Археология: учебное пособие

Николай Игоревич Петров

Археология: учебное пособие

 

 

http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=6036083

«Н.И. Петров. Археология. Учебное пособие»: СПбКО; Санкт‑Петербург; 2008

ISBN 978‑5‑903983‑03‑2

Аннотация

 

Настоящее учебное пособие посвящено систематическому изложению основных сведений об одной из наиболее увлекательных исторических наук. Пособие состоит из трех основных частей: «Что такое археология?» (история развития и современное состояние науки), «Что такое археологические источники?» (специфика и основные виды археологических источников) и «Что такое археологические исследования?» (методы полевых археологических работ и интерпретаций). Издание предназначено для студентов, обучающихся по гуманитарным специальностям, а также рассчитано на всех читателей, интересующихся изучением истории по вещественным источникам.

 

Николай Петров

Археология: учебное пособие

 

Научный редактор

кандидат исторических наук, доцент Ю. В. Николаева

Рецензенты:

кандидат исторических наук, доцент Н. М. Боголюбова, кандидат педагогических наук С. О. Никифорова

 

На первой странице обложки изображены: палеолитическое каменное орудие бифас (Любин 1984: 81, рис. 24:2); средневековый железный боевой топор (Седов 1982: 231, табл. LVII: 13).

 

Введение

 

Что такое археология? Что представляет собой эта научная дисциплина и в чем ее отличие от других смежных исторических наук? Энциклопедические издания предлагают следующие определения:

«…Наука, изучающая по вещественным источникам историческое прошлое человечества», – так определяет археологию последнее издание Большой Советской Энциклопедии. Вещественные источники, в свою очередь, характеризуются здесь как «орудия производства и созданные с их помощью материальные блага: постройки, оружие, украшения, посуда, произведения искусства – все, что является результатом трудовой деятельности человека».

Схожая формулировка обнаруживается в энциклопедии «Britannica», определяющей археологию как «научное исследование материальных остатков человеческой жизни и деятельности в прошлом. В их число входят человеческие артефакты от наиболее ранних каменных орудий до созданных человеком объектов, которые были скрыты или выброшены в настоящее время… Археологические исследования являются принципиальным источником знаний о доисторических, древних и исчезнувших культурах».

Приведем также определение профессионального издания – «Археологического словаря» (Брей, Трамп 1990: 24): археология – это «изучение прошлого на основе материальных остатков деятельности человека, т. е. техника обработки полученной таким образом информации и преобразования ее для изучения в рамках первобытной истории… а при наличии также письменных источников – и древней истории…» Любопытно, что именно профессиональный справочник характеризует археологию как технику преобразования информации. То есть, археология описывается здесь не просто как какая‑то исследовательская деятельность в отношении древних вещей, а рассматривается в качестве определенной методики обработки информации, имеющейся в материальных остатках человеческой деятельности.

Итак, в первом приближении археология оказывается изучением материальных результатов деятельности человека (иначе говоря – вещественных источников), позволяющим нам использовать заложенную в них информацию для исследования исторического прошлого. Но каким образом эта информация извлекается археологами из древних вещей? Каковы отличия вещественных источников от письменных? Что представляют из себя материальные остатки человеческой деятельности? Как проводятся их исследования? Ответам на эти и другие вопросы и посвящено данное учебное пособие.

 

Что такое археология?

 

Археология: наука и общество

Общественные представления об археологии и археологах могли бы стать темой специального исследования. До недавнего времени археолог представлялся… В западной массовой культуре археолог, как правило, оказывается персонажем… Сами археологи стали заниматься связями с общественностью совсем недавно. Пожалуй, лишь в 1990‑х гг.…

Формирование понятия «древности» и предыстория археологии

Мы привычно воспринимаем те или иные вещи, относящиеся к несуществующим ныне культурам предшествующих эпох, как древности. Мы представляем себе… Циклическому возрождению прошлого в настоящем противостоит христианская… Распространение христианства в Европе в течение I тысячелетия н. э., конечно же, не привело к полному исчезновению…

Основные этапы развития мировой археологии

XVII–XVIII вв. – время многочисленных обощающих публикаций европейских антиквариев. Первые попытки систематизации вещественных древностей связаны с… XVIII век принято называть в истории европейской науки эпохой Просвещения,… Находки «громовых камней», интерпретировавшихся как каменные орудия древних людей уже в XVI в., все чаще привлекают…

Основные этапы развития российской археологии

Европейская мода XV–XVII вв. на коллекционирование древних предметов получила распространение в России под влиянием преобразований Петра I (Борзова… И Витзен, и Демидов, и Гагарин приобретали древние вещи, извлеченные из… Поворотным пунктом в истории русской археологии считается указ Петра I от 13 февраля 1718 г. «О приносе родившихся…

Археология и современность

В современной теоретической археологии принято выделять три основные направления постпроцессуализма. Одно из них связано с Я.Ходдером.… Более радикальное направление постпроцессуализма представлено публикациями… Третье течение в современной постпроцессуальной археологии, связанное с именем М.Леоне, акцентирует внимание на…

Что такое археологические источники?

 

Особенности археологических источников

Л. С. Клейн (1978а: 110–112) называет четыре вида практической деятельности человека, формирующей материальные остатки: «обитание» («почти… Археологизацию можно определить как процесс формирования археологического… Очевидно, процесс археологизации включает в себя два этапа. Для обозначения первого можно использовать термин…

Поселения и инфраструктура поселений

Термин культурный слой в первую очередь обозначает остатки древнего поселения, а именно, «постепенно формирующиеся в результате взаимодействия… Рис. 11. Условная схема процесса формирования культурного слоя.

Погребальные сооружения и погребения

Знакомство с погребальными сооружениями и погребениями следует предварить рассмотрением некоторых этических аспектов археологических исследований… В 1989 г. на состоявшемся в г. Вермиллион (США) региональном тематическом… Вряд ли можно утверждать, что перечисленные выше документы исчерпывают проблему этичности археологических раскопок…

Клады

 

Общепринятое определение этого термина в археологии отсутствует. Как правило, археологи называют кладом спрятанный «в земле или в другом недоступном месте» комплекс предметов (Брей, Трамп 1990: 111). Однако, инвентарь погребения кладом не называется. При этом (в отличие от обиходного значения этого слова) клад, как археологический объект, может состоять из предметов, не обладающих существенной материальной ценностью, то есть – может не являться сокровищем (но может и быть таковым).

Зачастую клады обнаруживаются случайно, в ходе какой‑либо деятельности, не имеющей отношения к профессиональным археологическим исследованиям (например – при земляных работах). Такие комплексы, в силу своей «изолированности» от иных вещественных древностей, нередко выступают в качестве «самостоятельных» археологических памятников. Таков, например, так называемый Петергофский клад арабских серебряных монет (дирхемов) начала IX в., найденый в 1941 г. при неизвестных обстоятельствах около Нижнего парка Петергофа. Впрочем, кладом, конечно же, может являться и комплекс предметов, спрятанных по каким‑то причинам, выявленный в ходе научных раскопок определенного археологического памятника (например, поселения).

Рис. 36. План и поперечный разрез подбойного погребения № 132 в грунтовом могильнике VIII–X вв. у с. Дмитриевское, бассейн р. Северский Донец; 1 – глина, 2 – серая гумусная земля.

 

Археологи неоднократно предпринимали попытки классификации кладов. В.Г.Чайлд, определив клады как «группы инструментов, украшений или сосудов сокрытых вместе в земле», выделил «домашние клады» (domestic hoards – вещи, спрятанные их владельцем во время какой‑либо опасности), «вотивные клады» (votive hoards – ритуальные приношения), «коммерческие клады» (commercial hoards – товар, представленный несколькими однотипными новыми, неиспользованными вещами), «клады литейщика» (founder’s hoards – инструменты использованные и испорченные (видимо, предназначенные для переплавки), литейные формы и металлические слитки) (Childe 1930: 43–45). По справедливому замечанию Ф.Р.Балонова (1991: 316), в подобных классификациях смешиваются «два разных уровня исследования: уровень наблюдения и уровень интерпретации сделанных наблюдений»; ведь клад инструментов литейщика, теоретически, мог одновременно являться вотивным кладом.

Предложенное петербургскими археологами (Дубов, Седых 2002: 13) общее подразделение всех кладов на две основные группы по мотивам их депонирования вполне корректно в методическом отношении – речь идет о (1) кладах «экономических» или «возвратных» (сокрытых с целью сохранения) и (2) кладах «культовых» или «безвозвратных» (являвшихся ритуальным приношением). Однако, подобную классификацию сложно применить практически, в конкретных случаях – например, клад монет может быть интерпретирован и как экономический, и как ритуальный комплекс.

Древнейшие клады известны уже в палеолите. Так, например, в ходе раскопок верхнепалеолитической стоянки «Каменная Балка II», расположенной в юго‑восточной части Русской равнины, в ямке глубиной до 15 см было выявлено плотное скопление кремней. Причем, «плотно прижатые друг к другу кремни дают основание предположить, что первоначально они помещались в одной замкнутой емкости, например в мешочке из луба, бересты или кожи». В состав клада входят как целые, так и сломанные орудия (в том числе, резцы, проколки, скребки) и другой расщепленный кремень (всего 534 находки). Предполагается, что данный клад представлял собой «набор предметов, не связанный с определенной функцией» – «типичный набор для одного человека на все случаи жизни или нескольких взаимосвязанных ситуаций» (Гвоздовер, Леонова 1977: 127–129, 135).

Ниже мы рассмотрим некоторые примеры кладов. И прежде всего следует обратиться к комплексам предметов, одного из которых, относящегося к эпохе камня, мы уже коснулись выше, – к кладам орудий труда.

Ярким примером клада ремесленника является комплекс предметов (рис. 37), найденный при раскопках культурного слоя середины VIII в. н. э. в Старой Ладоге (Рябинин 1994: 8–37). Здесь были выявлены остатки производственного центра – кузницы и примыкавшей к ней кузнечно‑слесарной мастерской, которая была окружена дренажной канавой глубиной до 35 см. Клад был обнаружен на склоне канавки и ее дне, отчасти – на самой площадке, которую окружала канавка. Основное скопление находок было сосредоточено на площади диаметром около 1 м.

Рис. 37. Некоторые предметы из клада кузнечных и ювелирных инструментов VIII в. н. э. из раскопок в Старой Ладоге: 1–6 – клещи, 7–9 ювелирные молоточки, 10 – наковальня для ювелирных работ, 11 – ножницы для резки цветного металла, 12–13 – зубила, 14 – ручка крышки ларца.

 

В состав клада входит семь клещей (в том числе – 4 экземпляра малых одноручных клещей, предназначенных для изготовления кузнечных изделий средних и мелких размеров); два длинных стержня, интерпретированных Е.А.Рябининым в качестве «инструментов для прокалывания отверстий»; три ювелирных молоточка; миниатюрная железная наковальня, предназначенная для ювелирных работ; ножницы для резки цветного листового и полосового металла; три зубила и фрагмент еще одного подобного инструмента; два сверла по дереву; два волочила (железные брусок и пластинка со сквозными отверстиями, предназначенными для волочения проволоки); железная пластинка‑наковаленка для ювелирных работ, которая должна была крепиться на деревянную основу; точильный камень. Кроме перечисленных предметов, к данному комплексу относится железная ручка крышки ларца (видимо, вещь, изготовленная владельцем инструментов, или – образец будущего изделия) и бронзовое навершие с изображением бородатого мужчины и двух стилизованных птичьих головок (рис. 38). Эта находка интерпретируется исследователями как изображение скандинавского языческого бога Одина в окружении двух вещих воронов. Однако, данная вещь датируется гораздо более ранним временем – серединой VI в. н. э. Видимо, «являясь талисманом, она… переходила по наследству из поколения в поколение» (Рябинин 1994: 36).

Рис. 38. Бронзовое навершие с изображением языческого бога Одина из клада инструментов VIII в. н. э., Старая Ладога.

 

Перед нами комплект инструментов мастера‑универсала. «…В это время еще не было узкой специализации – мастера владели несколькими смежными профессиями, а их рабочее пространство концентрировалось вокруг горна и наковальни» (Минасян 1996: 21). Судя по находкам отбросов, заготовок и полуфабрикатов, обнаруженным в пределах производственного центра, владелец инструментов занимался изготовлением железных ладейных заклепок, гвоздей, ножей, наконечников стрел, рыболовных крючков, а также – ювелирных украшений из цветных металлов.

Чрезвычайный интерес вызывают особенности расположения данного клада. Складывается ощущение, что у владельца инструментов не было времени основательно укрыть их от посторонних глаз в надежном месте, включив в состав клада заготовки и полуфабрикаты изделий. Предметы были брошены в дренажную канаву как бы «на бегу», ремесленнику была дорога каждая секунда, но он, видимо, надеялся вернуться в свою мастерскую и вернуть себе эти вещи, раз все же пытался их спрятать. Судя по тому, что инструменты нашли археологи этого не произошло. Возможно, этот клад оказывается свидетельством одного из военно‑политических конфликтов, которыми так насыщена история Старой Ладоги VIII–IX вв.

Рассмотрим клад предметов, связанных с сельскохозяйственным производством (рис. 39). В ходе раскопок городища Холопий городок, в заполнении подпольного котлована жилища был обнаружен клад хозяйственного инвентаря IX в., в состав которого входили 2 наконечника однозубых пахотных орудий, 2 косы, узколезвийный топор, точило, мотыжка‑тесло, пешня, скобель, нож, железный клинышек и удила. Наконечники пахотных орудий и прочие подобные предметы (косы и т. д.) безусловно были сняты с деревянных основ – иначе находки не располагались бы столь компактно. По заключению Е. Н. Носова и А.В.Плохова (1989: 38), основная часть инструментов, входящих в состав клада, свидетельствует о «земледельческой направленности занятий его владельца». Однако ранее Е.Н.Носов (1977: 14) справедливо указывал на то, что место расположения данного поселения «весьма неудобно для занятий хозяйственной (земледельческой – Н.П.) деятельностью». Это действительно так – городище занимает небольшое всхолмление правого берега р. Волхов, находящееся среди низменной поймы реки, заливаемой во время весенних паводков. Основной задачей обитателей этого поселка являлся контроль одного из ключевых участков волховского речного пути.

Противоречие между самим фактом находки клада сельскохозяйственных инструментов и ландшафтными условиями расположения поселения только кажущееся. Археологи потому и обнаружили инструментарий земледельца, что им здесь никто не пользовался. Человек, который принес сюда все эти вещи, вынужден был сложить их в подполье своего дома и забыть о них – перед вчерашним землепашцем стояли совсем иные задачи, связанные с военно‑административной деятельностью на речном торговом пути в составе княжеской дружины (Петров 1997г: 62–64).

Рис. 39. Клад хозяйственного инвентаря, IX в., городище Холопий городок (Носов 1990: 180–181, рис. 68–69): 1 – мотыжка‑тесло, 2 – клинышек, 3 – нож, 4 – топор, 5 – пешня, 6 – скобель, 7–8 – наконечники пахотных орудий, 9 – точило, 10–11 – косы, 12 – удила.

 

С древними речными торговыми путями тесно связаны находки особой категории рассматриваемых комплексов – монетные клады. Ярким примером монетных кладов являются клады арабских дирхемов, маркирующие собой одну из важнейших торговых магистралей VIII–X вв. – балтийско‑волжский путь, соединявший по рекам Восточной Европы Скандинавию с Халифатом. Арабские серебряные монеты, наводнившие в то время Северную и Восточную Европу, выполняли различные функции – «сырьевая база ювелирного ремесла, средство обращения в торговле, военная добыча, основное мерило социально‑политических расчетов (межродовых платежей, судебных штрафов, государственных податей)». «Вместе с тем клады позволяют судить и о более глубоких процессах накопления, обращения, распределения ценностей, а следовательно, раскрывают едва ли не стержневые линии развития, общественное распределение созданного в течение IX–XI вв. экономического потенциала скандинавского общества» (Лебедев 2005: 321). Один из таких кладов – Петергофский – уже упоминался выше. Рассмотрим состав и обстоятельства находки еще одного подобного комплекса – Тимеревский клад 1973 г.

Клад был найден на территории селища около д. Большое Тимерево в Ярославском Поволжье, являющегося остатками значительного торгово‑ремесленного поселка IX–XI вв. Этот комплекс монет был выявлен в ходе наружного обследования распаханного культурного слоя селища. Таким образом, клад был найден россыпью и никаких данных о характере его залегания в отложениях поселения нет. Лишь на одном из обломков дирхема были обнаружены остатки ткани, спекшейся с монетой. Видимо, первоначально клад находился в мешке. В состав комплекса входило не менее 2685 дирхемов – именно столько экземпляров было выявлено в ходе обнаружения и исследования данного участка поселения (Дубов 1982: 144–148). Клад был зарыт около 870 г. – самая поздняя его монета (из числа определенных) отчеканена в 864/ 865 г., а «время странствования монеты от места чеканки до места сокрытия клада или потери сокровища определяется по данным ладожской археологии в среднем от 3 до 8 лет» (Кирпичников 1988: 42).

На 11 монетах Тимеревского клада 1973 г. обнаружены граффити. Люди пользовавшиеся арабскими монетами в Северной и Восточной Европе нередко наносили острым режущим предметом различные изображения на дирхемы: языческие религиозные символы, образы мечей, ладей и иной дружинной атрибутики, знаки сакральной североевропейской письменности (скандинавские руны) и т. д. Таким образом монеты с непонятными арабскими надписями интегрировались в мир привычных образов и символов их новых владельцев (рис. 40). Любопытно, что первые граффити на дирхемах были выявлены не нумизматами, исследовавшими до того многие тысячи подобных монет, а археологами.

В Тимеревском кладе 1973 г. найдено самое большое количество монет с граффити. Среди прочих здесь был встречен дирхем (№ 24) со скандинавской рунической надписью, которая интерпретируется как «Бог» или «боги». «Такое заключение дает возможность полагать, что данная монета могла входить в состав культового клада или просто придавать зарытому сокровищу сакральный характер» (Дубов 1982: 148).

Тимеревский клад 1973 г. относится к числу крупнейших кладов дирхемов IX в. Однако, археологи встречают и клады, насчитывающие всего несколько монет. Так, например, «кладик», состоявший из четырех целых, одной половинки и двух четвертинок дирхемов, был обнаружен на Рюриковом городище под Новгородом, в материковом углублении подполья постройки, под слоем остатков рухнувших наземных деревянных конструкций данного сооружения (комплекс № 1, центральный раскоп 1980–1983 гг.). По младшей монете 867 г. этот клад датируется концом 860‑х гг. (Носов 1990: 90–92).

Рис. 40. Граффити на арабских дирхемах с изображениями ладьи с парусом (год чеканки – 866), боевого стяга (та же монета), копья (год чеканки – 828/829).

 

Помимо монетных кладов, археологи, конечно же, сталкиваются и с сокрытыми комплексами иных материальных ценностей. В качестве такого клада‑сокровища можно интерпретировать предметы, найденные в Киеве, на Владимирской улице, при раскопках сгоревшего жилища первой половины XIII в. (Гончаров 1957: 131–132; Килиевич 1982: 135, 165). Два золотых колта (древнерусские женские украшения), одиннадцать золотых серег, три серебряных браслета и два серебряных перстня были сложены в глиняный горшочек и закопаны около печки. Предполагается, что этот клад относится ко времени захвата Киева татаро‑монголами в 1240 г.

Как уже было отмечено выше, мотивы сокрытия сокровищ могли быть различны и даже тот же монетный клад мог представлять собой ритуальное приношение, то есть – относиться к категории вотивных кладов.

Многочисленные примеры вотивных монетных кладов дает нам традиция депонирования «закладных» монет в основания зданий, существовавшая длительное время. Например, при раскопках Тмутаракани в каменном фундаменте алтарной части церкви X в. были встречены две медные византийские монеты императора Романа II Младшего. И для сооружений XIX в. нам известны сведения о подобных комплексах: так, в 1834 г. в Петербурге при начале возведения Александровской колонны на Дворцовой площади в ее фундамент была замурована шкатулка с различными медалями и монетами (Потин 1974: 183–184).

Впрочем, в отличие от всех прочих категорий кладов вотивные комплексы далеко не всегда являются закрытыми, так как вещи попадают в них в результате неоднократных действий различных людей в течение длительного времени и, значит, не являются синхронными друг другу. Хорошим примером постепенно формирующегося монетного вотивного клада может служить комплекс монет, образующийся в наши дни около памятника Чижику‑Пыжику, установленного в 1994 г. на р. Фонтанка в Петербурге. Кроме того, вотивные клады необязательно оказываются спрятанными в недоступных местах – многие такие комплексы формируются непосредственно на дневных поверхностях различных ритуальных объектов. Рассмотрим некоторые подобные археологические памятники.

В ходе раскопок ненецкого почитаемого места «Вэсако» на острове Вайгач в Карском море (святилище «Болванский Нос I»), которое упоминается уже в письменных источниках XVI в., был выявлен вещевой комплекс (рис. 41), включавший в себя вотивные предметы, датированные интервалом от эпохи камня до XVIII в. Среди прочих находок здесь обнаружены неолитические кремневые изделия, фрагменты керамических сосудов I тыс. н. э., бронзовые и серебряные предметы X–XIII вв. (среди которых необходимо выделить топорик‑амулет, подвесные антропоморфные личины и фигурки, изображения ангелов, нательные крестики, обрамление иконки с выгравированным образом Спаса Нерукотворного), наконец – пули, пуговицы и иные вещи более позднего времени. К наиболее поздним находкам, непосредственно предшествующим уничтожению этого объекта в ходе миссионерской деятельности 1820‑х гг., относится монета 1774 г. Эти и другие предметы залегали в слое гумусированной земли мощностью 10–20 см, который был насыщен многочисленными костями различных жертвенных животных – северных оленей, моржей, тюленей, белых медведей и т. п. (Хлобыстин 1992: 164–167). Очевидно, что отмеченные выше находки представляют собой вотивный комплекс, формировавшийся в течение многих столетий.

Рис. 41. Металлические предметы X–XIII вв., обнаруженные при раскопках почитаемого места «Вэсако» на о. Вайгач в Карском море: 1 – топорик‑амулет, 2–5 – подвесные антропоморфные фигурки и личины, 6–8 – изображения ангелов, 9–10 – нательные крестики, 11 – обрамление иконки с выгравированным образомСпаса Нерукотворного.

 

Рис. 42. Металлические вотивные предметы, найденные в Гляденовском костище II в. до н. э. – III в. н. э., Верхнее Прикамье: первый ряд сверху – антропоморфные фигурки, второй ряд сверху – фигурки всадников, третий и четвертый ряды сверху – фигурки собак, второй ряд снизу – фигурки птиц, внизу – вотивный топорик.

 

Комплексы древних вотивных предметов были выявлены в ходе раскопок Гляденовского костища близ Перми, в Верхнем Прикамье (рис. 42). Термин «костище» используется в русской археологии для обозначения памятников, на «которых были найдены в слое пепла большие скопления пережженных и сырых костей, составлявших основную часть культурного слоя, а также орудия труда, глиняная посуда, украшения и другие вещи» (Бадер, Оборин 1958: 111–114). Такие объекты интерпретируются в качестве «жертвенных мест» местного финно‑угорского населения. Гляденовское костище располагалось на мысу левого коренного берега р. Кама и занимало участок размерами 100 х 150 м. Непосредственно под дерном здесь залегал слой темного суглинка мощностью до 70 см, насыщенный зольными включениями и костями животных (в том числе – пережженными). «Именно к этому слою приурочены культовые и бытовые находки…» (Лепихин, Мельничук 1997: 6, 46). Всего на Гляденовском костище найдено около 20000 находок, основная масса которых датируется II в. до н. э. – III в. н. э. Особо следует подчеркнуть присутствие здесь многочисленных антропоморфных и зооморфных металлических фигурок. Примером символического изображения предмета, использованного для ритуального приношения, может служить миниатюрный железный проушной топорик. Помимо находок вотивных вещей в «костеносном слое», в некоторых так называемых «жертвенных ямах» были обнаружены комплексы предметов, видимо, также представлявшие собой ритуальные приношения. Например, в заполнении крестообразной в плане ямы № 68 были встречены медная антропоморфная фигурка и обломок железного ножа (острие), а на ее дне – перевернутая вверх дном глиняная чаша (Лепихин, Мельничук 1999: 10, 16, 25).

Очевидно, что корректная интерпретация вотивных кладов, подобных упомянутым выше, возможна лишь при верном понимании общего характера ритуальных объектов, в ходе раскопок которых эти комплексы были выявлены. Таким образом, мы сталкиваемся с еще одной разновидностью археологических памятников, обычно именуемых археологами святилищами.

 

Святилища

Места, специально предназначенные для совершения неоднократных ритуальных действий, в археологии чаще всего принято называть «святилищами». Впрочем,… Так, например, в ходе выявления оснований каменных православных церквей… Совсем другое дело – выявление святилища доисторической (дописьменной) эпохи, связанного с несуществующей сегодня…

Что такое археологические исследования?

 

Полевые работы

 

Юридические основы полевых археологических исследований

Археологические памятники являются неотъемлемой частью культурного наследия человечества, одним из первых примеров охраны которого, является эдикт… Российским федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции… Значение археологического наследия подразумевается в 44 статье Конституции Российской Федерации 1993 г., посвященной…

Разведки и раскопки

«Положение о порядке проведения археологических полевых работ…» определяет археологические разведки как «научное обследование территории и/или… Существенные отличия разделяют способы выявления археологических памятников,… Для обнаружения мест расположения древних поселений и для уточнения их границ существенную помощь может оказать анализ…

Источниковедение и интерпретации

 

Классификация и типология

 

Любая научная дисциплина испытывает потребность в систематике – организации, упорядочивании определенным образом совокупности исследуемых объектов. Методикой такого упорядочивания является классификация – логическая операция группирования материала (выделения классов) по сходствам и различиям. Хрестоматийным примером классификации является периодическая система химических элементов, являющаяся табличным выражением периодического закона Д.И.Менделеева; в данном случае речь идет о естественной системе объектов, основанной на объективных данных. Иерархическое группирование данных называется таксономической классификацией (таксон – ячейка группирования определенного ранга). Таксономическую классификацию представляет собой современная систематика животных и растений (царство, тип (отдел), класс, отряд (порядок), семейство, род, вид), основы которой были заложены шведским натуралистом К.Линнеем в XVIII в.

Классификация как метод систематизации объектов имеет принципиальное значение для изучения сложных, внутренне разветвленных, дифференцированных систем (например – для исследования языков) и, конечно же, в полной мере востребована в археологии. Археологическая классификация зачастую определяется как «выделение различных групп материала и описание этих групп таким образом, чтобы были ясны общность внутри каждой группы и различия между ними» (Классификация в археологии 1990: 9). По Л.С.Клейну (1991: 364–366), «широкий смысл» этого термина (синонимы – группирование, группировка) подразумевает «любое выделение групп в множественном материале или распределение объектов по группам». Классификация же «в узком смысле» – «разновидность группирования по сходствам и различиям, оперирующая с классами и удовлетворяющая всем логическим правилам деления объема понятий, т. е.: а) построенная на едином основании (по единому критерию деления); б) соблюдающая единую всех частей материала иерархию (применяющая ко всем частям материала одну и ту же шкалу распределения ячеек по рангам, хотя бы и при разных критериях деления материала); в) исключающая попадание какого‑либо объекта сразу в две однопорядковых (одноранговых) ячейки; г) охватывающая каждой ячейкой все подразделения этой ячейки (каждым классом – все его подклассы) и в конечном счете всеми ячейками (классами) – весь материал (всю совокупность объектов)».

Особый круг вопросов представляет собой соотношение в археологии классификации и типологии. Чаще всего типологией именуют так называемую естественную классификацию, для которой «выбирают признаки, существенные для данных предметов»; то есть, типология «выявляет существенные сходства и различия между предметами и имеет познавательное значение» (Философский словарь 1987: 200). Классификация же может носить исключительно служебный, формальный характер.

Впрочем, существуют и иные точки зрения на соотношение значений терминов «классификация» и «типология». Так, по мнению Е.М.Колпакова (1991: 65–66), несмотря на то, что различение типологии и классификации является почти общепринятым, далеко не всегда при этом разъясняется, в чем собственно состоит это «различие». Между тем «с операциональной точки зрения – важнейшей для практической археологии – есть только процедуры классифицирования и нет каких‑либо привилегированных процедур типологизирования. Поэтому типологией можно назвать любую разновидность классификации».

Споры археологов о соотношении классификации и типологии непосредственно связаны с проблемой выделения существенных, значимых признаков как оснований для последующего группирования. Ведь для того, чтобы, образно говоря, посмотреть на изучаемые древности глазами изготовивших и использовавших их людей, мы должны ввести в качестве оснований группировки именно те признаки, которые были для них значимы, актуальны. Каким же образом археологи выделяют типы в массивах немых вещей незнакомых древних культур?

В главе «Основные этапы развития мировой археологии» рассказывалось о разработке Монтелиусом типологического метода, с помощью которого устанавливались эволюционно‑генетические связи между типами артефактов. Однако, методику выделения самих типов Монтелиус не разрабатывал. Между тем, в археологической литературе словосочетание «типологический метод» нередко используется именно в качестве синонима термина «типология» и обозначает процедуру выделения типов (Классификация в археологии 1990: 22–23). Очевидно, что подобная ситуация создает существенную терминологическую путаницу, поэтому стоит еще раз подчеркнуть, что в данной главе под типологией понимается метод выделения типов, а не метод Монтелиуса. Рассмотрим некоторые пути выделения типов в археологических материалах и основные сложности этой процедуры.

Л.С.Клейн (1991: 219‑224) выделяет в современной теоретической археологии три стратегии группировки и предлагает четвертую – свою собственную.

Истоки древовидной стратегии восходят к разработкам В.А.Городцова: «В основу типологической классификации положен „тип“, понимаемый как собрание предметов, схожих по назначению, веществу и форме. Типы, связанные одним признаком, отвлеченным от их формы, составляют отделы. Отделы, связанные одним признаком, отвлеченным от вещества типов, составляют группы. Группы, связанные одним признаком, отвлеченным от назначения типов, составляют категории… Принципами деления… на категории служит назначение типов; на группы – вещество типов; на отделы – форма, свойственная нескольким типам; и на типы – форма присущая одному типу» (Городцов 1927: 6‑7). В логической схеме этой стратегии тип оказывается всего лишь одним из формальных узлов древовидной классификации.

Аналитическая (индуктивная) стратегия, предполагающая восхождение от признаков к типам, чаще всего оказывается основой конкретных типологических разработок в археологии. Именно этой стратегии соответствует широко распространенное понимание типа как статистически устойчивого сочетания равноправных признаков. Термин «признак», в свою очередь, может быть определен как характеристика предмета «с одной какой‑либо стороны» (Федоров‑Давыдов 1970: 123).

Гипотезо‑дедуктивная стратегия группировки восходит к методологическим установкам «новой археологии» и предполагает разделение артефактов на типы в качестве результата проверки какой‑либо гипотезы (например – как результат наложения на исходный материал искусственной сети ячеек). Выделение типа, таким образом, перестает быть задачей исследования, так как сам он становится лишь своего рода «рамкой», с помощью которой делается выборка данных. Типологизация в русле данной стратегии справедливо была охарактеризована Л.С.Клейном (1991: 222) как «бесконечный перебор маловеротяных догадок».

Сам Л.С.Клейн (1991: 230‑231) предложил системную стратегию типологии, стержнем которой является «идея нисхождения»: «…Сначала нужно выявить культуры[2], затем – опираясь на них – выделить в них культурные типы, а уж затем, зная культурную значимость типов, расчленить их на признаки. Разумеется, полученные понятия будут нечеткими, расплывчатыми, поскольку к каждому типу мы будем подходить снаружи, не имея предварительных точных сведений о его внутреннем элементном составе… Проводя суммирование и систематизацию признаков, мы поворачиваем вспять и корреляцией признаков определяем типы, после чего, имея по‑новому сформулированные типы, через их корреляцию уточняем наши культуры». Стартовый уровень данной стратегии являет собой мировая культура, которая «нам попросту дана как нечто очевидное и исходное, интуитивно схватываемое»; «интуиция здесь – отправная площадка».

Впрочем, стоит обратить внимание читателей на то, что идея нисхождения в значительной степени присутствовала и присутствует в разработках, выполненных в русле индуктивной стратегии. Ведь как бы не старался археолог отбросить собственную культурную интуицию в ходе осуществления типологизации, как бы не пытался он следовать в своих построениях лишь тем или иным сочетаниям признаков, определенное непосредственное восприятие культуры как таковой, сформировавшееся в ходе развития, воспитания, образования этого человека, все равно будет оказывать существенное влияние на процесс исследования. Более того – «археолог, чтобы не пропустить ничего существенного, должен опираться не только на свой научный, но и на свой человеческий опыт. Мы люди, как и те мастера, изделия которых мы изучаем…» (Каменецкий, Маршак, Шер 1975: 27). Персональные же особенности культурной интуиции и характер ее влияния на процедуру типологизации, конечно же, не зависят от приверженности определенной типологической стратегии.

В археологии в числе прочих разновидностей понятия «тип» различают типы условные и культурные (Классификация в археологии 1990: 85 86). Условный тип сформирован «произвольным выбором показателя или сочетания показателей» «безотносительно к каким‑либо гарантиям культурной значимости получаемой группы»; он «является как бы рамкой, налагаемой на материал извне, и в этом смысле он условен и субъективен». Считается, что такие типы не обеспечивают понимание древней культуры. Предполагается, что подобную познавательную функцию сможет выполнить культурный тип, «сформированный согласно группировке предметов, введенной в материал самими создателями исследуемой культуры, когда они упорядочивали и подчиняли своим нормам материал, сознательно или неосознанно, в своей привычной деятельности». Такие типы «сформированы на основе связей, которые содержатся в материале, и в этом смысле они объективны». При этом важно также подчеркнуть, что функциональная типология (опирающаяся на функции изделий) не сможет заменить морфологическую, ориентированную на внешние признаки предмета – параметры его конструкции и формы. «Кажется, что для археологов будущего будет интересным, реконструируя автомобиль на основании ржавых кусков металла, иметь возможность сказать – это был Фиат, Ситроен, Фольскваген или Форд; а не только – это была машина, разработанная для транспортировки пассажиров» (Bordes 1969: 20).

Для выделения культурных типов необходимо выявить такие признаки, которые были значимы для изготовителей и пользователей соответствующих предметов. Эта задача чрезвычайно сложна не только в силу обычного отсутствия необходимых сведений – очевидно, что представители исследуемого древнего сообщества сравнивали и различали данные артефакты с различных позиций. «Вопрос о том, существовала ли какая‑то одна особая, привилегированная точка зрения, весьма проблематичен. Ведь в зависимости от конкретной жизненной ситуации на первый план выступают разные точки зрения» (Колпаков 1991: 21). Мы можем говорить о различных стечениях обстоятельств, в рамках которых те или иные признаки культурных типов оказываются более или менее актуальными.

Впрочем, в археологии сложилось устойчивое мнение об очевидной необходимости выделения культурных типов при изучении древних обществ. «Первой задачей, – полагал Ф.Борд, – является определение типов – правильное и настолько строгое насколько это возможно. Опыт, который должен всегда являться последним словом по отношению к любой теории, доказывает сверх всякого обоснованного сомнения что типы существуют, что определенные типы являются характерными для определенных общностей, индустрий или стадий индустрий…» (Bordes 1969: 2). Однако, в теоретической археологии существуют и абсолютно иные позиции. Так, Д.А.Форд (1962: 33) рассматривал историю культуры «как текущий процесс изменения форм, медленный поток, являющийся результатом многочисленных мелких изменений». Концепцию культурного континуума Д.А.Форд иллюстрирует условным примером – придуманным им островом Гамма, на котором обитает народ гамма‑гамма (Ford 1971: 61–71). Используя данную модель исследователь показывает как восприятие этнологами типов в культуре существенно зависит от положений наблюдателя и наблюдаемого сообщества людей во времени и пространстве. «Как правило, в археологическом исследовании, – заключает Д.А.Форд, – случайность в значительной степени определяет форму типологической структуры. Тот факт, что объект Х располагался в определенном месте и представлял собой определенный короткий отрезок культурной истории, формирует природу выявленных там культурных типов. Разрешение случайности определять типологию работает очень хорошо, поскольку археолог имеет только неоднородный образец культурной истории. Типы легко выделяемы и они выглядят естественными. Однако, когда лакуны заполнятся так, что история будет увидена как континуум во времени и пространстве, наивный типолог точно столкнется с серьезными трудностями. Совмещение (overlapping) типов сделает типологию бессмысленной массой. Искусственность группировок должна быть принята во внимание и группировки типов должны быть сознательно отобраны, если речь идет о разработке работоспособной типологии». То есть, по Д.А.Форду, типы представляют собой лишь некое подобие случайно подобранных для изучения культуры инструментов, но никак не саму культуру. Следует, однако, подчеркнуть, что Д.А.Форд иллюстрирует свою точку зрения абсолютно умозрительной моделью – показательно, что реальные примеры культурного континуума он не приводит.

По мнению Е.М.Колпакова (1991: 35–39), «применение концепции культурного типа в археологии становится весьма проблематичным»: «не всегда предметы изготавливаются по имеющимся мысленным шаблонам»; «нормы, в соответствии с которыми изготавливаются артефакты, нередко предписывают форму… не всего артефакта, а лишь его деталей»; «люди в зависимости от ситуаций пользуются разными классификациями одного и того же материала, опираются на разные признаки в оценке сходства объектов». И самое главное: «задача археологической классификации вовсе не концентрируется на выделении культурных типов» – «заметная часть научных проблем археологии, базирующихся на классификации, решается на основе типов, явно не являющихся культурными». «…Все типы выделенные археологом, и все границы, выявленные археологом в материале, совершенно реальны и объективны по тем признакам, по которым производится деление. Обсуждение реальности или объективности типов с этой точки зрения бессмысленно». По Е.М.Колпакову, археологические типы выступают лишь в качестве инструментов археологических исследований, а отбор признаков для их выделения нужно осуществлять исходя из конкретных исследовательских задач, зачастую – существенно отличающихся друг от друга.

Наконец, в публикациях археологов, специализирующихся на изучении доисторических материалов, нередко можно встретить как мнения о формальном (то есть – условном) характере любой группировки вещественных древностей в принципе («любая археологическая классификация есть по существу классификация формальная» – Григорьев 1972: 8), так и утверждения о значительной исчерпанности познавательных возможностей самого по себе понятия «тип», которое «будет постепенно утрачивать свое значение» (Аникович 1975: 18).

Однако, так или иначе, надо признать, что археолог работающий с конкретным материалом чаще всего воспринимает его в первую очередь в свете морфологической типологии – ведь обнаруживая в культурном слое некий предмет мы тут же соотносим его с известными нам типами (отыскиваем аналогии находке) или, по крайней мере, – пытаемся это сделать. Похожим образом мы ведем себя и в отношении современных нам вещей – мы ведь «распознаем» их в непрерывном потоке культуры по уже знакомым нам сочетаниям актуальных признаков, не так ли?

Особую группу «инструментов» археолога для выделения типов представляют собой статистические методы. По справедливому замечанию А.И.Мартынова и Я.А.Шера (2002: 152), «математическая обработка позволяет успешно сопоставлять данные, группировать их и анализировать. В этих задачах математические методы позволяют получать достоверные результаты. Но когда археолог переходит к исторической интерпретации полученных выводов, здесь математика практически бессильна». Какие же задачи можно решать в археологии с помощью статистики (Федоров‑Давыдов 1987: 6)?

При сравнении многочисленных схожих объектов между собой возникает необходимость определения степени вариабельности их размеров относительно неких стандартов древних мастеров. В этих случаях анализируются количественные признаки, то есть, такие признаки, в которых уже присутствует указание на количество данного свойства. Сопоставление значений такого признака и числа объектов, на которых оно зарегистрировано, называется вариационным (статистическим) рядом. Вариационный ряд характеризуется двумя группами показателей. Показатели концентрации представляют собой характеристики меры центральной тенденции ряда, его типичных вариант (например – среднее арифметическое), а показатели рассеяния наоборот включают в себя характеристики степени отклонения вариант от центральной тенденции (например – среднее квадратическое (стандартное) отклонение, показывающее средний разброс значений переменной относительно ее среднего арифметического). Статистическими методами можно исследовать и качественные признаки, которые определяют свойство объекта путем простой фиксации его наличия (или, соответственно, отсутствия). Значения качественных признаков нельзя представить как вариационный ряд, а значит – к ним неприменимы такие показатели, как среднее арифметическое или среднее квадратическое отклонение.

Любой артефакт может быть описан с помощью количественных и качественных признаков. Принято выделять четыре варианта связей признаков: связи между количественными признаками; связи между качественными признаками, поддающимися ранжировке; связи между качественными признаками, не поддающимися ранжировке; связи между количественными и качественными признаками. При анализе последнего варианта необходимо либо преобразовать качественные признаки в количественные (ранжировать их), либо наоборот придать количественным признакам вид ранжированных качественных путем разбиения их на интервалы.

Существуют две основные разновидности подчиненности признаков: функциональная (изменение одного признака неизбежно ведет за собой изменение другого признака) и корреляционная (изменение одного признака с некоторой вероятностью ведет за собой изменение другого признака). Различают корреляцию положительную (увеличение статистического значения одного признака влечет за собой увеличение статистического значения другого признака) и отрицательную (увеличение статистического значения одного признака влечет за собой уменьшение статистического значения другого признака). Следует подчеркнуть, что при неправильном выборе признаков может быть выявлена так называемая «ложная корреляция», которая не будет отражать действительные взаимосвязи между объектами (Федоров‑Давыдов 1987: 132). Поэтому существенное значение имеют специальные статистические критерии значимости различий, обнаруживаемых в совокупностях археологических материалов. Ведь археолог всегда работает с некой выборкой данных, а не с генеральной совокупностью – таким образом, существует опасность признания случайных наблюдаемых различий закономерными (и наоборот).

Для статистического изучения объектов, характеризующихся несколькими качественными или количественными признаками (выявления частоты взаимовстречаемости различных признаков объектов, оценки степени и структуры взаимосвязи между ними и т. п.), в археологии используются различные процедуры статистического многомерного анализа. К их числу относится, например, факторный анализ – определение фактора, связывающего те или иные признаки и скрыто присутствующего в них в качестве так называемой факторной нагрузки. Факторный анализ строится на основе предположения о том, что корреляционные связи между большим числом наблюдаемых переменных определяются существованием меньшего числа гипотетических ненаблюдаемых переменных (факторов). Следует также отметить кластерный анализ, объединяющий методы автоматической группировки объектов по кластерам. Кластером называют группу объектов, среднее значение связи между которыми превышает среднее значение их связи с другими объектами.

«Любой объект можно представить разными системами свойств. Это вытекает из того, что всякий объект обладает бесконечным количеством свойств… и, следовательно, существует бесконечное количество возможных представлений об объекте как системе свойств» (Колпаков 1991: 13). Таким образом, одна и та же группа артефактов может быть типологизирована по различным совокупностям признаков. «…По отношению к любому отдельно взятому массиву культурного материала нельзя построить универсальную естественную классификацию (группировку). То есть нельзя построить такую одну полную классификацию, иерархически (и притом просто) организованную, которая бы учитывала и упорядочивала все культурно значимые особенности материала – независимо от исследовательских задач, от аспекта рассмотрения, от выбора и оценки признаков» (Клейн 1991: 227).

Принимая во внимание относительность всякой конкретной археологической типологии, необходимо подчеркнуть, что привести примеры «правильных» или, наоборот, «неправильных» разработок в этой области попросту невозможно. Уместнее говорить о востребованных или невостребованных, актуальных или забытых типологиях. Рассматриваемые ниже примеры подобных исследований по‑разному были восприняты специалистами в соответствующих областях археологического знания. В то же время они позволяют получить определенное представление как о разнообразии методических приемов типологизации, так и о внутренне присущих этой процедуре трудностях и ограничениях.

З.А.Абрамовой (1972: 125–141) по материалам раскопок девяти палеолитических стоянок среднего течения Енисея была разработана типология 58 орудий, изготовленных из крупных галек, один из концов которых, как правило, был «косо стесан широкими сколами с одной стороны и подправлен ретушью по краю» (рис. 56). На остальной поверхности орудия сохранялась естественная галечная корка. Зачастую многие подобные изделия обозначаются английскими терминами «чоппер» (рабочий край оббит только с одной стороны) и «чоппинг» (рабочий край оббит с двух сторон). Существующий в русской археологической литературе более общий по своему значению термин «галечные орудия» также является прямым переводом устойчивого английского словосочетания «pebble‑tools». В классификации учитывались следующие признаки: 1) форма рабочего края, которая определялась при помощи условной шкалы кривизны; 2) положение рабочего края по отношению к оси симметрии самой гальки; 3) величина угла, образованного плоской галечной поверхностью и обработанной скошенной площадкой (угол заострения). Форма и размеры исходных галек, по З.А.Абрамовой, имеют второстепенное значение.

Рис. 56. Типология галечных орудий из палеолитических стоянок среднего течения Енисея по З.А.Абрамовой: в левой колонке изображены типы галечных орудий, в правой – приводятся рисунки соответствующих конкретных предметов (для типов А, Б и В, соответственно, – подгруппы А2, Б1, В2); вверху рисунка избражена условная шкала кривизны рабочего края орудий.

 

Всего было выделено семь основных типов изделий. Для орудий типа А характерна овальная форма рабочего края с кривизной дуги, достигающей значения +3 по упомянутой условной шкале. Пять подгрупп данного типа А₁–А₅ были выделены на основании различий конкретных значений кривизны дуги рабочего края, по разному сочетающихся с другими признаками данной классификации. Например, подгруппа А₂ характеризуется следующим образом: «кривизна дуги около 3, исходная галька округлых очертаний с расширенным рабочим краем, расположенным перпендикулярно оси гальки». Тип Б представлен орудиями с вогнутым рабочим краем, кривизна дуги которого немного меньше 0 и может достигать –1. Здесь выделяются две подгруппы Б₁–Б₂. Одна из них (Б₁) описывается З.А.Абрамовой следующим образом: «орудия из галек удлиненных очертаний с рабочим краем, незначительно вогнутым и расположенным перпендикулярно оси симметрии гальки. Площадь, занятая сколами, незначительна. Угол заострения относительно велик». Подгруппа Б₂ определяется как «орудия из массивных галек подчетырехугольных очертаний с грубым выемчатым краем, кривизна дуги –1». К типу В относятся галечные орудия с прямым рабочим краем (кривизна дуги 0 с очень небольшими отклонениями). Различные сочетания признаков формируют три подгруппы: В₁ – «орудия из галек удлиненных очертаний, с прямым лезвием, расположенным перпендикулярно оси симметрии гальки»; В₂ – «орудия из галек округлых очертаний с прямым, тщательно обработанным лезвием, расположенным перпендикулярно оси симметрии гальки»; В₃ – «орудия из галек с прямым краем, расположенным косо по отношению оси симметрии гальки». Кроме этого, в качестве отдельного подтипа В_н рассматриваются «галечные орудия с прямым рабочим краем, которые могли быть начальной формой нуклеуса с подготовленной ударной площадкой». Следует отметить, что именно орудия типов А, Б и В в первую очередь соответствуют классическим чопперам. В тип Г З.А.Абрамова объединила «3 различные по форме орудия, которые не могут быть включены ни в одну группу, но являются галечными по своей основе»; например – «нуклевидное орудие… с широким прямым лезвием, приостренным с 2 сторон». Тип Д представлен орудиями, изготовленными из «расколотых по наибольшему сечению округлых галек, одна из сторон которых сохраняет полушаровидную галечную поверхность, а вторая обработана радиальными сколами и по одному из краев дополнительной ретушью». Наконец, к типу Е отнесены чоппинги – «гальки, у которых извилистый рабочий край, преимущественно продольный, а не поперечный, как у типов А‑Д, обработан широкими сколами с 2 сторон…».

Таким образом, рассмотренная типология орудий периода позднего палеолита строится в первую очередь на основании одного признака – формы рабочего края. Сочетания же этого признака с другими отслеживаются уже на уровне подгрупп. Впрочем, подобная схема группировки в полной мере объединяет лишь типы А, Б и В – ведь в типах Д и Е форма рабочего края уже не обладает таким же первостепенным значением. Целостность классификации нарушает и принцип исключения орудий из других групп, использованный при выделении типа Г.

Примером несомненно успешной, востребованной в течение нескольких десятилетий типологической разработки можно считать группировку ножей Восточной Европы эпохи раннего средневековья (вторая половина I тыс. н. э.), предпринятую Р.С.Минасяном (1980: 68–74) (рис. 57). По справедливому замечанию Р.С.Минасяна, «у большинства археологов существует мнение о полном однообразии форм ножей, ибо „нож обычного типа“ является довольно распространенным определением этих орудий». Однако, это – кажущееся однообразие. Исследователем было проанализировано около 10000 экземпляров и выделены четыре основные группы подобных находок. Группа I представлена ножами, у которых линия кромки спинки клинков, представляющая плавную дугу с вершиной в центре, непосредственно переходит в черенок. Со стороны режущей кромки черенок отделен плавным уступом. Клинок вместе с черенком имеет длину от 6 до 20 см; соотношение длины клинка к длине черенка составляет около 3:1 или 2:1. Спинка клинков ножей группы II чаще всего является слабой дугой, немного приподнятой на краях. Черенок отделен от клинка ярко выраженными уступами. Режущая кромка хорошо сохранившихся экземпляров имеет слегка S‑образную форму. Длина клинков вместе с черенками колеблется от 13 до 25 см; соотношение длины клинка к длине черенка составляет около 3:1 или 2:1. Группу III составляют ножи кочевых племен степной зоны Восточной Европы и Северного Кавказа (например – алан). Ножи этой группы имели деревянные ножны. Спинка их клинков, как и режущая кромка, дугообразна. Черенок всегда отделен от клинка перпендикулярными уступами, являющимися конструктивными признаками – на основание клинка приваривалась железная обойма, «запиравшая» нож в ножнах. Клинок вместе с черенком имеет длину от 8 до 18 см; соотношение длины клинка к длине черенка составляет чуть более 3:1. Наконец, группа IV представлена ножами, клинки которых имеют четкие уступы, отделяющие их от черенка. Спинка клинков прямая. Истинную длину клинка определить затруднительно – это единственная группа ножей, клинки которых сточены очень сильно (почти до основания). Вероятное соотношение длины клинка к длине черенка – 2:1 и 1:1.

Рис. 57. Группировка ножей Восточной Европы эпохи раннего средневековья (вторая половина I тыс. н. э.) по Р.С.Минасяну.

 

Как видно из изложенного, основой для данной группировки послужили очертания (контуры) металлических частей ножей. Очевидно, охарактеризованные группы первоначально были выявлены интуитивно (Р.С.Минасян не приводит каких‑либо детальных описаний процедуры отбора признаков и т.п.). И уже затем, в ходе индуктивной типологизации имеющегося массива находок была осуществлена проверка правомерности выделенных групп. Важно подчеркнуть, что группировка Р.С.Минасяна успешно вписалась в существующее видение этнокультурного облика Восточной Европы рассматриваемой эпохи: в самом общем виде группу I можно соотнести с балтским и финским населением этого региона, группа II ассоциируется с древностями славян, ножи группы III являются элементом культуры кочевнических общностей, наконец, группа IV обнаруживает устойчивую связь с ремесленными традициями Северной Европы. Речь идет, конечно же, лишь о некоей приуроченности той или иной группы к соответствующему этнокультурному массиву населения; считать на этом основании каждый конкретный нож, так сказать, однозначным этническим индикатором мы не можем.

Рассмотренные приемы группировки вещественных древностей в полной мере могут быть использованы и для определения позиции тех или иных археологических материалов во времени, то есть – для разработки их периодизации и хронологии.

 

Периодизация и хронология

Одно из существующих в археологической литературе определений понятия «периодизация» формулируется как выявление отрезков шкалы времени, «которые по… Как полагает Е.М.Колпаков, хронология является классификацией объектов по… Многочисленные методы археологического датирования были разработаны в рамках различных естественных наук. Детальную их…

Культура и этнос

Пространственно‑временная систематизация выделяемых археологами в массивах вещественных древностей типов выражается в формировании… Далеко не все исследователи признают содержательное историко‑культурное… Всегда ли мы можем рассматривать конкретную археологическую культуру как результат реконструкции некоего комплекса…

Список рекомендуемой литературы

 

Алексеев А.Ю. Хронография Европейской Скифии VII–IV вв. до н. э. / А.Ю. Алексеев. – СПб.: Изд‑во Гос. Эрмитажа, 2003.

Амальрик А.С. В поисках исчезнувших цивилизаций. – 2‑е изд., доп. / А.С. Амальрик, А.Л. Монгайт. – М.: Наука, 1966.

Амальрик А.С. Что такое археология. – 3‑е изд., испр. и доп. / А.С. Амальрик, А.Л. Монгайт. – М.: Просвещение, 1966.

Античная цивилизация. – М.: Наука, 1973.

Артамонов М.И. История хазар. – 2‑е изд. / М.И. Артамонов. – СПб.: Филолог. фак. С.‑Петерб. ун‑та, 2002.

Брей У. Археологический словарь / У. Брей, Д. Трамп. – М.: Прогресс, 1990.

Василиадис Н. Библия и археология / Н. Василиадис. – Б. м.: Свято‑Троицкая Сергиева Лавра, 2003.

Деревянко А. Ожившие древности: рассказы археолога / А. Деревянко. – М.: Мол. гвардия, 1986.

Доманский Я.В. Из тьмы лесов… Страницы первобытной летописи Невского края / Я.В. Доманский, А.Д. Столяр. – СПб.: Изд‑во С.‑Петерб. ун‑та, 2004.

Доманский Я.В. По бесовым следам / Я.В. Доманский, А.Д. Столяр. – Л.: Изд‑во Гос. Эрмитажа, 1962.

Керам К.В. Боги, гробницы, ученые / К.В. Керам. – СПб.: Амфора: Эврика, 2001.

Кларк Дж.Г.Д. Доисторическая Европа: экономич. очерк / Дж.Г.Д. Кларк. – М.: Изд‑во иностр. лит., 1953.

Клейн Л.С. Археологические источники: учеб. пособие / Л.С. Клейн. – Л.: Изд‑во Ленингр. ун‑та, 1978. (См. также: 2‑е изд., доп. – СПб.: ФАРН, 1995.)

Клейн Л.С. Феномен советской археологии / Л.С. Клейн – СПб.: ФАРН, 1993.

Кляшторный С.Г. Степные империи древней Евразии / С.Г. Кляшторный, Д.Г. Савинов. – СПб.: Филолог. фак. С.‑Петерб. ун‑та, 2005.

Конецкий В.Я. Загадки Новгородской округи / В.Я. Конецкий, Е.Н. Носов. – Л.: Лениздат, 1985.

Лебедев Г.С. Археологические памятники Ленинградской области / Г.С. Лебедев. – Л.: Лениздат, 1977.

Лебедев Г.С. История отечественной археологии: 1700–1917 гг. / Г.С. Лебедев. – СПб.: Изд‑во С.‑Петерб. ун‑та, 1992.

Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси / Г.С. Лебедев. – СПб.: Евразия, 2005.

Макаров Н.А. Грабительские раскопки как фактор уничтожения археологического наследия России / Н.А. Макаров. – М.: Ин‑т археологии РАН, 2004.

Макаров Н.А. Русский Север: таинственное средневековье / Н.А. Макаров. – М.: Ин‑т археологии РАН, 1993.

Малинова Р. Прыжок в прошлое. Эксперимент раскрывает тайны древних эпох / Р. Малинова, Я. Малина. – М.: Мысль, 1988.

Мерперт Н. Очерки археологии библейских стран / Н. Мерперт – М.: Библ.‑богословск. ин‑т св. ап. Андрея, 2000.

Мерперт Н.Я. Древности нашей земли / Н.Я. Мерперт, Д.Б. Шелов. – М.: Изд‑во АН СССР, 1961.

Монгайт А.Л. Археология Западной Европы: бронзовый и железный века / А.Л. Монгайт. – М.: Наука, 1974.

Монгайт А.Л. Археология Западной Европы: каменный век / А.Л. Монгайт. – М.: Наука, 1973.

Нидерле Л. Славянские древности / Л. Нидерле. – М.: Алетейа, 2000.

Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации: федер. закон // Собрание законодательства Российской Федерации: офиц. изд. № 26. 01 июля 2002 г.Ст. 2519. – М., 2002.

Фаган Б. Археология: в начале / Б. Фаган, К. ДеКорс. – М.: Техносфера, 2007.

Формозов А.А. Страницы истории русской археологии / А.А. Формозов. – М.: Наука, 1986.

Чайлд Г. У истоков европейской цивилизации / Г. Чайлд. – М.: Изд‑во иностр. лит., 1952.

Щукин М.Б. Готский путь. Готы, Рим и черняховская культура / М.Б. Щукин. – СПб.: Филологич. фак. С.‑Петерб. гос. ун‑та, 2005.

Щукин М.Б. Машина времени и лопата / М.Б. Щукин. – Кишинев: Штиинца, 1991.

Щукин М.Б. На рубеже эр: опыт ист.‑археологич. реконструкции полит.событий III в. до н. э. – I в. н. э. в Восточной и Центральной Европе / М.Б. Щукин. – СПб.: Фарн, 1994.

 

The Cambridge Encyclopedia of Archaeology / Ed. A.Sherratt. – New York: Crown Publishers, Inc.: Cambridge Univ. Press, 1980. Daniel G. A Hundred and Fifty Years of Archaeology. – 2^nd ed. / G.E. Daniel. – London: Duckworth, 1975. Greene K. Archaeology: An Introduction. The History, Principles and Methods of Modern Archaeology. – 3^th ed. fully rev. / K. Greene. – London: B.T.Batsford Ltd, 1995.

 

Список иллюстраций

Рис. 1. Розеттский камень, 196 г. до н. э. (Брей, Трамп 1990: 144‑145, рис. 30). Рис. 2. Бехистунская надпись, VI в. до н. э., Иран… Рис. 3. Позднепалеолитическое полихромное изображение бизона (длина – 1,5 м) в пещере Альтамира, Испания (Столяр 1985:…

Перечень библиографических ссылок

Абрамова З.А. 1972. Галечные орудия в палеолите Енисея (опыт типологии) // Материалы и исследования по археологии СССР. № 185 . – Л.: Наука. –… Александрова М.В. 1974. Древнейшие нижнепалеолитические жилища и поселения //… Алекшин В.А. 1995. Мустьерские погребения Западной Европы // Археологические вести. – № 4.