Психические заболевания

Таблица 2

Обсуждение этого больного было наиболее продолжительным.

При обосновании диагноза шизофрении указывалось на несоответствие между размерами задержки интеллектуального развития и социальными установками больного, содержанием переживаний и беспечностью, вербальным планированием и бездеятельностью. Отмечались соскальзывания, склонность к отвлеченным высказываниям, а также выраженные аффективные нарушения отсутствие эмоциональной синтонности, стереотипность эмоций, монотонность. Инфантилизм и неуклюжесть моторики рассматривались как следствие рано начавшегося процессуального заболевания. В пользу этого же диагноза приводились такие особенности заболевания, как его прогредиентность, неподверженность внешним (в том числе и социально-средовым) влияниям.

Против такой диагностики приводились соображения о том, что больной контактен, чувственно живой, довольно эмоционально адекватен, отвечает по существу на все задаваемые вопросы, у него нет никаких ассоциативных нарушений, нет кататонических и парапрактических проявлений, отсутствует такой основной шизофренический симптом, как прогредиентность. Нет и намека на гебоидность. Его неряшливость не является карикатурной, свойственной больным шизофренией, а является следствием недостаточного развития больного. Указывалось, что недостаточность критики нельзя считать типичной только для шизофрении. Отгороженность больного не такая, которая свойственна больным шизофренией: «Он интересуется кабинетными вопросами, потому что ему трудно устанавливать контакт с активной жизнью, действовать, но не потому, что это шизофрения, а из-за характерологических особенностей, которые не позволяют ему осуществлять настоящий контакт с действительностью». Бездеятельность у больного - не та, которая бывает при шизофреническом дефекте объясняется наличием эмоционально-волевых расстройств (больной разболтан, несобран) и трудностями трудоустройства. Кроме того, нельзя назвать полностью бездеятельным человека, который много читает, усваивает, приобретает знания.

В пользу диагноза органически обусловленной психопатии или психопатоподобных изменений на основе резидуа органического поражения центральной нервной системы приводился ряд доводов. Указывалось, что больной перенес тяжелые инфекционные заболевания и сепсис в раннем детстве, вызвавшие некоторую задержку интеллектуального развития, речи, двигательную неловкость, в дальнейшем - изменения личности психопатоподобного характера, на формирование которых известное влияние оказали неправильное поведение психопатических родителей, «неполный дом». В связи с констатацией отсутствия самодвижения подчеркивалось, что «это не процесс, поражающий мозг, а это то, что поразило мозг и оставило какой-то след».

В пользу этого же диагноза говорит и наличие некоторой регредиентности заболевания: ослабление интеллектуальной задержки, уменьшение ранее очень свойственных больному неопрятности и небрезгливости.

Констатировать также микроневрологические знаки, в частности, стойкий нистагмоид, «который очень типичен для резидуальных состояний», выраженная атрофия подлопаточных мышц, изменения на глазном дне, ЭЭГ «органического типа» и диэнцефальные нарушения, особенности моторики.

В психическом статусе отмечалось резкое обеднение интеллектуальных способностей больного, примитивность интересов, своеобразие мышления, массивные явления инфантилизма, психопатоподобные изменения характера, разболтанность и несобранность больного, его благодушие, отсутствие целенаправленности.

Возражавшие против данного диагноза основывались на том, что не находили у больного изменений личности, интеллекта и памяти, а также данных, которые указывали бы на локальную патологию. Кроме того, здесь должна была бы иметь место критическая оценка своего состояния.

В связи с тем, что у больного определялась известная дисгармоничность в развитии, некоторый инфантилизм, характерологические особенности, не позволявшие осуществить контакт с действительностью, некоторые участники семинара отдали предпочтение диагнозу психопатия.

Другие же, не соглашаясь с этим диагнозом, указывали, что в данном случае симптоматика более грубая, массивная, тяжелая, нарастающая и утяжеляющаяся, чем это обычно бывает при психопатиях. Нет и отмечающейся при последних податливости внешним влияниям.

Кроме того, указывалось, что в случаях, когда имеется резидуальная органика, лучше говорить не о психопатии, а о психопатоподобных проявлениях у лица, перенесшего то или иное органическое поражение головного мозга.

В подтверждение диагноза олигофрении указывалось на общее недоразвитие организма больного, недоразвитие его мозга, вследствие токсического влияния на раннем этапе развития больного, что привело к интеллектуальному недоразвитию.

К этому же диагнозу приводит, по мнению одного из участников семинара, и попытка более точного определения характера имеющегося органического синдрома, обнаруживающая отсутствие данных, которые указывали бы на локальную патологию. Кроме того, следует учитывать, что «дебил способен к очень большому развитию, но у него все чужое, а самостоятельного нет, то, что прочел - знает, а своего ничего. И так на каждом шагу он показывает, что нет собственного мышления, но есть большая начитанность. Инициативы и мышления у него нет». Указывалось также, что неадекватное поведение и некритичность больного зависят от его дебильности.

Однако в связи с последним диагнозом было высказано замечание, что данные психологического обследования не находят у больного обязательной для дебила интеллектуальной недостаточности. В ряде областей он обладает достаточно широким кругом познаний, хотя и отвлеченных. Кроме того, указывалось, что «олигофрения - это диагностика, требующая диагностики».

Основанием к констатации вялотекущей шизофрении на органической основе и пропфшизофрении считалось наличие в анамнезе больного родовой травмы и инфекций. Вместе с тем указывалось, что интеллект больного не очень пострадал и сам органический процесс выражен не очень грубо.

В динамике развития больного отмечены определенные сдвиги. Если до 18-летнего возраста состояние больного укладывалось в понятие «общий дисгармонический инфантилизм», больной хотя и с трудом, но все же учился и проявлял интерес к некоторым занятиям, однако позже изменился, стал неряшлив, абсолютно бездеятелен, его не удавалось приспособить к какому-либо делу. Он стал по-другому относиться к матери, замкнулся, стал раздражителен. С этого же времени появился особый интерес к истории, археологии. В уродливой и грубой форме у него усилилась фиксация внимания на своих кишечных расстройствах, носившая характер навязчивости. Лишь в последнее время благодаря лечению психотропными средствами навязчивости были несколько снижены.

В психическом состоянии больного отмечены диссоциация между интеллектуальными возможностями, эмоциональностью и поведением. При достаточно широких знаниях в области искусства, литературы и др. областях он не в состоянии освоить самую легкую работу, овладеть элементарными навыками. «Если говорить о статусе больного, речь идет прежде всего о психическом и физическом инфантилизме с изменением психики, которое можно сравнить с тем, что называли «высшим слабоумием», когда больной может рассуждать, с удовольствием рассуждает, интересуется самыми отвлеченными вопросами, а в жизни сделать ничего не может. Правда, здесь его изменения более грубые, слабоумие более грубое, ибо больной бездеятелен».

Отмечающиеся у больного личностные изменения «очень напоминают, совпадают с тем, что мы обнаруживаем при юношеской, гебоидной шизофрении». Отмечалось, что установление давности процесса (с 18 лет?) в этом случае представляет известные трудности, ибо шизофрения, начавшаяся в детском или подростковом возрасте, приводит или к олигофрении, или к инфантилизму, а в данном наблюдении и то, и другое имело место и до 18 лет.

По поводу диагноза пропфшизофрении было высказано замечание, что здесь нет катастрофического течения, которого следовало бы ожидать, нет выраженных гебефренических и кататонических проявлений.

На это было указано, что клинические наблюдения не подтверждают полностью только такой тип течения пропфшизофрении. Она протекает чрезвычайно разнообразно по типу простой, гебоидной, тяжелой кататонической формы и даже парафрении.

В оценке других наблюдений диагностика распадалась на шизофрению, с одной стороны, и, с другой;

а) психопатии и неврозы,

б) паранойяльные развития, паранойю и систематизированную парафрению,

в) маниакально-депрессивный и экзогенные периодические психозы.

Диагноз шизофрении или психопатии и неврозы ставился больным с невыраженными психическими нарушениями, некоторыми особенностями преморбида и отдельными ситуационными трудностями в жизни. Такая диагностическая оценка была высказана в отношении больных, представленных в наблюдениях 1, 3, 4, 10 и 11.

Из числа больных этой группы демонстрировались двое- см. таблицу 3 и 4 (наблюдение 3 и 11 - таблицы даны ниже).

Рассмотрим наблюдение № 3.

ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ № 3 (врач Г. П. Пантелеева)

Больной И., 1940 год рождения (23 лет). Поступил в больницу им. П. П. Кащенко 16/Х 1963 г., выписан 25/II 1964 г.

Анамнез со слов больного, его жены и его отца:

Отец - 63 лет, самоуверенный, решительный человек. В семье эгоистичен, молчалив, «любит поучать». В беседе обнаруживает ригидность, обстоятельность. Мать умерла через месяц после родов при явлениях сердечной недостаточности в возрасте 32 лет. По характеру была общительная, уравновешенная. После родов, протекавших тяжело, с наложением щипцов, в течение 3 дней перенесла психотическое состояние, была подозрительна, обвиняла в измене, требовала показать ей паспорт мужа. Затем это состояние полностью прошло.

Больной родился в срок, в «асфиксии». В течение месяца наблюдался в роддоме, а затем отец поместил его в Институт развития ребенка, где больной пробыл несколько месяцев, а потом был взят на воспитание бабушкой со стороны матери. В детские годы болел корью, дизентерией, осложнений не было. В 6 лет переехал жить к отцу. В течение 2 лет жил с мачехой, затем, после новой женитьбы отца, перешел жить к бабушке со стороны отца, жил с нею до последнего времени. По характеру в дошкольные годы отличался жизнерадостностью, имел много товарищей, «ничем не отличался от сверстников». С удовольствием посещал детский сад. Дома был послушен, ласков. Всегда выделялся маленьким ростом, но в то время внимание на это не обращал.

С 8 лет начал учиться в школе. Учился легко, особенной прилежностью не отличался; вплоть до 4 класса получал похвальные грамоты. Дружил со всеми одноклассниками, любил бывать вместе с ними. Было двое близких друзей. Отличался исполнительностью, аккуратностью. Много читал, с 1 класса увлекался шахматами.

Отец навещал его 1-2 раза в неделю, он был ему очень рад, обижался, если отец по какой-то причине пропускал свой визит.

В 5 классе был переведен в другую школу, где изучали английский язык, так как отец не хотел, чтобы он учил преподаваемый в старой школе испанский язык. С этого времени (12 лет) стали намечаться перемены в поведении. Был недоволен переводом, было жалко старых товарищей. В новой школе стал чувствовать себя неловко, не мог поближе сойтись с ребятами, появилась несвойственная ему ранее стеснительность, застенчивость, которые мешали ему быть вместе с товарищами. Если раньше все выходило само собою, то теперь появились неуверенность в поступках, нерешительность. Стал сторониться одноклассников. «Из школы ребята обычно шли в одну сторону, а он в другую». Завидовал ребятам, что они играют в различные игры, а он научиться у них не мог, так как стеснялся.

Стал больше бывать один, появилась «какая-то лень». Трудно усваивал школьный материал, при приготовлении уроков внимание рассеивалось, не мог сосредоточиться. Хотелось все бросить и почитать интересную книгу, побродить по городу. Один часами ходил по улицам, смотрел на людей, на дома. Такая «любознательность» ему нравилась. Понимал, что нужно делать уроки, но было трудно решиться и заставить себя сесть за них, каждый раз откладывал их приготовление. Из-за этого появилось недовольство собою (12-13 лет), стал раздумывать, почему он не такой, как все, почему он не может играть в различные игры, как другие ребята, отчего у него нет друзей. Было обидно и жалко себя, иногда даже плакал от обиды, но никаких попыток к сближению с товарищами не предпринимал.

Появилась раздражительность, не любил, когда бабушка много разговаривала, грубил ей, просил, чтобы его оставили в покое, так как ему все больше и больше хотелось побыть одному и «подумать».

Такое состояние пытался объяснить своим слабым физическим развитием (был маленького роста, физически слабый).

Все больше и больше робел в присутствии людей, поэтому старался всегда отойти в сторону, чтобы быть незаметным. Ребята сначала пытались втянуть его в свои дела, игры, а затем «махнули рукой». Если ребята начинали дружески подшучивать над ним, то обижался на них и отдалялся еще больше.

Такие изменения в его поведении становились все более и более выраженными, все время чувствовал себя не таким, как все, но «особенно не боролся», довольствовался тем, что есть. Про него говорили родные, что он «ни рыба, ни мясо».

Стал анализировать свое состояние и поведение (особенно с 14 лет), хотел каждый раз найти причину, почему он отличается от остальных ребят, ругал себя за свою нерешительность. Отец заметил перемену в больном в 15 лет. По его словам, он стал более сдержан, молчалив, почти всегда был мрачен, редко смеялся, почти не улыбался, как прежде. Появилась какая-то боязнь людей: не мог свободно выйти на кухню, если там были соседи, не мог как раньше что-либо сделать в коридоре, если был не один. Стеснялся, опасался, что сделает что-то не так. Никак несоглашался учиться кататься на коньках, несмотря на то, что отец купил ему коньки. Говорил, что он не умеет, ему неудобно, что все будут смеяться над ним. Отец пытался сам ходить с ним на каток, но после первого же раза больной наотрез отказался продолжать эти занятия, несмотря на уговоры отца. Говорил, что все равно не научится, что он не способен к этому, что ему трудно быть на людях.

Успеваемость в школе несколько снизил, появилось много четверок, тогда как раньше были одни пятерки.

Постепенно растерял всех своих приятелей. Стал увлекаться музыкой, накупил пластинок и в одиночестве слушал проигрыватель или приемник. Наизусть выучил многие оперы и оперетты, но в театр не ходил, «тяготила необходимость быть на людях». Имел лишь одного знакомого, который не нравился отцу «своей расхлябанностью», но на замечания отца по этому поводу грубил, говорил, что «это не его дело». Вообще с отцом стал сдержан, равнодушно относился к его приходу, иногда, даже не поздоровавшись, продолжал читать книгу, неохотно разговаривал с ним.

С 16 лет начал вести дневник, где «записывал всю свою нерешительность». Ругал себя за свою неловкость, застенчивость, неуверенность, ставил задачу исправиться, намечал план этого, но ничего не предпринимал для его выполнения. Свой дневник никому не показывал, часто рвал его, опасаясь, что кто-нибудь прочтет его, но затем заводил вновь, чтобы «излить душу».

Испытывал недовольство не только собою, но и окружающими, стало казаться, что преподаватели несправедливо ставят ему заниженные оценки, придираются к нему, возможно, потому, что своею стесненностью и застенчивостью он доставляет им много хлопот. А иногда они будто специально задавали ему «каверзные вопросы», чтобы усилить его смущение.

Особенно это касалось преподавателя физики, который таким способом «издевался» над ним.

Учиться продолжал на «4» и «5», но при ответах, особенно в старших классах, очень волновался, испытывал мучительное чувство смущения, когда стоял у доски, нерешительность, поэтому «все забывал», терялся при ответах, отвечал неуверенно. Сидя на уроке «нервничал», боялся, что его спросят, не следил за ходом объяснения учителя, опасаясь, что он будет перед всем классом плохо отвечать и выглядеть «неприглядно». Раза два из-за этого совершенно не мог отвечать урок, получил двойки, в результате его вынуждены были спрашивать после уроков, чтобы он меньше смущался.

Примерно с этого же возраста (16 лет) появились колебания настроения. Обычно после какой-либо неудачи бывал подавлен, еще больше ругал себя за свою нерешительность, был недоволен собою. Тоски не испытывал, суточных колебаний настроения не было. Такое настроение обычно держалось 1-3 дня, пока помнил неудачу. Иногда настроение менялось в течение суток. Если случалось что-то хорошее, то появлялась некоторая надежда, что его состояние изменится к лучшему и он будет походить на всех остальных людей. Но робость на людях оставалась.

С годами становился все более робок с родственниками. Когда они приходили к ним сидел в стороне, не двигаясь с места, боясь обратить на себя внимание. Если его о чем-либо спрашивали, то испытывал неловкость, скованность, хотя старался скрыть их.

Утешение находил лишь в чтении книг, просмотре кинофильмов. «Грезил», представляя себя на месте их героев, каждый раз отводил себе «героическую роль». В грезах «уходил от действительности»; никому об этом не рассказывал. 10 классов окончил с четверками. По совету отца на следующий же день подал заявление в инженерно-строительный институт. Сам ни к какому вузу симпатий не имел, просто «знал, что нужно учиться». Все лето занимался с репетитором, в институт поступил, был доволен.

В институте с самого начала занятий (18 лет) стало еще труднее общаться с людьми, там нужно было проявлять самостоятельность и инициативу, что для него было совершенно невозможно. С товарищами не сошелся, не мог наладить с ними контакт, был все время один. На их дружеские замечания отвечал грубостью, старался этим скрыть свою застенчивость. Дома был раздражителен, не мог выносить «нравоучений» бабушки, однажды даже ударил ее.

Учиться стал хуже. Долго сидел за приготовлением заданий, а получал, в лучшем случае, «3», стал говорить, что учиться ему неинтересно, что в институт он пошел, уступив настояниям отца.

В конце I курса подружился с сокурсницей, к которой привык и проводил с ней все свободное время. По ее словам, во время подготовки к занятиям, больной проявил сообразительность, но когда начинал отвечать преподавателю, то, как будто все забывал, отвечал тихо, робко, неуверенно. Собою был всегда недоволен, из-за этого ходил мрачный, невеселый.

Стоило больших трудов убедить его пойти сдавать зачеты, но когда он доходил до двери кабинета, брался уже за дверную ручку, то вдруг поворачивал обратно, не мог решиться войти, начинал опасаться, что опять будет неловок, «непригляден».

Застенчивость усиливалась, из-за этого не ходил сдавать зачеты, «нахватал задолженностей», а затем никак не мог решиться пойти и спросить, когда ему можно ликвидировать их. Боялся, что не может взять себя в руки, будет теряться, краснеть, смущаться, неприглядно выглядеть перед секретарем директора.

Настроение было подавленным, уходил из дома и бродил по улицам, ходил один в кино, однажды один и тот же кинофильм просмотрел 13 раз подряд. «Хвосты» ходил сдавать лишь после того, как вывешивали списки задолжников с указанием срока сдачи зачетов, что избавляло его от необходимости все узнавать самому. Получал в основном «3», но был доволен и этим, радовался, что кончились его мучения.

Заниматься становилось все труднее, особенно к лету 1962 г. (22 года). Не мог сосредоточиться, отвлекался в мыслях на самые различные темы, без конца думал о чем-то «думал-думал, а затем возвращался к тому же». И опять начиналось все снова. В основном же все его раздумья касались его нерешительности, невозможности быть таким как все, взвешивал каждый шаг, анализировал. Иногда эти раздумья тяготили его и лезли в голову против воли.

В период, когда был особенно задавлен хвостами, думал даже о том, что нужно бросить институт и одновременно нереально мечтал о том, что он кончит медицинский институт. В мечтах видел себя уже врачом, думал о том, как он в белом халате совершает обход, делает все умело, правильно, все им довольны, оказывают ему почести и т. д. А в жизни было «все наоборот». На III курсе увлекался произведениями Ж. Руссо, прочел его «Исповедь», где нашел много общего с собою. Продолжал вести дневник, где по-прежнему анализировал каждый свой шаг, намечал пути к «коренному исправлению», на следующий день ругал себя за то, что ничего не выполнял, вновь намечал планы и вновь и вновь не выполнял их и так без конца.

В мае 1962 г. был отчислен с IV курса института, ибо было много задолженностей. Декан сказал, что у него «лопнуло терпение». Настроение упало, было «тяжело на душе», поссорился со своей подругой. Ничего не делал, целыми днями бродил в одиночестве по городу. Часто бывал голодным, так как не было денег, а спросить у отца не мог - мешала нерешительность. Суточных колебаний настроения не отмечалось.

Летом по ходатайству отца был принят на работу в проектный институт на должность техника. Работа была несложная. Знал, что на него там смотрели «спустя рукава», так как директор был другом отца. Целыми днями на работе проявлял свои фотографии. Чувствовал себя спокойно, так как никто от него ничего не требовал. В конце 1962 г. получил повестку из военкомата, в связи с чем отец стал добиваться восстановления больного в институте, чтобы его не взяли в армию. В феврале 1963 г. был восстановлен, но заниматься не смог; застенчивость усилилась. Объяснял это тем, что не мог включиться в учебу в другой группе, не мог войти в контакт с новыми ребятами. Пугало то, что нужно досдавать новые предметы, пересдать полученные ранее тройки, как было условлено при восстановлении. Вскоре вообще перестал ходить в институт, несмотря на то, что по просьбе отца ему пошли навстречу и зачли некоторые предметы, продлили срок сдачи других предметов. Сначала обманывал отца, говорил, что не застает преподавателей в институте, а затем прямо заявил, что не может ходить в институт. Сидел все время дома, ничего не делал, слушал в одиночестве музыку. Все время был «злой, раздражительный, выводили из себя шумное поведение и разговоры отца».

В марте 1963 г. в связи с субфебрильной температурой (37,1-37,3), сопровождавшейся головными болями и потливостью, наблюдался у терапевта. Предполагали струму I степени, но у эндокринолога диагноз не подтвердился. Тогда направили его на консультацию к невропатологу, а затем к психиатру. Амбулаторно принимал микстуру, таблетки глюкозы с витамином «С», физиопроцедуры. Субфебрилитет и головные боли обошлись, а в остальном улучшения не было. Консультантом-психиатром было рекомендовано стационарное лечение, однако долго откладывал это, надеясь, что сам справится со своим состоянием.

Летом 1963 г. помирился со своей подругой и неожиданно женился на ней. Жил с женой дружно. Все лето отдыхал, однако чувствовал себя все хуже и хуже: усилилась застенчивость и раздражительность, ни с кем не мог общаться, говорил, что его понимает только жена, говорил, что ему трудно приспособиться к жизни.

Осенью, в связи с просьбами отца, несмотря на задолженности, был переведен на V курс. Согласно программе проходил практику на стройке. Там испытывал неуверенность, нерешительность, не знал, за что ему взяться. После шутливого вопроса одного из рабочих, спросившего, в каком классе он учится, расстроился, стал думать, что у него невзрачный вид, невнушительная внешность, поэтому его и за взрослого не принимают. В течение 10 дней все время ходил вслед за прорабом, не зная, чем ему заняться и как. А когда прораб ушел однажды на совещание, то, оставшись один, не мог решить, что ему теперь делать. Ушел с работы один, в последующие дни не выходил на работу, так как не знал, как ему объяснить прогулы, которые накапливались все больше и больше, все время оттягивал объяснения с начальником, испытывал нерешительность, тяготился этим. Ежедневно уходил из дома, бродил по улицам, раздумывал, как ему решиться рассказать жене о своих прогулах. Когда обман был раскрыт, то заявил жене, что он болен, что у него «не в порядке нервы» и ему нужно лечиться. Согласился лечь в больницу.

Перед стационированием долго не мог решиться пойти на место практики за документами. После долгих уговоров жены пошел туда вместе с нею, но, дойдя до двери, повернул обратно, «опять проявил нерешительность», не знал, как объяснить, свой невыход на работу и, опасаясь, что опять будет выглядеть при этом смешно и неприглядно.

В таком состоянии 16/Х 1963 г. поступил в психиатрическую больницу

им. П. П. Кащенко.

Соматическое состояние. Небольшого роста, правильного телосложения, умеренного питания. Кожные покровы обычной окраски. Сердце в границах не расширено, тоны чистые. Пульс ритмичный, несколько учащен, 78 ударов в минуту. АД-120/70 мм ртутного столба. В легких дыхание везикулярное. Живот мягкий, безболезненный.

Неврологическое состояние: зрачки равномерны, реакция на свет и конвергенцию сохранена. Сухожильные рефлексы живые, равномерные. В позе Ромберга устойчив. Легкий тремор пальцев вытянутых рук.

Анализ крови: Нв - 12,4 г%, л - 7400, э - 2, юные - 1, пал - 3, сегментац. - 58, мон. - 5, РОЭ - 11 мм/час.

Анализ мочи: уд. вес - 1010, белок, сахар - отсутствуют, плоские эпителии в умеренном количестве, лейкоциты единичные в поле зрения.

Промтромбиновый индекс - 84%, билирубин - 0,50 мг%, холестерин - 191 мг%. Реакция Вассермана в крови отрицательная. При рентгеноскопии органы грудной клетки в пределах нормы.

Психическое состояние. Выглядит как подросток, очень моложав. Недоволен, что его вызывают на беседу, выглядит смущенным. Застенчиво и вымученно улыбается, смотрит в сторону, перебирает пальцами. Говорит, что всегда волнуется, когда с кем-либо разговаривает. Сведения о себе сообщает неохотно, иронизирует над вопросами врача, иногда дерзит. В качестве основных жалоб выдвигает робость, «болезненную застенчивость», «крайнюю нерешительность». Из-за них он не может общаться с окружающими, ибо не может к ним обратиться с тем или иным вопросом, все кажется, что делает не так, как надо, возникает чувство недовольства собой. Считает тебя слабовольным. Все это вызывает у чего плохое настроение, подавленность, чувство досады на себя и обиды на окружающих. Считает себя физически невзрачным, неинтересным и «тусклым» для окружающих. Предполагает, что может быть из-за этого он постоянно ощущает скованность при обращении с людьми. Из-за застенчивости он потерял всякую инициативу. Этим объясняет появившуюся у него раздражительность. Из-за нерешительности не может иногда ни о чем думать, «мысли исчезают», а иногда, наоборот, без конца перебирает в уме все свое поведение, мысли текут в беспорядке, не может приостановить их. Это мешает ему заниматься.

Застенчивость и нерешительность считает чертами своего характера, однако отмечает, что проявления их все больше и больше нарастают. Считает, что у него «больные нервы, так как все его раздражает». Легко плачет, но быстро успокаивается.

В отделении держится одиноко, большей частью подавлен, задумчив. Без конца читает одну и ту же книгу на английском языке, читает медленно, отмечает трудности при чтении. Трудно сосредоточить внимание на книге, ибо мысли заняты анализированием своего поведения, состояния. Как будто другой человек сидит в нем и оценивает его поступки, когда он что-то делает, о чем-то думает. Это его особенно не тяготит, но и толку в этом не видит, а избавиться не может. Иногда следит за игрой больных в шахматы, даже садится играть сам, но жалуется врачу, что проигрывает, так как чувствует себя неловко, все время думает об этом и уже не может следить за игрой. Расстраивается, что больные, слабее его подготовленные, обыгрывают его, возникает чувство неприязни к этим больным.

Старается быть больше один, ибо ему трудно что-либо делать в присутствии других. Например, не решается в присутствии других сесть на стул, если на нем кто-то до этого сидел, так как не уверен, что стул освободился, а спросить об этом не решается. Опасается, что будет выглядеть жалким и смешным в том случае, если стул вдруг окажется занятым, и он начнет смущаться. Поэтому же стесняется спросить у няни свое полотенце, которое затерялось при уборке, закрыть в палате форточку при всех и т. д. Обращает внимание врача на то, что никогда не может отделаться от какой-либо навязчивей мелодии, но не тяготится этим.

Обнаруживает некоторую подозрительность, намеками сообщает врачу, что видит, как за каждым его шагом следит персонал, поэтому часто грубит в ответ на их замечания, отвечает обиженно, с сарказмом, каждый раз оправдывает себя тем, что они «этого заслуживают».

С первых дней пребывания в больнице получал этаперазин в дозе до 72 мг в день. Хорошо спал, отмечал уменьшение раздражительности, по-прежнему испытывал робость и застенчивость, просил его выписать на амбулаторное лечение, говорил, что будет ходить по улицам, где до него нет никому дела и он будет чувствовать себя спокойнее.

С добавлением стелазина до 30 мг в сутки развились явления акатизии, наблюдались судороги в мышцах тела, которые не снимались, несмотря на уменьшение доз стелазина до минимума и назначения динезина. В связи с этим стелазин был отменен. Дозы этаперазина были увеличены до 120 мг в день в сочетании с аминазином на ночь в дозе 50 мг. Отмечались носовые кровотечения, тремор пальцев рук. В последующем оставался капризен, проявлял нетерпение при отказе в выписке, говорил, что голова только и занята тем, как бы ему выписаться. О своем состоянии рассказывал неохотно, старался его преукрасить, заявлял, что сам попробует побороть свою болезнь, что уже не думает о ней, что она целиком зависит от его воли.

Настроение было неустойчивым, менялось в течение суток без видимых причин. То был относительно спокоен, говорил, что сознает необходимость лечения, так как в таком состоянии ему трудно находиться и жить среди людей, то начинал настаивать на выписке, ругая себя за согласие лечь в больницу. Все время в мыслях взвешивает все «за» и «против», не может придти к определенному выводу. Бывает, что одновременно что-то хочет делать, и не хочется называть это «раздвоением желаний».

Его прошлое кажется ему нереальным, как будто все было не с ним, а с кем-то другим, но настоящее воспринимает реально.

Считает, что у него есть способности, даже может быть выше, чем у остальных, но «выложиться» не может, не может найти «форму контакта с людьми». Это очень тяготит. У него такое ощущение, что он выбит из колен, «жизнь идет сама, по себе, а он сам по себе». Жизнь проходит мимо него, а он ничего не может сделать.

Все время просит врача поговорить с ним, но при беседе немногословен, старается обойти вопросы, касающиеся его состояния, настаивает на выписке. Уходит от врача, не кончив беседы, но тут же вслед врачу говорит, что он хочет побеседовать еще. Осторожно выспрашивает, какое у него заболевание. Несколько раз заявил, что врач, «как и другие», хочет сделать его. психически больным, но на эту тему не распространяется, старается уйти от разговора об этом или же начинает отрицать только что сказанное. Говорит, что все относятся к нему свысока, насмешливо. Склонен много рассуждать о своем состоянии, делая неопределенные заключения и выводы. Целиком занят самим собой, о родных почти не вспоминает, с отцом на свидании формален, сух, с женою более доступен, но о домашних делах не расспрашивает, требует, чтобы его выписали;

В таком: состоянии был выписан женой из больницы 24/II 1964 г.

Катамнез со слов больного и его отца 3/II 1966 г.

Был выписан из психиатрической больницы, им. П. П. Кащенко в феврале 1964 г. В течение нескольких месяцев после выписки получал меллерил до 200 мг в день и индопан по 15 мг в сутки. Заметного улучшения в психическом состоянии не отмечал. Получив академический отпуск по справке врача-психиатра, решил за это время сдать все «хвосты», однако нерешительность и застенчивость мешали: не мог решиться пойти в институт и выяснить, что необходимо для сдачи экзаменов. Без конца анализировал свое состояние, тяготился тем, что не может «войти в жизнь». Оставался пассивным, «смирился». Лучше чувствовал себя в одиночестве, когда не надо было «контактировать» с окружающими.

С помощью хлопот отца был допущен к занятиям в институте, хотя не все предметы были сданы. Оставался пассивным; приходя на практику, ничего там не делал, «слонялся», пользуясь тем, что на него никто не обращает внимания. В институте чувствовал себя очень одиноким, не мог ни с кем познакомиться, стеснялся, было «как-то неудобно» заговорить со студентами, спросить их о чем-то. Не мог решиться занять очередь к преподавателю для сдачи зачетов, охватывала неуверенность, «безволие», опасался, что не так спросит что-то, не так ему ответят и т. д. «Болтался» в коридоре до тех пор, пока все студенты не расходились и тогда «волей-неволей приходилось идти в кабинет». Иногда же, так и не решившись войти в кабинет, уходил домой, не сдав зачета. Затянул, таким образом сдачу зачетов на целый год. Находил массу, оправдательных причин для своей нерешительности и в результате не ходил на экзамены, на консультации по диплому. Часто доходил уже до двери кабинета преподавателя, но поворачивал обратно. Опасался всего: что предстанет перед всеми в смешном виде, что на него обратят внимание, что он опять начнет смущаться. Иногда даже сам себе не мог объяснить, отчего не решается что-то сделать. Был всё время один, к общению с сокурсниками не стремился, не испытывал потребности в этом.

С лета 1964 г. примерно в течение 4 месяцев беспокоил страх смерти. Навязчиво приходили мысли о том, что его может не быть; при этом испытывал внутреннее беспокойство, неопределённую тревогу, не мог избавиться от этого страха, как ни старался. Страх смерти был настолько неприятен, настолько тяготил его, что однажды на свадьбе у родственников заговорил об этом, вызвав недоумение слушателей. Постепенно страх прошел, хотя мысли о смерти остались до настоящего времени, но сейчас, относится к ним без прежней тревоги и беспокойства, равнодушно.

Заниматься было трудно, не мог «сосредоточиться»: внезапно среди занятий застревал на одной точке, наступал «затор», во время которого в голове проносились какие-то отдельные мысли, самого разнообразного содержания, но не относящиеся к теме занятий. Как ни старался в такие моменты направить мысли по нужному каналу, это ему не удавалось. Работа из-за этого в сочетании с его «крайней нерешительностью» шла очень медленно. Испытывал недовольство собою, думал о своей неполноценности, хотя в глубине души высоко ценил себя, не считал неспособным. Не смог самостоятельно написать диплом, половину за него сделала жена, ибо кончались уже все сроки. Дипломный проект защитил на «4».

По окончании института вместе с другими выпускниками служил в армии писарем. Работа вполне удовлетворяла, так как не требовала общительности инициативы. Однако имел неоднократные выговора за то, что не соблюдал предписанных уставом правил: не мог решиться и заставить себя отдавать рапорт по форме, отдавать честь старший по званию. При этом всегда очень смущался, испытывал неуверенность и опасение» что не сделает всею так, как надо; не мог заставить себя выполнять, все это, несмотря на замечания.

По возвращению в течение 2,5 месяцев не мог решиться заставить, себя начать работу по распределению. По протекции отца поменял несколько мест назначения, но не шел никуда, так как стеснялся идти к начальнику отдела кадров, к руководителю предприятия, «не представлял себе», что он там скажет, как будет вести себя, «было неудобно». Пропустив один день, не решался идти на следующий, ибо не знал, как объяснить свое отсутствие накануне. Домашних обманывал, говорил ежедневно, что уходит на работу, а сам бродил по улицам вокруг того учреждения, где должен был работать, или же в библиотеке переводил «для себя» английские книги.

С помощью отца, осенью 1965 г. начал работать в проектной мастерской. Работает очень медленно, не может побороть свою нерешительность и неловкость. Не решается спросить о чем-либо начальника, стесняется на глазах у всех что-то делать, например, встать и пойти за клеем. Постоянно неуверен в себе. Если даже что-то сделает, то сидит и молчит, ничего больше не делая, пока руководитель сам не подойдет к нему и не спросит. Все это очень затягивает его работу, делает все значительно медленнее других. Однажды целых два дня ничего не делал на работе, так как начальник был занят, а сам не решился проявить инициативу и начать работу без подталкиваний. Все на работе, по словам больного, говорят о его «сверхвыраженной неуверенности». Сам называет это у себя «абсолютным безволием», так как не может себя заставить что-либо делать. «Плывет по течению», все время ругает себя, анализирует, «копается». В эти моменты как будто «раздваивается» - с одной стороны считает, что нужно что-то сделать, а с другой - не может себя заставить, ищет оправдательных причин.

Часто кажется, что окружающие, даже незнакомые, обращают на него внимание, критически окидывают его взглядом, видя его неполноценность, говорят о нем. На работе часто придираются к нему, хотят от него избавиться, хотя прямо об этом не говорят. К людям недоверчив, склонен ожидать от них чего-то плохого. Временами кажется, что знает, о чем они думают, так как их последующее поведение подтверждает его догадки.

Стал совершенно бездеятельным. Товарищей не имеет. Любит помечтать в одиночку о «несбыточном», «в мыслях все хочется чем-то заняться», а на деле остается пассивным, неинициативным, утратил все свои прежние увлечения, кроме шахмат; постепенно перестал читать даже художественную литературу. Во время занятий мешает «рассосредоточенность»: мысль внезапно обрывается и забывает, о чем только что думал.

Временами возникают навязчивые мысли и желания ударить кого-либо без причины, выброситься в окно. Понимает нелепость этих желаний, с трудом перебарывает их. Такие мысли появляются эпизодически без видимой связи с внешними событиями. Склонен к навязчивому счету.

За последний год стал ипохондричен, считает, что у него «слабое здоровье», что он «весь больной», что может долго не прожить.

Ведет замкнутый образ жизни, общается лишь со своими домашними, да и то «в силу необходимости». С отцом сух, неоткровенен. С женой часто ссорится, считает, что она «предвзято к нему относится», старается уйти из дома, чтобы побыть одному. Не испытывает радости от рождения ребенка, мало занимается с ним, только лишь «когда заставят».

Настроение часто бывает подавленным, когда ничего не хочется делать, испытывает сильную раздражительность. Такое настроение длится месяцами, а иногда и больше месяца.

Никому, кроме врача, не рассказывает о своем состоянии, да и то после активных расспросов. Пассивно относится к лечению.

Таблица 3

Таблица 4

Диагноз данного наблюдения сложен, ибо имеется ряд симптомов, являющихся общими для таких вероятных у данного больного заболеваний, как шизофрения и психастения: деперсонализационные расстройства, расстройства настроения, эндогенная наследственность (у психопатической личности и дети, и родители могут страдать явной шизофренией), резонерство (второсигнальное резонерство, по мнению одного из участников семинара, свойственно психопатическим личностям).

Не облегчает положения вещей и наличие у больного ухода от реальной действительности, который, будучи характерным для многих психических заболеваний, свойственен также неврозам и психопатиям. Отсутствие адаптации к окружающей среде может быть не только при шизофрении, но и при резко выраженной психастенической психопатии. Вряд ли состоятельны в данном случае и попытки использовать для дифференциальной диагностики взаимоотношения личности и среды: согласно данным, приводившимся на семинаре, явления «неполного дома», встречаются будто бы еще чаще при шизофрении, чем при психопатиях. Кроме того, нелегко в данном случае дифференцировать психастеничность, застенчивость, нерешительность, с амбивалентностью, а астению - со снижением активности.

В данном наблюдении за диагностику шизофрении в различных ее вариантах (неврозоподобный вариант вялотекущей, простой; простая вялотекущая; параноидная) были высказаны следующие соображения.

Отмечалась тенденция к неуклонному нарастанию болезненных явлений. Психастенический синдром развивался с нарастающим падением энергетического потенциала. Имелось перерастание ксенофобии в выраженные бредовые идеи и другие черты, свойственные шизофрении. Констатируется постоянная утрата работоспособности.

Со стороны психического статуса на момент обследования больного обнаружен ряд выраженных изменений: дезорганизация и аутичность мышления, полная оторванность от реальности, амбивалентность, амбитендентность, диссоциация между мыслями и действиями, расстроенность активного внимания, шперрунги, мантизм, намеки на деперсонализацию, резонерство, стереотипии. Отмечалась своеобразная пародоксальность эмоциональной жизни: мимозоподобность, особая рефлексия на собственные личностные изменения и, в то же время, эмоциональное охлаждение к родственникам, соприкасающееся с прямым огрубением, тупостью и монотонностью. Указывалось на выраженные личностные изменения: грубость, подозрительность, вялость, уродливость, приводящие к краху всех жизненных начинании, атаксия в широком понимании слова.

Формулировка больного «Я не могу себя заставить заниматься буквально ничем» свидетельствует, по мнению одного из участников семинара, за шизофрению, ибо психастеникам не свойственны такие высказывания. Настоящее состояние квалифицировалось как апатико-абулическое.

Участниками симпозиума, отвергающими диагноз шизофрении, приводились следующие мотивы: отсутствие динамики заболевания, которая указывала бы на типичные для шизофрении черты процесса. С больным возможно установить контакт в такой форме, в которой его нельзя установить с больными шизофренией. Отрицались нарушения ассоциативного процесса. Указывалось, что за деперсонализацию ошибочно принимается сосредоточенность больного на своих внутренних переживаниях, а за резонерство - симптомы, которые могут быть при общей астении психической деятельности. Отмечалось, что у больного имеет место экстравертированная компенсация в фантазии - преодоление своей невозможности жить в естественном мире, а не аутистические грезы, носящие интравертированный характер и свойственные шизофрении. Констатировалась эмоциональная сохранность больного, его мягкость, положительная эмоциональная реакция на рождение ребенка. Указывалось, что больной не безучастен к своей судьбе. Отмечалось, что раздражительность, наблюдавшаяся у больного, неспецифична для шизофрении, но является специфичной для астении любого происхождения, а его агрессивность носит невротический характер, она не доказывает наличие шизофренического дефекта.

Участники семинара, диагностировавшие психопатию психастенического круга, обосновывали свое заключение следующим образом: в генезе данного заболевания определенное значение имеют социальные и психологические факторы (грубые ошибки в воспитании, недостаточное внимание и т. п.), оказавшие особенно выраженное действие на биологически неполноценную личность (астенизация, недоразвитость,- инфантильность).

В психопатологической картине заболевания отмечалось наличие большого числа психологически понятных симптомов, вырастающих из конфликтной ситуации. Указывалось, что в пользу данного диагноза свидетельствует и особенно резкая выраженность психопатических (психастенических) черт с момента самостоятельной жизни больного.

Большое значение в такой диагностике придавалось характеру психастенического синдрома: чувству неуверенности в себе, сознанию своей неполноценности, депрессивному фону

ч^ настроения, суицидальным мыслям и попыткам, склонности к резонерству. Против диагностики данного больного в рамках психопатий были высказаны возражения: степень эмоциональных нарушений у него оценивалась как более глубокая, чем это свойственно пстихастеникам. Отмечалось, что больной груб с близкими, у него ни с кем нет хорошего контакта. Он -обвиняет других, а не себя. Если у психастеников есть мысли и желания, но нет действий, то у данного больного действия идут в разрез с желаниями. Психастеники, когда нет тяжелого невроза навязчивостей, самые надежные работники, дают высокое качество работы, здесь же иная профессиональная адаптация. Указывалось, что этому больному свойственны не нерешительность, а амбивалентность, не астения, а снижение активности. В течении его болезни отсутствует фазность.

В пользу психопатии, но астенического круга были высказаны такие доводы. Слабая выраженность навязчивостей, в отличие от того, что бывает при психопатии психастенической, психопатическая наследственность. В анамнезе щипцовые роды и асфиксия. Он воспитывался в крайне неблагоприятной обстановке. Формирование личностных черт по времени совпало с резкой переменой жизненного стереотипа и связанными с нею трудностями адаптации и это происходило именно в том возрасте, в котором обычно выявляются психопатии тормозимого круга (по данным О. В. Кербикова и сотрудников).

Особенности психического статуса включают характерную для астенической психопатии симптоматику - раздражительность, тормозимость, нерешительность и стеснительность.

Против данной диагностики было высказано мнение, согласно которому психопатам-астеникам не свойственна постоянная плохая работоспособность.

НАБЛЮДЕНИЕ № 11 (врач Ю. Шапкин)

Больной С., 18 лет. Поступил в больницу им. П. П. Кащенко 31/ХII

1965 г.

Объективный анамнез (со слов матери и отца больного)

Родился от первой беременности. Беременность у матери первые 2 месяца протекала с токсикозом, была тошнота, рвота, в дальнейшем мать чувствовала себя удовлетворительно. Роды были затяжными, рано отошли воды, мальчик родился в асфиксии. Однако в дальнейшем развивался нормально. Говорить он начал с 6-8 месяцев, ходить начал с 1 года.

В дошкольном возрасте перенес почти все детские инфекции, которые протекали в легкой форме, без осложнений, страдал также часто ангинами.

В это время по характеру был живым, общительным, стремился к детям, вместе с ними катался на коньках, лыжах, велосипеде, любил играть в подвижные игры, стремился командовать» поэтому предпочитал играть с теми детьми, которые беспрекословно подчинялись ему. Если ребята не хотели подчиняться, легко уступал, удовлетворялся второстепенной ролью. Дома был не всегда послушным, но поддавался уговорам, особенно, если его о чем-нибудь просил отец. Был очень привязан к родителям. Если приходилось разлучаться с ними больше чем на один день, плакал, тосковал, плохо ел, требовал, чтобы его отвели домой. К окружающему относился с живым интересом, охотно слушал книжки, любил бывать за городом, нравились растения, деревья. Когда семья выезжала на дачу, без конца требовал, чтобы с ним ходили в лес. Проводил там с родными большую часть времени. В лесу становился по-особенному оживленным, радостным, охотно собирал грибы и ягоды. Когда ему читали, слушал очень внимательно, становился тихим, сосредоточенным, как бы забывал все окружающее, жил жизнью героев книги. Особенно любил сказки, военные рассказы. Без конца просил, чтобы ему перечитывали книгу о приключениях Хотабыча, знал ее содержание наизусть. Нравились стихи о природе, хорошо запоминал их.

В школу пошел учиться 7 лет. В школе успевал хорошо, до 4 класса был отличником. В 9 лет, когда учился в 3 классе, перенес скарлатину, которая протекала в легкой форме, без осложнений. После выписки из больницы чувствовал себя хорошо. Продолжал хорошо успевать. С большой ответственностью относился к выполнению домашних заданий. Уроки всегда делал самостоятельно, раздражался, если ему предлагали помощь. По характеру оставался общительным, откровенным, несколько упрямым. Дружил с ребятами со двора, играл с ними в футбол, катался на лыжах, коньках, был ловким, подвижным, от ребят во время спортивных игр не отставал. Охотно посещал школьные мероприятия. Вместе с классом ходил в кино, в театр, в музеи. С 4 класса у него появились два близких, друга, вместе с которыми проводил много времени, делился сокровенными планами и мыслями. К родителям продолжал относиться хорошо. Однажды взял у отца блокнот и написал там о том, что они самые лучшие люди (родные) и он их очень любит. С матерью был ласков, откровенен, рассказывал ей о школьных делах, о своих детских тайнах, шалостях. По-прежнему был привязан к отцу. Любил поговорить с ним, посоветоваться, они нередко разговаривали о прочитанных книгах, о спектаклях, о кино. Рассказывал отцу о товарищах, делился своими планами. Очень считался с мнением отца во всех вопросах.

С 10-12 лет заметно изменился. Появилось немотивированное упрямство и капризность по отношению к родным. Требовал выполнения всех его желаний, не считаясь ни с чем. Если раньше с ним можно было всегда договориться, он поддавался убеждению, то теперь он стал совершенно невыносимым дама.

Был постоянно всем недоволен, придирался к родителям, выслушав их советы, делал наоборот. Любое незначительное замечание со стороны близких, например, что он не причесан, не убрал после приготовления уроков книги, приводило его в состояние ярости. Больной начинал злобно браниться, выкрикивал в адрес родителей угрозы, разбрасывал вещи, бил посуду, иногда кусал себе руки, колени. Постоянно упрекал родителей, что они скупы, ничего ему не покупают. Однако, когда родители за дорогую цену купили ему пальто, категорически отказался носить его. Отказался объяснить причину такого решения. Другой раз потребовал, чтобы родители купили ему фотоаппарат. Когда аппарат был куплен, на другой день, не считаясь с материальными возможностями семьи, потребовал, чтобы ему купили другой аппарат такой же марки, но другой конструкции, так как такой аппарат у его приятеля. При этом бранился, пытался ударить отца. Когда второй фотоаппарат был куплен, занимался непродолжительное время фотографированием, затем это занятие забросил.

Дома постоянно был недоволен пищей, говорил, что еда невкусно приготовлена, с силой отталкивал тарелку, вставал из-за стола. Никакие уговоры не помогали, ходил полуголодным, значительно похудел. В связи с таким поведением больного родители были вынуждены показать его психиатру. Психиатр сказал отцу, что заболевания у него нет, что возможно, это возрастное, патологическое развитие личности, высказал уверенность, что со временем все эти явления исчезнут, рекомендовал продолжать учебу. Действительно, спустя год-полтора больной стал заметно спокойнее, более послушным, перестал высказывать необыкновенные упреки в адрес родителей. Однако с родителями оставался отчужденным, скрытным, старался избегать разговоров о школе, книгах, товарищах. Если родители проявляли настойчивость при расспросах, становился раздражительным, иногда говорил грубости. Отношения со сверстниками у больного стали иными. Если раньше он стремился к общению со всеми ребятами, то теперь предпочитал проводить время с двумя товарищами, с которыми он был знаком и раньше, новых друзей не завел. Когда эти товарищи приходили к нему домой, уводил их в отдельную комнату, закрывал дверь, нередко даже проверял, не слушает ли кто у дверей. У больного значительно снизилась успеваемость, хотя занимался не меньше, чем раньше, отметки ухудшились, нередко не мог сам решить задачи, в письме стали частыми пропуски и вставки по рассеянности. В в классе больному взяли репетиторов по математике и русскому языку, окончил 8 классов с посредственными отметками, перешел в вечернюю школу, по предложению родителей, что лучше будет работать и учиться, что в дневной школе ему не интересно, сам тоже этого хотел. В вечерней школе окончил 9-10 классы. Несмотря на пониженные требования, в этой школе также учился с трудом, подолгу просиживал за уроками. С 15 лет начал работать в ЦИТО санитаром, куда его устроил отец, где последний работая хирургом.

К работе относился без видимого интереса, но справлялся, держался ото всех в стороне, был скрытным. Вместе с тем, начал непонятно почему настойчиво расспрашивать сотрудников института об отце, старался отыскать факты, характеризующие отца отрицательно. Несмотря на то, что многие сотрудники отзывались об отце как о хорошем человеке и способном хирурге, пришел к выводу, что он бывает излишне требователен, несправедлив, фамильярен с персоналом, что отец вообще «плохой человек». Отцу об этом прямо не говорил, но стал вести себя с ним дерзко, часто бывал с ним груб.

В 10 классе (16 лет) неожиданно увлекся философией. Говорил, что хочет поступить в гуманитарный вуз, чтобы глубоко изучить этот предмет. В школе успевал с трудом, отметки были плохими, часто пересдавал, но к этому был безразличен, все меньше уделял внимания школе. Много времени проводил за чтением философских произведений. Читал лекции по философии Гегеля, произведения Феербаха, философские произведения Ленина, штудировал историю партии. За чтением философских работ засиживался по ночам. Для более углубленного изучения философии поступил учиться в вечерний университет марксизма-ленинизма, но занятия там регулярно не посещал. Когда отец пытался выяснить его знания в этой области, то оказалось, что больной почти ничего из прочитанного не понимает. Увлечение изучением философии продолжалось у больного около года, затем постепенно интерес к ней ослабел.

Окончил школу в 1964 г. на тройки. Неожиданно для близких решил поступать в технический вуз, хотя до этого не любил математику и всегда увлекался гуманитарными науками. Подал заявление в институт стали, на экзаменах получил низкие отметки и не был зачислен. Сям самостоятельно устроился на работу в тот же институт лаборантом. Работал и одновременно занимался с репетиторами для повторной сдачи вступительных экзаменов на следующий год.

К этому времени (15-16 лет) снова резко ухудшились взаимоотношения с родителями. Говорил, что родители ему надоели, раздражали своим присутствием. Заявлял, что не переносит их нравоучений, они не могут воспитывать его, так как сами являются низкими, подлыми, грязными, ограниченными людьми, называл их «обманщиками и лгунами». Обвинял родителей, что они только тем и занимаются, что следят за ним. С 16 лет вновь начал вступать в конфликты с родными. Изменился внешний вид больного. Он стал небрежен, перестал следить за своим внешним видом. Мог долго не стричься, ходил заросшим, обувь носил до полного износа, не давал ее чинить, пока она буквально не разваливалась у него на ногах. Мылся крайне неохотно, один раз в 2-3 месяца. Если все же его уговаривали помыться, требовал чтобы его мыл отец, сам себя мыть отказывался. Не менял подолгу белье и носки, так что от него дурно пахло. Отказывался носить новые вещи. Вместе с тем жаловался родственникам, что родители его плохо одевают. После одной из ссор, когда у отца возник сердечный приступ, запретил матери выходить из дома, чтобы вызвать скорую помощь. Когда мать все же выбежала на улицу, догнал ее и стал жестоко избивать. Бил со всей силой ногой в живот. Во время своих ссор с родными неоднократно избивал отца, бросал в него стулья, угрожал зарезать, махал перед ним ножом. Родителям приходилось обращаться к помощи соседей. Как только приходили посторонние, больной успокаивался и уверял, что ничего не делает. Изменилось также его отношение к сестре. Если раньше был ласков с ней, то теперь при каждом удобном случае старался причинить ей огорчение, боль. То без всякой причины, несмотря на протесты родителей, начинал бросать в девочку мелкие предметы, например горошины витаминов, пока не доводил ее до истерики, то начинал с «садистической» улыбкой на лице, безудержно-целовать ее, затем внезапно отталкивал, бил рукой по лицу. Однажды заявил, что убьет сестру. Издевательства над родными стали повторяться ежедневно. Мог разбудить мать, отца и сестру среди ночи и полураздетых вытолкать за дверь. Полгода родители с малолетней девочкой скитались по родным и знакомым. Домой лишь приходила мать, которая готовила больному обед и убирала. Если больной во время прихода матери был дома, то он обычно на ее приход не реагировал, делал вид, что не замечает ее присутствия. Мать больного обратила внимание на то, что он с увлечением читает книги о зверствах эсэсовцев, о немецких концлагерях, книг этих у него было много, где он их доставал, мать не знает, в продаже она их не встречала. Однажды даже подробно рассказал матери о зверствах фашистов, ярко описывал детали, говорил обо всем этом без чувства жалости, скорее с удовольствием, с интересом. Месяцев через 6-7 больной «разрешил» родным вернуться домой. С ними оставался также холоден и груб. Тут же потребовал, чтобы мать взяла ему репетиторов из института стали, куда он был намерен вновь поступать. Хотя занимался нерегулярно, все экзамены сдал неплохо и его зачислили в институт. Был доволен этим, но с первых же дней учебы оказался несостоятельным, не усваивал материала, не мог выполнить задания. Дома говорил, что не успевает, так как плохо подготовлен. Жаловался, что на занятиях не может сосредоточиться, голова у него «пустая». Ему трудно одновременно слушать лекции и записывать их. Приносил домой чужие конспекты, требовал, чтобы мать переписывала их, заставлял ее сидеть до 3 часов ночи, а сам сидел рядом и читал художественную литературу. Если мать пыталась иногда спросить непонятно написанную в формуле букву или просила больного помочь ей, он бранился говорил, что дома родителям делать нечего, что их следовало бы снова выгнать из дома, что они обязаны помочь ему в трудную минуту. Если же больной сам принимался за домашние задания, то мать замечала, что у него ничего не получается, что он большую часть времени или просто листает страницы; или сидит, тупо уставившись в книгу, не переворачивая страницы. На другой день заявлял родным, что не подготовился и в институт не пойдет. За последние полгода мать заметила в поведении больного странности: при чтении по-особому однообразно поглаживает голову и постоянно то накручивал на палец волосы, то раскручивал их. Мог непрерывно заниматься этим часами, по временам он как-то странно усмехался. Нередко днем спал, а ночью бодрствовал, читал книги, шумно зажигал свет, бродил по комнатам, не давал спать родным, пил очень крепкий кофе (2-3 столовых ложки на стакан). С декабря 1965 г. перестал посещать занятия в институте, стал совсем бездеятельным, много лежал, был мрачен, говорил, что он подготовлен хуже всех ребят в группе. Заметно похудел, ел мало. Бранил родных и избивал, обвинял их в том, что они не смогли ему помочь в занятиях, видя, что самому ему не справиться. По временам вскакивал с постели, бегал по комнате, заламывал руки, в исступлении кричал, что все кончено, что его отчислят из института, жить ему осталось считанные часы. Беспомощно со слезами спрашивал у родных, почему они не дают ему никакого совета.

Отказался обратиться к врачу, считал, что к медицине его положение отношения не имеет. Врач диспансера беседовал с больным на дому, под предлогом обследования для райвоенкомата.

В нашу больницу больной был доставлен санитарами связанный.

Дополнительные сведения со слов соседей:

Больной проживает вместе с родителями в отдельной квартире, в которую семья вселилась 1,5 года назад, поэтому подробных сведений о нем и его семьи у соседей получить не удалось. Соседи характеризуют родителей больного, как спокойных, отзывчиво-сдержанных, несколько замкнутых людей. О больном они сообщают, что он был грубым, вспыльчивым, терроризировал родителей, выгонял их из дома. Все ссоры, возникавшие в семье, соседи объясняют «плохим характером» больного.

Психическое состояние.

Анамнез

Психическое состояние

Соматическое состояние.

Анамнез

Анамнез

Психологическое исследование больной

Анамнез

Психическое состояние

Катамнез через год

Катамнез больной

Хотите получать на электронную почту самые свежие новости?

Подпишитесь на Нашу рассылку

Наша политика приватности обеспечивает 100% безопасность и анонимность Ваших E-Mail

Новости и инфо для студентов

• Свежие новости
• Актуальные обзоры событий
• Студенческая жизнь

Реклама

Соответствующий теме материал

• Похожее
• По категориям
• По работам

• Образ в системе психической регуляции деятельности. На сайте allrefs.net читайте: "Образ в системе психической регуляции деятельности."
• Особенности психического развития детей с ранним детским аутизмом Они не умеют подражать взрослым, а ведь подражание в ранние годы и служит как раз важнейшим инструментом обучения.Подражая, дети начинают… Пока непонятно, возникает ли аутизм в одном отделе мозга, а затем поражает и… Поскольку нервные связи детского мозга упрочиваются посредством опыта, правильно нацеленные умственные упражнения…
• Справочник заболеваний и способов их лечения На сайте allrefs.net читайте: "Справочник заболеваний и способов их лечения"
• Справочник заболеваний На сайте allrefs.net читайте: "Справочник заболеваний"
• ЧАНЬ-БУДДИЗМ И КУЛЬТУРА ПСИХИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В СРЕДНЕВЕКОВОМ КИТАЕ На сайте allrefs.net читайте: "ЧАНЬ-БУДДИЗМ И КУЛЬТУРА ПСИХИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В СРЕДНЕВЕКОВОМ КИТАЕ"

• Философия
• История
• Социология
• Демография
• Экономика
• Государство
• Юриспруденция
• Право
• Политика
• Науковедение
• Культура
• Образование
• Педагогика
• Психология
• Лингвистика
• Литература
• Искусство
• Журналистика и СМИ
• Компьютеры
• Программирование
• Информатика
• Религия
• Математика
• Физика
• Механика
• Химия
• Биология
• Геология
• География
• Астрономия
• Энергетика
• Электротехника
• Электроника
• Связь
• Высокие технологии
• Машиностроение
• Ядерная техника
• Приборостроение
• Полиграфия
• Биотехнологии
• Промышленность
• Производство
• Строительство
• Архитектура
• Сельское хозяйство
• Торговля
• Туризм
• Транспорт
• Медицина
• Спорт
• Военное дело
• Изобретательство
• Охрана труда
• Экология
• Маркетинг
• Менеджмент
• Иностранные языки
• Финансы
• Кулинария
• Косметика
• Домостроительство
• Без категории

• Рефераты
• Контрольные Работы
• Шпоры
• Домашние Задания
• Доклады
• Курсовые Работы
• Курсовые Проекты
• Отчетные Работы
• Расчетно-пояснительные Записки
• Лабораторно-практические Работы
• Самостоятельные Работы
• Дипломные Работы
• Зачетные Работы
• Комплексные Задания
• Расчетно-графические Работы
• Индивидуальные Работы
• Домашние Работы
• Семинары
• Отчеты по Практике
• Лекции
• Методические Указания
• Лабораторные Работы
• Расчетно-графические Задания
• Дипломные Работы
• Дипломные Проекты
• Конспекты Лекций
• Конспекты

О Сайте

• Рефераты
• Правила Пользования

• Правообладателям
• Обратная связь

Информация в виде рефератов, конспектов, лекций, курсовых и дипломных работ имеют своего автора, которому принадлежат права. Поэтому, прежде чем использовать какую либо информацию с этого сайта, убедитесь, что этим Вы не нарушаете чье либо право.

© copyright 1999 - 2024 allRefs.net. Все права защищены. Страница сгенерирована за: 0.151 сек.