ДИСКУССИИ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТОВ НА РУБЕЖЕ ХХ И ХХI ВЕКОВ

 

Социал-демократы дискутируют постоянно. Это один из главных отличительных признаков их политической культуры. Но бывают моменты, когда в дискуссиях затрагиваются наиболее важные для социал-демократов проблемы их идентичности, определения направления стратегических действий. К числу таких дискуссий относятся так называемый "спор о ревизионизме" и о "третьем пути". И надо же случиться такому совпадению – они разгорались на рубежах веков – первая дискуссия на рубеже XIX и ХХ века вокруг книги германского социал-демократа Эдуарда Бернштейна "Предпосылки социализма и задачи социал-демократии" (1), а вторая – на рубеже ХХ и XXI веков вокруг книги английского социолога Энтони Гидденса "Третий путь" (2).

Обе дискуссии проходили в разных условиях. Было различное отношение к авторам этих книг. Да и сама социал-демократия за минувшие сто лет смогла утвердить себя одним из наиболее влиятельных общественно-политических движений в мире, накопила серьезный опыт в правительственной деятельности (3). Тем не менее, в дискуссиях с интервалом в сто лет прослеживается нечто общее – реалистически оценивать обстановку, в которой действуют социал-демократы, стремление учесть пожелания своей постоянно меняющейся социальной базы и выработать соответствующую стратегию в подходе к проблемам. В этом мы сможем убедиться, когда перейдем к рассмотрению особенностей каждой из этих дискуссий.

* * *

Эдуард Бернштейн не был подготовленным теоретиком. Будучи седьмым ребенком в семье берлинского железнодорожника, он, по бедности, не смог учиться в гимназии, а тем более в университете. Трудовую жизнь он начал банковским служащим в Берлине. Но книжки почитывал, и в 1872 г. в возрасте двадцати двух лет вступил в Социал-демократическую Рабочую партию. которую три года назад основал в Айзенахе никто иной как Август Бебель. Свои взгляды на жизнь и политическую деятельность молодой Бернштейн формировал под влиянием взглядов Лассаля и преподавателя Высшей школы в Берлине Евгения Дюринга. В 1879 г. Бернштейн прочитал критические замечания в адрес почитаемого им ученого в работе Ф. Энгельса "Анти-Дюринг", и с тех пор, как он сам писал позднее, стал последовательным приверженцем марксизма. Более того, как отмечает один из наиболее глубоких знатоков теоретического наследия Бернштейна в Германии доктор Хорст Хайманн (в предисловии к 8-му изданию "Предпосылок социализма"), своей активностью он – наряду с Фридрихом Энгельсом и Карлом Каутским – многое сделал для того, чтобы "марксизм стал всеми признаваемой мировоззренческой основой германской социал-демократии" (1, с. IX).

В 1878 г. в Германии по инициативе Бисмарка принимается Закон против социалистов, в результате чего под запретом оказалась СДПГ и ее партийная печать. По этой причине еженедельник "Socialdemokrat" пришлось печатать по соседству в Цюрихе и тайно переправлять в Германию. После поездки Бернштейна вместе с Бебелем в Лондон, где состоялась встреча с Марксом и Энгельсом, в ходе которой, по всей видимости, он произвел благоприятное впечатление на основоположников, Бернштейн был назначен ответственным редактором этого еженедельника. Одновременно Бернштейн стал сотрудником теоретического журнала "Die Neue Zeit", во главе которого стоял Карл Каутский.

Усилиями ставленников Бисмарка журнал "Socialdemokrat" был выставлен из Цюриха, и Бернштейн перебирается в Лондон, где начинает тесно сотрудничать с Энгельсом. Одновременно вместе с Каутским Бернштейн разрабатывает новую программу СДПГ, которая принимается на съезде в Эрфурте в 1891 г. В ней марксистская теория становится мировоззренческой и программной основой германской социал-демократии. Правда Бернштейн в этой программе пишет вторую очень короткую часть, в которой формулируются конкретные требования, реализовать которые предполагалось в повседневной политической деятельности. Представляется, что первое зерно "ревизионизма" было "посеяно" именно в Эрфуртской программе, которую считали, в том числе и В.И. Ленин, "образцом для всего второго Интернационала (4). Более того, Ленин полагал даже, что "каждый параграф этой программы содержал в себе сотни тысяч речей и статей агитаторов" (5).

В 1890 г. СДПГ была легализована. Но Бернштейн не мог появляться в Германии, поскольку действовало судебное распоряжение о его аресте. До 1901 г., то есть целых одиннадцать лет, он продолжал оставаться в эмиграции. И, занимаясь в той же библиотеке Британского музея, что в свое время и Маркс, Бернштейн начал серьезно сомневаться в элементах марксистской теоретической конструкции. Свои сомнения он изложил в статьях, которые в течение двух лет – с 1896 по 1898 г. – посылал в журнал Каутского "Die Neue Zeit" в рубрику "Проблемы социализма", а затем собирал их и, несколько переработав, издал отдельной книгой в 1899 г. Весть о работе "первого ревизиониста" облетела Европу и докатилась аж до Сибири, где находившийся в ссылке в селе Шушенском молодой В. Ульянов уже по рецензиям на нее понял, на что, по сути дела, замахнулся этот самый Бернштейн и даже организовал коллективное письмо протеста (6).

Между тем, в своей работе Э. Бернштейн вовсе не собирался опровергать марксизм. Просто, опираясь на статистические данные, он пришел к выводу, что не подтверждаются реальным развитием такие постулаты марксизма как исторически неизбежное крушение капитализма, что не происходит ни относительного, ни отрицательного обнищания рабочего класса, само население вопреки прогнозам Маркса не пролетаризируется, но, наоборот, возрастает число самостоятельных хозяев и служащих. Осмысливая все это, Бернштейн полагал, что улучшения трудящихся можно добиваться уже в рамках существующего строя путем последовательных реформ, и по этой причине марксистское понятие классовой борьбы приобретает иной характер. Наконец, Бернштейн полагал, что не существует неизбежного перехода к социализму. История открывает перед людьми различные возможности развития. По этой причине лишь осознанная практика рабочего движения может побуждать общество развиваться в сторону социализма путем реформ. При этом демократия приобретает особое значение. Бернштейн вовсе не отклонял требование обобществления средств производства, но для него социализм не сводился к социализации. Куда важнее распространение демократии на все области жизни общества. По этой причине представление Бернштейна о социализме включает в себя также либеральные принципы. В его понимании, социализм есть последовательное распространение свободы в условиях общества, действующего на принципах организации. Бернштейн полагал даже, что можно "социализм называть также как организаторский либерализм" (1, с. 158).

Всего этого было достаточно, чтобы вызвать бурю возмущения среди германских социал-демократов. Уже на съезде в Ганновере в том же 1899 г., когда вышла книга, он получает решительную отповедь. Его характеризуют как "ревизиониста", – тяжкое обвинение по тем временам. К взглядам Бернштейна обращаются на двух последующих партийных съездах. Сегодня можно сказать, что ни одна книга не заслуживала такого внимания и такой части, хотя и весьма обременительной. Ведь на съездах даже ставили вопрос об исключении Бернштейна из СДПГ. И это в то время, как он продолжал находиться в эмиграции, опасаясь ареста в Германии.

Между тем, как полагает Х. Хайманн, "Бернштейн заложил теоретический фундамент реформистской концепции социализма не путем тотального разрыва с марксизмом, но путем пересмотра устаревших марксистских теорий и тем самым оставаясь в рамках марксистской традиции" (1, с. XVI).

Но вот Бернштейн возвращается в Германию. И в 1902 г. его даже избирают депутатом в райхстаг. В этой роли он пребывал до 1918 г., и после Ноябрьской революции уже в райхстаге Ваймарской республики с 1920 по 1928г. В общей сложности на посту депутата Бернштейн провел почти четверть века (имея до этого за спиной 21 год пребывания в эмиграции). Он занимался сугубо практическими делами, выступая экспертам по вопросам налоговой политики.

В начале Первой мировой войны Бернштейн исходил из того. что Германия ведет не освободительную, а империалистическую войну, и встал на позиции левых в СДПГ. В июне 1915 г. вместе с председателем партии Хуго Хаазе и своим оппонентом в "споре о ревизионизме" Карлом Каутским, он составил призыв против войны. По этой причине его исключили из фракции СДПГ в райхстаге, и он вместе с Каутским, Хаазе, Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург создают Независимую социал-демократическую партию в 1917 г., отколовшуюся от СДПГ. По мере того, как сама НСДПГ раскололась, из нее вышла наиболее радикальная часть, образовав группу "Спартак", а затем и Коммунистическую партию, Бернштейн в 1919 г. возвращается в СДПГ большинства. Он снова депутат от СДПГ в райхстаге, и принимает участие в разработке новой программы, которая была принята в 1921 г. на съезде в Герлитце. Сегодня можно сказать, что в этой программе уже были заложены основы Годесбергской программы. Но уже через четыре года в Гейдельберге принимается новая программа, в которой, как полагает Х. Хайманн, "произошла "реставрация ортодоксальной марксистской концепции социализма" (1, с. XIX).

Размеры статьи не позволяют в подробностях осветить характер дискуссии вокруг "ревизионизма" в 20-е и 30-е годы. Бернштейна упоминали все реже и реже, он оказался в изоляции и умер 8 декабря 1932 г. в Берлине, так и не пережив прихода Гитлера к власти и соответственно, полного запрета СДПГ-партии, которой он отдал столько сил, энергии и ума.

Но все проверяется временем, и идеи Бернштейна стали актуальны после Второй мировой войны, особенно в период подготовки новой программы СДПГ, принятой в 1959 г. в Бад-Годесберге под Бонном. Хотя, как заметил В. Брандт в предисловии к сборнику программ СДПГ, партия "теоретизировала по Каутскому, а действовала по Бернштейну" (7, с. IX). Вместе с тем, вплоть до 1959 г. преобладающим в германской социал-демократии было представление о том, что социализм и социализация – почти равнозначные понятия.

Принципиальным в Годесбергской программе было то, что от формационного подхода к социализму она повернулась в сторону ценностного социализма, рассматривая это как постоянный и непрерывный процесс реализации основных ценностей социал-демократии в условиях демократии и средствами демократии.

Другое существенное обстоятельство – устранение разрыва между теорией и практикой. СДПГ уже не рассматривала себя мировоззренческой партией. В публикациях в СССР в шестидесятые и последующие годы обращалось внимание на то, что в Годесберге якобы "марксизм был выброшен за борт". Это утверждение стало своего рода стереотипом, не подлежащим сомнению. На самом деле, на съезде СДПГ в Бад-Годесберге ставился вопрос об освобождении от "идеологического балласта", то есть от приверженности одной какой-либо идеологии, в том числе и марксистской. По этой причине в программе записано: "Демократический социализм, укорененный в Европе в христианской этике, в гуманизме и в классической философии, не намерен возвещать никаких истин – не из-за отсутствия понимания и не из-за равнодушия по отношению к мировоззрениям или религиозным истинам, но из уважения перед правом человека ему самому решать в вопросах верования, содержание которого не должны определять ни политическая партия, ни государство" (7, с. 140).

Германские социал-демократы такой поворот в сторону освобождения от идеологического подхода совершили, следуя за таким же поворотом, осуществленным восемь лет назад международной социал-демократией, на первом послевоенном учредительном Конгрессе в западногерманском городе Франкфурте-на-Майне в 1951 г. Здесь этот подход сформулирован следующим образом: "Демократический социализм представляет собой международное движение, не требующее застывшего однообразия воззрений. В равной степени, черпают ли социалисты свои убеждения из результатов марксистского или иначе обоснованного социального анализа или руководствуются религиозными или гуманитарными принципами, все они стремятся к общей цели: общественный строй социальной справедливости, более высокого благосостояния, свободы и мира на земле" (7, с. 17).

Это означало, что, трактуя по-своему марксизм, социал-демократы вовсе не умаляли его значения в истории становления рабочего движения. Выступая 4 мая 1977г. в Трире по случаю 30-летия открытия Дома-музей Карла Маркса, В. Брандт говорил: "Маркс был не только великим немцем. Он принадлежал к плеяде выдающихся фигур европейского освободительного движения. Что бы из Маркса ни делали, или что бы ни хотели сделать, мотивом его мышления и действий было стремление к свободе, к освобождению людей от закабаления и от недостойной зависимости" (8, с. 51).

Выступая в 1970 г. в Вуппертале в связи с 150-летием со дня рождения Энгельса Брандт сказал: "Энгельс и Маркс старались распознать экономические условия как факторы политики и соотнести политические обстоятельства с их экономическими корнями. Тем самым они внесли новое измерение в мышление и дали миру новую надежду. И это нельзя забывать при всей относительности их положений в зависимости от условий времени и результатов опыта, при всей необходимости критического истолкования" (8, с. 83).

Отношение к марксизму нашло отражение и в новой программе СДПГ, которая была принята через 30 лет после Годесбергской программы на съезде в Берлине в декабре 1989 г. В подразделе "Наши исторические корни" записано следующее: "В Социал-демократической партии Германии совместно трудятся люди различных убеждений и верований. Согласие между ними основывается на общих основных ценностях и одинаковых политических целях. Демократический социализм в Европе имеет духовные корни в христианстве и гуманистической философии, в Просвещении, в Марксовом учении об истории и обществе и в опыте рабочего движения" (9, с. 7).

В настоящее время германская социал-демократия занята подготовкой новой программы принципов. Создана программная комиссия, которую возглавил председатель СДПГ Герхард Шредер. В партии и вокруг нее ведутся дискуссии. И в этой обстановке появляется книга английского социолога советника Тони Блэра и директора Высшей экономической школы – одного из интеллектуальных центров Англии. Мысли, высказанные в книге "Третий путь", упали на взрыхленную почву. И снова спор – прав ли Гидденс, что нового сказал он в своей работе, и не заводят ли его рассуждения от социал-демократических принципов в сторону неолиберализма.

* * *

Чтобы понять суть нового спора на рубеже ХХ и XXI веков, необходимо некоторое отступление. В Великобритании существуют давние традиции теоретического осмысления проблем социализма. Когда Э. Бернштейн был вынужден эмигрировать в Великобританию, он установил в Лондоне тесные контакты с Фабианским обществом. Ряд исследователей полагает, что именно в этой стране Бернштейн собрал статистические данные об изменениях в социальной структуре общества, которые затем сопоставил с подобными процессами в Германии и пришел к соответствующим выводам об отсутствии нарастающей пролетаризации населения.

В последующие десятилетия теоретическая мысль левой ориентации в Великобритании развивалась. Появились на свет концепции "гильдейского социализма", "фабианского социализма", "муниципального социализма" и т.д. (10). В атмосфере такой насыщенной теоретической дискуссии протекала деятельность Лейбористской партии Великобритании. Но странное дело, это никак не отразилось на программной деятельности лейбористов. Программы как таковой у них практически не было. Был Устав, принятый в 1918 г., в котором в четвертом параграфе было записано, что условием социализма является обобществление средств производства. Этим положением и руководствовались до самого последнего времени. И если партия германских социал-демократов в своей Годесбергской программе учла изменения, происшедшие в обществе, и по-новому определила и свое предназначение как народной партии и свое новое понимание цели движения – социализм как реализация основных ценностей, – то английские лейбористы не осуществили этого, что, в конечном счете, и предопределили их позиции в обществе как вечно оппозиционной партии (11).

Заслуга Тони Блэра в том и состоит, что он вывел партию из состояния оппозиционности, заставил ее пересмотреть устаревшие позиции и выйти на новые реалии. В этом поиске ему весьма кстати пригодилась книга его советника Энтони Гидденса "Третий путь" (2), в которой ставился вопрос о новом подходе к пониманию общественных процессов, об ориентации на новые средние слои с учетом их ценностных установок.

Можно даже так сказать, что английские лейбористы в какой-то мере проделали тот же путь, что их германские единомышленники, правда, с опозданием на сорок лет и с учетом британской специфики. И результат не замедлил сказаться. Английские лейбористы вернулись к власти, и именно под их управлением Великобритания вступает в новое тысячелетие.

Примечательно, что в этот период быстро нашли общий язык лидеры двух крупнейших европейских партий социал-демократической ориентации – Герхард Шрёдер и Тони Блэр. Они даже составили совместный документ, дав ему название "Новая середина – Третий путь" (12). Под "Новой серединой" подразумевались те новые социальные группы с их подчеркнутой ориентацией на индивидуальные ценности, на которые обратил внимание в свое время Вилли Брандт. Этот термин он активно использовал в ходе избирательной кампании 1972 г. А "Третий путь" – это прямое заимствование название книги Гидденса.

Надо сказать, что этот дискуссионный документ по-разному был встречен и в СДПГ и в ЛПВ. Левые его либо не приняли, либо приняли с большими оговорками, в результате чего и возник спор, который продолжается и по сей день. При этом спор затронул фактически все стороны деятельности современной социал-демократии, и не в последнюю очередь ее отношение к процессам глобализации (13).

Но обратимся к "первоисточнику" – взглядам самого Э. Гидденса. В середине 1999 г. Гидденс дал интервью теоретическому журналу "Neue Gesellschaft//Frankfurter Hefte", близко стоящему к СДПГ, где и пояснил положения, изложенные в его книге.

Для меня, подчеркнул Гидденс, "Третий путь" означает "модернизированную социал-демократию" (14). Он признал, что этот термин принимают не во всех социал-демократических партиях из-за сложившихся в них традициях. И все же, подчеркивает Гидденс, при всех различиях, для нас остается важной задачей применить социал-демократические ценности к ситуации, когда мир кардинально меняется.

Среди этих ценностей для Гидденса тема равенства остается центральной темой. Весь вопрос в том, как этого достичь, когда существуют влиятельные силы, которые увеличивают это неравенство также и на глобальном уровне.

Но для модернизированной социал-демократии одновременно важны и такие ценности как свобода и индивидуальная ответственность. Возник новый индивидуализм. "Этот новый индивидуализм, – поясняет Гидденс, – не следует понимать как проявление эгоизма. Это всего-навсего способность создавать свободный образ жизни. Это своего рода демократизация повседневной жизни" (15, с. 437).

Гидденс подчеркивает, что "Третий путь" – это не какой-то единичный феномен. Это название дискуссий, которые следует вести всем социал-демократическим партиям во всем мире. На повестке дня – формирование новой социальной системы. В основе этой социальной системы должны быть инвестиции в человека. Это на пользу и самому человеку и обществу.

Журнал задает Гидденсу вопрос: "Как может осуществляться демократизация, когда все большую роль начинают играть "глобальные игроки"! Ответ Гидденса: глобализация нуждается не в меньшей степени участия отдельного государства, а в большей. Но "больше правительства" не означает "больше" бюрократического, иерархического правительства. Путь к решению этой проблемы – преобразовывать деятельность правительств так. чтобы они больше отвечали потребностям людей. По этой причине деятельность правительств должна быть открытой. И, следовательно, должны быть проведены соответствующие реформы. Своего рода "демократизация демократии". Это же касается процессов глобализации. А это означает, что следует развивать формы демократии на наднациональном уровне. "Ибо если глобализацию воспринимать серьезно, а именно так я и отношусь, тогда следует искать ответы на глобальном уровне" (15, с. 439).

В качестве примера Гидденс называет Европейский Союз, подчеркивая. что это не международная организация, а именно наднациональная.

Вашу книгу, – замечает журнал, критикуют за то, что в ней Вы уходите от старых, традиционных конфликтов. Ответ Гидденса: классовая структура западного общества изменилась кардинальным образом. Главное сейчас не физический труд, а содержательная, умственная работа в информационном обществе. Люди именно этих профессий и составляют основу избирателей партий, находящихся левее середины.

Ответ Гидденса по своей сути почти повторяет соображения, которые до него сто лет назад высказал Бернштейн. Среди наемных работников возникают новые социальные группы с новыми потребностями, и это следует непременно учитывать. Отличие заключается в том, что тогда Бернштейна чуть не отлучили от партии, а суждения Гидденса активно поддерживает и развивает в первую очередь лидер партии Тони Блэр. Свою позицию он изложил на заседании Фабианского общества 21 сентября 1998 г., которую журнал "Neue Gesellschaft"/Frankfurter Hefte" поместил в том же номере вслед за интервью с Гидденсом под заголовком "Новая политика в новом столетии" (16).

Исходная позиция Т. Блэра: "По-моему, популярная политика XXI-го века должна соединять в себе темы, которые раньше казались непримиримыми: патриотизм и интернационализм, право и ответственность, поощрение свободного предпринимательства и борьба против бедности и дискриминации. При этом различие между правыми и левыми не устраняется. "Речь идет о традиционных ценностях в меняющемся мире" (16, с. 441).

Поясняя свою позицию, Т. Блэр подчеркивает, что речь идет о сведении вместе двух больших направлений мышления левой середины: демократического социализма и либерализма. Их разделение в ХХ столетии весьма ослабило проведение прогрессивной политики в странах Запада.

Т. Блэр критикует тех, кого он называет "фундаменталистскими левыми". "Это те, кто ориентируется на огосударствление, на государственный контроль. "Степень радикальности оценивается ими по количеству общественной собственности". Т. Блэр не согласен с этим. Для него "Третий путь" – это серьезное переосмысление социал-демократии, ее основных ценностей. "Моя политика исходит из убежденности, что мы как индивиды можем реализовать себя только в процветающем гражданском обществе, которое охватывает прочные семьи и гражданские институты, защищаемые интеллигентным правительством" (16, с. 442).

Т. Блэр подчеркивает, что корневое понятие новой политики – это развертывание возможностей для человека. "Самой болезненной ошибкой фундаменталистских левых в ХХ-ом столетии была вера в то, что государство может заменить гражданское общество и тем самым гарантировать свободу (16, с. 443). Путь, которым намерен следовать Т. Блэр, – это "перманентный ревизионизм", то есть последовательный поиск более совершенных средств для достижения наших целей. Мы не можем полагаться на историческую неизбежность хода событий, нам предстоит брать все в свои руки". Как не вспомнить, что еще в прошлом веке тот же Бернштейн говорил об открытости истории.

Вслед за речью Т. Блэра в Фабианском обществе журнал "Neue Gesellschaft/Frankfurter Hefte" опубликовал в том же номере статью Герхарда Шрёдера. Председатель СДПГ и канцлер ФРГ начал с того, что привел высказывание германского политического писателя Ульриха Бека: тот, кто вводит в обиход новое понятие, на того вешают всех собак. Но в Германии это понятие давно известно. В 20-е и 30-е годы это была концепция третьего пути между капитализмом и социализмом. Искали третий путь и австромарксисты – между социал-демократической политикой реформ и советским государственным коммунизмом. Социалистический Интернационал в своей Франкфуртской декларации 1951 г. также провозглашали необходимость третьего пути. В своей книге, полагает Г. Шрёдер, Гидденс ставит вопрос об обновлении социал-демократии – "по ту сторону от старой социал-демократии и неолиберализма" (17, с. 444).

Что касается СДПГ, полагает Г. Шрёдер, то она уже давно не "старая социал-демократия", которая с глубоким недоверием относилась к рынку и возлагала надежды на государство. После Годесбергской программы это уже новая партия.

Г. Шрёдер считает, что многое из того, о чем пишет Гидденс, можно поддержать. Это касается прежде всего политики по отношению к социальному государству. "Без реформы социального государства в Германии не представляется возможным сократить слишком высокие производственные расходы. Точно также без увеличения числа рабочих мест не представляется возможным финансировать социальное государство" (17. с. 444).

Г. Шрёдер согласен с Гидденсом, когда тот говорит о том, что "государство благосостояния" в принципе не демократично, ибо распределение средств происходит сверху вниз. Он обращает внимание на то, что германские социал-демократы ориентируются на "Союз во имя труда", где риски и ответственность совместно определяются участниками производственного процесса.

Один из выводов Г. Шрёдера: "В истории европейской социал-демократии постоянно накапливался опыт, согласно которому социальную политику не представляется возможным осуществлять, пытаясь пробить головой стену. …В наших современных обществах реформы и изменения можно осуществлять только в консенсусе с участвующими, с народнохозяйственными актерами. И как раз по той причине, что она проявляет чувство ответственности перед работающими людьми, социал-демократия меньше всего должна уподобляться "старым левым", которые полагали. что социал-демократическая экономическая политика должна быть в первую очередь направлена против экономики" (17, с. 446).

На страницах журнала "Нойе гезельшафт" в этом же номере была предоставлена возможность высказаться теоретику СДПГ Томасу Майеру (18), которого российский читатель знает по популярной брошюре "Демократический социализм – социальная демократия" и по недавно изданной книге "Трансформация социал-демократии. Партия на пути в XXI-ое столетие" (19), где в определенной степени подводятся итоги его многолетних размышлений и анализируются возможности социал-демократии в принципиально новой обстановке, когда масс-медиа в возрастающей степени влияют на поведение избирателей.

В статье "Как обновляется социал-демократия" Т. Майер также полагает, что термин "третий путь" не новый. Он обращает внимание также и на то, что реформаторы в Праге в 1968 г. тоже искали свой "третий путь", пытаясь создать рыночные отношения при социализме без частной собственности. Т. Майер дает следующее определение современному понятию "третьего пути": это символ надежды найти путь между старой социал-демократией эпохи национальных государств и неолиберальным рыночным фундаментализмом (18. с. 453).

Т. Майер подчеркивает, что попытки найти синтез между социал-демократической традицией и концепцией либеральной политики не новые, и по своей сути не заслуживают осуждения. Но "революция Блэра" – это далеко идущий шаг в сторону либеральных подходов к политике и к их разрешению. Так что это не просто прорыв к годесбергскому пониманию социальной демократии, замечает он.

Как полагает Т. Майер, в ходе развернувшейся дискуссии возникает несколько вариантов "третьего пути". То, что их объединяет, это непременная связанность с основными ценностями социал-демократии. Сам Т. Майер считает важным то обстоятельство, что в ходе процессов экономической глобализации «впервые возникает перспектива дискуссии трансатлантического и транстихоокеанского характера» (19, с. 455). Это представляет собой значительный шанс для левой середины во многих частях мира согласовывать свои попытки в ходе нахождения ответов на вызовы глобализации.

Один из главных выводов Т.Майера: «Несмотря на значительную дифференциацию в подходе к основным ценностям и в трактовке разрабатываемых проектов между Демократической партией США, Новой демократической партией Японии и влиятельными течениями европейской континентальной социал-демократии наблюдается обновленное понимание друг друга как проявление политического родства под крышей дискуссии о третьем пути» (19, с. 455). С одной стороны, это хорошо. Но с другой, предостерегает Т.Майер, возникает угроза для сохранения социал-демократического профиля по мере заимствования либеральной политики.

Это тем более важно учитывать, что возникшие новые обстоятельства ведут к необходимости перестройки социального государства. Т.Майер поясняет: новая роль рынков, возрастающая усложненность обществ, точно также как и сокращение полей деятельности национальных государств обусловливают необходимость нового способа правительственной деятельности (New Govermance). Государство не уходит от своей ответственности за последствия политической, экономической и общественной деятельности, но сами формы такой деятельности нуждаются в переосмыслении. Возникает новое разделение труда между государством и обществом. В обществе возникают новые политические формы саморегуляции (коммунитаризм). И при этом, снова подчеркивает Т.Майер, масштабом такой политики остаются основные ценности. В результате, меняется и изменение самопонимания роли граждан в государстве (New Citizenship). Происходит изменение чувства ответственности и за себя и за участие в делах гражданского общества. Современное (moderne) развитие человеческого капитала (Humankapital) путем улучшения образования и возможностей переквалификации позволяет каждому в отдельности и экономике в целом наиболее эффективно действовать в условиях, на которые влияет мировой рынок.

Как видим, Т.Майер в своих рассуждениях все время выходит на проблемы глобализации. И это не случайно. Для международной социал-демократии в настоящее время это главная тема. Тематика глобализации обсуждается на съездах отдельных партий. Последний по счету конгресс Социалистического Интернационала, который состоялся в ноябре 1999 г. в Париже, также вплотную занимался этой тематикой, приняв соответствующие документы (20).

Между тем дискуссия по тематике «третьего пути» продолжалась, и очень коротко остановимся на двух материалах, которые были опубликованы в журнале «Neue Gesellschaft-frankfurter Hefte» в ноябрьском номере за 1999 г.

Вольфганг Тирзе – председатель Комиссии по основным ценностям в СДПГ и одновременно председатель Бундестага ФРГ в статье «Третьи пути в европейском масштабе" сообщает, что его комиссия проделала аналитическую работу по сопоставлению практической деятельности социал-демократических партий, находящихся у власти в Великобритании, Голландии, Швеции и Франции. Главный вывод, к которому пришла комиссия – во всех четырех странах наблюдаются совершенно разные подходы к стоящим на повестке дня вызовам. Описывая эти разные подходы. В.Тирзе делает заключение «Не существует «третьего пути», который ведет социал-демократию в следующее столетие» (21, с. 989). Все рассмотренные варианты «третьего пути» в названных странах существенно отличаются друг от друга. И вообще, полагает В.Тирзе, он против противопоставления «модернистов» «традиционалистам». Для социал-демократической политики мало что дает, когда тезис «больше рынка» рассматривается автоматически как модернистский, а тезис «больше государства» рассматривается как традиционный и, следовательно, воспринимается негативно.

По мнению В.Тирзе, социальная справедливость была и остается центральной основной ценностью, и все дело в том, как ее реализовывать в новых условиях. Как показывает практика, здесь большую роль играет образование. «Инвестировать сегодня в будущее, – подчеркивает В.Тирзе, – это означает в первую очередь инвестировать в образование и профессиональную подготовку. Проводить сегодня политику социальной справедливости означает сегодня в первую очередь заботиться о том, чтобы у людей были равные шансы на образование и на профессиональное обучение» (21, с. 999).

С позиций поддержки идей, изложенных в книге Э.Гидденса и в документах Блэра-Шредера, выступил Ханс Иоас – профессор социологии в Свободном университете Берлина в статье «Документ Блэра Шрёдера не является «неолиберальным» (22).

Х.Иоас рассматривает этот документ как «полезный новый синтез между социал-демократией и либерализмом». При этом, полагает он, нельзя сводить либерализм к голову рыночному фетишизму. И уж если давать какое-то определение этому документу, то он вовсе не неолиберальный, а коммунитаристский.

Х.Иоас обращает внимание на то, что политическую концепцию Т.Блэра нельзя понять в отрыве от американского коммунитаризма. В Германии эту концепцию рассматривают как наивную и романтическую, а то и вовсе как потенциально антидемократическую и даже тоталитарную. Рассматривая различные стороны этой концепции Х.Иоас резюмирует: документ Блэра-Шрёдера ни в коем случае не сигнализирует об отказе от основной ценности «социальная справедливость». Он придает ей более динамичный образ. Ибо перед тем, как распределять благосостояние на первом месте стоит производство благосостояния. При этом социал-либеральная альтернатива вовсе не означает голого рыночного либерализма. Кто этого не понимает, тот загоняет социал-демократию в старую колею, вводящую в заблуждение.

Как видим в ходе дискуссии, точки зрения высказываются, порой прямо противоположные. Но как все это находит отражение в конкретных делах социал-демократических политиков, где результаты дискуссий находят прямое или косвенное отражение. Обратимся к документу «Новая социал-демократическая модель», который был опубликован в сентябре 2000 г. в германском еженедельнике «Die Zeit » за подписью Тони Блэра, премьер-министра Великобритании, Вима Кока, премьер-министра Голландии, Гёрана Персона, премьер-министра Швеции и Герхарда Шредера, канцлера ФРГ (23). История составления этого документа такова. В июне 2000 г. в Берлине состоялась встреча 14 глав государств из Европы, Северной и Южной Америки, Южной Африки и Новой Зеландии. Они представляли правительства ориентации левее середины. В заключение встречи ими было опубликовано коммюнике, в котором они высказались за совместное проведение прогрессивной политики. Затем состоялось юбилейное заседание Организации. Объединенных Наций, по окончанию которого главы четырех европейских государств с учетом обсуждения вопросов на юбилейной сессии ООН и декларации в Берлине составляли теперь уже чисто социал-демократический документ. Вот его основные положения. В мире постепенно вырабатывается консенсус относительно глобального порядка на основе равноценности и социальной справедливости. Основные ценности социал-демократии сохраняют свою силу, но подход к ним сегодня коренным образом иной. Очень важно использовать потенциал глобализации. Глобальный прогресс покоится на трех фундаментах.

Прежде всего необходимо существенно расширить круг тех, кто получает выгоду от "Новой экономики". При этом социал-демократы нуждаются в деятельности активных правительств, которые не просто организуют деятельность экономики, но дают возможность гражданам занимать свое место на рынке труда, способствуют развитию их способностей и возможностей обзаводиться собственным делом. Ключевые условия для этого – образование и постоянное повышение квалификации.

Вторая задача – крепить гражданское общество. Оно представляет собой противовес как излишнему государственному вмешательству, так и неограниченной власти рынка.

Третий фундамент – новый международный социальный пакт. Социал-демократы убедились в том, что в мире, в котором взаимосвязи переплетаются все теснее, одним национальным государствам не под силу реализация таких целей как всеобъемлющее благосостояние точно также как усиление гражданского общества. Необходимо совместное решение ключевых проблем.

В документе отмечается: Десять лет назад по окончанию Холодной войны говорили о конце существования левых, и даже вообще об окончании политики. Спустя десять лет прогрессивная политика освободилась от этих утверждений. В наших четырех странах мы осуществили целый ряд реформ, в том числе и социального характера. Теперь на очереди создание реформируемой социальной модели в Европе. Предпосылки для этого очевидны: снижение безработицы, рост инвестиций, улучшения в области образования и здравоохранения. Мы намерены к 2010 году создать в Европе самую динамичную экономическую систему в мире, основанную на знаниях, испытывая при этом чувство огромной ответственности. Мы не в состоянии сдержать процесс изменений, но мы можем так повлиять на него, чтобы он служил не только немногим, но и многим.

Такая вот заявка руководителей ряда ведущих европейских стран, из которой видно, что дискуссия вокруг «третьего пути» с точки зрения определения глобальных перспектив нашла в ней отражение. И это прежде всего касается переосмысления сути социальной политики.

* * *

Подведем некоторые итоги.

На протяжении ХХ века дискуссии в социал-демократии велись практически непрерывно. Пересмотр марксистских положений, постепенный переход на позиции ценностного социализма, а затем и просто социальной политики, ориентированной на основные ценности, стремление австромарксистов выработать промежуточную стратегию между социал-демократическим реформизмом и коммунизмом советского образца, попытка органически соединить в рамках демократического социализма обобществление и представительную демократию – эти и другие темы обсуждались как в рамках отдельных социал-демократических партий, так и на международном уровне.

Социал-демократы в середине века окончательно отказались от целостной социал-демократической идеологии, провозгласив плюрализм мнений и воззрений. Но вместе с тем они считают необходимым в постановке целей и решении проблем опираться на теоретические разработки, каждый раз проверяя их, в какой степени они не вступают в противоречие с основными ценностями – свободой, справедливостью и солидарностью. Определенную роль здесь сыграли взгляды К.Поппера, в частности его размышления о постепенной социальной инженерии.

При этом внутри социал-демократических партий, как правило, существует расхождение во мнениях между теми, кто придает значение в первую очередь реализации требований социальной справедливости и теми, кто выступает более прагматических позиций, полагая, что объем социальных выплат зависит от успешной деятельности в экономике. Лично я характеризую тех и других как «идеалистов» и «прагматиков». К первым как правило относятся молодые люди, предпочитающие рассматривать проблемы в теоретико-нравственном ключе. Вторые – это уже умудренные жизнью люди, полагающие, что добиваться справедливости – это тяжелая упорная работа в условиях социального партнерства (24).

Социал-демократы, выступая как политическое движение, наделенное чувством социальной ответственности, в настоящее время активно обсуждает проблемы нарастающей глобализации и сопутствующие ей последствия. Опробовав в первом приближении вариант наднациональной деятельности в рамках Европейского Союза, теперь они все чаще задумываются о создании социально ориентированного мирового порядка. Добившись реализации социальной рыночной экономики в своих государствах, они теперь обсуждают возможность создания своего рода социальной рыночной экономики в мировом масштабе, называя это как «международный социальный пакт».

Дискуссии, постоянно ведущиеся в социал-демократии, несомненно осложняют ее жизнь. В прошлом дело даже доходило до расколов, если вспомнить историю той же СДПГ, когда в период Ноябрьской революции 1918 г. из нее вышла Независимая социал-демократическая партия, а из последней в свою очередь сторонники коммунистических воззрений, образовав КПГ. Но вместе с тем именно дискуссии позволяют социал-демократам взглянуть на проблему с разных сторон и принимать решение, которое учитывает настроения и пожелания избирателей. В этом одна из главных причин живучести социал-демократических партий, многим из которых более ста лет.

Дискуссия вокруг «третьего пути» и проблем глобализации свидетельствует о том, что интеллектуальный потенциал социал-демократии еще далеко не исчерпан. Это движение проявляет готовность с новой энергией искать новые ответы на новые проблемы. Тем самым подтверждаются слова Вили Брандта, который на конгрессе Социалистического Интернационала в 1976 г. заметил, что время социал-демократии еще только начинается.

 

Примечания

1. E. Bernstein. Die Voraussetzungen des Sozialismus und die Aufgaben der Sozialdemokratie. 8. Auflage. – Dietz Verl., Bonn. 1984. – 235 S.

В России перевод книги появился уже в 1901 г., правда, с несколько измененным названием: Проблемы социализма и задачи социал-демократии. Пер. с нем.: К.Я. Бутковского. – М.: Ефимов. 1901. – 359 с.

2. A Giddens. The Third Way. – L., 1998.

3. На встрече видных деятелей Социалистического Интернационала в Москве с представителями различных российских группировок социал-демократической ориентации (28.09.2000 г.), на которой присутствовал и автор данной статьи, Генеральный секретарь СИ Луис Айяла сообщил, что в настоящее время социал-демократы входят в 54 правительства стран мира.

4. В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 33, с. 68.

5. В.И. Ленин, Полн. собр. соч.. т. 38, с. 179.

6. Впрочем, отрицательно отнеслись к взглядам Бернштейна и другие видные представители российской социал-демократии, разделившись чуть позднее на II съезде РСДРП в 1903 г. на большевиков и меньшевиков. С.В. Тютюкин в своей работе "Г.В. Плеханов. Судьба русского марксиста" (М.: РОССПЭН, 1997) приводит замечания Плеханова на работах Бернштейна: "Боже, какой вздор!", "Какая глупость!", "…Скотина, ты скотина", "Черт знает, что за чепуха" (Тютюкин, с. 156"). А вот суждение Плеханова по существу: "Всего досаднее, что Бернштейн кое в чем прав: так, например, на близкое осуществление социалистического идеала, разумеется, нельзя рассчитывать" (Философско-литературное наследие Г.В. Плеханова. т. II. с. 304-305).

7. Programme der deutschen Sozialdemokratie. Mit einem Vorwort von Willy Brandt – Bonn, Fr. Ebert Stiftung, Bonn, 1978. – 177 S.

8. В. Брандт. Демократический социализм. Статьи и речи. – М.: Республика, 1992. – 447 с.

9. Protokoll vom Parteitag Berlin. 18-20.12.1989. – Bonn, Verstand der SPD – 672 S.

10. Анализом теоретических традиций в левом спектре английского общества активно занималась к.и.н. Л.А. Галкина. Ею опубликованы по этой теме следующие работы: Л.А. Галкина, Фабианский социализм: история и современное толкование. – М.: ИНИОН, 1981. – 103 с. Л.А.Галкина. Гильдейский социализм: история и современное толкование. – М.: ИНИОН, 1985. 97 с.; Л.А. Галкина. Идейно-политические взгляды А. Бенна. – М.: ИНИОН, 1986. – 92 с.;

11. Справедливости ради отметим, что проблематика ценностного подхода к социализму уже давно обсуждалась в рамках ЛПВ. В качестве примера можно назвать статью Н. Киннока и Р. Хэттерсли в статье, адресованной всем программным комиссиям социал-демократических партий. Статья называлась "Цели и ценности демократического социализма". См. "Neue Gesellschaft//Frankfurter Hefte. – Bonn, 1988, N 5, S. 414-421.

12. T. Blair, G. Schrцder. The Third Way / Die Neue Mitte. – L., 1999. – 8. Juni. – 9 p. in recto.

13. Характерное название статьи на эту тему во влиятельном германском еженедельнике "Die Zeit": "Третий путь. Европейские левые в поиске великого предназначения. Также на пространстве справа".

Werner A. Pergler Der dritte Weg. Europas Linke sucht nach der groвen Botschaft. Auch rechts // Die Zeit, Hamburg, 1999. – 11. Mдrz.

14. Среди социал-демократов в последнее время часто используется термин "Modern". Его переводят на русский язык и как "современный", и как "обновленный". Правильнее всего было бы переводить как "модерновый". Но у нас со словом "Модерн" другие ассоциации – начало ХХ века. Хочется надеяться, что наш "великий и могучий" как-то выкрутится из положения.

15. Gespдch mit Anthony Giddens. "Neue Mitte" – "Dritter Weg" – eine moderne Linke? // Neue Gesellschaft / Frankfurter Hefte. – Bonn, 2000. – N 5, SS. 436-440.

16. Tony Blair. Eine neue Politik fьr das neue Jahrhundert. – Ibid. SS. 441-444.

17. Gerhard Schrцder. Alte Linke und Neue Mitte.- Ibid. – SS. 444-447.

18. Thomas Meyer. Wie die Sozialdemokratie sich erneuert? - Ibid. – SS. 447-459.

19. Томас Майер. Демократический социализм – социальная демократия. Введение. – М.: Республика, 1993. – 173 с; Томас Майер. Трансформация социал-демократии. Партия на пути в XXI-е столетие. – М.: Памятники исторической мысли, 2000 – .

20. В ИНИОН c августа 2000 г. находится в производстве проблемно-тематический сборник "Социал-демократы перед лицом глобальных проблем", где собраны документы и статьи по этой теме.

21. Wolfgang Thierse. "Dritte Wege im europдischen Maвstab // Neue Gesellschaft / Frankfurter Hefte. 1999, N 11. – SS. 986-990.

22. Hans Joas. Das Blair-Schrцder-Papier ist nicht "neoliberal". Ibid. S.S. 990-995.

23. Ein neues Sozialmodell Europas Beitrag zum Fortschritt im 21. Jahrhundert / Von Tony Blair, Wim Kok, Gцran Persson, Gerhard Schrцder // Die Zeit, 2000. – 7. September.

24. Эту ситуацию в чисто психологическом плане частично разъясняет и известный афоризм: "Кто в молодости не был левым, у того нет сердца, кто в пожилом возрасте остался левым, у того нет ума".

 

 

М. И. ВОЕЙКОВ, д. э. н., проф. (ИЭ РАН)

 

СОЦИАЛЬНЫЕ ЦЕННОСТИ И МАРКСОВА ТЕОРИЯ СПОСОБА ПРОИЗВОДСТВА

 

 

В последнее время как-то выпали из обихода такие категории марксистской социологии как “производительные силы”, “производственные отношения”, “способ производства”. Некоторые вообще стали полагать, что эти марксистские категории есть какая-то архаика. Но как понимать историю общества без этих категорий - никто не объясняет. Одни склонны считать что пришел “конец истории” и ничего уже объяснять не надо, другие занялись упорным поиском уникальных цивилизаций, где каждая страна и даже ее часть по-свойму уникальна и история которой неподвластна общим закономерностям.

Но и либеральная, и консервативная концепции истории не дают научного понимания закономерностей развития человечества как единого процесса. По существу они вообще отрицают научный подход, ибо в первом случае считают, что историческое развитие уже остановилось, а во втором, - что развитие столь многообразно, что искать какие-либо общие исторические закономерности уже бессмысленно. Более того, и та и другая концепции паразитируют на теле марксизма, въедаясь в недостаточно разработанные его места. Одним из таких недостатком советской интерпретации марксизма было очень неопределенное понимание способа производства, когда по сути дела один и тот же способ производства служил для объяснения принципиально разных общественных устройств. Так, известный советский политэконом Н. А. Цаголов, интуитивно чувствуя это противоречие, писал в конце 70-х годов: “Политическая экономия должна изыскать политико-экономический эквивалент противоречия между производительными силами и производственными отношениями. Для каждого способа производства это противоречие находит свое особое выражение в самой системе производственных отношений.”^[158] В системе производственных отношений социализма выводили особое отношение “планомерности”, которое и отличало социалистический способ производства от ему предшествующего. Тем самым, отношения “планомерности” как выражение социальной направленности (сознательное осуществление социальных ценностей) становились критерием различения способов производства. То есть для социалистического способа производства различие находили в якобы большей его социальности.

Однако напомним в этой связи, что писал сам К. Маркс. В “Нищете философии” имеется, ставшее уже классическим, следующее его высказывание: “Общественные отношения тесно связаны с производительными силами. Приобретая новые производительные силы, люди изменяют свой способ производства, а с изменением способа производства, способа обеспечения своей жизни, - они изменяют все свои общественные отношения. Ручная мельница дает вам общество с сюзереном во главе, паровая мельница – общество с промышленным капиталистом”.^[159] Отсюда можно заключить, что “ручная мельница” никогда и никак не может дать промышленного капиталиста. Стало быть, на той же самой материально-технической базе никак не могут возникнуть принципиально иные производственные отношения.

В советской социально-экономической литературе и не только в ней как-то закрывали глаза на то, что производительные силы в развитых капиталистических странах и в СССР были примерно одинаковы. Даже в СССР по ряду показателей развитие технической базы производства существенно отставало. И несмотря на громадные усилия СССР по развитию индустриализации перегнать в техническом отношении Запад не удалось. Удалось догнать, что уже есть бесспорное достижение, но не перегнать. В СССР не было более развитых производительных сил. Поэтому пришлось акцент делать на особой системе производственных отношений, где планомерность и вообще сознательное преследование социальных императивов как бы объективно вписывалось в экономический механизм. И утверждалось, что экономический механизм социалистического общества более действенен, более эффективен, чем просто рыночный механизм, благодаря осуществлению и социальных ценностей.

В этой связи появляется потребность более детально рассмотреть соотношение экономической эффективности и социальности (социальных ценностей).

 

Эффективность и социальные ценности

Проблема сочетания, точнее какого-то примирения экономической рациональности и эффективности (что обычно приписывается рынку) с одной стороны, и гуманизма, нравственности или социальности, с другой, имеет чрезвычайно длинную историю. Здесь же рассмотрим лишь один аспект этой истории: трактовку советскими экономистами так называемого “социалистического способа производства” в качестве объективного механизма примирения рынка и социальности (социальных ценностей).

Долгое время в отечественной политико-экономической литературе вообще отметалась или не замечалась проблема сочетания экономической эффективности (рациональная организация производительных сил) и гуманизма, нравственности, моральности, вообще социальности или, что более узко можно обозначить как проблему социального равенства. В большинстве случаев отечественные политэкономы полагали, что имеющийся в наличии социализм автоматически обеспечивает гуманизм, нравственность, моральность, т. е. социальное равенство. Дело оставалось лишь за поднятием эффективности производства и исправлением кое-каких мелочей. Однако “лишь” поднять эффективность никак не получалось: “социалистический способ производства” в техническом и технологическом отношении десятилетиями оказывался менее совершенным, чем “капиталистический способ производства”.

Проблема сочетания эффективности и социальности в целом оказалась за бортом отечественных исследователей советского периода. В постсоветский период эта проблем даже и не ставится, ибо считается достаточным лишь добиться экономической эффективности. Но сегодня и экономическая эффективность оказалась много ниже предыдущего периода. Однако такая проблема существует реально и всегда так или иначе давала себя знать. В советский период проблема сочетания эффективности и социальности постоянно стояла “над душой”, давила на всю практику и теорию социалистического хозяйствования. Многие хозяйственные мероприятия осуществлялись не с точки зрения экономической эффективности, а преследовали достаточно определенные социальные цели. Например, строительство промышленных предприятий в среднеазиатском регионе с целью индустриального его развития и увеличения занятости населения. Считалось, что в преследовании такого рода социальных целей состоит преимущество “социалистического способа производства” и “социалистического” хозяйственного механизма. Хотя четко никто не мог объяснить: какое отношение имел хозяйственный механизм в достижении социальных целей. Ведь преследование этих целей делалось не благодаря экономическому механизму, а вопреки ему. В теоретическом смысле прямо и четко проблему сочетания эффективности хозяйственного механизма и преследования социальных ценностей не решали и даже научно не ставили. Только с началом горбачевской перестройки и кризисом “реального социализма” были сделаны некоторые попытки ее обсуждения.

Прежде чем перейти к обсуждению сути проблемы, сделаем несколько замечаний относительно экономической политики, основным содержанием которой и является соединение социальных императивов и экономической эффективности.

 

Экономическая политика

Экономическая политика не есть наука в строгом смысле, а есть искусство. Искусство желательного с помощью научных методов (в лучшем случае) выбора оптимального варианта экономического развития. Экономическая политика стала бы наукой тогда, когда можно будет просто и четко рассчитать тот или иной вариант экономической стратегии и в результате получить одно численное значение, которое будет не просто лучшим, а единственно возможным решением проблем экономического развития. Выбирать будет уже не из чего, да и не нужно. Политики как таковой уже не будет. А останется технология расчета пути экономического развития.

Надо сказать, что именно из такой методологической посылки исходят многие прагматически настроенные современные экономисты и политики. Конструируя свои модели и программы выхода страны из затяжного социально-экономического кризиса, они полагают, что существует какой-то объективно заданный вектор экономического развития, способный удовлетворить интересы всех социальных слоев и классов общества. То есть, если найти, нащупать этот вектор и отразить его в соответствующей программе, то развитие народного хозяйства вдруг станет хорошим и страна выйдет из кризиса ко всеобщему удовольствию. Все дело, полагают такие прагматически настроенные деятели в том, чтобы удачно разработать экономическую программу. Все дело в технологии.

Однако такой сценарий возможен только в том случае, если снимается проблема социальности и нивелируются разнообразные политические интересы. Остается только экономическая эффективность, а ее подсчитать в принципе возможно. Социальность, т. е. какие-то социальные цели, задачи и т. п. (социальные ценности) заставляют так или иначе поворачивать руль экономической стратегии. Образуются определенные политические силы, преследующие свои ценности, вырабатывающие для их достижения соответствующую экономическую политику.

Таким образом, экономическая политика появляется тогда, когда появляются некие социальные ценности. И не просто появляются, но достигают заметной величины. Причем, по мере роста значения социальных ценностей растет значение и экономической политики. Или наоборот – активная экономическая политика означает существенное влияние социальных ценностей. Если мы говорим о какой-то экономической политики (неважно какой, за исключением, конечно, бездействующей), то значит, мы говорим о сознательном регулировании производства с точки зрения достижения каких-то социальных ценностей.

 

Рынок

Рынок сам по себе никаких социальных ценностей не преследует и даже не ставит. Рыночный механизм есть великолепный калькулятор экономической эффективности. И в этом состоит, пожалуй, единственная его социальная ценность. Проблема заключается в том, чтобы этот калькулятор работал исправно, не искажался. То есть другие социальные ценности не должны вводиться внутрь этого калькулятора, и не следует ожидать, что рынок должен кроме экономической эффективности давать еще что-то сверх того. Другие ценности привносятся в социально-экономическую сферу через сознательно вырабатываемую и сознательно проводимую политику, а не через рынок.

Сам по себе рынок есть объективная необходимость экономического процесса. Сейчас часто говорят о необходимости перехода к рыночной экономики, о продолжении рыночных реформ, подчас вкладывая в это утверждение самое различное содержание. Например, шоковое правительство времен Гайдара руководствовалось одним: разрушением народнохозяйственного планирования и введением неуправляемого рынка. В этом они видели смысл изменения способа производства. Но рынок и рыночное хозяйство у нас было всегда. По свидетельству академика С. Г. Струмилина даже во времена “военного коммунизма” (1920 г.) доля частного товарооборота составляла 44 % общего оборота товарных ценностей в стране.^[160]

Сегодня, представляется, более правильным будет говорить не о смене способа производства, ибо никаких существенных изменений в этом отношении не произошло, а об изменении представлений на этот счет. Сегодня следует говорить о снятии искажений и препон в рыночном механизме, о выводе социальных ценностей за пределы рынка, за пределы способа производства. Если рынок есть объективная необходимость и реальность, то нельзя же всерьез полагать, что люди могут по своему желанию запретить или отменить эту объективную реальность. Мы можем мешать рыночному механизму или не мешать. Можем его внешние параметры регулировать, при условии понимания и знания издержек этого регулирования.

Говоря о ценностях, надо иметь ввиду, что ценности бывают разные. Для нашего случая условно разделим все ценности на две большие группы: материальные (или экономические) ценности и нематериальные (или социальные) ценности. Хотя и экономические ценности можно интерпретировать как социальные – но вданном случае отвлечемся от такой возможности. Эти два вида цнностей определяют жизнь человека.

Итак, рынок только один вид ценностей. Социальные ценности, с одной стороны, накладываются на рынок, определяют параметры его функционирования. С другой стороны, сам рынок предопределяет возможный объем социальных ценностей. Поэтому всегда и везде рынок ограничен, регулируем. В противном случае, при господстве только экономической эффективности он может привести к нелепым и просто антигуманным последствиям.

Более того, по мере увеличения богатства, развития экономики возрастает объем и значение всевозможных социальных ценностей, возрастает жесткость регулирования рыночного механизма. Поэтому нельзя признать уместным иронию над понятием планово-рыночная экономика. На наш взгляд, это очень емкая формула, к ней еще придется вернуться серьезным политикам.

 

Цели рыночного регулирования

Возникает вопрос: регулирования рынка с какой целью? Для чего? Отвечая на этот вопрос можно выделить две возможности или две цели.

Первая – это поддержание достаточной и постоянной эффективности экономического процесса. Скажем, по примеру волков, пасущих стадо овец. Здесь тоже есть какая-то социальность, то есть социальное обеспечение всех или почти всех волков свежим мясом.

Вторая – это поддержание достаточной и постоянной эффективности для обеспечения социального прогресса. Так, в примере волков и овец, последние будут рассматриваться не только как средство существования волков, а все в большей мере как самоценность. То есть будет формироваться представление, идея, что овцы тоже уникальная ценность, их поедание грех, негуманно и т. п.

Более того, если овцы с течением времени осознают свое положение, свое количественное превосходство, создадут эффективную политическую организацию, то смогут поставить волков перед ультиматумом: или видоизменится или быть уничтоженными. Социальные ценности самой массовой популяции станут ценностями всего общества. Рынок будет регулироваться именно с этой точки зрения. Этические ценности большинства будут выступать как императивы рыночного регулирования.

Как уже говорилось, сам по себе рынок не дает и не ведет к каким-то социальным, этическим целям. И даже плановое регулирование рынка само по себе не ведет к достижению этических ценностей. Просто рыночные методы дают сиюминутный эффект, планово-рыночные методы в большей мере ориентированы на долгосрочный эффект. И надо сказать, что это неоднократно подтверждалось в истории.

Вместе с тем плановые методы представляют собой хороший канал для проведения политики, исходящей не только из чисто экономической эффективности. Через эти методы весьма удобно проводить и социальные, этические ценности. Это часто провоцирует политиков социальные цели ставить не как результат сознательного регулирования рынка, а вставлять их в сам рыночный механизм с помощью этих методов.

Кстати, в советский период чаще всего так и было. Через плановые методы пытались решать не задачи повышения экономической эффективности, а преимущественно социальные цели. Но результат и в том, и в другом случае оказывался существенно меньше предполагавшегося.

 

Экономическая эффективность и социализм

Социальные ценности так или иначе всегда пытались (для условий новой истории) совместить с экономической эффективностью. Появление социализма как идеи и теории и можно объяснить кроме прочего достаточно сильным осознанием социальных ценностей и появлением возможности разработки средств их реализации. В отличии, скажем, от христианства, где социальные ценности не выступают как сильное конструктивное средство.

В марксистском социализме (особенно или главным образом среди русских его интерпретаторов) проблема совмещения экономической эффективности и социальности решалась довольно просто и даже грубо, хотя так и не решилась ни теоретически, ни тем более, практически. Марксизм, объявив о несовместимости товарного производства и социализма, тем самым вообще снял проблему экономической эффективности. Полагалось, что любое экономическое решение, направленное на достижение каких-либо социальных ценностей, приемлемо и целесообразно.^[161]

Мотивация труда упрощалась до предела. Полагалось, что в условиях социализма люди будут работать на себя как “потребность здорового организма” (В. Ленин). А если в начальной стадии нового общества они еще это плохо будут понимать, то можно и даже полезно их принудительно заставить работать (Н. Бухарин).^[162] То есть практически, социальные ценности, которые вырабатывались небольшой группой людей, пусть выдающегося интеллекта, и зачастую оказывающимися ложными ценностями, силой навязывались хозяйственной системе.

Поэтому, думается, более правы были те социалисты, которые полагали, что социализм есть лишь этическое дополнение к рыночному механизму (М. Туган-Барановский). Что имеется как бы два начала: рынок и этические (в нашем понимании, социальные) ценности, соединение которых и дает такое состояние общества, которое можно назвать социализмом. Можно добавить, что такая постановка была в целом оправданна для того периода времени (конец ХIХ века и начало, может быть, первая половина ХХ века), того уровня экономического развития даже самых передовых стран, наличной степени теоретического понимания общественных процессов. Ведь надо иметь в виду, что ортодоксальный марксистский социализм в большевистской его интерпретации загонял себя в то время в логический тупик.^[163] С одной стороны, объявлял социализм в качестве объективной закономерности исторического развития общества и, прежде всего, его материальной основы. С другой стороны, полагал возможным достижение социализма путем социальной революции в странах (как Россия), не имеющих соответствующих материальных условий. В таком случае вполне логичным было этическое обоснование социализма. Добавим, что это не утратило и сегодня своего значения.

Вольно или невольно, а точнее не подозревая о том, мысль М. Туган-Барановского повторяли на разный лад многие. Положение о совместимости экономической эффективности и социальности постоянно затрагивалось авторами по-разному и с разных сторон.

Исследо