ВВЕДЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИЕ

КРАСНОДАРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ КУЛЬТУРЫ И ИСКУССТВ

 

 

Кафедра методики и практики преподавания иностранных языков и культур

 

Л. П. Лобковская

 

 

ВВЕДЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИЕ

для студентов дополнительной квалификации

“Переводчик в сфере профессиональной коммуникации”.

 

(методическое пособие)

 

Краснодар 2009

Данное пособие предназначается для студентов дополнительной квалификации “Переводчик в сфере профессиональной коммуникации” и имеет целью познакомить студентов с основами науки о языке, расширить и углубить их лингвистический кругозор, дать представление об основных лингвистических терминах, выработать первые навыки лингвистического наблюдения и лингвистического анализа. Пособие может быть использовано как для аудиторной, так и для самостоятельной работы студентов.

 

 

Рецензенты: Ветошкина З.А. к.ф.н., доцент

Севрюгина Н.И. к.с.н., доцент

 

Пояснительная записка.

Данное методическое пособие содержит планы семинаров и самостоятельной работы студентов с вопросами самоконтроля. Основные теоретические вопросы,… При подготовке пособия автор исходил не только из своего опыта чтения данного…  

Языком обладают только люди — это вторая сигнальная система, которой нет у животных.

На земном шаре существуют тысячи различных языков. И все же мы говорим не только о «языках», но также о «языке» — челове­ческом языке как о чем-то… Каждый язык — достояние какого-то коллектива и тем самым — явление… Языковедение (языкознание, лингвистика) — наука, изуча­ющая языки (в принципе — все существующие, когда-либо…

Тема 2. Язык как знаковая система (2 часа).

Что такое знак?

В фантастических «Путешествиях Гулливера», написанных Дж. Свифтом, рассказывается об удиви­тельных людях, которые решили обходиться без языка и вели бесе­ды не с помощью слов, а с помощью самих предметов, предъявля­емых «собеседнику». Фантазия Свифта наделила каждого такого мудреца большим мешком, в котором он носил с собой все предме­ты, нужные для «разговора». В действительности обмен информа­цией в человеческом обществе строится на другом, прямо противо­положном принципе: адресату сообщения предъявляются вовсе не предметы, о которых идет речь, не те или иные «реальности», слу­жащие темой сообщения, а некие заместители этих реально­стей, представители их, вызывающие в сознании образ, представ­ление или понятие об этих реальностях, в частности, и тогда, когда самих этих реальностей поблизости нет. Адресату сообщения предъявляется не А, о котором идет речь, а некое В, являющееся «представителем» этого А для сознания адресата. Вот это В, заме­щающее и представляющее А, мы и называем знаком.

Впрочем, эта формула является слишком широкой, и в нее нужно внести одно уточнение. Ведь нас интересуют знаки, используемые в процессе человеческого обмена информацией, осуществляемого его участниками сознательно, преднамеренно и целенаправленно. Тучи на небе можно в каком-то смысле назвать «представителем» прибли­жающегося дождя, и они могут быть для человека своего рода «зна­ком». Восприняв этот «знак», человек сделает практические выводы (например, отправляясь из дому, захватит с собой зонт). Но в этом случае нет ситуации общения: нет «отправителя сообщения», нет и «адресата», для которого сообщение предназначалось. Здесь поэто­му правильнее говорить не о «знаке», а о признаке, или симптоме. Симптом хотя и позволяет наблюдателю делать определенные выво­ды, но вовсе не предназначен специально для получения таких вы­водов. Знак же в собственном смысле имеет место лишь тогда, когда что-то (некое В) преднамеренно ставится кем-то вместо чего-то другого (вместо А) с целью информировать кого-то об этом А.

Во всех случаях преднамеренного обмена информацией мы име­ем дело с такого рода знаками. Портфель, случайно забытый на сту­ле в аудитории, — не знак (хотя и признак того, что там кто-то был); портфель же, сознательно положенный на стул, может служить зна­ком того, что место занято. Все системы средств, используемых че­ловеком для обмена информацией, являются знаковыми, или семи­отическими, т. с. системами знаков и правил их употребления. На­ука, изучающая знаковые системы, называется семиотикой или семиологией (от др.-греч. sema 'знак').

Язык не составляет исключения из общего правила. Он тоже зна­ковая система. Но он — самая сложная из всех знаковых систем.

Примерами относительно простых систем могут служить железнодорожный семафор, светофоры разных типов, дорожные знаки, информирующие водителей о тех или иных особенностях пред­стоящего отрезка пути либо предписывающие или запрещающие выполнение каких-то действий. Рассматривая эти и некоторые дру­гие подобные системы, мы можем сделать следующие наблюдения:

1. Все знаки обладают материальной, чувственно воспринимаемой «формой», которую иногда называют «означающим», а мы будем называть «экспонентом знака». В наших примерах экспоненты (поднятое или опущенное крыло семафора, красный, зеленый или желтый огонь светофора, то или иное изображение на куске жести) доступны зрительному восприятию. В других случаях экспонент воспринимается слухом (на­пример в телефоне — непрерывный гудок низкого тона, частые гудки высокого тона и т. п.), осязанием (буквы шрифта для слепых), в принципе возможны системы, использующие обонятельные и вкусовые экспоненты. Существенно только то, чтобы экспонент был так или иначе доступен восприятию человека, т. е. чтобы экспонент был материальным.

2. Материальный, чувственно воспринимаемый объект (или материальное «событие» — например, гудок в телефонной трубке) только в том случае является экспонентом какого-то знака, если с этим
объектом (или событием) связывается в сознании общающихся та
или иная идея, то или иное «означаемое», или, как мы будем говорить, содержание знака (ср. приведенный выше пример с двумя портфелями — случайно забытым и положенным на стул сознательно).

3. Очень важным свойством знака является его противопоставленность другому или другим знакам в рамках данной
системы. Противопоставленность предполагает чувственную раз­личимость экспонентов (например, поднятое крыло — опущенное крыло семафора) и противоположность или, во всяком случае, раз­личность содержания знаков (в нашем примере: 'путь открыт' — 'путь закрыт'). Из факта противопоставленности знаков вытекает, что не все материальные свойства экспонентов оказываются оди­наково важными для осуществления их знаковой функции: в пер­вую очередь важны именно тс свойства, по которым эти экспоненты отличаются друг от друга, их «дифференциальные при­знак и». Некоторые же свойства оказываются и вовсе несуществен­ными. Так, неважно, будет ли зеленое стекло в светофоре иметь оттенок, чуть более близкий к голубому или к желтому (но важно, чтобы оно достаточно отличалось от желтого стекла), будут ли зе­леное, желтое и красное стекла расположены вертикально, одно над другим, или, как в некоторых светофорах, горизонтально и т. д. Противопоставленность знаков ярко проявляется в случае так на­зываемого нулевого экспонента, когда материальное, чув­ственно воспринимаемое отсутствие чего-либо (объекта, события) служит экспонентом знака, поскольку это отсутствие противопо­ставлено наличию какого-то объекта или события в качестве экс­понента другого знака. Так, включение левой или правой «мигал­ки» является знаком поворота автомобиля соответственно налево или направо, а невключение «мигалки» есть нулевой экспонент, пе­редающий содержание 'еду прямо'.

4. Установленная для каждого данного знака связь между его экс­понентом и содержанием является условной, основанной на сознательной договоренности. Она может быть чисто условной: например, связь между зеленым цветом и идеей 'путь свободен'. В других
случаях связь между экспонентом и содержанием может быть в большей или меньшей степени мотивированной, внутренне обоснованной, в частности, если экспонент имеет черты сходства с обозначаемым предметом или явлением. Элементы такой изобразительной, наглядной мотивированности находим в некоторых дорожных
знаках (например, изображение бегущих детей, зигзага дороги, поворота и т. д.).

5.Что касается содержания знака, то его связь с обозначаемой
знаком действительностью носит принципиально иной характер.
Содержание знака есть отражение в сознании людей, использующих этот знак, предметов, явлений, ситуаций действительности,
причем отражение обобщенное и схематичное. Так, знак
извилистой дороги (изображение зигзага) в каждом конкретном случае своего использования указывает на реальные извилины данной
конкретной дороги, вообще же (потенциально) относится к любой
извилистой дороге, к классу извилистых дорог, обозначает самый
факт извилистости дороги как общую идею, в отвлечении от частного и конкретного. Этим содержанием знак обладает также и тогда,
когда никакой извилистой дороги поблизости нет (например, в учебной таблице дорожных знаков).

Членение речевого высказывания (текста) и основные единицы языка

Будучи средством общения, язык с необходимостью пред­ставляет собой систему знаков и правил оперирования этими знака­ми.

Отдельное высказывание составляет основную единицу речевого общения. Как в любых случаях общения, в высказывании раз­личают две стороны: 1) «план выражения» и 2) «план содержания». План выражения — это звуковая, материальная сторона вы­сказывания, воспринимаемая слухом (а при письменной передаче высказывания — материальная последовательность начертаний, вос­принимаемая зрением). План содержания — это выраженная в высказывании мысль, содержащаяся в нем информация, те или иные сопровождающие эту информацию эмоциональные моменты. План выражения и план содержания изучаются в языковедении в тесной связи друг с другом.

Высказывание членится на предложения, следующие друг за дру­гом, либо состоит из одного предложения.

Предложение, в свою очередь, членится дальше на какие-то значащие части. Наиболее привычными для нас значащими элемен­тами в составе предложения являются слова. Но слово даже в пределах одного, а тем более при сравнении между собой разных языков оказывается единицей очень неопределенной как с точки зре­ния своей структуры и своих формальных признаков, так и с точки зрения своего смыслового содержания. В частности, есть слова «зна­менательные» («полнозначные»), называющие те или иные явления реальной действительности (предметы, процессы, свойства предме­тов и т. д.) или их отражения в сознании людей, и слова служебные (как иногда говорят, «формальные») — предлоги, союзы, артикли, вспомогательные глаголы и т. д., выражающие смысловые и / или грамматические связи и отношения. Нисколько не отрицая важно­сти слова, сосредоточим сперва наше внимание на другой, более эле­ментарной единице, именно на минимальной значащей единице, чет­ко характеризуемой уже самим этим признаком минимальности, не­разложимости на более мелкие значащие части. Такой единицей является в речи, в тексте так называемый м о р ф, а в системе язы­ка — соответственно морфема (от др.-греч. morphe 'форма'). Мор­фы и морфемы — это, в частности, известные каждому из школы значащие части слова, такие как корень, приставка, суффикс, окон­чание.

Рассмотрим пример: Ворон к ворону летит, Ворон ворону кричит. - Лексема «ворон» представлена четыре раза (четырьмя «словоупот­реблениями»); так, два раза (т. е. двумя морфами) представлена в этом примере морфема -у — окончание дат. п. ед. ч.; два раза (двумя мор­фами) — морфема -т — окончание 3-го лица в глаголе и четыре раза (четырьмя морфами) — корневая морфема ворон-. Морфом и соот­ветственно морфемой является и отдельное слово, если оно не чле­нится на значащие части. В нашем примере такой случай представ­ляет предлог к. Минимально предложение может содержать в себе одно слово (например, предложение Замолчи!), и это слово может быть одноморфемным (например, Стоп!).

Все значащие элементы внутри предложения, вплоть до морфа и морфемы, обладают, как и предложение, планом выражения и пла­ном содержания. Например, у морфемы -у (в форме ворону) план выражения представлен звуком «у», реализованным в определенной точке речевой цепи, а план содержания есть значение дательного падежа единственного числа. Обладая двумя указанными планами, и слово и морфема являются, как и предложение, двусторонним и единицами: слово в тексте и морф — двусторонние единицы речи, а лексема и морфема — двусторонние единицы языка.

И в речи, и в языке, кроме двусторонних единиц, существу­ют единицы односторонние. Таковы звуковые единицы, выде­ляемые в плане выражения и связанные с содержанием лишь кос­венно. В русском и в большинстве других языков отрезок речевого потока, соответствующий одному морфу, может члениться дальше на отдельные звуки, или ф он ы (от др.-греч. phone 'звук, голос'). Например, отрезок рук-, соответствующий корню слова рука, чле­нится на три фона —р, у и к. Однако значение корня рук- не разлага­ется, конечно, на какие-либо элементы, которые можно было бы со­отнести с каждым из этих трех фонов. Иными словами, нельзя отве­тить на вопрос: «Что значит/» (или что значит у или к) в слове рука (или в корне рук-)"?» По отдельности ни р, ни у, ни к здесь ничего не «значат», значение имеет только все сочетание р + у + к в целом. Фонам, выделяемым в потоке речи, в системе языка соответствуют фонемы. Фоны — конкретные экземпляры фонем. Так, в произне­сенном кем-либо слове мама — четыре фона, но только две фонемы (м и а), представленные каждая в двух экземплярах.

Языковыми знаками можно считать, конечно, толь­ко значащие, двусторонние единицы, и прежде всего слово (лексему) и морфему. Значение, выражаемое словом или морфемой, есть содержание соответствующего знака. Материальным экспонентом знака является звучание (вообще, план выражения) слова или мор­фемы. В частном случае экспонент может быть нулевым: например, отсутствие окончания в форме ворон есть показатель значения име­нительного падежа единственного числа (ср. другие формы того же слова — ворона, ворону, вороном, вороны, снабженные положитель­ными, т. е. ненулевыми, окончаниями). Высшая языковая единица — предложение — чаще всего есть некая комбинация языковых знаков, создаваемая по определенной модели в процессе порож­дения высказывания.

Фонемы, будучи единицами односторонними, не являются знака­ми, но служат «строительным материалом» для знаков, точнее — для экспонентов знаков. Известный языковед Луи Ельмслев (1899-1965) называл фонемы «фигурами плана выражения», «фигура­ми, из которых строятся знаки».

Многоярусность языковой структуры обеспечивает существен­ную экономию языковых средств при выражении раз­нообразного мыслительного содержания. Всего из нескольких де­сятков фонем, с помощью их различных комбинаций, язык создает экспоненты для тысяч морфем (для многих сотен корней, для де­сятков префиксов, суффиксов и окончаний). Сочетаясь различным образом, морфемы составляют уже сотни тысяч слов со всеми их грамматическими формами. Поистине, как говорил Ельмслев, «язык организован так, что с помощью горстки фигур и благодаря их все новым и новым расположениям может быть построен легион зна­ков». Но экономия языковых средств особенно наглядно выступа­ет при построении высказывания. Комбинируясь по-разному в за­висимости от содержания нашей речи, слова образуют уже мил­лионы и миллиарды предложений. Так многоярусность языковой структуры делает язык очень экономичным и гибким орудием, обеспечивающим удовлетворение выразительных потребностей общества.

Естественные и искусственные языки

Знаки, входящие в состав языков как средств коммуникации, в обществе называются знаками общения. Знаки общения делятся на знаки естественных языков и знаки искусственных знаковых систем (искусственных языков).

Знаки естественных языков состоят как из звуковых знаков, так и соответствующих им знаков письма (рукописных, типографских, машинописных, принтерных, экранных).

В естественных языках общения - национальных языках - в более или менее явной форме существуют правила грамматики, а правила смысла и употребления - в неявной форме. Для письменной формы речи существуют также закрепленные в сводах и справочниках правила орфографии и пунктуации.

В искусственных языках как правила грамматики, так и правила смысла и употребления задаются в явной форме в соответствующих описаниях этих языков.

Искусственные языки возникли в связи с развитием науки и техники, они применяются в профессиональной деятельности специалистов. К искусственным языкам относятся системы математических, химических символов. Они служат средством не только общения, но и выведения нового знания.

Среди искусственных знаковых систем можно выделить кодовые системы, предназначенные для кодирования обычной речи. К ним относятся азбука Морзе, морская флажковая сигнализация букв алфавита, различные шифры.

Особую группу составляют искусственные языки, предназначенные для управления работой компьютерных систем, - языки программирования. Они имеют строгое системное устройство и формализованные правила соотнесения кодовых знаков и смысла, предусматривающие выполнение компьютерной системой именно тех операций, которые требуются.

Знаки искусственных языков могут сами составлять тексты или включаться в состав письменных текстов на естественном языке. Многие искусственные языки имеют международное употребление и включаются в тексты на разных естественных национальных языках. Разумеется, знаки искусственных языков уместно включать только в тексты, адресованные специалистам, знакомым с этими языками.

Естественный звуковой язык людей является самой полной и совершенной из всех систем общения. Другие знаковые системы, созданные человеком, воплощают лишь некоторые из свойств естественного языка. Эти системы могут значительно усиливать язык и превосходить его в каком-либо одном или нескольких отношениях, но одновременно уступать ему в других.

Так, например, система математических символов превосходит естественный язык краткостью записи информации, минимальностью знаков кода. Языки программирования характеризуются четкостью правил и однозначным соответствием смысла и формы.

В свою очередь, естественный язык отличается значительно большей гибкостью, открытостью и динамичностью.

Естественный язык применим для описания любых ситуаций, в том числе тех, которые еще не были объектом описания с помощью данного языка.

Естественный язык позволяет говорящему порождать новые и при этом понятные для собеседника знаки, а также использовать существующие знаки в новых значениях, что невозможно в искусственных языках.

Естественный язык известен в рамках всего национального общества, а не только узкому кругу специалистов.

Естественный язык быстрее приспосабливается к многообразным потребностям межличностного взаимодействия людей и потому является основным и в целом незаменимым средством человеческого общения.

Тема 3. Понятие о системе и структуре языка (2 часа).

Казалось бы, слова система и структура имеют одно и то же значение, являются синонимами. И действительно, эти термины нередко заменяют друг друга, хотя совпадают не во всех своих значениях. В «Тол­ковом словаре русского языка» отмечается, что слово система — греческое по происхождению (буквально означает 'целое из составных частей'), а слово структура — латинское по происхождению (обозначает 'строение', 'располо­жение'); слово система имеет больше значений и в одном из них совпадает со значением слова структура: «4. Устройство, струк­тура, представляющая собой единство закономерно расположенных и функционирующих частей (книжн.)».

Когда мы говорим система языка или структура языка, то подчеркиваем, что язык имеет внутренний порядок, организацию своих частей в единое целое. Однако мы го­ворим структура слова, но система склонения. Следовательно, системность и структурность характеризуют язык и его единицы как единое целое с разных сторон.

Система языка — это инвентарь его единиц, объеди­ненных в категории и ярусы по типовым отношениям; струк­туру языка образуют отношения между ярусами и частями единиц; следовательно, структура языка — лишь один из призна­ков системы языка. Единица языка, категория языка, ярус языка, языковые отношения — эти понятия не совпадают, хотя они все важны для раскрытия понятия системы языка.

Единицы языка — его постоянные элементы, отличаю­щиеся друг от друга назначением, строением и местом в системе языка. По своему назначению единицы языка делятся на номинативные, коммуникативные и строевые. Ос­новной номинативной единицей является слово (лексема), коммуникативной — предложение. Строевые единицы языка служат средством построения и оформления номинативных и коммуникативных единиц; строевыми единицами являются фонемы и морфемы, а также фор­мы слов и формы словосочетаний.

Единицы языка распределяются по категориям иярусам языка. Категории языка — это группы однородных единиц языка; объединяются категории на основе общего, категориального при­знака, обычно семантического. Так, в русском языке имеются такие категории, как время ивид глагола, падеж и род имени (существительного и прилагательного), категория собирательности. Например, категория собирательности — это группа имен суще­ствительных (типа белье, детвора, студенчество) со значением соби­рательности и особыми суффиксами; собирательные существитель­ные не имеют форм множественного числа.

Ярус языка — совокупность однотипных единиц и ка­тегорий языка. Основными ярусами являются фонетиче­ский, морфологический, синтаксический и лексический. Как единицы внутри категории, так и кате­гории внутри яруса связаны друг с другом на основе типовых отношений. Языковые отношения — это те взаимосвязи, ко­торые обнаруживаются между ярусами и категориями, единицами иих частями. Основными типами отношений являются пара­дигматические и синтагматические, ассо­циативные и гипонимические (иерархические).

Парадигматические отношения — это те отношения которые объединяют единицы языка в группы, разряды, категории. На парадигматические отношения опираются, напри­мер, система согласных, система склонения, синонимический ряд. При использовании языка парадигматические отношения позво­ляют выбрать нужную единицу, а также образовывать формы и слова по аналогии.

Синтагматические отношения объединяют единицы языка в их одновременной последовательности. На синтагматиче­ских отношениях строятся слова как совокупность морфем и сло­гов, словосочетания и аналитические наименования, предложения (как совокупности членов предложения) и сложные предложения. При использовании языка синтагматические отношения позволяют одновременно использовать две иболее единицы языка.

Различие синтагматики и парадигматики можно разъяснить на таком примере. Форма слова дорогу (вин. п. ед. ч.), с одной стороны, вызывает в памяти другие формы данного слова (дорога, дорогой, дорогами и т. п.) и близкие по значению слова (путь, стезя, шлях). Названные формы слова являются падежными; они относят существительное дорога к определенному типу и парадигме склонения. Слово дорога и близкие ему по значению существитель­ные образуют синонимическую группу, которая построена на пара­дигматических отношениях лексических значений.

С другой стороны, форма дорогу может сочетаться с глаголами, прилагательными и существительными: вижу (переходит, строят и т. п.) дорогу; широкая (лесная, летняя и т. п.) дорога; дорога полем, дорога в поселке, дорога товарища ит. п. Приведенные словосочетания обнаруживают формальные и смысло­вые связи слов, построенные на синтагматических отношениях.

Ассоциативные отношения возникают на основе сов­падения во времени представлений, т. е. образов явлений дейст­вительности. Различают три вида ассоциаций: по смежности, по сходству и по контрасту. Эти виды ассоциаций играют большую роль при употреблении эпитетов и метафор, при образовании пере­носных значений слов. Например, во фразе Хорошо,— ответила ему Павлина медвежьим голосом (А. Н. Толстой) эпитет мед­вежий возник на основе ассоциации по сходству между медведем ичеловеком; эта ассоциация характеризует человека как неуклюжее и неповоротливое существо: медвежий голос «глупой привратницы» Павлины дополняет «рябое, ухмыляющееся, похожее на спелую тыкву, курносое лицо» итолстые губы («Губы у бабы были такие толстые, словно только что она поела киселя с молоком»).

Для единиц и категорий языка большое значение имеют ассо­циации по смежности между звуком и значением, между формой и содержанием единицы, категории, текста.

Иерархические отношения — это отношения между неоднородными элементами, их подчинение друг другу как общего и частного, родового и видового, высшего и низшего. Иерархиче­ские отношения наблюдаются между единицами разных ярусов языка, между словами и формами при их объединении в части речи, между синтаксическими единицами при объединении их в син­таксические типы. Ассоциативные, иерархические и парадигма­тические отношения противостоят синтагматическим тем, что последние является линейными.

Науки, изучающие систему языка.

Единицы язы­ка, языковые отношения и функции — вот те три категориальных признака, которые используются при выде­лении лингвистических дисциплин, изучающих систему языка, его внутреннюю организацию.

По типу единиц языка выделяются четыре основных раз­дела интралингвистики. Их предметом становятся письмо, звуковой строй языка, грамматический строй языка, его словарный состав. По предмету изучения отдельных ярусов языка выделяются линг­вистические науки — наука о письме, фонетика, грамматика илек­сикология.

Каждая из лингвистических наук о внутренней системе языка может быть общей, сравнительно-исторической, типологической, частной и прикладной. Общая фонетика, грамматика и лекси­кология изучают единицы и категории, которые свойственны всем языкам. Сравнительно-историческая фонетика и грамматика изу­чают звуковой и грамматический строй родственных языков, ре­гулярные соответствия звуков и форм языков, их хронологиче­скую последовательность, а также закономерность исторических изменений. Сравнительно-историческая лексикология рассматри­вает не столько историю слов и выражений, сколько их этимо­логию. Языковая типология, как и морфологическая классифи­кация языков, опирается более всего на морфологию и синтак­сис. Частная фонетика, грамматика и лексикология отличаются тем, что опираются на материалы одного языка.

Фонетика, лексикология и грамматика в свою очередь делятся на более мелкие разделы, отличающиеся объектом изучения и его методикой. Кроме того, имеются такие разделы, которые изу­чают единицы, соприкасающиеся с двумя ярусами языка и показы­вающие, что язык является единым целым. Такими смешан­ными науками, получившими развитие в последние годы, являются фразеология и дериватология (словообразование).

Фонетика, грамматика, лексикология и другие, более частные разделы науки о языке изучают структуру языка будто бы безот­носительно к использованию его. Однако язык существует лишь в обществе, лишь тогда, когда он используется людьми, причем различно на разных коммуникативных участках. Это порождает вариантность языковых средств, их синонимичность, функциональ­ные разновидности, устную и книжную речь, различные стили ли­тературного языка.

Эти свойства языка могут также стать предметом специального изучения. Так возникает еще одна наука — стилистика. Стилистика изучает способы использования и ''выбора языковых" средств в зависимости от характера и целей высказывания и усло­вий общения, а также сами стили, которые возникли в результате функционального расслоения языка.

 

Тема 4. Письмо как особая знаковая система в ее отношении к языку

Часа).

Происхождение и основные этапы истории письма.

Письмо сравнительно со звуковой речью является д о п о л н и т е л ь н ы м с р е д с т в о м о б щ е н и я. Письмо возникло в глубокой древности из-за необходимости передать мысль другому племени и потомкам. По своей функции древнейшие виды письма — это послания и надгробные надписи. С развитием человеческого об­щества развивались и совершенствовались уже возникшие виды письма, возникали новые виды письма, расширялись его функции.

Значение письма в истории общества.Возникновение исуществование письма как особого средства общения имело и имеет огромное значение: письмо помогло людям преодолеть пространство и время, сохранило и сохраняет человеческий опыт, передавая его от поколения к поколению, от народа к народу. Благодаря письму каждый человек может опираться на опыт человечества, используя и умножая его.

Возможность передачи сообщения на расстояния способствовало тому, что каждое крупное политическое, литературное и научное явление, возникнув в одной точке, становилось достоянием всего народа. Объединяющая роль языка в этих условиях значительно повышалась; большее значение стали играть единые административ­но-хозяйственные документы, художественная литература.

Велика роль письма для развития научного мышления. Будучи зафиксированными в формулировках, научные положения стано­вятся доступными для всех желающих. Возникшая на базе буквен­ного письма научная символика играет исключительную роль в ус­корении научного мышления, в переходе на более высокие уровни размышления и доказательства.

Современные виды письма возникли в результате неоднократных поисков и длительного совершенствования первоначально создан­ного. Первоначальными средствами удержания в памяти были предметы природы. Сюда относятся охотничьи предупредительные знаки и символика са­мих предметов, умение читать по следам: «...На второй день утром Дерсу действительно нас догнал. По следам он узнал все, что произошло у нас в отряде: он видел места наших привалов, видел, что мы долго стояли на одном месте — именно там, где тропа вдруг сразу оборвалась, видел, что я посылал людей в разные стороны искать дорогу. Здесь один из стрелков переобувался. Из того, что на земле валялся кусочек тряпки с кровью и клочком ваты, он за­ключил, что кто-то натер ногу, и т. д. Я привык к его анализу, но для стрелков это было откровением» .

Некоторые предметы начинают выступать как символы. Широко известно, что символом мира являлась трубка, которую по­очередно курили представители враждующих племен. Символом дружбы и знаком добросердечного приветствия у славянских племен было и сохраняется у современных народов поднесение гостю хлеба и соли. Геродот рассказывал, что скифы отправили персам лягушку, мышь, птицу и пять стрел. Это «предметное» послание читалось: «Если вы, персы, не умеете летать в небесах, как птица, скакать по болотам, как лягушка, и прятаться под землей, как мышь, вы все погибнете, осыпанные нашими стрелами».

Предметное «письмо». Способность предметов символизиро­вать понятия была использована древнейшими племенами разнооб­разно. Это наглядно представлено в таких видах индейского письма, как вампум и кипу.

Вампум — раковинные бусы алгонкинских и ирокезских племен; они были не только украшением, их использовали как меновые единицы и как предметные «записи». Особенно важна была символика цвета: белый цвет означал мир, здоровье, благополучие; черные бусы извещали о смерти вождя; низка красных бус извещала о войне. Пояса или перевязи были своеобразной летописью, догово­ром и верительной грамотой.

Вампум (пояс из раковин)

К и п у — узелковое письмо инков. Каждый кипу состоит из основного шнура, к которому прикрепляются узлы и сплетения в виде бахромы: узлы и сплетения разного цвета и расположения име­ют условное значение как заметка на память об административных и хозяйственных распоряжениях.

Специально изготовленные шнуры и бусы выступали как зри­тельные средства общения. Еще более условный характер получали зарубки на бирках, татуировка, родовые и племенные знаки собственности. Они наносились на предметах обихода, на стенах пещер, на скалах и т. п. Эта пещерная и наскальная живопись готовила письмо.

Пиктография.Предметная символика была предысторией письма. Первым историческим типом письма была пиктография, т.е. картинное письмо. Пиктограммы – единицы такого письма выцарапывались, а затем и рисовались на стенах пе­щер, на скалах и камнях, на рогах и костях животных, на бересте.

Классическим примером пиктографического письма может слу­жить прошение семи индейских племен, поданное в январе 1849 г президенту США. Племена представлены их тоте­мами — племенными названиями: журавль, три куницы, медведь, морской человек и морской кот. Впереди — предводитель журав­линого племени. Небольшая черточка от глаз главы делегации впе­ред обращена к президенту, а линия, идущая от глаз назад к озерам указывает, на предмет просьбы. Племена просят разрешить им пере­селиться с верхнего озера (оно изображено в виде длинной голубой линии, над которой помещены все фигуры) на нижние озера, кото­рые изображены внизу. Чтобы показать, что между племенами в этом вопросе полное единодушие и все они смотрят на это дело точно так же, как глава делегации,— глаза и сердца всех шести фигур соединены с глазами и сердцем журавля.

Послание американских индейцев послужило образцом пикто­графического письма Володи Ульянова к его товарищу Боре Формаковскому. Шесть центральных изображений (самовар, рак, аист и т. д.) являются подражанием тотемным знакам индейцев; головы и сердца тотемных изображений соединены, сим­волизируя единство мыслей и чувств, и направлены к чернобородому человеку, купающемуся в пруду. Дети, проголодавшись на охот­ничьих играх (шесть фигурок с оружием и медведь слева от пруда), просят чернобородого прекратить купание, вернуться домой (изо­бражение дома) и накормить их (изображение колбасы, кувшина, хлеба). Фигурка, лежащая в верхнем левом углу письма, показы­вает, что случится с детьми, если не откликнутся на их просьбу, оставят голодными.

Пиктографическое письмо еще сохраняет связь с живописью, выражая мысль посредством символического осмысления изображен­ных лиц, предметов, явлений. Следовательно, пиктограмма сохра­няет наглядность, зрительный образ. Однако пиктограмма отли­чается от рисунка тем, что она условна и имеет постоянное значение.

Пиктографическое шуточное письмо Володи Ульянова

Наряду со схематическим изображением конкретных предметов ис­пользуются и условные знаки, обозначающие отвлеченные понятия.

Пиктограммы абстрактных понятий (по Я. Б. Шницеру):

1) жизнь (сказочная рогатая змея), 2) смерть (животное вниз головой), 3) счастье, успех (черепаха), 4) ловкость (человек с крыльями вместо рук), 5) война (лук со стрелой), 6) мир (трубка мира с перьями), 7) заключить мир (человек курит трубку мира), 8) дружба (сое­диненные руки),. 9) -любовь (соединенные сердца), 10) внимание, слух (голова человека с вол­нистыми линиями из ушей), 11) опасность (две змеи), 12) быть на страже (собака), 13) молиться (рука, воздетая к небесному своду и к богам)

Пиктография сейчас не используется как основной тип письма. Однако пиктограммы широко используются на витринах, рекламах, как дорожные знаки и т. п.; сюда же относятся различные нагрудные значки и фотографии, эмблемы на документах.

 

Идеография. Утрачивая зрительный образ и превращаясь в немотивированный знак, пиктограмма становится идеограммой, а пиктография — идеогра­фией. Она возникает тогда, когда возникают государства, нуждающиеся в письме для управления и учета государственного и храмового хозяйства, для записей законов и культовых текстов. Древнейшими идеографическими системами письма являются еги­петская, шумерская, китайская, ацтекская, майя.

Образцом древнейшего египетского письма может быть шифер­ная табличка фараона Нармера; Нармера иногда отож­дествляют с основателем I династии фараоном Миной (около 6 тыс. лет до н. з.). Фараон изображен в короне Верхнего Египта, он занес булаву над головой повер­женного врага. Этот рисунок име­ет пиктографо-идеографическую надпись: шесть стеблей папируса; над ними сокол, держащий в лапе веревку, которая продета сквозь губы человеческой головы; прямо­угольник с. волнистыми линиями; изображение остроги; изображение рыбы и булавы.

Элементы данной композиции не поддаются буквальному осмысле­нию. Необходима дешифровка, т. е. прочтение текста как составленно­го из пиктограмм, идеограмм и клю­чей, указывающих на слова (в данном случае имя фараона). Советский египтолог Б. А. Тураев дешифровал надпись следующим образом. Сокол — символ фара­она: он держит веревку, продетую сквозь губы человеческой голо­вы, и это означает, что фараон вывел, как пленников, людей завое­ванной им страны. Пленников было 6000, поскольку стебель обозна­чал цифру 1000. Острога указывает на название завоеванной стра­ны, которое омонимично слову 'острога' (W^c); волнистые линии в прямоугольнике как символ воды означают, что завоеванная страна расположена на берегу моря. Имя фараона передано изображением рыбы и булавы, читается: Нар-мер. Всю надпись можно прочитать так: «Фараон Нармер вывел из завоеванной им морской страны W^c шесть тысяч пленников» .

 

Древнекитайское идеографическое письмо

Анализ древнейшего идеографического письма показывает, что идеограмма возникла на базе рисунка и пиктограммы, особенно при изображении конкретных понятий,— таких, например, как 'дом', 'человек, 'вода'. Так, в египетском иероглифическом письме и шу­мерской клинописи понятие горы передавалось схематическим изоб­ражением двух гор, между которыми пролегает долина или ущелье, понятие воды — волнистой линией, напоминающей изображение волн; понятие солнца — в шумерском (как и китайском) письме изображалось кружком с точкой. Возникновение идеограммы из пиктограммы прослеживается на древнейших и поздних идеограм­мах китайского письма; особенно это ясно на иероглифах: солнце, гора, собака, рыба, глаз.

Наиболее устойчивым и распространенным до сего времени идео­графическим письмом является китайское, чему немало способство­вала особая история Китая и однослоговой характер китайских слов. Китайское письмо возникло давно: уже в XV в. до н. э. иньские племена имели развитую систему письма. Однако государст­венное закрепление и систематизация иероглифов произошли при объединении Китая в централизованное государство во времена циньской и особенно ханьской династий, когда Сюй Шэнь в I—II вв. создал каталог китайских иероглифов — «Об элементах и сложных знаках» («Шовэнь цзецзы»); в этой работе приведено 10,5 тыс. иеро­глифов.

Китайское письмо состоит из основных знаков (иероглифов) и дополнительных смысловых и фонетических определителей (их называют «ключами»). Сложение иероглифов (основных элементов) отражает основной способ словообразования — сложение корней.

 

В полных словарях китайского языка насчитывается более 40 тысяч иероглифов, в современных текстах — от 2 до 5 тыс. Обучение китайской грамоте требует много усилий и времени. По­этому в Китае наряду с работой по сокращению количества употреб­ляемых иероглифов и упрощению их написания проводилась и про­водится работа по созданию алфавита (на латинской основе). В 1956 г. был опубликован «Проект фонетического алфавита китай­ского письма», который был принят специальной комиссией при Государственном Совете КНР. Публикуются некоторые издания на фонетическом алфавите. Однако перевод китайского иероглифиче­ского письма на буквенно-звуковое письмо встречает много трудно­стей.

Идеографический принцип письма получил широкое примене­ние при записи счета и алгебраических понятий, что и привело к созданию цифр и научной символики (алгебраической, химической, логической и т. п.). Слово цифра арабского происхождения: этим cловом арабы называли нуль (буквально: пустое место).

Древнейшие цифры появились в Вавилонии и Египте. При воз­никновении алфавитов цифры обозначались буквами; например, буква альфа (аз) в древности обозначала цифру 1. В настоящее вре­мя более распространенными цифровыми системами являются араб­ская и римская, причем написание цифр более или менее унифи­цировано: 1979 = MCMLXXIX. Арабские цифры возникли в Ин­дии; в Европу они были занесены арабами (отсюда их вторич­ное название).

Фонография. В отличие от пиктографии и идеографии буква не имеет предметно-понятийного содержания. «Значение» буквы яв­ляется указанием на звук или слог, который необходимо произне­сти, чтобы назвать слово или его часть. Например, русская буква ч обозначает звук [ч'], а буква е (если она находится в начале ударно­го слога) означает два звука [jэ]. Тип письма, который отражает произношение слов, называется фонографией. Имеется множество систем фонографии; сложна и длительна ее история.

Фонография подразделяется на два основных вида: консонантно-звуковое (слоговое) и вокально-зву­ковое (звуковое) письмо. Вокально-звуковым (или буквенно-звуковым) письмом являются, например, русское и английское, так как буквы обозначают здесь в основном звуки речи. Примером сло­гового письма может служить индийское письмо деванагари, араб­ское и эфиопское письмо, японское письмо кана, корейское письмо кунмун.

 

Количество основных и лигатурных знаков в деванагари дости­гает 600, многие знаки очень сложны — все это вызывает трудности и при овладении данным шрифтом. Деванагари используется в язы­ках северной Индии — хинди, маратхи и т. п., в санскрите; близки деванагари и другие шрифты Индии.

Арабское письмо — слоговое, консонантное: буквы обозначают согласные; разновидности букв обозначаются точкой — над и под буквой; гласные обозначаются надстрочными и подстрочными пря­мыми и изогнутыми черточками; пишут арабы справа налево, так что последний (с нашей точки зрения) лист книги оказывается пер­вым, первая буква слова находится справа.

Древнейшие слоговые знаки возникли в начале III тысячелетия до н. э. в Шумере (это государство на территории современного Ира­ка). Шумеры создали клинопись, которую применили затем вавило­няне и ассирийцы. Слоговой знак возник из пиктограммы, и этому способствовало то, что в шумерском языке много односложных слов.

Шумерская клинопись была использована вавилонянами и ас­сирийцами (семитский язык этих народов обитатели древнего Дву­речья называли аккадским).

В результате эволюции пиктограммы, идеограммы и силлабограммы возникает буква — знак вокально-звукового письма.

Хотя стремление упростить написания буквы, сделать процесс письма более быстрым является важным моментом развития, вы­званным потребностями общества, история письма — это все же не

только история начертания букв, но вместе с тем и история станов­ления современных алфавитов, графики и орфографии языков, име­ющих буквенно-звуковое письмо.

АЛФАВИТЫ

Почти 75% современного населения земли пользуется буквенно-звуковым письмом которое сейчас образует четыре наиболее рас­пространенные семьи алфавитов — латинскую (30%), славяно-ки­рилловскую (10%), арабскую (10%) и индийскую (20%). Образова­ние современных графических семей алфавитов является результа­том исторического развития народов, их письменности. Семьи алфавитов не совпадают с семьями языков по их происхождению. Например, славянские языки используют кириллицу и латиницу, арабским алфавитом пользуются как семитские, так и другие народы, например, персы (индоевропейцы) и турки.

Алфавит — это совокупность букв какого-либо фонографи­ческого письма, расположенных в исторически установленном по­рядке. Само слово алфавит образовано от названий двух первых букв греческого алфавита: [альфа] и [бета], или, по дру­гому произношению [вита]; аналогично образовано слово азбука (аз + буки).

Попытки создать буквенно-звуковое письмо и алфавит отмечены у многих народов, особенно восточного Средиземноморья. Однако происхождение алфавита уходит своими корнями прежде всего в та­кие древние страны, как Египет, Финикия, Греция. Консонантно-звуковое письмо возникло во второй половине II тысячелетия, вока­лизованное звуковое письмо появилось в начале I тысячелетия до н. э.

Финикийское письмо и восточные алфавиты. Дальнейшее буквенно-звуковое письмо (египетское и финикийское) было консо­нантным. Консонантный принцип древнейших букв объяснялся лек­сической функцией согласных, которые образовывали скелет еги­петских слов: п-п-х 'жук', н-ф-р 'красивый'. По сведениям М. А. Коростовцева, египетский язык имел 3300 корней, из них более 2200 трехсогласных, около 600—четырех-, шестисогласных, около 400 двухсогласных и около 60 односогласных. В древнеегипетском языке было 26 согласных, обозначаемых иероглифами.

В результате завоевания Египта Александром Македонским и распространения греко-римской культуры и христианства египет­ское письмо было вытеснено греческим.

Финикийцы жили на узкой прибрежной полосе, окаймленной с востока горным хребтом Ливана; финикийцы владели колониями, в частности Кипром, где и найдены финикийские надписи XII— X вв. до н. э. Финикийское письмо состояло из 22 знаков, обозначавших согласные и полугласные [w] и [j]. Финикийские буквы име­ли более простую форму, названия и порядок расположения.

На основе арамейского письма возникают четыре основные ветви восточного письма — еврейская, сирийская, иран­ская и арабская. Развитие этих ветвей связано с распро­странением четырех религий Переднего Востока — иудаизма (ев­рейское письмо), восточного христианства (сирийское письмо), зо­роастризма (иранское письмо) и мусульманства (арабское письмо). После завоевания арабами в VII в. н. э. Передней Азии арабское письмо стало широко распространяться, вытесняя другие виды вос­точных алфавитов.

Арабское письмо — консонантное; гласные обозначаются при помощи диакритических знаков-точек.

Количество букв таким способом увеличено с 17 до 28, но письмо наполнилось надстрочными и подстрочными знаками. Другой осо­бенностью арабской графики является то, что почти каждая буква имеет четыре формы — в зависимости от того, стоит ли она изоли­рованно, в начале, середине или в конце слова, которое пишется справа налево.

 

 

Греческий алфавит. Греки сначала пользовались консонант­ным письмом. В VIII—VII вв. до н. э. встречаются вокально-звуко­вые надписи. В 403 г. до н. э. при архонте Евклиде вводится в Афи­нах классический греческий алфавит.

Классический греческий алфавит состоял из 24 букв; 17 букв обозначали согласные и 7 — гласные. Значительный вклад греков в становление алфавита состоял прежде всего в том, что были введены буквы для обозначения гласных: α, ε, η, ο, υ, ω, ι. Второе изменение касалось направления письма: греки стали писать не справа налево, как писали египтяне и финикийцы, а слева направо; В связи с изменением направления письма были перевернуты и буквы.

Дальнейшее усовершенствование алфавитного состава греческо­го письма проходило в эллинистический (IV—I вв. до н. э.), рим­ский (I в. до н. э.— IV в. н. э.) и византийский периоды (IV—V вв. н. э.), когда развились скорописные почерки (что стало возможно благодаря использованию мягких материалов — папируса и перга­мента. В византийский период оформилось два начертания букв — прописное (маюскульное) и строчное (минускульное). На основе западно-греческого письма возник латинский (римский) ал­фавит — латиница, а на основе восточно-греческого (византийского) письма — славянский алфавит кириллица, а также армянский и грузинский алфавиты.

Латиница и алфавиты на латинской основе. Латины, к которым принадлежали и римляне, образовали город Рим (леген­дарной датой его основания считается 753 г. до н. э.), объединили племена в один народ, во главе которого стояли народное собрание и сенат. Развитие общего хозяйства и государства потребовало упорядоченного письма. На возникновение латино-римского письма оказала влияние письменность северных соседей — этрусков и особенно южных соседей — греческих колонистов. Клас­сический латинский алфавит включал 23 буквы; различное начерта­ние и и v, i и j, а также строчное написание букв появилось в сред­ние века; буквы k, и, z встречались в словах греческого происхож­дения; буква q употреблялась только с буквой и, читалось как kv (Quǎdrātum — квадрат, Quālǐtās—качество).

Латинский язык, на котором были созданы великая литература, научные произведения, будучи языком западнохристианского уче­ния, получил в Западной Европе широкое распространение. Ре­шающее значение для распространения единого письма имело по­явление в XIV в. бумаги и изобретение книгопечатания; в 1441 г. И. Гуттенберг напечатал книгу с наборных литер. Латинский алфавит оказал огромное влияние на формирование письма народов Запад­ной Европы. Возникновение европейского письма на латинской ос­нове протекает в основном в VIII—XV вв., затем испанский, порту­гальский, английский и французский алфавиты получают распро­странение в Америке, Австралии, а также Азии и Африке. Сейчас насчитывается более 70 алфавитов на латинской основе: свыше 30 ев­ропейских, 20 азиатских и около 20 африканских.

Поскольку звуков было значительно больше, чем латинских букв, то появилась необходимость в усовершенствовании латинско­го алфавита. Оно было осуществлено путем введения диакри­тик (диакритических знаков) и л и г а т у р. Диакритики исполь­зовались для уточнения или изменения звукового значения латин­ских букв; особенно много диакритизированных букв в чешском и португальском алфавитах. Диакритизированными буквами чешского алфавита, например, является: č (обозначает [ч]); кроме того, используется знак акута для обозначения долгих гласных: á, é, í, ó, ú, ý. В отличие от чеш­ского французский алфавит не имеет диакритизированных букв, хотя диакритики употребляются очень часто, например: accent aigu ставится над буквой е для обозначения [е] (été), accent grave ставится для обозначения [е] и различения значений слов (là — там, тут, туда; ср. la — артикль и местоимение), apostrophe обозначает выпадение звука в однослоговом слове (l’heure, d’ипе maison, c'est).

Лигатурой называют букву, составленную из двух или более букв: англ. kh, tch, ch (sh),(sch), нем. ch, tsch, sch, schtsch. Использование различных способов обозначения звуков приводит к расхождению между буквой и звуком, причем иногда очень значительному. По подсчетам французского языковеда М. Коэна, варианты французских звуков [а], [о] и [е] передаются 143 напи­саниями; в английском письме применяется до 658 графических ком­бинаций. Конечно, это усложняет письмо, делает его трудным для усвоения. Поэтому отказаться от графики, которая использо­валась на протяжении многих веков, очень трудно.

Кириллица и алфавиты на кирилловской основе. Славян­ский алфавит возник в конце IX — начале X в., причем было создано две азбуки — глаголица и кириллица. Создание азбук вызвано было религиозно-политической и просветитель­ской деятельностью братьев Кирилла и Мефодия. Братья были бол­гарами (македонцами), они родились в византийском городе Солуни (сейчас это Солоники). В 862 г. моравский князь Ростислав обра­тился в Византию с просьбой прислать миссионеров, которые могли бы вести проповедь на понятном, славянском языке. Выбор пал на Кирилла и Мефодия, потому что Кирилл имел опыт миссионерской деятельности и хорошо говорил по-славянски. Кирилл создал сла­вянскую азбуку, вместе с братом они перевели на славянский язык богослужебные книги ивыехали в Моравию.

По составу букв глаголица и кириллица почти совпадали; в ру­кописях XI в. кириллица насчитывала 43 буквы; в глаголице от­сутствовали пси, кси и буквы для обозначения йотированных носо­вых гласных; в глаголице была одна дополнительная буква «деревь», обозначавшая мягкий заднеязычный согласный [г']; перво­начально и кириллица насчитывала 38 букв, так как не было йоти­рованных букв ибуквы ук.

Кириллица является творческой переработкой византийского алфавита — греческого уставного письма VII—VIII вв.; из 43 букв 19, т. е. 45%, было включено в азбуку для обозначения звуков ста­рославянского языка; однако были введены и дополнительные бук­вы: буки, живете, зело, цы, червь, ша, шта, ер, еры, ерь, ять, юсы (два), а также йотированные а, у, э, юсы и лигатура ук. Буквы оме­га, фита, пси, кси, и-десятеричное и ижица использовались как циф­ровые знаки, а также в заимствованных (византийских) словах.

Кириллица получила распространение у южных (болгар, сербов, македонцев) и восточных славян. В России русское письмо претер­пело большие изменения в 1707—1710 гг. (когда был введен граж­данский шрифт и проведена Петром I реформа азбуки), а также в 1917—1918 гг.; 17 октября 1918 г. был опубликован декрет Совета Народных Комиссаров о введении новой орфографии.

Надпись на древнеславянских азбуках: а) глаголице, б) кириллице

 

ГРАФИКА, ОРФОГРАФИЯ И ТРАНСКРИПЦИЯ

Алфавит лежит в основе буквенно-звукового письма: буквы об­означают звуки языка, его фонемы. Однако совпадение звуков и букв является неполным; имеется много расхождений между звуком и буквой, что ивызывает появление правил чтения (графи­ческих правил) и правил написания слов (орфо­графических правил).

В алфавите буквы получают звуковое значение каждая в отдель­ности, в графике — в сочетаниях букв, в орфографии — в составе слов.

Графика. В теории письма графикой называют буквы ал­фавита и диакритические знаки в их отношении к звуковому строю языка. Грубо говоря, графика изучает соотношение букв и звуков языка.

Связь между буквой и звуком создается исторически, причем звуковое значение букв, как и их начертание, весьма различно в разных языках, обладающих разными графическими системами. Са­мым простым случаем являются написания слов, где сохраняются алфавитные значения букв, т. е. буква и звук совпадают, например: дом [дом], моль 1мол’]. Напротив, такие написания, как вода и сде­лать, не отражают произношения, и подобных написаний больше, чем написаний, совпадающих с произношением.

Различное обозначение одной и той же фонемы и фонетическая многозначность многих букв объясняются слоговым прин­ципом графики. Слоговой (буквосочетательный) принцип гра­фики заключается в том, что чтение буквы определяется ее сочетани­ем с другими буквами. Так, русская буква с читается различно в словах сын, синь, сшить: [с], [с'], [ш]; французская буква с читается то как [к] (carte — карта), то как [с] (cercle — круг, cirque — цирк, cycle — цикл).

Правила графики не всегда обеспечивают правильное чтение и правильное написание. Графически правильно написание овация, но читать это слово следует [авациjа]. Отступления от слогового принципа графики вызваны правилами орфоэпии и орфографии; более того, наряду с закономерным написанием цыган, куцый мы пи­шем цирк, овация.

Отсюда следует, что хотя правила графики лежат в основе пра­вильного написания и чтения слов, они еще не составляют всей сово­купности правил правильного письма, т. е. орфографии.

Орфография и ее основные принципы. Орфография буквально означает 'правописание'. Орфография — это собрание правил для нормативного написания слов и их частей; орфография, кроме написания букв, устанавливает также слитное, раздельное и полуслитное (дефисное) написание слов, правила переноса и сокра­щения слов. В широком смысле правописание охватывает также правила употребления знаков препинания, т. е. пунктуацию.

Основной частью орфографии являются правила передачи зву­ков речи буквами в составе слов и морфем. Эти правила опираются на принципы орфографии — фонетический, морфологи­ческий, исторический, идеографический и принцип иноязычных слов. Основными принципами орфографии являются фонетический и морфологический.

Фонетический принцип письма опирается на графику и орфоэпию языка. Он заключается в том, что слова пишутся по их произношению. Так, на графической основе, по произношению мы пишем такие слова, как том, пар, пир, день, семья, лук, безвольный, бескрылый, разыграть, крапива, гуманизм и т. п.

Фонетический принцип применяется чаще в начальный период создания буквенно-звукового письма, его графической основы. По мере исторического изменения звукового строя, появления произ­водных и заимствованных слов фонетический принцип уступает морфологическому, который в большинстве флективных языков, в том числе в русском, становится ведущим.

Морфологический принцип орфографии заключается в единообразном написании одной и той же морфемы, как бы при этом ни изменялось ее произношение. Такие написания, как дам,домик, мир, мирный и т. п., являются морфолого-фонетическими, так как отражают одновременно и произношение слова, и его мор­фемный состав. Большинство других написаний проверяется косвенно, при по­мощи изменения слова и выяснения основного варианта фонемы. Мы произносим [зуп], но пишем зуб потому, что в сильной позиции, в основном варианте корень сохраняет [б]: зубы, зубной. Морфологический принцип яснее проявляется при написании пре­фиксов, суффиксов и флексий. Мы пишем подписать пото­му, что есть подпись; флексию -ом в делом пишем потому, что есть форма добром, где ударение падает на окончание; овражек пишем с беглым е (ср. овражка), тогда как столик не имеет беглого е (ср. сто­лика).

Морфологический принцип охватывает не только мотивирован­ные, но и немотивированные орфограммы, характерные для написа­ния корней. Сюда относятся, например, написания слов с непрове­ряемыми гласными о (вокзал, дорога, команда, корзина, ноябрь, олень, товар, фонарь и др.), а (багаж, вагон, кабинет, карета, лаборато­рия, манера, палата, асфальт и др.), е (инженер, интеллигенция, кефир, комендант, ревизор и др.), я (запятая, мятеж, месяц, заяц), и(горизонт, зигзаг, институт, идея идр.).

Историко-традиционный принцип орфографии со­стоит в том, что сохраняются такие написания, которые утратили свою мотивированность.

Историко-традиционные написания встречаются во многих орфо­графиях, но особенно велика роль исторического принципа в анг­лийской орфографии, где сохраняются написания времен Чосера, т. е. XIV в., особенно с тех пор, как написание большинства слов было закреплено книгопечатанием. Примером исторического напи­сания могут служить слова типа night. В древнеанглийский период слово night произносилось [nih't] и писалось niht; в среднеанглий­ский период была введена лигатура gh для обозначения согласного, причем предшествующий гласный удлинялся, так что написание night произносилось [ni:ht]; когда в начале новоанглийского периода долгий гласный [i:] перешел в дифтонг, а согласный перестал произноситься (стал „немым"),— установилась ассоциация диф­тонга [ai] и лигатуры igh: night [nait] — ночь, right [rait] — правый, и т. п.

Идеографический (или символический) прин­цип орфографии отличается от других тем, что он опирается на смысловое различие схожих написаний, например: компания и кам­пания, ожог и ожег, плач и плачь, надежда и Надежда. Символиче­ский смысл имеет употребление прописных букв. В русской орфо­графии с прописной буквы пишется имя собственное (Любовь, Ива­нов, Ленинград, Ренессанс), первое слово предло­жения и в торжественном контексте имена нарицательные: Родина, Человек. В немецкой орфографии с прописной буквы пишутся, по­мимо этого, все имена существительные, что отличает их на письме от глаголов и прилагательных, например: das Gut — имущество, gut — хороший, das Sein — бытие, sein — быть.

В орфографии применяется также принцип написания заимствованных слов, отражающих иноязычные пра­вила графики и орфографии. Так, например, в русской орфографии имеются особые правила обозначения йота в заимствованных сло­вах: в начале слова и слога [j] перед [э] и [о] обозначается буквой й и лигатурой ьо (йеменский, йод, Нью-Йорк, майор, район, фойе, майонез, батальон, почтальон и т. п.). Принцип заимствованных слов играет большую роль при написании заимствованных геогра­фических названий и собственных имен.

Транслитерация. Этим термином называют переложение буквенного на­писания с одного языка на другой, с од­ной графики на другую. Транслитера­ция необходима при написании заимст­вованных и калькированных слов, при передаче самых различных собственных имен — начиная от фамилии и названия газеты и кончая названием города и реки .

Примером транслитерации может слу­жить европейская транслитерация гре­ческих слов и корней латиницей и кириллицей .

Трудность транслитерации имен соб­ственных состоит в том, что их можно транслитерировать, опираясь как на на­писание, так и на произношение. Напри­мер, фамилия английского драматурга Shakespeare графически соответствует русскому написанию Схакеспеаре (а не Шекспир). Написание Шекспир возник­ло с учетом графики и произношения языка — источника и посредника.

Существуют специальные правила передачи букв разных алфа­витов латинскими буквами. Эти правила применяются, например, при передаче текста по телеграфу или телетайпу из одной страны в другую.

Транскрипция. Это — специальный вид буквенного письма; она используется для точнойпередачи звуков того или иного языка, диалекта или индивидуальной речи.

Создание транскрипции вызвано тем, что любое современное буквенное письмо отражает звучание слов лишь в некоторых слу­чаях, когда используется фонетический принцип орфографии. Пра­вила написания и правила чтения не совпадают. Особенно много условных написаний в английской орфографии, и это вызывает не­обходимость в двуязычных словарях после орфографического напи­сания слова давать его произношение. Для этого используется ал­фавит МФА (Международной фонетической ассоциации), например: beautiful ['bju:tәful] — 'красивый', и т. п.

Тема 5. Функции языка; язык и мышление (2 часа).

Соотношение языка и мышления. Язык, речь, речевая деятельность.

Если язык не природное явление, то, следовательно, его место среди явлений общественных.

Общее у языка с другими общественными явлениями состо­ит в том, что язык — необходимое условие существования и развития человеческого общества и что, являясь элементом духовной культуры, язык, как и все другие общественные явления, немыслим в отрыве от материальности.

Но функции языка и закономерности его функционирования и исторического развития в корне отличаются от других об­щественных явлений.

Язык — это общественное явление, занимающее свое, особое место среди других общественных явлений и обладающее своими специфическими чертами.

Так как язык, будучи орудием общения, является одновремен­но и средством обмена мыслями, естественно возникает вопрос о соотношении языка и мышления.

В отношении этого вопроса существуют две противоположные и в равной мере неправильные тенденции: 1) отрыв языка от мышле­ния и мышления от языка и 2) отожествление языка и мышления.

Язык — достояние коллектива, он осуществляет общение чле­нов коллектива между собой и позволяет сообщать и хранить нуж­ную информацию о любых явлениях материальной и духовной жизни человека. И язык как коллективное достояние складывает­ся и существует веками.

Мышление развивается и обновляется гораздо быстрее, чем язык, но без языка мышление — это только «вещь для себя», при­чем не выраженная языком мысль — это не та ясная, отчетливая мысль, которая помогает человеку постигать явления действитель­ности, развивать и совершенствовать науку, это, скорее, некото­рое предвидение, а не собственно видение, это не знание в точном смысле этого слова.

Человек всегда может использовать готовый материал языка (слова, предложения) как «формулы» или «матрицы» не только для известного, но и для нового.

Если мышление не может обойтись без языка, то и язык без мышления невозможен. Мы говорим и пишем, думая и стараемся точнее и яснее изложить свои мысли в языке. Казалось бы, что в тех случаях, когда в речи слова не принадлежат говорящему, ког­да, например, декламатор читает чье-нибудь произведение или актер играет роль, то где же тут мышление? Но вряд ли можно актеров, чтецов, даже дикторов представлять себе как попугаев и скворцов, которые произносят, но не говорят. Не только артисты и чтецы, но и каждый, кто «говорит чужой текст», по-своему его осмысли­вает и подает слушателю. То же относится и к цитатам, употребле­нию пословиц и поговорок в обычной речи: они удобны, потому что удачны, лаконичны, но и выбор их, и вложенный в них смысл — след и следствие мысли говорящего. В общем, обычная наша речь — это набор цитат из известного нам языка, словами и выражениями которого мы обычно пользуемся в нашей речи.

Конечно, бывают такие ситуации, когда данный говорящий (например, поэт) не удовлетворяется обычными словами и создает свои (иногда удачно, иногда неудач­но); но, как правило, новые слова поэтов и писателей чаще всего остаются достоянием их текстов и не входят в общий язык, — ведь они и образованы не для передачи «общего», а для выражения чего-то индивидуального, связанного с образной системой данно­го текста; эти слова и не предназначены для массовой коммуника­ции и для передачи общей информации.

Когда мы думаем и желаем передать кому-то то, что осознали, мы облекаем мысли в форму языка.

Таким образом, мысли и рождаются на базе языка и закрепляются в нем. Однако это вовсе не означает, что язык и мышление представляют тожество.

Законы мышления изучает логика. Логика различает поня­тия с их признаками, суждения с их членами и умоза­ключения с их формами. В языке существуют иные значимые единицы: морфемы, слова, предложения, что не со­впадает с указанным логическим делением.

Многие грамматисты и логики XIX и XX вв. пытались устано­вить параллелизм между понятиями и словами, между суждения­ми и предложениями. Однако нетрудно убедиться, что вовсе не все слова выражают понятия (например, междометия выражают чувства и желания, но не понятия; местоимения лишь указывают, а не называют и не выражают самих понятий; собственные имена лишены выражения понятий и др.) и не все предложения выражают суждения (например, вопросительные и побудительные предложения). Кроме того, члены суждения не совпадают с члена­ми предложения.

Законы логики — законы общечеловеческие, так как мыслят люди все одинаково, но выражают эти мысли на разных языках по-разному. Национальные особенности языков никакого отно­шения к логическому содержанию высказывания не имеют; то же относится и к лексической, грамматической и фонетической фор­ме высказывания в том же языке; она может быть в языке разно­образной, но соответствовать той же логической единице, напри­мер: Это громадный успех и Это огромный успех, Это их дом и Это ихний дом, Я махаю флагом и Я машу флагом, и т. п.

Язык и мышление образуют единство, так как без мышления не может быть языка и мышление без языка невозможно. Язык и мышление возникли исторически одновременно в процессе трудового развития человека.

Человеческий язык существует в виде отдельных языков — русского, английского, китайского и многих других. Каждый отдельный язык конечно существует не в виде составленных учеными словарей и грамма­тик. Ведь словари и грамматики составлены далеко не для всех язы­ков. Там же, где они составлены, даже лучшие из них дают, очевид­но, лишь более или менее приближенное и далеко не полное отраже­ние того, что существует в языке объективно, т. е. независимо от описывающих его ученых. Можно сказать, что язык существует в сознании его носителей. Но и такой ответ не может удовлетворить нас. Подумаем, как возникает язык в сознании каждого отдельного человека. Мы уже говорили, что он не является «врожденным», пе­реданным по наследству. Термин «родной язык» не значит «врож­денный», а значит только «усвоенный в раннем детстве». В сознание каждого человека язык проникает, безусловно, «извне», проникает потому, что этим языком пользуются другие люди, окружающие. По их примеру им начинает с детства пользоваться и сам данный чело­век. И, с другой стороны, язык постепенно забывается, а, в конце кон­цов, и начисто исчезает из памяти (даже и родной язык), если чело­век почему-либо перестает им пользоваться. Из всего этого явствует, что о подлинном существовании языка можно говорить лишь постоль­ку, поскольку им пользуются. Язык существует как живой язык, поскольку он функционирует. А функционирует он в речи, в высказываниях, в речевых актах.

Разграничение понятий «язык» и «речь» впервые в четкой форме было выдвинуто и обосновано швейцарским лингвистом Фердинан­дом де Соссюром (1857-1913), крупнейшим теоретиком в области общего языковедения и одним из зачинателей современного этапа в развитии нашей науки. Затем понятия эти были глубже разработаны другими учеными, в частности у нас акад. Л. В. Щербой (1880-1944) и его учениками. Заметим, что под речью (у Соссюра «la parole») современное языковедение понимает не только устную речь, но так­же и речь письменную. В широком смысле в понятие «речь» включа­ется и так называемая «внутренняя речь», т. е. мышление с помо­щью языковых средств (слов и т. д.), осуществляемое «про себя», без произнесения вслух.

Отдельный акт речи, речевой акт, в нормальных случаях пред­ставляет собой двусторонний процесс, охватывающий говорение и протекающие параллельно и одновременно слуховое восприятие и понимание услышанного. При письменном общении речевой акт охватывает соответственно писание и чтение (зрительное восприя­тие и понимание) написанного, причем участники общения могут быть отдалены друг от друга во времени и пространстве. Речевой акт есть проявление речевой деятельности.

В речевом акте создается текст. Лингвисты обозначают этим тер­мином не только записанный, зафиксированный так или иначе текст, но и любое кем-то созданное (все равно — записанное или только про­изнесенное) «речевое произведение» любой протяженности — от од­нословной реплики до целого рассказа, поэмы или книги. Во внутрен­ней речи создается «внутренний текст», т. е. речевое произведение, сложившееся «в уме», но не воплотившееся устно или письменно.

Почему произнесенное (или написанное) высказывание в нормаль­ном случае будет правильно понято адресатом?

Во-первых, потому, что оно построено из элементов, форма и зна­чение которых известны адресату (скажем для простоты — из слов, хотя элементами высказывания можно считать, как мы увидим, и другие единицы).

Во-вторых, потому, что эти элементы соединены в осмысленное целое по определенным правилам, также известным (правда, во мно­гом интуитивно) нашему собеседнику или читателю. Владение этой системой правил позволяет и строить осмысленный текст, и восста­навливать по воспринятому тексту его содержание.

Вот эти-то элементы высказывания и правила их связи как раз и являются языком наших участников общения, частями их языка, т. е. языка того коллектива, к которому данные индивиды принадлежат. Язык (у Соссюра «la langue») того или иного коллектива и есть нахо­дящаяся в распоряжении этого коллектива система элементов — еди­ниц разных ярусов (слов, значащих частей слов и т. д.) плюс система правил функционирования этих единиц, также в основном единая для всех, пользующихся данным языком. Систему единиц называют и инвентарем языка; систему правил функционирования единиц, т. е. правил порождения осмысленного высказывания (а тем самым и правил его понимания), — грамматикой этого языка.

Когда лингвист исследует живой язык, ему даны не только тексты — уст­ные или письменные, но и возможность наблюдать речевые акты но­сителей данного языка. Кроме того, как подчеркнул Л. В. Щерба, лингвист может в этом случае экспериментировать, т. е. со­здавать сам слова, грамматические формы и целые тексты на иссле­дуемом языке и проверять приемлемость и понятность созданного, привлекая живых носителей данного языка (в том числе и себя само­го, если объектом изучения является родной язык исследователя). Если же изучается мертвый язык, т. е. такой, которым уже никто не пользуется (по крайней мере, в качестве основного средства обще­ния), например латынь, древнегреческий, старославянский и т. д., ученый располагает только письменными текстами, более или ме­нее ограниченными по объему (иногда даже только отдельными сло­вами или формами, так или иначе сохраненными в текстах других языков). Ни наблюдения за актами общения, ни эксперимент здесь уже невозможны.

Что касается природных носителей живых языков, то у них вла­дение языком создастся постепенно, начиная с раннего детства, и создается в принципе тем же путем, каким идет и ученый линг­вист: каждый человек познает свой родной язык, «добывая» его из речи. Только процесс этого добывания носит в этом случае не вполне осознанный характер, протекает в основном интуитивно, особенно в детстве. Слушая речь окружающих, т. с. встречаясь с различны­ми высказываниями, произносимыми в той или иной ситуации, ре­бенок постепенно учится связывать с повторяющимися элемен­тами этих высказываний определенные смыслы, т. с. начинает по­нимать и выделять эти элементы, запоминает, а позже начинает и сам воспроизводить их в соответствующих ситуациях. Шаг за ша­гом он усваивает и практически применяет правила комбинирова­ния этих элементов и так незаметно овладевает системой родного языка. Известную роль играет и целенаправленное сообщение взрослыми ребенку тех или иных элементов инвентаря (слов), а на более поздних этапах — и правил грамматики. Но в основном зна­ние родного языка все же добывается индивидом из собственного речевого опыта; в процессе переработки данных этого опыта из всей массы услышанного, а затем и прочитанного неуклонно и постепенно отбирается, обобщается и складывается в систему все повторяющееся, все более или менее устойчивое и все это тут же проверяется на практике, «пускается в ход» в новых и новых вы­сказываниях. Так «сырой» речевой опыт индивида превращается в его «организованный» языковой опыт, и в сознании человека выра­батывается почти автоматический механизм владения родным язы­ком и «контролер» этого механизма — так называемое языковое чутье, или «языковая компетенция».

Язык и речь различаются так же, как правило грамматики и фра­зы, в которых использовано это правило, или слово в словаре и бес­численные случаи употребления этого слова в разных текстах. Речь есть форма существования языка. Язык функционирует и «непосредственно дан» в речи. Но в отвлечении от речи, от речевых актов и текстов всякий язык есть абстрактная сущность.

2. Функции языка.

В языкознании слово «функция» обычно употребляется в смысле 'производимая работа', 'назначение', 'роль'. Первейшей функцией языка является коммуникативная (от лат. соттиnicatio 'общение'), его назначение — служить орудием общения, т. е. в первую очередь обмена мыслями. Но язык не только средство пе­редачи «готовой мысли». Он и средство самого формирования мыс­ли. Как говорил выдающийся советский психолог Л. С. Выготский (1896-1934), мысль не просто выражается в слове, но и совершается в слове. С коммуникативной функцией языка неразрывно связана вторая его центральная функция — мыслеформирующая. Имея в виду эту функцию, крупнейший языковед-мыслитель первой половины XIX в. Вильгельм Гумбольдт (1767-1835) называл язык «образующим органом мысли». Органическое единство двух цент­ральных функций языка и непрерывность его существования в об­ществе делают язык хранителем и сокровищницей общественно-ис­торического опыта поколений.

Что касается коммуникативной функции языка, то в науке выде­ляют ее отдельные стороны, иначе говоря, ряд более частных функций: констатирующую — служить для простого «нейтраль­ного» сообщения о факте (ср. повествовательные предложения); во­просительную — служить для запроса о факте (ср. вопросительные предложения, вопросительные слова); апеллятивную (от лат. appello 'обращаюсь к кому-л.') — служить средством призыва, побуждения к тем или иным действиям (ср. формы повелительного наклонения, побудительные предложения); экспрессивную — выражать (подбо­ром слов или интонацией) личность говорящего, его настроения и эмоции; контактоустанавливающую — функцию создания и поддер­жания контакта между собеседниками, когда передачи сколько-ни­будь существенной информации еще (или уже) нет (ср. формулы приветствия при встрече и прощании, обмен репликами о погоде и т. п.); метаязыковую — функцию истолкования языковых фактов (на­пример, объяснение значения слова, непонятного для собеседника); эстетическую — функцию эстетического воздействия. Особое мес­то занимает функция индикатора (показателя) принадлежности к определенной группе людей (к нации, народности, к той или иной профессии и т. д.). В случае сознательного использования этой функ­ции она превращается в своеобразное средство самоопределения индивида в обществе.

В конкретных высказываниях частные функции языка обычно выступают в разнообразных сочетаниях друг с другом. Высказыва­ние, как правило, многофункционально. Яркая экспрессия может быть и в побудительном предложении, и в вопросе, и в формуле при­ветствия, и при констатации факта, и при объяснении слова, оказав­шегося непонятным; предложение, повествовательное по форме (на­пример, Уже поздно), может содержать скрытое побуждение, т. е. выполнять апеллятивную функцию.

 

Тема 6. Фонетика (4 часа)

Фонетика (от др.-греч. phone 'звук, голос') — наука о «зву­ковом материале» языка, об использовании этого материала в знача­щих единицах языка и речи, об исторических изменениях в этом материале и в приемах его использования. Звуки и другие звуковые единицы (например, слоги), а также такие звуковые явления, как уда­рение и интонация, изучаются фонетикой с нескольких разных то­чек зрения: 1) с точки зрения их физических (акустических) призна­ков; 2) с точки зрения работы, производимой человеком при их про­изнесении и слуховом восприятии, т. е. в биологическом аспекте; 3) и самое главное — с точки зрения их использования в языке, их роли в обеспечении функционирования языка как средства общения.

Фонетика имеет большое практическое значение. Без нее были бы невозможны правильная методика обучения письму и чтению, постановка произношения при изучении неродного языка, создание рациональной системы письма для бесписьменных языков и усовер­шенствование существующих систем письма, успешное лечение дефектов речи и т. д. В последние десятилетия перед фонетикой, как и перед всей наукой о языке, поставлен ряд новых практических за­дач, связанных, например, с необходимостью организовать «диалог» человека с машиной: «научить» машину распознавать информацию, передаваемую человеческим голосом, выполнять устные команды, а в известных пределах и «отвечать» человеку, синтезируя соответ­ствующие высказывания.

Фонетика имеет также громадное принципиальное значение для всех отраслей языковедения и для некоторых смежных наук, поскольку фонетика изучает ту материю, в которой воплощается и объективи­руется человеческая мысль в процессе речевого общения.. Именно в силу того, что фонетика имеет дело с определенной физической данностью, с тем, что можно регистрировать и измерять посредством соответ­ствующей аппаратуры, она раньше и больше других областей языко­ведения продвинулась по пути превращения в точную науку. Можно сказать, что фонетика располагает наиболее точными методами лингвистического исследования, что внутри языковедения она служит образцом и своего рода школой точного изучения фактов языка.

При изложении различных вопросов фонетики приходится во многих случаях пользоваться специальными видами письма — той или иной научной транскрипцией. Это связано с тем, что в обычном письме между буквой и звуком часто нет однозначного со­ответствия. Например, в русском письме один и тот же звук нередко записывается разными буквами (скажем, буквой в в слове плечевой и буквой г в слове чего), и наоборот, одна и та же буква читается как разные звуки (скажем, буква г в словах игра, чего, легкий, снег). По­добные факты в большей или меньшей мере типичны и для письма других языков. Ясно, что при занятиях фонетикой та­кое положение создает неудобства. Потому в нужных случаях и при­бегают к научной транскрипции, т. е. специальному письму, в кото­ром этих недостатков нет и последовательно проводится принцип однозначного взаимного соответствия между звуковой единицей и письменным знаком.

АКУСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ В ИЗУЧЕНИИ ЗВУКОВ ЯЗЫКА

Каждый звук, произносимый нами в речи, как и всякий звук вообще, есть физическое явление — колебательное движение, пере­даваемое через упругую среду (через воздух) и воспринимаемое че­ловеческим слухом. Это колебательное движение характеризуется определенными физическими (акустическими) свойствами, рассмот­рение которых и составляет физический, или акустический, аспект в изучении звуков языка и речи.

Колебания, воспринимаемые слухом, могут быть равномерными, периодическими, и тогда соответствующий звук называют музыкаль­ным тоном или просто тоном (таков, например, звук струны скрип­ки). Если же, напротив, колебание является неравномерным, непе­риодическим, мы имеем дело с ш у м о м (таков, например, звук уда­ра молотком). В языковых звуках используются и в той или иной пропорции сочетаются элементы тона и шума, причем тоны возни­кают в результате колебания голосовых связок в гортани, а также ответных (резонаторных) колебаний воздуха в надгортанных полос­тях, тогда как шумы — главным образом в результате преодоления воздушной струей разного рода преград в речевом канале. Гласные — это в основном тоны, глухие согласные (например, [k], [t], [f]) — это шумы, а среди других согласных в так называемых сонантах ([г], [1], [n], [m] и др.) тон преобладает над шумом, тогда как в звонких шум­ных ([g], [d] и т. д.), напротив, шум преобладает над тоном.

Звуки характеризуются высотой, зависящей от частоты колеба­ний (чем больше колебательных движений в единицу времени, тем выше звук), и силой (интенсивностью), зависящей от амплитуды (раз­маха) колебания. Они обладают также большей или меньшей дли­тельностью (долготой). Но, бесспорно, наиболее важным для языка различием звуков является различие их тембра, т. е. их специфиче­ской окраски. Именно тембр отличает [i] от [а] и от [о], [1] от [n] и от [d] и т. д.

Специфический тембр каждого звука создается главным образом резонансными характеристиками, иначе — дополни­тельными тонами, которые наслаиваются на основной тон (возника­ющий в результате колебания голосовых связок), а также на шумы. Явление резонанса состоит в том, что колебания звучащего тела вы­зывают ответные колебания другого тела или воздуха, находящегося в полом сосуде, в замкнутом пространстве и т. д. (ср. явление эха, наблюдаемое в горах, на лесных полянах и т. д., но не на ровном поле). При образовании звуков речи роль резонатора выполняют по­лости рта, носа и глотки, причем благодаря разнообразным движе­ниям органов речи (языка, губ, нёбной занавески и т. д.) форма и объем резонатора, а отчасти и степень упругости его стенок меняют­ся, что и ведет к появлению то одних, то других (разных по высоте и интенсивности) резонаторных тонов. Этим, собственно, и создается качественное разнообразие звуков нашей речи.

 

БИОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ В ИЗУЧЕНИИ ЗВУКОВ ЯЗЫКА

Каждый звук, произносимый нами в речи, есть не только физическое явление, но также и результат определенной работы че­ловеческого организма, а кроме того, и объект слухового восприя­тия, тоже связанного с определенными процессами, происходящими в организме. Рассмотрение звуков языка и речи с точки зрения про­цессов, происходящих в организме при произнесении этих звуков и при их восприятии, составляет содержание биологического аспекта в изучении звуков. Биологический аспект подразделяется на произ­носительный и перцептивный.

Произносительный ас­пект:

Для того чтобы человек произнес тот или иной речевой звук, не­обходимо следующее: а) определенный импульс, посылаемый из го­ловного мозга, точнее, из так называемого моторного центра речи — из зоны Брока, находящейся в 3-й лобной извилине левого полуша­рия; б) передача этого импульса по нервам к органам, непосредствен­но выполняющим данную «команду»; в) в громадном большинстве случаев — сложная работа дыхательного аппарата (легких, бронхов и трахеи), а также диафрагмы и всей грудной клетки, так как без воздушной струи, создаваемой дыханием, нормально не могут быть образованы звуки речи; г) сложная работа тех органов, которые при­нято называть произносительными органами в узком смысле слова, т. е. голосовых связок, языка, губ, нёбной занавески, стенок глотки, и определенные движения нижней челюсти, обеспечивающие нуж­ный угол раствора полости рта. Совокупность работ дыхательного аппарата и движений произносительных органов, необходимая для произнесения соответствующего звука, называется артикуляцией этого звука.

Большинство звуков, используемых в языках мира, нормально произносится на выдохе, т. е. с помощью воздуха, выдыхаемого из легких. Наряду с этим возможно произнесение тех же звуков на вдо­хе (например, в русском языке — в некоторых междометиях, иногда во взволнованной речи). В ряде языков существуют особые «щелка­ющие» согласные, образуемые не с помощью дыхания, а при всасы­вании воздуха в результате сокращения различных мускулов в поло­сти рта (в русском языке «щелкающий» согласный используется в междометии сожаления, передаваемом на письме как ц-ц-ц!).

Функции произносительных ор­ганов: Эти органы делят на активные и пассивные - активные вы­полняют те или иные движения, необходимые для произнесения зву­ка; пассивные служат лишь «точкой опоры» для активного органа. Важнейшими активными органами являются голосовые связки, язык, губы и нёбная занавеска.

1. Голосовые связки, натягиваясь благодаря движению мускулов и хрящей гортани наподобие струн музыкального инструмента, приходят при прохождении воздуха через голосовую щель в колебательное движение, создающее музыкальный тон. Этот тон и называется голосом. Голос используется, как правило, при образовании гласных, сонантов ([1], [г], [т], [п] и др.) и звонких шумных со­гласных ([g], [d], [b] и т. д.). Звуки, произносимые без участии голо­са, называются глухими (например, глухие согласные [k], [t], [s]). При сужении голосовой щели и при ее полном смыкании с последую­щим разрывом смычки возникают шумы, составляющие в некоторых языках особые гортанные согласные или же используемые как дополнительный признак при образовании других звуков — гласных и согласных. Примером гортанных согласных может служить так называемый нем. «Knacklaut» («сильный приступ» гласного, находя­щегося в начале слова). При особом способе открытия голосовой щели возникает шепот.

2. Надгортанные полости, т. е. полость глотки, полость рта и полость носа, выполняют функцию подвижного резонатора, создающего резонаторные тоны. Кроме того, при образовании всех согласных (кроме гортанных) в разных точках полости рта (или глот­ки) или на выходе из полости рта возникает то или иное препятствие на пути воздушной струи. Это препятствие может носить разный характер: при плотном соприкосновении произносительных органов образуется смычка, а при достаточном сближении их друг с другом — щель. Когда мы произносим такие согласные, как [b] в баба или [t] в там, воздушная струя с коротким шумом выталкивается в момент взрыва смычки. При произнесении [v], [f], [s] и т. д. воздух с шумом трения проходит через узкую щель.

3. Наиболее активную роль при артикуляции большинства звуков играет язык — очень подвижный орган, способный принимать раз­личные положения. Он может оттягиваться назад, сжимаясь в комок и освобождая большее резонаторное пространство в передней части полости рта (при произнесении гласных заднего ряда, например [о], [u]), или, напротив, подаваться всей массой вперед, расширяя резо­наторное пространство позади (при образовании гласных переднего ряда, например [е], [i]). При движении распластанного языка вверх произносятся гласные смешанного ряда, например [ы]. Разной ока­зывается также степень подъема языка. Наименьшая степень подъ­ема и, следовательно, максимально широкий проход для воздуха на­блюдаются при [а], наибольшая степень подъема и соответственно наиболее узкий проход — при [u], [ы], [i].

При произнесении так называемых язычных согласных — задне­язычных, например [k], [g], [x], среднеязычных, например [j], перед­неязычных, например [t], [d], [s], [1], — язык разными своими частя­ми сближается с пассивными органами: нёбом, альвеолами, задней стенкой (иногда и нижним краем) верхних зубов, образуя либо смычку (при [k], [g], [t], [d] и др.), либо щель (при [х], [j], [s] и др

4. Важным активным органом являются губы, особенно ниж­няя губа. Выпячиваясь вперед и округляясь, губы удлиняют общий объем резонаторной полости, меняют ее форму. Это создает осо­бую окраску так называемых огубленных (лабиализованных) зву­ков, например гласных [о], [u], [ə] (в нем. hören 'слышать', фр. deux 'два'), [у] (в нем. müde 'усталый', фр. rue 'улица') и некоторых дру­гих. При произнесении губных согласных губы создают препят­ствие на пути воздушной струи. Так образуются, во-первых, губно-губные (билабиальные) согласные— смычные, например [р], [b], и щелевые, в частности [w], например в англ. wall 'стена'; во-вто­рых — губно-зубные (лабиодентальные), в частности щелевые [v], [f] (щель между нижней губой и пассивным органом — нижним краем верхних зубов).

5. Нёбная занавеска может принимать поднятое положе­ние, закрывая проход в полость носа, либо, напротив, опускаться, открывая проход в носовую полость и таким образом подключая носовой резонатор. В этом по­следнем случае образуются носовые согласные, например [m], [n] и др., и назализованные гласные, представленные, например, во француз­ском, португальском и некоторых других языках.

6.Активными органами в полости рта являются при произнесе­нии некоторых звуков также язычок, например при произнесении язычкового или «картавого», дрожащего согласного (в транскрипции [r]), а в некоторых языках задняя стенка г л о т к и —при произнесении глоточных (фарингальных) согласных, например глухого щелевого [h] в англ. house 'дом' .

Учитывая работу произносительных органов, необходимую для образования каждого звука, мы получаем анатомо-физиологическую (или артикуляционную) классификацию звуков.

1. Первое и главное членение в этой классификации — членение на гласные и согласные. Гласные могут быть охарактеризо­ваны как звуки — «ртораскрыватели», звуки, при артикуляции кото­рых речевой канал в надгортанных полостях свободен, открыт и ток воздуха не встречает препятствий. У гласных нет определенного «фокуса» — места образования; для них типична общая, «разлитая» напряженность мускулов всего произносительного аппарата и отно­сительно слабая воздушная струя. Согласные, напротив, могут быть названы «ртосмыкателями», при их произнесении обязательно воз­никает та или иная преграда на пути воздушной струи (обычно в надгортанных полостях, а в случае гортанных согласных — в горта­ни). Соответственно у них есть определенный «фокус» — место об­разования. Для согласных типично сосредоточенное мускульное на­пряжение в месте образования преграды и более сильная воздушная струя.

2. Гласные классифицируются прежде всего по работе языка. Учитывается ряд (передние, задние и смешанные, а также и более дробные подразделения — «передние отодвинутые назад», «задние продвинутые вперед» и т. д.) и степень подъема языка (открытые, или «широкие», и закрытые, или «узкие», гласные). Вторым суще­ственным моментом является работа губ: различают огубленные и неогубленные гласные (в некоторых случаях и разные степени огуб­ленности). В ряде языков гласные приходится классифицировать так­же по работе нёбной занавески (неносовые и носовые), по долготе (долгие и краткие) и т. д.

3. Классификация согласных сложнее. Прежде всего по типично­му соотношению шума и голоса в образовании согласного нужно учи­тывать деление на с о н а н т ы (голос преобладает над шумом) и шумные и, далее, деление шумных на звонкие (произносимые с участи­ ем голоса), например русские или французские [b], [d], [g], [z], и глухие (произносимые вовсе без голоса), например [р], [t], [k], [s].

Группа сонантов может рассматриваться как в некотором роде промежуточная между гласными и шумными согласными. При про­изнесении сонантов преграда имеет место, но либо она является бо­лее слабой, чем у шумных согласных, либо воздушная струя не пре­одолевает, а обходит эту преграду. Первый случай имеем при произ­несении дрожащих типа [г] или [r], а также щелевых сонантов [1], [j], [w], произносимых при сравнительно широкой щели. Второй слу­чай имеем при артикуляции смычных носовых сонантов (воздух имеет свободный проход через нос). Иногда боковые и дрожащие объединяют вместе в группу так называемых «плавных», a [j] и [w] — в группу полугласных. Хотя в целом для сонантов характерны сла­бый шум и преобладание голоса, встречаются и глухие сонанты, на­пример на конце слова после глухого шумного в русск. вопль, вепрь, метр, песнь, ритм.

4. Второе деление согласных, перекрещивающееся с первым, это деление по способу образования шума, т. е. по характеру преграды, на группы смычных, щелевых и дрожащих. Среди смычных, в свою очередь, выделяют­ся взрывные, у которых смычка заканчивается взрывом (например, [p], [t], [k], [b], [d], [g] в положении перед гласным), и аффрикаты, у которых смычка без взрыва переходит в щель. Примеры аффрикат: (с) в царь, [с] в чай (глухие переднеязычные аффрикаты), [р^ф] в нем. Apfel 'яблоко' (глухая губная аффриката).

5. Третье деление согласных, также перекрещивающееся с пер­выми двумя, — это деление по активному артикулирую­щему органу. Здесь выделяются, как мы видели, губные, перед­неязычные, среднеязычные, заднеязычные, увулярные, фарингальные и гортанные. Более дробное подразделение, в частности в группе губных, учитывает активность обеих губ или только нижней, а в груп­пе переднеязычных — активность и способ работы отдельных участков передней части языка. Кроме того, при дальнейшем подразделе­нии принимается во внимание также пассивный орган, что отража­ется в таких терминах, как «губно-зубные».

К биологическому аспекту относится также изучение меха­низмов тех изменений, которым подвергаются артикуляции зву­ков в потоке речи. Эти изменения называют позиционными (в широком смысле) и подразделяют на 1) комбинаторные, вызван­ные взаимодействием между артикуляциями звуков, находящихся в потоке речи в непосредственном или близком соседстве, и 2) соб­ственно позиционные, связанные с положением звука в безударном слоге либо на конце слова, и т. д.

1. Среди комбинаторных изменений выделяют аккомода­ции, ассимиляции и диссимиляции.

Изменения в артикуляции согласных под влиянием соседних глас­ных и в артикуляции гласных под влиянием соседних согласных на­зывают аккомодацией. Приведем несколько примеров.

В русском языке согласные перед сгубленными гласными, т. е. перед [и] и [о], лабиализуются, т. е. произносятся с округлением губ и выдвижением их вперед. Ср. брата с «обыкновенным» [t] и брату с огубленным [t°]. Мы имеем здесь дело с так называемым предвос­хищением артикуляции: поскольку при произнесении [u] или [о] губы должны быть округлены и выдвинуты вперед, этот их уклад форми­руется заранее, еще в момент произнесения предшествующего согласного. Подобным же образом перед носовыми согласными глас­ный частично (в своей конечной фазе) назализуется: в слове дам мы заранее, еще в момент произнесения гласного, опускаем нёбную за­навеску, что нужно нам для последующего [m].

Там, где артикуляция согласного влияет на артикуляцию соглас­ного же или артикуляция гласного — на артикуляцию гласного, при­чем влияние это направлено в сторону сближения артикуляций, го­ворят об ассимиляции, или уподоблении. Ассимиляция тоже может быть либо предвосхищающей, либо инерционной.

Классическими примерами предвосхищающей ассимиляции со­гласных может служить в русском языке замена звонких согласных глухими в положении перед глухими и, напротив, глухих согласных звонкими в положении перед звонкими. Ср. лодочка — но лодка, где произносится глухое [t] перед [к], или к реке — но к домам, где име­ем звонкое [g] перед [d]. В примере к домам происходит предвосхи­щение вибрации голосовых связок; в примере лодка — предвосхи­щение их разомкнутого состояния. В некоторых русских говорах наблюдается инерционная ассимиляция согласных по мягкости — инерция поднятого положения средней части спинки языка в момент произнесения последующего согласного, например Ванъкя с мягким [к']. В английском языке в окончании множественного числа имен существительных звучит [z], в частности после гласного, например в shoes [su:z] 'туфли', и после сонанта, например balls [bo:lz] 'мячи', но только [s] непосредственно после глухого согласного, например в cats [kaets] 'кошки'. В этом последнем случае наблюдаем инерцион­ную ассимиляцию по глухости — инерцию неучастия голосовых свя­зок.

Менее широко встречаются явления, противоположные ассими­ляции, — явления диссимиляции, или «расподобления», звуков. Дистантной диссимиляцией двух дрожащих вызвано появление просторечной формы колидор вместо коридор или современной ли­тературной формы февраль вместо древнерусского февраръ, заим­ствованного (через византийское посредство) из латинского (лат. februarius). Контактную диссимиляцию двух смычных имеем в та­ких формах, как легко, мягко, где произносится [х], — ср. легок, мя­гок с [g] (здесь одновременно и ассимиляция по глухости), или в укр. хто (= русск. кто).

2. К собственно-позиционным изменениям относятся, в частности, редукция (ослабление) гласных в безударных сло­гах и оглушение согласных на конце слова перед паузой.

Яркие примеры редукции гласных дает русский язык. Гласный, обозначаемый на письме буквой а, звучит далеко не одинаково в мал, малыш и малыши; дам и выдам.

Полная степень редукции — это полное исчезновение гласного в безударном слоге и даже всего слога, в частности: а) апокопа — отпадение конечного гласного или конечной части слова, например Петь вместо Петя, чтоб вместо чтобы, и б) синкопа — выпа­дение гласного или нескольких звуков не на конце слова, например Иваныч вместо Иванович.

Оглушение звонких согласных на конце слова перед паузой наблюдается во многих языках. Ср. в русск. дуга — дуг [d°uk], труба — труб [t°r°up] и т. д. Физиологическая основа этого явле­ния — преждевременное, еще до конца произнесения слова, возвра­щение голосовых связок в состояние покоя.

СОБСТВЕННО-ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ (ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ)

АСПЕКТ В ИЗУЧЕНИИ ЗВУКОВ ЯЗЫКА. ПОНЯТИЕ ФОНЕМЫ

Звук, произносимый в речи, — это не только колебание воз­душной среды и не только результат работы наших произноситель­ных органов. Звук этот выполняет определенные функции в языке и речи, и в этом своем качестве он является определенной единицей — фоном в потоке речи и фонемой в систе­ме языка. В сочетании с другими звуками он выступает как матери­альное, чувственно воспринимаемое средство закрепления и выра­жения мысли, как экспонент или составная часть экспонента языко­вого знака. Язык может служить орудием общения и обмена мыслями только потому, что значащие единицы языка (морфемы, слова и т. д.) материализуются в звуках, произносимых говорящим и восприни­маемых слушающим. Для языковедения именно эта, функциональ­ная, сторона является самой важной. Поэтому функциональный, или фонологический, аспект в изучении звуков называется «собствен­но-лингвистическим».

Членение речевого потока на слоги наблюдается во всех язы­ках мира. Слог везде выступает как минимальная произно­сительная (артикуляционная) единица речи. Он мо­жет состоять либо из одного звука, либо из нескольких звуков, со­седствующих в речевой цепи и определенным образом объединенных в некое неделимое (с произносительной точки зрения) целое.

Чаще всего вершину, или ядро, слога образует тот или иной глас­ный звук, а на периферии слога располагаются согласные. Ср. пря­ник, до-мик,ра-злу-чить. Не­редко слог состоит из одного гласного. Вместе с тем возможны слоги, вообще не содержащие глас­ного звука. В русском языке такие слоги сплошь да рядом встречают­ся в беглом разговорном стиле произношения, например в словах по­лочка (если его произнести без второго гласного, Ивановна и т. д. В этих слогах ядро со­ставляют слогообразующие или слоговые сонанты. Реже встречаются слогообразующие шумные, например [s] в русском междометии тсс! Есть языки, в которых слогообразующие сонанты — нормальное явление в любых разрядах слов и в любом стиле произношения. Так, в чешском есть слоговое [г], например в prst 'палец', в двусложных (с ударением на первом слоге) vrba 'верба', Brno 'город Брно', слого­вое [1] в vlk 'волк'; в сербскохорватском слоговое [г] врт 'мыс'.

С другой стороны, слог может содержать в себе два гласных, как в нем. Maus 'мышь', и даже три.

При изучении слога и слогоделения важными являются по­нятия (1) открытого / закрытого и (2) долгого / краткого слогов.

1. О т к р ы т ы м слогом называется такой, который заканчивает­ся слогообразующим звуком (т. с. отсутствует «задняя периферия»), например все слоги в русском ма-ма, чешском ur-ba, закрытым — такой, который заканчивается неслогообразующим звуком, напри­мер мать, дай. Есть языки (английский, немецкий, французский и др.), широко использующие открытые и закрытые слоги, и, с другой стороны, такие языки, в которых возможны только открытые слоги.

2. Для некоторых языков, например для древнегреческого и латы­ни, для арабского, существенно различение долгих и кратких слогов. К долгим слогам относятся открытые слоги с долгим гласным в вершине, а также все закрытые слоги. Краткими являются лишь те открытые слоги, у которых вершиной служит краткий гласный.

С понятием слога тесно связаны понятия дифтонга и трифтонга (которые можно объединить в понятии полифтонга). Дифтонг – это сочетание двух (трифтонг — сочетание трех) гласных, произносимых как один слог.

Словесное ударение, его функция и типы

Обычно словесное ударение заключается в том, что в сло­ве (или же в группе, состоящей из знаменательного слова и одного или нескольких служебных) с помощью тех или иных звуковых средств подчеркивается один вполне определенный слог, а иног­да — в меньшей мере — еще и другой или другие слоги. Так, в русском слове новая всегда подчеркивается первый слог, в под ок­ном — последний слог, в да знаешь ли? — второй слог, в немецком слове Eisenbahn 'железная дорога' — первый и в меньшей степени третий слог и т. д. Слоги, несущие ударение, называют ударными, остальные же — безударными.

Словесное ударение может быть свободным (разноместным) или связанным (фиксированным, одноместным).

1. Свободным называется ударение в тех языках, в которых оно может стоять на любых (начальных, серединных, конечных) сло­гах слова, как это мы видим в русском языке. Конечно, в каждом слове и в каждой грамматической форме такого языка место ударения обычно закреплено строго (возможно только новая, а не «новая» или «новая. Свободным является ударение также в украинском, белорусском, болгарском, литовском, немецком, английском, скандинавских, итальянском и в ряде дру­гих языков. В этих языках есть случаи, когда два разных слова или две разные формы, обладая одинаковым фонемным составом, раз­личаются лишь местом ударения. Таковы в русском языке, напри­мер, пары мука и мука, плачу и плачу (совсем разные слова), или стада и стада (разные формы одного слова), или в английском import /imp'о:t/ 'ввозить, импортировать' и import /'impot/ 'ввоз, импорт' (разные слова — глагол и существительное, — тесно свя­занные по значению и происхождению).

Свободное ударение может быть неподвижным при образо­вании форм слова и производных слов или подвижным.

Неподвижное ударение имеем, например, в слове горох: ср. го­рох, гороха, гороху и т. д., также горошина, горошек, гороховый, огоро­шить — везде ударение падает на один и тот же слог -рох- или -ро-. Неподвижное ударение определенным образом характеризует не только данную словоформу, но и данную корневую морфему: в сло­ве горох и его производных оно неизменно падает на второй слог корня.

Подвижное ударение имеем в слове борода: ср. бороды, бороде, но бороду, бороды, бородка. Подвижность ударения наблюдается в языках со свободным ударени­ем там, где ударение так или иначе характеризует определенные не­корневые морфемы (окончания, суффиксы, приставки), определенные грамматические формы и словообразовательные типы. Так, пристав­ка вы- (в отличие от других русских приставок) перетягивает ударе­ние на себя (ср. смотреть, писать, также посмотреть, написать, но высмотреть, выписать), однако при образовании несовершенного вида суффикс -ыва- (-ива-) заставляет ударение перейти с этой при­ставки на слог, непосредственно предшествующий суффиксу (выпи­сывать, высматривать). Аналогичная «борьба» между морфемами, входящими в состав слова, «борьба» за место ударения в данной сло­воформе, происходит и в других случаях. В целом можно сказать, что в языках со свободным ударением (и в случаях его под­вижности, и в случаях неподвижности) место ударения в сло­воформе зависит от ее морфемного состава.

2. Связанным (фиксированным) называется словесное ударение в тех языках, в которых оно всегда (или почти всегда) падает на один определенный по порядку слог слова, например: только на начальный, только на конечный, только на предпоследний слог и т. д. Начальное ударение имеем в финно-угорских языках, а из индоевропейских — в латышском, чешском, словацком (ср. в русском языке имена собствен­ные и другие слова, заимствованные из этих языков: Таллин, Тарту — из эстонского; Рига, Райнис — из латышского; Прага, Дворжак, Гашек, робот — из чешского. Конечное ударение представ­лено в армянском (ср. Ереван, Саръян), таджикском (Душанбе). Фик­сированное ударение на предпоследнем слоге господствует в польском языке (ср. Варшава, Краков, Мицкевич, шляхта).

Естественно, что фиксированное ударение оказывается подвиж­ным, если при образовании форм слова или производных слов ко­личество слогов изменяется и слог, на который падало ударение,

3. Промежуточную группу между языками со свободным и со свя­занным ударением представляют языки с полусвязанным уда­рением. Ярким примером может служить латынь. На определенном этапе развития латинского языка ударным стал предпоследний слог слова, если он был долгим и третий с конца слог, если предпоследний слог был кратким,. Сход­ную закономерность наблюдаем в классическом арабском языке. Таким образом, в языках с полусвязанным ударением место ударе­ния зависит от а) места границы слова и б) некоторых фонологиче­ских (но не морфологических!) особенностей этого слова.

Выше было отмечено, что иногда в одном слове имеется более одного ударения. Обычно в этих случаях ударения неравноправны, между ними наблюдается известная градация: главное ударение противостоит одному или нескольким второстепенным, более слабым. Таким образом, единство акцентного слова, создаваемое главным ударением, не нарушается; с помощью второстепенного ударения создается лишь некоторое расчленение внутри единого смыслового и фонетического целого.

В русском языке второстепенное ударение появляется лишь в бо­лее длинных сложных словах вроде машиностроительный,севе­роамериканский, электрокардиограмма (на первых компонентах этих слов) и в более длинных словах с приставками после-, противо-,архи-, анти- и некоторыми другими (на этих приставках), например послеоперационный, противотуберкулёзный, архиреакционный.

Иную картину видим в германских языках, где второстепенные ударения в определенных случаях строго обязательны и встречают­ся очень часто. Так, в немецком все сложные слова и слова с некоторыми аффиксами (приставками или суффиксами) обязательно име­ют по два ударения и более. Главное ударение обычно падает на первый компонент («тяже­лую» приставку, а при ее отсутствии — на первый корень в сложном слове), второстепенные же ударения — на последующие компонен­ты, например Ursprung 'происхождение', Untergrundbahn 'метро' (букв, 'подземная дорога') и т. д.

Фразовая интонация

Понятие «фразовая интонация» (или просто «интонация») охватывает все просодические явления, наблюдаемые в рамках син­таксических единиц, — словосочетания и предложения (в том числе и однословного предложения). Важнейший компонент интонации — мелодика, т. е. движение основного тона голоса (повышение и понижение), создающее тональный контур высказывания и его час­тей и таким образом связывающее и членящее нашу речь. Так, суще­ственное понижение тона указывает на завершенность сообщения или какой-то его относительно самостоятельной части. Напротив, повышение говорит о незаконченности мысли, о том, что надо ждать продолжения, или — при другом мелодическом рисунке — о том, что это вопрос, а не утверждение и т. д.

Мелодика и особенно второй важный компонент интонации — интенсивность — используются для подчеркивания каких-то частей высказывания. Так, в понятие интонации входит фразо­вое ударение. Его нейтральную разновидность Л. В. Щерба на­зывает синтагматическим ударением и рассматривает как средство фонетической организации синтагм. Синтагма же пони­мается как единица изменчивая, речевая, «...кратчайший отрезок речи... который в данном контексте и в данной ситуации соответ­ствует единому понятию». Синтагма — сравнительно небольшая группа слов, объединенных соседством в речевой цепи и тесной смысловой связью. В русском тексте синтагматическое ударение состоит в том, что последнее слово синтагмы (если оно не является служебным словом, не способным иметь собственное словесное ударение) подчеркивается больше, чем другие. Так, предложение «Что вы делали вчера вечером?» наиболее привычно распадется на две синтагмы (границы их обозначим вертикальной чертой, а сло­во, получающее синтагматическое ударение, выделим курсивом):

«Что вы делали | вчера вечером!» Ср. и в ответе: «Читал новую кни­гу, | которую мне дали | на один день». Во всех этих случаях синтаг­матическое ударение может рассматриваться как установление не­которой градации между словесными ударениями. Во французском тексте все слова синтагмы, кроме последнего, вообще могут терять свое словесное ударение.

Логическое ударение наблюдается в тех случаях, когда со­держание речи требует особого выделения каких-то частей выска­зывания. Это ударение часто рассматривается как отступление от привычных норм синтагматического ударения. Так, в предложении «Его новая книга понравилась мне меньше, чем первая», хотя на конце первой синтагмы стоит слово книга, мы больше выделим не его, а другое слово — новая и тем самым сделаем более выпуклым выра­женное здесь противопоставление: новая — первая. В других случа­ях логическое ударение, напротив, еще больше подчеркивает слово, которое и без того должно быть выделено синтагматическим ударе­нием. Ср.: «Это не новая книга, а всего лишь новая статья!» Отме­тим, что логическое ударение способно даже нарушать нормы сло­весного ударения. Ср. обычное словесное ударение: до еды и логи­ческое: «до еды или после еды?».

Третий компонент интонации — темп речи, ее замедление и ускорение. Замедлением темпа выделяются более важные слова в высказывании (разновидность логического ударения) или слова, наи­более значимые эмоционально (так называемое эмфатическое, или эмоционально-экспрессивное, ударение). В русском языке в случае положительных эмоций происходит особое удлинение (растягива­ние) ударного гласного, а иногда и всего выделяемого слова («Он замеча-ательный человек); в случае эмоций отрицательных (гнев, угроза и т. д.) более типично удлинение начального согласного сло­ва (н-негодяй!) или начального согласного ударного слога (негод-дяй). С убыстрением темпа обычно произносятся менее важные ча­сти высказывания.

Важными компонентами интонации являются также паузирование, т. е. расстановка пауз и их градация по степени длитель­ности, и, наконец, те тембровые особенности, которые связаны с выражением общей эмоциональной настроенности нашей речи (на­пример, то, что называют «металл в голосе»).

Все компоненты интонации используются в тесном переплетении друг с другом.

Тема 7. Лексикология (4 часа).

Лексикология — раз­дел науки о языке, изучающий лексику, т. е. словарный состав языка. Лексика состоит из слов и устойчивых словосочетаний, функциони­рующих в речи наподобие слов.

Переходя после изучения фонетики и фонологии к изучению лек­сикологии, мы попадаем в совершенно другой мир. Если там мы имели дело с односторонними языковыми единицами, то здесь — с единицами двусторонними, обладающими значением. Если количе­ство фонем в одном языке исчисляется всего несколькими десятка­ми, то количество лексических единиц — десятками и сотнями ты­сяч, а вернее — даже вообще не может быть сосчитано, так как сло­варный состав непрерывно пополняется. Если каждая фонема повторяется в текстах практически бесконечное число раз, то среди лексических единиц языка есть высокочастотные (на­пример, в русском языке союз и, предлог в, отрицательная частица не, местоимение он и т. д.), а есть и такие, которые могут не встре­титься ни разу на многих десятках тысяч страниц текста, и даже та­кие, о которых можно сказать, что они существуют лишь потенци­ально, в возможности. Наконец, в отличие от звукового строя и фо­нологической системы языка, лексика непосредственно и "широко отражает общественную практику, материальную и духовную куль­туру соответствующего человеческого коллектива, немедленно от­кликается на любое изменение в производстве, в общественных от­ношениях, в быту, в идеологии и т. д. и потому находится в состоя­нии непрерывного изменения (что нисколько не исключает наличия в лексике каждого языка устойчивого «ядра», сохраняющегося в те­чение столетий).

Первая и чрезвычайно трудоемкая задача, возникающая перед наукой в рассматриваемой области, — собрать (инвентаризировать) по возможности всю лексику языка, выяснить и описать значение каждой лексической единицы. Этим занимается лексикография, дающая описание лексики в виде словарей (лексиконов) соответству­ющего языка. Словари осуществляют (под тем или иным углом зре­ния, с помощью методов, разрабатываемых теорией лексикографии) лишь первичное описание лексики, оформленное как совокупность описаний отдельных лексических единиц, учтенных в рамках дан­ного словаря. В больших (особенно многотомных) словарях многие слова могут быть описаны очень подробно и глубоко, но описание каждого слова является здесь по необходимости изолированным от описания других слов: в задачи словаря не может входить обобще­ние фактов, касающихся разных слов. Материал, собранный в сло­варях, составляет базу для обобщений лексикологии, для выявления общих закономерностей, управляющих функционированием и исто­рическим развитием словарного состава.

Наиболее существенным разделом лексикологии является сема­сиология, изучающая проблемы значения (семантики) лексических единиц.

СЛОВО КАК ЕДИНИЦА ЯЗЫКА

Морфема есть минимальная (т. е. нечленимая дальше) значащая единица языка, в которой за определенным экспо­нентом закреплен тот или иной элемент содержания. Слово же не обладает признаком структурной и семантической нечленимости: есть слова, не членимые на меньшие значащие части, т. е. состоящие каждое из одной морфемы (например, предлоги у, для, союзы и, но,междометие ах, существительное кенгуру), и такие, которые членят­ся дальше на значащие части, т. е. состоят каждое из нескольких морфем {тепл-ая, погод-а, по-вы-брас-ыва-ть и т. д.). Какой же признак объединяет и семантически нечленимые, и членимые слова в общем понятии слова как языковой единицы и одновременно про­тивопоставляет такое слово (в частности, и одноморфемное слово) морфеме? Очевидно, признак большей самостоятельности (автономности) слова по сравнению с морфемой. Эта самостоятель­ность может быть позиционной и синтаксической.

Позиционная самостоятельность заключается в отсутствии у слова жесткой линейной связи со словами, соседни­ми в речевой цепи, в возможности в большинстве случаев отделить его от «соседей» вставкой другого или других слов, в широкой под­вижности, перемещаемости слова в предложении. Ср. хотя бы сле­дующие простые примеры: Сегодня теплая погода; Сегодня очень теплая и сухая погода; Погода сегодня теплая; Теплая сегодня пого­да! и т. п.

Можно сказать, что слово — минимальная единица, облада­ющая позиционной самостоятельностью. Части слова, например мор­фемы внутри многоморфемного слова, такой самостоятельностью не обладают. Они как раз связаны жесткой линейной связью: их нельзя переставлять, между ними либо вовсе нельзя вставить никаких дру­гих морфем (например, в вы-брас-ыва-ть,рыб-о-лов), либо же можно вставить лишь немногие морфемы из жестко ограниченных списков (тепл-ая, тепл-оват-ая, тепл-еньк-ая, тепл-оват-ень-кая; погод-а, погод-к-а; да-ть, да-ва-ть). Показательно в этом отношении сравне­ние в русском языке предлогов и приставок, в частности параллель­ных (у и у-, от и от- и т. д.). Предлоги легко отделяются от слова, перед которым стоят и с которым связаны по смыслу, вставкой других слов: у стола; у большого стола; у небольшого, недавно купленного стола и т. д. Поэтому вполне закономерно считать предлог отдель­ным словом. При­ставка же неотделима от корня, перед которым стоит: в унести, отне­сти между у- или от- и -нести ничего нельзя вставить.

Позиционная самостоятельность характеризует все типы слов в языке, хотя и не в одинаковой степени.

Более высокая ступень самостоятельности слова — син­таксическая самостоятельность — заключается в его способ­ности получать синтаксическую функцию, выступая в качестве отдельного однословного предложения или же члена предложения (подлежащего, сказуемого, дополнения и т. д.). Синтаксическая самостоятельность свойственна не всем словам. Предлоги, например не могут быть ни отдельными предложениями (исключения вроде Без! как ответ на вопрос Вам с сахаром или без? единичны), ни сами по себе (без знаменательного слова) членами предложения. То же самое можно сказать и о многих других типах служебных слов о союзах, артиклях, частицах и т. д. Все же некоторые лингвисты кла­дут в основу общего определения слова как раз критерий синтакси­ческой самостоятельности, причем обычно даже в более узкой фор­мулировке: слово определяют как минимальную единицу, способную в соответствующей ситуации выступать изолированно, в качестве отдельного предложения.

Подытоживая сказанное, можно сформулировать следующее определение слова как языковой единицы: слово — ми­нимальная относительно самостоятельная знача­щая единица языка; относительная самостоятельность сло­ва — большая, чем у морфемы, — последовательнее всего проявля­ется в отсутствии у него жесткой линейной связи с соседними словами (при наличии, как правило, жесткой связи между частями слова), а кроме того, в способности многих слов функ­ционировать синтаксически — в качестве минимального (однословного) предложения либо в качестве члена предложения.

ЛЕКСИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ СЛОВА

Содержательная, или «внутренняя», сторона слова представ­ляет собой явление сложное, многогранное.

Заключенное в знаменательном слове указание на те или иные «общие разряды», т. е. на определенные грамматические категории, называется грамматическим значением (данного слова или его отдельной формы). Так, в слове теплая (в данной словофор­ме) грамматическим значением является указание на род (женский), число (единственное), падеж (именительный), а также (в любой сло­воформе — теплый, теплая, теплого и т. д.) на грамматический класс слов, т. е. часть речи (прилагательное). Грамматическими значения­ми занимается грамматика.

Заключенное же в слове указание на «известное содержание, свой­ственное только ему одному», т. е. только данному слову в отличие от всех других слов, называется лексическим значением. Лекси­ческое значение, как правило, остается одним и тем же во всех граммати­ческих формах слова, в том числе и аналитических. Таким образом, оно принадлежит не той или иной словоформе, а лексеме в целом. Лексиче­ское значение слова теплый — это то значение, которым это слово отли­чается от всех других слов русского языка, прежде всего от соотноситель­ных по смыслу (т. е. от холодный, горячий, прохладный, тепловатый), а далее и от всех остальных (кислый, желтый, высокий, передний, восьмой, человек, гора, бежать, вприкуску и т. д.). Лексикология и лексическая семасиология как раз и занимаются исследованием лексического значе­ния, индивидуально присущего каждому знаменательному слову.

Что касается служебных слов, то вопрос об их лексическом зна­чении не имеет однозначного решения в науке. Ясно только, что они функционируют в предложении как выразители тех или иных грам­матических значений отдельных слов и тех или иных смысловых и формальных связей между словами и что, таким образом, граммати­ческое значение является в их содержании ведущим, если вообще не единственным.

Важнейшую часть лексического значения, его, так сказать, ядро составляет у большинства знаменательных слов мыслительное отображение того или иного явления действительности, предмета (или класса предметов) в широком смысле (включая действия, свой­ства, отношения и т. д.). Обозначаемый словом предмет называют денотатом, или референтом, а отображение денотата (класса денотатов) — концептуальным значением слова, или десигнатом. Кроме ядра в состав лексического значения вхо­дят так называемые коннотации, или созначения— эмоцио­нальные, экспрессивные, стилистические «добавки» к основному зна­чению, придающие слову особую окраску. В каждом языке есть и такие знаменательные слова, для которых не дополнительным, а ос­новным значением является выражение тех или иных эмоций (на­пример, междометия вроде ого! тьфу! или брр!) или же передача команд— побуждений к определенным действиям (стоп! прочь! брысь! на!в смысле 'возьми' и т. п.).

В лексическом значении слова выделяются три стороны, или гра­ни: 1) отношение к денотату— это так называемая предметная отнесенность слова; 2) отношение к категориям логики, и прежде всего к понятию, — понятийная отнесенность; 3) отношение к кон­цептуальным и коннотативным значениям других слов в рамках со­ответствующей лексической системы — этот аспект значения иног­да называют значимостью.

Денотатами слова могут быть предметы, события, свойства, действия, наблюдаемые в окружающем нас мире — в природе и вобществе (ср. денотаты слов собака, погода, газета, зеленый, про­должаться, курить, вверх, четыре); чувства и ощущения внутрен­него мира человека, моральные и логические оценки и понятия, вы­работанные развитием духовной культуры, идеологии и т. д. (ср. де­нотаты слов радость, томиться, казаться, вспомнить, честно, совесть, гордый, сентиментализм, по-видимому). Денотатами слов,могут быть и элементы языка (как и язык в целом), процессы, проте­кающие при функционировании языка в речи, действия, осуществ­ляемые в процессе изучения языка, ит. д. (ср. денотаты слов речь, слово, фонема, произносить, спрягать). С фиктивными, воображае­мыми денотатами соотнесены слова, десигнатами которых являют­ся ложные понятия, возникшие на каком-то этапе развития культу­ры, а позже отброшенные (черт, леший, русалка, флогистон).

Независимо от реального или фиктивного характера денотата раз­личают общую и частную предметную отнесенность.

Общая предметная отнесенность слова есть отне­сенность его концептуального значения к целому классу (множеству) денотатов, характеризующихся наличием у них каких-то общих при- знаков. Так, слово собака обозначает любую собаку независимо от породы, цвета шерсти, клички и т. д., т. е. класс (множество) собак; слово зеленый — любой оттенок и любой конкретный случай зеле­ного цвета; слово курить — любой конкретный случай этого дей­ствия.

Частная предметная отнесенность слова есть от­несенность его концептуального значения к отдельному, единично­му денотату, к отдельному, индивидуальному предмету, к отдельному конкретному проявлению свойства, действия ит. д. Так, в приводи­мых ниже предложениях слова собака, зеленый икурить обознача­ют уже нечто совершенно конкретное: В комнату вбежала большая черная собака; Записка была написана зелеными чернилами; Стоя у окна, он нервно курил.

По способности выступать в общей и / или частной отнесен­ности большинство знаменательных слов делятся на три группы: 1) имена собственные, 2) нарицательные слова и3) так называемые указательно-заместительные, или местоименные, слова.

1. И м е н а собственные всегда выступают (пока они оста­ются именами собственными) только в частной предметной отне­сенности. Нева — это одна, совершенно определенная река; Киев — вполне определенный город, расположенный в определенной точке земного шара; Герцен — определенный человек, живший с 1 812 по 1870 год, написавший «Былое и думы», «Кто виноват?» и другие про­изведения. Берем ли мы имя собственное как элемент языка или в его употреблении в речи, оно в любом случае соотнесено с индиви­дуальным предметом. Это справедливо и применительно к таким многократно повторяющимся именам собственным, как личные име­на Татьяна (Таня), Виктор (Витя), названия населенных пунктов вроде Покровское, Александровнаи т. д. Дело в том, что все много­численные Тани не имеют никакого общего им всем и вместе с тем присущего только им одним признака (кроме самого этого имени Таня,но имя не есть реальный признак вещи). Тем самым все Тани не объединяются в «класс Тань» (или если при случае иобъединя­ются, то лишь в чисто «вербальный», но никак не реальный класс денотатов).

2.Нарицательные слова, например река, город, писатель, девушка или приведенные выше собака, зеленый, курить, могут вы­ступать и в общей, и в частной предметной отнесенности. В системе языка (в его словаре), в отвлечении от конкретного текста, такие слова всегда имеют, как об этом уже говорилось, общую отнесенность. В ре­чи, в тексте нарицательные слова обладают либо общей, либо частной отнесенностью, в зависимости от характера соответствующего вы­сказывания. Ср. частную отнесенность слов в предложениях Город стоит на берегу реки; В комнату вбежала собака и в других, приве­денных выше, и общую предметную отнесенность тех же слов в та­ких общих утверждениях, как «Во всех странах наблюдается отлив сельской молодежи в город»; «.Собака — друг человека»; «Зеленый цвет действует успокаивающе на нервы»; «Курить — вредно».

3. Указательно-заместительные слова составляют количественно небольшую, но важную группу. Это местоимения, напри­мер я, ты, он, этот, мой, какой, такой, столько, и местоименные наре­чия, например так, здесь, там, тогда и др. В системе языка они имеют, как и нарицательные слова, только общую предметную отнесенность (и притом отнесенность к очень большим и широким классам денота­тов): я — любой говорящий, ты — любой собеседник, здесь — любое место, находящееся вблизи говорящего или указанное в предыдущем контексте, и т. д.

Имена собственные и нарицательные слова объединяются вместе как слова - н а з в а н и я, выполняющие номинативную (назывную) функцию. Указательно-заместительные слова противостоят им как слова-указатели и слова — заместители на­званий. Соответственно говорят о указательной и о заместительной функциях. Слова эти называют также ситуативными, так как они получают совершенно различный и даже прямо противоположный смысл в зависимости от ситуации, в которой употреблены (в зависимости от предшествующего контекста или, при устном общении, в зависимости также от жестов, движения глаз говорящего лица и т. д.). Так, вопрос «Вы по­едете туда!» будет иметь совершенно разный смысл смотря по тому, какое место (город, страна и т. д.) было перед этим упомянуто или в какую сторону направлен указательный жест спрашивающего. Выс­тупая вместо слова-названия, слово-заместитель делает ненужным повторение этого названия в последующем отрезке текста. Ср.: «В комнату вбежала собака. Она (вместо собака) громко залаяла», Или: «Я вышел на лестницу. Там (вместо на лестнице) было темно».

Рассмотренные группы знаменательных слов не отделены друг от друга глухими, непроходимыми перегородками. Имя собствен­ное легко получает значение нарицательного, т. е. способность обозначать целый класс однородных в каком-либо отношении предметов (лиц и т. д.) и тем самым способность выступать и в общей предмет­ной отнесенности. Яркий пример — имена некоторых литературных персонажей: Плюшкин (в нарицательном значении 'скупец, мелочно-скаредный человек'), Манилов ('пустой благодушный мечтатель'), Хлестаков ('безудержный хвастун'), Оттелло ('ревнивец'), Яго ('ко­варный клеветник'), Тартюф ('ханжа') и т. д. Сходным образом иног­да имена реальных лиц, а также географические названия получают более общее, т. е. нарицательное, значение. В ряде случаев нарица­тельные слова развиваются из имен собственных или образуются от них. Так, из имени римского полководца и императора Юлия Цезаря (Caesar) возникли нарицательные нем. Kaiser 'император', русск. ке­сарь, цесарь, откуда в дальнейшем царь; а из имени франкского коро­ля Карла Великого — нарицательные русск. король, чешек, kral, польск. krol с тем же значением. Имя собственное — название местности — получает нарицательное значение как название того или иного изде­лия, например палех, хохлома, болонья, цинандали.

С другой стороны, имена собственные возникают на базе нарица­тельных слов. Иногда нарицательное слово получает преимуществен­ную отнесенность к какому-то одному представителю класса и тем самым начинает сближаться с именем собственным; так, слово на­чальник, или шеф, и т. п. в устах служащих какого-либо учреждения преимущественно начинает обозначать именно их начальника, го­род для деревенского жителя — чаще всего конкретный, ближайший к данной деревне город и т. д. Затем так возникают настоящие имена собственные. Например, Стамбул (турецк. Istanbul) есть искажение греческого выражения eis ten polin 'в город'. Ср. и наше Городок (в Витебской области БССР).

Нет резкой грани и между указательно-заместительными и нари­цательными словами. Так, слова вышеупомянутый, следующий близ­ки по своему характеру к местоимениям тот, этот, такой; слова вчера, завтра — к местоименным наречиям тогда, теперь; слова справа, слева — до некоторой степени к местоименным наречиям здесь, там, поскольку у всех этих слов «ситуативное наполнение» оказывается весьма изменчивым. Относительность значения, харак­терная для заместительных слов, наблюдается и в таких названиях, как термины родства (отец, мать, сын, дочь, племянник), в словах земляк, сосед, однокурсник, тезка, соперник, приятель и в ряде дру­гих. С другой стороны, ср. выше пример превращения местоимения я в имя существительное.

ЛЕКСИКОГРАФИЯ

Составляе­мые лексикографами словари чрезвычайно разнообразны по своему назначению, объему, по характеру и способам подачи включаемого материала.

Прежде всего нужно различать словари лингвистические и нелингвистические. Первые собирают и описывают под тем или иным углом зрения лексические единицы языка (слова и фразеологизмы). Особый подтип лингвистических словарей состав­ляют так называемые идеографические словари, идущие от понятия (идеи) к выражению этого понятия в слове или в словосочетании. В нелингвистических словарях лексические единицы (в частности, термины, однословные и составные, и собственные имена) служат лишь отправной точкой для сообщения тех или иных сведений о пред­метах и явлениях внеязыковой действительности. Встречаются и про­межуточные разновидности словарей. Кроме того, всякий словарь с точки зрения охватываемого им материала может быть либо общим (например, БСЭ — Большая Советская Энциклопедия), либо специ­альным (та или иная отраслевая энциклопедия — медицинская, фи­лософская и т. д.).

Важными понятиями лингвистической лексикографии являются словарная статья, заголовочное слово и словник. Словарная ста­тья — это абзац или несколько абзацев словаря, дающих информа­цию, относящуюся к одной лексической единице (иногда к несколь­ким взаимосвязанным единицам). Статья начинается заголовочным словом (иногда сочетанием), обычно выделенным особым шрифтом. Совокупность всех слов, рассматриваемых в словаре, называется бсловником этого словаря.

Рассмотрим подробнее лингвистические словари.

То л ко в ы й словарь дает толкование значений слов (и устойчивых сочетаний) какого-либо языка средствами этого же языка. Толкование дается с помощью логического определения кон­цептуального значения (накалиться 'нагреться до очень высокой температуры', рекордсмен 'спортсмен, установивший рекорд'), по­средством подбора синонимов (назойливый 'надоедливый, навязчи­вый') или в форме указания на грамматическое отношение к друго­му слову (прикрывание 'действие по значению глаголов прикрывать иприкрываться''). В некоторых толковых словарях значения слов раскрываются иногда с помощью рисунков. Эмоциональные, экс­прессивные и стилистические коннотации указываются посредством специальных помет (неодобр., презр., шутл., ирон., книжн., разг.и т. п.). Отдельные значения иллюстрируются примерами —типичны­ми сочетаниями, в которых участвует данное слово (утюг накалил­ся, атмосфера накалилась — где глагол выступает уже в переносном значении 'стала напряженной'), или же литературными цитатами. Обычно толковые словари дают также грамматическую характерис­тику, указывая с помощью специальных помет на часть речи, грам­матический род существительного, вид глагола и т. д. и приводя в нужных случаях кроме словарной и некоторые другие формы данно­го слова. В той или иной мере указывается и произношение слова (например, в русских толковых словарях ударение).

Обычно толковые словари являются словарями современного ли­тературного языка и носят нормативный характер. Таковы, например, известные академические словари русского языка — 17-томныйСловарь современного русского литературного языка (1950-1965) и 4-томный Словарь русского языка (2-е изд. в 1981-1984 гг.). Наибо­лее типичным примером строго нормативного словаря является зна­менитый французский Словарь Академии (1-е изд. в 1694 г.).

Иной, ненормативный характер носит знаменитый Толковый сло­варь живого великорусского языка В. И. Даля (в 4 т., 1-е изд. в 1863-1866 гг.), широко включающий областную и диалектную лексику и в отношении полноты охвата этой лексики и обилия народных выра­жений до сих пор непревзойденный.

Толковым словарям противостоят переводные, чаще всего двуязычные (скажем, русско-английский и англо-русский), а иногда многоязычные. В них вместо толкования значений на том же языке даются переводы этих значений на другой язык (накалить­ся — become heated, назойливый — importunate, troublesome). В зави­симости от того, предназначен ли словарь для того, чтобы служить пособием при чтении текста на чужом языке или пособием при пе­реводе с родного языка на чужой, его желательно строить по-разно­му. Так, русско-английский словарь для англичан может давать мень­ше сведений в «правой» (т. е. английской) части, чем их дает русско-английский словарь, предназначенный для русских. Например, переводя слово обращение, словарь для англичан может просто пе­речислить все возможные английские эквиваленты (address, appeal; conversion; treatment, circulation и т. д.), так как англичанину извест­ны смысловые различия между этими английскими словами; в сло­варе же для русских придется указать, что address и appeal — это 'обращение к...', причем appeal — это 'обращение' в смысле 'при­зыв'; что conversion —это 'обращение в веру' ит. п., что treatment — это 'обращение с..., обхождение с кем-либо', a circulation — 'обра­щение товаров, денег и т. п.'; кроме того, придется указать, с какими предлогами употребляются эти английские существительные, обо­значить место ударения (address и т. п.), т. е. снабдить английские эквиваленты разъяснениями, которые помогут правильно употребить их при переводе текста с русского языка на английский. Ясно, что в англо-русском словаре картина соответственно изменится. В слова­ре, рассчитанном на русских, русская часть будет менее подробной, но в словаре, предназначенном для англичан, придется подробно указывать различия в значениях и в употреблении русских эквива­лентов, снабжать их грамматическими пометами, указывать ударе­ние и т. д. Хороший переводный словарь должен содержать также стилистические пометы.

К общим словарям мы отнесем и те, которые рассматрива­ют (в принципе) все пласты лексики, но под каким-либо специфи­ческим углом зрения.

Таковы, например, частотные словари. Их задача — показать степень употребительности слов в речи (что практически значит —~ частоту их использования в некотором массиве текстов). Эти словари позволяют делать интересные выводы о функционировании слов и грамматических категорий. Они имеют также большое практиче­ское значение, в частности для рационального отбора лексики на раз­ных этапах обучения неродному языку.

Далее отметим грамматические словари, дающие подроб­ную грамматическую характеристику слова (ср. Грамматический словарь русского языка А. А. Зализняка); словообразователь­ные (деривационные), указывающие членение слов на составляю­щие их элементы; словари сочетаемости, приводящие типич­ные контексты слова.

Этимологические словари содержат сведения о происхож­дении и первоначальной мотивировке слов. В этих словарях обычно приводятся соответствия данного слова в родственных языках, изла­гаются гипотезы ученых, касающиеся его этимологии⁹⁵.

Особую группу составляют различные исторические сло­вари. В некоторых из них ставится цель — проследить эволюцию каждого слова и его отдельных значений на протяжении письменно засвидетельствованной истории соответствующего языка. Таков, например, Немецкий словарь, начатый братьями Гримм и выходив­ший в течение более ста лет (1854-1961). К другой разновидности относятся словари прошлых периодов истории языка, например Материалы для словаря древнерусского языка по письменным па­мятникам (1893-1912) И. И. Срезневского, Словарь русского языка XI-XVII вв. (выходит с 1975 г.), Словарь русского языка XVIII в. (вы­ходит с 1984 г.), а также словари языка писателей, например Словарь языка Пушкина (в 4 т., 1956-1961) и даже отдельных памятников. Словарь языка писателя (тем более произведения) стре­мится быть исчерпывающим: он обязательно включает все слова, употребленные в сохранившемся тексте или текстах писателя, а не­редко указывает и все встретившиеся формы этих слов; при этом не только иллюстрируются цитатами все выделенные значения и от­тенки значений, но и даются «адреса» всех случаев их употребления (том, страница, строка).

К общим словарям отнесем и полные диалектные слова­ри, т. е. такие, которые в принципе охватывают всю лексику, бытую­щую в диалектной речи на территории одного говора (или группы говоров), как специфическую для данного диалекта, так и совпада­ющую с лексикой общенародного языка (ср. Псковский областной словарь с историческими данными, начатый Б. А. Лариным и выхо­дящий с 1967 г.).

Наконец, упомянем орфографические и орфоэпические словари, преследующие чисто практические цели.

Среди специальных лингвистических словарей инте­ресны различные фразеологические словари (они бывают переводными и одноязычными), словари «крылатых слов» и слова­ри народных пословиц и поговорок.

Из других специальных лингвистических словарей отметим сло­вари синонимов — одноязычные и переводные, словари антонимов, омонимов, словари так называемых «ложных друзей переводчика», т. е. слов, близких в каких-либо двух языках по звучанию и написа­нию, но расходящихся по значению (так, в болг. гора значит 'лес' а вовсе не 'гора', в англ. magazine 'журнал', а не 'магазин').

К специальным относятся и дифференциальные диалектные сло­вари, т. е. те, которые содержат только диалектную лексику, не со­впадающую (материально или по значениям) с общенародной. Та­кой диалектный словарь может быть либо словарем одного говора, либо словарем многих или даже (в принципе) всех территориальных диалектов какого-либо языка (ср. Словарь русских народных гово­ров, выходящий с 1965 г.). К дифференциальным диалектным при­надлежат также словари сленга и арго.

Упомянем, наконец, словари иностранных слов, сокращений, раз­личные словари имен собственных (личных, географических и т. д.), словари рифм.

Важным вопросом при составлении словаря является воп­рос о порядке расположения материала.

Чаще всего используется алфавитный порядок. Порой применяется «гнездование», т. е. объединение в рамках одной сло­варной статьи слов, связанных общностью корня, даже если это на­рушает алфавитную последовательность. Фактически в этих случа­ях происходит отступление от алфавитного порядка слов в сторону алфавитного порядка корней. Это оказывается очень удобным для некоторых типов словарей, например для словообразовательных и этимологических. Последовательное проведение гнездового прин­ципа соответствует лексикографической традиции многих языков. Так, арабские словари принято строить именно по алфавиту корней, помещая под каждым корнем все производные (в том числе и произ­водные с приставками). Иногда и в словарях славянских языков гла­голы с приставками включают в статью соответствующего беспри­ставочного глагола.

Особое использование алфавитного принципа имеем в обрат­ных (инверсионных) словарях. Слова в них располагаются по алфавиту не начальных, а конечных букв слова: а, ба, баба, жаба, ...,' амёба, ..., служба, ..., изба и т. д. до последних слов, оканчиваю­щихся на -яя: передняя, ..., безмужняя. Обратные словари служат ценным пособием при изучении суффиксального словообразования (все слова с одним и тем же суффиксом оказываются в них собран­ными вместе), при исследовании фонетических закономерностей связанных с концом слова, и т. д.

Среди неалфавитных принципов расположения материала важ­нейшим является принцип систематики (логической классификации) понятий, выражаемых лексическими единицами. Именно по этому принципу строятся упомянутые идеографические (те­матические) словари. Вырабатывается та или иная классификация понятий, и все, что подлежит включению в словарь, располагается по рубрикам этой классификации. Особую разновидность идеогра­фических словарей составляют «картинные словари», двуязычные и многоязычные. Они содержат рисунки, изображающие тот или иной «кусок действительности» (комнату с обстановкой, цех завода, пти­цеводческую ферму и т. д.) и под соответствующими номерами на­звания изображенных предметов.

В частотных словарях слова располагаются по убывающей часто­те, а иногда и по рубрикам грамматической классификации (по час­тям речи), но наряду с этим используется и алфавитный принцип.

Существуют также различные промежуточные, переходные и смешанные типы словарей. Так, переходными от лингвистических к нелингвистическим словарям являются словари терминов различных наук и отраслей техники. Эти словари бывают одноязыч­ными, двуязычными и многоязычными. Есть, наконец, тип универсальных словарей, одновременно толковых и энцикло­педических, включающих также этимологические и исторические справки, иногда важнейший материал иноязычных цитат, и снабжен­ных в нужных случаях рисунками. Это различные «словари Лярусса» (по имени французского издателя, организовавшего выпуск та­ких словарей), в частности Большой Лярусс, Малый Лярусс и т. д., английские «словари Вебстера» (по имени первого составителя этих словарей) и др.

 

Тема 8. Морфология (4 часа).

Морфема является мельчайшей значимой единицей языка. В отличие от слова и предложения, которые способны к самостоя­тельному употреблению, морфема выступает как составная часть слова и формы слова например: пи-са-тель,. ход-и-л-а, буд-у пис-а-ть. Слово — номинативная, предложение — коммуникативная, морфема — строевая единица языка.

В лингвистике существует широкое и узкое понимание мор­фемы, которое имеется уже у Бодуэна де Куртенэ (он ввел и сам термин, и его широкое и узкое понимание). При узком понимании, которое разрабатывается сторонниками Московской лингвистиче­ской школы, морфемой называется только мельчайшая часть сло­ва — корень, суффикс, приставка, окончание.

При широком понимании морфемой называют мельчайшую зна­чимую единицу языка. Поэтому морфемы делятся на сегмент­ные (это морфемы — части слова) и суперсегментные, куда относится, например, акцентологическая кривая, различающая слова и формы слов: замок и замок, стены и стены. Кроме того, морфемами называются также служебные слова, которые предназ­начены для выражения грамматических значений, например пред­логи, артикли, частицы. Морфема при широком понимании явля­ется строевой частью не только слова, но и словосочетания и пред­ложения. Широкое понимание морфемы представлено в работах американского лингвиста Ч. Хоккета и французского языковеда Ж- Вандриеса, который противопоставил морфему семантеме (лек­сическому значению).

Морфема как двусторонняя единица.

В отличие от фонем морфемы являются двусторонними единицами языка: у них две стороны — семантическая (план содержания) и фоне­тическая (план выражения). Например, слово пальто де­лится на корень пальт- и суффикс -о; суффикс -о планом выраже­ния имеет фонему (о), а планом содержания — значение среднего рода. Слово село делится на основу сел- и флексию - о; флексия - о планом выражения имеет фонему (о), планом содержания — зна­чение среднего рода именительного-винительного падежа единст­венного числа. Следовательно, перед нами омонимичные морфемы: суффикс -о (существительное пальто в литературном языке не скло­няется) и флексия -о (существительное село склоняется).

Типы морфем.

Корень — общая часть всех родственных слов, образующих словообразовательное гнездо. Корень находится не только в центре словообразовательного… Основа является общей частью слов и словоформ, находя­щихся в непосредственной… В отличие от корней и основ аффиксы имеют только граммати­ческое значение и не могут поэтому существовать без основ и…

Тема 9. Грамматика (4 часа).

Без слов нет языка; и все-таки, хотя слова и очень нужны, они сами по себе не составляют языка. Слова только тогда становятся языком, когда они организованы; это определяет их использование и придает языку осмысленный характер, делает его важнейшим средством человеческого общения. Только словарный состав языка, его звуковой и грамматический строй в их единстве составляют язык. Только комплексное изучение дает общее представление о языке. Знание отдельных сторон — часть общего, комплексного знания.

Грамматический строй языка изучает грамматика. Она, как и лексикология, изучает слово. Однако если лексикология изу­чает лексическое слово — лексему, то грамматика изучает грамматическое слово — форму слова, словоформу.

Словоформа и грамматическое значение. Как лексема является единством значения и выражения, так словоформа объеди­няет формальное выражение и грамматическое значение. Слово как единица языка имеет, следовательно, не только лексическое, но и грамматическое значение, которое сопутствует слову и предоп­ределяет границы его синтаксического употребления. Например, слово ладонь имеет не только значение 'внутренняя сторона кисти руки', но и значение имени существительного женского рода. Английское слово palm в значении 'ладонь' является именем су­ществительным, тогда как слово palm как глагол имеет значения: прятать в руке, гладить, трогать ладонью, здороваться за руку, подкупать, давать взятку.

Грамматическое значение слова не определяется его лексическим значением. Лексическое значение таких, например, слов, как тол и стол, различно, а их грамматическое значение одинаково, по­скольку они являются именами существительными одного и того же рода, числа и падежа. Такие слова, как вход, входить, входной, имея один и тот же корень, объединяются лишь словообразователь­ной связью, а грамматическое значение их различно: имя сущест­вительное вход обозначает предметность, глагол входить — дейст­вие, а прилагательное входной — признак предмета.

Словоформа является грамматическим видоизменением одного и того же слова — лексемы. Это значит, что словоформы имеют разное грамматическое, но одно и то же лексическое значение. Так, личные формы глагола читать выражают разное грамматическое значение: читаю имеет значение 1-го лица единственного числа настоящего времени глагольной лексемы читать, читаешь — 2-го лица единственного числа настоящего времени той же глагольной лексемы читать; обе формы (читаю и читаешь) выражают одно и то же лексическое значение.

Разные лексемы имеют одно и то же грамматическое значение, но каждая — свое лексическое значение. Слова стена, рука, сходка, изба, хата имеют одно и то же грамматическое значение — пред­метности и значение женского рода имени существительного; лек­сические значения у них разные (в том числе у синонимов).

Следовательно, лексическое и грамматическое значение по-раз­ному группируют единицы языка, являются двумя основными ти­пами значений, свойственных языку.

Грамматические значения отличаются от лексических тремя основными свойствами:

1. Грамматические значения отличаются от лексических своим
отношением к слову и строю языка. В отличие
от лексического значения, свойственного тому или иному слову,
грамматическое значение не сосредоточивается в одном слове, а,
напротив, характерно для многих слов языка. Кроме того, одно
и то же слово может иметь несколько грамматических значений,
которые обнаруживаются, когда слово меняет свою грамматиче­скую форму, сохраняя лексическое значение. Например, слово
стол имеет ряд форм (стола, столу, столы и т. д.), которые выра­жают грамматические значения числа и падежа.

Грамматическое значение является по отношению к лексиче­скому дополнительным, сопутствующим. Это дополнительное зна­чение может выражаться при помощи различных грамматических средств. Хотя грамматические значения и сопутствуют лексиче­ским значениям, они являются обязательными; без них слово не может стать словоформой и компонентом словосочетания и предло­жения.

2. Второе отличие грамматических значений от лексических со­стоит в характере обобщения и абстрагирования. Если лексическое значение связано с обобщением свойств предметов и явлений объективной действительности, их названием и выражением понятий о них, то грамматическое значение возникает
как обобщение свойств слов, как абстрагирование от лексических
значений слов.

Например, слова корова и бык существуют для того, чтобы раз­личить животных по биологическому полу. Формы рода группи­руют существительные по их грамматическим свойствам. Формы стол, стена, окно группируют слова (а не предметы, явления и понятия о них).

Грамматические значения выражаются при словообразовании, словоизменении и построении сочетаний и предложения.

3. Третье отличие грамматических значений состоит в их от­ношении к мышлению и объективной дейст­вительности, т. е. к миру вещей, явлений, действий, пред­ставлений, идей. Если слова являются номинативным средством языка и в составе конкретных фраз выражают знания человека, то формы слов, словосочетаний и предложений используются для организации мысли, ее оформления.

Понятие белого не передается вообще; оно передается как при­знак предмета (белая стена), предметность (белизна), действие (белить), признак действия или состояния и т. п. Так, в словосо­четаниях побелка потолка и (по) белить стену отношения между компонентами объектные. Поэтому говорящий может использовать любую из этих форм для выражения своей мысли: Побелка стены произведена хорошо \\ Стену побелили хорошо. Грамматические значения организуют мысль, лексические значе­ния наполняют ее конкретным содержанием: Стена побелена хорошо, но Потолок побелен хорошо. Перед нами синтак­сически тождественные единицы, но содержание их — различное, и это выражено тем, что употреблены разные лексемы — стена и потолок.

Хотя лексическое и грамматическое значения являются разными типами языкового значения, они связаны друг с другом — прежде всего в слове; словарная единица и грамматическая форма не су­ществуют друг без друга, оказывают друг на друга влияние. На­пример, префиксальные глаголы отличаются от беспрефиксальных не только грамматическим значением, но и лексическим; ср. пи­сать, но переписать, записать и т. п. Формы числа имени сущест­вительного отличаются не только грамматически, но и по конкрет­ному значению. Словосочетания Побелили стену и Побелили стены выражают разные мысли при помощи употребления разных форм числа. Зубы и зубья — это не только разные формы множественного числа, но и формы, имеющие разное лексическое значение.

Грамматика и ее разделы.

Грамматический строй языка охватывает грамматические значения, способы и средства их выра­жений, правила изменения и образования слов и соединения слово­форм в словосочетания, а словоформ и словосочетаний — в предло­жения. Грамматический строй языка имеет свои категории и еди­ницы — словоформы и словообразовательные модели, словосоче­тания и предложения.

Разнообразие единиц и категорий языка, различное использо­вание грамматических средств обусловило деление грамматики как науки о грамматическом строе языка на разделы — граммати­ческие науки. Основными разделами грамматики являются морфология и синтаксис; из морфологии выделяют как самостоятельные разделы словообразова­ние (дериватологию) и учение о частях речи, а синтаксис делят на синтаксис словосочета­ния, синтаксис предложения и синтаксис контекста. Словообразование, как и морфология, изучает морфологическую структуру слова. Однако словообразование изучает морфологиче­скую структуру слова как номинативного средства языка. Предме­том словообразования являются словообразовательные средства, словообразовательные модели, их типы и гнезда. Анализируя мор­фемы, словообразование сближается с морфологией; занимаясь теорией номинации, словообразование сближается с лексикологией. Учение о частях речи выходит за пределы только морфологи­ческого учения о слове. Учение о частях речи охватывает учение о лексико-грамматических классах (разрядах) и синтаксических функциях слов. Поэтому многие языковеды (например, И. А. Бо-дуэн де Куртенэ, Л. В. Щерба, И. И. Мещанинов) ставили вопрос о выделении особого раздела лингвистической науки — учения о частях речи, который, однако, не получил особого тер­минологического наименования. Несмотря на отсутствие терми­на, части речи находятся в центре внимания большинства грам­матических концепций.

СЛУЖЕБНЫЕ СЛОВА И ДРУГИЕ

ГРАММАТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА

Аффиксы образуют особый тип грамматических средств, ис­пользуемых для выражения грамматического значения. Однако грамматические средства языка не ограничиваются только аффик­сами. Кроме аффиксов, грамматическими средствами являются также служебные слова, чередование звуков, смысловое сближе­ние слов и основ при супплетивизме и редупликации, порядок слов и интонация. Все эти средства функционально близки аффиксам.

Служебные слова. В отличие от аффиксов служебные слова не являются частью другого слова; однако, так же как и аффиксы, служебные слова обозначают грамматические значения и обслужи­вают знаменательные слова: частица бы в сочетании сказал бы оформляет условно-желательное наклонение глагола сказать, со­здает его форму и тем самым выражает значение.

Если мы сравним русское предложение Я пошел бы и немецкое соответствие ему Ich ginge, то заметим, что русскому сочетанию пошел бы соответствует в немецком языке форма слова ginge. To, что в немецком языке выражается суффиксом -е (ging-e), в русском языке выражается при помощи частицы. Такое соотношение формы слова и сочетания со служебным словом наблюдается и в пределах одного языка, например: прочту и буду читать, читай и читал бы. Следовательно, форма слова может быть образована не только при помощи фонетических средств и аффиксов, но и при помощи слу­жебных слов.

Степень превращения служебного слова в простой граммати­ческий показатель, степень его грамматизации может быть различ­ной. Служебные слова могут приближаться то к знаменательным словам, то к аффиксам. С этой точки зрения все служебные слова можно подразделить на три группы: 1) служебные слова, не утратившие связи с полнозначными словами — их омонимами; 2) слу­жебные слова, обособившиеся в функции показателей граммати­ческих значений и утратившие связь с полнозначными словами,, от которых они образовались; 3) служебные слова, приближаю­щиеся к аффиксам.

Служебные слова, сравнительно новые по происхождению, удерживают связь с тем знаменательным словом, от которого они образованы. Русские предлоги благодаря и в течение еще осозна­ются как формы глагола благодарить и имени существительного течение и могут быть употреблены именно как формы этих слов (например: Он встал из-за стола, благодаря хозяйку за обед). Вспо­могательные глаголы быть, англ. to be, нем. sein, фр. etre, болг. съм, польск. bye могут быть использованы и как знаменательные слова.

Наряду со служебными словами, сохраняющими связь со своими полнозначными омонимами, существует большое количество слу­жебных слов, специализировавшихся в этой функции и обособив­шихся от знаменательных слов. В русском языке такими словами-морфемами являются, предлоги в, на, за, из, к, с, у, частицы ли, бы, союзы чтобы, если и некоторые другие.

Иногда служебные слова, специализируясь как грамматические показатели, настолько прочно скрепляются со словом, что превра­щаются в аффикс. Так, вспомогательный глагол может настолько потерять свою самостоятельность, что превращается в своеобраз­ный аффикс, образующий форму слова.

По роли в грамматическом строе языка служебные слова рас­падаются на две основные группы — служебные слова, выражаю­щие грамматические значения отдельных слов, и служебные слова, выражающие синтаксические значения предложений и словосоче­таний. К первой группе относятся артикли, вспомогательные глаголы, некоторые частицы, слова степеней сравнения: они указывают на грамматические значения слов, свойственные им вне употребления их в составе предложения. Например, от слова сильный сравни­тельная степень — сильнее и более сильный; служебное слово более используется для образования сравнительной степени. Превосход­ная степень от этого прилагательного образуется при помощи слова самый (самый сильный), суффиксальное образование сильнейший менее употребительно.

Другую группу служебных слов составляют союзы, союзные слова, многие частицы, связочные глаголы; они используются при построении предложений и выражают синтаксические значения. Например, в русском языке союз но указывает на сочинительную связь между словами или предложениями и на значение противо­поставления или несоответствия. Если вспомогательные глаголы образуют формы слов, то союзы - формы словосочетаний и предложений.

Предлоги и послелоги. Одним из распространенных видов грамматических средств являются предлоги и послелоги, которые обслуживают имена существительные, выражая их грамматические значения и способствуя их вхождению в словосочетание и предло­жение.

Предлоги — это служебные слова, которые предшествуют имени существительному или слову, его заменяющему. Предлоги образуют предложные или предложно-падежные сочетания; пред­логи выполняют такую же формально-организующую роль, как и флексии в составе падежной формы. Например, в сочетании анг­лийского языка the book of a student предлог of устанавливает связь между двумя существительными, подчиняет второе первому, свя­зывает их как определяемое и определение, выражая тем самым атрибутивные отношения. Русское соответствие книга студента имеет аналогичное значение, с той, однако, разницей, что здесь отношения между словами устанавливаются не при помощи пред­лога, а при помощи флексии.

Как и падежные формы, предлоги не только подчиняют имя другому слову, но и выражают типичные, часто повторяющиеся отношения между предметами: пространственные, временные, при­чинные, целевые, объектные, орудийные и некоторые другие. Эти значения являются значениями предлога. Например, в английском языке предлог of выражает атрибутивность, to обозначает адресата, by — деятеля и т. д. В болгарском языке предлог на обозначает после существительных принадлежность, после глаголов — адресата, предлог от — деятеля, предлог с — орудие.

Некоторые предлоги, употребляясь в языке, часто специали­зируются как показатели важнейших отношений между словами. Так, в русском языке предлог о (об) — показатель изъяснитель­ного отношения, предлоги в и на используются для обозначения места действия или направления действия. Поскольку в русском языке имеются падежные формы, выраженные флексиями, пред­логи, даже наиболее употребительные, уточняют эти значения.

Наряду с такими основными предлогами, которые специализи­ровались как показатели важнейших отношений между словами, существуют и развиваются в языке предлоги, которые вступают в синонимические связи с основными предлогами, уточняя то или иное обобщенное значение. Эти уточняющие предлоги сохраняют в большей мере конкретность значения. Такими предлогами в рус­ском языке, например, являются относительно (о), по причине (из-за), в целях (для) и др.

Хотя предлоги и флексии могут выражать одинаковые грамма­тические значения и предлог, не имея самостоятельного ударения, фонетически объединяется с существительным, между предлогом и флексией (или падежным суффиксом) имеется существенное грам­матическое различие. Флексия является частью слова, она изме­няет его форму и морфологические значения; предлог не является частью слова.

Широкое использование предлогов и наречий после глаголов для придания глаголу нового значения характерно для англий­ского языка. Такое использование предлогов и наречий составляет своеобразную черту английского словообразования. Например, глагол to take — брать в сочетании с разными предлогами и наре­чиями выражает различные понятия: take down — снимать, разру­шать, take off — уменьшать, подражать, take out — вынимать, take to — пристраститься (к чему-либо), take up — занимать (место, время) и т. п. Такие наречия в английских грамматиках называют послелогами. Однако в языкознании за этим термином закреплено другое значение.

Послелогами называются служебные слова, которые употребляются после имени существительного (т. е. постпозитивно) и выражают его отношение к другим словам. В индоевропейских языках послелоги встречаются редко. В латинском языке постпо­зитивно изредка употреблялись предлоги и союзы: Omnia mea porto тесит— Все мое ношу с собой; senatus populusque romanus — сенат и римский народ. В русском языке лишь предлог ради в не­которых сочетаниях употребляется постпозитивно (шутки ради, потехи ради, скуки ради). В немецком языке некоторые предлоги: ги (к), wegen и halber (из-за), nach (в, согласно), zuwider (вопреки), gegenuber (напротив), entlang (вдоль) могут употребляться как перед существительным, так и после него.

Если в индоевропейских языках незначительна роль послелогов и велика роль предлогов, то во многих других языках, напротив, большое значение имеют именно послелоги. Послелоги — один из важнейших грамматических показателей в языках тюркских и фин­но-угорских, в монгольском, японском и ряде других.

Как и предлоги, послелоги указывают на подчинение слова и сочетаются с определенными падежами, чаще с падежами прост­ранственного значения — дательным, местным, направительными исходным. Так, в татарском языке послелоги белэн (с, посредст­вом), вчен (из-за), аша (через, сквозь) сочетаются с неопределенным (именительным) падежом, карты (против), Караганда (смотря по, судя по) — с дательным, сон (после, через) — с исходным.

Послелоги выражают типичные отношения между предметами — пространственные и временные, причинные и целевые, объектные, орудийные и некоторые другие. Послелоги употребляются в какой-либо одной окаменевшей форме или же сохраняют падежные формы; поэтому их подразде­ляют на послелоги-частицы и послелоги-имена. Так, в татарском языке слово баш (голова, начало) может употребляться в функции послелога, например: юл башында — в начале пути, юл башына —к началу пути, юл башынан — с начала пути.

Артикли. Артикль обслуживает имя существительное. Он име­ется в ряде индоевропейских языков (например, в германских и романских языках, персидском), арабском, венгерском и в других языках. Из славянских языков артикль (постпозитивный член) есть в болгарском и македонском языках.

Артикль является показателем имени существительного, он отличает имя существительное от глагола и других частей речи. Например, в английском языке артикль the (или а) указывает на существительное: the act — дело, поступок, to act — действовать, the copy — копия, экземпляр, to copy — воспроизводить, копи­ровать, the defeat — поражение, to defeat — наносить поражение; the plant — растение, to plant — сажать и т. д.

Артикль может предшествовать существительному, т. е. быть препозитивным, или же следовать за ним, т. е. быть постпозитивным. Препозитивный артикль имеется в анг­лийском, немецком, французском языках, постпозитивный артикль — в шведском, румынском, албанском, болгарском языках.

Поскольку артикль употребляется непосредственно при имени существительном, он может объединяться с существительным (или предлогом) в одно слово. Артикль, как правило, не имеет на себе ударения и поэтому фонетически сливается с существительным; во французском языке артикль le, la теряет гласный перед словами, начинающимися с гласного или h немого. Постпозитивный артикль присоединяется как своеобразный аффикс. Когда при имени существительном имеется предлог, то в ряде случаев наблюдается слияние предлога и ар­тикля. Так образовались в немецком языке am (an dem), im (in dem), vom (von dem) и некоторые другие; во французском языке — du (de le), au (a le), des (de les), aux (a les).

Артикль, являясь определителем имени существительного, со­провождает его постоянно, если нет каких-либо правил, диктую­щих для данного случая отсутствие артикля. Артикль указывает на грамматические категории, которые свойственны имени сущест­вительному. Однако категории имени существительного не совпа­дают в разных языках, поэтому формы и значения артикля раз­личны. Например, артикль немецкого языка указывает на чис­ло, род и падеж имени существительного, в английском языке — только на число.

Частицы. Частицами называют различную по происхождению, семантике и грамматическим функциям группу служебных слов. Частицы, с одной стороны, используются для образования форм слова. Так, в русском языке частица бы образует форму сослага­тельного наклонения, в болгарском языке частица ще — форму будущего времени глагола.

Частицы, с другой стороны, подобно союзам, служат средством построения предложений. Так, в русском языке частица ли может быть использована для построения придаточных предложений косвенного вопроса, например: Я спросил его, читал ли он эту книгу.

Однако частицы как особая группа служебных слов не только связывают слова и предложения в связной речи, но и сообщают им различные дополнительные смысловые оттенки. В этом основное отличие частиц от других служебных слов.

По выполняемой роли частицы могут быть подразделены на образующие формы слова и не образующие формы слова.

Формообразующие частицы используются в язы­ке для построения аналитических форм слова. В русском языке такой является частица бы, образующая форму сослагательного наклонения. В английском языке показателем инфинитива глагола является частица to; в немецком языке при инфинитиве употреб­ляется zи, частица am используется при образовании превосходной степени наречий и прилагательных (am schnellsten — быстрее всего, самый быстрый); во французском языке частица еп образует герун­дий (en traversant — проходя, en voyant — видя), частица il— безличные глаголы (il gele — морозит, il faut—нужно).

Однако в языках чаще встречаются частицы, выражающие раз­личные синтаксические и модальные значения. Такие частицы не образуют формы слова: они используются при построении предло­жений, выражая различные смысловые оттенки предложения.

По своим значениям частицы весьма разнообразны. Чаще дру­гих в языках встречаются частицы, используемые для связи слов и предложений, и модальные частицы.

Местоимения широко используются для построения предложе­ний. Так, в английском и французском языках они часто употреб­ляются в качестве слов-заместителей, создающих структурную оформленность предложения. Немецкие местоимения es и man выступают в роли формальных подлежащих, оформляющих без­личные и неопределенно-личные предложения; то же можно ска­зать и про английские местоимения it и one например: It is dark — Темно.

Чередование звуков и ударение. Чередование звуков и пере­мещение ударений используется для разграничения как слов, так и форм слова. Например, чередование г// з// ж в друг (друга) — друзья — дружить различает разные основы. Чередование з//ж встречается в глагольных формах возить — вожу — возишь, где звук [ж] показывает (вместе с флексией -у) 1-е лицо настоящего времени; наличие его в современном русском языке чисто фонети­ческими причинами не обусловлено, так как сочетание звуков [зу] обычно для русского языка: везу, грозу, зубы.

Для выражения грамматических значений могут быть исполь­зованы чередования гласных и согласных. Чередование нуля звука с гласными о, е наблюдается в падежных формах некоторых имен существительных: сон — сна, день — дня, сестра — сестер, зем­ля — земель и др. Чередование согласных встречается при образо­вании форм настоящего времени: носить — ношу, любить — люблю, пускать — пущу и др.

В некоторых языках чередование звуков используется более часто и более закономерно. Форма слова в таких случаях образует­ся путем изменения основы, чередования звуков. В отличие от внеш­ней флексии, при которой изменяется аффикс, выражающий грам­матическое значение, изменение звуков внутри корня или основы при выражении грамматических значений называют флексией основы или внутренней флексией. Внутренняя флексия используется, например, при образовании форм числа и времени в английском языке: foot— ступня и feet — ступни (ноги), man — человек и men — люди, write — писать (пишу) и wrote — написал (писал), think — думать (думаю) и thought — подумал (думал).

Изменение места ударения в слове или постановка его на од­ном из слов предложения используется при словообразовании, слово­изменении и актуальном членении предложения.

Так, в русском языке, которому свойственно непостоянное разноместное ударение, изменение ударения свойственно многим формам слова; однако это в подавляющем большинстве случаев дополнительное средство выражения грамматического значения. При образовании падежных форм и образовании форм множествен­ного числа у многих существительных наблюдается изменение уда­рения, но только в некоторых случаях изменение ударения стано­вится основным средством: место — места, города — города.

Супплетивные формы и повторы. Грамматические средства могут возникать не только путем фонетического видоизменения кор­ней и основ, перехода знаменательных слов в служебные, но и путем сближения разных основ и корней, а также путем их повто­рения.

Формы он и его (ему и т. д.) отличаются не только флексиями, но и основой, изменение которой возникло путем сближения двух местоименных корней (он и и; ср. иже). В немецком языке от глагола sein настоящее время bin (ist, sind), а прошедшее время — war.

Формы слова, которые образуются грамматическим сближением разных корней или основ, называются супплетивными, такой способ выражения грамматических значении — суппле­тивизмом. Во всех языках супплетивизм обычно сочетается с другими средствами образования форм слова. Так, в индоевропей­ских языках формы множественного числа существительных обра­зуются обычно при помощи аффиксов, и даже форма люди имеет окончание множественного числа; в форме пришел прошедшее время выражается суффиксом -л.

Супплетивные формы (супплетивы) встречаются сравнительно редко. Для индоевропейских языков они играют некоторую роль при образовании форм сравнительной степени и форм личных ме­стоимений. В латинском языке можно указать такие формы сравни­тельной степени, как melior (лучше, от bonus — хороший — пре­восходная степень — optimus), major (больше, от magnus — боль­шой), minor (меньше, от parvus — малый), plus (более, от multus — многочисленный). Ср. также: русск. хорошо — лучше, нем. gut — besser, англ. good — better, русск. много — боль­ше, англ. many — more, нем. viel — mehr.

Повторение основ для выражения множественного числа имени используется главным образом в индонезийских, палеоафриканских, австронезийских, а также в китайском, японском, корейском языках. Так, в индонезийском языке имеются формы orang-orang (люди, при orang — человек), kuda-kuda (лошади, при kuda — ло­шадь), в китайском жень-жень (люди, при жень — человек). Повторение может быть неполным: удваивается первый или конечный слог корня. Например, в поли­незийских языках имеются формы tetele (деревья, при tele — дере­во), lalahi (киты, при lahi — кит), papal (рыбы, при pal — рыба), nunui (дома, при nui — дом).

Образование множественного числа путем повторения основ или их частей выражает особую семантику множественности — значе­ние коллективности и обобщения. Так, китайское жень-жень оз­начает 'каждый человек', 'все люди', корейское сарам-сарам озна­чает 'каждый человек', 'люди', чин-чин — 'каждый дом', 'дома'.

Повторение основ для выражения превосходной степени также встречается не во всех языках, но более распространено, чем об­разование форм числа. Так, в китайском языке имеем: сяо — ма­ленький и сяо-сяо-ды — очень маленький, хао — хороший и хао-хао-ды — очень хороший. В тюркских языках повторяется первый слог и к нему добавляется губной согласный; например, чувашские формы: сара — желтый, сап-сара — желтый-прежелтый, тура — белый, шап-шура — белый-пребелый, хура — черный, хуп-хура — совершенно черный.

Рассмотрение грамматических средств показывает, что они весь­ма разнообразны и выражают различные грамматические значения. Грамматические средства в то же время не существуют сами по себе: они используются как компоненты грамматических форм, при об­разовании форм слова и самих слов, при оформлении словосочета­ний и предложений, при выражении грамматических категорий, свойственных той или иной части речи.

Поэтому своеобразие грамматического строя разных языков заключается не только в грамматических средствах, но и в их ис­пользовании при образовании основных грамматических единиц, в состав которых входят грамматические средства.

ГРАММАТИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ

Словоформы как единицы языка существуют самостоятельно, обладая своими формальными и содержательными признаками. Так, словоформа брату обладает формальными признаками (брат-у) и выражает значение предметности, косвенного объекта и субъекта. Эти же значения выражает словоформа сестре, обладающая други­ми формальными признаками (сестр-е): Благодаря общности значе­ния эти словоформы способны занимать одну и ту же позицию в предложении. Например, во фразах Брату хочется пить и Сестре хочется пить словоформы брату и сестре обозначают косвенный субъект; они синтаксически тождественны, хотя у них разное родо­вое и лексическое значение.

Если мы сравним словоформы стены, пишут, каменные, то обна­ружим, что все они имеют значение множественного числа; это их объединяет как формы числа. У этих форм, однако, различна син­таксическая функция: словоформа стены как форма именительного падежа имени существительного способна употребляться в позиции подлежащего, личная форма глагола пишут — в позиции сказуе­мого, а форма имени прилагательного — в позиции определения.

Следовательно, словоформы объединяются на понятийной и син­таксической основе, образуя однородные функциональные группи­ровки. Группы словоформ, объединенных общностью грамматиче­ского значения, называются грамматическими катего­риями. Грамматические категории отражают наиболее общие и существенные свойства грамматического строя языка. Грамматиче­ские категории являются в то же время наиболее общими понятия­ми грамматики, которая изучает и описывает грамматический строй языка. Грамматический строй языка — это не просто инвентарь грамматических средств и форм, но это упорядоченная система. Группировка словоформ по грамматическим категориям и частям речи — это один из основных способов организации системы языка.

Грамматические и понятийные категории. Семантиче­ская природа грамматических категорий связывает грамматику с ло­гикой и психологией, которые изучают формы мышления и психи­ческую деятельность. Однако между грамматическими и понятий­ными категориями имеется существенное различие.

Рассмотрим слова, которые обозначают понятие числа: стены, пишут, каменные, сто, сотня, вдвоем, пятый, удвоить, миллион. Несомненно, все эти слова как-то обозначают идею множества. Од­нако отношение этого значения к грамматическому строю языка весьма и весьма различно.

Слово миллион обозначает число лексически; при словоизмене­нии оно получает грамматическое значение числа так же, как и имя существительное завод: завод — заводы, миллион — миллионы. Слова сотня, пятый, удвоить обозначают число лексически, обнаруживают словообразовательную связь с числительными сто, пять, два; при словоизменении слова сотня, пятый, удвоить выражают зна­чение числа так же, как существительные, порядковые прилага­тельные и глаголы,— независимо от того, обозначают они лексиче­ски число или не обозначают. Числительное сто и наречие вдвоем лексически обозначают число, но эти слова сами не изменяются по числу и, следовательно, не имеют грамматической категории числа.

В отличие от понятийных категорий, которые могут различно выражаться при помощи конкретных слов и фраз, грамматические категории — это такие понятия, которые свойственны грамматиче­скому строю языка, его грамматическим формам и находят то или иное средство выражения грамматического значения.

Сто как имя числительное имеет грамматическую категорию падежа, но у него нет категорий рода и числа. Существительное стена имеет категории рода, числа, падежа. Глагол удвоить имеет категории числа, вида, залога, лица, времени, рода (в формах про­шедшего времени). Наречие вдвоем ни одной из названных грамма­тических категорий не имеет.

ЧАСТИ РЕЧИ

Части речи — это наиболее общие классы слов, их лексико-грамматические разряды, которые отличаются друг от друга грам­матическим значением, морфологическими особенностями (инвента­рем словоформ и парадигм, особенностями словообразования) и син­таксическими функциями.

Каждое слово принадлежит к той или иной части речи, но не каж­дое слово выявляет полностью все свойства данной части речи. Так, слово белизна является, несомненно, именем существительным: оно обозначает опредмеченное понятие, которое обнаруживается в на­личии суффикса -изн- (ср. бел-ый и бел-е-ть), категории рода и па­дежа, синтаксической функции подлежащего, дополнения, именно­го сказуемого. Однако существительное белизна не обнаруживает способности имени изменяться по числам. Более того, несклоняе­мые слова пальто, метро и т. п. относятся также к существитель­ным.

Это означает только то, что части речи, охватывая всю лексику языка, не на все слова в равной мере распространяют все свои осо­бенности, да и особенности эти различны с точки зрения выявления существенных свойств части речи и установления ее отличительных признаков. Отсюда следует два взаимосвязанных вывода: учение о частях речи предполагает выявление принципов описания части речи и приложение этих принципов к характеристике отдельного сло­ва как представителя той или иной части речи.

Категориальные признаки части речи. Первый принцип теории частей речи состоит в том, что часть речи как общий лексико-грамматический разряд слов характеризуется не одним, а четырь­мя категориальными признаками — семанти­ческим, словообразовательным, морфологи­ческим и синтаксическим. Семантический и синтак­сический признаки являются более общими и обнаруживают сходство в языках различных типов. Словообразовательные и особенно мор­фологические признаки разнообразны даже в родственных языках.

Семантический признак части речи — это его об­щее грамматическое значение. Так, существительные имеют значе­ние предметности, и это объединяет существительные разного лек­сического, словообразовательного и морфологического качества: стол, чернила, учительница, бег, красота, кенгуру, вселенная. Гла­гол имеет значение действия и состояния, и это объединяет такие лексически, словообразовательно и морфологически разные слова, как читать, стоять, светает, столоваться, белеть, умножать. Прилагательные и наречия обозначают признаки: первые — при­знаки предметности, вторые — признаки действия и состояния.

Синтаксический признак части речи — это его обычная, первичная синтаксическая функция. Так, например, су­ществительное как часть речи обычно синтаксически используется в роли подлежащего и дополнения; это его первичная функция. Пер­вичной функцией глагола является быть сказуемым. Прилагатель­ное обычно функционирует как определение, наречие — как обстоя­тельство.

Синтаксические функции частей речи более подвижны, чем се­мантические. Именно благодаря этому возникают синтаксические дериваты частей речи, т. е. словоформы той или иной части речи, употребляющиеся во вторичной функции. Рассмотрим фразу: В вазе стояли белые и красные розы, белые были красивее красных. В первом случае прилагательные проявляют собственные категориальные признаки (семантический и синтаксический). Во втором случае при­лагательные сохраняют свое значение как части речи, поскольку обозначают признак предмета — роз, которые названы ранее, но употребляются в синтаксической функции подлежащего и дополне­ния, подвергаясь синтаксической субстантивации и выступая как синтаксические дериваты. Во фразе Его «благодарю» воодушевило меня глагольная форма, оказавшись в позиции подлежащего, так­же подверглась синтаксической субстантивации, не став при этом именем существительным.

Эти примеры показывают, что семантические и синтаксические свойства частей речи взаимосвязаны, хотя и не тождественны. Гла­гол выступает сказуемым, но не всякое сказуемое — глагол. Име­нительный падеж существительного может быть формой подлежаще­го, но не всегда и не всякое подлежащее есть именительный падеж существительного. Связь частей речи и членов предложения обус­ловлена тем, что части речи как способы отражения действительности представляют ее не только как типы понятий (предметность, действие, признак и т. п.), но и как компоненты формы мысли — суждения, находящей свое отражение в структуре предложения.

Части речи являются не только способами отражения действи­тельности и представления мысли, но и способами организации форм языка. Эти их свойства проявляются в словообразовательных и мор­фологических признаках.

Словообразовательный признак части речи — это набор его словообразовательных моделей и инвентарь словооб­разовательных средств для пополнения лексики данной части речи, а также способность выделять основы для пополнения лексики дру­гих частей речи. Наречие как часть речи характери­зуется тем, что его словообразовательные модели и средства возник­ли на базе форм слов и словосочетаний других частей речи.

Морфологический признак части речи — это ин­вентарь ее словоформ и парадигм, система морфологических катего­рий и морфологических разрядов. По этому признаку часть речи мо­жет охватывать слова неизменяемые (без форм словоизменения, как наречие) и изменяемые (склоняемые и спрягаемые, как существи­тельные и глаголы).

Категориальные признаки проявляются у разных частей речи не в равной мере; ведущим признаком может выступать то один при­знак, то другой, особенно у разных групп слов. Иначе говоря, лек­сические, семантические и другие факторы вносят ограничение в проявление категориальных свойств у отдельных слов и групп. Так, заимствование слов в русском языке породило несклоняемые суще­ствительные. Образование групп абстрактных, вещественных и со­бирательных существительных повлекло за собой возникновение их частных словоизменительных и словообразовательных особенностей. Возникновение словообразовательных моделей на базе синтаксиче­ской субстантивации и увеличение объема такой лексики привело к тому, что среди существительных образовалась особая группа слов (портной, сказуемое, запятая), не обнаруживающая при словоизменении и словообразовании тех формальных признаков, которыми характеризуются существительные. Следует подчерк­нуть, однако, что значительно чаще переходы слов из одной ча­сти речи в другую происходят в тексте.

Принципы классификации слов по частям речи. Второй принцип теории частей речи — классификационный. Если первый принцип требует многоаспектного подхода, учета сово­купности признаков при характеристике той или иной части речи, то второй принцип требует признания неоднородности частей речи и классификации (типологии) их.

Части речи делятся на два основных класса — знаменатель­ные слова и служебные слова. Знаменательныеслова могут быть членом предложения (в том числе одним-единственным членом предложения) и обозначают отдельные понятия; служебные слова не являются отдельными членами предложения и обозначают понятия, которые являются значениями знаменательных слов, образуя аналитические формы, словосочетания и предложе­ния. Следовательно, различие между знаменательными и служеб­ными словами функционально-грамматическое: они отличаются на­значением, типом значения и словообразовательными свойствами. Служебные слова функционально-грамматически близки морфемам, могут превращаться в морфемы.

Среди знаменательных слов выделяются три типа: слова-названия, местоимения и междометия. Слова-названия, как указывает сам термин, называют предметы, явления, свойства и обозначают определенные понятия о них: стол, стена, вода, буря, красота, бег, ходить, белый, быстро и т. п. Местоимения указывают на предметы, явления и свойства и отсылают к ним; например, местоимение этот указывает на любой предмет и при­знак, являющийся близким (в отличие от тот', местоимение этот может также отсылать к предмету и признаку, уже названному в тексте.

Особенность местоименного значения — в его эгоцентризме и вторичности названия. Эгоцентризм местоименной семантики со­стоит в том, что они указывают на лица, предметы, признаки с точ­ки зрения говорящего и акта речи. Так, я — это говорящий, ты — это собеседник или лицо, к которому обращаются, он — это сто­роннее лицо или предмет и признак, о котором говорится. Сторонний предмет или признак, стороннее лицо также мыслятся с точки зре­ния говорящего: мой доклад, тот карандаш, какой-то человек и т. п. Вторичность назывной функции местоимений состоит в том, что местоимение называет предмет, явление, признак через существующее уже название или указывает на них только в условиях конкретной речевой ситуации. Так, в русском языке стол только тот, тогда как в болгарском он— та (поскольку существи­тельное, называющее данный предмет и выражающее понятие о нем,— женского рода: маса).

Междометия — это такие слова, которые выражают чувства и эмоции в их непосредственности. Поэтому междометия являются словами-предложениями ^г: Ах!; Ох!; Ну и ну! Междометную функ­цию приобретают также восклицательные предложения со специали­зированной лексикой: Батюшки! Черт бы побрал!

Самым лексически объемным и разнообразным является тип слов-названий; он же характеризуется словообразовательным и словоизменительным разнообразием. Поэтому классификация частей речи касается прежде всего выделения частей речи среди слов-названий; местоименные лексико-грамматические разряды и грам­матические группы в известной степени соотнесены с частями речи слов-названий.

Основными частями речи являются имена и глаголы. Они — необходимые компоненты предложения; они образуют два основных разряда лексики, имеют свои словообразовательные средства и сло­вообразовательные модели, морфологические особенности.

Имена обозначают предметы и их постоянные признаки. По­этому имена делятся на имена существительные и имена прилагательные; существительные обозначают предмет­ность и выступают в предложении в позиции подлежащего и допол­нения; поэтому имена существительные могут изменяться по паде­жам, образуя падежные формы и предложно-падежные сочетания (или падежные и послелоговые сочетания). Существительные имеют словообразовательные модели, уточняющие предметность как на­звание предмета, лица, абстрактного понятия. Имена существитель­ные изменяются по числам.

Прилагательные обозначают признаки предметности, выступают в словосочетании и предложении определителями имени существи­тельного, имеют особые аффиксы словообразования и степеней срав­нения. В некоторых языках прилагательные согласуются с именем существительным, принимая его категории, как в русском языке; в других языках они примыкают к определяемому существительно­му, не принимая его категорий, как, например, в тюркских языках. Особую, лексически замкнутую группу образуют имена числитель­ные, выделяясь в некоторых языках в отдельную часть речи.

Глаголы обозначают действия и состояния; они делятся на спрягаемые глаголы (verba finita, собственно глаголы) и неспрягае­мые глагольные формы (verba invinita, отглагольные слова). Собст­венно глаголы обозначают действие, изменяющееся по времени, и выступают в предложении в позиции сказуемого; поэтому глаголы могут изменяться по временам и лицам, образуя личные и времен­ные формы глагола — простые и составные. Глаголы имеют слово­образовательные модели, уточняющие действие как активное и пас­сивное (состояние), совершенное и несовершенное; глаголы в ряде языков имеют формы залога, аспекта и вида.

Среди неспрягаемых форм глагола прежде всего необходимо на­звать причастия, совмещающие свойства глагола и прилага­тельного, а также инфинитивы, герундии и деепри­частия. Все они образуют гибридные лексико-грамматические группы слов, которые в отдельных языках выделяются в особые части речи. В систему глагольных форм в ряде языков включаются 'безличные глаголы, безлично-предикатив­ны е с л о в а (типа русских жаль, стыдно и т. п.), вербоиды типа прыг, скок и т. п.

Как утрата полноты глагольных свойств превращает формы слов в особый лексико-грамматический разряд слов, совмещающий гла­гольные и именные свойства, так и использование именных форм при глаголе ведет к обособлению их как глагольных определителей. Такой лексико-грамматический разряд слов, возникший на базе предложных и беспредложных форм имени существительного и при­лагательного, получил наименование наречия — неспрягаемой и несклоняемой части речи, обладающей особым словообразованием и синтаксической функцией обстоятельства, обозначающей признак действия или состояния.

Тема 10. Язык и общество. Гипотезы происхождения языка (4 часа).

Причины и характер языковых изменений.

Словарный состав представляет собой ту сторону языка, которая более всех других подвержена историческим изменениям. Изменения в словарном составе наблю­даются повседневно: любое нововведение в технике, в быту, в обще­ственной жизни, в области идеологии и культуры сопровождается появлением новых слов и выражений либо новых значений у старых слов, и наоборот, устаревание и уход в прошлое тех или иных ору­дий, форм быта, общественных институтов неуклонно влекут за со­бой и уход из языка соответствующих слов. Бывает и так, что слова меняют свои значения и даже вовсе выходят из употребления без какой-либо связи с изменениями в соответствующих денотатах или же денотаты меняют свои словесные обозначения, нисколько не ме­няя, однако, своей природы или роли в жизни человека.

Важнейший процесс — появление н е о л о г и з м о в, т. е. новых лексических единиц и новых значений в связи с появлением нового в жизни данного языкового коллектива. Так, на протяжении XX в. в русском языке появились, например, следующие неологиз­мы: большевик сперва в речи чле­нов партии и в партийной печати, затем в общенародном употребле­нии; слова колхоз, созхоз, комсомол, соцсоревнование; слова, связанные с техническим прогрессом, — комбайн, вертолет, телевидение, космонавт, космодром, прилунение, лазер и множество других.

Конечно, понятие неологизма относительно. Становясь привычным, слово уже не воспринимается как неологизм, а в отдельных случаях может даже устареть, как случилось, например, со словами партячейка, красноармеец — неологизмами первых лет революции, сейчас уже неупотребительными.

Процесс, противоположный возникновению неологиз­мов, — выпадение лексических единиц и отдельных значений слов из нормального, повседневного употребления. Здесь нужно разли­чать два главных случая. Если выпадение вызывается исчезновени­ем соответствующих предметов и явлений, мы говорим об уходящих лексических единицах и значениях как об историзмах. Если же предметы и явления остаются, а уходят по той или иной причине только слова, их обозначавшие, такие слова, а иногда и отдельные значения мы называем архаизмами.

Историзмы, следовательно, —это обозначения реалий, отошед­ших в прошлое, например названия вышедших из употребления ору­дий труда (соха), старинного оружия и снаряжения (колчан), средств передвижения (дилижанс, конка), общественных состояний, учреждений и должностей прошлых эпох (граф, статский советник, пред­водитель дворянства, городовой, барин, лакей в царской России). Историзмы продолжают употребляться, когда речь идет о прошлом, а также в специфическом «музейном» контексте. Некоторые из при­веденных слов, став в своих прямых значениях историзмами (или также «экзотизмами» —- обозначениями чужой действительности), сохраняют переносные значения, часто с отрицательной коннотаци­ей (ср. слова барин, лакей).

Примерами архаизмов могут служить: чело (лоб), ланиты (щеки), выя (шея), рамена (плечи), перси (грудь), перст (палец), уста (рот), вежды (веки). Архаизмы используются как элементы «высокого», поэтического стиля либо, напротив, как средство иронии. Они могут сохраняться в составе устойчивых сочетаний (из уст в уста, один как перст). Архаизмами являются и отдельные значения вполне упот­ребительных и стилистически нейтральных слов. Так, среди значе­ний слова живот архаическим является значение 'жизнь' (ср. во фразеологизме «не на живот, а на смерть»), среди значений слова язык — значение 'народ'.

В качестве особого процесса выделяют изменение значения лексических единиц языка. По существу, здесь сочета­ются два процесса: а) появление нового и б) отмирание старого зна­чения. Так, в русском языке слово подлый еще в XVIII в. значило 'простонародный, неродовитый, принадлежащий к низшему сосло­вию' (т. е. не к дворянству или духовенству). Поскольку идеология господствующих классов связывала с представлением о «простом народе» представление о низких моральных качествах, слово под­лый приобрело отрицательные коннотации, которые постепенно пе­реросли в значение 'бесчестный, нравственно низкий'. Старое зна­чение понемногу забывалось и превратилось в историзм. Ср. разви­тие значения слова мещанин. Первоначально оно значило 'горожанин, житель города', со второй половины XVIII в. стало официальным обозначением одного из сословий царской России. В конце XIX в. появляется новое значение: 'человек с мелкими, ограниченными интересами и узким кругозором'. Для современного языка именно это значение является основным, исходное же значение стало исто­ризмом. В немецком подобное развитие проделало слово Bürger 'го­рожанин' - 'человек с ограниченным кругозором, с мелкобуржуаз­ной идеологией'.

Рассматривая семантическую эволюцию с точки зрения объема понятия, выраженного словом, говорят о сужении и расширении значения. Примером сужения значения служит история сло­ва порох в русском языке. Первоначальное значение — не 'взрыв­чатое вещество', а вообще 'вещество, состоящее из мелких частиц, пыль'. Пример расширения значения — исто­рия слова палец, первоначально обозначавшего 'большой палец' (это значение сохранено в ряде современных славянских языков); в русском языке (также в украинском, белорусском и польском) зна­чение расширилось, и слово стало обозначать любой из пальцев на руках и даже на ногах.

С процессами, рассмотренными в предыдущем параграфе, сравним процессы переименования, т. е. смены словесного обозначения без смены соответствующих денотатов.

Один из типов переименования связан с явлениями так называе­мого т а б у. В собственном смысле термином «табу» (заимствован­ным из одного из полинезийских языков) обозначают разного рода запреты, обусловленные теми или иными религиозными верования­ми и суевериями, в частности представлениями о магической силе слова. Это запрет прикасаться к определенным предметам, совер­шать определенные действия, заходить в те или иные места, запрет, обусловленный боязнью вызвать гнев и месть злых духов. В речевом поведении — это запрет произносить те или иные слова, чтобы «не накликать беды». Существует «охотничье табу» — боязнь называть зверя, на которого охотятся, его «настоящим» именем, так как это якобы может отрицательно повлиять на ход охоты. Наряду с такого рода явлениями, восходящими своими корнями к глубокой древно­сти, встречаются запреты, налагаемые соображениями общеприня­того этикета, приличия и т. д.

Запрет употреблять те или иные слова ведет к необходимости их замены какими-то другими. Так появляются «смягчающие выраже­ния» — эвфемизмы. Чем категоричнее запрет, чем в большем числе ситуаций он соблюдается, тем больше шансов, что табуируемая единица и вовсе исчезнет, заменится эвфемизмом.

Явлениями древнего табу объясняют многообразие и неустой­чивость в индоевропейских языках названий некоторых животных, опасных для человека или же считавшихся предвестниками несча­стья. Яркий пример — названия змеи: лат. serpens (откуда фр. serpent), древнегерм. slango (современное нем. Schlange), англ. snake значили первоначально 'ползущий', наше змея (змей и т. д.) произ­ведено от земля, т. е. 'земная', диалектное и белорусское смок 'змея' (встречается со значением 'уж', 'дракон' и т. д. и в других славян­ских языках) — скорее всего от смоктатъ, т. е. 'сосущий'; все это — очевидные эвфемизмы, замены какого-то старого названия, повсеместно либо вовсе утраченного, либо сохранивше­гося в суженном значении и в ограниченном употреблении. Эв­фемизмами являются и такие выражения, как нечистая сила вмес­то черт или бес.

Табу, обусловленное требованиями этикета, обычно ведет не к исчезновению слова, а только к обогащению языка «смягчающими» синонимами. Ср. рядом со словом старый эвфемистические сино­нимы почтенного возраста, немолодой, в летах.

Особо следует указать на сознательные, официально устанавли­ваемые замены по идеологическим мотивам имен собственных — названий городов, улиц и т. д. Так, бывшее Царское Село было пере­именовано в Детское Село, а позже в город Пушкин. Первая замена была актом сознательного отталкивания от названия, напоминавше­го о царизме. Вторая замена имела другую причину: стремление выразить уважение к памяти поэта (переименование было произве­дено в 1937 г., когда отмечалось столетие со дня гибели Пушкина). Почти все замены названий, закрепляемые официальными постанов­лениями органов власти, относятся к одному из этих двух типов либо представляют собой их сочетание.

Иногда изменение лексики связано с «семантическим из­нашиванием» слов, с потребностью в эмоционально-эксп­рессивном обновлении словаря. В порядке такого обнов­ления рядом с хорошо, прекрасно и т. д. появляются блеск, лады, рядом с наверняка — железно, рядом с дурак — дуб, рядом с тру­диться — вкалывать, рядом с безразлично — до лампочки и т. п. Литературная норма в наши дни в большинстве случаев успешно сопротивляется распространению подобных экспрессивных слов, особенно тех, которые воспринимаются как грубые. Многие из них остаются поэтому лишь элементами молодежного сленга, а другие, просуществовав недолго, выходят из употребления. В эпоху, когда нормированный литературный язык был достоянием узкого слоя общества, сопро­тивление литературной нормы проникновению подобных слов не могло быть эффективным. Они утверждались в языке, оттесняя сво­их «неэмоциональных» предшественников.

В русском языке око оказалось оттесненным в область поэтического, стилистически приподнятого употребления, и отношения изменились: сейчас именно око представляет собой эмоциональный синоним к ставшему нейт­ральным слову глаз. По-видимому, по аналогичной причине превра­тилось в архаизм слово уста: на его место становятся рот и губы.

Иногда эмоционально-экспрессивное обновление осуществля­ется морфологическим путем — прибавлением суффиксов эмоци­ональной оценки, уменьшительно-ласкательных или, напротив, уве­личительных, «огрубляющих». Ср. быстренько рядом с быстро', спатки рядом с глаголом спать; жарища, скучища рядом с жара, скука. Иногда исторически исходная, не расширенная суффиксом форма может в дальнейшем выпасть из языка. Так, русск. отец, солнце, сердце представляют собой по происхождению уменьши­тельные образования, а исходные, неуменьшительные формы дав­но утрачены. На их существование в прошлом указывают сердо­больный, милосердие и т. п. Болгарский язык утратил исконное мышь и обозначает соот­ветствующее животное суффиксальным по происхождению умень­шительным образованием, а именно мишка.

В ряде случаев обновление лексики литературного языка может объясняться сдвигами в контингенте его носителей, изме­нениями его диалектной и социальной базы. В рус­ском литературном языке постепенное укрепление его народной основы вело к оттеснению из повседневного употребления ряда цер­ковнославянизмов, к замене их народными русскими словами. В ре­зультате многие церковнославянские слова перешли в разряд арха­измов, а другие даже вовсе выпали из употребле­ния (аще 'если' и др.). В ряде случаев, однако, из двух параллельных форм, бытовавших в памятниках древнерусской письменности, возобладала церковнославянская форма (например, плен, шлем, враг, храбрый), а русская народная форма (соответствен­но полон, шелом, ворог, хоробрый) стала архаизмом народнопоэти­ческого стиля, а то и вовсе исчезла из литературного языка (так веремя было полностью вытеснено церковнославянской по происхожде­нию формой время).

Общей основой для всех процессов заимствования являет­ся взаимодействие между культурами, экономические, политические, культурные и бытовые контакты между народами, говорящими на разных языках. Контакты эти могут носить массовый и длительный характер в условиях совместной жизни на смежных и даже на одной и той же территории либо могут осуществляться лишь через опреде­ленные слои общества и даже через отдельных лиц. Они могут но­сить характер взаимовлияния или одностороннего влияния; иметь мирный характер или выступать в виде противоборства и даже воен­ных столкновений. Существенно, что ни одна культура не развива­лась в изоляции, что любая национальная культура есть плод как внутреннего развития, так и сложного взаимодействия с культурами других народов.

Говоря о заимствованиях, различают «материальное заимствование» и калькирование». При материальном заимствова­нии (заимствовании в собственном смысле) перенимается не только значение (либо одно из значений) иноязычной лексической единицы (или морфемы), но и — с той или иной степенью приближения — ее материальный экспонент. Так, слово спорт представляет собой в русском языке материальное заимствование из английского: русское слово воспроизводит не только значение английского sport, но также его написание и (конечно, лишь приблизительно) звучание. В отличие от этого, при калькировании перенимается лишь значе­ние иноязычной единицы и ее структура (принцип ее организации), но не ее материальный экспонент: происходит как бы копирование иноязычной единицы с помощью своего, незаимствованного мате­риала. Так, русск. небоскреб — словообразовательная калька, вос­производящая значение и структуру англ. skyscraper (ср. sky 'небо', scrape 'скрести, скоблить' и -er — суффикс действующего лица или «действующего предмета»). В словенском языке глагол brati наряду с общеславянским значением 'брать, собирать плоды' имеет еще зна­чение 'читать'. Это второе значение— семантическая калька под влиянием нем. lesen, которое (как и лат. lego) совмещает значения 'собирать' и 'читать'.

Иногда одна часть слова заимствуется материально, а другая каль­кируется. Пример такой полукальки — слово телевидение, в кото­ром первая часть — интернациональная, по происхождению гречес­кая, а вторая— русский перевод латинского слова visio 'видение' (и 'видение') или его отражений в современных языках (ср. с тем же значением и укр. телебачення, где второй компонент от бачити 'ви­деть').

Среди материальных заимствований нужно различать устные, происходящие «на слух», часто без учета письменного образа слова в языке-источнике, и заимствования из письменных текстов или, во всяком случае, с учетом письменного облика слова. Устные заимствования особенно характерны для более ста­рых исторических эпох — до широкого распространения письма. Более поздние заимствования обычно бывают связаны с более «ква­лифицированным» освоением чужеязычной культуры, идущим че­рез книгу, газету, через сознательное изучение соответствующего языка.

Заимствование может быть прямым или опосредованным (второй, третьей и т. д. степени), т. е. заимствованием заимствован­ного слова. Так, в русском языке есть прямые заимствования из не­мецкого, например рейхстаг, бундестаг и т. д., а есть заимствования через по средство польского языка, например бляха (ср. польск. blacha с тем же значением и нем. Blech 'жесть'), крах­мал (ср. польск. krochmal и нем. Kraftmehl с тем же значением), ры­нок (ср. польск. rynek 'площадь, рынок' и нем. Ring 'кольцо, круг'). В языки народов Балканского полуострова за время турецкого ига вошло много «турцизмов», но значительная часть этих слов в самом турецком языке — заимствования из арабского или персидского. Есть заимствованные слова с очень долгой и сложной историей, так назы­ваемые «странствующие слова», например лак: к нам оно пришло из немецкого или голландского, в эти языки — из итальянского, италь­янцы же заимствовали его скорее всего у арабов, к которым оно по­пало через Иран из Индии (ср. в пали, литературном языке индий­ского средневековья, lakhd 'лак из красной краски и какой-то смолы'). История такого «странствующего слова» воспроизводит историю соответствующей реалии.

Заимствование есть активный процесс: заимствую­щий язык не пассивно воспринимает чужое слово, а так или иначе переделывает и включает его в сеть своих внутренних системных отношений. Ярче всего активность заимствующего языка выступает в процессах калькирования. Но и при материальном заимствовании она проявляется вполне отчетливо.

Во-первых, все фонемы в составе экспонента чужого слова заме­няются своими фонемами, наиболее близкими по слуховому впечат­лению; соответственно закономерностям заимствующего языка из­меняются слоговая структура, тип и место ударения и т.д.

Во-вторых, заимствуемое слово включается в морфологическую систему заимствующего языка, получая соответствующие грамма­тические категории. Так, система, панорама в русском языке жен­ского рода, как это нам представляется естественным для существи­тельных (не обозначающих лиц), оканчивающихся на -а, хотя в гре­ческом их прототипы среднего рода. Если заимствуемое существительное оканчивается нетипичным для русского языка об­разом, оно попадает в разряд неизменяемых по падежам и числам, но синтаксически получает все полагающиеся существительному формы (что проявляется в согласовании: маршрутное такси, инте­ресного интервью, белому какаду) и тот или иной грамматический род (чаще всего средний). Заимствованные прилагательные, незави­симо от того, как они оформлены в языке-источнике, получают в русском языке один из суффиксов прилагательного, обычно -н-, и полагающиеся окончания; глаголы тоже получают все глагольные категории вплоть до специфически славянской категории. Естественно, при заимствовании происходит и утрата (вернее, невосприятие) грамматических категорий, чуждых заимствующему языку.

В-третьих, заимствуемое слово включается в систему семанти­ческих связей и противопоставлений, наличных в заимствующем языке, входит в то или иное семантическое поле или, в случае много­значности, в несколько полей. Обычно при этом происходит суже­ние объема значения (ср. англ. dog 'собака' и заимствованное русск. дог 'короткошерстная крупная собака с тупой мордой и сильными челюстями') или сокращение полисемии: многозначное слово чаще всего заимствуется в одном из своих значений ср. фр. depot 1) 'вклад, взнос', 2) 'подача, предъявление', 3) 'отдача на хранение', 4) 'вещь, отданная на хранение', 5) 'хранилище, склад, депо', 6) 'сборный пункт', 7) 'арестантская при полицейском участке', 8) 'осадок, отло­жение, нагар' и др. и заимствованное русск. депо, сохраняющее, и то лишь частично, пятое значение французского слова.

После того как заимствованное слово вошло в язык, оно начинает «жить своей жизнью», независимой, как правило, от жиз­ни его прототипа в языке-источнике. Его звуковой облик еще больше приближается к структурам, типичным для данного языка.

Многие заимствованные слова настолько осваиваются языком, что перестают ощущаться как чужие, а их иноязычное происхождение может быть вскрыто только этимологическим анализом. Так, в рус­ском языке совершенно не ощущаются как заимствованные слова корабль, кровать, тетрадь, фонарь, грамота (пришли из греческо­го); очаг, кабан, казна, кирпич, товар, утюг, карандаш (из тюркских языков); лесть, князь, холм, хлеб, хижина, художник (старые заим­ствования из германских языков, в двух последних прибавлены рус­ские суффиксы).

Какие элементы языка заимствуются? Глав­ным образом заимствуются, конечно, «номинативные», назывные единицы, и больше всего существительные. Заимствование служеб­ных слов имеет место лишь изредка. В составе знаменательных слов заимствуются корни и могут заимствоваться аффиксы — словообра­зовательные и редко формообразовательные, причем при благопри­ятных условиях такие заимствованные аффиксы могут получить про­дуктивность. Так, многие греческие и латинские словообразователь­ные аффиксы стали очень продуктивными во многих языках. При контактах между близкородственными языками заимствуются порой и формообразовательные аффиксы.

Устойчивые словосочетания материально заимствуются реже; ср., впрочем, тет-а-тет из фр. tete-a-tete 'с глазу на глаз' (букв, 'голова к голове') или сальто-мортале из итал. salto mortale 'смертельный прыжок' и некоторые другие. Однако устойчивые сочетания, посло­вицы и т. п. часто калькируются, буквально переводятся «своимисловами». Ср. : нем. aufs Haupt schlagen = русск. разбить наголову.

Среди заимствованной лексики выделяется особый класс так называемых интернационализмов, т. е. слов и строитель­ных элементов словаря, получивших (в соответствующих нацио­нальных вариантах) распространение во многих языках мира. Ср., например, русск. революция, фр. revolution /revolysjfc/, нем. Revolution, англ. revolution, исп. revolution, итал. rivoluzione, польск. rewolucja, чешек, revoluce, сербскохорв. револуцща, литовск. revoliucija, эст. revolutsioon и т. д.

Каковы источники интернационализмов?

Прежде всего это греко-латинский фонд корней, сло­вообразовательных аффиксов и готовых слов, заимствуемых целиком. Так, из греческого в состав интернациональ­ной лексики целиком вошли (привожу русские варианты) атом, ав­тономия, автомат, демократия, философия, софист, диалектика, эвристика, тезис, синтез, анализ и многое другое, из латыни — на­ция, республика, материя, натура, принцип, федерация, индивиду­ум, прогресс, университет, факультет, субъект, объект, либераль­ный, радикальный и т. д. Далее назовем греческие строительные эле­менты интернациональной лексики: био- 'жизне-', гео- 'земле-', гидро-'водо-', демо- 'народо-', антропо- 'человеко-', теле- 'далеко-', пиро-А 'огне-', стомато- 'рто- хроно- 'време-', психо- 'душе-', mempa- 'чет­веро-', микро- 'мелко-', макро- 'крупно-', нео- 'ново-', палео- 'древ­не-', поли- 'много-', моно- 'одно-', авто- 'само-', диа- 'через, сквозь', пан- 'все-', а- 'без, не', псевдо- 'лже', -графия 'описание, наука о...', -логия '-словие, наука о...', -метрия '-мерие, измерение', -фил '-люб', -фоб 'ненавистник', -оид 'подобный', -изм, -ист и др. (ср. биология, биография, автобиография, геология, гео­графия, геометрия, гидрография, демография и др.). Приведем стро­ительные элементы латинского происхождения: социо- 'общество-', аква- 'водо-', ферро- 'железо-', интер- 'между', суб- 'под', супер-'над', ультра- 'сверх, слишком', квази- 'как будто', -аль-, -ар- (в русском всегда с наращением: -алън-, -арн-) — суффик­сы прилагательного. Нередко латинские и греческие элементы ком­бинируются между собой, например социология, социализм, телеви­зор (в последнем слове вторая часть — из латинского). В принципе любой элемент древнегреческого и латинского словаря может быть использован при необходимости создать новый термин. Сюда же относятся греческие и латинские «крылатые слова» и пословицы, калькируемые национальными языками.

Вторым источником интернационализмов являются национальные языки. В разные исторические эпохи наиболее суще­ственный вклад в фонд интернациональной лексики был сделан разными народами. Одной из первых стран, вступивших на путь капи­талистического развития, была Италия, и она же была первым оча­гом, из которого стали распространяться в другие языки Европы интернационализмы. В частности, это были (привожу итальянскую и русскую формы) слова, относящиеся к области финансов: bапса (пер­воначально 'скамейка менялы', старое заимствование из германских языков, ср. нем. Bank 'скамейка') —> банк, credito —> кредит, bilancia (первоначально 'равновесие') —>баланс, soldo -сальдо; относящи­еся к строительству, архитектуре: facciata —> фасад, galleria —> гале­рея, balcone —> балкон, salone —> салон; к живописи и музыке: fresca ('свежая') - фреска, sonata —> соната, cantata -» кантата, solo —> соло, названия нот и нотных знаков; некоторые военные термины: battaglione —> батальон и др.

В XV1I-XVIII вв. в центр культурной и политической жизни Ев­ропы выдвигается Франция, и теперь уже французский язык по­полняет состав интернационализмов многочисленными словами, от­носящимися к области моды, светской жизни, домашней обстанов­ки, одежды, кулинарии (привожу французскую и русскую формы): mode —> мода, dame —> дама, etiquette —» этикет, compliment —> комплимент, boudoire —> будуар, paletot -паль­то, bouillon —> бульон, omelette —> омлет; такими прилагательны­ми, как elegant —> элегантный, galant —> галантный, delicat—> де­ликатный, frivol —> фривольный. В конце XVIII в. к этим словам присоединяются общественно-политические термины, в значитель­ной своей части греко-латинского происхождения, но наполнивши­еся новым содержанием на почве французского языка в предрево­люционную и революционную эпоху: revolution —> революция, constitution —> конституция, patriotisme—> патриотизм, reaction —» реакция, terreur -> террор, ideologue —> идеолог.

С конца XVIII, в XIX и XX в. в состав интернациональной лекси­ки вливается поток английских слов, в частности (привожу английс­кую и русскую формы) термины, относящиеся к общественно-поли­тической жизни и к экономике: meeting —» митинг, club —> клуб, leader —> лидер, interview —» интервью, reporter -^репортер, import —» им­порт, export —» экспорт, dumping —> демпинг, trust —> трест, cheque -> чек; спортивные термины: sport —» спорт, box —> бокс, match —> матч, trainer —> тренер, record —> рекорд, start —> старт, finish —» финиш; слова, относящиеся к быту: comfort —> комфорт, sendee —> сервис, toast —> тост, flirt —> флирт, jumper —> джемпер, jeans —> джинсы, bar —> бар и х. д.

Вклад других национальных языков в интернациональную лек­сику в силу ряда причин был количественно меньшим. Некоторые немецкие термины вошли в нее в форме калек. Это относится к таким философским терминам, как Ding an sich —> вещь в себе, Weltan­schauung —> мировоззрение;

Из русского языка до Октябрьской революции в интернациональ­ную лексику вошло лишь немного слов, главным образом обознача­ющих специфически русские реалии, элементы русского ландшафта и т. д.: степь (—» нем. Steppe, англ. steppe /step/, фр. steppe), самовар, тройка, но также и слова интеллигенция (—> англ. intelligentsia /mtelig'entsis/, шведск. intelligentia, польск. inteligencja, болг. инте-лигенция), нигилист и нигилизм (—> англ. nihilism /riaiilizm/, нем. Nihilismus), хотя и построенные из латинских и отчасти греческих (суф. -изм, -ист) элементов, но возникшие на почве русской культу­ры и русской истории XIX в. После Октябрьской революции появ­ляются новые интернационализмы — так называемые «советизмы». Это же можно сказать о словах большевик, большевизм, ленинизм, спутник. Кроме того, ряд русских слов и выражений советской эпохи калькируется другими языками. Ср.: самокритика —>нем. Selbstkritik, фр. autocritique, англ. self criticism. В некоторых языках калькируется также слово совет в его новом значении и слово советский: ср. укр. рада, радянський, польск. rada, radziecki, эстон. noukogu, ndukogude.

В числе интернационализмов есть слова, пришедшие из других языков, в частности из чешского (робот), польского (мазурка), фин­ского (сауна), арабского (алгебра, алгоритм, алкоголь, адмирал, гарем, зенит, кофе, тариф, цифра), из языков Индии (веранда, джунгли, пижама, пунш), китайского (женьшень, чай)^ш, японского (джиу-джитсу, соя), персидского (жасмин, караван), малайского (оран­гутанг), африканских (шимпанзе) и т. д.

Понятие «лексический интернационализм», конечно, от­носительно. Так, арабское слово kitab 'книга' не вошло в языки Европы, но оно вошло (вместе с большим числом других арабских слов) в языки практически всех народов, культура которых была свя­зана с исламом. Слово kitab является, таким образом, зональным интернационализмом, представленным на обширной территории.

Многие из приведенных выше интернационализмов тоже остаются только зональными, но принадлежат другому ареалу (европейско-американскому) .

Есть языки, в силу тех или иных причин вобравшие вообще мало заимствованных слов, в том числе и мало интернационализ­мов. Ярким примером является китайский язык (который, однако, сам послужил источником ряда зональных интернационализмов дальневосточного ареала). Невысок удельный вес интернациональ­ных элементов в лексике исландского, финского, венгерского язы­ков. Некоторые интернационализмы в них калькируются при по­мощи своих образований. Так, в современном исландском 'рево­люция' — bylting (букв, 'переворот' или 'переворачивание' — от bylta 'переворачивать'), что представляет собой словообразова­тельную кальку интернационального термина (лат. revolutio ведь буквально и значит 'обращение в противоположную сторону, по­ворачивание').

Наконец, различия между национальными вариантами интернационализмов касаются не только их звукового и морфологи­ческого оформления (и написания), степени их употребительности в языке и т. д., но нередко также и их значения. Вот некоторые приме­ры: фр. ambition, англ. ambition значат 'честолюбие' (без отрицатель­ного оттенка), 'стремление к какой-то цели', а русск. амбиция озна­чает 'самомнение, спесивость, тщеславие' и употребляется с осуж­дением или иронией. Фр.partisan, mm.partisan и т. д. — это не только 'партизан', но прежде всего 'сторонник, приверженец'. Фр. Famille, англ. family, нем. Familie и т. д. — это 'семья, семейство', а для рус­ского слова фамилия такое значение является сейчас устарелым. Фр. medecine, нем. Medizin кроме значения 'медицина' имеют еще значе­ние 'лекарство', а англ. medicine еще и 'колдовство', а также 'талис­ман, амулет'. Так интернациональные слова, становясь привычны­ми и общеупотребительными, обрастают новыми, часто уже неин­тернациональными значениями, а иногда (как случилось со словом фамилия в русском языке) утрачивают интернациональные значения. Образуется слой «псевдоинтернационализмов» — «ложных друзей переводчика».

Вместе с тем интенсивное международное общение ведет и к про­тивоположным результатам — к нивелировке частично разошедших­ся значений в интернационализмах, к семантической конвергенции национальных вариантов интернациональной лексики. Так, за по­следние годы русск. альтернатива, кроме старого значения 'необ­ходимость выбора одного из двух возможных решений', все чаще используется в значении '(противоположный) вариант, иной выход', типичном для этого слова в ряде других языков.

Гипотезы происхождения языка

Первобытный язык нельзя исследовать и опытно про­верить. Однако этот вопрос интересовал человечество с самых дав­них времен.

Еще в библейских легендах мы находим два противоречивых решения вопроса о происхождении языка, отражающих различ­ные исторические эпохи воззрений на эту проблему. В I главе книги Бытия сказано, что бог творил словесным заклинанием и сам человек был сотворен силой слова, а во II главе той же кни­ги рассказывается, что бог творил «молчком», а потом привел к Адаму (т. е. к первому человеку) всех тварей, чтобы человек дал им имена, и как он назовет, так чтобы и было впредь.

В этих наивных легендах уже обозначились две точки зрения на происхождение языка:

1) язык не от человека и 2) язык от человека.

В различные периоды исторического развития человечества этот вопрос решался по-разному.

Внечеловеческое происхождение языка первоначально объ­яснялось как «божественный дар», но не только античные мыс­лители дали иные объяснения этому вопросу, но и «отцы цер­кви» в раннем средневековье, готовые признать, что все исходит от бога, в том числе и дар речи, сомневались, чтобы бог мог превратиться в «школьного учителя», который бы обучал людей словарю и грамматике, откуда возникла формула: бог дал чело­веку дар речи, но не открыл людям названия предметов.

Со времен античности сложилось много теорий происхожде­ния языка.

Гипотеза людей - изобретателей языка

Сторонником установления имен был Платон. Аристотель же считал, что слова являются знаками волнений души, впечатлений от вещей. Согласно некоторым представлениям, названия устанавливал государь или правитель. Каждый правитель в Китае начинал правление с исправления имен. Ж.Ж.Руссо и А.Смит считали, что язык возник как результат соглашения договора, т.е. люди собрались и договорились о значении слов.

Гипотезы случайного изобретения языка

Торндайк считал, что связь звуков со смысловым содержанием слов могла устанавливаться у отдельных индивидуумов случайно и затем при повторении фиксироваться и передаваться другим членам коллектива. Действительно, в разных языках нет соответствия между смыслом и звуковыми фонемами.

Гипотеза жизненных шумов

По мнению В.В. Бунака, речь возникла на основе звуков, свойственных высшим обезьянам, но не на основе аффективных криков, а на основе жизненных шумов, сопровождающих обыденное поведение: это хрюканье, аканье, мяуканье и др. Встречаются эти звуки при сборе пищи, на ночлеге, встрече с другими животными. Звуковые образы становились основным ядром в общении и подготавливали появление речи.

Теория звукоподражания идет от стоиков и получила поддержку в XIX и даже XX в. Суть этой теории состо­ит в том, что «безъязычный человек», слыша звуки природы (жур­чание ручья, пение птиц и т. д.), старался подражать этим звукам своим речевым аппаратом. В любом языке, конечно, есть неко­торое количество звукоподражательных слов типа ку-ку, гав-гав, хрю-хрю, пиф-паф, кап-кап, апчхи, ха-ха-ха и т. п. и производных от них типа куковать, кукушка, гавкать, хрюкать, хрюшка, ха­ханьки и т. п. Но, во-первых, таких слов очень немного, во-вто­рых, «звукоподражать» можно только «звучащему», а как же тог­да назвать «безгласное»: камни, дома, треугольники и квадраты и многое другое?

Подражание играет важную роль в имитации звуков в процессе обучения речи у человека, но звуки, свойственные виду, могут быть освоены только при наличии развитого слуха и речедвигательных органов. Тщетно пытались обучить обезьян звуковой речи человека. Кроме двух слов, "папа" и "чашка", молодой орангутанг не мог выговорить ничего, так как у него иное положение гортани и недоразвитый речевой аппарат. В целом же умение воспроизводить звуки, как это делают некоторые птицы, попугаи, вороны, скворцы, приматам несвойственно.

Отрицать звукоподражательные слова в языке нельзя, но ду­мать, что таким механическим и пассивным образом возник язык, было бы совершенно неправильно. Язык возникает и развивает­ся у человека совместно с мышлением, а при звукоподражании мышление сводится к фотографии. Наблюдение над языками показывает, что звукоподражательных слов больше в новых, раз­витых языках, чем в языках более примитивных народов. Это объясняется тем, что, для того чтобы «звукоподражать», надо в совершенстве уметь управлять речевым аппаратом, чем перво­бытный человек с неразвитой гортанью не мог владеть.

Гипотеза ручных жестов

Согласно В.Вундту, движение голосовых органов первоначально возникло как часть пантомимического комплекса - движений тела, рук, лица. Особое значение приобретают движения рук. У первобытных людей сначала была пантомима, сопровождаемая нечленораздельными звуками, как у обезьян, например сигналы опасности, привлечения внимания. Пантомима была слишком громоздка в повседневном общении. Звук становился образом отрезка пантомимы. Н.Я. Марр считал, что вначале люди использовали намеренные движения рукой, связанные с разными действиями или предметами. Это могли быть изобразительные или указательные жесты. Но общение с помощью рук неэкономично, содержит небольшое число знаков. Звуковая речь отличается от жестов большей обобщенностью звуковых единиц, большей комбинаторной возможностью для обозначения разнообразных ситуаций, легкостью воспроизведения, экономичностью. Кроме того, в процессе трудовой деятельности функции руки - коммуникативная и манипуляторная - вступали в конфликт, т.е. человек не мог одновременно пользоваться рукой и для общения, и для труда. Поэтому жестовая коммуникация постепенно заменялась более эффективной членораздельной звуковой речью.

Теория междометий

Это одна из ранних гипотез и заключается в том, что первобытные люди инстинктивные животные вопли превратили в «естественные зву­ки» — междометия, сопровождающие эмоции, откуда якобы произошли и все иные слова. Эту точку зрения поддерживал в XVIII в. Ж.-Ж. Руссо. Однако звуки, производимые в состоянии аффекта, возбуждения, не могли содержать смысловую нагрузку и обобщения. Некоторые ученые полагают, что первыми реальными элементами речи были окончания произвольных выкриков, варьировавшихся по интенсивности. Постепенно эти звуки обособились и стали командами.

Междометия входят в словарный состав любого языка и могут иметь производные слова, как в русском языке: ах, ох и ахать, охать и т. п. Но опять же таких слов очень немного в языках и даже меньше, чем звукоподражательных. Кроме того, причина возникновения языка сторонниками этой теории сводится к экспрессивной функции. Не отрицая наличия этой функции, сле­дует сказать, что в языке есть очень многое, не связанное с экс­прессией, и эти стороны языка являются самыми важными, ради чего и мог возникнуть язык, а не только ради эмоций и желаний, чего не лишены и животные, однако языком они не обладают. Кроме того, данная теория предполагает наличие «человека без языка», который пришел к языку через страсти и эмоции.

Теория «трудовых выкриков» на первый взгляд кажется настоящей материалистической теорией происхождения языка. Эта теория возникла в XIX в. в трудах вульгарных мате­риалистов (Л. Нуаре, К. Бюхер) и сводилась к тому, что язык возник из выкриков, сопровождавших коллективный труд. Но эти «трудовые выкрики» только средство ритмизации труда, они ничего не выражают, даже эмоций, а являются только внешним, техническим средством при работе. Ни одной функции, характе­ризующей язык, в этих «трудовых выкриках» обнаружить нельзя, так как они и не коммуникативны, и не номинативны, и не экс­прессивны.

Ошибочное мнение о том, что эта теория близка трудовой теории Ф. Энгельса, просто опровергается тем, что у Энгельса ничего о «трудовых выкриках» не говорится, а возникнове­ние языка связано с совершенно иными потребностями и ус­ловиями.

С середины XVIII в. появилась «теория социаль­ного договора». Эта теория опиралась на некоторые мне­ния античности (мысли Демокрита в передаче Диодора Сици­лийского, некоторые места из диалога Платона «Кратил» и т. п.) и во многом отвечала рационализму самого XVIII в.

Адам Смит провозгласил ее первой возможностью образова­ния языка. У Руссо было иное толкование в связи с его теорией двух периодов в жизни человечества: первого — «природного», когда люди были частью природы и язык «происходил» от чувств (passions), и второго — «цивилизованного», когда язык мог быть продуктом «социальной договоренности».

В этих рассуждениях зерно истины состоит в том, что в позд­нейшие эпохи развития языков возможно «договориться» о тех или иных словах, особенно в области терминологии; например, система международной химической номенклатуры была выра­ботана на международном съезде химиков разных стран в Жене­ве в 1892 г.

Но совершенно ясно и то, что для объяснения первобытного языка эта теория ничего не дает, так как прежде всего для того, чтобы «договориться» о языке, надо уже иметь язык, на котором «договариваются». Кроме того, данная теория предполагает со­знательность у человека до становления этой сознательности, развивающейся вместе с языком.

Беда всех изложенных теорий состоит в том, что вопрос о возникновении языка берется изолированно, вне связи с проис­хождением самого человека и образованием первичных челове­ческих коллективов.

Существовавшие на протяжении долгого времени различные теории происхождения языка (имеется в виду звуковой язык) из жестов также ничего не объясняют и являются несостоятель­ными (Л. Гейгер, В. Вундг — в XIX в., Я. Ван-Гиннекен, Н. Я. Марр — в XX в.). Все ссылки на наличие якобы чисто «жестовых языков» не могут быть подтверждены фактами; жесты всегда выступают как нечто вторичное для людей, имеющих звуковой язык: такова жести­куляция шаманов, межплеменные сношения населения с разными языками, случаи употребления жестов в периоды запрета пользова­ния звуковым языком для женщин у некоторых племен, стоящих на низкой ступени развития, и т. п.

Среди жестов нет «слов», и жесты не связаны с понятиями. Жесты могут быть указательными, экспрессивными, но сами по себе не могут называть и выражать понятия, а лишь сопровожда­ют язык слов, обладающий этими функциями.

Так же неправомерно выводить происхождение языка из ана­логии с брачными песнями птиц как проявления инстинкта самосо­хранения (Ч. Дарвин) и тем более из пения человеческого (Ж.-Ж. Рус­со—в XVIII в., О. Есперсен — в XX в.) или даже «забавы» (О. Есперсен).

Все подобные теории игнорируют язык как общественное явление.

Иное толкование вопроса о происхождении языка мы нахо­дим у Ф. Энгельса в его незаконченной работе «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека», которая стала до­стоянием науки в XX в.

Исходя из материалистического понимания истории общест­ва и человека, Ф. Энгельс в «Введении» к «Диалектике природы» так разъясняет условия появления языка:

«Когда после тысячелетней борьбы рука, наконец, диффе­ренцировалась от ноги и установилась прямая походка, то чело­век отделился от обезьяны, и была заложена основа для развития членораздельной речи...»

О роли вертикального положения для развития речи писал еще В. фон Гумбольдт: «Речевому звуку соответствует и верти­кальное положение человека (в чем отказано животному)», а также X. Штейнталь и И. А. Бодуэн де Куртенэ.

Вертикальная походка была в развитии человека и предпо­сылкой возникновения речи, и предпосылкой расширения и раз­вития сознания.

Революция, которую человек вносит в природу, состоит прежде всего в том, что труд человека иной, чем у животных, — это труд с применением орудий, и притом изготовляемых теми, кто ими должен владеть, а тем самым труд прогрессирующий и общест­венный. Какими бы искусными архитекторами мы ни считали муравьев и пчел, но они «не ведают, что творят»: их труд ин­стинктивный, их искусство не сознательное, и они работают всем организмом, чисто биологически, не применяя орудий, а потому никакого прогресса в их труде нет: и 10, и 20 тысяч лет назад они работали так же, как работают и сейчас.

Первым орудием человека была освободившаяся рука, иные орудия развились далее как добавления к руке (палка, мотыга, грабли и т. п.); еще позднее человек перекладывает тяжесть на слона, верблюда, вола, лошадь, а сам лишь управляет ими, нако­нец, появляется технический двигатель и заменяет животных.

Одновременно с ролью первого орудия труда рука могла иногда выступать и в качестве орудий сообщения (жест), но, как мы видели выше, это не связано с «вочеловечением».

«Коротко говоря, формировавшиеся люди пришли к тому, что у них явилась потребность что-то сказать друг другу. По­требность создала себе свой орган: неразвитая гортань обезьяны медленно, но неуклонно преобразовывалась путем модуляции для все более развитой модуляции, а органы рта постепенно науча­лись произносить один членораздельный звук за другим».

Таким образом, не передразнивание природы (теория «зву­коподражания»), не аффективное выражение экспрессии (тео­рия «междометий»), не бессмысленное «уханье» за работой (тео­рия «трудовых выкриков»), а потребность в разумном сообще­нии (отнюдь не в «общественном договоре»), где осуществляется сразу и коммуникативная, и семасиологическая, и номинатив­ная (а притом и экспрессивная) функция языка — главные функ­ции, без которых язык не может быть языком, — вызвала появ­ление языка. И язык мог возникнуть только как коллективное достояние, необходимое для взаимопонимания, но не как инди­видуальное свойство той или иной вочеловечившейся особи.

Главные положения, вытекающие из учения Энгельса о проис­хождении языка, состоят в следующем:

1) Нельзя рассматривать вопрос о происхождении языка вне происхождения человека.

2) Происхождение языка научно нельзя доказать, а можно только построить более или менее вероятные гипотезы.

3) Одни лингвисты этот вопрос решить не могут; тем самым этот вопрос, подлежащий разрешению многих наук (языковедения, этнографии, антропологии, археологии, палеонтологии и общей истории).

4) Если язык «родился» вместе с человеком, то не могло быть «безъязычного человека».

5) Язык появился как одна из первых «примет» человека; без языка человек не мог бы быть человеком.

6) Если «язык есть важнейшее средство человеческого обще­ния», то он и появился тогда, когда возникла потреб­ность «человеческого общения». Энгельс так и говорит: «когда появилась потребность что-то сказать друг другу».

7) Язык призван выражать понятия, которых нет у животных, но именно наличие понятий наряду с языком и отличает челове­ка от животных.

8) Факты языка в разной мере с самого начала должны обла­дать всеми функциями настоящего языка: язык должен сооб­щать, называть вещи и явления действительности, выражать по­нятия, выражать чувства и желания; без этого язык не «язык».

9) Язык появился как звуковой язык.

Следовательно, вопрос о происхождении языка может быть решен, но отнюдь не на основании только языковедческих данных.

 

 

Тема 11. Генеалогическая и типологическая классификации языков (2 часа).

Языкознание знает два подхода к классификации языков: группировку языков по общности языкового материала (корней, аффиксов, слов), а тем самым и по общности происхождения — это генеалогическая классификация языков, и группи­ровку языков по общности строя и типа, прежде всего граммати­ческого, независимо от происхождения — это типологи­ческая, или, иначе, морфологическая, классифика­ция языков.

Генеалогическая классификация языков прямо связана с исторической судьбой языков и народов, носите­лей этих языков, и охватывает прежде всего лексические и фоне­тические сопоставления, а далее и грамматические; морфологи­ческая же классификация связана со структурно-системным пониманием языка и опирается главным образом на грамматику.

Первые попытки классификации языков связаны с поисками «родства» языков и выявлением родственных семей, вопрос о морфологической классификации встал позднее. Наш обзор мы начнем с генеалогической классификации языков.

1) Генеалогическая классификация языков. Основы генеалогической классификации были разработаны прежде всего на материале индоевропейских языков в результате утверждения сравнительно-исторического метода. Большая роль в утверждении генеалогической (историко-генетической) классификации принадлежит Ф. Боппу и А. X. Востокову, A. Шлейхеру и Ф. Дицу, которые заложили основы индоевропеи­стики. Вслед за индоевропейскими языками выделяются и класси­фицируются остальные семьи языков — семито-хамитские (Т. Бенфей, Фр. Мюллер, М. Козн), финно-угорские (М. А. Кастрен, Й. Буденц), тюркские (Ф. Е. Корш, В. В. Радлов, Н. Ф. Катанов, B. А. Богородицкий), иберийско-кавказские (А. Цагарели, П. К. Услар, А. Дирр) и др.

Родственными называют такие языки, которые, воз­никнув из одного и того же источника, обнаруживают древние общие корни и аффиксы, регулярные фонетические соответствия. Родство языков не есть полное тождество, а закономерное развитие из одного и того же праязыка.

Наличие разных степеней родства вызвало введение" терми­нов: семья, ветвь (группа), группа (подгруппа) родственных языков.

Семьей называется вся совокупность языков данного род­ства. Семью языков образуют индоевропейские, семитские, тюрк­ские и многие другие языки. Следует, однако, отметить, что объ­единение языков в обширные семьи ведет к смешению генеалогиче­ской классификации с ареальной и типологической классификация­ми. Так, в индоевропейских и семитских языках обнаруживается некоторое количество общих корней, что не дает еще основания отрицать наличия двух семей—индоевропейской и семито-хамитской.

М. А. Кастрен, М. Бётлинк и некоторые другие исследователи считают, что тюркские, а также другие алтайские языки состав­ляют вместе с финно-угорскими (уральскими) языками более об­ширную семью, которую назвали урало-алтайской. Доказатель­ством такого предположения служит около трехсот лексических соответствий в алтайских и уральских языках. Однако этот факт может быть объяснен не только очень древним родством этих язы­ков, но и древними заимствованиями в них.

Группировки внутри семьи языков называют ветвями или группами родственных языков. Ветви языковой семьи объ­единяют языки, обнаруживающие между собой большую матери­альную близость. Это можно наблюдать, например, между языками славянской и балтийской групп.

Когда группа охватывает не два и не три, а больше языков, тогда, естественно, эти языки делятся на подгруппы. Например, сла­вянская группа индоевропейских языков делится на три подгруппы.

Чтобы лучше познакомиться с рубриками классификации по родству, мы расскажем более подробно об индоевропейской семье языков и славянской группе.

Индоевропейская семья языков — самая распространенная. Ин­доевропейские языки распространены большей частью в Европе, но они сейчас используются в Азии (например, в Индии) и Аме­рике и даже в Австралии и Африке. Среди индоевропейских языков нам известны не только живые, но и мертвые языки — беспись­менные и письменные.

Мертвыми бесписьменными языками являются, например, полабский, скифский, галльский, прусский, окский, парфянский. Так, полабский язык, близкий кашубскому и поль­скому, был распространен в бассейнах рек Лабы (Эльбы) и Одры (Одера) — вплоть до берегов Балтийского моря. Последние пред­ставители некогда многочисленного западнославянского племени жили еще в середине XVIII в. в государстве Ганновер.

Среди индоевропейских языков известны и мертвые пись­менные языки — санскрит, древнеперсидский, пали, пех­леви, древнегреческий, латинский, византийский (среднегреческий), старославянский, готский и др. В XX в. были открыты то­харский и хеттский языки, составляющие особые группы индо­европейских языков. Памятники тохарского языка религиозного и медицинского содержания найдены в Восточном Туркестане — в области Куча и в Турфане. Это памятники VI—VII вв.; они от­ражают два диалекта, которые называются тохарским А (турфанским) и тохарским Б (кучанским).

Хеттский язык — самый древний письменный индоевропейский язык. Он известен по памятникам клинописного письма XVIII— XIII вв. до н. э. Хеттское Древнее царство было в Малой Азии. Расшифровка хеттских текстов и установление индоевропейского характера языка были сделаны в 1916—1922 гг. чешским ученым Б. Грозным. Кроме хеттского языка, к данной группе языков при­надлежали хеттский иероглифический язык (XIV—XIII вв. до н. э.), палайский и лувийский языки (II тысячелетие до н. э.).

Открытие и изучение древних письменных языков сыграло ис­ключительную роль в развитии языкознания, привело к созданию генеалогической классификации языков и сравнительно-исторического метода.

Индоевропейские языки имеют длительную историю. Современные индоевропейские языки представлены разнообразными социальными типами языков: от языков-диалектов до языков мирового функционирования. Гене­тические группы индоевропейской семьи также различны по коли­честву представленных языков (от одного до 31) и по степени их близости друг с другом. Анатолийская (хеттская) и тохарская группы представлены только мертвыми языками. Албанская, армянская и греческая группы сейчас представлены каждая одним языком.

Исторические варианты греческого и армянского языков зна­чительно отличаются друг от друга. Поэтому греческая группа представлена одним живым (новогреческим) и двумя мертвыми языками — древнегреческим и среднегреческим (византийским). Армянская группа представлена древнеармянским (грабаром) и современным армянским (ашхарабаром).

Индо-иранскую ветвь образуют индийские, иранские и дардские языки; последняя группа зани­мает промежуточное положение между индийскими и иранскими языками (чаще всего ее причисляют к иранским языкам). Из всех дардских языков (их 13) письменным является только кашмири; литература на кашмири печатается тремя шрифтами — на деванагари и шарада, которыми пользуются индусы, и на арабском, которым пользуются мусульмане.

Индийские (индоарийские) языки имеют дли­тельную письменную фиксацию. Древнеиндийским языком был сан­скрит, среднеиндийскими — пали, пракриты (например, махараштри), апабхранша. Современные индийские языки, по классификации С. К. Чаттерджи, делятся на пять подгрупп — се­верную (синдхи, лахнда, пенджаби), западную (гуджарати, раджа-стани), центральную (западный хинди), восточную (восточный хинди, бихари, ория, бенгали, ассамский) и южную (маратхи). Всего современных индийских языков насчитывается не менее

24. Государственными языками в Индии и Пакистане являются хинди и урду, бенгали, панджаби, только в Индии — маратхи, гуд­жарати, ория, ассамский, только в Пакистане — синдхи, в Непале — непали, на Цейлоне — сингальский.

Иранские языки имеют письменную историю. Древне-иранскими языками были мидийский, авестийский, древнеперсидский, скифский (от II тысячелетия до н. э. до IV—III вв. н. э.); среднеиранскими (до VIII—IX вв.) — пехлеви, согдийский, аланский (среднеосетинский) и др. Современными иранскими языками являются осетинский, таджикский, персидский, дари (фарси-кабули), афганский (пушту), белуджский, курдский, татский и ряд бесписьменных языков (памирские, ягнобский, талышский).

Главная роль в формировании литературно-письменного языка дари (фарси) принадлежит восточным иранцам — таджикам. Этот язык был в X—XV вв. общим языком таджиков и персов, на нем создана богатейшая литература.

Итало-кельтская ветвь охватывала греческий, албанский, кельтские, германские и романские языки. Кельтская группа языков распадается на две подгруппы — гаэльскую (языки ирландский, шотландский) и бриттскую (языки бретонский и уэйлзский, или валлийский). Кельтским был язык древних галлов, вытесненный латинским языком, который развился на территории Галлии во французский. Самый распространенный из кельтских языков — ирландский, он является литературным.

Романские языки — это итальянский, французский, испанский, португальский, румынский; к романским языкам при­надлежат также молдавский, ретороманский (с 1938 г. он признан одним из четырех государственных языков Швейцарии), прован­сальский (язык национального меньшинства юго-восточной Фран­ции), каталанский (распространен на востоке Испании), «сардинский (на острове Сардиния).

Самым распространенным из романских языков сейчас является испанский. После победы над Карфагеном Рим объявил Испанию своим владением, романизация в большей степени затронула южную часть страны. В основу испанского языка лег диалект Кастилии, почему испанский язык долгое время назывался кастальским.

Словарный состав испанского языка восходит к народной ла­тыни, хотя имеются также слова германского, франко-итальянского и арабского происхождения. Звуковой и грамматический строй пре­терпел значительные изменения. Например, существительные и при­лагательные перестали склоняться, тогда как глагол имеет 115 синтетических и аналитических (с вспомогательным глаголом haber иметь) форм, выражающих различные временные и видовые значения и их оттенки.

Современные германские языки делятся на две под­группы — северную и западную (восточногерманская подгруппа представлена мертвым языком — готским). Северногерманские (или скандинавские) языки — это шведский, датский, норвежский, ис­ландский и фарерский (язык Фарерских островов); все они имеют литературно-письменную форму (в Норвегии два варианта лите­ратурного языка — риксмол и лансмол); древнейшими памятниками скандинавских языков являются рунические надписи III—IX вв.

Западногерманские языки — это английский, немецкий, нидер­ландский (голландский и фламандский), фризский; к западногер­манским языкам примыкает идиш, возникший в X—XII вв. на основе восточных верхненемецких говоров; морфология идиша не­мецкая, словарный состав и синтаксис возникли под влиянием древнееврейского и славянских языков.

Английский язык — самый распространенный германский язык. По своему происхождению он является языком германских племен ютов, саксов и англов, переселившихся в V—VI вв. в Британию с нижнего течения реки Рейна и Эльбы (с территории современного Шлезвига и южной Дании). Современный английский язык начал оформляться в конце XVI — начале XVII в., когда появились художественные произведения В. Шекспира и научная проза Ф. Бэ­кона. В XIX—XX вв. английский стал языком многих наций и получил мировое функционирование.

Балтийская группа представлена в настоящее время двумя языками — литовским и латышским; прусский язык, зафик­сированный в памятниках XIV—XVI вв. (тексты с грамматикой и словарем изданы в 1910 г. Р. Траутманом), исчез из употребления, так как пруссы были отчасти истреблены, отчасти насильственно онемечены.

Начало письменности у балтийских народов связано с эпохой Реформации, когда появились переводы на прусский, литовский и латышский языки ряда памятников религиозного содержания (катехизисы)..

Балтийские языки настолько близки славянским языкам, что есть предположение о существовании в прошлом балто-славянского языкового союза.

Славянская группа языков принадлежит к индоевропейской семье. По генетической близости современные славянские языки делят­ся на три подгруппы: 1) восточнославянскую (сюда относятся русский, белорусский и украинский языки), 2) западнославянскую (это — польский, чешский, словацкий, серболужицкий), 3) южнославянскую (болгарский, маке­донский, сербохорватский, словенский).

Языковая общность восточных славян возникает в VIII—IX вв., когда славянская речь переходит отделения на диа­лектные зоны к делению на самостоятельные языки и когда возни­кает древнерусский язык, который в X—XI вв. становится пись­менным. До VIII в. существовали славянские племена и диалекты, которые не имели еще деления на языковые зоны. Поэтому употреб­ление терминов «восточные славяне», как и «западные славяне» и «южные славяне», для обозначения славянских племен глубокой древности является условным. «Применительно к VI—VII вв. и особенно к еще более раннему времени,— пишет Ф. П. Филин,— эти термины могут обозначать лишь географические, а не этноязы­ковые понятия, конкретное этноязыковое содержание они должны получать, когда речь идет о более позднем времени».

Южнославянские языки распадаются на две группы—болгаро-македонскую и сербохорватско-словенскую.

Языки индоевропейской языковой семьи изучены в большей сте­пени, чем языки других семей. Индоевропейские языки проявляют свое родство достаточно четко. Родственные отношения обнаружива­ются четко и среди семитских, тюркских, финно-угорских языков.

Генетическая близость проявляется не столь ясно у языков других семей — индейских, африканских, папуасских. Наряду с этим существуют широко распространенные семьи (ин­доевропейская, китайско-тибетская, малайско-полинезийская, се­мито-хамитская, дравидская) и отдельные языки, например япон­ский и корейский.

Алтайские языки. Алтайские языки объединяют по сути три семьи (или ветви) языков — тюркские, монголь­ские и тунгусо-маньчжурские. Материальная общность алтайских языков обнаружена при сопоставительном изучении лексики и отчасти морфологии; однако являются ли они ареальной и типологической общностью или генетической — это составляет сейчас серьезную историко-лингвистическую проблему. Не опреде­лено генетическое место японского и корейского языков.

На тунгусо-маньчжурских языках говорят народ­ности Восточной Сибири и Дальнего Востока, Северо-Восточного Китая. Тунгусо-маньчжурские языки де­лятся на две группы — тунгусскую, к которой принадлежат языки эвенкийский (тунгусский), эвенский (ламутский), негидальский, и маньчжурскую (амурскую), к которой принадле­жат языки маньчжурский, нанайский (гольдский), удэгейский, ульчский, орочский. Тунгусо-маньчжурские языки по морфологи­ческой классификации относятся к суффиксально-агглютинатив­ным.

Мертвыми письменными языками являются маньчжурский лите­ратурный язык и чжурженьский язык. Маньчжурский литератур­ный язык был создан в XVI в. на основе монгольского письма; он претерпел в области лексики сильное влияние монгольского и ки­тайского языков. На литературном маньчжурском языке велась официальная и частная переписка, делались переводы художествен­ной литературы (с китайского), проводилось обучение. Однако по­скольку образованные слои общества и феодальная верхушка гово­рили на китайском языке, литературный язык ограничил свои функ­ции и стал книжно-канцелярским.

Монгольские языки делятся на две группы — се­верную (монгольский, бурятский, калмыкский языки) и юго-восточную (дагурский, дунсянский, монгорский, баоньский языки). Языки юго-восточной группы — бесписьменные, языки первой группы имеют письменную форму. Монгольский письменный язык возник в начале XIII в. и пережил в своей истории три пери­ода — древний, средний (XV — половина XVII в.) и классический (XVII — первая четверть XX в.). Как древний, так и классический письменные языки значительно отличаются от всех наречий и диа­лектов монгольских племен и современных языков и диалектов.

Тюркские языки — самая многочисленная и разнооб­разная группа алтайских языков. Среди тюркских языков есть мертвые — такие, как булгарский, хазарский, половецкий, огузский, староузбекский. Древнейшая письменность была создана на основе арабского, затем латинского; с 1938—1939 гг. письменность на основе русского алфавита (за исключением турецкого).

Тюркская семья языков делится на две группы — западную и восточную. Западнотюркские языки в свою очередь под­разделяются на четыре подгруппы — булгарскую (сейчас она представлена чувашским языком), огузскую (сюда отно­сятся гагаузский, туркменский и трухменский, турецкий (осман­ский) и азербайджанский языки, кыпчакскую (такие языки, как татарский и башкирский, караимский, кумыкский и карачаево-балкарский, ногайский, каракалпакский, казахский) и карлукскую (представленную сейчас узбекским и уйгурскими язы­ками).

Восточнотюркские языки делятся на две подгруппы: уйгуро -тукюйскую [сюда относятся тувинский и карагасский, якут­ский, хакасский, шорский, кюэрикский (язык чулымских татар), камасинский (кангаласский) и сары-уйгурский] и киргизо-кыпчакскую (представленную киргизским и алтайским язы­ками).

Узбекский язык как язык народности сформировался в XIV— XVI вв., когда оформилось два основных наречия (северо-западное, или кыпчакское, и юго-западное, или огузское) и был создан старо­узбекский письменный язык, на котором написаны произведения Алишера Навои и историческая проза 3. М. Бабура. До 1927 г. узбеки пользовались арабским алфавитом, в 1928—1938 гг.— алфа­витом на основе латиницы, с 1938 г. узбекская письменность была переведена на русскую графическую основу.

Уральские языки. Уральская семья объединяет финно-угор­ские и самодийские языки. В Сибири распространены также палео­азиатские и кеттский языки.

Финно-угорская (или угро-финская) семья подразде­ляется на четыре группы: прибалтийско-финскую (это финский, эстонский, карельский, вепсский, ижорский, а также водский и ливский языки), пермскую, волжскую, к которой принад­лежат марийские (лугово-восточный и горно-марийский) и мордов­ские языки (эрзянский и мокшанский), и группу угорских (обско-угорских), охватывающую венгерский, мансийский и хантыйский языки. Отдельный язык саамов (лопарей), живущих в Норвегии, Швеции, Финляндии и на Кольском полуострове, бли­же всего прибалтийско-финским языкам. Наиболее распростра­ненным финно-угорскими языками являются венгерский и эстонский.

Палеоазиатские языки. Так принято называть генетически и типологически неоднородные языки малых народностей Сибири. Считают, что эти народности представляют собой остатки древних обитателей Сибири, которые во времена тюрко-монгольского наше­ствия были частично ассимилированы, частично вытеснены в Север­ную Америку, и только отдельные островки сохранились в совре­менной Сибири. Так, из кетско-асанской группы (кетский, коттский, арийский, асанский) сохранились сейчас только енисейские остя­ки, пользующиеся кетским языком (генетические связи его не опре­делены).

Наблюдается и типологическое различие. Агглютинация у од­них языков суффиксальная, у других — префиксально-суффиксаль­ная, встречается и инфиксация. Одни палеоазиатские языки — инкорпорирующие, другие нет; у одних имеются эргативные пред­ложения, у других нет.

Основными группами палеоазиатских языков являются: чукотско-камчатская (чукотский, корякский, алютор­ский, керекский, ительменский) и эскимосско-алеут­ская (эскимосский и алеутский). К палеоазиатским языкам примыкают нивх­ский, юкагирский и кетский языки.

Кавказские языки. Их называют также иберийско-кавказскими языками. Они распространены почти исключительно на Кавка­зе, где также широко представлены тюркские и индоевропейские языки. Однако кавказские языки обнаруживают не только ареальную компактность, но и генетические связи и типологическое сход­ство. Общекавказскими типологическими свойствами являются: богатый консонантизм (до 82 согласных), вызванный троичными рядами смычных и аффрикат (звонкие, придыхательные и смычно-гортанные), префиксально-агглютинативный строй.

По разным классификациям насчитывают от 30 до 40 кавказских языков. Историко-генетически кавказские языки делятся на че­тыре группы — картвельскую (южную), адыго - абхазскую (северо-западную), нахскую и дагестан­скую. Картвельскими языками являются грузинский, занский и сванский. К адыго-абхазским языкам принадлежат абхазский, абазинский, адыгейский, кабардинский (кабардино-черкесский) иубыхский. Нахскую группу образуют чеченский, ингушский и бацбийский языки. Наиболее дробной и многочисленной является дагестанская группа, она делится на три подгруппы: аварскую (аварский, андийский, цезский и т. д., всего 14 язы­ков), лакско-даргинскую (лакский и даргинский) и лезгинскую (лезгинский, табасаранский, рутульский, цахурский, агульский и др., всего 10 языков).

Старописьменным кавказским языком является грузинский. Древнее грузинское письмо возникло в V в., с середины XI в. воз­никает новое грузинское письмо. С XII в. формируется новогрузин­ский литературный язык (Шота Руставели «Вепхис-Ткаосани» («Витязь в барсовой шкуре»)). Во второй поло­вине XVIII в. католикос Антоний I и его последователи стали на­саждать искусственные нормы трех стилей. Однако с 60-х годов XIX в. языком литературы был признан единый литературный язык, ориентированный на разговорную речь картли; на нем были созданы образцы новогрузинской поэзии и прозы И. Чавчавадзе, А. Церетели, В. Пшавелы.

Зарубежную Европу населяет около 60 коренных народов, а также множество выходцев из других частей света. Подавляющее большинство населения говорит на германских (Центральная и Се­верная Европа), романских (Западная и Юго-Восточная Европа) и славянских языках (Восточная и Юго-Восточная Европа). В Ев­ропе встречаются кельтские языки, звучит албанская, греческая и цыганская речь. В Европе представлены языки уральской (финский, венгерский), семито-хамитской (мальтийский), алтайской семей. Особое место занимает язык басков — потомков древнейшего на­селения Пиренейского полуострова.

Языки зарубежной Азии. На территории зарубежной Азии, где живет более половины (56%) всего человечества, расселено не­сколько сот народов. Почти 3/4 говорит на языках двух семей — китайско-тибетской и индоевропейской; встречаются здесь и дру­гие большие семьи (малайско-полинезийская, дравидская, алтай­ская, семито-хамитская) и отдельные языки — японский и корей­ский.

Китайско-тибетская семья по числу говорящих за­нимает второе место (после индоевропейской); народы этой семьи живут в основном в Китае и Индокитае. По морфологической клас­сификации данная семья относится к изолирующе-аналитическому типу. Генеалогические связи китайско-тибетской семьи изучены недостаточно.

Китайско-тибетские языки обычно делят на две группы— таи-китайскую и тибето-бирманскую. Таи-китайская группа делится на две подгруппы — китайскую (языки хань и хуэй, т. е. дунганский) и таи-чжуанскую; к ней от­носятся языки: чжуанский, таи (тайский, ранее — сиамский), лаос­ский и др. Китайские ученые выделяют еще подгруппу мяо-яо (языки народностей мяо, яо, шэ и др.). К таи-китайским примыкает вьетнамский язык, хотя он обнаруживает несомненное родство с языком мыонг, образуя вьет - мыонгскую группу. Сре­ди тибето-бирманских языков выделяются подгруппы: тибет­ская, гималайская, бирманская, качинская, ицу и каренская (последняя подгруппа обнаруживает признаки таи-чжуанской группы).

Среди китайско-тибетских языков имеются малые и большие язы­ки, языки бесписьменные и имеющие длительную историческую тра­дицию. Наиболее распространенными являются китайский, бир­манский, тайский (сиамский). Китайский язык имеет значительное диалектное дробление и длительную письменную историю.

Языки Америки. Подавляющее большинство населения Аме­рики говорит на индоевропейских языках — английском, испан­ском, португальском. Это языки европейских завоевателей Амери­ки. На их базе были созданы в XIX—XX вв. литературные языки. Несмотря на варварское истребление ивыселение с родных мест, коренное население — индейские народы сохранили свои языки. Название «индейцы» связано с ошибкой X. Колумба, считав­шего, что открытая им часть света является Индией. До колониза­ции в XVI—XVIII вв. индейцы находились на различных ступенях хозяйственного, общественного икультурного развития. По корне­слову и грамматическому строю языки индейцев весьма разнообраз­ны: встречаются здесь инкорпорирующие (многие юто-ацтекские), агглютинативные (отоми), флективные языки (например, такелми, юма и салина из семьи хока).

Индейские языки Америки (или американские языки) представляют обширный конгломерат отдельных языков и языко­вых групп. По классификации В. Шмидта, насчитывается 109 групп и изолированных индейских языков. Американский языковед Бринтон пытался объединить индейские языки в пять ветвей — северо­атлантическую, северотихоокеанскую, центральную, южнотихо­океанскую июжноатлантическую. Вопрос о взаимном родстве мно­гочисленных индейских языков не решен даже в приблизительном варианте. Поэтому группировки индейских языков носят смешан­ный, генетико-географический характер.

Индейские языки подразделяются на североамерикан­ские, центральноамериканские и южноаме­риканские. Большими группами в Северной Америке явля­ются атапасская (языки апачи, навахо, пуэбло и др.), алгонкинская (языки алгонкинский, оджибве, оттава и др.), сиусская (языки дакота, офо и др.), ирокезская (язы­ки ирокезский, чироки, тускарора и др.), мускогская (языки крикский, семинольский и др.). Наиболее распространены языки и культура апачей и ирокезов.

Большими группами языков Центральной Америки являются языки майя (языки майя, киче, мэм, чоль, хуакстеки и др.), отоми (языки отоми, сапотекский, миштекский и др.) и ацтек­ская (юто-ацтекская — языки: ацтекский (науа), хопи и др.). Ац­теки и майя, как и другие индейские народы,— создатели доколумбовых цивилизаций, в том числе иероглифической письменности майя с которой связаны письмена соседних с майя народов Мек­сики — ольмеков, сапотеков, тольтеков и ацтеков.

Большими группами языков Южной Америки являются к ечуа (кичуа), тупи-гуарани (языки тупи, гуарани и др.), аймара, арауканская (мапуче, языки индейского насе­ления Чили — арауканов, диагитов и др.), аравакская и пано (языки индейцев Перу и Колумбии), чибча (языки муиска, куна, таламанка и др.).

Кечуа — крупнейший индейский народ Америки. Сейчас кечуа составляют большинство населения трех государств Южной Амери­ки — Перу, Боливии и Эквадора. В середине XV в. инки, объеди­нившись с родственными племенами кечуа, аймара и другими пле­менами Андийского нагорья (мочика, пукина и др.), образовали государство инков со столицей Куско. Общегосударственным стал язык кечуа; язык и культура кечуа были усвоены объединенными племенами; инки создали древнюю культуру и узелковое письмо кипу. С первой половины XVI в. Испанские завоеватели, обладая огнестрельным оружием и лошадьми, захватили и уничтожили

государ­ство инков, частично закабалив, а частично уничтожив индейские племена. Язык инков мертв; инки растворились в народности кечуа, которая при более благоприятных исторических условиях могла бы превратиться в современную нацию. Сейчас литературными язы­ками являются гуарани (второй официальный язык Парагвая), ке­чуа и отчасти аймара.

Языка Африки. Этот континент многоязычен. Наряду с ев­ропейскими и азиатскими здесь обнаруживаются собственные язы­ки, которые изучены еще недостаточно. Американский лингвист Дж. Гринберг языки Африки группирует в семьи: семито-хамитскую (афро-азиатскую), готтентото-бушменскую (койсанскую), нигер-конго, шари-нильскую, нило-сахарскую и нигер-кордофанскую. Лингвист Д. А. Ольдерогге выделяет три основные собственно африканские языковые семьи: 1) семито-хамитскую, 2) зинджскую, 3) готтентото-бушменскую.

Семито-хамитская семья делится на три груп­пы — семитскую, берберскую и кушитскую. К семитской группе относятся языки: арабский, амхарский (самый распространенный язык Эфиопии), иврит (государственный язык Израиля) и др. К берберским относятся: кабильский, тамазигский, шлёхский и другие языки и наречия Южного Марокко, Сахары, Мавритании. Кушитские языки — галла, сомали, афар, каффи и др. Мертвыми семито-хамитскими языками являются аккадский (с на­речиями вавилонским и ассирийским), финикийский, эфиопский, ливийский, а также древнеегипетский и коптский.

Близок к семито-хамитским язык хауса — язык народности За­падного Судана (Нигерии и Нигера). Лексический состав хауса пест­рый: имеются корни семитс-хамитские, но есть и корни иного про­исхождения; сейчас появилось много слов английского происхож­дения. Еще до появления европейцев в Судане язык хауса имел письменность на арабской основе; сейчас она заменена письмен­ностью на латинской основе. К языку хауса примыкают языки: баде, котоко, маса, муби, бура, тера и др. Язык хауса сравнитель­но широко распространен как второй у соседних народов.

Языки банту охватывают почти четверть населения Африки. Эти языки являются агглютинативными с элементами флективности. Они делятся на семь групп: северо-западную (языки дуала, фанг и др.), северную [языки ганда (луганда), руанда и др.], группу реки Конго [языки конго, монго, нгала (лингала) и др.], центральную (языки луба, бемба, тонга и др.), восточную (языки ньямвези, суахили и др.), юго-восточную (языки зулу, коса, сото и др.), запад­ную (языки мбунду, соли и др.).

Суахили (суахели) — самый распространенный язык семейства банту: на нем говорит около 40 млн. чел., т. е. почти половина всех банту. На суахили имеются старинные поэмы и сказания. Характер­ной грамматической особенностью суахили и всех языков банту является агглютинативный синтетизм, возникший на основе префик­сального оформления именных классов, т. е. деления существитель­ных на названия людей, животных, растений, вещей и т. п. Напри­мер, префиксом класса вещей является ki-: kiti — стул; он сопро­вождает все слова предложения: Kite kite kimeanguka (буквально: стул он — тот он — он упал).

К языкам банту примыкает группа языков, которая получила наименование — языки полу-банту, или бантоидные языки. Они делятся на три подгруппы — восточную, цент­ральную (языки гур или моси-груси) и западную (атлан­тическую). К восточной подгруппе относятся языки тив (мунги), нсо, катаб и др.; к центральной — языки сенуфо, лоби, моей (море), груси, гурма и др.; к западной — языки волоф, фуль (фула), киси и др.

Гвинейские языки (или языки к в а) принадлежат к изолирующему типу. Языками ква являются акан, ибо (игбо), йоруба, эве и др. Народы акан составляют этническое ядро форми­рующейся ганской нации; в основу литературно-письменного языка был положен диалект аквапим. К языкам ква примыкают языки кру (бете, бакве и др.) и иджо. Нилотские языки — это языки племен и народностей среднего и верхнего Нила: нубийский язык, динка, нуэр, бари, сук (покот) и др.

Языка Австралии и Океании. Эта часть света состоит из материка Австралии и большого числа островов центральной и юго-западной части Тихого океана. Острова эти называются Океанией. Географически и этнографически Океания делится на четыре час­ти — Меланезию (в ее состав входит один из крупнейших островов мира — Новая Гвинея), Микронезию, Полинезию и Новую Зелан­дию. Население Австралии и Океании состоит из трех групп — европейцев, азиатов и аборигенов. По языку аборигены делятся на две разные семьи — австронезийскую (малайско-полинезийскую) и папуасскую.

Австронезийская семья объединяет четыре группы языков — индонезийскую (малайскую), полинезийскую (11 языков, среди них — маорийский, гавайский, самоанский), меланезийскую (например, язык фиджийцев) и микронезийскую (например, язык гилбертцев). К индо­незийским примыкает мальгашский язык; он является (наряду с французским) государственным языком Мальгашской республики на острове Мадагаскар.

Самой распространенной и наиболее изученной является индо­незийская группа языков. Она охватывает около 100 народов Индо­незии, 40 народов Филиппин и ряда других островов. Это язык таких народов, как яванцы, суидаыцы, мадурцы, малайцы, тагальцы, висайцы и многих других.

Наибольшее распространение получил язык малайцев острова Суматра — индонезийский (или малайский). Выдвижение этого языка на передний план объясняется историческими условиями. Суматра была центром государственных объединений и торговли в VII и XIII—XV вв. До XIII в. малайский язык имел алфавит, вос­ходящий к индийскому; приняв в XIII в. ислам, малайцы перешли на арабскую графику; в первой половине XIX в. она была заменена латинской. Словарный состав малайского языка, кроме исконных слов — корневых или образованных аффиксацией или словосложе­нием, содержит большое количество древних санскритских и совре­менных индийских, китайских, вьетнамских, голландских, а также русских слов. Когда в 1945 г. на территории бывшей голландской колонии было образовано свободное государство Юго-Восточной Азии, малайский язык был признан государственным языком Индо­незийской республики. Правительственное внедрение единого ин­донезийского государственного языка способствует сближению на­родностей (яванцев, сундов и мадурцев), а также племенных групп (например, батакских).

Папуасские языки — это не-австронезийские языки Новой Гвинеи, Западного Ириана (часть Индонезии) и некоторых других островов Меланезии. Все папуасские языки бесписьменные; число их очень велико, и языки и диалекты не определены достаточ­но четко, причем число говорящих на языке во многих случаях не более тысячи. Наиболее распространенными папуасскими языками являются: хаген (медлпа), чимбу (куман), хули, камано, абелам (маприк), нгалум, сиане.

Многочисленность языков и в то же время малочисленность каж­дого из них говорит о более древнем состоянии папуасских языков, которые к тому же все являются бесписьменными. В школьном об­учении используется язык дани; в 1967 г. на Новой Гвинее было все­го четыре аборигена с высшим образованием.

История свидетельствует, что число языков уменьшается, пле­менные языки превращаются в языки народностей, а затем и наций. Однако процесс развития языков и объединения диалектов совер­шается медленно, и современное человечество продолжает оставать­ся многоязычным.

2) Типологическая Классификация языков возникла на основании данных морфологии независимо от генетической или пространственной близости, опираясь исключительно на свойства языковой структуры. Типологическая Классификация языков стремится охватить материал всех языков мира, отразить их сходства и различия и при этом выявить возможные языковые типы и специфику каждого языка или группы типологически сходных языков. Современная типологическая Классификация языков опирается на данные не только морфологии, но и фонологии, синтаксиса, семантики. Основанием для включения языка в типологическую Классификация языков является тип языка, то есть характеристика основополагающих свойств его структуры. Однако тип не реализуется в языке абсолютно; реально в каждом языке представлено несколько типов, то есть каждый язык политипологичен. Поэтому уместно говорить, в какой степени в структуре данного языка наличествует тот или иной тип; на этом основании предпринимаются попытки дать количественную интерпретацию типологической характеристики языка. Основной проблемой для типологической Классификации языков является создание описаний языков, выдержанной в единой терминологии и опирающихся на единую концепцию языковой структуры и системы непротиворечивых и достаточных критериев типологического описания. Наиболее принята следующая типологическая К. я.: изолирующий (аморфный) тип — неизменяемые слова при грамматической значимости порядка слов, слабое противопоставление значимых и служебных корней (например, древнекитайский, вьетнамский, йоруба); агглютинирующий (агглютинативный) тип — развитая система однозначных аффиксов, отсутствие грамматических чередований в корне, однотипность словоизменения для всех слов, принадлежащих к одной части речи, слабая связь (наличие отчётливых границ) между морфами (например, многие финно-угорские языки, тюркские языки, языки банту); флектирующий (флективный) тип объединяет языки с внутренней флексией, то есть с грамматически значимым чередованием в корне (семитские языки), и языки с внешней флексией, фузией, то есть с одновременным выражением нескольких грамматических значений одним аффиксом (например, руками — творительный падеж, множественного числа), сильной связью (отсутствием отчётливых границ) между морфами и разнотипностью склонений и спряжений (в некоторой степени — сомали, эстонский, нахские языки); в древних и некоторых современных индоевропейских языках сочетаются внутренняя флексия и фузия. Ряд типологов выделяет также инкорпорирующие (полисинтетические) языки, где имеются «слова-предложения», сложные комплексы: в состав глагольной формы включаются (иногда в усеченном виде) именные основы, соответствующие объекту и обстоятельствам, субъекту, а также некоторые грамматические показатели (например, некоторые языки индейцев Америки, некоторые палеоазиатские и кавказские языки). Эту типологическую К. я., в основе своей морфологическую, нельзя считать окончательной главным образом из-за её неспособности отразить всю специфику отдельного языка с учётом его структуры. Но в ней содержится в неявной форме возможность её уточнения путём анализа др. сфер языка. Например, в изолирующих языках типа классического китайского, вьетнамского, гвинейских наблюдаются односложность слова, равного морфеме, наличие политонии и ряд др. взаимосвязанных характеристик.

 

Темы семинарских занятий

Перечень вопросов, заданий, упражнений, предлагаемый к каждому из семинаров, – это максимум, который наиболее полно охватывает сформулированную в теме семинара лингвистическую проблему. Объем реально проделываемой работы определяется, с одной стороны, задачами, которые ставит перед группой преподаватель, с другой - уровнем подготовки студентов.

Семинар 1. Общее представление о строении науки о языке.

Термины: Язык; синхрония и диахрония; сравнительно-историческое, ареальное,… Вопросы к семинару:

Семинар 3. Функции языка; язык и речь.

Функции языка; метаязык; речевая деятельность. Вопросы к семинару: 1. Назовите ведущие функции языка и дайте их определение.

Семинар 4. Система и структура языка; языковые единицы и уровни.

 

Термины:

Система, структура; фон / фонема, морф / морфема; парадигма и синтагма.

Вопросы к семинару:

1. Назовите основные единицы языка и соответствующие языковые уровни. По каким принципам они выделяются?

Темы сообщений (для самостоятельной подготовки):

1. Фердинанд де Соссюр.

2. А.А. Реформатский.

Задания и упражнения:

1. Даны написания: “Без гаду ниделя”, “биз дома”, “бизь дела”, “бис фкусу”, “бись тибя”, “биш шума”, “биж жира”, “бищ щасьтья”. Охарактеризуйте их:

а) с точки зрения системы письма,

б) с точки зрения фонетических позиций и процессов.

Приведите аналогичные примеры.

2. Приведите примеры слов, с которыми вступают в парадигматические и синтагматические отношения русские слова дом, книга, линия.

 

 

Семинар 5. Фонетика и фонология.

фонема; ассимиляция, диссимиляция; аккомодация; фонетическое ударение; редукция; фраза, такт, интонация, логическое ударение. Вопросы к семинару: 1. Какова природа звуковых признаков, составляющих артикуляционный аспект и акустический аспект звуков речи?

Семинар 6. Грамматический строй языка.

Термины: Словоформа, морфема, граммема, грамматическая категория (общие и частные,… Вопросы к семинару:

Семинар 7. Лексикология.

Термины: Лексикология; лексическое значение, сигнификат, денотат/референт;… Домашнее задание:

Семинар 8. Языки мира.

 

Термины:

Генеалогическая классификация языков, сравнительно-исторический метод, индоевропейская семья языков (все входящие в нее ветви и отдельные языки), синтетический и аналитический строй.

Вопросы к семинару:

1. Какие языки называют “мертвыми”? Какие мертвые языки Вы знаете? Что дает их изучение?

2. Как устанавливается общность или различие происхождения языков?

3. В каких странах распространен английский язык? Где он является государственным? Назовите языки одной с ним группы. Ответьте на те же вопросы относительно французского и немецкого языков.

Темы сообщений (для самостоятельной подготовки):

1. Происхождение языка.

Семинар 9.

1. Подвижное или неподвижное ударение в словах: бок, стог, нога, спина, овца, гроза, волк, сосна, стена, борона, коза, изба? Разделите их на группы… 2. Следующие слова образуют тематическую группу, но одно из слов выпадает из… 3. Какое грамматическое время представлено в следующих примерах с глаголом пойти?

Трудящимся людям

Стоглазое зарево Рвется с пристани… На основании чего Вы делаете такой вывод?