Морпет, думает она, сдавайся.

– Вот‑вот! – говорю я, гладя ее по морде. – Пусть сдается.

Она игриво тычет в меня носом раз или два, а потом уходит на задний двор.

Вдалеке снова гремит взрыв. Во мне на секунду вспыхивает страх за Виолу. Интересно, далеко она? По идее, уже должна подбираться к «Ответу»…

Я слышу легкое шевеление в Шуме мэра.

– Я же сказал, не сметь!

– А знаешь что, Тодд? – беззаботно спрашивает мэр, точно мы с ним приятно беседуем за вкусным обедом. – Превратить Шум в оружие оказалось несложно. Надо просто как следует завестись и вдарить неприятелю со всей силы. Да, нельзя отвлекаться, да, надо поднапрячься как следует, но в сущности к этому быстро привыкаешь и потом можешь швыряться Шумом сколько угодно. – Он сплевывает кровь, скопившуюся под нижней губой. – Как это было с тобой и Виолой.

– Не смей произносить ее имя!

– Но вот контролировать чужой Шум гораздо сложнее и требует гораздо больше практики. Это как пытаться поднять и опустить разом тысячу рычагов. С некоторыми людьми – обычными людьми – это сделать проще, с другими сложнее. Подчинить себе толпу оказалось на удивление легко. Но чтобы прийти к этому, я тренировался много лет и лишь недавно добился первых заметных успехов.

Я на минуту задумываюсь.

– Мэр Леджер.

– Нет‑нет, – радостно возражает он. – Мэр Леджер сам вызвался помочь! Никогда не доверяй политикам, Тодд. У этих людей нет ничего святого, и верить им нельзя. Он сам захотел рассказывать мне твои сны и передавать твои слова. Нет, мэра Леджера я не контролировал, просто воспользовался его слабостью.

Я вздыхаю:

– Да замолчи уже!

– Я все это к чему, Тодд, – упорствует мэр. – Только севодня мне впервые удалось хотя бы на долю секунды подчинить себе твой разум и почти склонить тебя на свою сторону. Только севодня.

Еще один БУМ вдалеке, еще одно здание, напрасно уничтоженное «Ответом». Армию в такой темноте уже не видно, но она наверняка входит в город по дороге, ведущей прямо сюда.

И ночь уже близко.

– Я знаю, куда ты клонишь, – говорю я. – Я знаю, что натворил, и не пытаюсь свалить вину на других.

– Ты все делал сам, Тодд. – Он не сводит с меня взгляда. – Спэклы. Женщины. Это – твои собственные поступки. Никакого контроля с моей стороны.

– Я знаю, что натворил, – тихо повторяю я, а Шум начинает предостерегающе скворчать.

– Мое предложение еще в силе, – так же тихо говорит мэр. – Я серьезно, Тодд. В тебе есть сила. Я научу тебя ею пользоваться. Мы можем править этим миром вместе.

Я – круг, круг – это я, доносится до меня.

– Это источник силы, – говорит он. – Контролируя свой Шум, ты контролируешь себя. Контролируя себя, ты контролируешь мир.

– Ты убил Дейви . – Я подхожу к нему с винтовкой наготове. – Это у тебя нет ничего святого! И сейчас ты точно заткнешь свой поганый рот.

В этот миг низкий и мощный звук сотрясает небо, словно кто‑то трубит в огромный рог.

Такой звук издал бы Господь, если б захотел привлечь к себе внимание.

 

Лошади на заднем дворе громко ржут. По Шуму жителей Нью‑Прентисстауна проносится волна ужаса. Ровный марш армии на окраине города внезапно сменяется беспорядочным топотом сотен бегущих ног.

Шум мэра ощетинивается.

– Это еще что такое?! – спрашиваю я, озираясь по сторонам.

– Нет! – выдыхает мэр.

И в этом слове – восторг.

– Что? Что это такое? – Я тычу в него винтовкой.

Но он только улыбается и поворачивает голову.

Поворачивает в сторону водопада на западе, в сторону дороги, спускающейся зигзагом к городу.

Я тоже смотрю туда.

На вершине – огни.

Огни медленно идут вниз.

– Ох, Тодд! – восклицает мэр с удивлением и радостью, ей‑богу. – Ох, мальчик мой, что же ты натворил?!

– В чем дело? – спрашиваю я, щурясь в темноту, как будто это поможет мне что‑то разглядеть. – Откуда этот зву…

И снова кто‑то трубит в рог – так громко, что, кажется, небо сейчас сложится пополам.

Нью‑Прентисстаун заливает морем вопросительных знаков – их так много, что и утонуть недолго.

– Скажи, Тодд, – все тем же радостным голосом спрашивает мэр, – что именно ты планировал сделать с армией, когда она прибудет?

– Чего?! – Я морщусь, глаза все еще вглядываются в темноту, где по склону холма ползут зигзагом огни. Но, кроме огней, ничего там не различить.

– Может, ты хотел потребовать за меня выкуп? – весело продолжает он. – Или отдать меня на расправу народу?

– Что это были за звуки? – Я хватаю его за воротник рубашки и встряхиваю. – Неужели переселенцы прибыли? Они хотят нас захватить?

Он смотрит мне прямо в глаза – его собственные глаза ярко блестят.

– Или ты думал, что люди изберут тебя властелином Нового света, который в одиночку поведет их в новое мирное будущее?

– Я и поведу, – шиплю я ему в лицо. – Вот увидишь!

Я отпускаю его и взбираюсь на самую высокую кучу камней. Из домов вокруг начинают выглядывать любопытные – они переговариваются между собой и бегают туда‑сюда.

Что бы это ни было, оно выгнало жителей Нью‑Прентисстауна из домов.

Затылком я чувствую легкое жужжание Шума.

Резко разворачиваюсь, снова беря мэра на прицел, слезаю с кучи и говорю:

– Сказал же, не сметь!

– Я только хотел поддержать беседу, Тодд, – с наигранным невинным удивлением произносит мэр. – Мне очень хочется узнать твои планы на будущее – ты ведь теперь главнокомандующий армии и президент Нового света.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вмазать со всей силы по этим улыбчивым губам.

– Что происходит?! – ору я на него. – Кто идет сюда по холму?

Рог трубит в третий раз, еще громче, чем раньше, такшто все тело отзывается дрожью на этот звук.

И горожане начинают кричать по‑настоящему.

– Залезь‑ка в мой нагрудный карман, Тодд, – говорит мэр. – Там лежит одна твоя вещь.

Я удивленно таращусь на него, пытаясь понять, где подвох, но у него на лице только эта дурацкая ухмылка.

Как будто он снова победил.

Уткнув в мэра дуло винтовки, я свободной рукой лезу к нему в карман. Пальцы нащупывают что‑то твердое и железное. Я вытаскиваю предмет наружу.

Бинокль Виолы.

– Поразительную вещицу они изобрели, – говорит мэр. – Мне прямо не терпится взглянуть, какие еще диковинки везут нам новые переселенцы.

Не ответив, я снова забираюсь на кучу обломков и свободной рукой подношу бинокль к глазам, неуклюже пытаясь включить режим ночного видения. Давненько я не…

Наконец нахожу кнопку.

Тут же перед глазами вспыхивает долина, из темноты выступают зеленые и белые очертания домов и деревьев.

Я поднимаю бинокль выше, к реке, к зигзагу дороги на склоне холма, к ползущим по ней огонькам…

И…

И…

О боже, нет…

Сзади раздается сдавленный смешок привязанного к стулу мэра.

– Да‑да, Тодд! Тебе не чудится!

На минуту я теряю дар речи.

Потому что словами это не описать.

Как?

Как это может быть?

 

К городу движется армия спэклов.

Некоторые из них – те, что в передних рядах, – едут на огромных жутких тварях, закованных в броню и с извилистым рогом на носу. За ними шагает пехота, потому что это вовсе не дружеский поход, о нет, сэр, ничего подобного – по дороге шагают солдаты, все новые и новые ряды показываются на вершине холма.

Солдаты, готовые броситься в бой.

И их – тысячи.

– Но… – с трудом выдавливаю я, – но их же убили! Они все умерли на войне!

– Все, Тодд? – спрашивает мэр. – По‑твоему, жизнь есть только на этом крошечном участке планеты? Как же ты наивен…

Огни на склоне оказались факелами, закрепленными на спинах тварей, – горящими факелами, которые освещают путь армии. В их свете видны копья, луки и булавы.

Каждый солдат вооружен.

– О да, мы разбили спэклов, – говорит мэр. – Убивали их тысячами и в конечном итоге очистили территорию на много миль вокруг. Хотя они значительно превосходили нас численностью армии, мы были лучше вооружены и умели воевать. Мы выгнали их с этих земель и велели никогда сюда не возвращаться. Часть пленников оставили, разумеется, – они стали нашими рабами и помогали отстраивать город. По‑моему, это справедливо.

Вот теперь город по‑настоящему РЕВЕТ. Армия мэра остановилась, и я слышу, как жители бегают туда‑сюда и что‑то кричат друг другу – что‑то невразумительное, что‑то испуганное.

Я спускаюсь обратно к мэру и приставляю винтовку к его груди:

– Почему они вернулись? Почему сейчас?!

А он все лыбится.

– Наверно, придумали способ раз и навсегда стереть нас с лица земли. Столько лет прошло – давно пора! Думаю, они просто ждали повода…

– Какого еще повода?! Что мы им…

Я умолкаю.

Геноцид.

Мы перебили всех рабов без остатка.

Груды трупов, похожие на мусорные кучи…

– Вот именно, Тодд, – говорит мэр и кивает, словно мы тут о погоде беседуем. – Подозреваю, это стало последней каплей.

Я опускаю на него глаза, и меня осеняет – как всегда, слишком поздно.

– Это ты сделал! Ну конечно, ты! Убил всех спэклов до единого, а вину свалил на «Ответ»! – Я тычу винтовкой ему в грудь. – Ты хотел , чтобы они вернулись.

Мэр пожимает плечами:

– Я только хотел разделаться с ними окончательно, вот и все. – Он поджимает губы. – Но надо отдать тебе должное – благодаря тебе все произошло гораздо раньше.

– Благодаря мне?!

– Ну да, а как же? Я, можно сказать, подготовил почву. А ты послал им вестника.

– Какого еще вестни…

О нет.

Нет.

Я разворачиваюсь и снова взбегаю на кучу камней. Включаю бинокль.

Их слишком много, и они слишком далеко.

Но он там, верно?

Где‑то в этой толпе.

1017‑й.

О нет.

– Я бы сказал «О да», Тодд, – окликает меня мэр. – Я нарочно оставил его в живых, чтобы ты его нашел. И хотя между вами установились особые отношения , он тебя не очень‑то полюбил, а? Как бы ты ни старался, что бы ни делал, ты все равно оставался для него главным мучителем, и именно твое лицо он показал свои собратьям. – Мэр тихо смеется. – Не хотел бы я сейчас оказаться на твоем месте, Тодд Хьюитт.

Я осматриваюсь по сторонам. На юге одна армия, на востоке другая. А теперь появилась и третья – на западе.

– Вот‑вот, а мы сидим ровно посерединке, – все тем же спокойным голосом говорит мэр и чешет нос о плечо. – Интересно, что подумали те бедолаги с разведывательного корабля?

Нет.

Нет, нет!

Я снова кручусь на месте, как будто могу что‑то увидеть. Увидеть всех, кто идет за мной.

В голове – ураган мыслей.

Что мне делать?

Что мне делать?

Мэр начинает беззаботно насвистывать.

А где‑то там – Виола…

Господи, она там одна…

– Армия, – говорю я. – С ними сразится армия.

– В свободное время, хочешь сказать? – спрашивает мэр, приподнимая брови. – Пока будут отдыхать от боя с «Ответом»?

– «Ответ» встанет на нашу сторону.

– Нашу?

– Они будут биться вместе. Другого выхода нет.

– Ты в самом деле думаешь, что госпожа Койл на это пойдет? – Он улыбается, но я вижу, что ему не сидится – ноги так и пляшут на месте. – Она скорей подумает, что теперь у нее и спэклов – общий враг. Попомни мои слова. Она попробует вступить с ними в переговоры. – Мэр снова ловит мой взгляд. – И что ты будешь делать тогда?

Я тяжело дышу. У меня нет ответа.

– А Виола там совсем одна, бедняжка… – напоминает мне он.

Да.

Она там одна.

И даже ходить не может.

Ох, Виола, что я натворил?!

– Учитывая новые обстоятельства, мой мальчик, ты в самом деле думаешь, что армия изберет тебя новым главнокомандующим? – Он смеется, как будто глупее ничего и придумать нельзя. – Думаешь, они доверят тебе командование?

Я разворачиваюсь и снова поднимаю бинокль. Нью‑Прентисстаун погряз в хаосе. На востоке горят дома и склады. По улицам мечутся перепуганные жители – они бегут от «Ответа», от армии мэра, а теперь еще и от спэклов. Они носятся туда‑сюда, потому что бежать – некуда.

Снова трубят в рог – да так, что в некоторых окнах разлетаются стекла.

Я вижу его в бинокль.

Огромный длинный рог – длиннее четырех спэклов, вместе взятых, – лежит на спинах двух рогатых тварей, и дует в него самый здоровый спэкл, какого мне доводилось видеть, – настоящий великан.

Они уже дошли до подножия холма.

– Не пора ли меня развязать? – спрашивает мэр. В воздухе разносится тихое гудение его Шума.

Я снова наставляю на него винтовку:

– Даже не пытайся меня контролировать!

– Я и не пытаюсь, – отвечает мэр. – Просто мы оба знаем, что сейчас это было бы разумно, не так ли?

Я медлю, тяжело переводя дыхание.

– Я ведь уже бился со спэклами – и успешно. Город это знает. Армия это знает. Вряд ли они захотят списать меня со счетов и пойти за тобой, когда поймут, что им предстоит.

Я все молчу.

– И хотя ты предал меня, Тодд, – продолжает мэр, глядя прямо мне в глаза, – я все еще хочу, чтобы мы сражались вместе. – Он на секунду умолкает. – И победили вместе.

– Я не хочу побеждать вместе с тобой, – говорю я, глядя на него поверх дула. – Ты уже проиграл.

Он согласно кивает.

– Все меняется, и в то же время не меняется ничего.

Неподалеку от собора раздается солдатский марш.

Похоже, одному отряду из армии мэра всё-таки удалось собраться с духом и войти в город. Я слышу, как они идут по улице к главной площади.

Времени совсем мало.

– Я даже не обиделся, что ты меня связал, Тодд, – говорит мэр. – Но тебе придется меня развязать. Только я умею воевать со спэклами.

Виола…

Виола, что мне делать?

– Да, кстати о Виоле, – ласковым и теплым голосом произносит мэр, – она все еще там, одна‑одинешенька. – Он ждет, пока я посмотрю ему в глаза. – Они ее убьют, Тодд. Правда. И ты знаешь, что только я могу им помешать.

Спэклы снова трубят в рог.

На востоке гремит очередной взрыв.

Топот сапог по мостовой приближается.

Я смотрю на мэра:

– Я тебя победил, помни об этом. Победил – и сделаю это снова.

– Ни капли не сомневаюсь, – говорит он.

Но сам улыбается.

ВИОЛА, думаю я прямо в мэра. Он морщится.

– Спасешь ее – сохраню тебе жизнь. Она умрет – умрешь и ты.

Он кивает:

– Договорились.

– А попытаешься меня контролировать или ударить Шумом, я тебя пристрелю, ясно?

– Да‑да, – кивает мэр, – понял.

Я выжидаю еще секунду, но лишних секунд больше не осталось.

На раздумья времени нет.

Весь мир идет сюда, чтобы встретиться в последней битве.

А Виола где‑то там.

Я ни за что и никогда с ней не расстанусь, ясно? Больше никогда!

Прости , думаю я.

Обхожу мэра сзади и развязываю веревки.

Он медленно встает, потирая запястья.

И вскидывает голову, заслышав очередной трубный клич:

– Ну наконец‑то. Больше никаких диверсий, тайных вылазок и шпионских игр. – Мэр поворачивается ко мне, ловит мой взгляд, и в его улыбающихся глазах я различаю проблеск безумия. – Наконец‑то перед нами настоящее дело – то, что делает нас мужчинами, то, для чего мы рождены . – Он потирает руки, и его глаза вспыхивают. – Война.