ОТЦЫ И СЫНОВЬЯ

(Тодд)

 

– Он не сказал тебе, чего хочет? – спрашивает Дейви.

– Мы с ним только при тебе разговариваем, не заметил?

– Да брось, ушлепок, вы же в одном здании живете!

Мы едем в министерство Вопросов, заходящее сонце освещает конец нашего рабочего дня. Мы заклеймили двести женщин. В городе работают еще две команды во главе с мистером Морганом и мистером О’Харой, и говорят, что не заклейменных женщин почти не осталось. Правда, раны заживают на людях куда медленней, чем на овцах и спэклах.

Я поднимаю глаза к сумеречному небу, и тут до меня доходит.

– А ты ‑хо где живешь?!

– Спросил, надо же! – Дейви подстегивает Урагана – Желудя. Тот на несколько секунд переходит на легкий галоп, но потом снова замедляет шаг. – Мы уже пять месяцев вместе работаем.

– Ну, а спрашиваю я сейчас.

Шум Дейви немного жужжит. Он не хочет отвечать, это ясно.

– Можешь не…

– Над конюшней, – говорит Дейви. – В малюсенькой каморке. На полу один матрас… и вечно конским дерьмом воняет.

Мы едем дальше.

– Вперед, – ржет Ангаррад.

– Вперед, – отвечает ей Ураган.

Тодд , думает Ангаррад.

– Ангаррад, – говорю я.

С тех пор как четыре дня назад Дейви принес мне дневник моей ма, мы с ним об этом не разговаривали. Ни словом не перекинулись. Если в его или моем Шуме случайно появляется какая‑нибудь мысль о дневнике, мы оба делаем вид, что не обращаем внимания.

Но вапще разговаривать мы стали больше.

Я начинаю гадать, каким бы вырос я, если б моим отцом был мэр. А я – сыном, от которого одни разочарования. Тоже, наверно, спал бы в конюшне.

– Я очень стараюсь, – говорит Дейви, – но разве ему угодишь?

Я не знаю ответа и поэтому молчу.

 

Мы привязываем лошадей к главным воротам. Иван снова пытается поймать мой взгляд, но я на него не смотрю.

– Тодд, – окликает он, когда мы проходим мимо.

– Для тебя он мистер Хьюитт, рядовой, – фыркает Дейви.

Я иду дальше. Мы выбираем тропинку покороче и подходим к дверям министерства. Они тоже охраняются, но мы без промедлений идем мимо, по бетонному полу – все еще голому, все еще ледяному, – прямиком в знакомую наблюдательную комнату.

– А… мальчики, входите! – здоровается с нами мэр, отворачиваясь от зеркального стекла.

За ним, на Арене Вопросов, стоит мистер Хаммар в резиновом фартуке. Рядом – голый, вопящий от боли мужчина.

Мэр нажимает кнопку, и крик тут же замолкает.

– Как я понимаю, маркировка проведена? – радостно спрашивает он.

– Насколько нам известно, да, – отвечаю я.

– А это кто? – спрашивает Дейви, показывая на мужчину.

– Сын террористки, подорвавшейся на собственной бомбе, – говорит. – Дурачок, не пожелал бежать вместе с матерью. Теперь мы пытаемся выяснить, что ему известно.

Дейви поджимает губы:

– Но раз он не сбежал, значит…

– Вы оба проделали огромную работу, – перебивает его мэр, сцепляя руки за спиной. – Я очень доволен.

Дейви улыбается, и его Шум розовеет.

– Но опасность близка, как никогда, – продолжает мэр. – Нам наконец удалось расколоть одну террористку, пойманную еще во время атаки на тюрьмы. – Он бросает взгляд на Арену. Мистер Хаммар почти целиком загораживает собой происходящее, видны только ноги допрашиваемого мужчины, которые сводит судорогой от боли. – Прежде чем отдать Богу душу, о чем мы глубоко скорбим, она успела сказать нам, что, судя по частоте последних бомбежек, в ближайшие дни «Ответ» перейдет к решительным действиям. Возможно, это случится уже завтра.

Дейви косится на меня. Я не свожу глаз с голой стены за спиной мэра.

– Мы их разобьем, естественно, – говорит мэр. – Раздавим, как мошку. Их армия так мала по сравнению с нашей, что сражение не займет больше дня.

– Покажем им, па! – воодушевленно кричит Дейви. – Мы готовы, ты же знаешь!

Мэр улыбается – улыбается родному сыну. Шум у Дейви такой розовый, что стыдно смотреть.

– Я повышаю тебя, Дэвид, – говорит мэр. – Отныне ты военный, отныне ты – сержант Прентисс.

Лицо и Шум Дейви буквально взрываются довольной улыбкой.

Он смачно выругивается, как будто нас тут нет.

– Ты станешь первым помощником капитана Хаммара и вместе с ним поскачешь в бой – вы поведете за собой первую волну, – продолжает мэр. – Как ты и хотел, тебя ждут настоящие сражения.

Дейви буквально сияет от гордости:

– Вот это я понимаю! Спасибо, па!

Мэр поворачивается ко мне:

– А ты отныне – лейтенант Хьюитт.

Шум Дейви резко меняется.

– Лейтенант?!

– С первой минуты боя ты будешь моим личным телохранителем, – продолжает мэр. – Пока я командую войсками и слежу за ходом битвы, ты будешь защищать меня от любых опасностей.

Я молчу и все смотрю на голую стену.

Я – круг, круг – это я.

– Вот так замыкается круг, Тодд, – говорит мэр.

– Почему ты сделал лейтенантом его? – спрашивает Дейви, скрипя и лязгая Шумом.

– Лейтенант – офицерское звание, – спокойно и ласково отвечает мэр. – А вот сержант – солдатское. Стань ты лейтенантом, тебе бы опять не пришлось сражаться, а ты так об этом мечтал.

– А‑а… – Глазки Дейви бегают от меня к отцу: он пытается понять, дурачат его или нет.

У меня на этот счет вапще никаких мыслей.

– Не стоит благодарности, лейтенант, – поддразнивает меня мэр.

– Спасибо, – говорю я, не сводя глаз со стены.

– Зато тебе не придется делать того, что противоречит твоей природе, – продолжает он. – Не придется убивать.

– Если, конечно, никто не захочет напасть на вас, – замечаю я.

– Совершенно верно, если никто не захочет напасть на меня. Это проблема, Тодд?

– Нет, – отвечаю я. – Нет, сэр.

– Превосходно.

Я смотрю сквозь зеркало. Голова допрашиваемого безвольно свесилась набок, с приоткрытых губ свисает слюна. Мистер Хаммар сердито стягивает перчатки и бросает их на стол.

– Мне невероятно повезло, – тепло говорит мэр. – Я добился своей цели: вернул жизнь на этой планете в нужное русло. Вот уже через несколько дней, а может быть и часов, я уничтожу террористов. А когда прибудут переселенцы, их встретит с распростертыми объятиями гордый и справедливый властитель Нового света, нового мира…

Он поднимает руки, как будто ему не терпится скорее раскрыть объятия.

– Надеюсь, вы будете рядом со мной. – Он протягивает руки к нам. – Вы оба.

Дейви, розово сияя, хватает отца за ладонь.

– Я прибыл в этот город с одним сыном, – говорит мэр, все еще призывая меня взять другую, свободную руку. – Но обрел здесь второго.

Его рука нетерпеливо замерла в воздухе и ждет, когда я ее возьму.

Ждет, когда ее пожмет второй сын.

 

– Поздравляю, лейтенант Ушлепок, – фыркает Дейви, запрыгивая в седло.

– Тодд? – окликает меня Иван, покидая свой пост. Я тоже залезаю на Ангаррад. – Можно тебя на минутку?

– Он теперь твой начальник, – говорит ему Дейви. – Если не хочешь рыть ямы для нужников, называй его «лейтенант».

Иван делает глубокий вдох, как бы беря себя в руки:

– Очень хорошо, лейтенант , можно мне с вами поговорить?

Не спешиваясь, я смотрю на него сверху вниз. Шум Ивана разрывается от ярости, обиды за раненую ногу и открытого желания при первом удобном случае отомстить мэру. Он как будто бахвалится этим передо мной.

– Лучше держи это при себе, – говорю я. – Мало ли кто услышит.

Я дергаю поводья, и мы уезжаем прочь. В спину мне летит Шум Ивана. Я не обращаю на него никакого внимания.

Я ничего не чувствую, мне плевать.

 

– Он назвал тебя сыном, – говорит Дейви, глядя строго вперед, на сонце, опускающееся за водопад. – Стало быть, мы теперь братья.

Я молчу.

– Надо отметить, что ли?

– Где? – спрашиваю я. – Как?

– Ну, мы же теперь офицеры, а, брат? У офицеров должны быть привилегии. – Он смотрит на меня искоса, Шум горит ярким пламенем, и в нем – знакомые по старому Прентисстауну картинки.

Голые женщины.

Я хмурюсь и посылаю ему в ответ картинку голой женщины с железным обручем на руке.

– Подумаешь!

– Ты больной.

– Нет, брат, я теперь сержант Прентисс . Жизнь налаживается!

Он хохочет и хохочет. Ему так хорошо, что отчасти его настроение передается и мне. Мой Шум немного светлеет, хотя я и не просил.

– Ой, да брось, лейтенант Ушлепок! Ты что, до сих пор сохнешь по той девчонке? Уже сто лет прошло! Подыщем тебе новую подружку.

– Заткнись, Дейви.

– Заткнись, сержант Дейви. – Он опять смеется. – Ладно, ладно, сиди дома, читай свою книжку… – Он резко умолкает. – Ой, слушай, извини, я не хотел… Я забыл.

И, как ни странно, он говорит это искренне.

Наступает тишина, в которой его Шум опять вспыхивает каким‑то мощным чувством, которое он старательно прячет…

Из‑за которого ему…

И тут он говорит:

– Знаешь… – Я уже вижу, что он сейчас предложит, и просто не могу это вынести. Я умру, если он скажет это вслух. – Хочешь, я тебе почита…

– Нет, Дейви, – выпаливаю я. – Спасибо, но нет.

– Точно?

– Да.

– Ну, мое дело предложить. – Его Шум снова светлеет и расцветает при мысли о новом звании, женщинах и нашем родстве.

Всю дорогу до города он радостно насвистывает какую‑то дурацкую мелодию.

 

Я лежу на матрасе спиной к мэру Леджеру, который, как обычно, уминает ужин. Я тоже ем, но при этом гляжу на мамин дневник, который вытащил из‑под подушки и положил на одеяло.

– Народ готовится к последнему удару «Ответа», – говорит мэр Леджер.

Я не отвечаю. Как всегда перед сном, пробегаю пальцами по прохладной кожаной обложке и нащупываю прорезь, оставшуюся от ножа.

– Ходят слухи, что ждать осталось недолго.

– Мне все равно. – Я открываю дневник. Под обложкой по‑прежнему прячется сложенная вчетверо карта Бена. Похоже, Дейви даже не потрудился открыть книжку. Она немного пахнет конюшней – теперь‑то я знаю, где она побывала, – но это по‑прежнему дневник, дневник моей мамы.

Моей мамы. Слова моей ма.

Вот, ма, что стало с твоим сыном…

Мэр Леджер громко вздыхает.

– Они ударят прямо по нам, между прочим, – говорит он. – Надеюсь, на тебя можно рассчитывать? Ты откроешь мне дверь?

– Помолчите хоть пять секунд, а? – Я переворачиваю первую страницу и вижу первую запись, сделанную моей ма в день моего рождения. Страница полна слов, которые мне когда‑то читали вслух…

(читала она…)

– У меня ведь ни ружья, ни ножа. – Мэр Леджер встал и снова смотрит в окна. – Я совершенно безоружен.

– Не бойтесь, я не дам вас в обиду. А теперь помолчите, ради бога…

Я все еще лежу к нему спиной, смотрю на первые слова моей ма, написанные ее собственной рукой. Я знаю, о чем там говорится, но все же пытаюсь прочесть.

М‑О… Мой. Н‑Е… Не… Н‑А‑Г‑Л‑Я… Ага, ненаглядный. Мой ненаглядный, значит. А последнее слово «сын», его я севодня уже слышал.

Я вспоминаю протянутую руку мэра.

И как я ее взял.

Мой ненаглядный сын.

– Я ведь предлагал почитать тебе вслух, – говорит мэр Леджер, не в состоянии сдержать стон при звуке моего неумело читающего Шума.

Я резко оборачиваюсь:

– Просил же, заткнитесь!!!

Он виновато поднимает руки:

– Ладно, ладно, как скажешь. – Он садится и добавляет тихо, но язвительно: – Лейтенант.

Я сажусь. Выпрямляюсь:

– Что‑что?

– Ничего. – В глаза он мне не смотрит.

– Я вам не рассказывал! Ни словом не обмолвился.

– Я в твоем Шуме прочел.

– Неправда! – Я вскакиваю на ноги. Потому что он врет. Этим вечером я только и думал, что о дневнике моей ма. – Откуда вы знаете?

Он поднимает глаза, но сам ничего не говорит, а его Шум пытается что‑то сказать…

И не может.

Я делаю шаг к нему.

В этот миг лязгает замок, и к нам входит мистер Коллинз.

– К тебе посетители, – говорит он мне и вдруг замечает мой разъяренный Шум. – Что стряслось?

– Я никого не жду, – цежу я сквозь зубы, все еще сверля взглядом мэра Леджера.

– Это девчонка, – добавляет мистер Коллинз. – Говорит, ее прислал Дейви.

– Черт! Я же сказал ему.

– Да мне‑то что? Девчонка ни с кем не хочет разговаривать, только с тобой. – Он мерзко хихикает. – Хорошенькая, между прочим!

От его тона меня прямо выворачивает.

– Оставьте ее в покое, ясно? Так же нельзя!

– Вопщем, ты тут не слишком задерживайся, а то я за себя не отвечаю. – Он хохочет и закрывает за собой дверь.

Я снова смотрю на мэра Леджера. Шум у меня все такой же взвинченный.

– Я с вами не закончил.

– Да я в твоем Шуме все прочитал, честное слово… – мямлит он, но я уже выбегаю за дверь и запираю ее с обратной стороны.

Топая вниз по лестнице, я думаю о том, как бы увести девчонку подальше от мистера Коллинза, чтобы ей не пришлось терпеть всю эту мерзость. Мой Шум кипит подозрениями и вопросами к мэру Леджеру. Понемногу картина начинает проясняться…

Мистер Коллинз стоит, опершись спиной о стену и скрестив ноги, весь такой расслабленный и улыбчивый. Показывает большим пальцем через плечо.

Я смотрю.

 

И вижу ее.