Реферат Курсовая Конспект
ПРЕЖНИЙ МЭР - раздел Образование, Патрик Несс Вопрос и ответ Поступь хаоса – 2 (Тодд) Мистер Коллинз Тычками И Пин...
|
(Тодд)
Мистер Коллинз тычками и пинками гонит меня вверх по узкой винтовой лестнице без окон – все выше, выше и выше. Когда ноги мне почти отказывают, мы подходим к двери. Он открывает ее, заталкивает меня внутрь, а я валюсь на дощатый пол и со стоном перекатываюсь на бок – руки так занемели, что я даже не могу выставить их вперед и смягчить удар.
Открываю глаза и вижу перед собой тридцатиметровую пропасть.
Мистер Коллинз хохочет, наблюдая, как я пытаюсь отползти подальше от края. Я лежу на мостках шириной в досок пять, закрепленных вдоль стен квадратной комнаты. Посреди нее – огромная дыра с болтающимися внизу канатами. Я смотрю вдоль них и вижу гигантскую звонницу, в жизни таких огромных не видал: два колокола висят на одной балке, и в каждом из них, ей‑богу, можно было бы жить. В стенах башни прорезаны арки, чтобы звон разносился на всю округу.
Я подскакиваю на месте: мистер Коллинз с грохотом захлопывает дверь и гремит ключом в замке – этот звук не допускает даже мысли о побеге.
Я кое‑как встаю и прислоняюсь к стенке, пытаясь восстановить дыхание.
Закрываю глаза.
Меня зовут Тодд Хьюитт, думаю я. Я сын Киллиана Бойда u Бена Мура. Через четырнадцать дней мой день рождения, но я уже мужчина.
Меня зовут Тодд Хьюитт, и я мужчина.
(мужчина, который выболтал мэру ее имя)
– Прости, – шепчу я, – прости.
Через несколько секунд я все же открываю глаза и оглядываюсь. На уровне глаз в стенах проделаны небольшие прямоугольные отверстия, по три с каждой стороны, – сквозь них в комнату падает тусклый пыльный свет.
Я подхожу к ближайшему окошку. Я, как все уже поняли, нахожусь в колокольной башне собора, очень высоко над землей. Прямо передо мной расстилается площадь, где я был только севодня утром – а кажется, что прошла целая вечность. Спускаются сумерки: значит, я валялся без сознания почти весь день, а за это время с ней могли сделать что угодно, мэр мог…
(заткнись, просто заткнись)
Я осматриваю площадь. Она по‑прежнему пуста и безлюдна, на ней царит тишина Бесшумного города, который просто взял и открыл ворота наступающему врагу.
Город, который даже не попытался дать отпор.
Мэр подошел, и они как миленькие вручили ему ключи. Иногда слухи об армии так же эффективны, как сама армия , говорил мне мэр, и кто теперь скажет, что он был неправ?
А мы все это время бежали, бежали из последних сил и как можно быстрее, стараясь не думать, каким будет Хейвен и что нас там ждет, но надеясь увидеть рай, надеясь на спасение.
Надежда есть всегда , говорил Бен.
Но он ошибался. Мы попали не в Хейвен.
Мы попали в Нью‑Прентисстаун.
Я морщусь – в груди больно щемит – и смотрю на запад через площадь, поверх деревьев и молчаливых домов на водопад, который обрушивает свои воды в долину, и на зигзаг дороги, где я сражался с Дейви Прентиссом, а Виола…
Я разворачиваюсь.
Глаза начинают привыкать к темноте, но в комнате все равно ничего нет, кроме мостков и едва ощутимой вони. Канаты висят посреди дыры, примерно в двух метрах от любого края мостков. Я пытаюсь рассмотреть, крепко ли они привязаны к колоколам – зазвонят ли те в случае чего?.. Я вовсю щурюсь в дыру: что же там на дне? Но в темноте ничего не разобрать. Может быть, и голый кирпич.
С другой стороны, два метра – не такое уж большое расстояние. Можно запросто допрыгнуть и по канату спуститься вниз.
Но потом…
– Умно, ничего не скажешь, – доносится голос из дальнего угла комнаты.
Я отшатываюсь, вскидываю кулаки, мой Шум весь ощетинивается. Из темноты встает человек – еще один мужчина без Шума.
Вот только…
– Если ты попробуешь съехать вниз по канатам, которые так маняще болтаются прямо у нас под носом, об этом узнает каждый житель города.
– Вы кто? – В животе все бултыхается от страха, но кулаков я не разжимаю.
– Ну точно. Я сразу понял, что ты не из Хейвена.
Он подходит ближе, и свет выхватывает из темноты его лицо. Я вижу синяк под глазом и разбитую губу. Комперессов на него решили не переводить.
– Я и забыл, какой он громкий… Странно, – бормочет человек себе под нос.
Он невысокого роста, ниже меня – и куда толще, немного старше Бена, но гораздо слабее и мягче. Он весь мягкий, даже лицо какое‑то мягкое… Если понадобится, я запросто его побью.
– Это ты верно подметил.
– Кто вы? – повторяю я.
– Кто я? – мягко повторяет он, а потом повышает голос и с достоинством произносит: – Перед тобой – Кон Леджер, мальчик. Мэр Хейвена. – Он задумчиво улыбается. – Но не Нью‑Прентисстауна. – Глядя на меня, он немного качает головой. – Мы давали лекарство даже беженцам, когда они повалили в наш город.
А потом я вижу, что его улыбка – никакая не улыбка. Он морщится .
– Святый Боже, мальчик мой! – восклицает он. – Какой же ты шумный !
– Я не мальчик, – говорю я, все еще держа кулаки наготове.
– Совершенно не представляю, какое это может иметь значение.
Мне хочется сказать ему десять миллионов самых разных вещей, но любопытство берет верх.
– Так значит, вы действительно изобрели лекарство? От Шума?
– О да, – говорит он, снова морщась, как будто пробует какую‑то гадость. – Это растение местной фауны с естественным нейрохимическим действием… Мы смешали его экстракт с рядом синтетических веществ – и получилось! В Новом свете наконец воцарилась тишина.
– Не во всем Новом свете.
– Это да, – кивает он, поворачиваясь к одному из прямоугольных окошек в стене. Руки у него сцеплены за спиной. – Приготовление лекарства – весьма трудоемкий процесс. И очень долгий. Окончательный вариант удалось синтезировать только в прошлом году, и на это ушло двадцать лет. Однако мы уже изготовили достаточно лекарства для своих нужд и хотели начать производство на экспорт, но…
Он умолкает, решительно глядя на расстилающийся внизу город.
– Вы сдались врагу, – говорю я. Мой алый Шум рвет и мечет. – Как последние трусы.
Он оборачивается: улыбка‑гримаса бесследно исчезла с его лица.
– И почему же, интересно, меня должно волновать мнение какого‑то мальчишки?
– Я не мальчишка! – цежу я, – и неужто кулаки у меня до сих пор стиснуты? О да, еще как.
– Разумеется, мальчишка, – отвечает он. – Ведь мужчина знает, что перед лицом смерти люди порой вынуждены принимать не самые благородные решения.
Я сощуриваюсь:
– О смерти я знаю не меньше вашего, нечего меня поучать.
Он удивленно моргает, читая мой Шум и видя в нем ослепительные вспышки. В следующий миг он вешает голову и опускает плечи.
– Прости меня, – говорит он. – Я вообще-то не такой. – Он кладет руку на лицо и растирает его, морщась от прикосновений к синяку под глазом. – Вчера я был добрым и милостивым мэром чудесного города. – Он словно смеется над какой‑то шуткой, понятной только ему. – Но это было вчера.
– Сколько жителей в Хейвене? – спрашиваю я, не давая ему закрыть тему.
Он поднимает голову:
– Малыш…
– Меня зовут Тодд Хьюитт, – говорю я. – Можете называть меня мистер Хьюитт.
– Он обещал нам новую жизнь…
– Даже я знаю, что он все врет. Сколько здесь человек?
Он вздыхает:
– Включая беженцев, три тысячи триста.
– Армия Прентисстауна втрое меньше, – говорю я. – Вы могли победить.
– Васнавном это женщины и дети. Простые фермеры.
– В других городах женщины и дети тоже сражались. Женщины и дети умирали .
Он подходит ближе, его лицо искажено гневом.
– Да, а женщины и дети этого города умирать не будут! Потому что я заключил с Прентиссом мир!
– Хорош мир! Этот мир вам лицо разукрасил и губу разбил.
Он смотрит на меня еще секунду, а потом обреченно фыркает:
– Слова мудреца из уст деревенщины. – И отворачивается к окошку.
Тут я замечаю какой‑то низкий гул .
Вопросительные знаки наполняют мой Шум, и не успеваю я раскрыть рот, как мэр – да, мэр, прежний мэр, отвечает:
– Верно, ты слышишь меня.
– Вас? Но как же лекарство?
– А ты бы стал лечить поверженного врага?
Я облизываю губы.
– Так он возвращается? Шум?
– О да. – Мэр снова поворачивается ко мне. – Если не принимать лекарство ежедневно, он очень скоро вернется. – Он отходит в свой угол и медленно садится.
– Обращаю твое внимание, что туалета здесь нет. Примите наши извинения за неудобства…
Я смотрю на него, и мой Шум по‑прежнему красный, разгневанный и полон вопросов.
– Это ведь ты, правильно я понимаю? – спрашивает он. – Ради тебя всех городских жителей разогнали по домам, чтобы новый президент мог встретить тебя верхом на коне?
Я не отвечаю, зато мой Шум все выдает.
– И кто же ты, Тодд Хьюитт? – спрашивает мэр. – Почему ты такой особенный?
А вот это, думаю я, очень хороший вопрос.
Ночь наступает быстро и как‑то сразу. Мэр Леджер с каждой минутой говорит все меньше, а дергается все больше – и наконец, не выдержав, начинает расхаживать туда‑сюда по мосткам. Все это время его гул становится громче, такшто в итоге, даже если бы мы захотели поговорить, нам бы пришлось кричать.
Я стою у стены и смотрю, как на небе появляются первые звезды и долину накрывает ночь.
Я думаю и одновременно стараюсь не думать, потому что от мыслей все нутро скручивается, горло сдавливает и меня начинает тошнить. Или того хуже: на глаза наворачиваются слезы, а потом уж тошнит.
Потому что она где‑то там.
(пожалста будь там)
(пожалста пусть с тобой все будет хорошо)
(пожалста )
– Тебе обязательно все время так шуметь ? – взрывается мэр Леджер. Я поворачиваюсь к нему и уже хочу сказать что‑нибудь резкое в ответ, когда он вздыхает и извиняется: – Я не такой. – Он опять начинает теребить свои пальцы. – Неприятно, когда тебя так внезапно лишают лекарства.
Я снова смотрю на Нью‑Прентисстаун: в домах начинают загораться огни. За весь день я не увидел на улицах ни единой живой души, все сидят по домам – наверное, это приказ мэра.
– Значит, и там сейчас то же происходит? Со всеми?
– Что ты, у жителей есть личные запасы, – отвечает мэр Леджер. – Правда, рано или поздно Прентисс все заграбастает.
– Да уж, когда придет армия, это не составит ему никакого труда.
Луны начинают свой неспешный путь по небосводу. В их ярком свете можно разглядеть весь Нью‑Прентисстаун, и я вижу блестящую реку, пронзающую город насквозь, а дальше – пустые поля, за которыми поднимаются отвесные скалистые утесы: северная стена долины. Река и дорога уходят дальше на восток, к неизведанным горам и долам, а город постепенно сходит на нет. На юг устремляется другая дорога, почти не мощенная: она вьется между зданий и домов, потом скрывается в лесу и, наконец, поднимается на высокий холм с раздвоенной верхушкой.
Вот и весь Нью‑Прентисстаун.
Приют для трех тысяч трехсот людей, которые попрятались по домам и сидят тихо как мышки. Словно их и нет вовсе.
Ни один не отважился поднять руку, чтобы попытаться спастись от наступающего врага. Они понадеялись, что чудовище их не сожрет, если они будут смирными и слабыми.
Вот куда мы бежали столько дней…
Я замечаю на площади какое‑то движение, мелькнувшую тень – но это лишь собака. Домой, домой, домой, разбираю я едва слышный Шум. Домой, домой, домой.
Собакам неведомы людские заботы.
Собаки могут быть довольны жизнью даже в самые скверные времена.
Минуту я пытаюсь восстановить дыхание, проглотить слезы и ком в горле.
Не думать о своем псе.
А когда я снова поднимаю глаза, то вижу вовсе не собаку.
Он едва держит голову и идет через площадь рядом со своей лошадью, копыта цокают по мостовой, а когда он подходит ближе, даже сквозь громоподобный гул , исходящий от мэра Леджера, – не знаю, как я севодня буду спать, – я различаю это.
Шум.
В тишине затаившегося города разносится его Шум.
И он, несомненно, слышит мой.
Тодд Хьюитт? – думает он.
Чувствую: его лицо расползается в улыбке.
– Конец работы –
Эта тема принадлежит разделу:
Вопрос и ответ... Поступь хаоса http oldmaglib comScan tetris OCR ReadCheck Bianconeri...
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: ПРЕЖНИЙ МЭР
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов