Лекция 12. Нравственная культура и моральные ценности

Лекция 12. Нравственная культура и моральные ценности.

Нравственная культура общества и личности

Наконец, приведу определение культуры, данное Анатолием Со­ломоновичем Карминым (1931): «Культура — это социальная ин­формация, которая сохраняется…

Нравственная культура общества.

Таким образом, нравственная культура общества характеризует всю историю человечества, являясь одним из показателей уровня его развития, в известном…

Особенности нравственной культуры.

1.Приоритетность моральных принципов. Во всех сферах жизни общества в случаях столкновения интересов научных, экономи­ческих, политических,… 2.Сходное внешнее выражение повседневных норм морального созна­ния: улыбка,… Поле нравственной культуры безгранично, ее проявления много­образны. Она и массовидна и уникальна. Нравственная…

Нравственная культура личности.

Но не о подобном ли говорил Сократ? Не можем ли мы сегодня почти слово в слово повторить сказанное Чернышевским более 150 лет тому назад? И — самое… Различие между историей и утопией только в одном: в действительной истории… Давно известен ответ китайского мудреца на вопрос женщины, когда она должна начать воспитывать своего сына. «Сколько…

Моральные ценности.

Аксиология, или теория ценностей, — одно из сравнительно недавних направлений философских исследований. Начало ему положили труды немецких философов второй половины XIX — начала XX в., принадлежавших к Баденской школе неокантианства Рудольфу Гер­ману Лотце (1817—1881), Вильгельму Виндельбанду и Генриху Риккерту. Но «первой ласточкой» были вопросы, поставленные Юмом еще в конце XVII в., о различии связок «есть» и «должен» в трудах философов-этиков. В настоящее время исходным основанием для аксиологических исследований является разработанное в английской философии XX в. принципиальное различие между двумя типами суждений: суждением факта и суждением ценности. Первое — фун­дамент научного исследования и поддается верификации, то есть проверке с точки зрения истины. Второе характеризует отношение человека к тому или иному факту или явлению.

Неокантианцы отнесли к миру ценностей, вечному и неизменному, духовные ценности: логические (истина), эстетические (прекрасное), этические (добро) и религиозные (благодать). В полемику с ними в начале XX в. вступили представители феноменологии - Эдмунд Гуссерль (1859-1938), Макс Шелер (1874-1928) и стоящий особняком Николай Гартман (1882-1950). «Этика» Гартмана с фундаментальное исследование проблем этики. По Гартману, ценности есть некие реально существующие «предметности объективного порядка», которые открываются не посредством не посредством познания, а эмоционально, в актах любви и ненависти. Благодаря эмоциям человек интуитивно и мгновенно тянется к одному и отвращается от другого. Гартман полагал, что таким путем он преодолевает «гильотину Юма», решает вопрос верификации (подтверждения)ценностных суждений. На самом деле проблема остается и по сегодняшний день. Так, суждение факта «химическая формула воды Н₂О» есть истина, подтверждаемая опытным путем и потому истина абсолютная. А суждение «добро есть высшая ценность» невозможно верифицировать, подвергнуть научному анализу, и потому это суждение многократно вновь утверждалось. Поэтому, докапываясь до сути описанных ценностными суждениями явлений, мы никогда не сможем их исчерпать!

Стоит напомнить мысль Фрэнсиса Хатчесона (1694-1747), одного из представителей этики чувства в Англии, который считал, что существует одно нравственное чувство. Это инстинктивное, эмоциональное одобрение и осуждение поступков, источник и критерий моральных оценок и суждений. Оно не зависит от действия, религиозной веры и утилитарных соображений. Если же моральное чувство отсутствует, то все эти понятия для личности оказываются «только словами». В настоящее время в любом учебнике по культурологи, этике рассматривается более или менее подробно система этических (моральных) ценностей. Каковы традиционные моральные ценности? Все они были известны задолго до возникновения аксиологии. Называли их по-разному: «основные понятия», «категории» этики, «добродетели».

Аксиологический подход способствовал более строгому философско-этическому осмыслению этих явлений морального сознания, точнее охарактеризовал их значение в жизни человека и общества, их особую роль в нравственной культуре, позволил соотнести их с идеалом; уточнить вопрос об их системе, иерархии; выяснить, исчерпывают ли они всю сферу морального сознания, или это «открытая» система, допускающая появление новых моральных ценностей. Стоит ли вслед за Гартманом считать, что система моральных ценностей — открытая, что их «бесчисленное множество»? А система и иерархия моральных ценностей условна и выражает скорее убежденность и веру человека, но не «истину в последней ин­станции»?

Критерием, определяющим соотношение моральных ценностей, является их отношение к моральному идеалу и связь морального идеала с идеалом общественного устройства, с одной стороны, и идеа­лом нравственного совершенства личности — с другой. Идеал служит важнейшим ориентиром, задает направление совершенствования. Идеал не осуществим в действительности, но, задавая общее направ­ление движения, способствует творческой деятельности людей. Ис­тория человечества свидетельствует, что люди, вдохновленные идеа­лами, творили великие дела.

Гуманистическая этика рассматривает человека как высшую цен­ность, что подтверждено Всеобщей декларацией прав человека, в ко­торой названы неотъемлемые права каждого человека, являющиеся ценностями жизни и составляющие основание ценностей культуры, в том числе и моральных ценностей. Из многообразия моральных ценностей важнейшими считаются традиционные ценности: добро (или благо), справедливость, долг, честь, достоинство, совесть. Первые три рассматриваются как общественно-ориентирующие, вторые — как индивидуально-ориентирующие. Однако есть ценности межличност­ные, которые тоже следует отнести к важнейшим: любовь и дружба. С точки зрения ценности жизни к высшим ценностям относятся сча­стье и смысл жизни, без которых сама жизнь утрачивает ценность.

Добро.

От древности до настоящего времени известно понятие «благо», которым первоначально характеризовалось все полезное для человека: как блага материальные (пища, одежда, орудия), так и духовные (мудрость, щедрость). В русском языке использовалось понятие «добро» как «имущество». Однако постепенно акцент в понятии «добро» переносится на характеристику поведения, поступков, само­го человека. Наконец, понятие'«добро» стало уже обозначать отно­шения, поведение и поступки, то есть благо в сфере нравственности и морали. Но именно в этом, этическом, значении четко прослежива­ется парность, взаимосвязь этических (моральных) понятий «добро» и «зло».В раннем зороастризме они полагались равновеликими. Позднее подобное суждение возникает в учении перса Мани (Манихей) (ок. 210—276/277) и сохраняется в некоторых христианских ересях.

В религиях монотеистических абсолютное добро заключено в Боге. Бог есть добро, а зло несамостоятельно: оно лишь отсутствие добра, а его воплощение — Сатана — лишь падший ангел. Сохраняется подобная точка зрения и в аксиологии неокантианства: абсолютное добро есть идеал добра, тогда как абсолютного зла не существует. В ряде современных учебников по этике и в фундаментальном сло­варе по этике (2001) также подчеркивается, что признание равновеликости добра и зла неизбежно ведет к моральному релятивизму ( относительности).Против подобного заключения восстал И. И. Гарин: «Неправильно видеть в этике способ различения добра и зла, ибо это — прерогатива Бога. Не следует выдавать сиюминутное за абсо­лютное. Интеллектуальная деспотия начинается с власти над знани­ем. Все хотят над чем-то властвовать, но более всех — философы и моралисты: они жаждут вечной власти и вечного судейства: судить добро и зло, дела и помыслы еще не родившихся людей...».

Нас учат, что человек, не научившийся с детства мыслить антите­зами «добро» или «зло», «хорошо» или «плохо», не может стать нрав­ственным, ибо нравственность безусловна и категорична. Может быть и иначе: ребенок, обученный черно-белой нравственности, — по­тенциальный лжец, ханжа и лицемер. Ребенка надо учить не тотально мыслить, но полноцветно видеть. Это воспитывает не нрав­ственный релятивизм, а понимание сложности мира, наличия в нем всех состояний. Ребенку надо доверять!

...Истинно нравственный человек не добр и не зол, но требователен к себе и терпим к другим. Нельзя не согласиться с автором «Оправда­ния добра» (В. С. Соловьевым): «...двух предметов не встречал я в при­роде: достоверно-законченного праведника, достоверно-законченного злодея». Там, где одноцветность, абсолютность, максимализм, нет морали — там ложь, насилие, скрытый садизм...

Можно строго доказать, что все творимое в истории зло — про­дукт сознания делаемого добра: "Зло всегда делается для добра, также как и лгут для истины". Потому-то инакомыслие беспощадно ка­рается фанатиками, стоящими у власти, что они абсолютно уверены в собственном добросердечии и правоте. Такова инквизиция, таковы все Ленины, Гитлеры, Сталины и Хусейны, таково, увы, большинст­во из нас, гуманистических поборников единственной истины и аб­солютного добра», — так пишет Гарин в книге «Что такое этика, культура, религия?» Главное, что следует из рассуждения Гарина — пожалуй, в его убеж­денности, что не человек для идеи, не человек для нравственности, но, напротив, любая идея, любой идеал, любая ценность и оценка создаются людьми.

Понятия «добро» и «зло» есть предельные, охватывающие всю сферу морали и приложимые к оценке всего, что есть в окружающем нас мире. Но не двуцветность, не жесткое «или-или», а и все то, что между ними. Ибо в действительности это динамичное, постоянное взаимодействие, даже взаимопереходы, взаимопроникновение. А при­чина тому — в человеке.Ибо не в мире, а в человеческой душе источ­ник добра и зла. И те парадоксы добра и зла — их всеобщность, не­посредственность, неразрывность, относительность и любые другие — имеют одно основание: субъективность. Ибо моральное сознание, во всех его формах, изначально ценностно.

Доказательством действительной сложности человеческих по­ступков может быть деятельность самых разных лиц, известных истории человечества, — полководцев, политиков, писателей, самих философов и моралистов, будь то Александр Македонский, Юлий Цезарь, Петр I, Сталин, Черчилль, Сенека, Макиавелли, Ницше, Байрон, Уайльд, Некрасов, Солженицын, и многих других, чья дея­тельность зачастую оценивалась диаметрально противоположно. И в каждом случае в их деятельности обнаруживается переход, перелив, взаимосвязь добра и зла.

Несомненно, что реальный выбор, постоянно возникающий перед человеком нравственным, тем сложнее, чем глубже он способен оце­нить ситуацию, а также возможные последствия. И всегда остается момент неопределенности и риска. Конечно, одно дело, когда хоро­шему предпочитают лучшее, другое — когда выбирают между добром и злом, третье — когда приходится предпочесть меньшее зло большему.

Сейчас все большее внимание привлекает этика не­насилия, связанная с именами Махатмы Ганди (1869-1949) и Мар­тина Лютера Кинга (1929-1968). Казалось бы, все просто. Однако оказывается, что «простота» лишь кажущаяся. Не только Алеша Карамазов готов убить помещика, затравившего собаками мальчика. Но и Толстой в ситуации, когда насильник издевается над своей жертвой, вынужден отказаться от принципа непротивления злу. Да и Ганди вынужден был признать бессилие ненасилия и даже невозмож­ность отказа от насилия в конкретных условиях борьбы за независи­мость. Более того, этот принцип может оказаться очевидным злом, проявлением если не трусости, то позорного безразличия.

Иначе говоря, не только зло, но и добро требует учета места и вре­мени и определенной меры, на что обратил внимание уже Фрэнсис Бэкон, вспомнив итальянскую пословицу: «Этот человек так добр, что ни на что не годен».

Справедливость, долг и честь.

Исторически первоначально складывалась уравнительная спра­ведливость как общие требования ко всем членам группы (табу); таковой была и… Современное понимание справедливости заключается, во-первых, в соответствии… Многообразен круг обязанностей, налагаемых обществом на чело­века и объединенных понятием долга. Не случайно многие…

Достоинство, ответственность, совесть.

Первым, утвердившим в противоположность сословной чести личное достоинство, был Петрарка, сказавший: «У всех людей кровь красного цвета». Суть… Именно достоинство определяет всю систему моральных ценно­стей личности.… Ответственность есть личное отношение к долгу, к возложенным на человека обязанностям. Она антипод любого вида…

Есть и совесть, мнящая себя истиной в последней инстанции, — «злая совесть», по определению Гегеля. Ее примеры — любой дикта­тор в любой сфере человеческой деятельности, от диктатора в сфере морали Кальвина до Ленина, Сталина, Пол Пота или Гитлера, Мус­солини и Франко.

Нередко в литературе и публицистике пользуются персонифика­цией совести: «Достоевский — совесть России», «Солженицын — народная совесть». Подобные выражения такая же метафора, как «партия — совесть нашей эпохи». Нет ни совести народа, ни совести эпохи. И Достоевский мучился собственной совестью и каялся в соб­ственных грехах и, быть может, именно поэтому сумел показать му­чения и безумие Ивана Карамазова и самоосуждение Ставрогина.

Но расширительное толкование совести не случайно: в нем отра­зилось понимание совести как высшей моральной инстанции.

Любовь и дружба.

Да, любовь поразительно многообразна и многогранна! Любовь родителей к детям, детей к родителям, воспетая в мировой литерату­ре любовь мужчины к…

Вспомним знаменитые слова апостола Павла о величии, всепро­никающем характере любви: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправ­де, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества пре­кратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится... А теперь пребы­вают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».

Любовь воистину объемлет все отношения человека: к Богу и миру, к людям — женщинам и мужчинам, детям и взрослым, ближним и дальним, к «братьям нашим меньшим».

Знакомясь с многообразными видами любви, определенными и описанными уже в древности и Средневековье: эрос (eros) — любовь-страсть; филиа (philia) — любовь-дружба; сторге (storge) — любовь к ближним, родителям, детям; агапе (agape) — разумная любовь, любовь-уважение; каритас (caritas) — возвышенная любовь к Богу, их многообразными вариациями, не следует забывать, что любовь — тайна, подобная творчеству.В ней тот, кто отдает, становится богаче; она всегда единственная, мгновенно воспламеняющая, но и легко угасающая; счастлив, кто ее обрел на всю жизнь, несчастен, находя­щийся в вечном поиске и не нашедший... Мераб Мамардашвили ска­зал: «Если я люблю, потому что в этом чувстве вижу реализацию моего человеческого достоинства — эта причина важнее, чем прехо­дящие качества любви, и в своей бесконечности, в своей устойчиво­сти не зависит от этих преходящих качеств».

Сказано точно и глубоко. И однако... С. Л. Франк отметил недо­статок рационального толкования любви: «"Я расцветаю", "я обогаща­юсь", "углубляюсь", впервые начинаю подлинно быть в смысле опыт­но-осознанного бытия, когда я "люблю", то есть самозабвенно отдаю себя и перестаю заботиться о моем замкнутом в себе "Я". В этом и за­ключается чудо или таинство любви, которое при всей его непости­жимости, непонятности для "разума" все же самоочевидно непосред­ственному живому опыту».

Суть воспитания — пробуждать способность любить. Так говорил педагог и писатель С. Соловейчик. Труд жизни начинается с труда души, с любви, а потом уже идет труд ума и труд рук. Ребенку все можно дать, если одарить его любящей душой, но ничего не получится, если не развивать его способность сердцем стремиться к сердцу человека.

Этой перекличкой через века с апостолом Павлом перейдем к од­ному из видов любви, известному с древних времен, — дружбе.

Нет необходимости давать определение дружбы. Но стоит упомя­нуть, что она восходит к братской любви и возникает уже в условиях родоплеменного общества, к обычаю «брат за брата». Не случайно в поэме Гесиода и в размышлениях Лао-цзы одним из признаков па­дения нравов называлась вражда между братьями. Вероятно, исто­ком дружбы были инициации — посвящение мальчиков в мужчины.

В Древней Греции дружба ценилась высоко. Аристотель посвя­тил характеристике дружбы две книги «Никомаховой этики». На первое место он ставит дружбу между добродетельными людьми. Они друг другу помощники, дружба у них постоянная и наилучшая. Аристотель оценивает особенности настоящей дружбы всесторонне: «Расположение — начало дружбы... Желание дружбы возникает бы­стро, а дружба — нет... нужно время и близкое знакомство, ибо нель­зя узнать друг друга прежде, чем съешь вместе с другом пуд соли. Против дружбы добродетельных бессильна клятва, ибо между ними полное доверие и невозможность обидеть. Такая дружба возможна лишь между равными, она рождает единомыслие... Плохо без друзей, но невозможно иметь их чрезмерно много».

Пожалуй, продолжая рассуждение Аристотеля, следует сказать, что истинный, закадычный друг, как правило, бывает один, но на всю жизнь. И хотя прав Гоголь, сказавший устами Тараса Бульбы: «Нет святее уз товарищества», — это другое. Да, есть товарищи — по работе, по занятиям, школьные товарищи, товарищи по совместной борьбе, наконец, и товарищи по несчастью или счастью.

А истинный друг, если он есть, один. Как у Пушкина: «Мой пер­вый друг, мой друг бесценный!»

Высшие ценности.

Наконец, хотя гуманизм был многократно отвергнут, осмеян, об­личен легионом критиков, до сих пор никто никаких достойных альтернатив ему не… Для такого человека, уважающего собственное достоинство, равно как и…

Смысл жизни человека и судьбы человечества.

О смысле жизни человека.

Впервые задумывается о жизни и смерти подросток. С. Л. Франк подчеркивал, что основной вопрос философии складывается из трех: «Кто я?», «Откуда пришел?» «Куда изыду?» И заключает: «Зачем — я?» Но прежде, чем перед юношей или де­вушкой возникает вопрос о смысле жизни, ими уже обретен некий жизненный опыт.

Психологи подчеркивают, что к пяти годам ребенок усваивает та­кой объем информации, который превосходит все то, что ему пред­стоит узнать в последующей жизни. В том числе — и опыт общения с окружающими. Педагоги и психологи считают семью первой и ни­чем не заменимой школой нравственного формирования личности. Ребенок на практике познает и переживает ответы на три главных для него вопроса: «Кому я нужен?», «Кто мне нужен?» и «Что мне нужно?»

Коль скоро каждый человек — неповторимая индивидуальность, очевидно, что именно в самые первые годы жизни возникает уникальное взаимодействие трех факторов, формирующих личность: биологического (генотип, природные задатки), социального (семья, социальная среда) и личностно-индивидуального.

Правы и Демокрит, утверждавший, что человек — малый диакосмос, и поэт Евгений Евтушенко (1932), сказавший: «Умирают не лю­ди — миры». Человек — целый и неповторимый мир, вмещающий вселенную, находящуюся в непрерывных изменениях и восприни­маемую субъективно, личностно, индивидуально.

С самых первых моментов жизни человек оказывается в сложной и противоречивой системе многообразных отношений. Общение и обособление. Симпатия и антипатия. Полная зависимость и само­стоятельность.

Итак, «зачем — я?» — это и есть вопрос о Смысле жизни: не аб­страктно-теоретический, а личностный, обращенный к каждому чело­веку. Именно поэтому философия нужна каждому человеку независимо оттого, кем он собирается быть: физиком, историком, инженером, менеджером, военным или политиком.

Особенность человека, как сказал Паскаль, в то, что человек — «мыслящий тростник». Только человек способен помыслить о буду­щем, «проиграть» в сознании разные варианты, а затем реализовать какой-нибудь из них.

Генрих Шлиман (1822-1890), прочитав в юности «Илиаду» Гомера, загорелся мечтой открыть легендарную Трою. Современники Шлимана, в том числе и археологи, считали, что троянская война не более чем миф; никто из них не верил в реальное существование Трои. Шлиман стал купцом и, разбогатев, на свой страх и риск предпринял раскопки в Малой Азии и нашел легендарную Трою... Раскопки Шлимана доказали, что ранний греческий период (второе тысячелетие до н. э.), который специалисты-классики считали легендарным, явля­ется фактом истории. Тем самым Шлиман стал основателем ми­кенской археологии. Мечта юношеская стала смыслом жизни и была реализована.

Или, например, желание вырастить и воспитать хотя бы одного хорошего человека — отнюдь не «мелкий, эгоистичный, мещанский» интерес. Это достойная настоящего человека мечта, это тоже выбор цели и понимание смысла своей жизни. О таком смысле жизни гово­рит и восточная мудрость: «Воспитай сына, построй дом, посади де­рево, и ты достойно проживешь свою жизнь».

Мечты детские, планы юношеские, неизбежно-наивные, даже ес­ли «житье обдумывается» по формуле «делать жизнь с кого», — все это не более чем поверхностно-упрощенные рекомендации. Верны слова Франка, что научить философии нельзя. А помочь в размыш­лении — можно. И первым советом должно быть категорическое от­рицание любого «иждивенчества»: невозможно списать как со шпаргалки смысл своей жизни с чьей-то другой. Прав был Николай Островский, сказавший, что «жизнь дается только раз и прожить ее надо так, чтобы... не жег позор за... бесцельно прожитые годы». Это, пожалуй, единственный универсальный ориентир. Все остальное — предмет личных, индивидуальных поисков, ошибок, страданий, вы­боров и решений.

Стоит вдуматься в то, что сказано в книге И. Л. Зеленковой и Е. В. Беляевой «Этика»: «...суть бытия надо постигать не умозри­тельно, а реально живя, то есть практически. Знание это нигде не ле­жит, нигде не записано, чтобы можно было, как говорится, "найти" смысл жизни. Смысл надо пережить, то есть создать своей жизнью, добиться его, изобрести, на деле освоить осмысленную жизнь. И на деле утвердить свой способ жизни как имеющий смысл. Это значит, что вне реализации высшая моральная ценность как бы и не сущест­вует. Своей судьбой надо подтвердить правильность жизненного пу­ти, то есть опять-таки не "найти", а проложить путь. Свой и в то же время истинный, за правильность которого вся ответственность ло­жится на нас. В этом-то, наверное, и состоит главный смысл челове­ческого бытия: это путь созидания смысла, осмысливания того, что без нашего усилия осталось бы слепой необходимостью, бессмыслицей. Смысл жизни не дан, не задан, его надо утвердить и доказать, если хочешь, чтобы он был. Этим самым мы утверждаем самих себя как людей, заслуживающих бессмертия».

Главный итог заключен в том, что при всех сложностях и преврат­ностях жизни надо обрести мужество жить, как достойно человеку.

То, что человек рождается, ни в коей мере не зависит от него са­мого. Но от него в первую очередь зависит, каким человеком он ста­нет. Со всею полнотой осознать свою свободу в выборе и свою ответ­ственность за сделанный выбор доступно каждому: это приходит с фразы, которую произносит малыш: «Я сам!» Но важно, в каком направлении будет развиваться это «само»: к самосозиданию или саморазрушению. Поиск смысла жизни способствует первому — через самоограничение, самообладание и самоуправление к самодос­таточности и самореализации. И с развитием этих качеств — от само­дисциплины, от первоначальных моральных чувств к внутренним, неразрывно связанным, своим моральным ценностям. Именно в та­ком развитии человека добро отличается бескорыстием, оно связано с любовью и уважением достоинства другого и с самоотверженно­стью, но без жертвенности и «само собой».

Путь действительно трудный! Однако свободный от вериг «долга во имя долга» именно в силу свободного выбора самого человека.

На этом пути совершается то, что в виде шуточного императива сформулировал Станислав Ежи Лец: «Ничего не поделаешь: рано или поздно человеку придется стать человеком!»

Чести и уважения достоин тот, кто при любых обстоятельствах и, более того, в согласии с Кантом, вопреки обстоятельствам, стано­вится человеком.

О судьбах человечества.

Почему «о судьбах», а не о смысле жизни человечества?

Рассматривая человечество как высший уровень развития жизни в земных условиях, можно заключить, что рано или поздно человече­ство исчезнет. Впрочем,… Таким образом, вполне очевидный и реальный смысл жизни для самого человечества… Как уже подчеркивалось, национальные интересы — проявление на национальном уровне группового морального сознания со…