернули своих коней и пустились наутек. Немного их спаслось — не более двух десятков.

Швырнул Иван им вслед свою дубовую палицу, окинул молодецким взглядом поле битвы, разгладил русую бородку и вдруг засмеялся:

— А добре мы им всыпали! Будут теперь они нас помнить!

Тут все жители Счастливого аула бросились благодарить и обнимать руссов.

— А мы что?! — улыбнулся Иван. — Мы только помогали… Вы и сами дрались как надо… Давайте лучше раненых наших спасать, раны им перевязать требуется…

Спрыгнули воины с коней и стали обходить поле битвы…

Среди раненых нашел Иван своего кунака — старого моряка-адыга. Лихое вражеское копье вошло в грудь старика, а вышло под правой лопаткой.

Заплакал тут богатырь Иван над телом друга-кунака. Столпились вокруг умирающего и адыги и руссы.

Открыл старик свои смелые глаза, обвел горячим взглядом людей и проговорил ясным, звонким голосом:

— Ну, вот и хорошо! Разбили мы захватчиков, свободным будет и впредь наш Счастливый аул… Умираю я… И завещаю вам, друзья-аульчане, вам и детям детей ваших — никогда не изменяйте дружбе с русскими! Помните, что руссы — братья наши старшие… А старший всегда поможет в беде младшему… И кто изменит этой дружбе — пусть будет проклят моим стариковским проклятием! Пусть родная земля не дает ему пищи, пусть реки наши не утоляют его жажды, пусть солнце сожжет его черное сердце! Передайте мои слова всему нашему народу!

Потускнели горячие глаза старого, мудрого адыга, кровь выступила у него на губах. И умер он на руках своего плачущего друга-кунака…

…О завете старого мудреца узнали во всех аулах. Из поколения в поколение передавался в нашем народе этот мудрый завет. И те, кто верен этому великому завету, сейчас свободны и счастливы. А изменники — да будут прокляты их черные имена — не знают вкуса плодов родной земли, не ведают сладости воды наших студеных горных рек. И не будет им ни счастья, ни радости, ни прощения от родного народа!