ТЯЖКИЙ ТРУД - раздел Образование, Патрик Несс Вопрос и ответ Поступь хаоса – 2 (Тодд)
Это Звук И В То Же Время Не ...
(Тодд)
Это звук и в то же время не звук, невозможно громкий – кажется, что барабанные перепонки лопнут, если слушать его ушами, а не просто чувствовать в голове. Все вокруг белеет – при этом ты не просто слепнешь, а заодно глохнешь, немеешь и превращаешься в льдинку. Боль идет откудато изнутри, такшто от нее не защититься – это как жгучая оплеуха прямо по самой твоей душе.
Так вот что чувствовал Дейви, получая затрещины от мэра…
Причем это слова.
Слова.
Как будто все слова разом запихивают тебе в голову, и весь мир орет на тебя: ты ничтожество, ничтожество, ничтожество , и этот вопль вырывает из тебя твои собственные слова, точно волосы, а заодно и кожу сдирает…
Вспышка слов, и я – ничтожество.
Ничтожество.
Ты ничтожество.
Я падаю на землю, и мэр может делать со мной что угодно.
Не хочу даже говорить о том, что происходит дальше.
Половине солдат мэр велит охранять лечебный дом, а остальные тащат меня в собор. По дороге он молчит, а я умоляю его не трогать Виолу и кричу и бьюсь в истерике, обещая выполнить любые его требования, только пусть он не тронет Виолу.
(заткнись, заткнись)
В соборе он снова привязывает меня к стулу.
И велит мистеру Коллинзу прогуляться.
А потом…
Не хочу об этом говорить.
Потому что я плачу, умоляю, твержу ее имя, блюю и снова плачу, и все это так ужасно и так стыдно, что лучше не вспоминать.
А мэр просто молчит. Нарезает круги по залу и молча слушает мои вопли, мои мольбы.
Но прежде всего – слушает мой Шум.
А я убеждаю себя, что кричу, воплю и молю с одной целью – скрыть в Шуме ее слова, уберечь ее, не открыть мэру самого главного. Я уговариваю себя кричать и молить как можно громче, чтобы он не услышал.
(заткнись)
Вот что я себе говорю.
И больше об этом – ни слова.
(черт, да заткнись же!)
Когда я возвращаюсь в башню, мэр Леджер не спит и ждет меня. Хотя я почти не соображаю, мне всетаки приходит в голову мысль, что без Леджера тут не обошлось. Но он так искренне взволнован и приходит в такой искренний ужас от моего вида, что я просто медленно оседаю на кровать и не знаю, что думать.
– Они даже входить не стали, – говорит он у меня за спиной. – Коллинз молча открыл дверь, быстро оглядел комнату и тут же запер меня снова. Как будто знал.
– Да, – говорю я в подушку. – Конечно, знал.
– Я тут ни при чем, Тодд, – тут же добавляет он, читая мои мысли. – Клянусь! Я бы никогда не стал помогать этому человеку.
– Да оставьте меня в покое! – бормочу я.
И он оставляет.
Уснуть не получается.
Я горю.
Горю от понимания, как легко меня поймали в ловушку, как легко оказалось использовать Виолу против меня. Горю от стыда за то, что плакал под пытками (заткнись). Горю от боли новой разлуки, ведь мы поклялись друг другу не расставаться, и от ужаса перед неизвестностью – что с ней теперь будет?
Мне плевать, что будет со мной.
Наконец встает сонце, и я узнаю, какое мне назначили наказание.
– Вперед, ушлепок!
– Заткнись, Дейви.
Наша новая работа – сгонять спэклов в группы и отправлять на строительство новых зданий на территории бывшего монастыря. В этих зданиях они будут жить зимой.
Наказание заключается в том, что я работаю вместе с ними.
А Дейви всем заправляет.
И у него новенькая плетка.
– Давай! – кричит он, охаживая меня ею по плечам. – За работу!
Я резко оборачиваюсь – все тело болит и горит огнем.
– Еще раз ударишь меня этой штукой, глотку порву!
Он улыбается во все зубы, его Шум ликует.
– А ты попробуй, мистер Хьюитт!
И смеется , гад.
Я опять берусь за лопату. Спэклы в моей группе не сводят с меня глаз. Я не спал всю ночь, пальцы сводит от утренней стужи, и я, не выдержав, ору на них:
– За работу!
Они перецокиваются друг с другом и снова начинают копать землю голыми руками.
Все, кроме одного, который смотрит на меня чуть дольше остальных.
В ответ я смотрю на него, мой Шум клокочет и шипит от ярости. Он не обращает на это внимания, изо рта поднимается пар, в глазах вызов. Он показывает мне запястье, как бы представляясь – можно подумать, я не знаю, кто он, – и продолжает неспешно работать.
1017‑й – единственный, кто нас не боится.
Я беру лопату и со всех сил вонзаю в землю.
– Ну что, нравится? – окликает меня Дейви.
Я вставляю в свой Шум пару ласковых.
– О, моя мать давнымдавно умерла, – отвечает он. – Как и твоя. – Грубый смех. – Интересно, в жизни она была такой же болтуньей, как и в своем дурацком дневничке?
Я выпрямляюсь, мой Шум полыхает красным.
– Дейви…
– А то в дневничке прям несет!
– Когда‑нибудь, Дейви, – выплевываю я, чувствуя, как от моего раскаленного Шума почти дрожит воздух, – я с тобой такое сделаю…
– Что же, мальчик мой? – спрашивает мэр, въезжая в ворота на Морпете. – Вашу ругань с дороги слышно. – Он поворачивается к Дейви: – А ругаться – не работать.
– Они у меня работают, па! Еще как работают! – Дейви кивает на участки.
Это правда. Всех спэклов поделили на несколько команд по десять и двадцать человек и равномерно распределили по монастырским владениям – кто‑то разбирает внутренние каменные перегородки, кто‑то копает землю. Остальные разносят выкопанное по другим участкам. Моя группа уже почти закончила рыть траншею под фундамент первого здания. Я работаю лопатой. Спэклам приходится копать голыми руками.
– Неплохо, – говорит мэр. – Очень хорошо.
Шум Дейви так раздувается от гордости, что мне за него стыдно. Никто на него не смотрит.
– А ты как, Тодд? Как идет твое утро?
– Умоляю, не трогайте ее, – говорю я.
– Умоляю, не трогайте ее! – передразнивает меня Дейви.
– Последний раз повторяю, Тодд, – говорит мэр, – я не собираюсь причинять ей вред. Я только хочу поговорить с ней. И планирую сделать это прямо сейчас.
Мое сердце чуть не выпрыгивает из груди, Шум вскидывается.
– О, ему не нравится , па! – говорит Дейви.
– Тихо, – осаживает его мэр. – Тодд, ты еще не захотел мне что‑нибудь рассказать? Чтобы мой визит к Виоле прошел как можно быстрее и безболезненней для всех?
Я сглатываю.
А мэр просто смотрит на меня, смотрит в мой Шум, и у меня в голове складываются слова «Прошу, не трогайте ее» , сказанные моим и его голосом одновременно. Они пролезают во все щели, суются туда, куда не просят, пытаются открыть запертые двери, перевернуть все камни и пролить свет на то, что должно оставаться в тени, прошу, не трогайте ее , – снова и снова, такшто в конце концов меня прямо подмывает сказать (океан), я уже сам хочу отпереть эти двери (океан), хочу выполнить все его требования, потому что он прав, прав по всем статьям, и кто я такой, чтобы сопротивляться…
– Она ничего не знает, – дрожащим голосом повторяю я, почти задыхаясь.
Мэр выгибает бровь:
– Ты чем‑то взволнован, Тодд? – Он подъезжает поближе. Сдавайся , говорит Морпет. Дейви видит, что все внимание мэра обращено на меня, и даже издалека я слышу ревность в его Шуме. – У меня есть одно верное средство от волнений, Тодд.
Он смотрит мне в глаза.
Все темы данного раздела:
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
– Шум тебя выдает, Тодд Хьюитт.
Голос… из темноты…
Проморгавшись, я открываю глаза. Вокруг сплошные тени и размытые пятна, все кружится, кровь кипит в жилах, в гол
ПРЕЖНИЙ МЭР
(Тодд)
Мистер Коллинз тычками и пинками гонит меня вверх по узкой винтовой лестнице без окон – все выше, выше и выше. Когда ноги мне почти отказывают, мы п
НОГА НА ШЕЕ
(Тодд)
Наступило следующее утро, и у подножия колокольной башни быстро и шумно возвели дощатую сцену с микрофоном. Постепенно к ней подтягиваются мужчины Н
Я ЖИВ! слышу я. ЖИВ, ЖИВ; ЖИВ, ЖИВ!
Мистер Коллинз заталкивает в комнату мэра Леджера.
И вытягивается по струнке, завидев начальника.
– Новую постель получите завтра, – говорит мэр Прентисс, все еще глядя на меня. –
НОВАЯ ЖИЗНЬ
(Тодд)
Выясняется, что утром моим главным поводом для беспокойства становится вовсе не Дейви Прентисс. Я на него и не смотрю.
Это лошадь.
Я – круг, круг – это я.
Отчетливый, словно колокольный звон, голос мэра сплетается у меня в голове с моим собственным голосом, он как будто говорит прямо в моем Шуме. От неожиданности я чуть не падаю с лошади. Даже Дейви
НА СТРОЙКЕ НОВОГО МИРА
(Тодд)
Моя первая мысль – развернуться и убежать. Бежать, бежать и никогда не останавливаться.
– Хотел бы я на это посмотреть, – говорит Дейви, ст
ВИОЛА ПРИХОДИТ В СЕБЯ
(Виола)
Успокойся, дитя.
Голос…
Голос из света.
Я открываю глаза и часто‑часто моргаю. Все вокруг такое ослепительно‑
РАЗНЫЕ СТОРОНЫ
(Виола)
Ведет его госпожа Койл. Лицо у нее еще суровей, чем всегда, лоб нахмурен, губы поджаты. Хоть мы виделись всего раз, я прекрасно понимаю, что она оч
ГОСПОЖА КОЙЛ
(Виола)
– Кораблей всего шесть, – говорю я, лежа в кровати. Говорю уже в третий раз за эти долгие‑долгие дни – дни без Тодда, дни, когда я понятия не
НОВАЯ УЧЕНИЦА
(Виола)
– Но ведь рабство – это очень плохо, – говорю я, складывая повязку пополам.
– Целительницы всегда были против. – Госпожа Койл ставит очере
ВОЙНЕ КОНЕЦ
(Тодд)
– Севодня твоя очередь засыпать яму, – говорит Дейви, бросая мне канистру с известью.
При нас спэки никогда выгребной ямой не пользуются, н
Я – круг, круг – это я.
Фраза звенит у меня в голове, доносится прямо из сердцевины моей души.
Я подпрыгиваю от неожиданности.
– Почему я вас слышу, вы ведь приняли лекарство? – вопрошаю я.
Он т
В ДОМЕ БОЖЬЕМ
(Виола)
– Это ужасно. Мою скорбь не передать словами.
Я отказываюсь принимать чашку корнеплодного кофе из его рук.
– Прошу тебя, Виола. –
СПАС ТЕ ЖИЗНЬ
(Тодд)
– Надо их пронумеровать, – говорит Дейви, вытаскивая с монастырского склада тяжелый мешок и швыряя его на землю. – Это наша новая работа.
В
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
(Виола)
Мэр Прентисс стоит на ступенях.
Властелин этого города, этого мира.
Стоит с широко раскинутыми руками.
Как будто это – п
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
(Тодд)
– Ядерное топливо, сэр, смешивают с сухой глиной до абразования пасты…
– Я знаю, как сделать фугас, полковник Паркер, – говорит мэр, осматр
О». Просто «О».
– Как он мог отправить нас к спэклам на следующий же день после бунта? – ворчит Дейви по дороге к монастырю.
Если честно, мне тоже до сих пор не верится. Дейви еле ходит, д
ВТОРАЯ БОМБА
(Виола)
Солдаты ждут до середины дня и только потом забирают нас с Коринн. Ее приходится почти силком отрывать от оставшихся больных, а потом нас отводят в
Я – круг, круг – это я.
Эти слова извиваются в моем мозгу, будто червяки в яблоке.
Снова и снова, прямо внутри меня.
– Что это значит? – еле выговариваю я, потому что от тяжести этих слов мне трудно даже
ЖИТЬ И БОРОТЬСЯ
(Виола)
После того как мэр и его солдаты уводят Тодда, меня начинает бить такая истерика, что Коринн в итоге приходится вколоть мне успокоительное – правда
ТО, ЧЕГО ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ
(Виола)
– Слезьте с меня!
Она залепляет мне рот рукой и давит, придавливает меня к земле всем своим весом.
– Перестань орать, – шипит она
ЧТО‑ТО БУДЕТ
(Виола)
– Насос как новенький. Хильди!
– Спасибо, Уилф. – Я вручаю ему поднос с горячим свежим хлебом, от него так и пышет жаром. – Отнесешь это Д
ТЮРЕМНЫЕ СТЕНЫ
(Тодд)
– Неплохо, – говорит мэр, сидя верхом на Морпете, – особенно для неквалифицированной рабочей силы.
– Мы бы еще больше успели, – говорит Дей
Тепло, думает она. Жеребенок
– Ангаррад, – отзываюсь я.
Лошади – не домашние питомцы, и большую часть времени у них в голове творится черте что, безумие прямо, но зато теперь я знаю: если хорошо с ними обращаться, они
Я – круг, круг – это я.
Хватаюсь рукой за висок:
– Как вы это делаете?
– Шум можно использовать, Тодд, – говорит он, – если ты достаточно владеешь собой. А первый шаг к такой внутренней десцеплине – мое
Я – круг, круг – это я.
На сей раз эти слова повторяет мой собственный голос.
– Я так многому хочу тебя научить, – говорит он и уходит, даже не пожелав спокойной ночи.
Я хожу вдоль стен к
РОКОВАЯ НОЧЬ
(Виола)
– Мне нужна твоя помощь, – говорит госпожа Лоусон, стоя в дверях кухни.
Я показываю ей перепачканные мукой руки:
– Вообще‑т
НАША НОВАЯ ЖИЗНЬ
(Тодд)
– Это лишь затишье перед бурей, не давайте им себя одурачить, – говорит мэр, стоя на помосте.
Его голос гремит из динамиков, стоящих по угл
ИСКУССТВО ЗАДАВАТЬ ВОПРОСЫ
(Тодд)
Женщина привязана к железной раме: руки задраны вверх и чуть заведены назад.
Она как будто собралась нырять.
Только на лице у нее
Яблоко, говорит она в ответ, трогая его зубами. Тодд, говорит она, а потом вопросительно: Тодд?
– Ты тут ни при чем, девочка, – шепчу я, гладя ее по носу.
Мы стоим невдалеке от ворот, которые все еще охраняет Иван, все еще пытаясь поймать мой взгляд. Я слышу, как он тихо повторяет мо
ЖЕЛЕЗНАЯ ЛЕНТА
(Виола)
Только я запустила таймер и повернулась к госпоже Брэтит – сказать, что все готово и можно уходить, – как из кустов за нашими спинами вываливается
ЦИФРЫ И БУКВЫ
(Тодд)
Дни тянутся один за другим. Каждый день – хуже предыдущего.
– Всех‑всех? – спрашивает Дейви отца. В его Шуме звенит плохо скрываемая
ПОСЛЕДНИЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ
(Виола)
Я прячусь за деревом; сердце едва не выпрыгивает из груди.
В руке – пистолет.
Я прислушиваюсь к хрусту веток, звукам шагов, – сло
ОТЦЫ И СЫНОВЬЯ
(Тодд)
– Он не сказал тебе, чего хочет? – спрашивает Дейви.
– Мы с ним только при тебе разговариваем, не заметил?
– Да брось, ушлепок, вы
ПОСЛЕДНИЙ ШАНС
(Виола)
– Оставьте нас, – велит Тодд мужчине, который меня впустил. При этом он не сводит с меня взгляда.
– Говорил же, хорошенькая! – усме
Я – круг, круг – это я.
– Тодд? – Я уже могу протянуть руку и дотронуться до него. – Тодд, посмотри на меня.
Он поднимает голову, и горе утраты в его Шуме так велико, что я словно стою на краю пропасти: вот‑
ВИОЛЕ ЗАДАЮТ ВОПРОСЫ
(Тодд)
– ОТПУСТИТЕ ЕЕ!!!
Я барабаню кулаками по стеклу, но оно все не бьется, как бы сильно я не колотил.
– ОТПУСТИТЕ ЕЕ!!!
Мой
ПОРАЖЕНИЕ
(Виола)
Я слышу, как Тодд входит в зал – впереди летит его Шум, – но головы не поднимаю.
– Виола? – говорит он.
Я не смотрю на него.
ЛЕЙТЕНАНТ
(Тодд)
Когда мы с Иваном уходим по коридору, я чувствую на своей спине взгляд Виолы. Она сомневается, можно ли ему доверять.
Я, если честно, тоже.
МАРШ К СОБОРУ
(Виола)
– Ты это серьезно сказала? – спрашивает Тодд, затягивая седельные ремни. Он говорит очень тихо и смотрит только на свои руки. – Про то, что у мэра
ТВОЙ ЗАКЛЯТЫЙ ВРАГ
(Тодд)
Над моим плечом пролетает первый Шумовой удар – в сторону вооруженных солдат проносится пуля из слов, звуков и картинок. Я отшатываюсь и мигом падаю
Я – круг, круг – это я.
– Хватит! – доносится откудато издалека крик Виолы.
Мэр кладет руку мне на плечо.
– Ты мог бы стать моим сыном, Тодд Хьюитт, – говорит он. – Моим единственным и настоящим наследни
НИЧТО НЕ МЕНЯЕТСЯ, МЕНЯЕТСЯ ВСЕ
(Виола)
Тодд мгновенно вскакивает со стула и встает между мной и мэром. Его Шум полыхает красным и белым – так громко и яростно, что мэр невольно пятится.
СУДЬБА ДЕЙВИ ПРЕНТИССА
(Тодд)
Это корабль.
Клятый корабль, ей‑богу.
– Твои люди, – говорю я Виоле.
Она качает головой – не возражая мне, а просто
КОНЕЦ ИГРЫ
(Виола и Тодд)
– Тодд! – Выстрел грохочет где‑то слева от моего уха, стирая собой весь мир и оставляя в нем только страх за Тодда, только вопрос – жи
Жеребенок, отчетливо доносится до меня, и через обломки к нам пробирается конь Дейви, твердя без конца жеребенок жеребенок жеребенок.
Жеребенок Тодд слышу я издалека, и за Желудем выходит Ангаррад. Они встают рядышком.
– Вперед, – ржет Ангаррад.
– Вперед, – отзывается Желудь.
– Полный в
НАЧАЛО ТРЕТЬЕЙ КНИГИ
Мэр приходит в себя раньше, чем я успеваю связать ему руки.
Он стонет; из него так и прет самый обыкновенный Шум, какого раньше я от него не слышал. Но теперь он потерял бд
Морпет, думает она, сдавайся.
– Вот‑вот! – говорю я, гладя ее по морде. – Пусть сдается.
Она игриво тычет в меня носом раз или два, а потом уходит на задний двор.
Вдалеке снова гремит взрыв. Во мне на се
Новости и инфо для студентов