ГЛАГОЛЫ «БЫТЬ» И «ИМЕТЬ» И ИХ ФУНКЦИИ В ЯЗЫКЕ

Изучение предложений с глаголом «быть» осложняется труд­ностью, если не невозможностью, дать удовлетворительное опреде­ление природы и функций глагола «быть». Прежде всего, является ли «быть» глаголом? Если это глагол, то почему он так часто от­сутствует? Если же «быть» не глагол, то каким образом он имеет статус и формы глагола, оставаясь при этом тем, что называют «глаголом-именем»? Тот факт, что существует «именное предло­жение», характеризующееся отсутствием глагола, и что оно пред­ставляет собой универсальное явление, противоречит, казалось бы, тому, также весьма обычному, факту, что оно имеет эквива­лентом предложение с глаголом «быть». Факты как бы ускользают от анализа, и проблема в целом еще настолько слабо разработана, что здесь даже не на что опереться. Причина, вероятно, кроется в том, что обычно рассуждение строится, по крайней мере импли­цитно, так, как если бы появлению глагола «быть» логически и хронологически предшествовало состояние языка, когда такой глагол отсутствовал. Но подобное прямолинейное рассуждение повсеместно опровергается языковой действительностью и не от­вечает к тому же никаким требованиям теории.

В основу анализа, как исторического, так и описательного, следует положить различие двух слов, которые смешивают, когда рассуждают о глаголе «быть»: одно из них — «связка», граммати­ческий показатель тождества; другое—полнозначный глагол. Эти два слова сосуществовали и всегда могут сосуществовать, бу­дучи совершенно различными. Но во многих языках они слились. В основе проблемы глагола «быть» оказывается, таким обра­зом, не процесс хронологической последовательности, а диалек-

тическое сосуществование двух слов, двух функций, двух кон­струкций.

Утверждая идентичность указанных двух слов, иногда ссыла­ются на именное предложение. Мы уже пытались ^г определить основные черты этого типа высказывания, и ничего существен­ного к сказанному мы здесь добавить не можем, разве только по­стараемся четче противопоставить именное предложение и пред­ложение, содержащее глагол «быть», и еще раз подчеркнем то, что их различает.

Когда говорят о глаголе «быть», необходимо уточнять, идет л ли речь о понятии грамматическом или о понятии лексическом. Именно потому, что такое различение не проводилось, проблема и стала неразрешимой и ее не удалось даже ясно сформулировать. В действительности же существует лексическое понятие «быть», глагольное выражение которого является столь же исконным, что и выражение любого другого понятия, и которое может функ­ционировать, совершенно не вторгаясь при этом в область функции «связки». Следует только вернуть ему и в теории его реальность и его автономность. В индоевропейских языках эта лексема пред­ставлена корнем *es-, который не следует переводить как «быть», чтобы не усугублять той самой путаницы, из которой мы пытаемся выйти. Его значение — «иметь существование, принадлежать дей­ствительности», и это «существование», эта «действительность» опре­деляются как нечто достоверное, непротиворечивое, истинное. Весьма показательно, как это понятие конкретизируется в произ­водных именных формах: лат. sons «виновный», юридический термин, который применяется к «сущему», к тому, «кто есть дейст­вительно» (совершивший преступление); санскр. sant-, авест. hant-«существующий, действительный, хороший, истинный»; превосх. степень санскр. sattama-, авест. hastama- «самый лучший»; санскр. satya-, авест. haiGya- «истинный»; санскр. sattva- «существование; сущность; плотность»; др.-исл. sannr «истинный»; греч. та ovxa «истина; обладание». В истории различных индоевропейских язы­ков *es- оказывалось иногда замененным, но пришедшая ему на смену лексема сохраняет тот же смысл. Так обстоит дело в «тохар­ском» языке, в котором используется nes-, в ирландском, где ис­пользуется ta- (atta-). Попутно отметим, что ирл. ta- с дательным падежом местоимения (буквально «быть у») стало выражением для «иметься»: ni-t-ta «у тебя нет». Одна из семантических функций *es- или его субститутов, по существу, и заключается в том, чтобы сделать возможной конструкцию «быть у» в значении «иметься».

Совершенно иным является положение «связки», которая упо­требляется в высказывании, устанавливающем тождество между двумя именными членами. Здесь наиболее общее выражение не

¹ См. гл. XIV настоящей книги.

содержит никакого глагола. Это «именное предложение» в том виде, как оно представлено в настоящее время, например, в рус­ском или венгерском языках, где нулевая морфема, пауза, осу­ществляет связь между двумя членами и утверждает их тожде­ство — какой бы ни была с логической точки зрения разновидность этого тождества: формальное равенство («Рим — столица Италии»), включение класса в класс («собака — млекопитающее»), принад­лежность к совокупности («Пьер — француз») и т. п.

Очень важно понять, что нет никакой естественной или необ­ходимой связи между глагольным понятием «существовать, быть, иметься в действительности» и функцией «связки». Задавать во­прос, каким образом глагол «быть» может отсутствовать или опу­скаться,— значит ставить все с ног на голову. Правильной явля­ется обратная постановка вопроса — как существует глагол «быть», обеспечивая глагольное выражение и лексическую опору логиче­ской связи в утвердительном высказывании.

В действительности же привычные нам языки создают в этом отношении иллюзию. Появление глагола «быть», служащего для предикации тождества двух членов, не было неотвратимой языко­вой необходимостью. Во многих языках в различные исторические эпохи наблюдается тенденция к реализации функции связки — обычно осуществляемой с помощью паузы между членами, как в русском языке,— в особом знаке, в морфеме. Но эта тенденция разрешалась не одним-единственным и обязательным способом. Способы были различны; создание или приспособление для этой цели глагольной формы — лишь один из них. Рассмотрим кратко основные.

В древнесемитских языках глагола «быть», как известно, не существовало. Достаточно было поставить рядом именные члены высказывания, чтобы получилось именное предложение, при на­личии, по-видимому, дополнительного признака — паузы между членами, что, однако, не имело графического выражения. На примере венгерского, русского и др. языков можно видеть, что эта пауза имеет значение элемента высказывания; более того, это знак предикации. Вероятно, везде, где структура языка позволяет стро­ить предикативные высказывания путем соположения двух именных форм при свободном порядке слов, их разделяет пауза. При этом условии именные формы осуществляют предикацию. Так, в ара­мейском языке: malkuteh malkut 'alam «его царство — вечное

царство»; 'arhateh din «его пути — справедливость»; hfl §alma re§eh di-dhab tab^ «эта статуя, ее голова из чистого золота». Но в функ­ции предикации может использоваться и особый знак: «связкой» служит местоимение так называемого третьего лица единственного числа, которое в этом случае вставляется между субъектом и пре­дикатом: 'elahkon hu 'elah 'elahin «ваш бог— он (=есть)бог богов». То же самое местоимение используется и тогда, когда субъект стоит

в первом или во втором лице: 'anahna himmo 'abdohl dl-'elah-smayya w'ar^ca «мы рабы бога неба и земли» (Ездра, кн. I V, 11), буквально «мы они его рабы бога...». В этом примере мы видим, кроме того, согласование в числе между местоимением-связкой и субъектом. В единственном числе будет буквально «я он его раб» (= я его раб); отсюда во множественном числе «мы они их рабы» (= мы их рабы) с местоимением муж. рода множ. числа himmo.

Такую же схему мы находим в арабском языке ² — именное предложение, в котором субъект, обычно определенный, предшест­вует предикату, обычно неопределенному: Zaidun ^calimun «Сайд — ученый». Можно ввести определение к субъекту, не изменив при этом синтаксической формы: 'abuhu musinun «его отец стар», но также и Zaidun 'abuhu musinun «Сайд, его отец стар» (== отец Сайда стар). Когда же определенными являются и субъект и пре­дикат, между ними можно вставить местоимение huwa «он»: allahu huwa 'lhayyu «бог он (= есть) живой».

В тюркских языках конструкция предикативного высказы­вания — это в основном конструкция именного предложения: что­бы образовать такое высказывание, достаточно синтагмы, состоя­щей, например, из существительного и прилагательного или ме­стоимения и прилагательного. Но часто предикация выражена особым знаком — это не что иное, как личное или указательное местоимение, прибавляемое к слову или к именной синтагме. В во­сточных диалектах это следующий тип высказывания: man ya§ man «я молод», san yas san «ты молод» (букв, «я молодой я», «ты молодой ты»). Конструкция встречается уже в древнетюркском языке и широко сохраняется в консервативных диалектах; можно сказать, что «нормальным» выражением предикативной связи в третьем лице единственного числа является использование местои­мения ol «он» постпозитивно по отношению к именному члену: др.-тюрк, adgu ol «он хороший» (хороший он); manin ol «он мой» (мой он, от меня он); korumci ol «он колдун» (провидящий он); ср.-вост. тур. bu qupra... nirj ol «это гробница X.»; тур.-Хорезм, bu ^calam kitab ol «этот мир — книга»; алтайск. ol bay ol «он богат» (он богат он); башкирск. Xasan yadi'wsi ul «Хасан — писатель» и т. д. Глагол «быть» возник довольно поздно и неповсеместно; в османском в качестве связки специализировалось 3-е лицо ед. числа dir (dur) от durmaq «stare, стоять» ³, однако наряду с этим продолжали использовать и местоимение-связку и именное пред­ложение.

Подобное синтаксическое использование местоимения в функ­ции связки представляет собой явление, имеющее принципиаль-

² Ср. К. Brockelmann, Arab. Gramm. 11-е изд., § 100—102.

³ Другие примеры см. в кн.: J. Deny, Grammaire de la langue turque, § 549
и ел., 1175; а также в коллективной работе: «Philologiae Turcicae Fundamenta»,
, 1959, стр. 104, 111, 125, 207 и др.