Реферат Курсовая Конспект
ПРЕДАТЕЛЬСТВО - раздел Образование, Патрик Несс Вопрос и ответ Поступь хаоса – 2 (Виола) Мэр Прентисс Стоит На Ступе...
|
(Виола)
Мэр Прентисс стоит на ступенях.
Властелин этого города, этого мира.
Стоит с широко раскинутыми руками.
Как будто это – плата.
Но смогу ли я ее заплатить?
Обниму всего раз, думаю я. (да что ты?)
Я делаю шаг вперед… (всего разочек)
И он обхватывает меня руками.
Я пытаюсь не окаменеть от его прикосновений.
– Я не успел тебе сказать, – шепчет он мне на ухо, – мы нашли на болоте твой разбившийся корабль. И твоих родителей.
С моих губ срывается всего один всхлип, но я тут же проглатываю слезы.
– Мы похоронили их как полагается. Бедная Виола! Я знаю, как тебе одиноко, и я буду очень рад, если в один прекрасный день смогу заменить тебе…
И тут над РЁВОМ города…
Одна особенно громкая мысль взмывает над всеми остальными, подобно стреле…
Стреле, запущенной в меня…
Виола! – кричит она, лишая мэра дара речи…
Я оборачиваюсь…
И там, в каких‑то десяти метрах от меня, верхом на лошади…
Он.
Это он.
Это он.
– ТОДД! – Я с криком бросаюсь к нему.
Он стоит рядом с лошадью, как‑то странно держа руку, и я слышу грохочущее в его Шуме Виола! и немножко боли, и пронизывающее все его мысли смятение, но в моей собственной голове такая каша, а сердце колотится так громко, что я не могу толком ничего разобрать.
– ТОДД!!! – Я подбегаю, а его Шум открывается еще шире и словно окутывает меня одеялом, и я хватаю его и прижимаю к себе, прижимаю так крепко, словно никогда больше не отпущу.
Он вскрикивает от боли, но второй рукой все равно обнимает, обнимает, обнимает…
– Я думал, ты умерла, – говорит он, дыша мне в шею, – ох, господи, Виола, я так боялся, что ты умерла…
– Тодд, – твержу я, не в силах вымолвить ничего, кроме его имени. – Тодд, Тодд!
Он охает, и его Шум так громко взрывается болью, что я чуть не слепну.
– Твоя рука… – Я отстраняюсь.
– Сломана, – выдыхает он, – там…
– Тодд? – Мэр стоит прямо за нами и строго смотрит на Тодда. – Ты сегодня рано.
– Рука! Это спэклы…
– Спэклы?! – вскрикиваю я.
– Перелом, похоже, серьезный, – встревает мэр. – Надо немедленно показать тебя врачу.
– Пусть его вылечит госпожа Койл!
– Виола, – говорит мэр, и я слышу удивление в мыслях Тодда: почему наш заклятый враг так спокойно со мной разговаривает? – Твой лечебный дом слишком далеко. Тодду будет тяжело туда добраться.
– Я пойду с тобой! Я же теперь ученица!
– Кто? – Шум Тодда воет от боли, как сирена, но он по‑прежнему переводит взгляд с мэра на меня и обратно. – Что происходит? Откуда вы знаете…
– Я все объясню позже, – отвечает мэр, беря Тодда под здоровую руку, – когда мы тебя вылечим. – Он оборачивается ко мне: – Приглашение на завтра в силе. А сейчас тебе нужно торопиться на похороны.
– Похороны? – не понимает Тодд. – Какие еще похороны?
– Завтра, – строго повторяет мне мэр, уводя Тодда.
– Погодите…
– Виола! – кричит Тодд, вырываясь из хватки мэра, но тут же падает на одно колено от резкой боли – боль эта так отчетливо гремит в его Шуме, что даже солдаты на площади останавливаются, услышав ее.
Я бросаюсь на помощь, но мэр преграждает мне путь.
– Ступай, – говорит он, и по его тону ясно: спорить с ним нельзя. – Я помогу Тодду, не переживай. Иди на похороны и попрощайся с подругой. Завтра Тодд будет как новенький, вот увидишь.
Виола? – снова звучит в Шуме Тодда. Он с таким трудом сдерживает слезы боли, что и говорить уже не может.
– Завтра, Тодд, – громко говорю я, пытаясь разобраться в его Шуме. – Увидимся завтра.
Виола! – опять вопит его Шум, но мэр уже тащит его прочь.
– Вы обещали! – кричу я вдогонку. – Помните, вы обещали!
– Ты тоже, – с улыбкой отвечает мэр.
«Разве?» – думаю я.
А потом они скрываются из виду, как будто ничего и не было.
Но Тодд…
Тодд жив.
Я на минуту пригибаюсь почти к самой земле, пытаясь свыкнуться с этой мыслью.
– С тяжелым сердцем, полным скорби, предаем мы тебя земле…
– Вот. – После слов священнослужительницы госпожа Койл берет мою руку и насыпает в нее немного земли. – Брось это на крышку гроба.
Я недоуменно смотрю на землю:
– Зачем?
– Чтобы каждый принял участие в погребении. – Она показывает мне место среди других целительниц и учениц, собравшихся у могилы.
Мы по очереди проходим мимо, бросая по горсти сухой земли на деревянный ящик, в котором теперь спит Мэдди. Все меня сторонятся.
Кроме госпожи Койл, никто со мной не заговаривает.
Они винят в ее смерти меня.
Я тоже.
На похороны собралось больше пятидесяти женщин: целительницы, ученицы, пациентки. Со всех сторон нас оцепляют солдаты – их куда больше, чем нужно. Мужчины, включая отца Мэдди, стоят по другую сторону могилы. Ничего грустнее, чем скорбящий Шум отца, я в жизни не слышала.
Мое чувство вины усиливается еще и оттого, что в основном я думаю о Тодде.
Вспоминая его Шум теперь, я гораздо яснее чувствую в нем смятение. Представляю, каково ему было увидеть меня в объятиях мэра, услышать его дружеский тон…
Хотя все это объяснимо, я опять чувствую себя виноватой.
Бросаю горсть земли на гроб Мэдди, и госпожа Койл берет меня за руку:
– Пойдем поговорим.
– Он хочет сотрудничать ? – спрашивает госпожа Койл, держа в руках чашку чая.
Мы сидим в моей спальне.
– Да, он восхищается вами.
Она приподнимает брови:
– Вот как он теперь заговорил?
– Знаю, знаю. Звучит странно, но вы бы его слышали…
– О нет, речей нашего президента я наслушалась вдоволь.
Я откидываюсь на спинку кровати:
– Ведь он мог заставить меня выдать ему все сведения о кораблях. Но пока он вообще ни к чему меня не принуждает. – Я отвожу глаза. – Даже разрешил завтра увидеться с другом.
– С Тоддом?
Я киваю. Ее невозмутимое лицо ни капельки не меняется.
– Выходит, теперь ты ему благодарна?
– Нет. – Я растираю лицо ладонями. – Я видела, на что способна его армия. Видела собственными глазами.
Наступает долгая тишина.
– Но? – спрашивает госпожа Койл.
Я не смотрю на нее:
– Но он приказал повесить убийцу Мэдди. Казнь завтра в полдень.
Она презрительно фыркает:
– Конечно, ему ведь ничего не стоит убить еще одного человека, отнять еще одну жизнь! Так, по его мнению, можно решить любую проблему.
– Он вроде бы искренне говорил.
Госпожа Койл косится на меня:
– Еще бы! Надо же впечатление произвести. – Она понижает голос: – Он не президент Нового света, а король вранья, дитя мое. Он будет врать до тех пор, пока все вокруг ему не поверят. Дьявол горазд на выдумки, тебя разве мама не учила?
– Он не считает себя дьяволом. Он считает себя солдатом, выигравшим войну.
Она внимательно смотрит на меня:
– Политика умиротворения – вот как это называется. Скользкая дорожка, имей в виду.
– Что это значит?
– Это значит, что ты готова потакать врагу и сотрудничать с ним. Ты лучше присоединишься к нему, чем дашь отпор. И это верный способ вечно оставаться в проигравших.
– Да я вовсе не этого хочу! – взрываюсь я. – Я просто хочу, чтобы все закончилось ! Чтобы эта планета наконец стала домом для людей, которые сюда летят. Мы так мечтали о доме! Я просто хочу мира и спокойствия! – В моем голосе уже звучат слезы. – Я не хочу, чтобы кто‑то еще умирал…
Она отставляет чашку, кладет руки на колени и пытливо смотрит мне в глаза:
– Ты действительно хочешь именно этого? Или ты просто готова на что угодно ради своего мальчика?
Мне начинает казаться, что она читает мои мысли.
(потому что я и вправду хочу увидеть Тодда…)
(хочу объяснить ему…)
– О твоей преданности нам речи уже не идет, – продолжает госпожа Койл. – После этой выходки с Мэдди многие убеждены, что от тебя больше вреда, чем пользы.
«Опять она про пользу», – думаю я.
Она тяжело вздыхает:
– Если уж на то пошло, я не виню тебя в смерти Мэдди. Она была уже взрослая и сама принимала решения. Раз она сочла нужным тебе помочь, это ее выбор. – Госпожа Койл привычным жестом отирает лоб. – Виола, я так часто вижу в тебе себя. Даже когда мне это не нравится. – Она встает и собирается уходить. – Знай, пожалуйста, что я тебя не виню. Что бы ни случилось.
– В каком смысле?
Но она уходит, не сказав больше ни слова.
Вечером устраивают так называемые поминки: все обитатели дома пьют некрепкое пиво, поют песни, которые любила Мэдди, и рассказывают о ней всякие истории. Конечно, многие плачут, включая меня, – горше слез просто не бывает.
Но завтра я увижу Тодда.
И это единственное, что сейчас меня радует.
Я слоняюсь по лечебному дому, перехожу от одной компании целительниц или учениц к другой, слушаю их разговоры. Со мной никто не разговаривает. Коринн сидит одна у окошка, и вид у нее особенно грозный. С тех пор как Мэдди убили, она не проронила ни слова, даже не стала произносить прощальную речь на похоронах. По ее лицу то и дело бегут слезы.
В конце концов пиво берет свое: я набираюсь храбрости и подхожу к ней:
– Ты не представляешь, как мне…
Даже не дослушав. Коринн встает и уходит.
Ко мне подходит госпожа Койл с двумя стаканами пива в руках. Один дает мне. Мы провожаем Коринн долгим взглядом.
– Не переживай из‑за нее, – говорит госпожа Койл.
– Она всегда терпеть меня не могла.
– Неправда. Просто ей очень тяжело пришлось.
– Как это?
– Пусть она сама тебе как‑нибудь расскажет. Пей.
Я делаю глоток. Пиво сладкое и пшеничное на вкус, пузыри приятно щекочут нёбо. Минуту или две мы сидим и молча пьем.
– Ты когда‑нибудь видела океан, Виола? – спрашивает госпожа Койл.
От удивления я давлюсь пивом.
– Океан?
– Да, на нашей планете всюду океаны, – отвечает она. – Огромные.
– Я родилась на корабле, – говорю я. – А эти океаны видела только из космоса, когда мы приземлялись.
– Значит, ты никогда не стояла на берегу? Волны с грохотом разбиваются о берег, вода тянется до самого горизонта – она синяя, живая и постоянно двигается. Кажется, что океан даже больше, чем чернота наверху, потому что он не пустой. В его глубинах кроются тайны. – Она радостно встряхивает головой. – Если хочешь понять, как ты мала в Царстве Божьем, просто постой на берегу океана.
– Я бывала только на берегу речки.
Она задумчиво выпячивает нижнюю губу:
– Эта река впадает в океан. Он, кстати, не так уж и далеко. Два дня езды на лошади, не больше, а на ядерном автомобиле и за утро можно добраться. Дорога, правда, плохая.
– Значит, есть дорога?
– От нее мало что осталось.
– И куда она ведет?
– Раньше вела к моему дому, – отвечает госпожа Койл, устраиваясь поудобней. – Мы приземлились двадцать три года назад. Построили рыбацкую деревушку, с лодками и всем прочим. Лет через сто там, возможно, появился бы порт.
– Что случилось?
– То же самое, что случилось и со всеми остальными великими планами – они рухнули в первые же годы, не выдержав испытаний. Построить новую цивилизацию оказалось гораздо труднее, чем мы думали. Пока не научишься ходить, приходится ползать. – Она делает глоток пива. – Может, оно и к лучшему. Океаны Нового света, как выяснилось, не очень‑то пригодны для рыбной ловли.
– Почему?
– Ну, например, мимо плавают рыбы размером с лодку и рассказывают, как хотят тебя съесть. А потом съедают.
Я тихо смеюсь. Но сразу вспоминаю, что случилось.
Госпожа Койл заглядывает мне в глаза:
– И все‑таки он очень красивый, океан. На свете нет ничего прекрасней.
– Скучаете по нему? – Я допиваю пиво.
– Океан стоит увидеть однажды, чтобы потом скучать по нему всю жизнь, – говорит госпожа Койл, забирая у меня пустой стакан. – Давай еще принесу.
Ночью мне снятся сны.
Об океане и рыбах, которые хотят меня съесть. Об армиях, проплывающих мимо – под командованием госпожи Койл. О Мэдди, которая берет меня за руку и выводит из воды.
Мне снится гром – единственный оглушительный раскат, от которого небо едва не раскалывается надвое.
Я подскакиваю от страха, а Мэдди только улыбается.
– Скоро я его увижу, – говорю я.
Она смотрит мне через плечо и кивает:
– Да вот же он!
Я оборачиваюсь.
Я просыпаюсь, но с солнцем что‑то не так. Голова тяжелая, как камень, и мне приходится закрыть глаза, чтобы мир вокруг перестал вертеться.
– Так вот что такое похмелье, – говорю я вслух.
– Пиво было безалкогольное, – отвечает Коринн.
Я распахиваю глаза – и зря, потому что на меня отовсюду наползают черные пятна.
– Ты что тут делаешь?
– Жду, пока ты проснешься, чтобы отдать тебя президентским прихвостням.
– Что?!
Коринн встает.
– В чем дело?
– Она тебя усыпила. Подлила настой Джефферса в пиво, а чтобы скрыть запах, добавила немного лакрицы. Вот, она просила передать. – Коринн протягивает мне листок бумаги. – После прочтения сразу уничтожь.
Я беру у нее листок. Это записка от госпожи Койл.
«Прости меня, дитя, но президент – злодей, в этом не может быть сомнений. Война не закончилась. Оставайся на стороне добра, продолжай собирать информацию, продолжай вводить его в заблуждение. С тобой свяжутся».
– Они взорвали витрину магазина и скрылись, – говорит Коринн.
– Что они сделали?! – чуть не кричу я. – Коринн, да что тут творится?
Но она на меня даже не смотрит:
– Я пыталась объяснить им, что они забывают о своем священном долге, что на свете нет ничего важнее, чем жизнь человека – любого человека.
– Здесь есть еще кто‑нибудь?
– Только мы, – отвечает Коринн. – И солдаты, но они ждут тебя на улице, чтобы отвести к президенту. – Она опускает глаза, и я впервые замечаю, что изнутри ее сжигает гнев, лютая ярость . – Уж меня‑то допрашивать будет не красавичик президент.
– Коринн…
– С сегодняшнего дня называй меня госпожа Уайетт, – обрывает она меня. – Если, конечно, мы вернемся сюда живыми, что маловероятно.
– Неужели все ушли? – Я до сих пор не могу в это поверить.
Коринн только бросает на меня злобный нетерпеливый взгляд.
Все ушли.
Она бросила меня одну с Коринн.
Она бросила меня.
И мне теперь самой начинать войну.
– Конец работы –
Эта тема принадлежит разделу:
Вопрос и ответ... Поступь хаоса http oldmaglib comScan tetris OCR ReadCheck Bianconeri...
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов