Реферат Курсовая Конспект
Рекомендовано Учебно-методическим объединением по образованию в области коммерции, маркетинга - раздел Маркетинг, Учебное Пособие Для Вузов Г.м. Фрумкин Введение В...
|
Учебное пособие для вузов Г.М. Фрумкин
ВВЕДЕНИЕ В СЦЕНАРНОЕ МАСТЕРСТВО
КИНО-ТЕЛЕВИДЕНИЕ-РЕКЛАМА
Рекомендовано Учебно-методическим объединением по
образованию в области коммерции, маркетинга
и рекламы в качестве учебного пособия для студентов,
обучающихся по специальности 350700 — реклама
Москва Альма Матер 2005
Москва Академический Проект 2005
Конфликт - это столкновение...
Великий наш кинорежиссер и теоретик кино С.М. Эйзенштейн (Эйзенштейн СМ. Избранные произведения. М.: Искусство, 1954. Т. 5, С. 291) в одной из своих статей писал: «зрителя прежде всего волнует живая игра страстей: человеческая близость с образами экранного человека, когда этого человека обуревают понятные и близкие ему чувства, перипетии судьбы такого человека в окружении событий, в фазах борьбы, в радостях удач и в печали невзгод...» И далее:
«зритель прежде всего во власти сюжета, событий, перипетий.
Ему не важно, кто написал сценарий. Он видит закат солнца, а не мастерство оператора.
Он плачет вместе с героиней, а не с актрисой, удачно или неудачно исполняющей роль».
Как же добиться того, чтобы зрителя волновала «живая игра страстей»? Чтобы зритель сопереживал тому, что он видит на экране? Для этого действие должно быть напряженным. Оно должно быть драматичным. Что это значит?
Вспомните типичную ситуацию из русских народных сказок и былин. Герой подъезжает к перекрестку трех дорог и видит камень с надписями-предсказаниями: «направо пойдешь... налево пойдешь... прямо...». Ни одно из предсказаний не сулит ничего хорошего. Но герой делает выбор и отправляется навстречу неизвестности.
Действие становится напряженным, драматичным, когда герою (или героям) вашего произведения необходимо сделать жизненно важный выбор — с непредсказуемыми последствиями, о которых он не догадывается. Ему придется преодолевать различные препятствия, вступать в борьбу во имя достижения цели. На своем пути ваш герой испытывает различные перипетии — смену удач неудачами, счастья несчастьем (по Аристотелю!) и наоборот...
Мы воспринимаем события, показанные в любой телепередаче или фильме, или театральном спектакле как напряженные, драматичные чаще всего, если становимся по мере развития действия свидетелями какого-либо противостояния, противоборства, столкновения интересов действующих лиц. То есть, если становимся свидетелями конфликта.
В книгах, посвященных проблемам кинодраматургии (и литературы в целом), вы можете прочесть, что движущей силой сюжета является конфликт. А что такое конфликт?
Итак, в любой передаче, в любом фильме или спектакле нас привлекает драматизм — напряженность действия, когда мы с неослабевающим вниманием следим за судьбой героя или героев и с нетерпением ждем, чем же закончится столкновение, спор, преодоление препятствий, схватка полюбившегося нам героя с его противником. Схватка — не обязательно драка (в буквальном смысле слова), но обязательно какие-то действия, поступки, речи персонажей произведения, противостоящих друг другу или обстоятельствам жизни. Конфликт — это и есть столкновение. Конфликты могут быть самыми разнообразными. Иногда это два или несколько персонажей-противников. Иногда это герой и враждебное ему общество в целом. Иногда это герои и противостоящие им силы природы. Несоответствие между идеалом художника (автора) и действительностью. Несовпадение желаний, самооценки и возможностей персонажей, и т. д., и т. п. Конфликт зарождается, развивается, разрешается примирением конфликтующих сторон или катастрофой. Конфликтов в произведении может быть два, три, даже много — целая линия конфликтов.
А что же является причиной конфликта? Она и проста, и бесконечно сложна одновременно. Это точка зрения героев произведения на жизнь, которая описана в произведении. На жизнь вообще, друг на друга, на конкретные житейские обстоятельства. Это оценка героем мира вокруг него и себя самого в том мире, и оценка автором героя и окружающего его мира. Конфликт — это столкновение различных точек зрения. Столкновение, которое выражено в действиях — поступках и речах героев фильма или передачи.
Приведу пример из классического романа — лермонтовского «Героя нашего времени».
Мы видим в этом романе совершенно несхожие точки зрения на жизнь: рассказчика, который якобы случайно прочел тетради Печорина, самого Григория Александровича Печорина, Максима Максимыча, Грушницкого, княжны Мери... А еще доктора Вернера, Веры, драгунского капитана, контрабандистов из «Тамани», поручика Вулича из «Фаталиста» и других персонажей. В некоторых случаях точки зрения совпадают (Печорин и доктор Вернер), в некоторых случаях находятся в разных плоскостях (Печорин и Максим Максимыч), в некоторых — враждебны друг другу (Печорин и Грушницкий с драгунским капитаном).
Столкновение, вызванное различными точками зрения, — Печорина и Грушницкого, Печорина и современного ему общества, — закончилось гибелью Грушницкого и, в конечном счете, самого Печорина.
Обратите внимание: в серьезном произведении литературы мы имеем дело с многоголосьем точек зрения, с их полифонией (понятие «полифония» ввел в литературоведение М.М. Бахтин). Но для нас не менее важна и точка зрения автора. Иной раз она выражена открыто — на многих страницах «Войны и мира», например. Иногда носителем авторской точки зрения является герой, главный или второстепенный, — Онегин, Печорин, Чацкий, Пьер Безухов, Алеша Карамазов. Но, как правило, это не позиция автора в буквальном смысле, а какая-то очень важная точка зрения, либо существующая в обществе, либо отражающая какую-то сторону сложной точки зрения автора.
И когда вы, например, работаете над сценарием экранизации, то, штудируя какое-либо прозаическое, драматическое (реже — поэтическое) произведение, чтобы потом написать по нему сценарий, вы постигаете, что в этом произведении возможно несколько независимых точек зрения. Подчас столько же, сколько персонажей, плюс точка зрения автора. Во-первых, не понимая точки зрения автора, не выработаешь собственной точки зрения на то, о чем собираешься писать в сценарии, а во-вторых, пока сценарий не написан, вы еще не знаете, нужен ли автор как персонаж будущих передачи или фильма. Точки зрения проявляются в том, повторяю, как тот или иной герой оценивает окружающую действительность и себя в ней.
Со всем этим сценарист вынужден считаться. Ему приходится решать, где именно и когда именно будет происходить действие в каждом эпизоде, учитывая, как это может повлиять на поведение и реакцию героев. Сценарист не может не думать над задачей еще более сложной: если различие в точках зрения персонажей и есть причина конфликта (который, напомню, — «движущая сила сюжета»), то какие точки зрения необходимо сохранить в сценарии, может быть, даже отвести им пропорционально больше места, чем отведено было в романе, а какими можно пренебречь?! Позиции каких героев важнее и в то же время интереснее, занимательнее — с экранной точки зрения?
Даль свободного романа...
Помните у Пушкина?
«...И даль свободного романа / Я сквозь магический кристалл / Еще неясно различал...»
Когда вы садитесь за письменный стол, чтобы приступить к созданию сценария, вы вдруг начинаете понимать, что для вас почти неразличима «даль» вашего сценария, потому что вы никак не можете до конца, до последней черты разглядеть «даль свободного романа»!..
Вроде бы все ясно — вам до мельчайших подробностей знакомы герои, факты их жизни и жизненная позиция (точка зрения) каждого, события, которые происходили в романе и должны происходить в сценарии (а потом и в передаче или фильме), все ясно, — а кирпичики-то рассыпаются! Не складываются.
Вы уже понимаете, что сюжет и фабула романа не совпадают и не могут совпадать с сюжетом и фабулой экранизируемого произведения хотя бы потому, что пространство романа или больше, или меньше (чаще всего гораздо больше) пространства сценария. Но это еще не все.
Очень может быть, что какие-то сцены, прекрасно написанные хорошим писателем, в которых поступки героев объяснены и мотивированы во множестве реплик и отступлений, или просто логично и крепко «сцепленные» с другими сценами романа, перенесенные на страницы сценария (а в перспективе — на экран),оказываются гораздо менее интересными. А то и просто скучными! Или, хуже того — воспринимаются как фальшивые! Они словно не хотят становиться эпизодами сценария.
И тут уж ничего не поделаешь — надо искать какой-то иной выход, какие-то иные варианты, что-то придумывать...
В такой ситуации сценаристы оказываются не так уж редко. Даже скорее часто, чем редко.
Вот наглядный пример: режиссеры братья Васильевы задумали написать сценарий и поставить фильм по книге Д.А. Фурманова «Чапаев». Как известно, эта книга и этот фильм стали классикой литературы и кинематографа советского периода истории нашей страны. Как пишет кинокритик и литературовед Д. Писаревский, исследовавший творчество братьев Васильевых, «Второе, экранное рождение "Чапаева"... дает поучительный пример подлинно творческого отношения мастеров кино к литературной классике» (Киносценарии. Альманах. М., 1986. № 2. С. 174).
Как же выразилось это «подлинно творческое отношение» в сценарии и в фильме?
Было пять вариантов сценария. Первоначальным материалом для них послужили книга и военные дневники Д.А. Фурманова и сценарий, написанный вдовой писателя А.Н. Фурмановой в соавторстве с В. Трофимовым, опять же, по книге. Сценарий был плохим, неинтересным. Васильевы решили сами написать сценарий для себя. И вот, вчитываясь в фурмановские тексты, они поняли: сцены, волнующие читателя, могут вовсе не взволновать зрителя! Это не те кирпичики, из которых можно сложить здания сценария и фильма, не всякую сцену в книге можно использовать как эпизод сценария.
Задача Васильевым была ясна: показать Гражданскую войну с ее героической и благородной стороны, создать противоречивый, но героический и благородный образ легендарного полководца Чапаева так, как это сделал Д.А. Фурманов. Но книжные страницы не превращались в кинокадры... Их «литературная ткань, — по выражению Д. Писаревского, — не поддавалась не посредственному переводу на язык кинематографических, зримых образов». И братья Васильевы «пошли своим путем».
Как пишет Д. Писаревский, «хотя братья Васильевы в титрах своего фильма подчеркнули, что он поставлен не по книге и даже не по ее мотивам, а по "материалам Д.А. Фурманова и А.Н. Фурмановой", главным из этих материалов все же была книга».
Но!..
«Фильм по составу событий и действующих лиц во многом от нее отличается. Из 57 его сцен только 4 (столкновение с ветеринарами, речь Чапаева на митинге, нападение на Лбищенск и гибель героя) почерпнуты непосредственно из книги и, хотя и в измененном виде (выделено мной — Г.Ф.), вошли в фильм. 53 сцены написаны заново. В фильме появились действующие лица (пулеметчица Анна, бородатый крестьянин, партизан-верзила и др.), которых не было в книге. В ней не было ни белогвардейского полковника Бороздина, ни его денщика Петровича, ни заносчивого поручика — писатель по другую сторону баррикад не заглядывал». Чем же объясняется невероятный, неповторимый успех «Чапаева», сравнимый разве что с успехом «Броненосца "Потемкин"» С. Эйзенштейна? Почему зрителю не приходило в голову сравнивать кадры фильма со страницами книги? Почему не слышно было возмущенного «А в книге — не так!..»?
Да, фильм был талантливый. Да, фильм соответствовал настроению масс. Да, фильм посмотрело гораздо больше зрителей, чем было читателей у книги (статистики такой нет, но я в этом уверен). Но дело еще и в том, что братья Васильевы, использовав всего около семи процентов сцен, написанных ДА. Фурмановым, полностью оставили в фильме самое главное, то, что Л.Н. Толстой определил как «единство самобытного и нравственного отношения к предмету». Просто занимательная картина на военную тему не «прошла» бы, таких картин, где рвались снаряды, а главный герой скакал с шашкой в руке, было немало. Но братьям Васильевым удалось передать идейную суть книги, ее «самобытное... нравственное отношение к предмету» — к Гражданской войне, к новым национальным героям-борцам за «светлое будущее», к ее поощряемым «сверху» романтическим легендам и мифам. А такое же «отношение к предмету» было характерно для большей части зрителей. И даже те, кто понимал всю тщетность усилий борцов за светлое будущее, понимали также, что для Гражданской войны характерны были вышедшие из народа полководцы-правдоискатели — такие, каким предстал в фильме Чапаев в исполнении Б.А. Бабочкина.
И возникает вопрос: когда вы пишете сценарий по книге, особенно по книге известной, в какой мере вы можете опираться на собственное воображение, на домысел?
Как говорится, «вопрос хоро-о-о-ший!..» Я думаю, тут невозможны какие-либо точные определения. Эта мера определяется лишь вкусом сценариста. Его пониманием литературы и экранного искусства именно как искусства.
Замечено, что попытки максимально близкого к первоисточнику, буквального переложения произведения литературы на язык кино или телевидения почти все заканчивались творческой неудачей. Например, известный фильм талантливого сценариста и режиссера И. Анненского «Княжна Мэри», в котором дословно были использованы все лермонтовские диалоги, и, кроме того, лермонтовские же тексты читались за кадром. Фильм и критики, и зрители признали неудачным — еще раз было подтверждено, что невозможно буквально перевести литературное произведение с языка литературы на язык кино. Это все равно, что ограничиться, переводя стихотворение с одного языка на другой, подстрочным переводом. Что-то останется, какой-то намек, но душа стихотворения умрет...
Когда-то, еще в 30-е годы, французский режиссер Жан Ренуар поставил фильм по знаменитому роману Гюстава Флобера «Мадам Бовари». Лента, по его собственному признанию, получилась неудачной. И размышляя над тем, как следовало бы поставить фильм, он писал:
«Я отошел бы от романа настолько, насколько это нужно для придания фильму достаточной кинематографической динамики. ...Это не было бы копией романа Флобера, но это был бы лучший фильм, чем тот, который я сделал».
А вот что писал о своей работе над классикой другой известный французский режиссер Кристиан Жак, поставивший «Пармскую обитель» по роману Стендаля:
«Экранизировать высокохудожественное произведение литературы — значит не только сократить его до размеров фильма, не только перевести его на язык другого искусства или — будем скромнее — другого ремесла, но и найти в нем источник вдохновения. Это значит, проникнуться тем эмоциональным настроением, той творческой фантазией, благодаря которой с восторгом узнаешь, что книга не исчерпала таящихся в ней богатств. Это значит, руководствоваться духом произведения, совершать те предательства по отношению к его букве, которые окажутся необходимыми...»
И далее Кристиан Жак расшифровывает, какие именно «предательства по отношению к букве» произведения совершали кинематографисты.
«...Мы отказывались от действующих лиц, поступков, описаний, целых эпизодов. Каюсь, даже выдумывали... ...Мы сделали все от нас зависящее, чтобы быть столь же непринужденными, как Стендаль, и именно в его манере!»
Как видите, Жан Ренуар сожалел, что не «отошел от романа настолько, насколько это нужно для придания достаточной кинематографической динамики». А Кристиану Жаку приходилось «...отказываться от действующих лиц, поступков, описаний... даже выдумывать», потому что сама «книга не исчерпала всех таящихся в ней богатств», чтобы «быть столь же непринужденными, как Стендаль, и именно в его манере».
Опыт братьев Васильевых, опыт С. Бондарчука, опыт Кристиана Жака и многих других авторов удачных экранизаций доказывает, что воображение, фантазия, творческая самостоятельность вовсе не противопоказаны сценаристу, взявшемуся за экранизацию произведения художественной литературы. Позволю себе два вывода.
Первый. Сценарист имеет право на домысел, если рожденные его воображением, придуманные им эпизоды, фабульные «повороты», персонажи и т. д., и т. п. не противоречат «самобытному... нравственному отношению к предмету», заложенному в литературном произведении, духу этого произведения, его идейно-философской сути и стилистике. Хотя, напоминаю, все мы разные люди и по-разному воспринимаем даже великие произведения. Но есть и объективные вещи. Например, в фильме режиссера С. Самсонова по рассказу А.П. Чехова «Попрыгунья» сценарист отправил доктора Коростелева на эпидемию холеры в деревню. Этого нет в чеховском рассказе, но такой эпизод и характерен для чеховского творчества, и вполне соответствует образу доктора Коростелева.
Второй вывод. Не включая воображения, ничего не придумывая, вообще невозможно написать хороший сценарий по литературному произведению. Во всяком случае, я не знаю ни одного противоположного примера. Вот великий фильм по великой трагедии — фильм Г. Козинцева «Гамлет». Если помните, у Шекспира Гамлет впервые появляется в дворцовой зале, где Клавдий объявляет о женитьбе на королеве Гертруде, матери Гамлета и т. д. У Козинцева же Гамлет впервые предстает перед зрителем в Прологе во главе кавалькады всадников. Он скачет из Виттенберга в замок Эльсинор. У Шекспира трагедия заканчивается тем, что принц Фортинбрас распоряжается: «Пусть Гамлета к помосту отнесут, как воина, четыре капитана»... У Козинцева четыре капитана несут носилки с телом Гамлета на фоне замка.
У Сергея Юткевича в фильме «Отелло» мы видим главного героя на борту корабля, плывущего на всех парусах по морю, и морской ветер обвевает его лицо. У Шекспира, естественно, нет в ремарках ни корабля, ни моря.
Если бы меня спросили, в чем секрет сценариев по литературным произведениям, в чем секрет экранизации, я бы ответил так: в том, чтобы разглядеть эту самую «даль свободного романа»...
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аллахвердова О. и др. Конфликтология. СПб.; Лань, 1999.
2. Бабак М.М. Документ — сценарий — фильм. М.: ВГИК, 1989.
3. Белова Л. Сквозь время. Очерки истории советской кинодраматургии. М.: Искусство, 1978.
4. Габрилович Е.И. Вопросы кинодраматургии. М.: ВГИК, 1984.
5. Голядкин Н.А. Творческая телереклама. М.: Институт истории и социальных проблем телевидения, 1998.
6. Кромптон А. Мастерская рекламного текста / Пер. с англ. М.: Издательский дом «Довгань», 1998.
7. Кулешов Л.В. Основы кинорежиссуры. Репринт. М.: ВГИК, 1995.
8. Лотман Ю., Цивьян Ю. Диалог с экраном. Таллинн: Александра, 1994.
9. Митта А. Кино между адом и раем. М.: ЭКСМО-Пресс Подкова, 2002.
10. Парандовский Ян. Алхимия слова. М.: Прогресс, 1972.
11. Паустовский К.Г. Золотая роза: психология творчества. М.: Педагогика, 1991.
12. Погожева Л.П. Из книги в фильм. М.: Искусство, 1961.
13. Ржешевский А.Г. Жизнь. Кино. М: Искусство, 1982.
14. Саппак В.С. Телевидение и мы. М.: Искусство, 1968.
15. Телевизионная журналистика. Учебник. М.: МГУ, 1994.
16. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977.
17. Уолтер Р. Кино и теледраматургия как искусство, ремесло и бизнес. Реферат. М.: ИПК ТВ и радио, 1993.
18. Успенский Б.А. Семиотика искусства. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995.
19. Фрейлих СИ. Теория кино. От Эйзенштейна до Тарковского. М.: Искусство, 1992.
20. Шкловский В.Б. За сорок лет. Статьи о кино. М.: Искусство, 1965.
21. Юренев Р.Н. Сергей Эйзенштейн. Замыслы. Фильмы. Метод. М.: Искусство, 1985.
22. Юренев Р.Н. Краткая история киноискусства, М.: Академия, 1997.
Юткевич С. Контрапункт режиссера. М.: Искусство, 1960.
– Конец работы –
Используемые теги: Рекомендовано, Учебно-методическим, объединением, образованию, области, коммерции, маркетинга0.106
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Рекомендовано Учебно-методическим объединением по образованию в области коммерции, маркетинга
Если этот материал оказался полезным для Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов