Хитрец Каймет

 

Бывают люди, у которых вся сила не в руках, не в ногах, а в разуме. И разум ведет их на подвиги, каких не может совершить самый могучий человек.

Таким вот и был Каймет. Родился он слабым, хилым, с тонкими руками и ногами. Весь аул говорил о том, что мальчик не проживет и недели.

Но худой и жалкий заморыш цепко держался за жизнь, как хрупкое и тоненькое деревцо, выросшее среди скал, цепляется за каждый клочок плодородной земли.

В восемнадцать лет Каймет был узкоплечим и низкорослым, точно двенадцатилетний мальчишка. Он не умел ни бегать вперегонки с горным ветром, ни посылать далеко меткие стрелы, как другие юноши аула. Но его большие верные глаза всегда горели живым, лукавым огоньком, он умел прекрасно петь, а острый ум его был неистощимым источником различных выдумок. Другие юноши охотились на осторожных серн или пугливых диких коз с помощью стрел и копья, а Каймет ловил животных хитросплетенными сетями или петлями, которые он ставил на звериных тропах. И часто случалось, что у Каймета добыча была богаче, чем у лучших охотников аула. И прозвали Каймета хитрецом.

В ту пору настали для жителей аула, в котором жил Каймет, черные дни. С одной стороны, в горах, поселился сильный и жадный князь-пши со своей дружиной. А с другой, у моря, построил крепость турецкий паша. И тот и другой то и дело грабили аул.

То на быстрых конях влетят в аул всадники в черных бурках и заберут весь урожай кукурузы, то придут турецкие аскеры в красных фесках и вытрясут из амбаров все просо и угонят скот…

Совсем обнищали аульчане. Жили они впроголодь, только тем, что добывали в горах охотники. Пробовали горячие головы отбиваться от аскеров и княжеских дружинников, но ни к чему хорошему это не привело — пши приказал повесить непокорных, а паша велел сажать их на кол.

Пошли самые мудрые старики просить князя, чтобы он защитил их от турок — ведь лучше кормить одного волка, чем двух!

Князь принял стариков в своей каменной башне, сидя на мягком ковре. Он выслушал посланцев аула, окинул их своим ястребиным холодным взглядом и пожал плечами:

— Ничего не могу сделать для вас, старики! — проговорил он. — Ваш аул — свободный аул, вы не мои люди. А турки — наши друзья… К тому же, что вам и делать, как ни кормить нас, своих защитников. Не унывайте! В реке много воды, а в горах растут дикие груши. Не ленитесь — и проживете как-нибудь.

Вздохнули старики, вышли из башни и решили просить защиты у турецкого паши.

Толстый паша принял стариков очень ласково.

— О мудрейшие из мудрых! — воскликнул он. — Садитесь на ковер! Сейчас вам подадут кумган для омовения рук. Потом будем пить божественный напиток — кофе. Его сам султан пьет…

За кофе старики стали жаловаться паше на князя.

Черные глаза турка стали печальными.

— Ой-ой-ой, как плохо! — покачал он головой. — Бедный вы народ! Но я ничего для вас не могу сделать. Моих аскеров надо кормить, они защищают вашу землю. А князь-пши — хозяин на вашей земле, я над ним не властен. Но мне вас очень жалко и я помолюсь о вас аллаху!

И с ласковой улыбкой, переваливаясь с одной толстой ноги на другую, паша проводил стариков до дверей.

Грустными вернулись старики в родной аул. Ведь рычит волк или улыбается, его добыче безразлично.

К вечеру весь аул знал о том, что стариков постигла неудача. И во всех саклях женщины вздыхали и плакали, точно по покойнику.

Плакала и мать Каймета.

— О горе нам! Мы, как зерна кукурузы между двумя жерновами, — причитала она. — Скоро все мы погибнем от голода.

Каймет сидел возле очага и думал какую-то долгую думу.

— Не плачь, нан! — вдруг сказал он матери. — Нам нужно быть не зерном кукурузы, а маленьким крепким камешком. Ты ведь знаешь, нан, что бывает, если крепкий камень окажется между жерновами? Тогда жернова заскрежещут и могут совсем выйти из строя. Я сделаю так, что наш аул из зерна кукурузы станет кремнем.

И Каймет своей легкой, словно скользящей походкой направился к сакле самого мудрого старика.

— О мудрейший! — сказал Каймет. — Я знаю, что нужно сделать, чтобы турецкий шакал и волк-пши не терзали больше наш аул.

— О дерзкий! — строго воскликнул старик, бросив суровый взгляд на тонкого юношу. — Как можешь ты знать то, чего не знают мудрейшие люди аула? Что можешь сделать ты, слабенький мальчишка, если наши лучшие джигиты задохнулись в княжеской петле или кончили жизнь на турецких кольях?

— Выслушай меня, о мудрейший! Бывает так, что маленький камень рождает огромную лавину, — смело возразил Каймет.

И, стоя у дверей, он шепотом поведал мудрейшему старику свои замыслы.

Старик слушал его, поглаживая свою седую бороду. Но чем дальше он слушал, тем с большим изумлением посматривал на юношу.

— О мудрый не по летам! — наконец воскликнул старик. — Садись к очагу рядом со мною! Если природа дала тебе старческую мудрость, значит, ты достоин сидеть со старейшими…

Той же ночью весь оставшийся скот был отправлен далеко в горы. В тайные пещеры снесли аульчане остатки своих запасов кукурузы и проса, уцелевшие от захватчиков.

Когда через семь дней в аул нагрянули турецкие аскеры, они не нашли ничего.

— Пши забрал у нас все, вплоть до последнего козленка! — жаловались аульчане. — Вот есть только сушеные груши. Ими доблестные воины султана могут отогнать голод.

Порыскав по аулу, турки, голодные и злые, отправились обратно в свою крепость.

А через несколько дней примчались в аул дружинники грозного пши.

— Эй! Быстро собрать нам двадцать корзин кукурузы на мамалыгу! Пригнать десять жирных барашков! — приказал начальник дружины.

— У нас в ауле ничего не осталось! — кланяясь, ответили ему старики. — Все забрали турки. Если вы голодны, мы можем угостить вас сушеными грушами.

Проклиная турок, дружинники пошарили в пустых саклях и ни с чем ускакали обратно.

Вскоре в каменную башню грозного пши пришел маленький, худощавый юноша. Он принес князю убитую серну.

— О могучий горный орел! — низко кланяясь князю, проговорил юноша. — Я принес для твоего стола эту дикую серну. Что может быть радостнее для простого человека, чем доставить удовольствие такому великому князю.

Пши приветливо взглянул на почтительного юношу и задрал голову, как зазнавшийся индюк.

— Я вижу, мальчик, что ты из хорошей, почтенной семьи! — милостиво проговорил пши. — Присядь на край моего ковра.

— О, разве может ворон сидеть рядом с орлом! — воскликнул юноша. — Я бы не стал отрывать тебя, о великий пши, от твоих мудрых мыслей, если бы не одна страшная тайна, которую я хочу открыть тебе.

— Говори! — разрешил пши, оправляя свой серебряный наборный пояс.

— Недавно я был в крепости у турецкого паши, — шепотом заговорил юноша. — И там я услышал страшные слова о тебе, наш могучий повелитель. Я не решаюсь даже произнести эти слова.

— Говори! Все говори! — приказал пши и нахмурился.

— Турки называют тебя, о великий, старой безмозглой сорокой.

Пши заклохтал от злости, точно старый коршун, и нос его покраснел.

— А еще сам паша говорил, что ему приказал султан разрушить твою башню, а тебя самого посадить на кол. Он только выжидает, когда твои воины уйдут добывать себе пищу, и тогда соберется напасть на тебя.

— Ах, он сын свиньи, старый жирный кабан! — в ярости закричал пши. — Плевал я на его шелудивого султана! Я сам приду со своей дружиной и разрушу его вонючее воронье гнездо.

Пши забегал по комнате, в ярости кусая тонкие губы и сжимая рукоятку кинжала.

— Как тебя зовут? — опросил князь у юноши, когда злость его немного остыла.

— Каймет, если будет тебе угодно, о светлый пши! — кланяясь, ответил юноша…

— Так слушай, Каймет! Ты должен почаще бывать у этого турецкого кабана. И когда он захочет выступить против меня, ты сообщи мне.

— Служить тебе — моя мечта! — поклонился Каймет.

— Иди! Я щедро награжу тебя за службу! — обещал князь. — Может быть, я тебя даже сделаю сборщиком податей.

Низко кланяясь, юноша вышел из башни. И никто не заметил его тонкой насмешливой улыбки.

Вечером следующего дня Каймет пришел в крепость к туркам. Он принес в подарок паше молодого тура.

Паша сидел на мягком диване и лениво перебирал янтарные четки. Перед ним на низеньком столике стояло блюдо жирного ароматного плова. Прохладный морской ветерок шевелил шелковые занавеси на окнах. Паша щурился от удовольствия, как большой жирный кот.

— Прими мой скромный подарок, о солнце турецкой земли, — поклонился юноша, опуская на ковер тура.

Паша лениво посмотрел на него своими черными, заплывшими жиром глазками.

— Ты почтителен! — одобрительно проговорил он и зевнул.

— Моя мечта — служить тебе, о великий воин! — тихим, ласковым голосом сказал юноша. — И сердце мое сжимает печаль, когда вспоминаю я о людях, которые осмеливаются оскорблять твое величие.

— О ком ты говоришь, юноша? — заинтересовался паша и перестал перебирать янтарные шарики четок.

— О ком же, как не о дерзком пши, сидящем в своей каменной башне! Он осмеливается называть тебя, светлейший… — Юноша замолчал. — Нет, язык мой не решается повторить его слова.

— Нет, говори! — провизжал паша. — Все говори мне, не бойся!

Юноша покорно склонил голову.

— Он называет тебя, о великий, сыном свиньи, старым жирным кабаном… А светлейшего султана, повелителя вселенной, он ругает шелудивым…

Паша вскочил с дивана, опрокинув столик с пловом, и задышал, как загнанная лошадь.

— И еще он грозится напасть на крепость и разрушить ее. Он называет твою крепость вонючим вороньим гнездом.

Каймет украдкой, из-под опущенных ресниц, бросил взгляд на пашу, и ему показалось, что паша лопнет от злости.

— Это все правда? — взвизгнул паша, мелкими шагами бегая по ковру.

— Клянусь моей матерью, он все это говорил! — твердо ответил юноша.

Паша подбежал к окну и в ярости сорвал шелковую занавеску.

— Я ему покажу! О шакал, лающий на полумесяц! О пожиратель падали!.. О полудохлая ворона!..

Паша топтался по алому шелку и вдруг неистово захлопал в ладоши. В зал вбежали вооруженные аскеры.

— Пусть аскеры готовят оружие! Пусть готовят пушки! — закричал паша. — Завтра мы разнесем в пыль это шакалье логово.

Поздно ночью усталый, но веселый Каймет пришел в свой аул. Не заходя в родную саклю, он прошел к мудрейшему старику.

— Жернова начинают скрежетать! — сказал он. — Готовьте кинжалы, косы, копья!

Он вышел из сакли и усталым шагом направился в горы — туда, где на утесе стояла башня грозного пши. Каймет дошел до башни, когда первые лучи солнца позолотили туманы в ущельях. Пши еще спал, но юноша попросил стражу разбудить его.

— О могучий, прости, что я нарушил твой покой! — поклонился Каймет. — Сегодня утром турки выступают из крепости, чтобы напасть на тебя!

— Хо-ро-шо! — прохрипел князь. — Сегодня будет черный день для красноголовых. Я доволен тобою, Каймет! На, возьми этот кинжал в знак моей благодарности. Еще тебе дадут мултук, и ты будешь драться с турками.

— О великий, могучий пши! — сказал юноша. — Я не умею обращаться с мултуком. Я слаб и беспомощен. Отпусти меня обратно в аул — я буду только мешать опытным воинам.

Пши бросил взгляд на щуплую, узкоплечую фигуру юноши и кивнул головой.

— Ладно! Иди в свой аул.

Юноша быстро спустился с утеса в ущелье. Там он посмотрел на серебряный княжеский кинжал, плюнул на него и швырнул оружие в реку. Затем Каймет свернул с дороги, забрался в густой колючий кустарник, выбрал укромное местечко и лег спать…

Разбудили его гулкие выстрелы.

Осторожно раздвинув кусты, он взглянул на дорогу. Турецкие аскеры в красных фесках лезли по крутому откосу к башне. Княжеские дружинники стреляли в них, и турки один за другим катились под откос. Воины князя сидели за крепкими каменными стенами, а туркам приходилось лезть по голой скале. Но они храбро сражались, эти турецкие аскеры, привыкшие слепо выполнять волю своих начальников.

Все больше турок неподвижными пятнами застывало на серой каменистой дороге, а воины князя по-прежнему были неуязвимыми.

И аскеры наконец не выдержали и побежали обратно в ущелье — туда, где другие аскеры устанавливали две пушки, как видно, отставшие в пути.

Тут из-за башни на быстрых конях выскочили княжеские дружинники. Словно черные птицы, в развевающихся бурках, помчались они вниз на турок по узкой каменистой дороге. Впереди на белом жеребце скакал сам пши и заходящее солнце словно кровью облило его сверкающую шашку.

Вдруг гулко ударили турецкие пушки. Первое же ядро сразило надменного пши и целый десяток его воинов. Второе убило пять дружинников. Заговорили ружья уцелевших аскеров.

Воины пши придержали коней, не зная, что им делать. Потом они, точно вороны, испуганно метнулись в стороны. Их осталось совсем мало.

«Пора!» — подумал Каймет и легкой походкой направился туда, где ущелье становилось совсем узким и над ним нависали каменные стены.

Сзади снова загрохотали турецкие пушки, и Каймет, обернувшись, увидел, как покачнулась и рухнула каменная башня пши…

На горы уже спускались синеватые вечерние сумерки, когда турки, возвращавшиеся в крепость, вошли в узкую теснину.

И вдруг на них с обеих сторон посыпались каменные глыбы. Они сбили лошадей, тащивших пушку, убивали аскеров, грозной лавиной катились вниз.

Из всего турецкого отряда уцелело только пять аскеров. Испуганные, дрожащие, прибежали они перед утром в крепость.

А аульчане вместе с Кайметом вернулись к себе в аул и спокойно легли спать. Хотя у них ломило плечи от тяжелых каменных глыб, но сердце было полно радостью — жернова больше не грозили размолоть их, как жалкое кукурузное зернышко.

Рано утром испуганный паша, у которого осталось очень мало аскеров, покинул крепость и ушел в Анапу. Перед уходом он взорвал свою крепость.

— Теперь можно спокойно убирать наш урожай кукурузы! — улыбаясь, проговорил Каймет. — Эта кукуруза пойдет нам на кашу, отбирать ее у нас некому!

Он взял свой шичепшин[6]и запел веселую песню.

И все жители аула, даже седобородые старики поклонились узкоплечему, тонкому юноше с умным блеском горячих темных глаз.