Верный путь

 

Было это очень давно, когда только-только причалили узкогрудые казацкие челны к кубанским берегам. Вышли казаки на берег, оглянулись по сторонам, и улыбка осветила их усталые, загорелые лица. Вековые кудрявые дубы шелестели над ними своей листвой. Дальше степи расстилались — бескрайние плодородные степи, в которых трава поднималась выше человеческого роста. В бурных водах Кубани рыба всякая сновала — хоть шапкой ее лови…

— Здесь, видать, станицу будем ставить! — сказал дед Тимофей, старый сечевик, умелый коваль и отважный воин. — Нема края, найкращего, чем этот край! Обильная земля, привольная! Здесь жить будем! Здесь станем матушку нашу Русь беречь от ворогов-турков!

Рядом с Тимофеем стояло трое молодых казаков-побратимов — тоже храбрых бывалых воинов.

— Добрая земля! Добрая! — сказал круглолицый, широкоплечий Павло. — Эх, и заиграет сердце, когда запашем мы эту целину да бросим в нее золотые пшеничные зерна!

— Богатый край! Заживем неплохо, — подхватил второй побратим, рослый, горбоносый Иван. — На такой земле можно богатств раздобыть!

— Да, можно здесь деньги нажить несметные! — воскликнул третий побратим, маленький и быстроглазый Петро.

Но вышло не так, как хотелось казакам. И оглянуться они не успели, а уж все богатство — и степи широкие, и леса дремучие, и даже воды Кубани, свободной быстрой реки, — поделили между собой паны-атаманы. И сразу тесной стала для казаков степь, угрюмы леса, холодны и злы кубанские волны.

Не успели станицу поставить казаки, как стали их гонять на панщину. То требовалось атаманский хуторок строить, то надо было пану землю пахать или сено готовить для бесчисленных атаманских гуртов скота. А за тяжкий труд благодарил их пан-атаман хитрым ласковым словом, супом-кандером — горсть пшена на целый котел — да гнилым хлебом.

— Надоело мне батрачить, — сказал как-то Иван. — А своей земли мало, на ней не разбогатеешь! Отпрошусь я у атамана, пойду за Кубань казаковать. У черкесов — кинжалы серебряные, булатные, кольчуги с золотым набором. Добуду я там себе богатства, сам паном стану. Идемте со мною, побратимы!

— Нет! — ответил быстроглазый Петро. — Войной много не наживешь. Сколько ни бей, а и сам битым будешь. Народ за рекой простой да доверчивый. Попрошу я у атамана ситцу яркого, лент разноцветных, сукна русского — пойду по аулам торговать. Будет барыш атаману, и мне… Идемте вместе!

— Не-ет! — покачал головою Павло. — Не хочу я от братьев наших казаков уходить, не нужны мне богатства, не собираюсь я паном садиться на казачью шею! На своем наделе проживу.

Заспорили тут побратимы, никак не могли решить, кто из них прав. И пошли они за советом к деду Тимофею.

Старый запорожец работал в это время в своей маленькой кузне, под дубами. Ковал он легкие и крепкие заступы. Ровно и сильно стучал молот по наковальне, красные искры снопами в разные стороны брызгали.

Выслушал Тимофей Ивана и нахмурил седые брови.

— Неправое дело надумал ты, казак, — сурово сказал он Ивану. — Зачем нам раздор с соседями-адыгами зачинать? Они — народ приветливый, мирный. Тоже на панщине у своих князей стонут. Обижать нам их не след. Кто ветер сеет — всегда бури пожинает.

Не одобрил старик и замысел Петра.

— Не казацкое это дело обмеривать да аршинничать! Самый верный путь — не разбой, не обман, а труд на родной земле, рядом с друзьями-товарищами. С надежными друзьями все беды-невзгоды победишь. Расчистим мы терны колючие — будет у нас земля для посевов. Сплетем сети — наловим рыбы. За мои ножи да серпы соседи-адыги дадут нам коней и баранов.

— Да когда же мы терны расчищать будем, если все время то в залогах, то на панщине? — закричал Иван. — Наделы и те бурьянами зарастают.

— Если один за одного стоять будем, и пана-атамана усмирим, — ответил Тимофей.

— Где уж там! — захохотал Петро. — Он нас всех в гроб загонит!

— А я вам скажу, побратимы, что правильно говорит дед Тимофей, — сказал Павло. — Не в одиночку, а сообща нам надо к счастью пробиваться. В дружбе-товариществе сила наша… Это — самый верный путь…

Но не послушали Иван и Петро ни старого Тимофея, ни побратима своего. Пошли они к атаману и высказали ему свои думы.

Атаман принял их ласково. Горилки поднес, выдал Ивану оружие и порох, а Петру товаров разных дал.

— Действуйте, казаки, богатейте! — хитро сощурившись, сказал он двум побратимам. — И меня за доброту мою не забывайте. Половина добычи-дувана мне пойдет. Барыши от торговли тоже пополам разделим. Идите с богом!

Ушли два побратима в неведомые пути-дороги. А станица без них зажила.

Расчистили казаки терны колючие, вспахали целину жирную, бросили в землю зерна пшеницы и проса. Соседи-адыги привезли саженцев яблонь и груш — вокруг станичных хат молодые садочки поднялись. Казаки учили адыгов землю пахать, пшеницу сеять. Дружно жили соседи. Вместе рыбу ловили и вялили ее на горячем солнце, вместе на охоту ходили…

Потом, когда поросли на полях зеленоватые стрелки пшеницы и проса, пропололи казаки посевы. С гор прилетали седые, мохнатые тучи и проливали на землю дожди. Затем снова всходило солнце, и пшеница, споря со своим соседом — просом, буйно тянулась вверх.

…А старший побратим Иван в это время казаковал в горах. Днем и ночью таился он в глухом горном ущелье, поджидая путников. И когда видел всадника с дорогим кинжалом, золочеными газырями и наборным поясом, то вскакивал на своего коня и нападал на джигита.

Ловко владел саблей казак. Много дорогого оружия сложил он у себя в горной пещере, где по ночам спал чутким волчьим сном. Но чем больше кинжалов, шашек, газырей и поясов добывал он, тем сильнее разгоралась в нем жадность. И начал Иван нападать не только на воинов-джигитов, но грабил и слабых, отбирал у них последнее.

Наконец, собрались жители ближних аулов и устроили на казака облаву. Как затравленный волк, потеряв всю свою добычу, с одной только саблей, израненный и окровавленный, вырвался Иван на своем скакуне из кольца врагов.

«Куда ехать? — угрюмо подумал он, придерживая усталого коня. — Кто залечит мои раны? Кто даст мне приют?»

Хмуро молчали леса, не отвечали Ивану.

«Некуда ехать, кроме как в станицу к младшему побратиму», — решил казак и направил своего коня к Кубани.

Средний побратим Петро долго бродил со своим товаром и самодельным деревянным аршином по аулам, вначале цены у него были, как и у других купцов. Но стала тут его грызть жадность.

«Мало я барыша на товарах наживаю, да еще половину атаману отдать надо, — думал он. — Не скоро разбогатеть удастся! Повышу-ка я цены на свои товары да ситцы!»

Как сказал, так и сделал. Но тогда не стали люди покупать у него товары.

— Дорого у тебя, купец, — говорили они, — у других дешевле.

И пришлось вновь Петру торговать по старым ценам. Продает он товары, а сердце сжигает жадность. Только и думал казак о том, чтобы разбогатеть скорее. Отпускает ситец покупателю, а сам как можно сильнее его натягивает: авось вершок сэкономится.

Потом подумал, подумал и отрезал от своего деревянного аршина кончик.

«Авось никто не заметит, а мне выгода!»

Поторговал он день в одном ауле — видит, удался его обман. Пошел Петро в другой аул, а по дороге с другой стороны свою мерку обкарнал.

«Авось опять никто не заметит!»

Получилось так, что, пока дошел Петро до пятого аула, который стоял на его пути, аршин вдвое уменьшился. Увидели эту мерку покупатели и давай кричать:

— Жулик этот купец! Обманщик!

Схватили они Петра вместе с аршином и бросили в бурную горную речку. Все товары пропали, пояс с деньгами ко дну пошел, а сам Петро еле-еле выбрался на берег.

«Что же мне теперь делать? — думал он. — Все пропало! Где мне преклонить усталую голову? Кто накормит меня и обогреет долгими зимними вечерами?»

И тоже решил он идти к младшему побратиму.

У тихой речки, под шумливыми кленами, встретились старшие побратимы.

— Какой ты худой да бледный, — сказал Иван. — Да и золота что-то у тебя не видно!

— Кровь застыла на твоем лице, глаза горят, как у волка, — ответил Петро. — А курджин с добычей у тебя тоже незаметно!

Замолчали братья, потупились и продолжали путь вместе.

Добрались казаки до Кубани, взглянули на другой берег. А там в желтоватой осенней зелени садов хаты белеются, дымок над ними курится.

Переправились побратимы через реку и прямо пошли к лесной полянке, где стояла хата Павла. Громкая, дружная песня доносилась оттуда.

— Ишь, как поют! — удивился Иван.

— Похоже на то, что нашли казаки здесь богатство, — качнул русым чубом Петро.

Вышли побратимы на поляну и видят: под осенним солнцем поднимается парок от свежевспаханной земли. Чуть поодаль амбар построен. Возле него казаки суетятся. У открытой настежь двери амбара стоит младший побратим. Солнце ласкает его загорелое лицо, ветер играет выцветшим чубом.

— Здравствуй, брат! — простонал Иван, покачиваясь от слабости. — Что это ты так весел? Или нашел большое богатство?

— Здорово, меньшой! — подхватил Петро. — Или хата твоя полна золота, что так радостно льется твоя песня?

Обернулся младший побратим, улыбнулся, обнял старших и ответил:

— Здравствуйте, браты мои дорогие! Вот наше золото и серебро! Мои други-товарищи сегодня мне помогли убрать богатства до места!

Еще шире распахнул он двери амбара, и под солнцем вдруг вспыхнуло желтое пламя червонного золота и ударил в глаза холодный блеск серебра.

— Серебро! — закричал Иван, взглянув вверх под потолок.

— Золото! — вскрикнул Петро, посмотрев на пол.

Они вбежали в амбар. Под потолком ровными серебристыми рядами висела рыба, и янтарный жир каплями застыл на ней. А внизу золотом переливались груды крупной пшеницы и проса.

— Ох и рыба! — воскликнул Иван, проглотив слюну, и вспомнил, что давно не ел он, ничего, кроме сухих лепешек да кислых горных яблок.

— Ну и пшеница! Крупная, как горох, да вся зерно к зерну! — удивился Петро и вздохнул, вспомнив, как вкусен казачий пшенный кулеш со свежим хлебом.

Вдруг прозвучал рядом чей-то сильный голос:

— Зачем вы к нам пришли? Почему не идете к своему дружку-атаману?

Оглянулись побратимы, смотрят: стоит перед ними толпа — казаки, казачки, ребята малые. А впереди всех могучий седоусый дед Тимофей гневно сверкает яркими глазами.

— Зачем пришли? — повторил дед Тимофей. — Сошли вы с верного пути мирного труда! Нечего делать в нашей станице тем, кто с соседями нас поссорить старается! Не любит родная земля напрасно пролитой крови и корысти лживой. Она труд и честное сердце ценит. Дошла до нас весть о черных делах, которые творили ты, Иван, и ты, Петро. Ни душегубов-разбойников, ни аршинников-жуликов нам не надобно!

— Ступайте своей дорогой! — сурово повторили другие казаки. — Идите к атаману!

А атаман уже тут как тут. Расталкивает людей толстым животом, вперед пробирается и кричит:

— А, вернулись бродяги-обманщики! Где же добыча твоя, Иван? Где деньги твои, Петро? Где мои товары, мой порох, мои пули? Знаю, все знаю! Не смогли вы сберечь и умножить моего добра! Быть вам за это у меня батраками! До самой смерти отрабатывать свой долг у меня будете!

Заплакали тут Иван и Петро. А атаман еще громче кричать начал:

— В паны вздумали вылезти! Из грязи да в князи! Побатрачите теперь у меня…

Глухо зашумели, заволновались казаки.

— Довольно жадничать тебе, атаман! — крикнул старый Тимофей. — Не позволим мы тебе свободных казаков в панских крепостных закабалять!

— Не позволим! — подхватил народ.

— Ах вы, горлопаны, — затрясся от злости атаман. — Бунтуете?! Завтра же указ привезу из Катеринодара, отберу у вас и зерно, и рыбу! Здесь кругом — моя земля! И воды мои! И рыба моя!

— Не много ли берешь себе, пан-атаман? Не подавишься ли? — спросил старый Тимофей.

— Взять бунтовщика! — крикнул атаман своим прислужникам и выхватил из-за пояса пистолет.

Бросились атаманские подпанки к старому кузнецу, но одного из них Павло перехватил, других казаки повязали.

— Все в Сибирь на каторгу пойдете! — завизжал атаман. — Я вам покажу, как бунтовать, как мою землю и воды обкрадывать!

И направил он пистолет в грудь старого Тимофея. Но выстрелить не успел. Подхватил старый кузнец атамана своими железными руками, встряхнул так, что вылетел из атаманских рук пистолет.

— Твои, говоришь, воды кубанские, пан-атаман? — переспросил кузнец. — Ну, что же, владей ими!

И кинул он атамана с кручи, в самую кубанскую быстрину. А вслед за паном и подпанки его полетели. Только шапки с шелковыми красными кистями в бурых водах мелькнули.

— Так со всеми панами-душегубами будет! — сурово сказал старый Тимофей. — Со всеми, кто на крови народной свое богатство неправое строит!

Посмотрел старый Тимофей своими строгими глазами на Ивана и Петра.

— Если хотите с народом одним верным путем идти, счастье и горе делить, одной жизнью жить, — оставайтесь. Вместе все беды легче побеждать. Другой дорогой идти хотите — идите, мы вас держать не будем. Но станете вы нам чужими…

Повинились тут Иван и Петро в своих лихих делах, дали слово жить с народом, по-честному.

Весть о гибели пана-атамана и его лихих прислужников дошла до Екатеринодара. Приезжали оттуда чиновники царские, судья войсковой, всех казаков опрашивали. И все, как один, одно показали: выехал-де, пан-атаман в бурную погоду на рыбалку, а баркас перевернулся. Ну, и утонули атаман и его прислужники в бурной Кубани.

Прислали вскоре нового атамана в станицу. Но до того, видать, дошли кое-какие слухи, потому что он вел себя потише…

С той поры наша станица у царского начальства все время неспокойной считалась.