Посвящается Малу, которая не ездит на велосипеде пока что

Дэвид Бирн

Весь мир: Записки велосипедиста

 

 

Дэвид Бирн

Весь мир: Записки велосипедиста

 

Посвящается Малу, которая не ездит на велосипеде… пока что

 

 

 

Благодарности

Скотт Мойерс, мой агент в «Уайли», какое‑то время тому назад заметил, что было бы неплохо собрать книгу, основу которой составляли бы мои… Хотя я десятилетиями вел дневники, в которых отмечал наблюдения, сделанные во… Благодарю редакторов, Пола Словака и Уолтера Донохью, за их замечания и комментарии: мы все поняли, что блог – еще не…

Введение

 

Велосипед – самое популярное в мире средство передвижения.

 

Велосипед стал для меня основным способом перемещения по Нью‑Йорку где‑то в начале 80‑х. После первых осторожных проб я сразу же загорелся вело‑энтузиазмом – хотя Нью‑Йорк не самый подходящий для этого город. Мною овладели бодрость и чувство свободы. Тогда у меня был старенький трехскоростной велик, оставшийся от прошедшего в пригороде Балтимора детства, – а для Нью‑Йорка, в сущности, большего и не нужно. В те годы моя жизнь почти целиком протекала внутри Манхэттена – в Ист‑Виллидж и Сохо, – и вскоре мне стало ясно, что велосипед дает возможность носиться по делам в рабочее время, а вечерами посещать клубы, выставки или ночные заведения: наличие двухколесного средства передвижения избавляло от необходимости то и дело искать такси или ближайшую станцию подземки. Знаю, ночные клубы и велосипеды не очень‑то легко увязываются в общественном сознании. Но в Нью‑Йорке столько всего интересного можно увидеть и услышать – а я обнаружил, что, когда требуется быстро перебраться из одной точки вечернего города в другую, на велосипед вполне можно положиться. Вот я и стал велосипедистом, несмотря на то что двухколесный конь несколько снижал мой статус в глазах окружающих, к тому же вечно ахавших, что я ни за грош подвергаю себя такой опасности: в те годы мало кто ездил по городу на велосипеде. Автомобилисты еще не привыкли делить улицы с подобными мне, а потому подрезали нас или прижимали к припаркованным на обочинах машинам даже чаще, чем теперь. Будь я тогда постарше, я бы оценил езду на велике как удобный способ поддерживать физическую форму, но поначалу мне это и в голову не приходило. Мне просто нравилось кататься по грязным улицам, с выбоинами и трещинами в асфальте.

К концу 80‑х я открыл для себя складные велосипеды, и, когда работа и любопытство забрасывали меня в самые разные уголки света, я обычно брал с собой такой велик. То же самое чувство освобождения, пережитое в Нью‑Йорке, посещало меня снова и снова, когда я крутил педали на улицах известнейших городов мира. Связь с жизнью, кипевшей на этих улицах, я ощущал куда отчетливее, чем если бы сидел внутри автомобиля или ездил на городском транспорте: я мог остановиться всякий раз, когда мне того хотелось; часто (точнее, очень часто) я добирался из точки «А» в точку «Б» быстрее, чем на такси; меня не связывали рамки установленного маршрута. В каждом городе, по мере того как уличная жизнь в потоках городского воздуха проносилась мимо, воодушевление и бодрость возвращались ко мне. Они стали моим наркотиком.

Эта точка обзора – быстрее, чем при ходьбе, но медленнее, чем на поезде, обыкновенно чуть выше голов пешеходов – за последние 30 лет стала привычным для меня окном в мир, она и теперь со мной. Это широкое окно, но оно открывает по большей части городские пейзажи (я же не гонщик и не спортсмен). Сквозь него я схватываю особенности сознания подобных мне людей, отразившиеся в городах, где они живут. Города, как мне теперь представляется, воплощают собой наши наиболее глубокие и часто неосознанные убеждения – не отдельно взятых индивидуумов, а тех социальных животных, каковыми мы являемся. Ученому, изучающему когнитивные способности человека, стоит лишь взглянуть на то, что мы сделали, на выстроенные нами ульи и муравейники, чтобы понять, о чем мы думаем, что считаем важным, а также вычислить порядок, в котором мы выстраиваем эти свои мысли и убеждения. Все это открыто нараспашку, оно здесь, прямо на виду; не требуется томографии или консилиума культурологов с антропологами, чтобы стало ясно, что происходит в голове у живущего здесь человека. Внутренние механизмы сознания проявляют себя в трех измерениях повсюду вокруг нас. Наши ценности, наши надежды кричат о себе с простотой, порой вызывающей неловкость. Вот же они – на витринах лавок, в музеях, в храмах, в магазинах и офисных зданиях, а также в том, как все эти строения взаимодействуют друг с другом, а иногда и отказываются от взаимодействия. Они говорят нам на своем уникальном языке городского ландшафта: «Вот это, по нашему мнению, имеет особое значение, вот так мы живем, а так развлекаемся». Езда на велосипеде по всем этим улицам похожа на странствие по коллективным нервным цепочкам некоего глобального мозга. На самом деле это путешествие по единой душе компактно живущей группы людей, этакий «Мозговой штурм»[2], только без убогих спецэффектов. Оно дает возможность исследовать коллективный мозг – счастливый, жестокий, неискренний, великодушный, – увидеть его в часы работы и в часы отдыха. Бесконечные вариации знакомых тем, возникающих вновь и вновь, – торжество или печаль, надежда или смирение, – раскрываются мириадами оттенков и форм.

И все же в большинстве виденных мною городов я был всего лишь проездом. Кто‑то может посчитать, что в таком случае все, что я видел, по определению будет сводиться к поверхностным, ограниченным, выхваченным из контекста впечатлениям. Так и есть, многие из моих городских заметок можно рассматривать как самоанализ, в котором городу отводится роль зеркала. Но я также считаю, что даже краткий визит позволяет гостю проникнуть в смысл деталей, очевидных невооруженному взгляду особенностей, – и тогда общая картина, тайные намерения города непременно проявятся, почти сами собой. Экономика раскрывается в магазинных витринах, история – в дверных косяках. Странно, но по мере настройки микроскопа на изучение более мелких деталей общая перспектива становится все шире и отчетливее.

Каждая глава этой книги исследует какой‑то один город, хотя я мог бы включить описания гораздо большего их количества. Неудивительно, что разные города обладают уникальным, присущим только им обликом и по‑разному выделяют то, что кажется им особенно важным. Порой вопросы, возникающие у наблюдателя, цепочки его рассуждений кажутся едва ли не обусловленными конкретным урбанистическим пейзажем. Ну, например, одни главы фокусируются скорее на истории, а другие повествуют о музыке или живописи, – все зависит от города.

Конечно, какие‑то города проявляют к велосипедисту больше дружелюбия, чем другие. Не только в смысле географии или климата, хотя и это накладывает свой отпечаток, но и за счет того, какое поведение здесь поощряется, а также того, как именно устроены (или, наоборот, не устроены) некоторые города. Как ни странно, наименее дружелюбные нередко оказываются самыми интересными. Рим, скажем, потрясающий город, когда смотришь на него с велосипеда. Движение в городах центральной Италии известно своей перегруженностью, так что два колеса могут дать преимущество в скорости и, если постараться избежать подъемов на знаменитые холмы этого города, можно без затруднений скользить по нему, наслаждаясь чередой замечательных панорам. Однако Рим – отнюдь не рай для велосипедиста, совсем напротив: в крупных итальянских городах общее настроение «каждый сам за себя» не способствует созданию безопасных велодорожек. Но, если принять это как данность, хотя бы на время, то (при соблюдении осторожности) езду по Риму на велосипеде можно порекомендовать как увлекательное приключение.

Эти мои «Записки» уходят в прошлое на десяток с лишним лет. Многие составлены во время рабочих поездок по разным городам – в моем случае на концерты или выставки. Нередко работа заставляет людей мотаться по миру. Для себя я выяснил, что велосипедные поездки всего по нескольку часов в день – хотя бы на работу и обратно – поддерживают мой рассудок. Отправляясь путешествовать, люди оставляют дорогие им вещи, лишаются связи с привычным для них окружением, подолгу не видят знакомой обстановки – и это каким‑то образом развязывает узелки их психики. Порой такой опыт полезен, он может распахнуть сознание, предложить новые идеи, но довольно часто обрыв психических связей оборачивается не столь приятными и даже травматическими последствиями. Оказавшись в незнакомом месте, кто‑то замыкается в себе или в своем гостиничном номере, начинает безудержно тратить деньги в попытке обрести контроль над ситуацией. Я обнаружил, что физическое ощущение от езды на двухколесном транспорте, приводимом в движение мышцами, в сочетании с присущим этой езде самоконтролем вселяют в меня уверенность и силу, достаточные, чтобы весь остаток дня чувствовать себя вполне комфортно.

Это звучит как описание какой‑то странной медитации, и в некотором смысле так оно и есть. Выполнение привычной задачи, вроде вождения машины или езды на велосипеде, погружает человека в более расслабленное состояние. Повторяющаяся механическая работа занимает сознание (по крайней мере, немалую его часть), хотя не чересчур: случись что, впросак не попадешь. И тогда, пусть и не слишком часто, к поверхности начинают подниматься этакие пузыри подсознания. Для меня, чья работа и творчество немало черпают из подобных «пузырей», езда на велосипеде – надежный способ настройки восприятия на то, что мне нужно. Точно так же к кому‑то приходят во сне готовые решения сложных проблем, изводящих человека наяву: когда сознание чем‑то отвлечено, подсознание берется спасти положение.

Пока писались эти «Записки», я стал свидетелем того, как некоторые города (тот же Нью‑Йорк, скажем) нашли радикально новые способы облегчить жизнь своим велосипедистам. В других городах перемены были неспешными и поэтапными: там еще предстоит разглядеть в велосипеде удобный, практичный вид транспорта. Одни города нашли в себе силы приспособиться к повседневным требованиям жителей и даже получили от этого кое‑какие финансовые выгоды, в то время как другие продолжают погружение в пропасть, в которую начали съезжать десятки лет тому назад. В главе, посвященной Нью‑Йорку, я упоминаю об этих процессах, городском планировании и политике, а заодно описываю собственную скромную вовлеченность в местное управление (и в шоу‑бизнес) – там, где это помогает моему городу сделаться человечнее, повернуться лицом к велосипедистам и, как мне представляется, стать уютнее.

 

Американские города

Большинство городов США не слишком приспособлены для велосипедистов. Впрочем, и пешеходам в них приходится нелегко. Они устроены для удобства… Ле Корбюзье. Лучезарный город (план) Banque d'Images/Art Resource, NY © 2009 Artists Rights Society (ARS), New York /…

Ниагарский водопад

Я проснулся в Америке. Солнце печет вовсю, и я сижу в туристическом автобусе на громадной стоянке в Буффало – где‑то неподалеку от границы с… Я в растерянности оглядываюсь вокруг. Вдали виднеется какое‑то офисное… У меня есть несколько свободных часов, и, оседлав свой велосипед, я направляюсь к Ниагарскому водопаду, который…

Драка. Шоу

Я видел странный фильм под названием «На заднем дворе». Это такое странное реслинг‑шоу, которое действительно устраивается где‑то на… Просто челюсть отвисает: зрелище веселое, но порой становится страшновато.… В отдельных случаях родители подбадривают своих чад одобрительными криками.

Родной город

Мы преодолеваем огромные расстояния, чтобы таращиться на руины некогда великих цивилизаций, но где искать современные руины? Где в нашем мире… Я сижу в поезде, проезжающем Балтимор – город, в котором я вырос. Из окна… В вагоне звучит тихая какофония позывных мобильников: кусочки из Моцарта и хип‑хопа, старомодные рингтоны и…

Детройт

Я выезжаю на велосипеде из центра города к окраинам. Потрясающая поездка по временной шкале истории города, дням его славы и последующего…   Выехав оттуда, я попадаю в зону легкой промышленности – или бывшей промышленности, поскольку и здесь немалая часть…

Свитуотер, штат Техас

Я обедаю в ресторанчике через дорогу от отеля, в котором остановился. Стейк здесь потрясающий – как, впрочем, и должно быть в Техасе. Вся отделка… Ресторанчик (единственный, куда можно дойти пешком из отеля, в котором нет… В местной газете разгорелись дебаты о том, следует ли ограничивать учащихся старших классов требованиями…

Колумбус, штат Огайо

Я проезжаю по пригородному парку, что приводит меня на задворки громадного комплекса, в который входит шоппинг‑центр и модель целой улицы,… Этот идеальный пейзаж знаком каждому, он давно стал привычным, но глубинные… Подозреваю, тот же импульс, который изгнал из меню ресторанов бутылки пива и бокалы вина, который заставляет местных…

Альтернатива: Новый Орлеан

Я множество раз катался на велосипеде по Новому Орлеану, прежде чем его посетил ураган Катрина. Город довольно плоский, так что нагрузка на колени… Здесь почти нет тех федеральных дорог, которые так часто разделяют и связывают… Я проезжаю по Мэгазин‑стрит, а затем по Сент‑Чарлз, где деревья кажутся оплетенными испанским мхом,…

Возрождение Питтсбурга

Я встречаюсь со своим другом Джоном Черноффом – учителем, писателем и барабанщиком – в «Фабрике матрасов», арт‑заведении в северной части… W. Eugene Smith/Black Star

Берлин

 

Ностальгия по грязи

Когда самолет садится в берлинском аэропорту Тегель, я смотрю вниз, на чистенькие, аккуратные поля и дороги – даже в пролесках поодаль деревья стоят… Помню, в 1988 году я ездил по германской глубинке, подбирая места для натурных… Но этот лес действительно отличался, и весьма, от всех прочих, которые мы видели. Ни единого прямого ствола, все…

Заключенный № 7

Когда Рудольф Гесс, последний нацистский преступник, содержавшийся в тюрьме Шпандау, умер, по всей видимости удавившись электрическим проводом, все… Двадцать лет Гесс оставался единственным заключенным в целом здании, «самым…  

Обмен

 

Я прибываю в город из аэропорта. Такси медленно крадется по серым, совершенно пустым улицам, разыскивая нужный мне адрес. Хотя вот же, по дальнему тротуару идет прохожий в ярко‑красном одеянии; это дородный немец в костюме индейского вождя, со всеми перьями на голове, в зимних мокасинах и так далее. Он один‑одинешенек, улица пустынна. Сначала я думаю: «Ого, здешние психи довольно изобретательны!» – но затем вспоминаю, что идет карнавальная неделя, и он, скорее всего, ковыляет домой после бурной ночи. В Германии развился особый феномен Дикого Запада, вспыхнувший благодаря книгам Карла Мая. Серия его популярных романов‑вестернов основана на неожиданном романтическом повороте сюжетной линии: героями в них выступают как раз индейцы.

Национальные цвета германцев (не те цвета, что красуются на государственном флаге, а те, что встречаются здесь чаще прочих) – желтый, в основном тусклого серного оттенка, зеленый с уклоном в тона выцветшей листвы и коричневый: от мутновато‑бежевого до насыщенного цвета земли. Эта теплая почвенная палитра во всех ее комбинациях – самая распространенная, когда речь заходит о цветах одежды, зданий и всего прочего. Для меня она воплощает собой «немецкость», национальное и культурное своеобразие. Это, конечно, стереотип, но он заставляет задуматься: может, у каждой страны есть своя палитра? Конечно, дома строились когда‑то из местных материалов, так что в Лондоне преобладает красный кирпич, а, например, в Далласе – охряный.

В гостиничном лифте прозрачные стены, они дают бросить взгляд вниз, на шоссе неподалеку, и одновременно рассмотреть шахту самого лифта и его устройство. Все кабели и механические устройства безупречны – ни пятнышка, ни пылинки. В Нью‑Йорке эти шахты чумазы, все поверхности покрыты слоями запекшейся грязи и застарелой смазки, внизу – толстый ковер из смятых стаканчиков из‑под кофе и крысиного помета. Когда я говорю об этом своему другу‑американцу, он отвечает: «Ну и что, зато у нас в Америке музыка лучше».

Да что ты! Можно не выносить техно, безраздельно царящее в большинстве местных ночных клубов, но многие тут же возразят, что одни только Бетховен, Бах и Вагнер шутя выдержат конкуренцию с любыми американскими ремесленниками, имена которых могут всплыть в памяти. Да, это заявление смехотворно, но что оно означало? На что намекало? Кроме ксенофобии и недоказуемости, не было ли там подкладки в виде предположения, что культурные и социальные качества имеют некий срок годности? Что избыток одного неизбежно влечет нехватку другого? Что чистота и порядок обязательно иссушают какие‑то другие качества (из чего следует, скажем, будто каждый красивый человек непременно туп как пробка)? Что целые нации и народы имеют некую общность психики, которая вступает в силу сразу, как пройдешь паспортный контроль? Эта мысль чем‑то напоминает идею, описанную в странном рассказе Уилла Селфа «Квантовая теория безумия»: человечество якобы располагает ограниченным, раз и навсегда определенным уровнем рассудка – одного на всех. В результате каждая черточка психологии, каждая деталь социального облика наших персонажей получены в обмен на какие‑то иные, оставшиеся невыраженными, формы социального поведения. Если человек чувствует себя счастливее «среднего уровня», это означает, в рамках данной теории, что он совершил обмен, поступившись чем‑то другим – интеллектом, например.

 

Музыка, раздетая догола

Берлин воспевают как культурную столицу Европы. Ну, кое‑кто воспевает. Вечером я отправляюсь обходить галереи с художником‑дизайнером… © 2006 Aerowest / Google Inc.

Политическое искусство

Мы обедаем в компании Матиаса Арндта, местного галерейщика, и его подруги, историка искусства. Матиас перенес свою галерею из района Митте, где она… Дела у местных творцов идут довольно неплохо, хотя и в другом смысле. Здесь… В галерее Матиаса мне понравилась инсталляция Томаса Хиршхорна: руки манекенов поддерживают на весу мешанину из…

Проблема» красоты

Матиас упоминает о молодом, учившемся в Лейпциге художнике, который обрел в последнее время немалую популярность: несколько лет назад Матиас… Матиас уверяет, что красота, будучи эфемерной, мимолетной и преходящей,… Некоторым людям сложно определить, что такое красота: нередко вещи, которые с первого взгляда могут показаться…

Штазиландия

Летом Берлин восхитителен. Утром я собираюсь прокатиться по Тиргартену, большому парку в центре города, но в отеле «Интеконтиненталь» как раз… Прибытие в город представителя «империи» означает, что мне приходится выбирать… Мне приходилось слышать, что в Берлине открыт музей «Штази», а поскольку я совсем недавно прочел книгу «Штазиландия»,…

Справедливость и срок давности

Следует ли выплачивать компенсацию людям, чью жизнь грубо попрали «Штази» или другие подобные правительственные агентства – где бы то ни было? Нужно… В последние годы народ Зимбабве (бывшая Родезия) пытается вернуть себе… Торжество справедливости? Не совсем, но захват земли белыми поселенцами тоже не был честным. Кое‑кто скажет,…

Параллели

Перед вами – кадр из документального фильма «Секретарша Гитлера», который почти целиком состоит из прошедшего недавно долгого интервью с этой… Кадр из фильма Андре Хеллера и Отмара Шмидерера «Секретарша Гитлера»: «Я должна была пожертвовать этим во имя высшей…

Восстановление

Хотя Берлин пришлось восстанавливать из руин, в которые Вторая мировая превратила немалую часть города, процесс сдерживали выросшая посередине Стена… Я качу взад‑вперед по Митте, откуда вчерашние галереи и кафе понемногу…  

Стамбул

«На велосипеде – по Стамбулу? Ты что, спятил?» Наверное… а впрочем, нет. Движение здесь довольно хаотичное, да и холмов хоть отбавляй, но за… Я проезжаю мимо кофеен, набитых людьми, которые энергично играют в нарды или… Я стараюсь придерживаться дорог, бегущих вдоль Босфора и Мраморного морей, чтобы не выехать случайно во внутренние…

Уродливые новостройки как религиозные символы

Раскатывая по городу, я замечаю, что старые здания – деревянные дома, дворцы в европейском стиле XIX века, а также строения оттоманской эпохи –… По всему миру каждое напоминающее бункер сооружение, каждый бездушный спальный… Допустим, размышляю я, эти строения что‑то выражают. Нечто большее, чем строку «Итого: ________» в бюджете…

Сакип Сабанчи

На следующий день «Дизайнеры снов» заехали за мной в отель, а оттуда мы двинулись параллельно Босфору. Группу возглавлял Архан, похожий на турецкого… Молодая «гражданка мира» Эсра, художник левых убеждений Саба и… «Дэвид, мы прибыли!» – тормошит меня Эсра, и я просыпаюсь. Прямо впереди – большие белые ворота, которые открываются,…

Танец живота

По возвращении в гостиницу я встречаюсь с группой турецких экспатриантов (которые живут сегодня в Бельгии, в Нью‑Джерси, в Чикаго) и,… Наш казахский друг точно знает, в какое заведение мы держим путь, и потому мы… Обстановка – разительный контраст с особняком Сакипа Сабанчи. Поскольку в комнате стоит могильный холод, «мамаша»…

Шоу должно продолжаться

Остаток дня я разъезжаю по городу на велосипеде, покупаю несколько чудесных рельефных портретов Ататюрка, старые репродукции арабских карт и… Ко мне подходит Алев и шепотом сообщает, что фестиваль не состоится. Я… Тем временем все сидящие передо мной журналисты достают свои мобильники: довольно странное ощущение – говорить с…

Буэнос‑Айрес

Этот город называют «южным Парижем» – из‑за его широких авеню, кафе и ночной жизни. Авенида 9 де Хулио остается самой широкой улицей мира, так… Буэнос‑Айрес расположен достаточно далеко на юге, чтобы оказаться в зоне… Хотя и южная часть Бразилии, и Аргентина заселялись сменявшими друг друга волнами итальянских и германских эмигрантов,…

Разговор задом наперед

Утром я решаю прокатиться до Тьерра‑Санта (Святая Земля) в надежде сделать несколько удачных снимков. Это такой тематический парк у реки,… Над оградой набережной нависают рыболовы. На одинаковом расстоянии друг от друга стоят ларьки, где жарится мясо для…

Бобо

 

Моя очаровательная гостиница в районе Палермо названа в честь «Бобо в раю» – юмористической повести американца Дэвида Брукса, посвященной богемной культуре, ее отстраненности от общества и коммерциализации. Забавно, но и сама гостиница, и окружающие ее кварталы – отличный пример этого самого процесса. Кроме того, во множестве языков это слово попросту значит «дурак». Представьте, что нью‑йоркский «Трайбека гранд‑отель» носит имя, высмеивающее рафинированных «людей искусства», живущих и работающих вокруг. Эта гостиница стоит на Гватемала‑стрит, между улицами Хорхе Луиса Борхеса и Темзы: одно это расположение многое говорит о культурной формуле города, с его смешением латиноамериканских и европейских сюжетов. Хороший довод в пользу того, что названия улиц и городов не только напоминают нам о важных исторических датах и любимых – кем‑то – политиках (Ла Гуардиа Плейс и Франклин Д. Рузвельт‑драйв в Нью‑Йорке, улица 9 июля и Авенида де Майо здесь), но также отражают сознательные мифопостроения и культурные устремления людей: желание установить связи, не потерять исторический контекст, обрести статус. Сотни маленьких городков в США носят гордые названия вроде Париж или Мадрид, не говоря уже о бульваре Венеция, целой россыпи местечек с греческими именами на севере штата Нью‑Йорк, а также обо всех этих приставках «новый»: Нью‑Лондон, Нью‑Джерси, Новый Орлеан… В этих названиях четко угадывается то, как живущие там люди видят себя (а точнее, как видели себя их прадеды). С одного взгляда становится ясно, как в том или ином городе воспринимают прошлое, что местные жители хотят увековечить, сделать своим настоящим, а о чем предпочитают забыть.

Перкуссионист Мауро, с которым мы выступаем вместе, разочарованно посетовал, что Сантьяго, где мы не так давно побывали, показался ему слишком уж «американским» городом (то бишь «североамериканским»). Я могу понять его: там очень мило, очень чисто, там огромное количество офисных зданий с зеркальными стеклами, но крайне мало пестроты характера, шарма, приземленности, свойственных той же Бразилии, откуда Мауро родом. Мауро заметил, что Чили остается одной из немногих стран, где не было узаконено рабство. Речь, по‑видимому, идет о том, что именно африканцы дали культуре Южной Америки ее своеобразие и очарование. Бразильцу это простительно. В любом случае немалая часть музыки континента – и в прошлом, и сейчас, разумеется, – не что иное, как гибрид европейских, местных и африканских стилей. Некоторые доказывают, что даже танго имеет в своей родословной какие‑то африканские корни. Хотя угадать в музыке отдаленные истоки и влияния не так уж и сложно (для меня, во всяком случае), культурные мотивы тянутся глубже, сплетаются неуловимыми прядями: в грамматике и синтаксисе, в национальных чертах юмора, в отношении к сексу и другим телесным функциям. Здесь отличить одно влияние от другого уже становится проблематично. Прошлое – часть тканевой основы, но мы часто видим лишь узоры на поверхности культурного ковра.

 

Прошлым вечером к нашей небольшой группе за ужином подсел Игнасио Варшавски из местного оркестра El Arranque, исполняющего танго. Он заметил, что в последнее время множество групп пытаются комбинировать танго с электронными мотивами, но, с его точки зрения, еще никому не удалось добиться органичного результата, – и при этом Игнасио отнюдь не считает поставленную задачу недостойной воплощения. В отличие от многих местных тангуэрос, которые не жалуют новых течений и сразу занимают оборону, сам Игнасио и другие участники Еl Arranque открыты для сотрудничества и оригинальных подходов: это касается как истории самого танго, так и чужеродных стилей. Совсем недавно участники оркестра наткнулись на написанные от руки партитуры оркестровых аранжировок старого танго – и некоторые из них, по словам Игнасио, на удивление радикальны, хоть и написаны еще в 40‑е годы. С тех пор оркестровка стала глаже, консервативнее, так что подобные старые, более резкие и смелые подходы часто заметают «под ковер истории», чтобы моментально о них забыть. Оркестр Игнасио как раз записывает компакт‑диск, где старые мастера танго, которые еще живы, сыграют вместе с молодыми исполнителями. Он уверяет, что это необычная запись: танго не назовешь сценой, открытой для новаторства, и подобное сотрудничество – скорее исключение из правила.

Позже в тот же день я сталкиваюсь с Нито, участником местной группы Los Autenticos Decadantes. Это большой бэнд, возникший еще в 80‑е годы, вместе с Los Fabulosos Cadillacs (как можно вообразить, «кадиллаки» в названии группы звучат одинаково иронично и искренне, здесь можно одновременно любить североамериканскую поп‑культуру и дистанцироваться от нее). Обе команды изначально вдохновлялись британскими группами, игравшими в стиле ту‑тон, равно как и всей ска‑сценой (Madness, The Specials, Selector): точно так же, как No Doubt и множество других коллективов по всему миру. У этих недолго игравших британских групп куда больше «незаконнорожденных детей», чем зачастую считается. Обе аргентинские команды быстро развивались, потихоньку поддаваясь местным влияниям. Los Decadantes влюбились в стили, популярные в глубинке: танцевальную музыку «для рабочих» и мургу, особую разновидность карнавальной музыки. К этим мотивам они смело подмешивают злободневные тексты, тогда как Los Fabulosos Cadillacs переняли немало приемов и ритмов от афро‑уругвайской музыки и танго.

Мы с Нито впервые пересеклись годы тому назад в Нью‑Йорке, где Los Decadantes выступали в каком‑то диско‑клубе, и я одалживал им аккордеон. В те времена в Буэнос‑Айресе то, чем занималась группа, считали чем‑то вроде театрализованного комедийного шоу: несколько буйных сорвиголов, которыми они на тот момент примерно и были. В музыкальном плане их не принимали всерьез, хотя очень быстро парни научились играть, не врать мелодию и писать на редкость заразительные песенки во множестве традиционных и популярных жанров. «Традиционных» – это если вы, так же как и я сам, включаете диско в число «корневых стилей»: в конце концов, диско‑поп звучал в барах наравне с ранчерас и кумбией. Вскоре Los Decadantes записали первые хиты, а со временем набрали немалую популярность.

Второй раз я наткнулся на Нито после концерта, который мы давали в Мехико, и он потряс мексиканцев глубиной своего знания нарко корридос – исполняемых на севере страны баллад, воспевающих подвиги именитых наркоторговцев и курьеров. Самая ближайшая параллель – современный рэп и, например, песня «Kilo», записанная Ghostface Killah, но в Мексике эти песни исполняются под аккордеон и гитары. Нито знает все тексты без исключения. И вот теперь, уже в Буэнос‑Айресе, он выдал мне стопку компакт‑дисков с музыкой кумбия, записанной аргентинскими и парагвайскими музыкантами. Я и не подозревал, что в этих странах есть такие группы (считается, что ритмы кумбии, органичные для Колумбии или Мексики, не проникли настолько далеко на юг). Одна из местных групп исполняет даже бачата – ту музыку, которую, по моему разумению, не играют нигде, кроме острова Санто‑Доминго в Карибском море. По словам Нито, Парагвай – настоящая Ямайка Южной Америки, хотя я не совсем уловил, что конкретно он имел в виду. Но точно не травку. Думаю, Нито считает, что парагвайцы развивают собственный уникальный стиль, постоянно обновляемый за счет жадного интереса ко всему, что им удается услышать, откуда бы оно ни явилось. Их собственная поп‑музыка впитывает и поглощает множество чужеродных стилей, но всякий раз парагвайские музыканты умудряются сделать чужую музыку своей, подать ее на собственный лад. Музыку, которую играют эти парагвайские группы, нельзя считать изысканной в общепринятом смысле: это незамысловатые мелодии, сыгранные для «двух D» – под танцы и под выпивку[16], – но, как часто бывает с музыкой, иностранцы (музыканты из Буэнос‑Айреса) шлифуют этот «низкий стиль» и представляют его новой публике – точно так же, как британцы переработали американский блюз и детройтское техно, чтобы потом продать их назад в США.

Нито пытается донести до меня смысл своего подарка. Он говорит, что на врученных мне компактах «слова глубокие, они важны, как у Леонарда Коэна». Отчего‑то я сомневаюсь, что подобная аналогия применима в данном случае, поскольку эта музыка апеллирует к беднейшим слоям, выражает их чаяния и заботы, как в свое время рэп – в Северной Америке. Но, кажется, я понимаю, что он имеет в виду. В этих текстах заложена высокая поэзия – точно так же, как в блюзе, который мы считаем глубоко поэтичным внутри собственных критериев структуры и вербальной манеры. Впрочем, кто‑то может сказать, что Тупак или Бигги Смоллс тоже были непризнанными поэтами с могучим дарованием и работали в самостоятельно созданном контексте просторечия, диктовавшем особую фразеологию.

Нито объяснил мне, что рок‑н‑ролл считается теперь музыкой «больших компаний», поскольку приходит из больших, богатых северных стран, а значит, не может и дальше называться «голосом народа», пусть даже народа, населяющего эти самые страны. Тут я должен согласиться с ним: если рассматривать современную рок‑музыку с этой позиции, она представляется обезличенным продуктом зарубежных, в основном североамериканских, стран с многонациональным населением. Их маркетинговые усилия выхолостили рок, сделали его предсказуемым и усредненным. Жанр стал корпоративным продуктом, предназначенным (или предназначавшимся) на экспорт. И не так уж важно, кто именно исполняет эту музыку: какие бы благие намерения в нее ни вкладывали я и мне подобные исполнители, наша музыка, продаваемая здесь, обязательно несет грязный отпечаток того, кто продает ее, и страны, ее породившей. Между тем интернациональный «рок» был здесь важной частью музыкальной диеты целого поколения. Эта музыка у каждого в крови, это пиджин‑инглиш, понятный каждому язык, даже если далекая от северного «источника» рок‑музыки Аргентина уже не ждет с севера музыкальных новинок и вдохновения.

Как ни странно, когда я выступил здесь впервые, на сцену со мной вышел большой латиноамериканский оркестр: должно быть, для тех, кто надеялся услышать «Psycho Killer», это стало настоящим потрясением. Мы исполнили много номеров в стилистике сальсы, кумбии и самбы. Я все‑таки сделал версию «Psycho Killer», но с двумя беримбошами : это такой бразильский «ритмический» инструмент со всего одной струной, который обычно аккомпанирует спортивным тренировкам и репетициям танцев. Я был немного шокирован тем концертом. Мне‑то казалось, что всевозможные оттенки и рисунки латиноамериканской музыки будут отлично известны публике, даже если нынешнее поколение такую музыку и не слушает. Ничего подобного. Я считал, что зажигательные ритмы, гремящие по всему Нью‑Йорку, будут понятны Южной Америке. Как же я ошибался! Существует, конечно, несколько (в буквальном смысле, их единицы) латиноамериканских артистов, чье влияние растягивается на весь континент (и нередко захватывает Европу), но большинство локальных стилей все же рассчитаны, как бы выразиться, на локальную публику. Есть аудитория, слушающая сальсу, кумбию, бачату и рэггитон: к ней относится население всего бассейна Карибского моря вместе с обосновавшимися в Нью‑Йорке выходцами оттуда, но, не считая парочки исполнителей, вся эта музыка, десятилетиями остававшаяся важной частью культурного пейзажа Нью‑Йорка, не сумела пробиться на юг через экватор.

Так и вышло, что «мистер Псайко Киллер» в некотором смысле познакомил Буэнос‑Айрес с сальсой и самбой! Я‑то считал, что привезу угля в Ньюкасл[17](или, как выражаются бразильцы, «принесу песка на пляж»)… Воображал, что ценой тяжелого труда доставлю в Буэнос‑Айрес музыку, которая и без того здесь хорошо известна, которая и без меня звучит тут на каждом шагу, – но, похоже, мир устроен куда сложнее, чем я думал.

Сегодня многие группы Буэнос‑Айреса с нарастающей энергией применяют местные мотивы и стили в своей музыке, еще недавно остававшейся (пусть и весьма своеобразной) версией северного рока. Кто‑то сочтет, что это ограничивает возможности ее признания зарубежными слушателями, хотя лично я придерживаюсь прямо противоположного мнения. Нито говорит, что его вполне устраивает, если его группа никогда не добьется «международного признания». Он гордится тем, что они представляют культуру и самобытность своего региона – даже ценой коммерческого успеха. Он считает это правильным и логичным.

 

Dia de Los Niños [18]

 

На следующий день, ближе к вечеру, я направляюсь на своем велосипеде в парк, когда замечаю вдруг маленькое «святилище», состоящее из скромных размеров статуи святого и стоящих вокруг нее подношений в виде пластиковых бутылочек с водой. Их сотни, они занимают немало места. С первого взгляда, если не знаешь, что это такое, можно подумать, будто перед тобой нечто вроде пункта приема пластиковой тары. Но, присмотревшись, замечаешь безошибочные признаки обдуманного, сосредоточенного, но непонятного акта человеческой воли. Бутылочки не разбросаны как попало, все они подчинены какой‑то единой цели. Эти простые предметы выстроены в определенном порядке, они получили силу и назначение, они заряжены людскими надеждами и стремлениями. Даже неверующий может ощутить духовную и творческую силу произошедшего здесь действа. Общее движение воли сотен людей – изнутри наружу. Сделав несколько снимков, я качу своей дорогой.

 

Поселение мертвых

Я продолжаю свои велосипедные прогулки по городу. Кое‑какие из широких, многорядных бульваров – нетривиальное испытание для велосипедиста, так… Еду по Реколета. Этот район немного похож на верхний Ист‑Сайд Манхэттена или Шестнадцатый округ в Париже:…

Музыкальные связи

Сегодня я выступаю: спою пару песен с местной группой La Portuaria, с вокалистом которой, Диего Френкелем, мы давно знакомы. Вечером появляется жена… Как выяснилось, Диего дружит и с Хуаной Молина, которую я приглашал… Местная публика негодовала от такой перемены, прерывая ее концерты выкриками: «Скажи что‑нибудь смешное!» К…

Святой заступник безработных

Я выезжаю из центра города. Особого маршрута у меня нет. Проехав немного, я натыкаюсь на ферия – деревенский базарчик: в данном случае, это…  

Сам себе рекламный щит

Девушки из всех крупных городов Аргентины, которые я посетил в этом году, все как одна носят чрезвычайно тесные джинсы из эластичной ткани. Словно… Очевидно, в Аргентине больше женщин, чем мужчин, что может отчасти объяснить… Думаю, что‑то подобное происходит и в Лос‑Анджелесе, хотя и в немного другом контексте. Не имею понятия,…

Украденное здание

Я прокладываю путь назад к центру и проезжаю мимо красивого старинного дома, в котором размещается какое‑то учреждение. Стены выложены… Отчего же, впрочем, это здание так отличается от всех прочих домов того…  

Собачий мир

Останавливаюсь у набережной, чтобы посмотреть на стайку из шести, наверное, собак на берегу. Черная псина, чужак, по‑видимому пытающийся… Никто из прочих собак не обращает особого внимания на этот акт близости,… Наконец, пресытившись нескончаемым потоком агрессии, исходящим от Черныша, на ноги поднимается здоровенный,…

Что творится в вашей стране?

На следующий день я даю интервью местной радиостанции. Студия забита людьми, занятыми таинственной деятельностью, каждый из которых производит при… На столе лежат крошечные книжки, не более дюйма высотой. Их напечатали в Перу,… Двухтысячные в разгаре, и журналисты все чаще задают мне вопрос: «Что происходит в Нью‑Йорке?» Подразумевается:…

Алтарь футбола

На следующий день по телевидению начинается трансляция матча Кубка мира между Мексикой и Аргентиной: исход встречи определит, какая из команд… После саундчека мы с Диего останавливаемся поужинать в сэндвич‑баре.… Многие в те годы (да и сейчас тоже) отрицали преступления власти: теперь они говорят, что ничего не видели, ничего не…

Облагораживание

Палермо – район, где мы сейчас пробуем сэндвичи, был некогда тихим местечком с небольшими скверами на каждом шагу. Впрочем, эти скверы никуда не… Нередко приходится слышать, что сегодня физическое расстояние уже не значит… Я не испытываю романтической ностальгии по запущенным кварталам, мостовые которых усеяны использованными шприцами, а…

Ночная жизнь в контексте истории

Я захожу в книжный магазин, торгующий еще и компакт‑дисками, где выбираю ряд альбомов. Продавец ставит мне несколько свежих дисков, записанных… История ночной жизни! Вот это интрига. Хроника общества, рассказанная не… Остается гадать, отражают ли те вещи, которыми люди занимаются, развлекаясь в свободное время или после работы,…

Город вампиров

После выступления я отправляюсь в клуб, куда меня пригласил пришедший на концерт Чарли Гарсия. Чарли стоял у истоков национального… Группа в клубе, Man Ray, только вышла на сцену. Полтретьего утра. Лидер группы… Настоящий город вампиров. Неужели никто из них не работает днем? Как им удается всю неделю напролет придерживаться…

Экскурс в прошлое

В 70‑е годы, когда Аргентина еще находилась под пятой военной диктатуры, Международный валютный фонд и Всемирный банк предоставили стране… Немного позднее рабочие решили самостоятельно запустить некоторые заколоченные…

Манила

 

Не самое дружелюбное место по отношению к велосипедистам, хотя множество городов Юго‑Восточной Азии так и кишат скутерами, развозчиками продуктов на мотоциклах и такси на мускульном ходу. Наверное, я ценю перспективу, которая открывается с велосипеда, даже больше, чем могу осознать. Эта привычка проникла глубже, чем мне кажется. Что ж, еще мне известно, что Манила довольно плотно заселена (в отличие от Лос‑Анджелеса или Мехико), и хотя кое‑какие достопримечательности и дальние районы расположены довольно далеко, велосипед поможет мне добраться до всех основных пунктов. Я могу исследовать город, не полагаясь на заранее составленный маршрут, даже если успел почитать о достопримечательностях и загодя договорился о встречах.

Зачем я приехал в Манилу? Лучше всего на этот вопрос ответят две цитаты: первая – из книги Джеймса Гамильтона‑Патерсона «Американец», одного из лучших описаний эпохи правления Маркосов: «Временами может показаться, что нашим миром управляют неисправимые фантазеры. Печальное зрелище: нации, не говоря уже об отдельных людях, изо всех сил лелеют свои заблуждения. То, что сначала выглядит как дальновидный прагматизм, на самом деле может оказаться попытками поддержать идеологию правящего режима, чья скрытая цель представляет собой не более чем стремление унять в каждом гражданине боль, напоминающую о несчастливом прошлом».

И вторая, из книги «Ворчание империй» Роберта Д. Каплана: «Точно так же, как блестящая поэзия и романы Редьярда Киплинга воспевали достижения британского империализма… американский художник Фредерик Ремингтон своими бронзовыми скульптурами и картинами маслом воспевает завоевание Дикого Запада… „Добро пожаловать в Страну Индейцев!“ – этот привычный рефрен я слышал от американских военных повсюду от Колумбии до Филиппин, включая Афганистан и Ирак… Война с Террором на самом деле – укрощение беспорядков на Диком Фронтире, на дальних рубежах страны».

Первая цитата, на мой взгляд, подытоживает поиск смысла в событиях давней (и современной) истории, а вторая говорит о живучей способности мифов и ярких образов оправдывать… ну, в сущности, что угодно.

Я прибыл в Манилу на рождественские праздники 2005 года с весьма конкретными намерениями. За несколько лет до того мне напомнили, что бывшая первая леди Филиппин, Имельда Маркос, частенько посещала дискотеки в конце 70‑х и начале 80‑х. Золотые денечки для дорогих клубов вроде «Студия 54», «Режинс», «Привиледж» и «Ле палас» (в Париже). Кроме того, на Филиппинах это была эра, хм‑хм, правления хунты и жесточайшей цензуры. Будучи поклонником некоторых стилей клубной музыки того времени, я гадал, не служили ли те же записи «саундтреком» для людей, наделенных властью, – для той же Имельды? Быть может, историю таких людей можно рассказать, опираясь на танцевальную музыку той эпохи? Историю о власти, о страданиях, о любви и о высшем обществе? Что, если беззаботность, искристая радость и опьянение, которые несет эта музыка (и наркотики, с которыми она ассоциируется), соответствуют чувствам, возникающим при достижении высокого положения у власти? И что, если существует какая‑то реальная история, подтверждающая эту мысль?

У меня была и другая цель, другая причина, чтобы заинтересоваться подобным проектом: мне хотелось понять, нельзя ли как‑то увязать вместе ряд песен – как‑то иначе, чем просто собрать их на один компакт‑диск? Мне было любопытно, смогут ли песни в таком случае «вырастать» одна из другой, поддерживая и подкрепляя друг дружку? Почему бы и нет, если одни и те же персонажи будут появляться снова и снова. В подобном формате слушатель сможет получить дополнительный объем сюжета, развития жизней и чувств персонажа, поскольку одни песни будут дополняться другими. Песни, выстроенные в подобный цикл, смогут рассказать больше, чем простая сумма разрозненных элементов истории.

Я провел около года за чтением и исследованиями, так что вскоре окончательно прикипел к истории, в которой видел идеальное подтверждение мысли Гамильтона‑Патерсона о том, что политика и история – нечто вроде персонального психологического спектакля. На Филиппинах общество четко поделено на классы, и Имельда, выросшая в побочной ветви влиятельного регионального семейства, после смерти матери воспитывалась служанкой по имени Эстрелла, которая была лишь немного старше ее самой. Будучи всего в шаге от того, чтобы войти в общество (но все же не совсем близкой к этому), Имельда с ранних лет таскала за собой тяжелый психологический багаж. Рисовавшаяся в моем изображении история отчасти должна была посвящаться изначальной близости этих двух женщин и их последующему отдалению, а отчасти – «классовой борьбе» Имельды: ее стремлению к принятию обществом и блестящему воплощению этого желания. Весь проект должен был повествовать о сплетении во внутреннем мире моей героини фантазий с личной болью и политикой: эта смесь, наложенная на драматические факты истории, могла бы высветить их по‑новому.

В качестве соавтора я связался с Фэтбоем Слимом, британским диджеем, вдвоем с которым надеялся написать песни, которые поведали бы о чувствах двух героинь в различные моменты истории и которые, когда это было бы уместно, звучали бы достаточно «клубно», в духе эпохи. В качестве основы для текстов я порой использовал цитаты из воспоминаний обеих женщин, тексты интервью и публичных выступлений, и для меня это, конечно, было в новинку. Писать от лица кого‑то другого и даже пользоваться готовыми цитатами было легко и интересно. Я и прежде сочинял тексты «от чужого лица», но работа с источниками облегчала мне поиск по‑настоящему уникальных, оригинальных фраз, до которых я вряд ли додумался бы самостоятельно.

На данный момент одна из этих «прямых» цитат служит рабочим названием всего проекта – «Здесь лежит любовь». В недавнем интервью, которое миссис Маркос дала для документальной ленты Рамоны Диас, она выражает желание, чтобы на ее надгробии значилось не имя, а эти три простых слова: «Здесь лежит любовь». В ее представлении все, что она делала, делалось «только ради вас» (словами классической филиппинской песни): ради народа Филиппин.

 

Маленькие дверцы

Как только песни (всего набралось около двадцати) были готовы, а «черновики» благополучно записаны, я решил, что было бы неплохо увидеть своими… Я считаю, что политическая жизнь – и то, как именно она протекает, не считая… В наших генах существуют элементы, ждущие своего часа, химического ключа, который позволит стволовым клеткам…

Особые отношения

Я проезжаю гостиницы, огромные китайские рестораны, парк Ризал (где в 80‑е годы проходили политические демонстрации и митинги, о которых я… Уже после объявления о независимости, после Второй мировой войны, Соединенные…  

Архитектура в генах

Последний район, в который я заезжаю сегодня, называется Бинондо. Повсюду автоматы для караоке. Прямо на улице! Даже у крошечных прилавков в этом… Как получается, что практически все рынки стран третьего мира похожи друг на… Как ни странно, то же можно сказать о районах новостроек во множестве крупных городов, где ряды многоквартирных домов,…

Урок истории от Соль

Я умываюсь и качу к многоэтажному дому в нескольких кварталах от гостиницы, где встречаю компанию, с которой вел электронную переписку. Все они… У Бутча роскошная квартира: просторный чердак, оформленный в стиле «тропический дзен», окна которого выходят на…

Гибкость

В одной из прочитанных мною книг говорилось, что на Филиппинах политические деятели рассматривают политику не как средство «продвинуть»…  

Нация караоке

Прослушав лекцию Соль, мы откололись от всех прочих и небольшой группой отправились перекусить в один из двух принадлежащих Джоэлю ресторанов,… По дороге к району, где стоит моя гостиница, Бутч говорит, что ему нужно… Кто‑то объявляет, что караоке появилось здесь в 1975 году: изобретение Роберто дель Росарио называлось тогда…

Макати

 

На следующий день я вскакиваю в седло и качу на восток, в глубь страны, в Макати – район, где сегодня живет Имельда. Это район многоэтажек, закрытых поселков и сверкающих на солнце торговых центров: он не особенно типичен для Филиппин, но служит предметом гордости. Один из многоквартирных небоскребов был захвачен в 2004 году группой недовольных военнослужащих, но вскоре их оттуда прогнали.

Путешествовать на велосипеде по этому шикарному району не всегда просто: в отличие от побережья, на здешних дорогах не предусмотрены полосы для велосипедистов, а выхлопные газы автобусов‑такси и трициклов (это мотоцикл с коляской, в которую могут поместиться два пассажира) висят плотным одеялом. Иностранцы сразу обращают внимание на эти автобусы‑такси, которые называются джипни. Как же можно их не заметить? Это раскрашенное во все цвета радуги причудливое потомство брошенных американской армией джипов, которое вытянулось в длину и, мутировав, превратилось в дешевый, затейливо украшенный вид городского транспорта. Водители джипни наделяют свои машины хитроумными именами. Этот вот называется «Simply the Best»[20], не иначе в честь песни Тины Тернер. Вот другие примеры остроумия джипни: «Красотка», «Мамочка», «Метал‑мания», «Господу помолимся», «Бабушкин любимчик», «Разведчик»…

Иногда уличное движение превращается в настоящий хаос. Бывает, что почти никто не движется, все застряли в пробке, но обычно транспорту как‑то удается продвигаться вперед, изящно выходя из трудных ситуаций. Конечно, я мчусь быстрее большинства четырех‑или трехколесных транспортных средств. Господи, поверить не могу, что крутил педали в этакой толчее!

Для многих американцев Филиппины – страна, откуда приезжают их сиделки и нянечки, и ничего больше им не известно. Должен признаться, я видел довольно много мужчин и женщин в медицинских халатах. Филиппинцы исполнены надежды на то, что японцы, например, примут на работу их хорошо обученный медперсонал, но японцы известны своим стеснением в физическом контакте с иностранцами: не дай бог, кто‑нибудь из них прикоснется к тебе! Вместо этого японцы предпочитают строить роботов, которые будут убирать в доме и делать уколы. Расизм подталкивает новационные технологии.

Поездив по Макати, посетив супермаркет и заблудившись в обнесенном стенами поселке (белый мужчина определенного возраста на велосипеде вроде меня не вызывает подозрений у сторожей), я направляюсь назад, к заливу, чтобы исследовать бывшие мусорные свалки, где высятся выстроенные Имельдой очаги культуры, в одном из которых, Киноцентре, обосновалась исключительно корейская труппа, показывающая шоу трансвеститов с египетским уклоном. По слухам, это громадное здание населено призраками (как вариант, проклято): часть сооружения обрушилась еще во время поспешного возведения по решению мадам Маркос, и люди поговаривают, что в бетонных конструкциях до сих пор остаются тела погибших. Неприкаянные души строителей бродят по залам Киноцентра, пугая посетителей. Как мне сказали, корейцы не верят в духов и именно потому устроили здесь свое шоу.

Здесь же расположены величественный Культурный центр и Центр народного искусства, и оба по‑прежнему действуют. В один из вечеров я захожу в Культурный центр, чтобы посидеть в фото‑ и видеоархивах периода правления Маркоса. Как ни странно, здесь не так уж и много материалов – большая часть собрания разошлась по университетским архивам или частным собраниям. Кому принадлежит та или иная пленка, вопрос сложный, и это неприятно, потому что фотографии, фильмы и видеосъемки – свидетельства не столь уж давней истории. Во многих странах видеоматериалы, которые использовались для новостных репортажей, стирались и записывались все новыми и новыми слоями, чтобы сэкономить деньги: это означает, что в архивах ряда телестудий уже не найти записи множества важных событий, пусть и совсем недавних.

 

Мифотворчество

На следующий день я проезжаю на велосипеде сквозь пестрые торговые ряды Куиапо, затем через Сан‑Мигель (район в самом центре города, где… Внутри мне показывают кресло, на котором Маркос сидел, подписывая в 1972 году… Большой зал в центре здания забит застекленными витринами с реликвиями правления прежних филиппинских лидеров, но в их…

Илокос, сбывшаяся диско‑мечта

На следующий день я вылетаю в ту область страны, где родился Маркос, – на северную оконечность большого острова, где многие до сих пор почитают его… Женщина приводит меня в заднюю комнату, довольно большую и заставленную грубо… Мне вспоминается обилие средств для отбеливания кожи в местных аптеках и многочисленные рекламные ролики на ту же…

Постоянная изменчивость

Я прибываю в Виган, небольшой городок, избежавший коврового бомбометания американскими военно‑воздушными силами в самом конце Второй мировой.… Центр городка и впрямь застроен старыми зданиями того типа, который лишь… Вот дом в центре города: прекрасная архитектура без единого архитектора.

Роза Таклобана

Имельда родилась в маленьком городке на южном острове‑провинции Лейте и провела почти все годы формирования личности в Таклобане, самом… В поздние годы Имельда выстроила здесь же, в Таклобане, «святилище», якобы…

Лингвистическая тюрьма

Когда на Филиппины высадились первые испанские колонисты, письменность уже была здесь известна, что бы там потом ни заявляли испанцы. Впрочем, то… Одна из теорий появления письменности гласит, что изначально это был полезный… Эта версия поражает меня тем, что письменность – некогда инструмент социального и экономического контроля – в итоге…

Райская жизнь

В 1971 году мир с восторгом узнал об обнаружении в отдаленном районе Филиппин «племени каменного века». Журнал «Нэшнл джиогрэфик» разместил большой… Маркосы были отчасти смущены тем, что мир увидел филиппинцев в столь… Чарлз Линдберг провел с племенем по нескольку дней в 1971 и 1972 годах, и его требование, направленное правительству…

Собирательный нарратив

Последний образ, исполненный сексуальных фантазий: Имельда в роли заботливой матери‑богини, одновременно великий дух и все земные его… Фердинанд и Имельда смешивали национальную мифологию с фактами собственной…

Австралия

 

Сидней

 

Сидней. Елки‑зеленые‑моталки[23], что за странный, замечательный город! Я еду на велосипеде по парку в самом центре (он называется «Вотчина», поскольку в конце XVIII века участок принадлежал губернатору). В одном из уголков парка я вижу сотни крупных летучих мышей, вцепившихся в ветви деревьев. Порой кое‑кто из них встряхивает массивными крыльями. Однажды я был в парке на оперной постановке под открытым небом; взглянув вверх, я увидел, как мыши кишат на фоне закатного неба, рассеиваясь над городом в поисках насекомых и фруктов, пока на сцене актеры тянут арии из «Травиаты». Эти здоровенные, немного зловещие существа хорошо гармонируют с «Вотчиной», одно название которой уже служит напоминанием о временах империи. Хотя они давно стали одной из здешних достопримечательностей, это вышло случайно: просто в этом закутке парка были собраны тропические деревья и растения. Популяция летучих мышей все росла, и некоторые деревья стали погибать от их цепких когтей и слоев гуано. Да, деревья красивые и все такое, но… Эге‑гей! Огромные летучие мыши! В общем, сейчас ведется борьба между озеленителями и мышами… Правда, я не знаю организации, которая заступилась бы за летучих мышей. Работники парка испробовали все вообразимые способы «гуманно» заставить мышей найти себе другое пристанище (они, кажется, даже отгоняли их запахом питона), но ни один не помог. Эта безнадежная ситуация может служить метафорой общего состояния дел в Австралии: человек и природа в постоянном конфликте… Но до чего же красиво…

Greg Wood/AFP/Getty Images

 

В свое первое посещение Австралии в начале 80‑х я посчитал эту страну отвратительной. Все вокруг я видел сквозь шоры политкорректности. В моих глазах окружающий ландшафт был окрашен цветом все того же старого дерьма: белые колонисты расселяются вдоль побережья, строят маленькие уютные домики и коттеджи в подражание архитектуре своих предков, не обращая ни малейшего внимания на постепенное вытеснение и истребление туземцев. Мне виделся громадный континент, по большей части дикий и недружелюбный, с мазками евро‑джема по краям. Совсем как Северная Америка и Южная Африка в свое время.

Эта картинка еще тогда показалась мне режущим глаз сочетанием несочетаемого, она раздражала и беспокоила. Потребовалось время, чтобы прийти в себя от шока: целые пригородные кварталы были застроены здесь милыми домиками с квази‑английскими садиками и лужайками – и это в стране, в которой они настолько ни к месту! Изрядный кусок Южной Калифорнии чем‑то напоминает мне это зрелище: жилой «тематический парк», развернувшийся, по существу дела, в пустыне: с воздуха подавляющая часть австралийского ландшафта выглядит не более приветливо, чем марсианские камни.

Впрочем, после нескольких новых визитов сюда австралийцы начали мне нравиться. Люди, с которыми я виделся, в большинстве своем были скромными, открытыми, безо всяких претензий; пища и вино здесь всегда свежие, вкусные, а сельская местность впечатляет, несмотря на суровость.

Удовольствие от езды на велосипеде по городам Австралии – выше обычного. В Сиднее приходится сложновато: ландшафт и запруженные хайвеи, связывающие отдельные районы города, не особенно гостеприимны, но Мельбурн, Перт и Аделаида показались мне вполне дружелюбными. Погода приближена к идеальной (имеется в виду средиземноморский климат), и эти города, хотя они прилично разрослись, по размеру не идут ни в какое сравнение с мегаполисами в Соединенных Штатах, так что велосипедист может относительно быстро добраться из одного конца в другой. Вдоль рек, обычно текущих в австралийских городах, проложены велосипедные дорожки – в итоге они ведут на побережье, и с каждым годом их количество увеличивается.

Несколько лет тому назад сюда пригласили из Дании проектировщика Йана Гейла, он внимательно изучил планы Аделаиды и Мельбурна, а совсем недавно занимался Сиднеем. Отчеты и рекомендации, составленные Гейлом для городских служб Мельбурна в 1993 и 2005 годах, были учтены, и в результате весь центр города стал куда уютнее. Прирост его жителей составил уже 83 процента. Это значит, что многие живут теперь недалеко от работы или института, а потому перенесли свои основные транспортные нужды на велосипед – или вообще ходят пешком. Появились новые парки, пассажи и аллеи обрели новую жизнь, открылись кафе под открытым небом – не менее трех сотен. Нечего и говорить, по всему городу появилась целая сеть велосипедных трасс (к философии Гейла мы еще вернемся).

Сидней устроен совершенно иначе. Это диковинная путаница микрорайонов, щедро рассыпанных по мелким бухточкам, полуостровам и вдоль старых дорог. Большинство этих застроек находится по другую сторону залива от собственно Сиднея. Чтобы попасть в эти дома, придется пересечь мост в гавани или любоваться живописными видами с парома. Однажды я доехал на своем велосипеде от городского центра до пляжа Бонди‑Бич, расположенного почти строго на восток от центра по эту сторону залива. Велосипедные прогулки в этом невероятно красивом городе на удивление трудны – в смысле ухабов и неудобств. И, конечно, прибыв в Бонди, я увидел серфингистов, пляшущих в волнах посреди бела дня, и все это, так сказать, в городской черте.

На следующий день я решил прокатиться до Гэпа («Щели»), одного из двух скалистых выступов к востоку от городского центра, которые берут сиднейскую гавань в своеобразные каменные клещи: один с северной стороны залива, а другой – с южной. Чтобы избежать шумных трасс, с которыми познакомился, добираясь до Бонди, я стараюсь держаться поближе к берегу, двигаюсь сначала по Роуз‑Бэй, а затем насквозь через Воклюз. Вдоль извилистых улиц стоят скромные, простые дома. Похоже на зажиточный английский городок, который каким‑то чудом перенесся на другую сторону земного шара, в солнечный субтропический пейзаж. Добравшись до цели, я наблюдаю с обрыва над Тихим океаном роскошный вид, которым наслаждаются в основном мертвые: самые живописные картины предстают перед наблюдателем, зашедшим на территорию кладбища.

 

Вам здесь не рады

Австралия полна малоприятных напоминаний о равнодушии природы к человеку. Ядовитые змеи и лягушки, колючие растения, агрессивно настроенные пауки,… Можно вообразить, что в таком крупном городе, как Сидней, человек может… В Центральном парке Нью‑Йорка живут еноты, а в Бронксе, говорят, завелись даже бобры. Но нигде в Америке дикие…

Миролюбивое царство

В эпоху плейстоцена Австралию населяла «мегафауна». Эти животные‑гиганты – подобный большому носорогу дипротодон, гигантский кенгуру ростом в… De Agostini Picture Library/Getty Images

Мельбурн

В Мельбурне я еду вдоль набережной реки, когда неожиданно вижу толпу, собравшуюся на открытие нового городского парка. Сегодня отмечается День… Фотография, сделанная в день казни, рисует его похожим скорее на шиковатого…

Красная Середина

Когда я бываю в Австралии (а случается это довольно часто), все местные жители наперебой сообщают мне, что я не видел страны, если не побывал во… Оказавшись в Элис‑Спрингс, я повсюду вижу аборигенов – не то что в… Вскоре с дороги исчезла разметка, а вместе с ней – столбы, несущие телефонные и электрические линии: во всяком случае,…

Лондон

 

Лондон не из тех городов, что строились по четкой схеме, и это одновременно хорошо и плохо для тех, кто перемещается на двух колесах. Если досконально знать улицы, можно выбрать зигзагообразный маршрут, который обойдет крупные забитые артерии, что змеятся сквозь путаницу мелких улочек, и, следуя этим тропинкам, проехать более‑менее напрямик. В любом случае, поскольку я не местный житель, мне довольно часто приходится утыкаться в карту города: кривые улицы могут сбить с пути и увести беспечного путешественника от цели на многие мили, скажем постепенно забирая к северу от изначального западного направления.

Для старого города Лондон довольно разлапист. Большинство европейских столиц устроены вполне компактно, но Лондон, этот сплав некогда разбросанных вдоль Темзы деревушек, имеет множество центров, так что яркие события могут проходить в местах, расположенных в милях друг от друга. В результате приходится напряженно крутить педали. Такие заезды не обязательно отнимают больше времени, чем тот же маршрут на метро, но порой я прибываю на место, немного запыхавшись.

За многие годы я научился не ограничивать свои визиты только работой и обязательно оставляю несколько свободных дней, немного воздуха, чтобы сохранить равновесие рассудка вопреки чувству оторванности от привычной сферы, которое сопровождает путешественника. Поездка наугад помогает очистить голову от забот и волнений, а иногда даже вдохновить на что‑то новое. Чаще всего меня притягивают выставки современного искусства, поскольку я и сам работаю в этой области, но всевозможные медицинские и производственные музеи (и Национальный музей роллер‑скейтинга в Линкольне, штат Небраска) оказались не менее хороши в качестве аттракционов, хотя зачастую по дороге туда я проезжал и более интересные вещи.

 

Внутренний полицейский

Утром я кручу педали через весь город – от своей гостиницы в Шепердс‑Буш до галереи Уайтчепел, где мне предстоит встреча с тамошней… Во многих городах такими яркими точками выступают знаменитые здания, мосты и… Мой путь пролегает мимо Гайд‑парка, Мраморной арки, Букингемского дворца, Пикадилли‑серкус[26],…

Форма как функция

Я направляюсь обратно, кручу педали сначала вдоль пешеходной дорожки, тянущейся по южному берегу Темзы, затем сворачиваю на север, еду по мосту… Может статься, любой подход к систематизации по‑своему хорош, ничем не… В чем‑то это сродни симпатической магии: обычное для Запада предположение, что «первобытные» ритуалы подражают…

Реальность и мир

Газета «Индепендент» уверяет, что несколько научных исследований и офицерских докладов, сделанных по окончании Второй мировой войны, определили, что… Основываясь на достигнутых результатах, Гроссман написал книгу «Об убийстве» и… Все это ужасно напоминает жалобы испуганных либералов, заставших свое чадо за игрой в «Grand Theft Auto».…

Тогда и теперь

Прошлое – отнюдь не пролог для настоящего, оно и есть настоящее: немного измененное, вытянутое, искаженное и с другими акцентами. Это сильно… То, что мы зовем «историей», можно рассматривать как хронику искажений или…  

Для чего музыка?

Мы с моей подругой С. обедаем в компании двух моложавых типов, заправляющих делами арт‑галереи, пока ее владельцы в отъезде, – худого немца,… Галерейщики интересуются, чем я занимаюсь, явно подразумевая «ты хоть… Англичанин фыркает: немцы поголовно помешаны на техно; это замечание встречает недоуменный и, кажется, раздраженный…

Национальные стереотипы

Когда я поворачиваю назад в гостиницу, солнечный свет уже начинает тускнеть. По извилистым переулкам приятно ездить, особенно в солнечную погоду.… Я выбираюсь из сетки переулков на оживленные улицы вроде Реджент‑стрит и… Я выпиваю с Верити Макартур из «Раундхауса», недавно перестроенного концертного зала, и Мэттью Байэмом Шоу, продюсером…

Все счастливые семьи… оригинальны

Я встречаюсь с Майклом Моррисом из организации «Артэнджел», занятой поддержкой и развитием искусств, на открытии галереи. У входа выставлены… Довольно занятное местечко эта галерея: в производственной зоне посреди…

Национальные стереотипы‑2: Фасад и изнанка

Несколько часов спустя я обедаю в сверхмодном ресторане, где мы сидим рядом с довольно крупной четой из Северной Ирландии, которые, надо признаться,… У дверей ресторана работают портье, одетые в традиционные английские костюмы,… В Венесуэле имеется сеть кофеен, где клиентов – почти исключительно мужского пола – обслуживают привлекательные…

Национальные стереотипы‑3: Джентльмены и шпана

Мы отправляемся выпить в отличное местечко в Сохо, с белыми скатертями на столах, но без особого шика. Впрочем, через несколько минут, когда мы уже… Молодчики заходят глубже, разбрасывая оскорбления встревоженным посетителям.… Ничего не происходит, и эти двое бредут к выходу. Я улыбаюсь одному из них, но тот бормочет что‑то вроде «все вы…

Сан‑Франциско

Когда я прибыл сюда вчера вечером, накрапывал дождь, но сегодня погода прояснилась, и город засверкал в чистых лучах калифорнийского солнца, которые… Сан‑Франциско – город дружелюбный в отношении велосипедистов, с точки… Моя приятельница Мелани Си договорилась об экскурсии в штаб‑квартиру «Эппл» в Купертино, как раз на юг отсюда, и…

Валим отсюда

Рьяное стремление привлечь на свою сторону всех окружающих, пафос «мы изменим этот мир», пылкий энтузиазм и пугающее усердие всех этих… Группы людей, фанатично преданных крайним взглядам, в этих местах – давняя… Исходя из совершенно иных предпосылок, из принципиально другого мира явилась и не столь уж отличающаяся от Храма…

Темная сердцевина Мира и Любви

Я навещаю Марка Полина на складской базе его организации «Исследовательская лаборатория по вопросам выживания» (Survival Research Laboratories),… По прибытии на место я вижу здание, похожее на обыкновенный складской ангар,… На их веб‑сайте вывешен следующий пассаж:

Машины, которые обманывают

Весь этот анархический экстаз отчего‑то заставляет меня думать о том, что компьютерные модели работы мозга с их не столь давними попытками… Чтобы получить машину, действительно способную творить, мы неизбежно должны… У нас, созданных из мяса марионеток, есть своя мораль, инстинкты, законы и табу – они призваны помочь нам выдерживать…

Побег из Алькатраса

На своем велосипеде я подъезжаю к «Такерия Канкун», где подают невероятно вкусные тако и буррито. Можно выбрать мясную начинку – мясо, разумеется,… Прохладный свежий воздух и туманы напоминают мне об унылом, овеянном ветрами, но все же красивейшем шотландском…

Внутри и снаружи

Я качу на велосипеде по Мишн‑стрит, направляясь в район Сома. День в разгаре, на улице довольно жарко, но, проезжая мимо гей‑баров с… Входящая в это объединение художница по имени Джудит Скотт одержима…

История PowerPoint

Я читаю лекцию о компьютерной программе создания презентаций под названием PowerPoint. Дело происходит в калифорнийском университете в Беркли перед… Я не на шутку волнуюсь. Многие из парней, превративших PowerPoint из идеи в… К счастью, я веду рассказ не о тонкостях программирования, а о вездесущности программного обеспечения и о том, как…

Давайте откроем клуб!

Я останавливаю такси, складываю свой велосипед, бросаю его в багажник и возвращаюсь в Сан‑Франциско. Мой таксист идеально подходит на роль… Затем таксист переводит разговор на «негритянское засилье», под которым,… В аэропорту становится ясно, что мой рейс задерживается, и сидящий за моей спиной бизнесмен громко негодует: «Ты…

Нью‑Йорк

Здесь, в Нью‑Йорке, я кручу педали практически ежедневно. Делать это становится все безопаснее, но мне приходится быть начеку, когда я еду по… В 2008 году велосипедное движение в Нью‑Йорке выросло на 35 процентов по… На велосипеде, сидя чуточку выше уровня обзора пешеходов и водителей, получаешь прекрасную возможность своими глазами…

Архетипы городов

У входа в лавочку, торгующую пакистанскими блюдами на вынос неподалеку от моего дома, выставлена стойка с выпусками издания под названием «ИнвАзия:… Что порождает специфическое мировосприятие в определенных городах или… Недавно я побывал в Гонконге, и тамошний мой друг заметил, что у Китая отсутствует история гражданской вовлеченности.…

Старый безумный Нью‑Йорк: Город маленьких фабрик

Этим утром я отправляюсь на «Велосипедную экскурсию Файв‑Боро». Сорок две мили! Знаю, многим это покажется огромным расстоянием, но вся дорога… Организаторы нашей экскурсии закрыли участки ФДР‑драйв, шоссе… Запланировано несколько обязательных остановок – чтобы глотнуть воды, попробовать бесплатные бананы и крекеры с…

Как наши делишки?

В Нью‑Йорке на удивление много живописных велосипедных троп, которые отличаются от специально организованных дорожек. Участок на фото… Одна из тропинок поднимается почти до высшей точки на острове, где на самом краю Манхэттена, в районе Инвуд,…

Старый безумный Нью‑Йорк‑2

Мой приятель Пол играет на басу и поет в баре‑пиццерии, расположенной в Виллидж, и я заезжаю поздороваться. Заведение под названием «Артурос»… Владелец «Артурос», которого я никогда не видел, увешал все стены собственными… «Артурос» – заведение, известное всей улице, так что здесь всегда полно постоянных посетителей. Оно не из тех…

Затмение

Вчера, около половины пятого, когда я записывал вокальную партию на свой домашний компьютер, у меня возникло ощущение, будто внезапно что‑то… Все часы на соседних зданиях – те, что с настоящими циферблатами, по крайней… Я еду на велосипеде в центр: хочу убедиться, что в конторе все в порядке. Мальчишка‑мексиканец на велике…

Э. Б. Уайт, смерть и надежда

Я прочел тоненькую книжку Э. Б. Уайта[35]под названием «А вот и Нью‑Йорк». Она написана в 1948 году по заказу редакции журнала «Холидэй». Я не… Когда Уайт писал свой путеводитель, всего через несколько лет после окончания… Либо потому, что они были обнесены стенами в эпоху Средневековья, либо из‑за внушительного числа горожан,…

Как в Нью‑Йорке ездят на велосипедах

Сегодня в Нью‑Йорке очень много велосипедистов – как никогда прежде. И это не только курьеры. Что важно, немало модной молодежи, похоже, уже… В общем, исполнившись довольно хрупкого оптимизма, я решил, что пришло,… Я представляю себе этот форум как вечер, организованный вокруг встречи обычных горожан, защитников велосипеда, с…

Дорожные правила

Называйте меня оторванным от реальности мечтателем, но я считаю, что велосипедисты – если хотят, чтобы к ним лучше относились водители и пешеходы, –… И в то же время – не смейтесь, пожалуйста, – автомобили и грузовики должны… И то же с пешеходами, которые знамениты в Нью‑Йорке тем, что принимаются фланировать по мостовой всякий раз,…

Эпилог: передвижение в будущем

В недавней статье «Нью‑йоркера» («Туда и обратно») я прочел, что каждый шестой работающий человек в Америке ежедневно тратит более трех… Дело в том, что в XX веке автомобильная промышленность получала огромную… Я вынужден признать, что колесить по всему континенту, останавливаясь везде, где душа пожелает, очень даже неплохо.…

Приложение

 

Безопасность

Хэл из «Байсикал хабитат» наглядно продемонстрировал людям, собравшимся в Таун‑холле, насколько легко можно перерезать кабель (пять секунд)… Думаю, он прав, но два разных замка, пожалуй, слишком. Я недавно купил… Если речь зашла о запорах, один велосипедный магазин предлагает короткий U‑образный замок вместо длинного,…

Уход за велосипедом

Однажды я раздобыл действительно хороший байк, с дорогими передачами и тормозами – все по высшему разряду. Но содержать его в порядке, отлаживать и…  

Шлем и одежда

Велосипедные шлемы известны своим отталкивающим обликом. Как ни бейся, они не добавляют крутизны. Я пользовался разными ухищрениями. Английские… Однажды я попробовал надеть шлем баттера, отбивающего бейсболиста, – тот, что… Кроме того, я пробовал чем‑нибудь украшать свои шлемы. Однажды я встретил пуэрториканца, продававшего хвосты…

Путешествия

Я испробовал различные модели складных велосипедов, но не перебрал их все, так что мое мнение довольно субъективно, это не потребительский отчет. У… Складной полноразмерный велосипед укладывается в большой чемодан вместе с… Альтернативный вариант всем этим чемоданам и сборке‑разборке – взять велосипед напрокат там, куда вы…

Организации и интернет‑ссылки

 

TRANSPORTATION ALTERNATIVES

http://www.transalt.org

 

GEHL ARCHITECTS

http://www.gehlarchitects.com

 

EMBARQ. THE WRI CENTER FOR SUSTAINABLE TRANSPORT

http://embarq.wri.org/en/index.aspx

 

INSTITUTE FOR TRANSPORTATION DEVELOPMENT POLICY

http://itdp.org

 

NEW YORK CITY DEPARTMENT OF TRANSPORTATION

http://www.nyc.gov/html/dot/html/home/home.shtml

 

INSTITUTE FOR SUSTAINABILITY AND TECHNOLOGY POLICY

http://www.istp.murdoch.edu.au

 

Эскизы велосипедных держателей Дэвида Бирна для Нью‑Йорка

Челси