Буржуазной политэкономии

 

Обвинение в антиисторизме Рикардо и других буржуазных авторов, на первый взгляд, может показаться странным. Труд­но представить себе экономиста, не знающего об исторических сменах форм ведения хозяйства, не предполагающего возмож­ных перемен в будущем. Не менее странным выглядит обвине­ние Рикардо в непонимании сущности капиталистического про­изводства. А между тем Маркс неоднократно предъявляет ему такой упрек, несмотря на одновременное утверждение, что Да­видом Рикардо в анализе ренты сделана первая попытка вскрыть механизм получения прибыли, объяснить специфику ка­питалистического производства.

Кажущаяся противоречивость этих высказываний получает свое объяснение в анализе Марксом рикардовской теории накопления. Рикардо, как и другие буржуазные авторы, считает капиталистический способ производства лучшим способом накопления. Для этого имеются глубокие основания. Не знающая границ погоня за прибылью, трудности конкуренции, неуклонное возрастание основного капитала толкают капиталиста к интенсивному накоплению. Но что означает считать капитали­стический способ производства абсолютным, наилучшим из возможных, как это получается у Рикардо?

«Это значит, – говорит Маркс, – что, по его мнению, опре­деленные формы производственных отношений капиталистиче­ского производства нигде не могут вступать в противоречие с целью производства как такового, или сковывать эту цель, состоящую в создании изобилия, которое заключает в себе как количество потребительных стоимостей, так и многообразие, что, в свою очередь, обусловливает высокое развитие человека

– 36 –

 

как производителя, всестороннее развитие его производительных способностей»¹.С этим Маркс согласиться не может, убедительно показывая,что, развивая производительные силы, капитализм тормозит развитие производительных способностей масс, а противоречие между целью производства и его формами выражается в кризисах перепроизводства.

Давид Рикардо не дожил до кризисов, но теоретическую возможность их отрицал. Поскольку производство, по его мнению, всегда совершается ради потребления, постольку маловероятно, что производитель долгое время будет неосведомлен о падении спроса на его товары. Эти рассуждения Рикардо Маркс называет ребяческой болтовней. Рикардо не понимает, что ка­питалистическое производство ведется не ради потребления, а ради получения прибыли. Если капиталист может выдержать конкуренцию, он будет производить товары независимо от того, сколько их уже имеется на рынке. Разразившиеся вскоре после смерти Рикардо кризисы подтвердили это.

Одним из оснований отрицания кризисов у Рикардо Маркс считает его представление о «метафизическом равновесии покупок и продаж»². Продукты, по расчетам Рикардо, всегда по­купаются за продукты или услуги, деньги являются всего лишь посредником обмена, в сфере обращения осуществляется чисто формальный переход предметов необходимости и роскоши потребителю.

Такое понимание справедливо по отношению к обществу, где имеет место или непосредственная меновая торговля, или общественное плановое производство. Для капиталистического строя, напротив, специфической особенностью оказывается разрыв между куплей и продажей, превращение денег в цель производства, возникновение противоречия между изобилием товаров и возможностью их приобретения массами.

Выявленные различия дают Марксу возможность утверждать, что Рикардо в эпоху господства меновой стоимости сводит представление о богатстве общества исключительно к потребительным стоимостям, не понимает сущности денег и недостаточно учитывает значение сферы обращения. Отождествление капиталистического способа производства с другими, противо­положными ему способами, обнаруженное Марксом у Рикардо,

^{——————————————————}

¹ К. Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, с. 51.

² Там же, ч. II, с. 560.

– 37 –

 

объясняет парадоксальность его вывода о том, что Рикардо, ярко отображая в своих работах сущность капиталистического строя, не понимает ее.

Антиисторизм и связанное с ним непонимание сущности ка­питалистического способа производства Маркс обнаруживает не только у Рикардо, превращающего «по обыкновению поли­тико-экономов... историческое явление в вечный закон»¹, но и у других авторов. Физиократы, по ого мнению, «превращают капиталистическую форму производства в какую-то вечную естественную форму производства» ². Рикардианцы правильно отмечают, что в условиях капиталистического способа производ­ства накопление фондов для дальнейшего развития производ­ства становится специфической функцией капиталиста. Однако отсюда, по мнению Маркса, «дуралей политико-эконом делает тот вывод, что эта операция вообще не могла бы совершаться, если бы она не совершалась в этой антагонистической специфи­ческой форме»³.

Неспособность осознать исторический характер капиталисти­ческого способа производства проявляется также в переносе характеристик развитого капиталистического общества на пред­шествующие стадии развития производства.

Типичным примером является Ричард Джонс, который, го­воря о свободных крестьянах-собственниках Древней Греции, Азии, современной Индии и некоторых европейских стран, оди­наково пользуется в описании их доходов такими понятиями, как «рабочий фонд», «заработная плата». «Это – великолепное представление буржуазной политической экономии, – замечает Маркс, – раз при господстве капитала та часть продукта, кото­рую рабочий присваивает себе самому, является заработной платой, то и та часть продукта любого работника, которую по­требляет он сам, обязательно должна представлять собой заработную плату»⁴.

Отмечая выдающееся значение рикардовской теории ренты, Маркс подчеркивает, что Рикардо неправомерно переносит свои выводы, верные для Англии его времени, на другие историче­ские эпохи и страны⁵. Принципы, регулирующие ренту в этих

^{——————————————————}

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. II, с. 9.

² Там же, ч. I, с. 12.

³ Там же, ч. III, с. 281.

⁴ Там же, с. 432.

⁵ См.: там же, ч. II, с. 336, 363, 513–514.

– 38 –

 

странах, подчеркивает Маркс, не «одни и те же», как это пола­гает Рикардо, а «без сомнения, очень существенно „иные"»¹. Многочисленные факты переноса понятий, присущих капита­листическому способу производства, на другие способы произ­водства свидетельствуют, что специфика их остается вне поля зрения буржуазной политической экономии, а это симптом не­понимания сущности капиталистического способа производства. Абсолютизацию капиталистического способа производства, признание его наилучшим способом накопления можно попы­таться объяснить классовыми интересами буржуазных полит­экономов, но этому противоречат аналогичные представления, обнаруживаемые Марксом у авторов, выступающих с иных классовых позиций. В анализе взглядов Ленгэ, французского экономиста XVIII века, одним из первых изобразившего в по­лемике против буржуазно-либеральных идеалов просветителей тяготы положения наемных рабочих, Маркс отмечает убежден­ность в неизбежности гражданского порабощения, как необхо­димой основы общества². В анализе работ пролетарских про­тивников политэкономов он обращает внимание на их «аске­тизм»– готовность отказаться от материальных благ капита­лизма в пользу «коммунизма нищих». По мнению Маркса, это является доказательством их неспособности представить воз­можность накопления в иных исторических условиях. Представление о капитализме как наилучшем способе на­копления может быть выявлено и у других его критиков. Итак, не классовый интерес, – или не только классовый интерес,– является его причиной. «Эта фикция,– говорит Маркс, – про­истекает вообще из неспособности понять специфическую форму буржуазного производства, а эта неспособность, в свою очередь, проистекает из погруженности в буржуазное производство, представляемое как производство вообще [schlechthin]. Совер­шенно так же человек, исповедующий определенную религию, видит в ней религию вообще (schlechthin), а вне ее усматривает одни только лжерелигии»³.

Маркс вскрывает одно из гносеологических оснований анти­историзма политэкономов – неумение в понятии отделить капи­тал как общественное отношение от его вещественных условий. По мнению Маркса, в представлениях политэкономов они так же переплетаются и, так же неразрывно срослись, как и в го­ловах капиталистов, которые «впадают в двойное, но взаимно-

^{——————————————————}

¹ См.: К. Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 26, ч. II, с. 363.

² См.: там же, ч. 1,.с. 349.

³ Там же, ч. II, С. 588.

– 39 –

 

обусловленное quidproquo»¹. С одной стороны, превращают ка­питал из отношения в вещь – Поскольку определенные вещи необходимы для капиталистического производства, их начинают называть капиталом. С другой стороны, вещи превращают капитал – общественное отношение, представленное в вещах, начинают рассматривать как свойство, присущее самой вещи.

Критика антиисторизма, выявление его связи с непонима­нием сущности капиталистического способа производства, не­сомненно, являются еще одним доказательством проверки Марксом тезиса об отражении общественного бытия обществен­ным сознанием. Видимо, не случаен и тот факт, что отдельные намеки на исторический подход к экономическим явлениям в политэкономии Маркс обнаруживает на вполне определенных этапах ее развития: в период ее зарождения – у Джемса Стюарта и в период ее кризиса – у Рамсея, Джонса, Сисмонди.

О Стюарте Маркс пишет: «Его заслуга в понимании капи­тала основывается на том, что он показал, каким образом про­исходит процесс отделения условий производства, как собст­венности определенного класса, от рабочей силы. Этому про­цессу возникновения капитала Стюарт уделяет много внимания правда, он еще не понимает этот процесс прямо как процесс возникновения капитала, но все же видит в нем условие существования крупной промышленности» ².

Адам Смит процесс возникновения капитализма, анализиру­емый Стюартом, принимает уже в готовом виде. Тем не менее остатки историзма у него сохраняются. В его отказе от трудовой теории стоимости Маркс улавливает искаженное отражение то­го факта, что характер ценообразования при переходе от фео­дализма к капитализму претерпевает большие изменения, носит качественно новый характер. Рикардо, по словам Маркса, да­же не улавливает здесь проблемы.

У Рамсея Маркс обнаруживает намек на понимание того, что капитализм не является необходимой формой общественно­го производства. Сам Рамсей, по словам Маркса, высказывает это лишь в той ограниченной формулировке, что «оборотный капитал» и «заработная плата» были бы излишни, если б основная масса народа не была так бедна, что вынуждена по­лучать свою долю авансом, до того как продукт готов.

Отличительной чертой Джонса, по мнению Маркса, «являет­ся то, чего недостает всем английским экономистам после сэра Джемса Стюарта, а именно: элементы понимания исторического

^{——————————————————}

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, с. 282.

² Там же, ч. I, с. 11.

– 40 –

 

различия способов производства»¹. Он специально исследует исторические превращения форм ренты: от самой примитивной формы барщинного труда до современной фермерской ренты и каждый раз приходит к выводу, что определенной форме труда соответствует определенная форма ренты. Рента в рикардов­ском смысле существует, по мнению Джонса, только в таком обществе, базисом которого является капиталистический спо­соб производства.

И, наконец, у Сисмонди Маркс находит понимание проти­воречий капитализма: с одной, стороны, безудержное развитие производительных сил и увеличение богатства общества, с дру­гой – ограничение основной массы производителей предметами первой необходимости, закономерно ведущие к кризисам. По­вторяющиеся кризисы были одним из важных факторов, укреп­ляющих Маркса в убеждении, что капитализм есть всего лишь преходящая форма производства.

Проведенный анализ показывает, что в процессе создания «Теорий прибавочной стоимости» Марксом, действительно, на материале экономической мысли была исследована зависимость научного познания от практики. С момента появления этой ру­кописи Маркса, при сохраняющейся возможности различной трактовки отдельных ее положений, уже нельзя отрицать, что здесь на конкретном материале доказано положение об опреде­ляющей роли общественного бытия по отношению к обществен­ному сознанию, о глубочайшей детерминированности экономиче­ской науки развитием классовой борьбы и производительных сил.

Маркс отнюдь не занимается непосредственным выведением каждого отдельного положения того или другого политэкономы из его классовых интересов и состояния производительных

сил. Но проведенный им анализ позволяет сделать вывод, что основные этапы в развитии политической экономии оказываются неразрывно связанными с развитием практики.

Постановка проблемы прибавочной стоимости в форме вопроса, «что такое богатство», происходит в процессе решения насущных практических задач и в ожесточенной классовой борьбе, а ограниченный ответ на него предопределен низким уровнем развития производства, преобладанием торгового ка­питала. Следующий исторический шаг в развитии политической экономии – перенос вопроса о прибавочной стоимости из сферы обращения в сферу производства – связан с практической потребностью преодоления экономических трудностей Франции

^{——————————————————}

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, с. 414.

– 41 –

 

второй половины XVIII века, а форма этого вывода – призна­ние производительным исключительно земледельческого труда обусловлена недостаточным развитием промышленности и тор­говли и преобладанием сельского хозяйства. Следующий этап – создание трудовой теории стоимости Смитом, распространение понятия производительного труда с труда исключительно зем­ледельческого на все виды промышленного труда, стал возмо­жен только благодаря широкому развитию промышленности и торговли в Англии, а важнейшее для понимания прибавочной стоимости деление на производительный и непроизводительный труд было прямо связано с классовой борьбой. Последователь­ное проведение закона стоимости Рикардо, сведение ренты к труду направлено против интересов землевладельцев. Оно ста­ло возможным только в условиях Англии начала XIX века, ког­да сельское хозяйство по сравнению со странами Европы и с периодом деятельности Смита уже было подчинено капитали­стическому способу производства. Дальнейшее движение к по­ниманию прибавочной стоимости как закона капиталистиче­ского способа производства связано с осознанием внутренней противоречивости этого способа производства, особенно ярко выявившейся в кризисах, и с постановкой практической задачи перестройки наличных форм деятельности, что возможно только с позиций пролетариата. Буржуазная ограниченность полит­экономов заставляет их отвернуться от уже имеющихся теоре­тических и практических предпосылок создания категории при­бавочной стоимости.

Проведенный анализ позволяет понять, что именно имеет в виду Маркс, рассматривая теорию как отражение действи­тельности, утверждая, что у форм общественного сознания, в том числе и у научного познания, нет собственной истории. Подчеркивая необходимость для научного подхода подняться над узкопрактическими интересами, Марке показывает орга­ническую связь развития науки с развитием практики в ее об­щественном понимании. Все радикальные сдвиги в развитой политической экономии были связаны со стремлением изменить существующее положение вещей; наука указывала практике путь изменения наличной действительности, но когда мы на­чинаем оценивать этапы в развитии науки, то становится оче­видным, что содержание политэкономии является производной от системы социальной деятельности в целом.

Глубина подхода Маркса видна в сравнении с работами других экономистов, причем не столько с теми, кто упускает из виду связь познания с практикой, а сколько с теми, кто её учитывает. В силу специфики объекта исследования политэкономы

– 42 –

 

не могут не касаться связи рассматриваемых ими поло­жений с особенностями исторических этапов и классовой борьбой. Подобные высказывания могут быть обнаружены в классической политэкономии, Маркс отмечает их также у Бланки, Форстера и других авторов, но никто из них не идет дальше простых констатаций, не связывает этот материал с закономер­ностями развития науки вообще. В современных историях эко­номических учений марксистский метод выведения экономиче­ских воззрений из конкретной исторической обстановки взят на вооружение, но характеристика воззрений политэкономов и ха­рактеристика исторической обстановки зачастую оказываются механически соседствующими. Мысль о движении в связи с практикой в узловых пунктах экономической теории не под­черкнута, не выделена, а, скорее, размыта избыточным мате­риалом.

«Теории прибавочной стоимости» свидетельствуют также и о том, что Маркс в объяснении сущности познавательного про­цесса не ограничивается выявленными зависимостями, в чем его иногда упрекают. Не менее важное место занимает в ру­кописи исследование общественной сущности научного позна­ния в смысле его надындивидуальной, коллективной природы, анализ роли преемственности в развитии политической эконо­мии, к выяснению значения которых мы и переходим в следую­щей главе.

– 43 –